Текст книги "To Cause a Soul to Crack (ЛП)"

Автор книги: SleepySkeleton

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Убрав лозу, цветок посмотрел на нее и усмехнулся.

– Вот ведь плакса, – выплюнул он.

Его глазницы потемнели, и он больше не мог видеть. Он едва мог чувствовать, как лоза сжимает его, или холодный воздух вокруг. Единственное ощущение, в котором он был уверен – острая боль в душе.

– У-ужасное растение…

Он услышал скрип сжимающегося стебля.

– Это все, что ты собиралась сказать?

– Ты… и-и сам не безвинен, – выдохнула она. – Брат часового пытался помочь ему… что гораздо больше… чем можно сказать о тебе…

Зрение Санса вернулось, он моргнул и посмотрел на цветок, который теперь уставился на гифтрота.

– Откуда тебе знать? – прошипел он.

– Я видела тебя, – ответила она, ее грудная клетка поднималась с видимым усилием. – Ты держал часового… надругался над его магией… против его воли… отвратительный…

– Надругался? Пф! – он пренебрежительно взмахнул лозой, как будто гифтрот только что описала не один из самых ужасных актов, который можно совершить с монстром, а какую-то мелочь. – Я просто играл, и все! Я хотел поэкспериментировать, попробовать новое. Понимаешь?

Очевидное легкомыслие в словах цветка поразило Санса ужасом и вывело из ступора. Он подтянулся вверх, насколько позволяли связывающие его лозы, и посмотрел на цветок, который сейчас опустился к земле, ближе к гифтроту.

– Т-ты тот… кто совершил столь мерзкий акт… ты н-не можешь осуждать… брата часового…

– Ой, умоляю. Как будто провалы его брата не хуже.

Санс сжал руки в кулаки и внезапно ощутил, как что-то перекатилось в кармане. И тут все резко вернулось – план, у него ведь был план, и сейчас единственный шанс…

– Он бы не совершил ничего н-неверного, если бы не т-ты…

– Да, да, может быть, я был немного груб. Ну, и что, по-твоему, мне сейчас с этим сделать?

Наконец, Санс смог вернуть свой голос и, вытащив что-то из кармана, сосредоточился на определенном месте на земле.

– Отправиться в ад, – выплюнул он.

Цветок качнул головой назад и с недоумением посмотрел на него.

– И пока ты там… – в мгновение ока он пропал из пут цветка и, появившись прямо перед ним, сдернул колпачок и ударил, – подумай о том, что ты натворил, у тебя на это будет предостаточно времени.

***

– К-Капитан! Андайн! Я их слышу.

– Хннннн?.. – простонала Андайн, поднимая голову и пытаясь добиться, чтобы окружение не расплывалось перед глазами. Если бы у нее были оба глаза, скорее всего, сейчас для нее все двоилось бы. Боже, какой сегодня день? Она чувствовала себя так, будто лечила часами, но не успела даже толком закончить с грудной клеткой. Как врачам это удается? – Что?

– П-псы! – крикнул Папирус. – Они близко!

– О… О! – она выпрямилась, и в позвоночнике что-то хрустнуло – вау, как же это было кстати – и, само собой, она тут же услышала лай и вой, доносящиеся с двух разных направлений и быстро приближающиеся. – Ты прав! Отличная работа, Папс!

– Э-эм… – вздрогнув, он поерзал у нее на коленях – чрезвычайно неприятное движение из-за того, что кости потерлись об ее одежду – и позволил себе без сил упасть на ее грудь и живот.

– Что такое? – спросила она, с недоумением глядя на скелета, а потом моргнула.

Ах, да. Он, вроде как, немного не одет, мда?

– Пфф. Иди сюда, – подобрав полы своего пальто, она снова укутала его. Убедившись, что он должным образом укрыт – как ее пальто, так и толстовкой Санса – она обняла его руками. – Я бы одолжила тебе свои штаны, но моя чешуя, типа, замерзнуть может.

Она заставила себя посмеяться, но понимала, что он очень, очень не хотел быть увиденным так. И причину она тоже понимала, хотя ей была противна сама только мысль об этом. То, каким они нашли его, одежда, разбросанная повсюду, и то, как Санс прикрыл нижнюю половину его тела…

Мысль, что какой-то больной урод оказался не только достаточно жестоким, но и достаточно мерзким, чтобы сделать что-то подобное – и не просто с кем-то, а с Папирусом, с самым милым растяпой-скелетом, которого она когда-либо встречала…

Звезды, ей хотелось вонзить копье в лицо той мрази.

