Текст книги "To Cause a Soul to Crack (ЛП)"

Автор книги: SleepySkeleton

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

В ее разуме всплыли образы сноудрейков и айскэпов, злорадно замышляющих какую-то пакость.

Ей захотелось сбежать. Она легко могла вернуться в безопасность пещер на утесе, особенно пока у нее есть фора. Но опять же… вредные подростки или нет, она может обогнать любого в темноте. А этот чудесный запах так и манит…

Что ж… она расслабилась, хотя все ее чувства оставались начеку. Она уже рискнула зайти так далеко, можно рискнуть еще немного.

Она снова двинулась вперед, чуть медленнее и осторожнее, поворачивая уши и улавливая любые звуки.

Звуков стало больше, и они звучали немного знакомо. Она попыталась вспомнить голоса детей и сравнить с этим, но они были разные. Этот голос был старше… может быть, один из часовых или стражей?

Да, наверное, так и есть. Вполне логично, что один из них мог бродить по лесу ночью, и они никогда не делали ничего, способного причинить вред ее сородичам.

И все же… что-то в этом было не так. Зачем кому-то из этих монстров кричать в лесу? Разве что он попал в неприятности? Вдобавок к этому…

Было что-то еще – ощущение в воздухе, которое она не узнавала и поэтому отодвинула на задний план. Но явно происходит что-то странное.

Теперь вперед ее толкало любопытство и желание понять, с чем может быть связана эта странность. Похоже, звуки были в той же стороне, что и источник запаха, что очень даже на руку.

Когда она прошла еще немного, то поняла, почему голос показался знакомым: это тот часовой, которого она встретила несколько дней назад. Хотя он был странноватым, но далеко не злым, так что она не сомневалась, что можно встретиться с ним снова. Но звуки, которые он издавал… такие несчастные.

Звук и запах стали ближе, как и ощущение в воздухе. Сейчас игнорировать его больше не получалось, но от этого все становилось только загадочнее, учитывая, что впереди явно не было других монстров, иначе бы она уловила и их запах. Она почти засомневалась, стоит ли ей идти дальше – в конце концов, не совсем вежливо вмешиваться в чужие дела так запросто – только вот ничего не складывалось. Если происходило то, о чем она подумала, тогда почему это происходит в середине леса, и почему часовой так печалится по этому подводу?

И почему этот запах такой сильный?

Через минуту она подошла достаточно близко, чтобы из-за деревьев можно было увидеть поляну, хотя все еще не понимала, что там происходит. Если она пришла в неподходящее время, то монстр (или монстры) будут слишком заняты, чтобы заметить ее, и она успеет тихо удалиться, так что никто ее не увидит. Определенно.

С этой мыслью она выступила из-за деревьев.

Часовой был опутан гирляндой.

Две пары ее глаз моргнули по очереди, а зрачки сузились. Нет, это не гирлянда, вокруг и внутри него извивались растения. Он выглядел очень странно, и ей понадобилось мгновение, чтобы осознать, что на нем ничего нет, а воздух загустел от очень специфического вида магии, но кроме этого в нем висел такой же густой запах растений… извивающихся, копошащихся растений, которые шевелились так, словно были живыми.

Ее разум попал в ловушку – в том, что она видела, совершенно не было смысла, и на миг она даже подумала, что уснула, и это все сон. Но запах растений и ощущение магии были слишком реальны для сна.

Реальны и очень опасны.

Она снова напрягла мышцы ног, готовясь подпрыгнуть и убежать, бежать подальше и не оглядываться. Если растение – или что бы там ни было – достаточно сильное, чтобы прижать часового к земле, его силы хватит, чтобы поймать и ее тоже.

Но…

Взгляд ее глаз – сначала верхней пары, потом нижней – вернулся к часовому, его покрасневшему лицу, искаженному агонией, к слезам, капающим с подбородка.

Происходящее не было тем, на что он давал согласие.

Глядя на растения, обматывающие его руки и ребра, она переступила ногами и вскинула голову, вспомнив ощущение гирлянды, опутавшей ее собственные рога и переднюю ногу.

Черпая силы из глубины своей души, она сосредоточилась на растении.

