Текст книги "To Cause a Soul to Crack (ЛП)"

Автор книги: SleepySkeleton

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– О-о Боже, – ахнула она. – Похоже, он борется с огромной внутренней виной.

– Ага. Он думает, что сам во всем виноват. Говорит, что тот, кто ранил его – его… – Санс ощутил горький привкус этого слова, – друг.

– Определенно нет! Но ты знаешь, что это за «друг»?

– Нет, он не хочет мне говорить.

– Убедись, что он больше никогда не встретится с этим так называемым другом, – ей потребовалось время, чтобы успокоиться. – И… постарайся, чтобы он понял, что в этом нет его вины.

Вздохнув, Санс снова прислонился спиной к двери.

– Легче сказать, чем сделать.

– Постарайся. Убедись, что он чувствует себя в безопасности. Будь рядом и успокаивай.

– Последнее время он был довольно мрачным. Трудно его успокоить.

– Ну, может быть, ты мог бы ему приготовить – нет, ты ведь говорил, что у него нет аппетита. Тогда, может, тебе заварить для него хороший чай? Он вызывает аппетит.

– Стоит попробовать, – сунув руку в карман, Санс нащупал мешочек, подаренный Королем.

И тут же вскочил на ноги, широко распахнув глазницы.

Чай. У Большого Пса аллергия на чай. И вчера он расчихался от запаха Папируса, но поблизости не растет цветов, которые могли вызвать такую реакцию.

Цветы.

Папирус пах цветами.

Тысячи беспокойных колокольчиков зазвенели в его черепе, и он неосознанно начал отходить от двери.

Он осознал себя за миг до того, как срезал путь.

– Мне нужно идти, Леди. Кажется, у меня появилась идейка.

– Что ты?..

Это все что он услышал перед тем, как прошел коротким путем.

Примечание:

Санс говорит “He looks pretty doggone happy” – он выглядит чертовски счастливым. Doggone это тоже самое, что fucking, а dog – собака… меня так и подмывало ввернуть что-нибудь про то, насколько подарок Азгора ПЁСдатый, но Санс вряд ли бы стал так выражаться при короле))

========== Глава 12. Кусочки головоломки ==========

Комментарий к Глава 12. Кусочки головоломки

Флаконы с синим, рисованные схемы и души из мела.

Божечки, да Папирусу можно в театре играть – только гляньте на тот спектакль, что он устроил из-за ерунды, вроде рассыпанного чая.

Король тоже в своем репертуаре, раздает свой особый чай из золотых цветов, будто думает, что этот милый маленький подарочек заставит всех забыть о том, что они не смогли спасти ребенка.

Уверен, что помогаешь, да, Король?

Хотя в том, что Король шатался по окрестностям, раздавая всем свои мелкие подачки, не было ничего удивительного… а вот реакция Папируса удивила. Неожиданно было увидеть, как он сходит с ума, кричит и прижимается к стене. Божечки, вот это было интересно!

А потом он шоркал свои чистые кости, пока не поранил сам себя, и это было…

…было…

Флауи на мгновение растерялся и скользнул вниз от окна спальни. Он не понимал почему, но что-то в том, как вел себя Папирус, возвращало воспоминания – воспоминания о давно минувшем. Тогда он еще только привыкал к существованию в теле цветка и ненавидел каждую секунду пребывания в этой форме настолько сильно, что даже вредил этому телу, так непохожему на его собственное. Доходило даже до того, что он сжигал свои лозы или обрезал их об острые камни, но, разумеется, ничем хорошим для него это не оборачивалось. По крайней мере, это было каким-никаким занятием – чем-то, что ненадолго рассеивало бесконечную скуку. Но он до сих пор помнил, как сильна была тогда его печаль.

Папирус тоже выглядел печальным.

Тряпка.

Ну да, Флауи причинил ему боль, и что с того? Он же не застрял в каком-то бездушном теле на веки вечные. У него всего-то пара сломанных костей.

…Хотя это поражало – Папирус вел себя так же, как они, когда Флауи случайно застал их в комнате… с ножом…

Холодное мерзкое ощущение накрыло его, заставив содрогнуться. Хватит думать об этом.