– Капитан Андайн! – позвала Догаресса, а следом за ней гавкнул Малый Пес.

– Капитан! – голос Догами почти перекрыл протяжный вой Большого Пса.

Просунув одну руку под колени Папируса (стараясь при этом не дать упасть толстовке Санса) и обхватив второй скелета за плечи, Андайн поднялась, наконец-то распрямив усталые ноги.

– Мы здесь!

Папирус еще сильнее задрожал, сжался и спрятал лицо в пальто, как будто ему было стыдно. Ужасное зрелище, особенно учитывая, что скелет крайне редко чего-то стыдился.

Наконец, собаки вышли к ним и беспокойно обнюхали поляну. За этим последовала серия громких чиханий Большого Пса, который попятился, зажав хвост между ног. Папирус дернулся от этих звуков.

Должно быть, Андайн пробормотала ему тихие слова поддержки, но бедный парень так смущался, что не слышал ее, тогда она просто покрепче прижала его к груди.

– Все в порядке, Большой Пес, – сказала она, окинув взглядом скулящего стража. – Ты можешь отойти подальше от запаха, если тебе нужно. Мы уже нашли Папируса.

Догами оторвался от осмотра местности и с энтузиазмом повернулся к Андайн.

– Папирус невредим?

Лицевые плавники Андайн дернулись, и она опустила взгляд на скелета в своих руках.

– Теперь он с нами.

Снова подняв глаза, она заметила Малого Пса, обнюхивающего клочки разорванной одежды. Уши стражника поникли, и, скуля, он поднял обрывки.

Возможно, псы и не выглядели грозно, но они не без причины состояли в страже. Малый Пес посмотрел на лоскуты в своих руках, на Папируса, потом на Большого Пса, который стоял в отдалении, тихо скуля, что не имело совершенно ничего общего с его сопливым носом. Тем временем Догами подошел ближе и взглянул на Папируса.

– Как ты себя чувствуешь, часовой? – спросил он.

Папирус поежился в ее объятиях.

– Вел… иколе… – начал он, а потом сглотнул. – М-мне уже лучше.

Звезды, от того, как он говорил, ей хотелось кинуть кого-нибудь через плечо.

– Пахнет цветами, – позвала Догаресса, привлекая к себе всеобщее внимание. Она указывала на запад, в том направлении, куда ушли гифтрот и Санс. – В той стороне!

– Ладно, парни, – сказала Андайн, поудобнее перехватывая Папируса. – У Санса, вроде, был какой-то план, так что он ушел вперед. Мы пойдем за этим цветком и найдем его. – Скелет напрягся в ее руках, поэтому она добавила: – Но не нападайте на него, всем ясно?

Собаки в замешательстве переглянулись, но никто не осмелился усомниться в приказе Капитана.

– Так точно!

Внезапно ей в голову пришла одна мысль, и она развернулась к Догам.

– Но сперва… Догами? – Пес посмотрел на нее. – Дай мне свой плащ.

Пес без колебаний снял плащ, под которым оказались кожаные доспехи. В сочетании с его мехом они не дадут ему замерзнуть. Так как руки Андайн были заняты, он накинул плащ ей на плечо.

Убедившись, что плащ не соскользнет, она бросилась прочь с поляны, подальше от взглядов псов. Андайн поставила скелета на ноги, все еще придерживая за плечи, и расстегнула полы пальто. Скелету едва хватало сил, чтобы прижимать к себе толстовку Санса, его ноги дрожали, и она слышала напряженный стон, вырвавшийся из его горла, поэтому Андайн постаралась все сделать быстро.

– Вот, Папирус, – прошептала она, накидывая плащ Догами ему на плечи. Он был немного короток и доходил только до коленей, но все равно неплохо справился с поставленной задачей.

Она заметила облегчение, промелькнувшее в глазницах скелета, и ощутила, что ее собственная душа немного потеплела от этого.

– Сп-спасибо, Андайн, – прошептал он, и она, улыбнувшись, снова подхватила его на руки.