В воздухе появились светящиеся снежинки, которые кружились, не обращая внимания на ветер.

***

Папирус не знал, сколько еще сможет вынести.

Он в тысячный раз пересчитал хворост, который видел, пытался посчитать ветви на дереве, посмотрел выше и подумал, сколько кристаллов на потолке, потом снова перевел взгляд ниже…

И моргнул, обнаружив, что на дереве прибавилось ветвей.

Он попытался понять почему – может, потому что снег упал с новых веток? – а потом сдался и просто начал считать их, но когда его взгляд проследил за ветвями, он понял, что они не связаны с деревом.

Они соединялись с головой.

Внезапно он увидел в воздухе снег, которого раньше не было, он светился и странно вихрился.

Флауи тоже это заметил, потому что его лозы перестали двигаться, и он, прищурившись, смотрел вверх.

– Что за…

Без предупреждения снежинки, словно градины, обрушились на землю – нет, на лозы Флауи. Ни одна из них не попала в снег, каждая ударила Флауи, оставив глубокие рытвины на его лозах, как будто снежинки делали это специально, как будто их направили…

…Как будто они были магическими.

Взвыв от внезапной боли, Флауи попытался втянуть лозы под землю, в замешательстве озираясь по сторонам.

– Часовой!

Он тут же узнал этот глубокий голос – гифтрот, которой он помог раньше – но это все не могло быть по-настоящему. Мгновение назад Флауи… мучал его, а потом появилась гифтрот?

Раньше, чем он разобрался в происходящем, гифтрот уже была рядом, цепляла рогами лозы, которые все еще копошились внутри, и вытаскивала их, заставляя скелета безудержно вздрагивать.

– Скорее, хватайся за шею. Нам нужно бежать, пока…

Ее голос оборвался хриплым криком, когда что-то врезалось ей в бок и сбило на землю. Папирус узнал белую вспышку – магические пули, которые раньше Флауи использовал на нем. В воздухе появилось еще больше пуль, и все они были нацелены на гифтрота.

Флауи напал на гифтрота.

Флауи…

Он напал на кого-то. Он ранил кого-то. Флауи ранил и его, но это было другое, а сейчас он напал на кого-то еще. Это неправильно, нельзя позволять ему!..

– ГИФТРОТ! – крикнул он, собирая магию. Большая ее часть скопилась в грудной клетке, все еще скручиваясь и свиваясь, но он вытащил ее из груди и придал форму костей. Упомянутые кости дрожали и тряслись, будто хотели принять другую форму, но он сосредоточился, как мог, и заблокировал костями магические пули.

Краем глазницы он заметил, как Флауи отшатнулся в удивлении, а потом поднял свои лозы. «Нет, нет, нет, нет, ты не посмеешь!..»

С гневным криком, Папирус отправил кости в лозы Флауи, заставив того отдернуть их от гифтрота, которая, шатаясь, поднималась на ноги.

– Уходи! – крикнул он – ей, не Флауи. Она ранена, и Флауи мог снова напасть. – Н-найди помощь!

Она зажмурила от боли одну пару глаз, но перевела взгляд второй пары между ним и Флауи и заковыляла прочь.

– Вернись сюда, ты… – голос Флауи дрожал от гнева.

Собрав все свои силы, Папирус поднял из земли костяной частокол и проткнул лозы, которые собирались схватить ее. Флауи взвизгнул, и собственные кости Папируса содрогнулись вместе с его магическими костями – было трудно поддерживать атаки, когда магия хотела принять совершенно иную форму – а потом магия, наконец, лопнула и осыпалась серо-синими искрами.

Он больше не мог – не мог дальше поддерживать атаки, но все было нормально, теперь все хорошо, гифтрот убежала. И он попытался сосредоточиться на Флауи, попытался встать, попытался сурово смотреть на него сквозь боль и истощение.

– Т-ты ранил ее! – крикнул он. Флауи переключил свое внимание на скелета, который начал подниматься на ноги, стараясь заставить свои измученные, побитые конечности слушаться. – Она пыталась помочь мне, а ты ее ранил! З-зачем ты…

Очередная лоза вынырнула из-под земли, схватила его за шею и притянула обратно. Папирус ахнул, вцепился в лозу, но две новые обвили его запястья и оттащили руки, а другие лозы снова впились в лодыжки и позвоночник…

– Папирус, Папирус, Папирус, – Флауи поднялся над землей, вытягиваясь все выше и выше, и, хотя он улыбался, но выглядел таким злым, что Папирус отвел взгляд. – Мне кажется, что ты упускаешь кое-что очень важное!

