Текст книги "To Cause a Soul to Crack (ЛП)"

Автор книги: SleepySkeleton

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

– …Она дала, – ответил 02, а 01 неловко рассмеялся.

– О, правда? Я, типа, забыл записать его в свой телефон.

– …Я записал.

– Ну, э-это хорошо, – 03 коротко кивнула. – Если что-то всплывет… звоните ему или Андайн.

– И позвоните Андайн, если Санс в скорости не вернется домой, – добавила 04.

– Ага, все поняли.

На этом стражи попрощались. 01 и 02 заняли свой пост перед домом скелетов, и, когда 03 и 04 больше не могли их слышать, 01 искоса посмотрел на своего напарника.

– Панические атаки?

– …Этого не было в деталях задания.

***

Не желая делать ничего больше, Санс пялился в потолок.

Он лежал на матрасе, не волнуясь о холодном сквозняке, отсутствии одеяла и том, что один из его тапочек слетел с ноги, когда он падал на свою «кровать». Он сжимал руку на грудной клетке, не царапая ее, как Папирус, а просто прижимая, как будто пытался почувствовать собственную душу.

Никогда раньше не было так плохо.

Это было больше, чем его заслуженная доля моментов никчемности – кусков дней, когда он не мог отделаться от ощущения, что ничего не имеет смысла. И тогда он просто плыл по течению или беспробудно спал, а иногда шел в Гриллби’s и набирался там до тех пор, пока не переставал волноваться о том, что важно, а что нет.

Но всегда, всегда он ждал, что Папирус придет за ним – скажет что-то, что развеет эту дымку, накричит на него, чтобы вставал и шел на работу, вытащит за шкирку из Гриллби’s и отругает, когда он протрезвеет.

Не то чтобы он сам не заботился о Папирусе, разумеется, но Папирус был единственным, кто удерживал его стабильность, кто возвращал его в чувства. Если Папирус был в порядке, то и Санс каким-то образом тоже был в порядке.

Но сейчас он не был.

Санс немного крепче сжал грудную клетку, но не настолько, чтобы стало больно.

Он был уверен – он знал – что существовали тайм-лайны, где Папирус не был в порядке: где он пропал и не вернулся, или где вернулся, но лишь в качестве горсти тонкой пыли. Дело в том, что он не мог вспомнить этого… он знал только, что такое случалось, благодаря (вот уж, спасибо) старым журналам, которые хранил. И он совершенно не знал, что случилось с предыдущими его «версиями», потому что журналы обычно обрывались на этом, но он мог себе представить.

Отправился спать и никогда больше не проснулся.

Напился до тошноты и все равно продолжал пить.

…Присоединился к брату в кучке пыли.

Но эта временная линия была не такой, как те. Папирус был жив, но не здоров. Санс не мог бросить своего брата, как твердил ему очень маленький, очень эгоистичный, совершенно прогнивший кусок его.

Видимо, этот кусочек любил вылазить в подобные моменты.

«Что хорошего в том, что сейчас ты попробуешь все исправить? – спросил он. – Ты уже все похерил».

«Я не могу махнуть рукой на Папируса. Не могу».

«В долгосрочной перспективе это не имеет значения. Все равно все просто оборвется».

«Я не могу быть в этом уверен наверняка».

«Можешь. Так всегда происходит. Ты это знаешь. Совсем недавно ты сам видел доказательства».

«Неважно».

«Да, тебе неважно».

Санс надавил ладонями на глазницы. Вот почему он престал пытаться сильно вмешиваться во что-то – это либо ничего не давало, либо делало хуже. Он давал обещания, которые приходилось нарушать. Пытался остановить неизбежное и терпел неудачу. Что-то записывал и никогда не учился на этом, потому что все, что он писал, было слишком удручающим, чтобы просто прочитать.

«Звезды, мне нужно выпить рюмочку».

И еще одну, и еще. Напиться до бессознательности сейчас казалось отличной идеей.

Единственное, что не давало ему воспользоваться коротким путем в Гриллби’s, был тот факт, что он едва мог заставить себя шевелиться.

«Зачем я вообще пытаюсь?»

Он посмотрел сквозь промежутки между пальцами.

«Хех. Вопрос с подвохом: не знаю».