Кроме того, все идет так, как хотелось. Ему хотелось превратить Папируса в бесполезную кучу костей. Все в соответствии с планом. Папирусу все хуже и хуже, а скоро за ним последует и Санс. Можно порад…

Удовлетворится. Да. Можно удовлетвориться тем, как все идет. Пока что.

К слову о том, как все идет, пора двигаться дальше. Если оставить Папируса как есть, то события затянутся, если, конечно, что-то не вмешается в их ход.

Он внимательно оглядел задний двор и, убедившись, что стражи ничего не заметили (конечно не заметили, тупицы), снова пробрался к окну. Само собой, Папирус все еще был в своей комнате – свернулся на кровати. Он снова оделся, лежал поверх покрывала и безучастно разглядывал огоньки на потолке. После нескольких панических атак подряд он, наверное, был истощен и вряд ли мог четко мыслить.

Идеально.

Протянув лозу, Флауи постучал в стекло.

Папирус соизволил повернуть голову только через несколько секунд, но когда он это сделал, то вскрикнул так громко, что Флауи услышал его даже через окно. Скелет отчаянно отполз назад, да так быстро, что чуть не свалился со своей детской кровати. Однако он отклонился насколько только смог, как будто несколько сантиметров сделали бы погоду.

Флауи быстро приложил лозу ко рту – тихо – и нацепил виноватый вид. Потом опустил взгляд на оконную раму, потыкал в нее лозой, нахмурился и снова взглянул на Папируса. Он не особо любил шарады, но стоит быть потише, чтобы не привлекать лишнее внимание стражей.

К счастью, Папирус быстро уловил мысль, неуверенно подполз к краю кровати, свесил ноги, но не встал. Скелет несколько раз оглядывался на дверь, но Флауи быстро покачал головой с самым печальным видом, какой только смог изобразить. Он рассчитывал, что даже в таком состоянии Папирус не сможет устоять перед возможностью помочь кому-то, кто расстроен, и, разумеется, не прогадал.

Папирус встал, немного покачнувшись (Боже, он вообще хоть что-то ел?) и, шатаясь, побрел к окну. Потянувшись через стол, скелет открыл защелку и поднял раму, у Флауи вырвался облегченный вздох, и он сунул голову в комнату.

– Спасибо, друг, – сказал цветок тихим голосом, частично чтобы избежать обнаружения, частично чтобы в голосе точно не зазвучало ни одной жесткой ноты. Доверие играет решающее значение, и следует убедиться, что Папирус сохранит все, что у него осталось. – Как у тебя дела?

Папирус поморщился, когда Флауи сунулся немного дальше в комнату, и отступил назад, с трудом удержав равновесие.

– Э-эм, нормально?

Врунишка.

– Ох, здорово! – ответил он, качнув головой и мягко улыбнувшись. – Вчера ты не вернулся на работу, а сегодня вообще не появился в лесу. Я волновался за тебя!

– О, – все, что ответил Папирус.

Как же забавно слушать его тихие, лаконичные ответы, ведь обычно он кричал про каждую мелочь, что приходила к нему в голову. И это заслуга Флауи! Трудно было сдержать хихиканье, но он справился.

Скелет переступил на месте, потирая правую лучевую и локтевую кости. (О, точно, разве не их Флауи пытался разорвать? Интересно было).

– Чт-что тебе нужно?

– Ну… – Флауи потупил взгляд и поерзал, изображая неловкость. – Я действительно волновался, друг, и я… решился проведать тебя прошлой ночью, чтобы узнать, все ли у тебя хорошо.

Папирус вздрогнул и испуганно посмотрел на цветок.

– Ой! Ты ведь не злишься на меня? – спросил Флауи, надев маску грусти. – Я сделал это лишь потому, что я твой друг! Друзья иногда проведывают друг друга, правда?

Спустя пару мгновений Папирус немного натянуто кивнул.

– Хорошо, – Флауи расслабился, только чтобы снова сыграть нервную обеспокоенность, и потер листья. – Ну, кажется, ты крепко спал, так что все хорошо! Разве что…

– Что? – спросил Папирус тихим голосом, больше похожим на писк.

– Ну… я не хочу тебя расстраивать, Папирус…

– Ч-что ты сделал, Флауи? – скелет наклонился чуть ближе.

– Ох, я ничего не делал! – ответил Флауи, подняв листья в защитном жесте. – Нооо… – он замялся, постукивая кончиками листьев друг об друга. – Папирус, давным-давно ты говорил мне… но не мог бы ты напомнить, что делает твоя особая магия?