Папирус не до конца понимал, что Флауи имеет в виду или что собирается делать теперь, но твердо решил, что не хочет этого знать, и закрыл глаза.

Это был неверный ответ, Флауи сжал его челюсть и дернул голову, заставив смотреть на себя.

– Ты говорил, что не хочешь ранить меня, – сказал Флауи, и его лицо расколола очень странная улыбка. – Но раз уж ты все равно решился на это, думаю, будет вполне справедливо, если я сделаю то же самое, да?

Дыхание Папируса участилось, грудная клетка тяжело вздымалась, пока он глотал воздух, пытаясь понять – и одновременно не желая – о чем говорит Флауи.

Постепенно до него начало доходить, что на шее, запястьях, позвоночнике и лодыжках появилось неприятное покалывание. И это ощущение становилось все сильнее – из просто неприятного перерастая в боль. Что-то кололо его, вонзалось в кости, впивалось в чувствительные суставы и межпозвоночные диски…

Лозы покрыли острые шипы, и Папирус взвыл от боли.

Флауи долго разглядывал его, нависая над скелетом, словно уличный фонарь. Сквозь дымку боли Папирус сумел поймать взгляд цветка, и его захлестнула новая волна ужаса, когда он осознал, что было в потемневших глазах Флауи.

Холодное, ненасытное любопытство.

Сам Флауи не двигался, но двигалось все вокруг него. Из-под земли поднималось все больше лоз, и на каждой были такие же длинные острые шипы. Наконец, Флауи склонил голову.

– Нам стоит вернуться к тому, на чем мы остановились, друг?

Душу Папируса как будто сковал лед.

– САНС! АНДАЙН! ПОМОГИТЕ! – закричал он, когда лозы потянулись к нему. – САААААНС!

***

Санс не знал, сколько еще сможет вынести.

Неважно, как далеко они прошли – каждый сантиметр этого леса выглядел одинаково. Он мог поклясться, что они ходили кругами, проходили одни и те же деревья, сугробы, кусты. Андайн еще не раз звонила Альфис и запрашивала у стражей отчеты о положении дел, но все было по-прежнему. Лес велик, а ветер работает против них, хотя он постепенно сбавлял обороты.

К этому моменту могло произойти огромное количество ужасов, и не имея иного варианта, разум Санса зацикливался на каждом, как бы сильно Санс ни пытался этого не делать. Хотя неважно, что из этого было правдой, если что-то и имело значение – так то, что ничего хорошего с Папирусом не могло случиться, а Санс не мог его найти.

Когда же этот кошмар закончится?

Тряхнув головой, он попытался сосредоточиться на Андайн, которая шла на несколько шагов впереди (ему приходилось стараться, чтобы придерживаться ее темпа), но если бы она увидела что-то, то уже бы сказала. Лес вокруг был как никогда холодным, мрачным и пустым, а ветер по-прежнему свистел, раскачивал ветви деревьев, и мягко похрустывал…

Он замер на месте.

– Андайн, стой.

Капитан утробно рыкнула и, резко развернувшись, бросила на него недовольный взгляд.

– Что еще…

– Заткнись, – шикнул он, вытянув руку, и прислушался.

Хруст, хруст, хруст, топ, хруст…

Андайн напряглась, подготовив копье.

– Кто там? Покажись!

Хруст, хруст, хруст, топ, хруст, хруст, хруст…

Что-то двигалось к ним так быстро, как осмеливалось, и, хотя было трудно разглядеть фигуру целиком, свет копья Андайн отразился в двух парах глаз. Санс приготовился схватить того, кто бы там ни был, синей магией, когда глубокий голос крикнул:

– Помогите! Часовые!