Вернувшись на поляну, она свистнула Большого Пса, который немного неуверенно подошел к ним.

– Ладно, здоровяк, мне нужно, чтобы ты остался и присмотрел за Папирусом…

– Нет! – крикнул Папирус, слабо напрягшись в объятиях Андайн. – Н-нет, м-мне нужно… у-увидеть Санса, и-и…

– Мы не можем взять тебя с собой, Папс! – ответила Андайн. – Что если эта штука попытается снова навредить тебе?

Малый Пес что-то тявкнул, а Большой фыркнул в знак согласия.

– Оно может вернуться сюда, – перевела Догаресса. – Папирусу будет безопаснее со всеми нами, а не только с одним.

Андайн стиснула зубы.

– Угх, не подумала об этом… – она перевела взгляд на Папируса. – Ты уверен?

К ее удивлению, Папирус отвернулся.

– Н-нет. Но… я должен… у-убедиться, что С-Санс…

Она не могла винить его, надеялась только, что не пожалеет об этом позже.

– Ладно. Держись крепче! – она обвела взглядом остальных стражей. —

Выдвигаемся!

Этим Андайн подхлестнула псов, и они бросились вперед по следам гифтрота на запах цветов. Папирус вцепился в ее пальто со всей силой, что в нем оставалась, и плотно зажмурился. Андайн бросила на него быстрый взгляд, а потом сосредоточилась на том, чтобы выбирать дорогу.

Ладно, Санс… тебе лучше быть живым, ради Папируса, иначе я урою тебя.

***

Что ж, улыбающемуся мусору удалось застать его врасплох.

Флауи увидел лазурную магию, приближающуюся к нему быстрее, чем он смог бы отреагировать и уйти под землю, а потом что-то ударило его в глупо раззявленный рот. К удивлению, это его не ранило – о, конечно, душа мусорного мешка, наверное, ослабла, а вместе с ней и его магия. Идиот.

Хотя можно подыграть – заодно подумать, что произошло. Есть где-то секунда, пока мусорный мешок не может сбежать, и сейчас у Флауи есть возможность убить доставучего гифтрота и, наконец, добиться того, чего он хотел – проложить прекрасную, большую трещину через душу комика.

Он выиграл, вот что произошло! Он потратил столько времени, чтобы заслужить доверие Папируса, а потом сломал его и сломал скелета, а потом этим сломал мусорный мешок! Все эти месяцы работы окупились, и это того стоило.

Он выиграл, вот что произошло! Он потратил столько времени, чтобы заслужить доверие Папируса, а потом сломал его и сломал скелета, а потом этим сломал мусорный мешок! Все эти месяцы работы окупились, и это того стоило.

Он выиграл, вот что! Заслужил доверие Папируса, сломал его, сломал скелета, сломал мусорный мешок! Все эти месяцы работы того стоили.

Выиграл, заслужил доверие и сломал его, сломал Папируса, сломал мусорный мешок, все того стоило.

Выиграл сломал доверие папирус мусорный мешок стоило стоило сломать разбить душу гифтрот.

выиграл стоило папирус душа трещина мусорный мешок сломать лозы двигайтесь сломать разбить доверие стоило стоило стоило выиграл что случилось двигайтесь лозы убить двигайтесь лозы раздавить убить снег деревья не остановить стоило.

лес снег магия скелет нужно вытянуть лозы гифтрот двигайся убей нужно вытянуть сохраниться снег снег снег магия стоило двигайся сохранить файл повторить повторить повторить цикл сбой сохранить файл повторить не могу снег убить сломать душу не могу протянуть не могу протянуть не могу протянуть

небо скелеты монстры рыба псы псы псы псы убить убить убить убить планы сломать цикл сохранить файл цикл сохранить файл цикл сохранить файл цикл сохранить файл стоило помогите помогите

помогите

***

Андайн устала.

Хотя они дружили не так долго, Папирус тренировался с ней достаточно, чтобы знать, как быстро она могла двигаться, как устойчиво ступала по снегу, как дышала, прикладывая к чему-то усилия. И хотя она не сказала бы этого, он видел, что идти в ногу с собаками стоит ей немалых трудов, что она периодически скользит на подмерзших участках, что ее дыхание звучит так, будто она пересиливает себя.