Однако он должен. Он знал, что должен. Папирусу нужна помощь, даже если не его. В телефоне записан номер Андайн, и ему нужно ей отчитаться.

…Но у входной двери стоит стража, и Папирус в безопасности. В своей комнате.

Отчет может и подождать до тех пор, когда он не почувствует себя чуть лучше, чем на грани обращения в пыль.

***

Карандаш выводил линии в блокноте, с поразительной точностью создавая геометрические фигуры. Некоторые были квадратами – либо заштрихованными, либо пустыми, другие были стрелками, иксами, нулями, треугольниками и другими подобными формами. Через них проходили линии, создавая узоры там, где раньше им не было места, чтобы встретиться в центре рисунка.

Парой театральных взмахов Папирус начертил на странице Х и, сунув карандаш в рот, перевернул лист.

Чаще всего, когда он не мог думать ни о чем другом, его разум переключался на схемы. Это одна из причин, почему он был так хорош в головоломках, в конце концов, они сами естественным образом зарождались в его голове. Его альбомы были полны узоров, создавая бесконечный кладезь дизайнов, которыми он мог воспользоваться, если ему требовалось обновить свои головоломки в лесу. Разумеется, некоторые работали лучше других, но все они были весьма логичными, даже если он рисовал их без особой задумки.

Он хорошо разбирался в схемах и последовательностях.

Он мог найти их в головоломках, в местах, в монстрах. Монстры тоже в некотором смысле придерживались последовательностей – даже если ему не всегда хорошо удавалось читать монстров, подобных Сансу, обычно он легко мог уловить последовательности в их внешности и действиях.

Он аккуратно пролистал страницы; среди схем для головоломок тут и там встречались наброски мест – в основном леса Сноудина и тихих пещер Водопадья – и монстров. Хозяйка гостиницы – стройная с плавными изгибами, всегда готовая предложить свободную комнату усталому путешественнику, исцеляющую магию раненому ребенку, конфетку случайно заглянувшему к ней скелету. Санс – слишком округлый для скелета почти всегда где-то между желанием пошутить и поспать. А еще…

Он вздрогнул.

Флауи – дружелюбная круглая сердцевина, шесть мягких лепестков и…

…и…

Папирус уставился на набросок.

Он хотел сделать Флауи сюрприз, нарисовав его по памяти. Обычно народу нравились его наброски, если он решался их показать – не то чтобы он делал это часто, так как предпочитал, чтобы они видели его прекрасные головоломки и магические навыки, а не что-то такое недостойное Королевского Гвардейца, как рисование – так что он подумал, что друг может оценить этот подарок. Он нарисовал его таким, каким помнил: улыбчивым, дружелюбным, терпеливым, всегда готовым выслушать, подбодрить или похвалить.

Он больше не подходил под эту схему.

Щелк.

Папирус моргнул, внезапно осознав, что раскусил карандаш пополам.

Он сел ровнее, выплюнул половинку карандаша, отложил обломки в сторону и вернулся к наброску.

Не то чтобы народ никогда не выбивался из привычных схем – черт возьми, да это происходит прямо сейчас.

Иногда изменения обозначали, что что-то идет правильно – в некоторые дни Санс мог бодрствовать дольше, а его улыбка казалась искреннее – но чаще всего они обозначали, что что-то не так.

Как-то хозяйка гостинцы заболела, и тогда горожане заботились о ней, а не наоборот. У Санса случались плохие дни, когда он спал гораздо дольше, чем обычно, и вообще не шутил.

Флауи…

Папирус закрыл глаза и застонал. Что же пошло не так? Что заставило Флауи из веселого цветка, который он нарисовал по памяти, превратиться в?..

Он взял заточенную половину карандаша и нашел в альбоме пустую страницу. Графит царапал бумагу отрывистыми штрихами, создавая грубые угловатые формы. Он отстранился от работы, сосредоточившись только на формах, серых линиях, становившихся все темнее, и грифеле карандаша, продавливающим бумагу под силой нажима.

Наконец, скелет остановился и осмотрел результат.

Он тут же перевернул страницу к более дружелюбному рисунку, сделанному месяцы назад, и его разум попал в ловушку, не способный смириться с фактом, что оба наброска – это одно и то же существо.

Бессмыслица.