Папирус моргнул.

– С п-помощью синей магии, мы можем держать кого-то за душу, – быстро ответил он. – И-и иногда м-мы можем немного прочитать чужую душу, – скелет выглядел растерянным и обеспокоенным, но Флауи еще не закончил расставлять все точки, которые необходимо соединить.

Цветок повесил лепестки.

– Ох…

Сжав спинку стула, Папирус сделал шаг вперед, и Флауи понял, что скелет попался.

– Что случилось?

– Ну… когда я заглянул в комнату прошлой ночью… там был твой брат, – он видел, как Папирус начал складывать кусочки вместе и внутренне ухмыльнулся от озарения на его лице. С виду же, он наклонился вперед и посмотрел на Папируса взглядом, полным абсолютной заботы. – Папирус… я думаю, он читал твою душу.

Папирус резко втянул воздух и прижал руку к груди.

– Н-нет, – выдавил он и стиснул спинку стула другой рукой. – С-Санс не стал бы… Откуда ты?..

– Он тянулся к тебе, а твоя душа светилась синим, – сказал Флауи, торжественно кивая. – И он выглядел так, будто ему очень мерзко.

Дыхание Папируса стало мелким и прерывистым, и он замотал головой, сильнее прижимая руку к грудной клетке.

– Н-нет, нет…

– Я понимаю, что в это трудно поверить, но это правда. В смысле… ты не заметил, что утром он вел себя немного… странно? – спросил Флауи, склонив голову. – Как будто что-то скрывает?

Папирус повесил голову и уставился в пол, изо всех сил стараясь снова не расплакаться.

– Так и думал, – на этот раз он позволил себе ухмыльнуться, потому что Папирус не видел его. – Наверное, больно, когда кто-то делает что-то настолько личное без твоего ведома, да?

Несмотря на все усилия, из глазниц Папируса на ковер закапали слезы.

– Не плачь, Папирус! – Флауи протянул лиану, чтобы смахнуть слезы с глазниц скелета, но Папирус вздрогнул и поднял руки в защитном жесте. Флауи проигнорировал это, вытянул лозу сильнее и погладил его по спине. – Я знаю, что мы можем это исправить.

Слезы Папируса тут же остановились, но не потому, что его утешили. Он замер от прикосновения цветка, его лицо опустело.

– Очевидно, что он не доверяет тебе, раз сделал такое, да? – Флауи ткнул его лопатку. – Да?

Папирус кивнул все с таким же пустым и невидящим взглядом.

– Папирус… – он наклонил голову и мягко улыбнулся, – ты правда меня слушаешь?

Когда скелет не ответил, Флауи постучал лозой по его шее, заставив вздрогнуть.

– Д-да, я-я слушаю, – пискнул он и с содроганием сконцентрировался на одном из лепестков справа от лица Флауи.

Цветок снова начал тереть его лопатку.

– Тебе просто нужно вернуть доверие брата, вот и все. Докажи, что ты можешь быть сильным, и… сделай что-нибудь героическое, – лоза переключилась на вторую лопатку. – Ты ведь всегда хотел сделать что-то такое, верно?

– Д-да… – Папирус отвел взгляд. – Н-но…

– Поэтому я буду смотреть в оба и скажу, если появится возможность сделать что-то великое. В конце концов, – он переместил лозу и прикоснулся к челюсти Папируса, снова заставив его дрожать, – ты ведь Великий Папирус, разве не так?

Скелет напрягся и скованно кивнул.

– Хорошо! – лоза отстранилась, и Папирус расслабился так, что едва не потерял равновесие, и ему снова пришлось хвататься за спинку стула, чтобы удержаться на ногах. Флауи позволил себе тихо хихикнуть. – Мы друзья, Папирус, и я всего лишь хочу приглядывать за тобой! Все будет просто замечательно. Увидимся! – он пошевелился, чтобы уйти, но замер. – О, и поешь чего-нибудь. Ты выглядишь так, будто тебя ветром сдует, – и с этим Флауи нырнул в окно и втянулся обратно в землю.