Само собой, понятно почему. Она весь день занималась обычными обязанностями Капитана Королевской гвардии, потом искала его, потом лечила… ну или пыталась.

Судя по лесу вокруг, по тому, что он мог разглядеть больше деревьев, а сияние кристаллов на потолке становилось все более тусклым, почти рассвело.

Она была на ногах всю ночь, так же как и псы, так же как и Санс.

Это ты виноват, если бы ты не был так туп, чтобы дать этому произойти, они все были бы в порядке, спали бы в своих постелях, и ты тоже, это все твоя вина.

Это правда. Он плохой часовой, плохой брат, плохой друг. Все его вина.

Но он ничего не мог изменить – то, что случилось, уже не исправить. Он не мог ничего восстановить, перезагрузить, перерисовать – все было разрушено. Все…

Руки судорожно сжались вокруг него, стиснули правое бедро и плечо, боль выдернула его из мыслей.

– Держись, Папс – выдохнула Андайн, и он ощутил, что ее темп ускорился. – Мы почти на месте. Держись, пожалуйста.

Папирус вскинул голову и испугался бледности ее лица – у нее было такое же выражение ужаса, которое он видел не так давно на поляне. Он не понимал, почему она все еще продолжает делать это лицо, почему выглядит такой перепуганной, но не мог видеть Андайн – сильного, смелого, доблестного Капитана Королевской стражи – такой.

– Я-я… п-попытаюсь.

– Так держать, часовой.

Часть его не хотела держаться – он не ощущал себя ничем иным, как грудой потрепанных сломанных костей, которую Андайн приходится тащить на себе. Было бы проще, если бы она бросила его. Но… она назвала его часовым, а значит, это был приказ. Он должен держаться, в противном случае, это будет неподчинением, и он… он провалится снова.

Поэтому он попытался собраться, попытался сдержать негативные мысли, попытался наблюдать за псами, бегущими рядом, смотреть на медленно-медленно светлеющий потолок, прислушиваться к стуку души Андайн. Сосредоточиться на этом, сосредоточиться, сосредоточиться…

Многоголосица собачьего лая разбила его концентрацию, а возможные причины лая послали по телу волны ужаса, и он вцепился в Андайн, вцепился в толстовку Санса.

– Чт-что?!

– Санс! – крикнула Андайн, наклонилась и бросилась вперед, прямо между строем псов.

Санс – он здесь, они нашли его, они видели его, а значит, он не стал пылью, но тогда Флауи?..

Напрягшись в объятиях Андайн, Папирус развернулся достаточно, чтобы увидеть то, что находилось впереди, но обзор блокировали собаки.

Когда он уже собрался спросить, что там, они остановились. Большой Пес чихнул первым и замер на месте, за ним следом расчихался Малый Пес и, скуля, попятился назад. Догами и Догаресса застыли на месте, и без плаща, укутывавшего Догами, Папирус видел, как встопорщился мех на его загривке.

Пара Догов стояли достаточно далеко друг от друга, так что Андайн проскочила между ними, и Папирус наконец увидел.

К ним спиной, прижав уши к голове, стояла напряженная гифтрот, а Санс пустыми глазницами смотрел на что-то на земле.

– САНС? – позвал Папирус хриплым голосом.

Санс вскинул голову, огоньки в его глазницах замерцали и снова зажглись. Он смотрел в их направлении, но не на Папируса, а когда они подошли ближе, снова опустил взгляд.

Дрожь прошила тело Папируса. Почему Санс не смотрит на него? И где Флауи?

Прежде чем он успел всерьез задуматься об этом, шаги Андайн замедлились, и она произнесла тихим голосом:

– Что за…

И, наконец, Папирус увидел это – на земле в нескольких местах что-то было, оно странно извивалось, а потом…

Он увидел желтые лепестки, и его разум опустел.

Это был Флауи – он был той штукой на земле. Он и его лозы корчились, подрагивали, свивались неестественными повторяющимися движениями. Его распахнутые глаза подергивались как от нервного тика, рот то кривился в зубатой улыбке, то сжимался в линию снова и снова, в уголках губ пузырилась молочно-голубая пена.

Он был жив. Он был жив, но…

– Что, – прохрипела Андайн, и он услышал ужас в ее голосе, – ты сделал?