Бессмыслица.

Что случилось? Что он натворил? Он пропустил назначенную встречу? Обидел его? Ранил?

Папирус помнил – потом Флауи сказал, что он причинил ему боль. Он не помнил как или почему, но это произошло, и, должно быть, именно потому Флауи превратился из этого в…

Папирус откинул блокнот к дальнему концу кровати и посмотрел на свои руки.

Головоломка, которую он не мог решить.

***

По лесу пронесся порыв холодного свежего ветра с запада, и ее охватило неясное предчувствие, когда он растрепал ее густую шерсть. Сейчас, без бегающих по лесу городских детей тут было тихо. Большинство ее родичей на ночь вернулись на утес, довольные и сонные после целого дня блужданий по лесу.

Однако не все они ушли, некоторые решили задержаться и поискать лучшую еду без лишней конкуренции. Другие, вроде нее, просто хотели еще несколько минут насладиться иллюзией свободы. В конце концов, никто не даст гарантии, что это затишье продлиться еще день – когда-нибудь дети вернутся, чтобы мучать их.

Прямо сейчас она не хотела думать об этом.

Прямо сейчас ее копыта мягко ступали по снегу, а четыре глаза смотрели вверх, впитывая такой редкий для них вид кристаллов, сияющих в вышине.

Это была спокойная ночь.

***

Туктуктук

Папирус резко сел на кровати и уставился на окно широко открытыми глазами. Уже стемнело, и он не ожидал так скоро снова увидеться с Флауи. По позвоночнику пробежал холодок, когда он заметил панику, написанную на лице друга.

Туктуктуктуктуктук

После секундного колебания Папирус встал, пересек комнату и подошел к окну, за которым его ждал Флауи. Его друг буквально ерзал на месте, лозы извивались от нервной энергии, переполнявшей его, и он снова нетерпеливо постучал по стеклу. Его выражение отражало смесь страха и тревоги.

Как только окно открылось, Флауи, не теряя времени, сунул голову в комнату.

– Ох, Папирус! – зашептал он дрожащим голосом. – Я-я так боялся, что не доберусь до тебя вовремя!

Последние пару дней появление друга наполняло Папируса мерзкими опасениями и страхами. Сейчас он ощущал то же самое, но по другой причине – он не мог вспомнить, когда в последний раз видел Флауи таким испуганным.

– Чт-что случилось, Флауи?

– Там… в-в лесу, ребенок, он!.. – его речь превратилась в испуганный скулеж.

Кости Папируса передернуло – снова?!

– Т-ты уверен? – прошептал он.

– Да! Папирус, мы должны помочь ему! Я-я сам не справлюсь, я слишком слабый! – две лианы перепутались между собой, создав впечатление, что он заламывает руки. – Пожалуйста, друг, нам нужно поспешить!

Его первым порывом было вылезти из окна, но он остановил себя.

Что-то тут не так.

– Ф… Флауи, – сказал он, заставив себя смотреть другу в глаза, – ты говоришь правду?

Что-то мелькнуло на лице Флауи, но выражение боли слишком быстро вернулось, чтобы Папирус успел понять что. Может быть, ничего не было.

– Почему ты спрашиваешь?

– Я-я не… прости, – Папирус потер затылок, но внезапно вскинул взгляд на цветок. – Но… перед входом стоит стража. М-мы должны им сказать, они могут нам помочь! – он тут же развернулся к двери…

Лоза обвилась вокруг его плеча, вокруг был снег, и лес, и больше лоз, и Флауи…

– НЕ НАДО! – послышался резкий шепот.

Лоза грубо встряхнула его, другая подползла к челюсти, и скелет понял, что стоит лицом к Флауи – в своей комнате, а не в лесу. Он сухо сглотнул.

– Не надо звать стражу… они в тяжелых доспехах, это только задержит их. Мы не успеем вовремя, если будем их ждать! Ты быстрее, чем они, Папирус, кроме того…

Лоза помассировала его плечо, и он вздрогнул.

– Разве ты не хочешь снова проявить себя после своего последнего провала?

