Текст книги "To Cause a Soul to Crack (ЛП)"

Автор книги: SleepySkeleton

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

– Ну, эм… другой ребенок сказал, что он не сразу стал пылью, – Догго взволнованно переступил с ноги на ногу. – Он был… все еще жив за минуту до того, как мы пришли.

Хорошо, что Догго не мог видеть, как тускнеют огоньки в его глазницах, однако он видел, что скелет соскальзывает по стене на землю.

Догго присел рядом и протянул новое угощение. Санс без задней мысли принял его и сунул в рот, они несколько минут просидели в тишине.

– Так, эм. Доги говорили, что Папирус пропал прошлой ночью. А сейчас у него выходной?

Санс похолодел от вопроса пса, хотя в нем не было ничего удивительного.

– Я… – он закашлялся и вынул косточку изо рта. – Я тоже не много об этом знаю. И не надо мне говорить, что типа ты вообще не в курсе.

– Прости! – проворчал Догго, сморщив нос. – Наверное… просто плохой день.

– Худший, – согласился Санс, постукивая пальцами по колену, его зрачки опять померкли. – Знаешь, не говори Папирусу. Никогда, – он сунул один конец лакомства в рот и снова пожевал его.

– Верно.

Они посидели молча еще несколько минут, а потом Санс внезапно вскочил, заставив Догго взвизгнуть. Черт возьми, он почти забыл, что Папирус думает, будто он до сих пор сидит внизу.

– Слушай, мне надо возвращаться, – сказал он, махнув своему товарищу по службе. – Держись. Я завтра выйду на работу.

– Спокойной ночи, Санс, – ответил Догго, скрестив ноги и закуривая очередное лакомство.

Как только пес отвернулся, Санс коротким путем отправился домой. Оказавшись в гостиной, он сел на диван, откинулся на спинку и позволил звукам телевизора заглушить свои мысли.

Он бы отдал вселенной все, что угодно, только чтобы перестать ненавидеть себя хотя бы на один тайм-лайн.

Примечания

А теперь по традиции каламбуры. Начнем со Сноуи, который на самом деле довольно плохой шутник:

* Чилл спросил, нравится ли ему морковка, а он ответил:

They’re okay. They don’t rot my teeth! (Она нормальная. От нее не гниют мои зубы). Весь смысл в слове rot (гнить), которое имеет смысл «нести вздор». Что-то про то, что морковь не заговаривает ему зубы.

* I’m too cool to rebel (слишком крутой для бунтарства) – созвучие cool и cold (холодный)

* But my dad’s so cold to me (отец так холоден ко мне) – ну, тут все и так очевидно.

* This isn’t very n-ice of you! (не очень мило с твоей стороны) – ice (лед)

А теперь пошутейки от Санеса, которые гораздо тоньше:

*You’ve got-tab-be easy on me (будь со мной полегче) – тут обыгрывается фраза gotta be easy, а tab это счет

* Well, I’ll come clean to ya (буду честен с тобой) – clean – чистота (применительно к вещам в том числе)

* we don’t have the guts (у нас нет внутренностей) – но guts это еще и мужество.

* I’m tear for ya’ (порву за тебя) – tear это слеза, так что одновременно поплачу за тебя. (расплАчусь/расплачУсь… Так себе, конечно, перевод)

*It’s a real treat to talk with you (действительно приятно поговорить с тобой) – treat одновременно удовольствие и глагол рассматривать.

А еще Санс прикольно сокращает слова для смс. Я так не умею))

talk w/ u tonite bhind grillbz

========== Глава 7. Обязанности часового ==========

Примечание:

Потрепанный шарф, случайное нападение, неожиданное знакомство.

Руки Папируса быстро порхали над красной тканью, ритмично втыкая и протягивая сквозь нее иглу. Единственным освещением в комнате служил телевизор, где сейчас крутили один из фильмов Меттатона – робот просто позировал под дождем цветочных лепестков под тихий шепот фоновой музыки. Это в сочетании с дрожащей правой рукой затрудняло работу Папируса.

Через какое-то время руку начало сводить, и он отложил разорванный шарф.

Как бы ему хотелось быть способным поспать больше, чем несколько часов.