Когда Санс так и не ответил, Папирус оторвал взгляд от корчащегося тела Флауи и перевел его на брата.

Санс посмотрел на Андайн, а потом на свою руку. В ладони было зажато что-то стеклянное с бумажной этикеткой, надпись на которой гласила:

НЕ ПИТЬ.

Комментарий к Глава 14. Расплата

Арт к главе:

http://asleepyskeleton.tumblr.com/post/153085290206/it-wasnt-your-fault-from-the

========== Глава 15. С чистого листа ==========

Примечания:

Сны, слезы и смех.

Снег падал огромными пушистыми хлопьями, быстро укрывая землю белым полотном. Снегопад был таким обильным, что с веток деревьев в лесу периодически срывались тяжелые снежные шапки. Но он пробирался по такой погоде, несмотря на то, что иногда совершенно ничего не видел в снежной круговерти. Он чувствовал шарф, плотно обмотанный вокруг шеи, и знал, что снег не проникнет сквозь доспехи и не попадет в грудную клетку.

Он шел, и шел, и шел все глубже в лес. Разум ничего не занимало, кроме хруста снега под сапогами и редких мягких хлопков упавшего на землю снега.

Было мирно. И хорошо.

Но почему он оказался здесь?

Он остановился на мгновение и огляделся. Все казалось знакомым и незнакомым одновременно, от чего в душе растекалось странное ощущение уюта в сочетании с легким беспокойством.

Почему он здесь?

Неважно. Он скоро вспомнит.

Так что вперед. И он снова пошел, сильнее углубляясь в лес. Он понимал, что у него должна была быть причина для нахождения здесь, поэтому нужно идти вперед. Все будет хорошо. Все в порядке. Ничего страшного, что он не помнит. Это нормально.

– Приветик!

Паника заставила его примерзнуть к месту, а душу затопил страх, после чего эмоции смешались в нездоровое мерзкое ощущение где-то в районе живота.

Ох. Точно. Вот почему он здесь.

Цветок выжидающе ухмылялся.

Ему нужно было что-то сказать. Он знал это. И ему было, что сказать, но слова попросту не выходили изо рта.

Цветок ждал.

Он двинул правой рукой, чтобы поправить шарф, но обнаружил, что в руке уже что-то зажато: альбом. Верно. Он собирался показать цветку свой рисунок, не так ли?

Открыв альбом, он пролистал страницы, но не смог ясно увидеть ни один из рисунков, его разум терял четкость восприятия. Нет, это не правильно.

– Ты сегодня ужасно тихий, друг.

Он выронил альбом, и тот упал в снег. Он наверняка пострадает. Но почему-то это не казалось важным, все, что он мог делать – неотрывно смотреть на маленький желтый цветок перед собой.

Цветок больше не улыбался.

– Знаешь, уже слишком поздно.

Нет. Он не хотел в это верить.

– Тебе стоило бы сказать что-нибудь раньше.

Ему стоило, но он этого не сделал. Но он мог сказать сейчас… ведь мог же?

– Хотел бы я, чтобы ты был другом получше.

Он тоже хотел бы этого.

Он заметил, как неприятное ощущение в груди превратилось в боль в грудной клетке – с недавних пор она стала привычной.

– Но все-таки, что ты хотел мне сказать?

Он тоже задавался этим вопросом. Его взгляд скользнул вниз и упал на альбом. Тот был испорчен – так зачем он вообще принес его? Но он этого не делал.

Он этого не сделал.

Не смог сделать.

– Ну?

Он снова перевел взгляд на Флауи, и его осенило пониманием. Он тихо вздохнул.

– Неважно, – пробормотал он. – Это все равно сон.

Папирус закрыл глаза и открыл их, чтобы увидеть фигурки, аккуратно расставленные на столе, недалеко от кровати. Лес, снег и Флауи пропали, и он снова вернулся в свою комнату. Ничто из этого не было настоящим.

Кроме боли в груди. Она была настоящей.

Внезапно он сел в постели и, быстро задрав пижаму, осмотрел грудную клетку. Внутри по-прежнему была подушка – это помогало отогнать ощущение наличия в грудной клетке чего-то еще… иногда – так что он вытащил ее. Что касается самих ребер – на них виднелось несколько тонких царапин рядом со шрамами, но ни одна из них не была свежей. По крайней мере, это хорошо.