Папирус замер в хватке Флауи, все суставы закоченели. Это… это правда, то, что говорил Флауи – и о стражах, и о желании проявить себя – но он не мог отделаться от ощущения, что что-то все равно не так. Его несуществующий желудок сводило от смутного беспокойства, конечности так и чесались – ему хотелось сбежать вниз по лестнице и позвать стражей, схватить телефон и позвонить Андайн и убраться от Флауи так далеко, как только возможно.

– Ф-Флауи…

Флауи покачнулся, и его выражение вернулось к той же печали и страху, что и минуту назад.

– Если мы не пойдем сейчас же… он умрет.

Желудок подскочил к горлу, душа заныла, а в памяти всплыло упавшее дерево, беспорядочные следы, снег, который откопали слишком поздно, чтобы спасти…

– Хорошо! – проскулил он, и Флауи ослабил хватку. – Ладно, Флауи… показывай дорогу.

***

По лицу расползлась улыбка, и он едва успел превратить ее в обнадеженную.

– Мы справимся, друг, – прошептал он и выскочил из комнаты.

В секундном смятении Папирус отступил от окна, и на миг Флауи забеспокоился, что он действительно струсит – что на самом деле даст умереть метафорическому ребенку – хотя это совершенно не соответствовало его характеру (и было бы интересно, конечно, но прямо сейчас хотелось не этого). Через полсекунды он понял, что Папирус готовится выпрыгнуть из окна, и остановил его.

– Нет, нет, стражи, помнишь? – Флауи начал скручивать лозы на манер импровизированной веревки и зацепил их за подоконник. – Нам стоит вести себя тихо, если мы не хотим привлечь их внимание – они нас замедлят!

Папирус кивнул, слишком боясь неудачи, чтобы снова спорить. Он бросил быстрый взгляд на лозы и зажмурился, но все равно ухватился за них, вылез в окно и мягко съехал вниз.

Флауи быстро последовал за ним, но не раньше, чем закрыл окно. Лозы распутались и опустились на землю вместе с тем, как сократился его главный стебель.

– Он на северо-востоке, – сказал цветок, мотнув головой в нужном направлении. – Если поторопимся, мы сможем спасти его.

Снова кивнув, Папирус поспешил вперед – а ноги-то босые, праздно отметил Флауи – к линии деревьев за домом, но остановился. Да черт его дери, что опять?

– П-почему… почему ты не обратился к ночной страже?

О. Простой вопрос, и ответ будет правдой.

– Догго, – пробурчал Флауи, и Папирус сник.

– Ах.

– Вперед! Встретимся у моста, – поторопил Флауи, и Папирус, не теряя времени, ускорил шаг. Хорошо – очевидно, он все-таки поел, как его просил Флауи. Они быстро доберутся.

Само собой, этот широкий шаг будет полезен и по другой причине.

Ехидно хихикая, Флауи растянул свои лозы между снегом и землей на заднем дворе и взрыхлил его, одним быстрым движением скрыв все следы.

***

Андайн только что закончила прибираться после ужина (довольно длительный процесс, учитывая ее обычные методы готовки) и собиралась кормить свою аквариумную рыбку, когда телефон разразился мелодией, состоявшей из звуков электрогитары и голоса певицы, которая постоянно выкрикивала что-то о драконе. Вытащив телефон, она нажала на кнопку приема вызова и приложила трубку к уху.

– Как дела?

– Эй, типа, Капитан Андайн?

– О, погоди, 01, – быстро сыпанув в аквариум немного рыбьего корма, Андайн выпятила грудь и взяла более авторитетный тон Капитана стражи.

– Что такое, солдат?

– Типа, 02 и я несем стражу у дома часового, как вы, типа, сказали, и, типа, уже реально темно.

Андайн отставила баночку с кормом в сторону и нахмурилась, наблюдая, как ее питомец ест свой ужин.

– И?

– Эм… Санс еще не вернулся.

Между ее клыков вырвалось свистящее дыхание, Андайн взглянула на телефон. Уже поздно. Если Санс до сих пор не вернулся, чтобы позаботиться о Папирусе, это может обозначать кучу разных вариантов, и ни один не казался хорошим.

– Я разберусь. Свободен.

***

Звук колокольчиков из старой человеческой рекламы консервированного тунца вывел Санса из оцепенения. В состоянии, в котором он сейчас пребывал, скелет проигнорировал бы любой телефонный звонок, но он понимал, что этот игнорировать нельзя – в любом случае он сам собирался ей звонить. Так что поднял трубку.