Напряжение отступило, Андайн опустила копье, а Санс в замешательстве моргнул. К ним, пошатываясь, вышла гифтрот, уверенно ставя на снег три из своих ног, левую заднюю она бережно приподнимала, и беглого взгляда хватило, чтобы понять почему: на бедре выделялся глубокий серый ожог.

– Я позабочусь об этом, – сказала Андайн, подходя ближе. Она опустила копье, на секунду сосредоточилась, и ее правая рука засветилась зеленым. Она поднесла ее к гифтороту, и магия преобразовалась в форму рыб и суши, которые поплыли к ране.

Магия Санса ускорилась, когда он шагнул ближе к гифтроту, если его глаз и мерцал, она никак на это не отреагировала. Андайн не могла тратить свою концентрацию во время лечения на разговоры, поэтому вопросы задал Санс.

– Что случилось? Ты видела…

Взгляд всех четырех глаз сосредоточился на нем.

– Другой часовой в опасности.

Андайн что-то крикнула, но он не услышал. Одновременно его накрыли холод, злость и желание что-то делать, магия отреагировала, повинуясь собственной воле. Она вырвалась из него раньше, чем он успел ее остановить, и внезапно над ними навис огромный хищный череп, блокируя свет кристаллов над головой.

Гифтрот в страхе отшатнулась, но с большей легкостью, чем раньше – травма была залечена. Андайн снова заорала – в этот раз на него – но он проигнорировал, потянулся к гифтроту и уставился на нее сверкающими глазами.

– Отведи меня к нему.

Страх испарился, гифтрот опустилась коленями на снег и позволила Сансу забраться к ней на спину. Без лишних слов он сделал это, держась за ее рога для поддержки, она поднялась и сорвалась с места.

– ПОДОЖДИТЕ, ИДИОТИНЫ! – позвала Андайн и рванула следом, но не так быстро, как ей хотелось бы. Гастер-бластер плыл за ними по воздуху.

Через несколько минут Санс ощутил, как в кармане загудел телефон, но не стал отвлекаться на него. Гифтрот оживилась.

– Ветер успокаивается, – пропыхтела она, и Санс понял, что это значит. Ему не надо было проверять телефон, чтобы знать, что говорилось в сообщениях:

Пахнет цветами.

Пахнет костями.

– НННННГГГРРРРРААААА! – проревела Андайн, и ее голос разнесся дальше, чем раньше. – ЭТОТ УРОДЕЦ УМРЕТ!

Санс не сказал этого, но сквозь пульс магии и боль в душе чувствовал то же самое.

Держись, Папирус. Мы идем.

***

Внутрь.

Семь кристаллов складывались в ковш. Ему хотелось объединить их во что-то похожее на ковш, описанный в книгах Санса, но он не был уверен, что это правильное число кристаллов или что форма действительно должна быть такой. Хотя она напоминала ложку, которой он перемешивал спагетти с соусом, так что все равно неплохо, да? Наверное, Санс смог бы…

Наружу.

Если второй раз взять пару кристаллов из созвездия-миксера, то можно собрать еще один, и теперь он видел уже два треугольника – первый в конце ложки – образовывающие ушки над овальной головой. Напоминает персонажа, о котором постоянно рассказывала АЛЬФИС, когда они общались с ней по Андернету. Может, стоит рассказать ей об этом, когда…

Внутрь.

Вот оно! Прямо там! Похоже на копье Андайн! Да, немного упрощенное, но выглядит круто! Андайн всегда такая крутая. Она тоже решит, что это шикарно, он точно знал…

Наружу.

Коробка! У него получилось найти коробку! И она выглядела как Меттатон! Углы, конечно, не идеально прямые, но довольно близко к этому! Если бы только где-нибудь на потолке можно было увидеть больше кристаллов, наверное, получилось бы…

Внутрь.

В Водопадье много кристаллов! Нужно когда-нибудь сходить туда, взять с собой Санса, Андайн и, может даже, АЛ…

Наружу.

Хотя пока что он располагал только этими, но ничего, ему хватит, он изобретательный…

Внутрь.

Вот круг, да, а точки сходятся вместе, напоминая Флау… нет, нет, нет…

Наружу.

ТАМ! Можно соединить кристаллы в длинную кривую, и под определенным углом они будут выглядеть, как… нет, нет, нет…

Внутрь.