Опять же, это все равно был не тот кошмар, который заставлял его делать такое.

Но все же это был кошмар.

Папирус сжал голову руками – тот же самый кошмар, который посещал его каждую ночь на этой неделе. Нет, он не был связан с болью или чем-нибудь действительно страшным, но сон оставался кошмаром.

Настоящий кошмар – видеть своего друга, с которым ничего не случилось, стоящего там совершенно нормальным… а потом просыпаться и понимать, что это неправда.

Честно говоря, он не мог точно сказать, что было хуже.

Вдобавок, он точно знал, почему его снова начал посещать этот кошмар. Воспоминание обрушилось на него, как толстый снежный покров, цеплялось за кости, от чего он чувствовал неподъемную тяжесть.

Сегодня. Именно сегодня он собирался это сделать. Он принял решение неделю назад (после продолжительных внутренних дебатов), но тогда неделя казалась таким долгим сроком. А теперь, когда время пришло, он чувствовал, что слишком рано. Он не был готов.

Но он сделал свой выбор и не собирался отступать.

Утерев слезы подолом пижамной футболки – все равно сегодня день стирки – Папирус заставил себя встать с кровати и подошел к шкафу. Ему не нужно было включать свет, чтобы в идеальном порядке вещей найти свое «Боевое Тело Мк. II», как Санс предложил называть его. Если перчатки, сапоги и шарф остались прежними, нагрудник стал значительно меньше и плотнее прилегал к ребрам, а нижняя половина брони теперь лучше закрывала тазовые кости.

В целом, снимать и надевать его было истинной болью.

Именно так, как он хотел.

Хотя броня была не так удобна, как изначальное боевое тело, он знал, что со временем привыкнет. И будет хорошо заботиться о новом доспехе – он дал себе такое обещание.

После вечности сражения с новым доспехом он, наконец, полностью облачился в боевое тело и осмотрел себя в зеркале. Взгляд скользнул по его фигуре – скелет сознательно старался не задерживать его слишком сильно на обнаженных ногах и позвоночнике. Никто не обращал внимания на его шрамы, так что и он не должен, но ему не удавалось игнорировать то, насколько меньше он выглядел в новой броне по сравнению со старым боевым телом.

Неважно. Он восполнит это, став в два раза более великим!

Папирус выпятил грудь, встал максимально прямо и принял свою обычную горделивую позу. Ветер не развевал шарф за спиной, но он легко мог себе это представить.

Выглядело фальшиво.

Тем не менее, он продолжал позировать, глядя на свое отражение и борясь с желанием разбить зеркало. Да, это фальшивка, но когда-нибудь он сделает это реальностью.

…Только не сегодня.

Папирус резко отвернулся от зеркала, его ноги немного заплелись, но он постарался выровнять походку, пока шел к двери, даже когда за кости снова начало цепляться знакомое чувство страха.

В гостиной не было тихо, заметил он, спускаясь по лестнице. Где-то в доме раздавался тихий скрежет сверчка, что было немного странно. Кроме того, за столом, заваленным различными записями, пробирками, пипетками, банками и, похоже, остатками эхо-цветка, храпел Санс. Папирус поморщился, и не только из-за беспорядка.

Первым делом он отправился на кухню, чтобы приготовить чашку кофе и овсянку. Последняя была особенной редкой марки – человеческая еда, так что ее нужно было специально изменить, чтобы она стала пригодна для монстров. Обычно такие вещи хранились для особых случаев, но если ему когда-нибудь и требовался дополнительный импульс, то сейчас.

Дожидаясь, пока еда приготовится в микроволновке, он сел за стол и осмотрел вещи, разбросанные вокруг. Одна его часть была рада видеть, что Санс так усердно над чем-то работает… но вторая хотела, чтобы он работал над чем-то другим.

Одна из записных книжек была открыта на странице, которая привлекла его внимание: схема эхо-цветка с подписями к каждой его части. Папирус почти засмеялся, когда увидел это – у цветка было неверное количеств лепестков, все они были разных размеров, серединка цветка находилась не в середине, а сам цветок был до смешного непропорционален стеблю.