Конечно, он пытался, но эта попытка привела лишь к неприятным сновидениям, наполненным запахом золотых цветов, ощущением лоз, извивающихся внутри, и тупой боли в костях. Он проснулся в холодном поту и с ноющим запястьем – последнее благодаря тому, что скелет спал на руке. Похоже, сон сегодня не вариант.

Вздохнув, он опустил взгляд на правое запястье, помассировал его и, закрыв глаза, сосредоточился. Спустя довольно долгое время, зеленое свечение окутало левую ладонь и стекло вниз, медленно облегчая боль в костях. Ему удалось продержать магию несколько секунд, прежде чем отдернуть левую руку, задыхаясь и дрожа.

Лечить самого себя изначально трудное занятие – и совершенно невозможное в бою – но еще труднее, когда твои магические резервы пополняются в час по чайной ложке. Однако он старался вливать немного исцеляющей магии в запястье каждый час или около того – уже лучше, чем ничего. С такой скоростью можно залечить руку к утру.

Если бы только удалось что-то сделать с этим… ощущением.

Оно не оставляло даже после того, как он вымыл все свои кости – ему все еще казалось, что лозы сжимают тело, ползают по нему, снова вдавливают в снег и пачкают землей. Но когда он опускал взгляд к рукам или ногам, то не видел никакой грязи – ее и не могло там быть. Кости были совершенно чисты, но… ощущались определенно иначе.

Вздрогнув, Папирус оторвал взгляд от своих костей и обратил его на шарф. Обычно он мог с легкостью починить его, но не сейчас, при больном запястье и слабом источнике света. Единственное, что мешало включить свет – скелет не хотел разбудить Санса.

…Хотя, кухня находится прямо под комнатой Санса, и свет оттуда не просочится под его дверь.

Подхватив половинки шарфа и швейные принадлежности, он отправился на кухню, где разложил все вещи на столе и щелкнул выключателем. (При свете не проявилось никакой грязи – Санс любезно постирал ткань вместо него). Помассировав запястье несколько минут, Папирус снова приступил к работе, под ярким светом она стала гораздо проще.

Ему не в первый раз приходилось чинить свой шарф: тот был довольно длинным и частенько цеплялся за ветки, хотя в последние годы Папирус старался быть осторожнее. Если бы кто-то присмотрелся к ткани, то заметил бы стежки на местах разрывов, особенно тех, которые остались со времен, когда он только учился шить.

Но ему впервые приходилось сшивать куски шарфа.

Не то чтобы это невозможно – особенно для него – но видеть любимый предмет одежды в таком состоянии было, мягко говоря, неприятно.

Особенно учитывая обстоятельства, которые к этому привели…

Игла воткнулась в палец, и это не было случайностью, Папирус отпустил шарф и вцепился в столешницу дрожащими руками. Закрыв глаза, он сосредоточился на дыхании и тихой музыке, льющейся из гостиной. Вдох… выдох. Вдох… выдох.

Пора возвращаться к работе. Следи за иглой с нитью. Старайся сделать шов настолько незаметным, насколько возможно. Игнорируй боль в запястье. Просто сосредоточься на шитье. Сосредоточься, сосредоточься, сосредоточься.

Пятнадцатиминутное занятие отняло гораздо больше времени, из-за того, что он постоянно прерывался на массаж запястья (и попытки исцелить его), но, наконец, шарф снова был цел. Отложив швейные принадлежности, Папирус расправил ткань дрожащими руками, как будто боясь, что она может снова развалиться от одного неверного движения.

Он осторожно обмотал шарф вокруг шеи и вздохнул от знакомого ощущения мягкой ткани, скрывающей верхние позвонки. Мелочь, но он ощутил себя гораздо безопаснее – не говоря уже о том, что завершение тонкой работы дарило дополнительное облегчение.

Может быть, сейчас он сможет отдохнуть остаток ночи.

Решив убрать швейные принадлежности утром, он оставил их на столе и пошел обратно в гостиную, выключив по пути свет в кухне. Там он плюхнулся на диван, рассеянно гадая, что пропустил в фильме…

На экране прямоугольного робота осыпали желтые лепестки.