Он больше не мог этого делать.

Наружу.

Не мог больше играть в эту игру, она не помогала.

Внутрь.

Санс, где же ты?

Наружу.

Санс, пожалуйста, помоги.

Внутрь.

Прошу, прошу.

Наружу.

Помоги.

***

Игра снова становилась скучной.

Крики было интересно слушать только первые полминуты, а потом он заткнул ему рот; слишком уж трудно сосредоточиться при таком шуме. В конце концов, ему нужно следить за ХП Папируса, насколько возможно, и помаленьку применять лечебную магию, чтобы быть уверенным, что все случайно не зайдет слишком далеко. От этого метода было немного больше… ущерба, чем от всего остального.

И кроме того…

Хотя будет приятно посмотреть, как улыбающийся мусор наткнется на пыль родного брата, это можно сделать в любой другой временной линии. А прямо сейчас Папирус нужен живым, чтобы мусорный мешок увидел, насколько сильно, насколько непоправимо он все испортил на этот раз.

Они скоро будут здесь – он точно знал, и на самом деле не расстраивался по поводу гифтрота – по факту это оказалось счастливой случайностью. Наверное, она побежал за помощью. А значит мусорный мешок и те жалкие парни, которых он притащит на хвосте, доберутся сюда раньше, чем станет слишком скучно.

А скучно становилось очень быстро. Папирус перестал реагировать, и даже если он оставался в сознании, больше ничто не могло заставить его сосредоточиться. Можно сломать еще одну кость, но, скорее всего, он просто потеряет сознание от боли, если вообще не умрет. Ох, ладно.

Тутухтутутухтутухтутух

Ах, вот и они! Наконец-то.

Хихикая, он вытащил свои лозы, и они скрылись под землей – как шланг пылесоса, втягивающийся в него, ударяясь об углы и стены по пути. Папирус слишком надорвал голос, чтобы кричать, и лишь тихо поскуливал при этом.

– Ну, вот они и явились. Повеселись, объясняя им все это, Папирус!

Дружелюбно помахав лозой на прощание, Флауи нырнул под землю, и Папирус остался один.

***

Магия Санса стучала в костях, глаз не переставая мерцал от безумной энергии. Он не мог вспомнить, когда в последний раз был таким бодрым, таким напуганным. Даже зная, что они на пути к Папирусу, он чувствовал беспокойство – каждый удар копыта по снегу казался лишним, и он чувствовал, будто им понадобятся годы, чтобы достичь цели, хотя они двигались очень быстро. К этому моменту Андайн безнадежно отстала, неспособная поддерживать темп гифтрота, и псы не отправляли больше никаких отчетов.

– Далеко еще? – он понял, что рычит.

– Запах растения пока еще довольно далеко, – пропыхтела гифтрот. – Но часовой ближе.

Потребовалось какое-то время, чтобы слова дошли до запертого в панике разума Санса, но когда это произошло, тот заработал. Сейчас цветок дальше от Папируса? Это значит, что Папирус сбежал?

Впервые за долгое время в душе Санса зажглась искра надежды. Может, через пару мгновений он увидит Папируса, бегущего к ним, и сможет переместить их всех домой или в Водопадье, да, черт возьми, даже в Коридор Правосудия – куда угодно, только подальше от этого богом забытого леса. Туда, где безопасно и нет того монструозного растения, которое он видел в альбоме Папируса. Он может увести брата подальше, а потом убить ту дрянь, и этот кошмар закончится.

Все будет хорошо.

Эти мысли начали успокаивать его магию. Смягчать его самого. Хотя гастер-бластер все так же летел за ними следом. Он сохранял атаку наготове, но сейчас ему хотелось хранить надежду, что Папирус сбежал. Часть его понимала, как это глупо – обычно все его надежды разбивались – но он так сильно хотел, чтобы сегодня вечером хоть что-то пошло правильно…

Гифтрот остановилась, тяжело дыша.

Санс выпрямился и огляделся вокруг в надежде увидеть Папируса. Но высокого скелета, бегущего к ним, нигде не было видно – только темная поляна. Нахмурившись, он соскользнул со спины гифтрота, которая все еще тяжело хватала морозный воздух, слишком измотанная, чтобы говорить.