Подняв бесхозный лист бумаги и шариковую ручку, Папирус набросал цветок по памяти и подписал части цветка, его рисунок выглядел несравнимо лучше эскиза Санса. У него ушло немного времени, чтобы дорисовать цветок, и он поймал себя на том, что добавляет окружение – заштриховывает гладь реки и россыпь гальки у берега.

– Ммм… здорово получилось, бро… но это должна была быть схема сечения.

Папирус вздрогнул и поднял взгляд, гадая, как давно Санс проснулся и наблюдал за ним.

– Сечения?

– Ага, – пробормотал Санс, моргнул и перевел взгляд на рисунок. – Типа, ну знаешь, разрезанный напополам, вроде как вид на внутреннее строение.

– Вот уж не подумал бы, – парировал Папирус, кивая в сторону растерзанного растения, куски которого валялись по всему столу. – Мне кажется, что ты планировал его взорвать, а не разрезать.

Санс усмехнулся и наклонился, снова ложась головой на руки.

– Ну, я бы нарисовал тебе твое «сечение», вот только не шатаюсь по округе, кромсая цветы пополам, так что не знаю, как…

БУХ.

Папирус подпрыгнул от неожиданного звука, его душу пронзила боль, когда та в панике заметалась в грудной клетке. Но он заставил себя успокоиться, когда понял, что Санс, не поднимая головы, вытащил из кармана какой-то предмет и с грохотом швырнул его на стол. Паника быстро превратилась в раздражение, стоило высокому скелету узнать в этом предмете искалеченный, разделенный пополам эхо-цветок.

– Вот тебе для справки, – сказал Санс с вымученной жизнерадостностью кого-то, кто спал всего два часа.

– Д-да, – Папирус подергал свой шарф, все еще пытаясь успокоить бешено бьющуюся душу, – это, безусловно, будет хорошим подспорьем для точной иллюстрации.

И только когда скелет почувствовал, что ему, наконец, удалось успокоить нервы, из кухни донесся пронзительный писк микроволновой печи, заставивший душу вновь биться в лихорадочном ритме. «Это просто микроволновка», сказал он себе, делая глубокий вдох, от которого ребра прижались к внутренней стороне нагрудника.

– …Все хорошо, бро?

Папирус немного слишком быстро выдохнул.

– Да, порядок, – ответил он и отправился в кухню, пока Санс не успел начать выспрашивать лишнее. Он налил кружку кофе, вытащил овсянку из микроволновки, потом перенес это все к столу и поставил кофе перед Сансом. – Я решил, что это поможет тебе полностью проснуться?

– Да, должно сработать.

Пока Санс отпивал кофе, Папирус мешал кашу в тарелке, дожидаясь, когда растворится сладкая посыпка. К его раздражению, Санс потянулся через стол и, выудив прямо из тарелки несколько сахарных горошин, бросил их в свой кофе.

– Санс!..

– Нужен сахар, – ответил Санс, криво улыбаясь. Он сделал еще один глоток кофе, потом взглянул в тарелку Папируса, и его ухмылка пропала. – …Овсянка? По какому случаю?

Папирус вздохнул, продолжая помешивать кашу.

– Это сегодня.

– О. Уже?

Смущенный спокойной реакцией брата, Папирус поднял взгляд.

– Я мог поклясться, что это должно было быть на следующей неделе, – отозвался Санс, постукивая пальцем по стенке кружки. – Неужели Ал на самом деле нужно встречаться с тобой так рано? Хех, ну, могу телепортировать тебя в ее лабу, если хочешь.

– Нет! – Папирус откинулся назад, хмуря надбровные дуги. – Я не об этом, и ты все равно в таком состоянии не будешь никуда телепортироваться. Помнишь, что случилось в последний раз, когда ты попытался после трех часов сна?

– Неа.

– Мы появились, наполовину утонув в озерном иле в Водопадье. И Герсону пришлось выуживать нас из этой грязи.

Папирус слишком поздно узнал глупую улыбку на лице брата.

– Но мы же не рыбы, бро. Приличных скелетов принято выкапывать, разве нет?

– Это даже не… – он махнул рукой на попытку критиковать шутку, Санс все равно уже задыхался от смеха. Рыкнув, он в шутку шлепнул брата. – Пей уже свой кофе! – с этим он сунул ложку овсянки в рот, проигнорировав то, как она обжигала горло.