– Приветики.

Андайн ответила вопросом о том, где он, пользуясь выражениями достаточно грязными, чтобы заставить мойшу в ужасе бежать.

На него не подействовало. Даже когда он не был на краю тупого оцепенения, крики Андайн никогда его не трогали.

– Дома, – ответил он, усаживаясь на матрасе.

– Как это, черт возьми, ты дома?! Никто из моих стражей тебя не видел! – каким-то образом ей удалось заставить голос звучать зло одновременно с облегчением.

– У меня свои пути, – но когда она начала отвечать, он перебил ее. – Слушай, я хотел тебе позвонить. Возможно, я кое-что узнал.

Важность темы подавила любой гнев, который мог в ней бурлить.

– Ты нашел зацепки?

– Может быть.

– Ну… почему ты не сказал мне раньше?! Ты разговаривал с Папирусом?

Санс напрягся.

– Эм, тут вот какая штука. Я, – он вздохнул, – я облажался. Папирус слишком расстроен, чтобы говорить со мной сейчас.

Чертыхнувшись под нос, Андайн сменила тему.

– Так что там за зацепки? Я могу что-то сделать?

– Я не стал бы так быстро набрасываться на это, – сказал Санс, а потом понял, как абсурдно это прозвучало, учитывая время. – Если я ошибся, вы будете гоняться за ветром в поле, а потом решите, что я псих. Сначала надо получить подтверждение у Папируса, и…

На этот раз Андайн не ответила. Она ждала этих слов.

– …Мне нужна твоя помощь.

– Получишь. Хочешь, чтобы я ему позвонила? – он слышал ухмылку в ее голосе.

– Нет, наверное, тебе стоит зайти. Он… наверное, сейчас он доверяет тебе больше, чем мне.

– Верно. Я иду.

Он взглянул на грязный ковер и заметил одинокий тапочек, спавший с его ноги. Может быть, он и подвел брата, но Папирус все еще доверяет Андайн. Если она не сможет ему помочь, то…

Санс не хотел об этом думать.

***

Папирусу удалось – что было довольно удивительно – прокрасться через город, не привлекая ничьего внимания. Хотя не так уж и удивительно, учитывая поздний час и тот факт, что он шел по дворам, а не по улице. Несколько раз он чуть не поскользнулся на мосту и на ледяных дорожках – и почему он не потратил пару секунд, чтобы обуться? – но драйв толкал его вперед.

Он не собирался позволить ребенку умереть. Не снова.

Часть его задавалась вопросом, почему Флауи был так скуден в деталях, но в то же время в этом был смысл – он не хотел тратить время на длинные объяснения. Каждая секунда, проведенная за разговорами, была еще одной секундой, потерянной впустую, а он потратил уже достаточно времени в комнате на колебания.

Внезапно его поразило то, где он находился – в глубине Сноудинского леса, в темноте – он задрожал и почти остановился, но не мог позволить себе повернуть назад – на его руках уже было достаточно пыли. Кроме того, с ним здесь ничего не может случиться, верно?

В конце концов с ним был Флауи – время от времени он выскакивал впереди, указывая верное направление. Они работали вместе. Он помогал ему – хотел спасти ребенка, и хотел, чтобы Папирус добился успеха.

В душе затеплилась надежда, когда он понял – Флауи снова вел себя как раньше! Он хотел, чтобы скелет помогал народу, делал правильные вещи, завоевывал всеобщее уважение! Да, возможно, до этого Папирус провалился, но Флауи собирался помочь ему, так же как и всегда!

Чем бы Папирус ни обидел Флауи в прошлом, теперь это неважно – ясно, что все осталось позади, и Флауи снова тот самый друг, каким всегда был. Это логично… ведь так?

Он практически хотел рассмеяться от радости – скелет чувствовал, будто камень упал с его плеч. Но резкий порыв ветра в спину напомнил о тяжелом положении.

Радоваться будем позже. А прямо сейчас нужно действовать быстро, пока…

– Туда! Быстрее!

Ветер практически заглушил голос Флауи, но Папирус видел его силуэт впереди, который отчаянно указывал на просвет между деревьями. Душа затрепетала, и он устремился вперед, магия стучала в костях, предчувствуя то, что он может там обнаружить.