***

Появившись в комнате, он протянул руку, но замялся. Темень – хоть глаз выколи. В комнате не было окон, и свет не горел, но он знал здесь каждый уголок и каждую трещинку, так что в этом ему не было необходимости. Он мог ориентироваться с завязанными глазами, и, честно говоря, ему даже хотелось остаться в темноте.

К сожалению, даже если темнота ему не мешала, в ней многого не добьешься, так что пришлось включать свет. Чтобы разгореться старым лампам потребовалось какое-то время, и, когда они это сделали, Санс, моргая, оглядел свою лабораторию.

Он ненавидел это место.

Не так давно он счел бы эту мысль абсурдной: когда-то это была его любимая комната – в какой-то период времени даже любимое место в Подземелье. Несколько лет назад разложенные по полу чертежи, оставленные повсюду заметки и инструменты и машина, жужжащая за спиной, были здесь привычным делом.

Теперь лаборатория выглядела полностью безжизненной и опустевшей, за исключением одного-единственного чертежа, прикрепленного над верстаком, и безнадежно сломанной машины, накрытой брезентом. Это была единственная комната, в которой Сансу осточертело поддерживать чистоту, так что он просто старался поменьше приглядываться, приходя сюда.

Однако сегодня не время ходить на цыпочках вокруг страшных воспоминаний. Папирус попал в беду, и Санс должен ему помочь.

Убедив себя этим, Санс подошел к особому ящику и выдвинул его, внутри обнаружилась стопка потертых блокнотов и папок, различные инструменты, флаконы со странными жидкостями и прочее барахло. Все блокноты и флаконы были подписаны, но не на каком-нибудь из обычных языков – они были покрыты символами, понятными лишь немногим.

Санс легко мог их читать.

Выбрав один из блокнотов, он просмотрел его, зрачки скелета затуманились, пока он бегло пролистывал страницы. На некоторых были записи, которые и следовало ожидать от блокнота ученого – формулы, уравнения, описания химических реакций – но другие больше напоминали дневник, написанный странными иероглифами. Именно на этих страницах сосредоточился Санс, стараясь абстрагироваться при чтении.

…ничего необычного в течение месяца, но дежа-вю беспокоит меня…

…исчезли, поисковые отряды вернулись ни с чем, андайн сходит с ума…

…ужасные. никакого лекарства нет. попытаюсь сделать что-нибудь…

…пропал на недели, зачем я оставил его одного, не оставляй его, никогда не оставляй его снова…

Блокнот отправился в полет через комнату, и Санс тяжело вздохнул, пытаясь успокоить свою взволнованную магию и перестать дрожать. На это у него ушло всего несколько мгновений, он выпрямился, в его глазницы вернулись привычные белые огоньки, хотя все еще тусклые.

– Хех. Походу, не только у меня были проблемы, – пробормотал он, невесело улыбаясь.

Заглянув в ящик, скелет вытащил и пролистал еще один блокнот. Этот был не так щедр на детали, как предыдущий, и заполнен больше теориями и расчетами, местами записанными лихорадочным почерком. И деталей становилось все меньше, пока страницы не превратились в столбцы загадочных заметок.

она что-то скрывает.

что он делал?

послушай ее.

пытайся защитить.

Как полезно.

Хотя, наверное, сейчас он вряд ли написал бы что-то получше, если вообще потрудился бы что-то записывать.

Разочарованно хмыкнув, он отложил блокнот на столешницу и потянулся к ящику, на этот раз взявшись за толстую папку. Он потянул ее, но едва сдвинул с места – в глубине ящика за ней что-то звякнуло. Нахмурившись, он снова потянул папку, но так и не смог вытащить.

Мдя.

Временно оставив папку в покое, Санс начал выкладывать из ящика на стол флаконы и инструменты, чтобы они не мешались. Когда он докопался до задней стенки, то увидел там кое-что странное: вещица излучала слабый синий свет. Наклонившись и сунув руку в глубины ящика, он нашел источник свечения… и проблему.

Длинный флакон закатился к дальней стенке и заклинил папку на месте. Склянку пришлось покрутить и подергать, чтобы она, наконец, появилась на свет Божий, и Санс смог ее рассмотреть. Примерно на 4/5 ее заполняла светящаяся светло-голубая жидкость, кроме того, флакон был промаркирован, хотя этикетка выглядела так, будто ее сделали из обрывка бумаги. Надпись на ней гласила:

НЕ ПИТЬ.