Папирус быстро схватил пульт и несколько раз ударил по кнопке питания, телевизор замерцал и потух. Скелет пялился на экран, все еще сжимая пульт, и пытался унять дрожь. Когда это не сработало, он выронил пульт, подтянул длинные ноги к груди и свернулся клубочком, прижав шарф к лицу.

«Просто перестань думать об этом, – прокручивал он в голове, вцепляясь в мягкую ткань. – Ты в порядке. Прекрати думать об этом».

Внезапно запястье свело болезненной судорогой, он с рычанием сжал его другой рукой и преобразовал всю свою магию и силу воли в ярко-зеленую вспышку.

Боль полностью пропала. Как и его энергия.

Со слабым стоном Папирус повалился на бок. Спина, ребра и череп все еще болели, но он ощутил себя еще слабее от одной только мысли попытаться вылечить и их тоже. Рука и нога были здоровы, а шарф – цел, и это уже кое-что. Это уже хорошо. Сегодня произошло что-то хорошее.

Держа это в голове, он, наконец-то, провалился в сон.

В сон, пронизанный желтым, зеленым и серым.

***

Свет, отраженный от желтого бумажного листочка, поприветствовал скелета, когда тот разлепил глазницы.

Папирус решил сесть, но запутался в одеяле, которым не помнил, чтобы накрывался. Выпутавшись, он протер глазницы. Как долго он спал?!

Ему потребовалась пара секунд, чтобы понять, что бумажка и одеяло не появились из ниоткуда, и он потянулся, чтобы подобрать стикер, с удовольствием отметив, что рука больше не болит. Это оказалась коротенькая записка, написанная знакомым почерком:

спи спокойно, бро.

я на работе, пиши, если понадоблюсь.

p.s. шарф отлично выглядит.

Он перечитал записку несколько раз. Подчерк абсолютно точно принадлежал Сансу, но вот слова…

Санс? Добровольно отправился на работу? Без него?

Папирус обнаружил, что задается вопросом, а не попал ли он случайно в альтернативное измерение, как в том научно-фантастическом бреде, которым периодически увлекался брат. Санс никогда не ходил на работу без изрядной доли жалоб и ворчания. Что он задумал? Папирус что-то упускает?

Потирая ушиб на затылке, Папирус снова расслабился на диване и ненароком бросил взгляд на настенные часы. Десять утра – он уже давно должен быть на рабочем месте. Почему Санс его не разбудил? Не мог же он просто…

Нет, нет, это неправильно. Нельзя снова пропускать работу. Хромота прошла, и запястье больше не болит – конечно, еще остались кое-какие травмы, но ничего, что могло бы помешать ему вернуться к работе над головоломками и стоянию в карауле.

…Если исключить, что он уже доказал, что в последнем не был хорош.

Кости Папируса как будто прибавили в весе, пока он складывал одеяло и переносил его в комнату. Скелет сел на кровать и провел некоторое время, разглядывая заплатки на ковре, который все еще пах мылом.

Это правда то, чего от него хотел Санс? Просто… сидеть дома весь день и ничего не делать?

Внезапно Папирус выпрямился, с раздражением вспомнив совет, который сам вчера дал своему брату.

Я не доверяю себе. И тебе тоже не следует.

…Может, он прислушался к этому совету.

Папирус потянул за край шарфа и, уткнувшись в него носовой впадиной, сделал несколько судорожных вдохов. Но не заплакал – не мог себе позволить, не сейчас. Он ничего не получит, если будет просто сидеть и жалеть себя.

– Может быть, я-я и не заслуживаю доверия, – пробормотал он в шарф, – но это не значит, что я не могу ничего сделать, правда ведь?..

Нет, разумеется. Он все еще может выполнять свои обязанности часового. Он должен – это его работа. Конечно, он опоздал, но, как обычно говорил его брат, лучше поздно, чем никогда. В любом случае, не стоит пропускать еще один рабочий день.