На миг он понял, что без понятия, в какой ситуации может оказаться ребенок, но рассудил, что все поймет, как только сам увидит.

За исключением того, что, выйдя на поляну, он не увидел ничего, кроме чистого, нетронутого белого снега. Тут не было никаких следов.

– …Флауи? – позвал он, оглядываясь вокруг. Цветок исчез, и теперь магия стучала по другой причине. – Г-где тот ребенок, который попал в беду?

За его спиной раздались завывания ветра и голос, настолько низкий, что казался частью этого воя.

– Прямо здесь.

Две лозы обвили его плечи и рывком опрокинули на землю.

========== Глава 13. Цветы и кости ==========

Комментарий к Глава 13. Цветы и кости

Пахнет цветами.

Пахнет костями.

Ощущается магия.

Дверь скрипнула, открываясь, аккомпанементом этому звуку стали резкие завывания ветра. Он с трудом уловил, как Андайн что-то проворчала – наверное, о погоде – потом закрыла дверь и протопала вверх по лестнице. Шаги были легкими, а значит она без брони – что в принципе логично. Его посетила короткая мысль, а вдруг ей хватило тупости примчаться сюда в майке или футболке, как она частенько делала.

Тук-тук-тук.

– Давай, Санс, не говори мне, что ты там дрыхнешь, – ее голос был тише ожидаемого, наверное, она сдерживалась, чтобы не расстраивать Папируса в соседней комнате.

Поднявшись с матраса, Санс потянулся и услышал щелчки и потрескивание магии, удерживающей его суставы вместе. Никуда не торопясь, он зашаркал по ковру, чтобы открыть дверь.

– Приветики, Кэп.

Андайн хмуро разглядывала его, приподняв одну бровь. Надо отдать ей должное – сегодня она оделась в теплую куртку.

– Дерьмово выглядишь, – сообщила она, отступая, чтобы он вышел в коридор.

Улыбка Санса дрогнула.

– Хех, не знал, что у нас тут модный показ, – парировал он, выскользнул из комнаты и закрыл дверь.

– Расскажешь, что ты там нашел? – спросила она, понизив голос.

– Сначала поговори с Папирусом, – огоньки в глазницах Санса метнулись в направлении комнаты брата. – Он все еще верит тебе. Если нам удастся до него достучаться, может быть, я смогу что-то из него выудить.

Андайн странно посмотрела на него, но согласилась и развернулась к двери Папируса. Санс тихо шел за ней, остановившись на расстоянии, когда она постучала в дверь.

– Эй, Папирус! Открывай, болван.

Нет ответа.

Лицевые плавники Андайн опустились, и она постучала снова.

– Папирус?!

Все еще нет ответа.

Она оглянулась на скелета, но Санс только беспомощно пожал плечами.

– Он никогда не запирает дверь. Входи.

Закусив губу, Андайн открыла дверь и вошла.

– Папирус?

Санс прислонился к стене и закрыл глаза. Когда Андайн сломает лед, он сделает свой шаг.

Несколько секунд царила тишина и молчание.

– Ну, и где он?

Вздрогнув, Санс вбежал в комнату, Андайн стояла посередине, в замешательстве озираясь вокруг. Гирлянда была включена и мерцала под потолком, на кровати лежали рисовальные принадлежности, но Папируса нигде не было.

– О, поняла, – сказала Андайн, с улыбкой, в которой не было того облегчения, которое должно было быть. Она подошла к шкафу и распахнула дверцы с видом того, кто готов подхватить скелета, который должен оттуда выпасть.

Ничего кроме одежды.

По позвоночнику Санса пробежал холодок, и, резко развернувшись, он слетел вниз по лестнице, едва не спотыкаясь, лихорадочно оглядел гостиную и бросился на кухню.

– Папирус!

Андайн быстро спустилась следом и проверила чулан под лестницей.

– ПАПИРУС!

Кухня оказалась пуста, Сансу поплохело, он вышел оттуда и чуть не столкнулся с Андайн.

– Где, черт возьми… – она запнулась, в ужасе глядя на него.