Санс приподнял надбровную дугу.

– Опаньки, но, наверное, мне лучше знать, – и с этим отложил флакон и вытащил папку.

Страницы и файлы в ней имели приблизительно такой же вид, что и в записных книжках. Единственным отличием была некая фотография, засунутая между страниц, и Санс старательно пытался её избежать.

Нет, он сюда пришел не ради воспоминаний, формул или фотографий.

А ради единственного слова.

И, наконец, в последнем файле папки он нашел его.

Цветок.

Эта надпись повторялась, должно быть, дюжины раз на каждом свободном клочке бумаги в этом потрепанном файле.

пожалуйста, напиши побольше о цветке в следующий раз.

лады. держись от цветка подальше.

что за цветок?

я не видел цветок.

эхо-цветок? чертополох? лютик?

Больше формул. Больше химии. Список монстров, питающихся чертополохом. Список симптомов отравления лютиками. И даже несколько действительно отвратительных ботанических зарисовок (с шутливыми пометками попросить Папируса перерисовать их позже).

Среди прочего была страница с весьма… любопытным содержанием. Смахивало на очень сложную многоуровневую формулу – похоже, что-то о неких веществах, содержащихся в эхо-цветах – но эта формула была буквально похоронена под массой каракуль, складывающихся в надпись НЕ ПИТЬ, которая повторялась снова и снова и покрывала весь лист с оторванным уголком. Вспомнив недавний флакон, Санс поднял его и еще раз осмотрел этикетку, замечая, что совпадают не только очертания оборванных краев – надпись сделана точно такими же каракулями, как будто под копирку, а, может даже, тут использовался штамп. Вот только Санс точно знал, что у него нет такого штампа.

Странно.

На следующей странице была стрелка, указывающая на предыдущую, с припиской на том же языке, что и остальные заметки: ну, это было что-то. без понятия, когда это было, но у меня стойкое ощущение, что не стоит пить эту дрянь.

– Без шуток, – пробормотал Санс, откладывая флакон подальше, и продолжил пролистывать папку.

Еще больше запутанных расплывчатых заметок о цветах и множество злобных приписок над откровенно кошмарными схемами цветов. Как ни странно, обнаружилось даже пара рецептов чая, на один из которых указывала стрелка с подписью «эй, а вот этот довольно неплох», которая была перечеркнута и рядом написано «хрень, послевкусие – дерьмо».

После нескольких страниц с записями, в которых он пытался расшифровать другие записи, скелет добрался до листа с единственной надписью, сделанной большими лихорадочными символами:

цветок разговаривает.

Санс несколько секунд разглядывал слова, постукивая кончиками пальцев по столешнице. Эхо-цветы разговаривают – первое, что пришло ему на ум, но разве мог один из предыдущих «Сансов» написать такое смутное сообщение о эхо-цветах?

…Как насчет разумного цветка?

Его кости мгновенно напряглись, и его охватило чувство дежа-вю. Он знал это чувство и доверял ему все больше и больше с каждым новым тайм-лайном. А может, каждый раз доверял одинаково? Он больше не знал.

Что было важно и что поразило его – существует разумный цветок, и это уже существенно… настолько существенно, что он несколько раз писал об этом в предыдущих тайм-лайнах. А может даже опасно.

…Значит, мы имеем опасный цветок, который становился причиной неприятностей в нескольких тайм-лайнах, и Большого Пса, унюхавшего цветочный запах на…

О, Азгор.

Через миг Санс исчез.

***

Где-то через 8 ударов и 3 крика Папирус, наконец, осознал, что кто-то стоит за дверью. Он поднялся, тупо уставился на дверь, а потом хрипло ответил:

– В-входите.

Дверь открылась, и в комнату вошла КС04, неся небольшой коричневый бумажный пакет.

– Я заглянула в Гриллби’s, и бармен настоял, чтобы я передала это тебе, – сказала она, протягивая пакет. – Мне велено передать, что там нет жира, зато есть лапша.

От упоминания еды несуществующие внутренности Папируса скрутило. Ну или что-то подобное.

– Спасибо, – ответил он, не пошевелившись, чтобы забрать еду.

Кажется, стражница не заметила этого, просто подошла к кровати и поставила пакет так, чтобы скелет мог дотянуться.

– Хочешь воды?