Решительно выдохнув, Папирус встал с кровати и вытащил чистую одежду. Какой-то миг он искал нагрудник боевого тела, пока не вспомнил, что с ним случилось, так что вместо него пришлось выбрать скучную серую толстовку с капюшоном. Толстовка был длиннее, чем его нынешняя кофта, но все равно не достаточной длины, чтобы полностью скрыть позвоночник. Но остальные вещи остались прежними – нижняя часть доспеха, привычные сапоги, перчатки и шарф.

Оглядывая себя в зеркало, он с удивлением понял, что сутулится. Ему с детства не приходилось сознательно контролировать осанку, а с возрастом он стал в этом лишь лучше. Возможно, частично причина была в непривычной одежде – вернее, в мешковатой толстовке. Позже стоит придумать что-то на этот счет, а сейчас пора завтракать и идти на работу.

Заставить себя съесть хоть немного спагетти оказалось так же трудно, как и вчера – его подташнивало всякий раз, как он клал что-то в рот, не говоря уже о необходимости это проглатывать…

Скелет обхватил шею руками и помассировал ушибленные позвонки, чувствуя, будто в горле встал комок и он задыхается, хотя на самом деле ничего подобного не было. Лозы не сдавливали его, но это не значило, что он мог легко отмахнуться от ощущений.

«Хватит, это всего лишь спагетти, – думал он. – Санс был прав – мне нужно есть, чтобы восполнить ХП и магию». По крайней мере, последняя восстановилась достаточно, чтобы можно было призвать какую-нибудь атаку в случае необходимости. Он заставил себя проглотить еще немного еды, борясь с тошнотой, а остальное убрал обратно в холодильник.

Подойдя к тумбочке, чтобы покормить домашний камень перед выходом, он заметил вчерашний леденец. Больше из-за любви к порядку, чем из-за чего-то еще, он сунул конфету в карман толстовки, кинул на камень щепотку посыпки, вернул баночку с ней на место и развернулся лицом к двери.

Пора отправляться на работу.

Не без колебаний он покинул дом и отправился через Сноудин, стараясь демонстрировать столько уверенности, сколько возможно. Однако это было сложнее, чем он ожидал, особенно когда рядом проходили другие монстры.

Обычно в том, что жители оборачивались ему вслед, не было ничего странного, учитывая, каким он был громким и эффектным, но сегодня скелет как будто чувствовал на себе еще более пристальное внимание. Каждый раз, когда кто-то смотрел на него, ему приходилось бороться с желанием втянуть голову в плечи и обхватить себя руками. А ощущение толстовки вместо привычного нагрудника только делало все хуже – заставляя чувствовать себя полностью открытым. Папирус мог поклясться, что другие монстры смотрели на него дольше обычного, хоть он и пытался убедить себя, будто дело в том, что сегодня он вышел на работу позже обычного и одет немного по-другому. Поэтому они, наверное, просто убеждались, что скелет, который прошел мимо, действительно Папирус. Это логично, правда ведь?

Однако он все равно не мог отделаться от ощущения, что на самом деле они пялились, оценивали его, пытались понять, достоин ли он стать будущим членом гвардии или даже часовым Сноудина. Он не чувствовал, что достоин, и начал гадать, смогут ли они принять его.

Но никто не сказал ему ни слова, кроме нескольких тихих «привет». Он целую вечность проходил через город, а никто не подошел и не спросил, где он был вчера.

Может, ему просто мерещится.

Наконец, он добрался до яркой вывески «Добро пожаловать в Сноудин», а потом и до моста, ведущего в лес. Да, похоже, все в его голове – никто не прогнал его, и он мог просто взять и пойти на работу, как будто ничего не слу…

Перед глазами вспыхнули звезды, он пошатнулся, а через миг в затылке расцвела острая боль. Ему удалось устоять на ногах, но это не помогло отогнать панику при воспоминании о волшебных пулях, которые летели в него, вонзались в кости, сокращали ХП. Он не мог позволить этого снова, нужно что-то делать…

Все еще ошеломленный после удара, Папирус развернулся и с криком бросил большую кость в сторону нападавшего.

– ААА!

Крик пробился сквозь его панику, и скелет с удивлением узнал в нем голос подростка, а не цветка, которого ждал.