Ему потребовалось мгновение, чтобы заметить синие и желтые отблески на ее чешуе и стенах комнаты, и Санс зарычал, заставив магию утихнуть. Но вместо привычных белых огоньков в его глазницах была лишь темнота.

– Где он?

Входная дверь открылась, они оба резко повернули головы и увидели пару Королевских стражей, входящих в дом.

– Типа, что такое, Капит…

Андайн подлетела к ним, и как бы ни были огромны стражи, они оба попятились, увидев разъяренного Капитана Гвардии.

– Кто-нибудь покидал дом?

– …Нет, Капитан Андайн.

– И вы все время несли стражу?

– Типа, да?

Санса поразила мысль.

– В комнате Папируса есть окно…

– ПРОВЕРЬТЕ ЗАДНИЙ ДВОР! – взревела Андайн и выбежала за дверь следом за своими стражами.

Санс поспешил за ними, вздрогнув от резкого ветра, встретившего его на пороге. Ему вспомнилась пурга несколько ночей назад, но в этот раз не было снега. Сражаясь с порывами, он шел за Андайн и стражами вокруг дома.

– Тут, типа, никаких следов? – прокричал КС01.

Андайн щелкнула клыками так, будто хотела раздробить их друг об друга.

– Привести сюда псов.

– Типа, кого…

– ВСЕХ!

Когда охранники побежали прочь, Андайн подошла к Сансу, ее хвост плетью хлопал по ветру.

– Что могло случиться, Санс?

Санс изо всех сил боролся с одуряющим шоком, которым его грозила захлестнуть мысль, что Папирус сбежал, эта идея была настолько ужасной, что мозг даже не до конца мог ее осознать, а уж мысль, что могло произойти что-то хуже… сосредоточься, сосредоточься, ты нужен Папирусу, сосредоточься…

– Санс?

Он заставил себя встретиться с взглядом ее прищуренного желтого глаза.

– Ладно, ты мне, наверное, не поверишь, но у меня есть веские основания полагать, что тут замешан говорящий цветок.

Андайн чертыхнулась.

– Ты должно быть шутишь! Папирус ушел Бог знает куда, а ты говоришь мне, что во всем виноват цветок?!

– Я понимаю, что это звучит глупо, Андайн, но…

– Ты опять напился, Санс? Потому что если это так…

– Вообще-то, нет, – огрызнулся Санс. – Тебя убьет, если ты хоть раз в жизни меня послушаешь?

– Нет, но это может убить твоего брата.

Санс застыл, холод ветра отступил на задний план под давлением горячего гнева, зародившегося в черепе и грудной клетке. Он сжал зубы и кулаки и взглянул на Андайн, которая уже шла к дороге.

– Пока ты гоняешься за говорящими цветами, я отправлю псов на поиски Папируса, – крикнула она сквозь завывания ветра.

Его глаз вспыхнул, но в этот раз он не стал подавлять магию.

– Ты не найдешь его, если не!.. – голос, непривычный к крику, утонул в ветре.

В нем бурлила магия – гнев на Андайн и мучительное беспокойство за Папируса превращались в отвратительное безымянное ощущение, которое очень быстро грозило проявить себя в виде бластера. Но он не мог этому поддаваться – это ничем не поможет, и Папирус снова пострадает, если он ничего не предпримет…

Раньше, чем понял, что делает, он уже был в комнате брата и лихорадочно осматривался, ища любой намек на то, что могло с ним случиться. Окно закрыто, что казалось нелогичным – как он мог выбраться наружу, не открывая окно? (Кто-то еще закрыл его? Кто-то еще зашел через окно?) Компьютер был выключен, и Санс надавил кнопку питания, надеясь, что сможет найти в нем какие-нибудь зацепки.

«Папирус, – отчаянно думал он, нетерпеливо притопывая ногой в ожидании загрузки компьютера. – Папирус, почему ты убежал? Ты мог бы, по крайней мере, оставить мне записку или?..»

Он на миг отвернулся от компьютера, и взгляд упал на альбом, лежащий на кровати. Не имея других занятий, пока не загрузится компьютер, он подошел к кровати, поднял альбом…

…и замер, увидев радостный цветок, сияющей улыбкой со страницы.

Он знал этот цветок. Не знал откуда, но знал этот цветок, даже если не помнил, чтобы видел его раньше. Должно быть, это и есть тот самый цветок.