Но только он отошел от нее, как сразу заметил на снегу вокруг явные признаки борьбы и с ужасом увидел обрывки одежды, разбросанные по поляне. Душа подпрыгнула к горлу, и он бросился к одному из деревьев, за кору которого зацепилась знакомая красная ткань. Он поднял ее, бегло осмотрел, и его душа испуганно застучала в груди.

Папирус не оставил бы свой шарф.

Он медленно обернулся туда, откуда они пришли, и каждая его кость содрогнулась, когда Санс увидел стройную фигуру, распластанную рядом со стволом дерева.

– Папирус?!

========== Глава 14. Расплата ==========

Примечание:

Пытайся, пытайся, пытайся опять.

Ему, наконец, удалось освободиться.

Он видел этот шокированный взгляд в глазах цветка, особенно когда удалось призвать шквал атак – ни одна из них, само собой, не падет по нему – и выставить их, нацелив четко в голову Флауи. Он велел ему больше так не делать, сообщил, что они закончили, и Флауи нужно остановиться. Флауи быстро втянул свои лозы, но не раньше, чем исцелил его, и исчез.

Пришлось повозиться, но ему удалось привести одежду в достаточно приличную форму, чтобы надеть, и он отправился через лес босиком. Дорога домой заняла довольно много времени, но он это сделал. Прямо сейчас осталось только вернуться в свою комнату и поспать, а потом, может быть, завтра, он организует встречу с Флауи и поговорит о его поведении.

Флауи извинится, скелет был уверен. Он скажет, что ему жаль, что он не хотел никого ранить и никогда больше не сделает ничего подобного, и они смогут вернуться к их обычным простым разговорам ни о чем. Может быть, Папирус даже научит его тому, как быть добрее и дружить с другими монстрами. Вроде Санса.

– Папирус!..

Сначала он удивился, услышав голос Санса в лесу, но потом решил, что это логично. Очевидно, брат пошел его искать.

– Папирус, проснись, проснись…

Что за шутка? Разумеется, он не спит! Он спросил Санса, о чем тот вообще, но слова почему-то не выходили правильно.

– Я здесь, Папс, с тобой все будет хорошо, открой глаза…

Но его глаза открыты! И хотя он слышал Санса, но не видел его оттуда, где стоял… сидел? Почему он сидит? Когда он успел сесть?

…Почему все так ноет?

Почему так болит?

Почему так больно…

Больно.

Почему ему больно, почему так больно, словно все тело пронзают сотни копий Андайн. Больно, больно, он не хотел к этому возвращаться, зачем он вернулся?

– Ты меня слышишь?

«Я не хочу возвращаться, не заставляй меня».

– Папс, прошу, посмотри на меня…

Он не хотел, но сделал, размытое зрение уловило только пятна – два? четыре? два? – а потом зрение прояснилось. Прямо ему в глаза смотрел Санс, и огоньки в его глазницах были маленькими и тусклыми.

Это все, что он успел понять, прежде чем боль захлестнула его, угрожая раздавить, но он не мог передвинуть кости, а когда попытался закричать, все, что получилось – лишь болезненный писк.

Больно.

Он хотел вернуться туда, где был раньше – туда, где не было больно, но не знал как. Он не понимал – больше ничего не понимал. Все болело таким образом, о котором ему не хотелось даже думать, особенно в центре – не в середине тела, позвоночнике или грудной клетке, а в самом ядре, и эта боль грозилась уничтожить его, разорвать магию по швам, раскрошить кости в труху.

Санс все еще был рядом, чего-то ждал, какого-то ответа, каких-то слов.

«Санс?..

Моя душа болит…»

***

Санс смотрел Папирусу в глаза, потому что боялся, что если посмотрит еще куда-нибудь, его вырвет.

Никогда, даже в худших кошмарах, он не видел брата таким. Темные круги, окольцовывающие его едва открытые глазницы, сам по себе были достаточно плохи, но остальные части его тела…

Кости покрывали глубокие порезы, которые выглядели так, будто Папируса, каждую его кость снова и снова кромсали мясницким ножом, или кололи острым шилом… Кроме того, травмы были не только на наружной стороне костей – по факту, худшие находились внутри, на обратной стороне ребер, вентральной поверхности позвоночника… внутри его таза.