Как только зрение прояснилось, Папирус, наконец, разглядел низкого сине-зеленого монстра, который в шоке пялился на кость, торчавшую из земли. Это был сноудрейк – один из подростков-сноудрейков, с которыми он частенько сталкивался, совершая обход по лесу. К счастью, его не задело, но он определенно испугался, хотя страх быстро обратился в гневный взгляд, которым ребенок одарил Папируса, перед тем как убежать.

Скелет посмотрел ему вслед и переключился на кость, которую сам бросил, пока разум продолжал обрабатывать ситуацию. Внезапное осознание произошедшего окатило его волной леденящего ужаса.

Звезды, он напал на ребенка.

– По-погоди! – позвал он маленького монстра, бросаясь вдогонку, но пошатнулся и чуть не упал в снег. – Ты в порядке?!

Но подросток уже пропал, наверное, убежал в город.

Папирус довольно долго смотрел на восток, пытаясь собрать воедино то, что произошло. Не было ничего необычного в том, что время от времени часовые подвергались нападению подростков. Но обычно попасть под такое «нападение» обозначало просто быть забросанным снежками. Весело… и не так больно, как сейчас.

Оглянувшись туда, где он стоял несколько минут назад, Папирус увидел снежный ком, угодивший в него, и подошел, чтобы поднять его. Он оказался тяжелее простого снежка и, видимо, это был вовсе не обычный снег, а кусок льда, облепленный снегом.

Но… зачем ребенок бросил в него этим?

И зачем он напал на ребенка в ответ?

Даже если он сталкивался с прямой опасностью, насилие никогда не было его первым импульсом. Для атаки всегда должна быть причина – может быть, нападавший был смущен или испуган, или не пытался на самом деле никого ранить. Тогда почему первой мыслью скелета было бросить одну из своих костей в нападавшего?

В ребенка?

И совершенно неважно, что он не сразу понял, что позади стоял ребенок – это не оправдание. Нельзя раскидываться костями вокруг, что бы там ни было. Кто-то мог пострадать! Ребенка не задело, но удар прошел слишком близко, и… и…

Может, сегодня стоило все же остаться дома.

Однако сейчас в город возвращаться слишком поздно, к тому же там ему придется столкнуться с родителями ребенка, а сама мысль об этом вызывала тошноту. Возможно – просто, как вариант – можно попросить помощи у Санса, потом, если они пересекутся во время патруля. Да. Неплохая мысль.

Потирая новую шишку на затылке, Папирус потащился через глубокий снег к мосту и не спеша пересек его. День только начался, а в голове уже было слишком много забот.

***

Деревья отбрасывали на снег глубокие тени, и в лесу царил легкий полумрак, пронизанный тонкими лучами света, в которых поблескивали, словно драгоценности, снежинки. Порыв ветра, качнув заиндевелые ветви, подхватил конец отремонтированного шарфа Папируса.

Папирус бывал в этой части леса больше раз, чем можно сосчитать, и никогда не боялся, что за деревами может кто-то таиться. Но теперь он стоял как вкопанный, вглядываясь в стволы деревьев словно в бездну рядом со свалкой в Водопадье. Знакомые тени казались чуждыми и угрожающими, и он мог поклясться, что видел, как что-то шевелится между деревьями.

Он не мог сдвинуться с места.

Он пытался. Говорил себе, что бояться нечего, что он ходил тут тысячи раз, что нужно всего лишь пройти короткую скользкую тропинку, перепрыгнуть через провал, где ждала одна из его собственных головоломок, а там уже рукой подать до станции. Все как всегда, нечего бояться. Тут ничего нет. Никто не будет настолько глуп, чтобы нападать на кого-то на льду, где легко можно ускользнуть от противника.

Он прокрутил в голове все рациональные доводы, почему у него не должно быть причин для страха, но все равно не мог сдвинуться с места.

Ему потребовалось время, чтобы осознать, как трясутся колени, и что дрожь быстро перекидывается на остальное тело.

Но он все равно не мог пошевелиться.

Позади, совсем близко – станция Большого Пса, да и Сноудин немногим дальше. Он мог просто развернуться и отправиться домой, и сидеть там. Очевидно, что он не в состоянии нести стражу.