«По крайней мере, – думал он, – таким чокнутым Санс бывает только от недосыпа. Не то чтобы недостаток сна сам по себе был хорошей штукой, но могло бы быть и хуже. Уже хорошо, что он не шарохается по дому, обтирая стены в стельку пьяный».

По крайней мере. Уже хорошо. Могло быть и хуже.

Иногда он мог поклясться, что сам проглотил немного этой проклятой сыворотки из эхо-цветка, так часто в голове вертелись одни и те же фразы.

– Подожди, куда он делся?

Папирус оглянулся на Санса и обнаружил, что тот пялится на пустую банку, которая стояла на столе.

– Куда он делся? – повторил Папирус, зачерпнув еще одну ложку овсянки.

Санс поднял крышку, лежавшую рядом с банкой, и осмотрел со всех сторон.

– Сверчок!

– О, а мне-то было любопытно, как он здесь оказался, – Папирус обвел взглядом гостиную и нахмурился. – Я слышал его, когда спускался сюда.

Санс раздраженно заворчал.

– Поможешь мне его поймать, ладно?

Сделав еще один глоток кофе, он встал из-за стола и потер глазницы. Папирус с некоторой неохотой поднялся вслед за ним, и они приступили к обыску гостиной. Санс не сильно помогал, только зевал и постоянно тер глазницы, но, в конце концов, Папирус обнаружил жука, приютившегося на дальней стене, рядом с лестницей.

– Иди сюда, малышка-жучишка… – сказал он, наклоняясь, чтобы его поймать. Потребовалось несколько попыток, потому что сверчок оказался прытким, но, наконец, Папирусу удалось зажать его между большим и указательным пальцами. Скелет поднял его.

Жук беспомощно барахтался в его хватке.

Он невольно разжал пальцы и отпрыгнул назад, его душа гулко билась в груди. Санс быстро подхватил сверчка ладонью, обернутой рукавом.

– Все нормально, бро. Сверчки не кусаются, – заверил он, неся жука обратно к столу.

Но Папирус выпустил его не поэтому. Его кости содрогнулись.

– Иди сюда. Я хочу тебе кое-что показать, – Санс уже сидел за столом, прижимая сверчка к столешнице.

Папирус медленно подошел, демонстративно не глядя на жука.

– Ты собрался его мучать?

Санс бросил на брата взгляд.

– Это ему не навредит, бро. Просто… немного запутает.

– Тоже ничего хорошего, – пробормотал Папирус, садясь на свое место и сверля взглядом овсянку. Он уже не был уверен, что у его остался аппетит.

– Так вот, потребовалось время, но я думаю, что в этот раз получилось, – продолжил Санс, в его голосе слышался редкий намек на волнение. Его было приятно слышать, по крайней мере. – Это было, эм… – он прищурил глазницы, разглядывая ряд пузырьков, наполненных лазурной жидкостью, и, наконец, остановив свой выбор на втором слева, окунул в него пипетку. – Вот этот.

– К-как ты поймешь, что это сработало? – Папирус обнаружил, что спрашивает вслух, как будто если он узнает, то у него будет надежда не смотреть.

Санс повертел пипетку в пальцах, изучая дозировку.

– Должно быть, будет делать что-то повторяющееся. Скрежетать, прыгать на месте или вперед, даже когда упрется в стену… Вот что-то из этого, и ничего больше.

Вздохнув, Папирус заставил себя смотреть, как Санс подносит пипетку к сверчку, стараясь ничего не пролить. Его кости ныли от напряжения, а душа тревожно стучала. «Он делает это ради тебя, – напомнил он сам себе, хотя ему совершенно не хотелось этого видеть. – Он не спал ночами ради тебя».

Если бы только он мог сделать что-нибудь еще…

– Всего двух капель должно хватить, – Санс поднял пипетку над жуком и, немного поколебавшись, наконец, сжал ее. Две капли жидкости упали на голову жука. – И…

Они ждали.

После нескольких секунд, проведенных в напряжении, Санс убрал руку, и сверчок тут же спрыгнул со стола. Он несколько раз скакнул в разные стороны, а потом затерялся среди узоров ковра.