Его несуществующий желудок свело от мучительного сочувствия.

– Все хорошо, все хорошо, – бормотал он, не уверенный, что брат может его слышать. Глазницы Папируса были открыты, но он ничего не произнес, кроме пары слабых звуков. Санс боролся с желанием сжать плечо брата – плечи были так же истерзаны, как и любая другая часть его тела, а он не мог вынести даже мысль о том, чтобы причинить Папирусу больше боли.

Больше, чем он уже причинил.

Он ненавидел себя за то, что так долго не понимал, что происходит, ненавидел факт, что пришел сюда слишком поздно, ненавидел то, что у него нет исцеляющей магии, кстати, об исцелении…

Звезды, он вообще сможет протянуть до прихода Андайн?!

Внезапно его захлестнуло отчаянье, Санс прочистил горло, обнаружив, что бороться со слезами гораздо труднее, чем обычно.

– Бро, я… все неуКОСТЬнительно будет хорошо, верно? Но мне нужно взглянуть на твою душу, хорошо?

Челюсть Папирус едва заметно сдвинулась, но за этим не последовало никаких звуков.

– Ладно… – Санс сделал шаг назад, развеял бластер и попытался сконцентрировать свою обезумевшую магию на чем-то полезном. – Ладно, ладно…

Левая рука вытянулась вперед, глаз вспыхнул, и он, наконец, активировал свою синюю магию.

1 ХП.

Магические резервы пусты.

Время замедлилось.

Магия пропала, но до этого он успел почувствовать все.

Никакой ошибки. Он держал душу брата своей магией достаточно раз, чтобы знать, как она выглядит. Чтобы знать, как он себя чувствует.

И душа Папируса сместилась в его хватке.

Не то чтобы она сдвинулась сама по себе, но сместилась, как кусок ткани, который выглядит целым, до тех пор, пока вы его не поднимите, и тогда разрывы становятся очевидны.

В какой-то момент время снова возобновило свой ход, потому что Санс понял, что опускается коленями в снег, а его душа болит… но не такой страшной болью, как душа брата.

Он не мог оторвать взгляд от груди Папируса, а в его разуме застыло зрелище хрупкой смутно окрашенной души и идущей от ее центра тонкой трещины.

***

Флауи покачивался вперед и назад, разглядывая землю перед собой. Одна из лоз пробила снег и вырисовывала на нем узоры – круг здесь, кривая там. Конечно, он никогда не был так хорош в этом, как они – они всегда проявляли больше творческих способностей – но он, по крайней мере, добился некоторого сходства.

И он мог сказать, что для маленькой каракули на снегу это выглядело довольно неплохо!

Там был он – во всей своей неприглядной, грязной славе, с огромными слезами в глазницах – цветок случайно нарисовал одну из больших слез поверх его рта, но, ох, хорошо, так эта бесячая улыбка, наконец, превратилась в гримасу.

Но чего-то все равно не хватает…

Поднявшись выше, Флауи снова вытянул лозу и аккуратно выцарапал на снегу сердечко души в груди фигуры и в два быстрых движения разрезал ее пополам.

Вот так вот!

Разумеется, это просто догадка. Он не мог быть точно уверен, как мусорный мешок отреагирует, когда, наконец, решит показать здесь свою отвратную рожу. Но как только это произойдет, он узнает: цветок убрался с поляны, где оставил Папируса, но не слишком далеко. В конце концов, он должен дать себя найти – или, если его не найдут, можно просто вернуться к ним. И тогда он, наконец, сможет увидеть, как закончится игра.

Хотя он уже знал. Он правильно сыграл свою партию – сделал все, что должно было привести к хорошей большой отвратительной трещине в душе мусорного мешка.

…О! Или может… может, он просто возьмет и умрет от разбитого сердца?

Божечки, разве это не что-то с чем-то?

***

– Растение недалеко.

Его позвоночник распрямился со слышимым щелчком, и ему понадобилась вся сила воли, чтобы не проорать гифтроту о том, насколько ему насрать на этот цветок прямо сейчас.