Но его увидит Большой Пес, а значит, и другие часовые и стражи узнают, что он сбежал со своего поста. А еще ему придется пересечься с родителями того подростка и объяснять, зачем он напал на их сына. И тогда народ начнет гадать, а способен ли он вообще справиться со своей работой.

Но если он пойдет вперед, то…

Он не мог сделать и шага.

Папирус решительно топнул ногой, но быстро сгорбился, спрятав лицо в ладонях.

– Что не так с В-Великим Папирусом, что он не может даже приступить к своей работе?! – крикнул он в толстую ткань своих перчаток.

Скелет медленно выпрямился, отнял руки от лица и тоскливо огляделся по сторонам. Только начав задаваться вопросом, что будет, если простоять здесь весь день, он заметил тропу.

Все верно – вторая тропа, ведущая в обход холма, и там было меньше деревьев. Он редко ходил по ней, а если и ходил, его разум обычно занимала перенастройка головоломки с ледяными переключателями, но, может быть, сегодня стоит выбрать этот маршрут.

Может, он все-таки справиться с собой.

Делая глубокие вдохи и выдыхая клубы пара в морозный воздух, Папирус начал свой спуск вниз, сосредоточившись на том, чтобы успокоить нервы и не поскользнуться.

– Это… похоже на короткую дорогу, которыми пользуется Санс, – бормотал он себе под нос, пытаясь выдавить улыбку. – Нье-хе-хе.

Но, дойдя до дна, он понял свою ошибку – путь привел его к крутому обрыву и темной пещере, тропа не огибала холм полностью.

Эх.

Посмотрев с обрыва, Папирус увидел несколько домиков далеко внизу, вздохнул и развернулся. Он шел назад, не отрывая взгляда от своих следов, и думал, что делать – оправиться дальше через лес или пойти домой – когда заметил еще одну цепочку следов в снегу, пересекающихся с его. Следы были меньше и на приличном расстоянии друг от друга, будто их оставило существо с длинными ногами, но он не помнил никого…

– Часовой, – прозвучал глубокий голос прямо за спиной, Папирус дернулся, взвизгнув, и быстро развернулся вокруг оси. Он распахнул глазницы, материализовал несколько костей, и лишь потом понял, кто перед ним стоит.

Его внимательно разглядывал гифтрот, из его – ее, осознал Папирус, когда заметил крупные рога – горизонтального рта и носовых впадин сочилось туманное дыхание. Она прищурила верхние глаза, а широко открытыми нижними оглядывала его с головы до ног. Через несколько секунд молчания Папирус заметил, что гифтрота обвивает рождественская гирлянда, которая застряла в левом роге и обмоталась вокруг правой передней ноги.

– О-ох, – выдохнул Папирус и отступил на шаг, когда понял, что слишком сильно пялится. Волшебные кости растаяли в воздухе. – Вам… вам нужна помощь.

Она отвела взгляд и повесила уши. Папирус мгновенно забыл про собственное беспокойство и потянулся, чтобы снять гирлянду с ее рогов.

– Не волнуйтесь, – сказал он, осторожно вытягивая украшение из миниатюрных деревьев, служивших ей рогами. – Всего секундочку.

И зачем подростки так издеваются над гифтротами? Обычно эти монстры держатся в стороне от всех и никогда ни на кого не нападают. Конечно, их внешний вид немного… пугающий, со всеми этими четырьмя глазами, вертикальными челюстями и клыками, но они всегда были мирными, по большей части.

– Я едва не столкнулась с вами, – внезапно прошептала гифтрот, Папирус взглянул ей в глаза. – Видно, вас обуревали… мысли.

– Все нормально, – ответил он, вытянув, наконец, гирлянду из рогов. Он наклонился и перешел ко второй части украшения, обвязавшейся вокруг ее ноги. – Я… мой долг, как часового, не только совершать обходы, но и присматривать за другими. Вы всегда можете обратиться к нам, если вам понадобится помощь.

В конце концов, украшение было убрано, гифтрот топнула ногой и покачала рогами.

– Бремя снято, – сказала она, вновь подняв голову. Анатомия гифтротов не позволяла им улыбаться, но Папирус увидел облегчение в ее взгляде.