Одним быстрым движением он вырвал лист из альбома и, повинуясь какой-то прихоти, пролистал дальше, надеясь на еще одну подсказку – но не ожидал, что окажется прав.

Набросок бросился в глаза и напугал его так сильно, что скелет отшвырнул альбом на кровать. Черные, похожие на глазницы глаза-дыры пялились на него, а рот скалился в слишком широкой и слишком зубастой ухмылке. Лозы, покрытые длинными грозными шипами, кольцами свивались вокруг цветка и обрамляли рисунок. Но то, что поразило его больше всего – форма цветка и лепестков была точно такая же, как и на наброске, который он вырвал.

Его накрыла волна тошноты, сначала от мысли, что эта штука ранила Папируса, а потом от мысли, что эта мерзопакостная дрянь посмела притронуться пальцем – лозой? – к его брату…

Он вырвал страницу из альбома и после секундного раздумья отправился в свою лабораторию, а уже потом в нужное ему место.

***

– Пожалуйста, пожалуйста, тебе не нужно этого делать!..

Флауи успокаивающе пошикал и, туже сжав запястья (привязанные к дереву) и лодыжки (прикованные к земле), потянул красный шарф. Сперва он даже удивился, где Папирус раздобыл новый шарф, но, присмотревшись, понял, что это все тот же – он просто сшил его. Божечки, неужели он правда так сильно о нем волновался?

– Конечно же, нужно, – возразил он, из-под земли вырвалась еще одна лоза, чтобы помочь первой размотать шарф с шеи скелета. – Будет очень сложно перейти к следующей части со всей этой одеждой, она мешается. Мои лозы перепутаются.

Если раньше глаза Папируса были большими, то сейчас они стали просто огромными, и он удвоил свои усилия, извиваясь в путах, но смог лишь немного пошевелить руками и ногами.

– НЕТ! – крикнул он, слезы собрались по краям его глазниц. – Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет…

Флауи с отвращением поморщился. Честное слово, Папирус уже слишком взрослый, чтобы заниматься такой ерундой. Флауи не плакал целую вечность.

– Ну что ты за плакса, – сказал он, утирая тканью шарфа, который ему, наконец, удалось стащить, глазницы скелета. – Успокойся! Первый шаг закончен! Теперь шаг два, – отбросив шарф в сторону (ветер подхватил его и прижал к дереву неподалеку), он начал пробираться другой лозой под футболку Папируса.

Скелет напряженно вздохнул и вжался в дерево, как будто это каким-то магическим образом могло защитить его от лозы.

– Чт-что ты хочешь сделать, Флауи? Ты об-бижен на меня? Я-я обещаю, что бы я ни сделал, я все исправлю…

– Разумеется, исправишь! – хихикнул Флауи, начиная задирать футболку над грудной клеткой Папируса к его рукам, но остановился, осознав проблему. – В смысле. Этим мы и займемся через минуту.

– Я-я не понимаю! – проплакал Папирус. Его ребра издавали интересные звуки, когда в них задувал ветер. – Что аааАААААА! – вопрос превратился в вопль, когда Флауи одним быстрым движением сорвал футболку.

Вот так! Самый легкий способ. Божечки, все куда проще, когда он носит обычную одежду, а не эту свою надоедливую броню.

Отбрасывая разорванную футболку в сторону, он заметил, что конечности Папируса дергаются в хватке лоз, но в этот раз скелет пытался не вытянуть запястья из опутывающих их лиан, а скрестить руки над грудной клеткой.

– Оу, стесняешься? – ухмыляясь, он щелкнул лозой по одному из неповрежденных ребер и насладился резкой дрожью, которую вызвало это движение. – Тут нет ничего такого, чего я раньше не видел, знаешь ли.

– Но я не хочу… – всхлипнул он, качая головой. – Я-я думал, мы д-друзья, Флауи…

– А кто сказал, что мы не друзья? – Флауи наклонил голову в притворной невинности. – Я к тому, что – вот мы здесь, тусуемся вместе в лесу! Как и положено друзьям.

– Но ты соврал! – Папирус заставил себя посмотреть ему в глаза, хотя было предельно ясно, что он хотел отвернуться. – Т-ты сказал, что кто-то попал в беду…