Но ему было не насрать, напомнило что-то на задворках разума, потому что если сейчас он плюнет, то цветок просто вернется и снова нападет на Папируса, и снова, и снова, и снова…

Он до боли сжал кулаки и заставил себя сконцентрироваться на текущей ситуации. Андайн будет здесь в любой момент, но он не знал, протянет ли до тех пор Папирус. Но что можно сделать? У него вообще нет целительной магии – ничего. У него нет еды, и он не может телепортироваться, чтобы найти кого-то, потому что не представляет, как найти путь обратно… а это означает, что у него не получится телепортировать Папируса и не потерять при этом шанс поймать тот жалкий сорняк и положить всему конец.

– Часовой? – гифтрот выдернула его из мыслей.

– Лечение, – прохрипел он и услышал, как она переступила за спиной. – Ты это можешь?

– Хммм.

Гифтрот вошла в его поле зрения, склонила голову к Папирусу и опустила уши, из ее рта вырвался еще один тяжелый вздох. Она закрыла нижнюю пару глаз и сосредоточенно прищурила верхнюю. Между ее рогами образовалась зеленая магия, приняла форму подарочной коробки и опустилась к грудной клетке Папируса.

Дрожь пронзила его тело, и пара серых трещин на ребрах затянулась, оставив после себя тонкие шрамы. Кроме того Папирус начал выглядеть как-то иначе, как будто обрел цвет, и Санс отчаянно отогнал любые мысли о том, что это могло значить. Его грудная клетка тяжело поднялась, он снова вздрогнул, и из его горла просочился слабый стон.

Скрипнув зубами от разочарования, Санс посмотрел на гифтрота.

– Это все, что ты можешь?

– Хммм.

В воздухе образовался очередной зеленый подарок и опустился к грудной клетке Папируса, закрылось еще несколько ран, но гифтрот уже взмокла и задыхалась от усталости, из ее пасти вырывались клубы теплого пара.

– Исцеление не сильная моя сторона, – пробормотала она.

Со скоростью, которой он обычно не славился, Санс вскочил на ноги и грубо схватил гифтрота за рога.

– Ты не можешь позволить ему умереть, – выдавил он.

Резким рывком она вырвала рога из его пальцев, обратила на него обе пары своих глаз и прищурилась.

– Зачем, по-вашему, я пытаюсь выследить растение? – тихо прорычала она. Когда он ответил ей непонимающим взглядом, она продолжила: – Какая у него могла быть причина оставлять часового здесь, если не в качестве приманки?

Санс встрепенулся и завертел головой, поддавшись приступу паники.

– Я кое-что смыслю в ловушках, часовой.

Он сухо сглотнул.

– Ты думаешь, это?..

Гифтрот понюхала воздух, а потом покачала рогами.

– Оно так же далеко от нас, как и раньше, но я не знаю, что у него на уме. Мы должны быть начеку, – она посмотрела на Папируса, и ее взгляд смягчился. – …Мне очень жаль. Я понимаю ваш гнев.

Санс сделал глубокий вдох, пытаясь успокоить мешанину своих эмоций – потеря контроля не пойдет ему на пользу и конечно не поможет Папирусу.

…Папирус…

Санс подполз к нему так близко, как осмелился, и сел в снег.

– Бро? – он изо всех сил старался, чтобы его голос не дрожал, и, протянув руку, взял ладонь Папируса. По крайней мере, на ней не было травм. – Ты меня слышишь?

Через секунду голова Папируса немного повернулась в его сторону, и, кажется, в глазницы вернулось немного света. Но он не сжал его руку в ответ.

– Прости. Я… – он тяжело сглотнул, чтобы не дать рыданиям вырваться из груди. – П-прости, что позволил это.

Тело Папируса сотрясла дрожь, и он закрыл глазницы.

– Ему не хватает защиты, – сказала гифтрот, и Санс замер, пока она не продолжила: – На нем нет одежды или меха или чего-то похожего. Можно ли что-то сделать, чтобы он не замерз?

Санс тряхнул головой и заставил себя безрадостно посмеяться.

– Скелеты не мерзнут…

Топтоптоптотоп

В голове Санса одновременно вспыхнули две мысли: Андайн догнала их и Папирус в неподобающем виде.