Жаль, что у него не было для нее подарка…

О!

Сунув руку в карман, он достал леденец, который получил на днях, и протянул его монстру.

– Это вам, – сказал он, слабо улыбнувшись. – Я знаю, что это немного, но…

Гифтрот сомкнула челюсти на конфете и сжевала ее вместе с оберткой и палочкой.

Папирус заторможенно убрал руку, понимая, что только что легко мог лишиться одного из пальцев.

– Н-ну, рад, что вам понравилось, – он бросил взгляд на кольца гирлянды в руках и перевесил ее на плечо. Стоит отнести это на караульную станцию.

Похрустев конфетой, она проглотила ее, закинув голову.

– Благодарю, часовой, – прошептала гифтрот и развернулась, чтобы уходить.

– П-подождите! Пока вы не ушли, – крикнул Папирус, не успев даже подумать. Она покачнула рогами и обернулась, взглянув на него нечитаемым взглядом. Скелет озирался по сторонам, понимая, как глупо прозвучит его просьба. Ему пришлось подставить руку под подбородок, чтобы спрятать свою дрожащую челюсть. – Эм, ну, – он сглотнул, убрал руку и посмотрел в одну из пар глаз гифтрота. – Сейчас я кое-кого ищу… но я не могу четко видеть в т-темноте леса на этом холме. – Это правда… по большей части, хоть и неполная причина, по которой он просил помощь. – Ваше зрение явно лучше моего, так что, может быть, вы могли бы… могли бы составить мне компанию по дороге через лес?

Гифтрот несколько секунд смотрела на него, а потом отвернулась.

– Ведите.

Борясь с желанием запрыгать от облегчения, Папирус вместо этого направил свою энергию в подъем на холм. Его временная спутница молча шла следом, но, кажется, поход не раздражал ее. Когда они поднялись, гифтрот вышла вперед и пошевелила ушами, вслушиваясь в ледяной лес.

– Здесь вы ведете свои поиски? – спросил она.

– Д… да, – ответил он, переступая с ноги на ногу и дергая шарф. – Остальная часть леса была довольно светлой для меня, но здесь…

– Понимаю, – бросила она и начала углубляться в лес, Папирус побежал за ней.

Этот участок был все таким же гнетущим и жутким, но Папирус держался поближе к гифтроту, которая легко шагала по ледяной тропе. А вот скелет не раз скользил и едва не падал на особенно гладких местах, и каждый раз ему приходилось бороться с желанием схватиться за другого монстра, понимая, что она вряд ли это оценит.

На полпути гифтрот внезапно остановилась, и Папирусу пришлось приложить усилия, чтобы не выказать своего страха.

– В ч-чем дело? – заикаясь, спросил он и завертел черепом по сторонам, но не заметил ничего в лесном полумраке. Когда Папирус обернулся на другого монстра, то увидел, что она, опустив голову к земле, качает ей из стороны сторону. Он уже собрался спросить, что она делает, как гифтрот резко мотнула головой и громко щелкнула челюстями. Он дернулся в сторону, поскользнулся и опрокинулся на спину.

– Оуу…

– У вас проблема? – гифтрот оглянулась на него, что-то пережевывая.

И тут он увидел листья у нее во рту и мысленно пнул себя.

– Н-нет. Я просто оступился, ньех-хех, – он чувствовал, как краснеет, и понадеялся, что гифтрот этого не заметила. Пошатываясь, скелет поднялся на ноги, и они отправились дальше.

Наконец, они миновали темный участок тропы и вышли на маленькую поляну, где была головоломка с ледяными переключателями, которую Папирус собирался настроить. Гифтрот проглотила траву, которую жевала все это время, и тряхнула рогами.

– Вот мы и пришли, часовой, – сказав, она развернулась, чтобы уйти.

– Ой! Спасибо вам! – крикнул он ей в след. Она обернулась.

– Удачи в поисках. Я ничего здесь не видела, – с этими словами она пошла в лес, цокая нескользящими копытами.

Папирус улыбнулся и направился к головоломке, легко перешагнув через провал.

– Ничего кроме заблудших желтых трав.

Его ноги внезапно потеряли опору, и он проскользил вперед, врезавшись в сугроб на другой стороне поляны.

Комментарий к Глава 7. Обязанности часового

Арт к главе:

http://asleepyskeleton.tumblr.com/post/139897574858/undecorating-the-gyftrot-from-the-latest-chapter

========== Глава 8. Тяжесть ==========

Комментарий к Глава 8. Тяжесть

Как лепестки увядшего цветка, как холодок, бегущий по спине, как раскаленное железо.

Флауи разглядывал одну из своих лоз, на которой красовались глубокие следы зубов, сочащиеся соком, стекавшим на снег и замерзавшим при минусовой температуре. Он потряс лианой, пытаясь избавиться от жгучей боли, а потом втянул лозу под землю.

Ну, вот тебе и награда за желание повеселиться. Хотя пытаться напугать Папируса, пока гифтрот ошивался рядом, наверное, не было самой умной затеей.

По крайней мере, полностью не откусил. И что еще интереснее – Флауи никогда раньше не видел, чтобы Папирус просил помощи у гифтрота, а еще можно смело сказать, что скелет скинул свое ленивое оцепенение и теперь снова в строю. А ведь цветок уже заждался и чуть было не ушел со скуки следить за Сансом и, может даже, начать снова перестаивать планы. (Или, как вариант, все быстренько перезагрузить, если он не забыл сохраниться заранее).

И не менее смело можно говорить, что теперь скелет походил на нервную развалину.

Идеально.

Какое-то время Флауи держал дистанцию, просто наблюдая, как Папирус неуверенно перенастраивает свои головоломки. Он постоянно оглядывался через плечо, когда рядом не было других часовых, но у Флауи довольно ловко получалось нырять под землю прежде, чем его замечали. Как же хотелось подобраться поближе и хорошенько напугать скелета, но цветку удавалось сдерживаться – если напугать его сейчас, когда он так близко к другим караульным постам, можно привлечь ненужное внимание остальных часовых.

Папирус перекидывался несколькими фразами с каждым из часовых, пока шел к своей станции, но никто из них не упомянул о произошедшем вчера – даже Малый Пес и Догго. Единственной странностью в поведении первого было то, что он не вытянул шею, когда Папирус похлопал его по голове, а вот Догго вел себя более подозрительно – нервно попыхивал собачьим лакомством и был немногословен. Кажется, Папирус принял это на свой счет, и, когда он, наконец, добрался до своей сторожевой станции, его дух заметно увял.

Флауи ждал его, прячась в деревьях за его станцией. Однако до того как Папирус успел подойти достаточно близко, Флауи протянул одну из лоз к ближайшей ветке и быстро позаботился о том, что в дальнейшем могло доставить ему лишние хлопоты. Лиана обвила крошечную камеру и раздавила ее, сбросив обломки на землю. Пара взмахов листьями – и этот хлам оказался надежно зарыт под снегом, а Флауи смог переключить свое внимание на Папируса.

Скелет занял привычное место в убогой картонной коробке и закинул гирлянду, которую все так же носил на плече, под прилавок. Флауи ухмыльнулся. Наконец-то можно двигаться дальше. Сначала он хотел просто выскочить перед Папирусом, как обычно, но потом к нему в голову пришла идея поинтереснее.

Нырнув под землю, Флауи пробрался к Папирусу и осторожно высунул голову из снега, достаточно медленно, чтобы скелет его не заметил. Он тщательно осмотрел его и отметил, что толстовка с капюшоном не полностью прикрывает его позвоночник. Это делало все проще.

Подняв лозу из-под снега, он незаметно протянул ее в сторожевую станцию и, подобравшись к открытому позвоночнику, резко сунул ее вверх под мешковатую кофту.

Папирус закричал, опрокинул табурет и бросился вон из сторожевой станции, едва не сломав картонную конструкцию. Он отползал спиной вперед, нервно цепляясь руками за снег, и его движения стали еще дерганнее, когда он увидел Флауи. Рядом со скелетом материализовалось несколько костей, и он, наконец, уперся в дерево, выдавая нечленораздельные звуки, которые никак не складывались в слова.