«Я могу сходить сам», – подумал он, но, похоже, сейчас его тело не особо желало двигаться. Он кивнул.

04 тоже кивнула и отошла от кровати. Не говоря ни слова, она взяла ведро и полотенце, которое он так и оставил на полу, и вышла из комнаты. Он не просил ее об этом, но голова скелета кружилась от одной только мысли, что нужно снова вставать.

Так ли чувствуют себя бесполезные монстры?

Ему потребовалось время, чтобы собрать волю, поднять пакет и открыть его. Оттуда пахнуло теплом, и скоро он понял почему: внутри лежала ложка, несколько салфеток и закрытая пенопластовая миска с чем-то вроде супа. Он был желтый и с лапшой, как и говорила стражница.

Частично ему хотелось отложить все, что касается еды, но он вспомнил слова Флауи – наверное, ему все же стоит поесть, чтобы поправиться.

Флауи…

Папирус закрыл глаза, прямо сейчас у него не было сил, чтобы думать о своем… друге. На это требовалось слишком много усилий – а ему едва хватало силы воли, чтобы заставить себя поесть.

Но он справился, снял крышку и удивленно моргнул, когда ему в нос ударил аппетитный запах. Это… пахло вкусно. Он зачерпнул суп и неуверенно поднес ложку ко рту…

И внезапно понял, насколько голоден был.

Прежде чем успел заметить, скелет уже съел половину миски и почувствовал, что часть его сил возвращается. Флауи оказался прав – это было необходимо. К моменту, когда стражница вернулась с водой, он уже проглатывал последнюю ложку супа.

– Держи, часовой Папирус, – сказала 04, передавая стакан.

– Спасибо, – отозвался он, и в этот раз, когда принимал стакан, в его словах слышалась настоящая благодарность. Внезапно его посетила одна мысль, и он виноватым взглядом уставился на воду. – В-вам… вам двоим нужно только охранять входную дверь, – он сделал робкий глоток. – Ни к чему делать все это для меня.

– Может быть и нет, – ответила стражница. – Но мы хотим.

Папирус моргнул и поднял взгляд на лицо кошки, скрытое шлемом.

Но 04 больше ничего не добавила; она лишь подобрала брошенный бумажный пакет и пустую миску.

– Мы надеемся, что ты скоро поправишься, – и с этим она вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

Папирус снова посмотрел на воду. «Поправишься, – думал он, постукивая пальцем по стеклу. – Поправишься».

От чего вообще он должен поправляться?

Воспоминания о событиях, случившихся несколько ночей назад, стали запутанными и размытыми, как обрывки кошмарного сна, и он с трудом мог заставить себя думать об этом: все, что он мог вспомнить – это голос Флауи (он много кричал, потому что… потому что… Папирус… напал на него? Сделал что-то не так? Как же трудно сложить все воедино…), и ощущение лоз (он судорожно отпил воду, отвлекая себя от воспоминаний), и Санс, не приходивший до тех пор, пока…

Санс…

Вздохнув, он поднял голову к свету на потолке. Ему не хотелось верить тому, что Флауи рассказал о брате, но… какая-то его часть знала, что существует реальная вероятность того, что это правда. Может быть, Санс скрывал не просто тот факт, что говорил с Андайн – может быть, он скрывал то, что читал его душу?

Кости Папируса застучали, когда его тело содрогнулось, и ему снова пришлось прижать руку к груди. Он чувствовал, как пульсирует душа внутри. Это так несправедливо. Он не ребенок. Брат не имел на это права. Это его мысли, его воспоминания, его чувства… ему едва ли хотелось вспоминать обо всем самому, не говоря уже о том, чтобы узнал кто-то еще. Тем более брат.

Санс, зачем ты это сделал?..

Все это ощущалось совершенно неправильно, и все на самом деле так и было – изможденность, кошмары, то, что его мозг думал, что он где-то еще – и даже до прошлой ночи он не мог отделаться от ощущения, что его взломали и каким-то образом украли нечто важное. А теперь это ощущение усугублялось предположением, что брат копался в его душе, видел то, что он хотел сохранить в тайне…

И он… выглядел так, будто ему мерзко?..

Магия Папируса сжалась в ужасе от того, что это могло обозначать. Конечно… Санс, наверное, понял, что произошло, и был зол на него, и ему было мерзко: от того, что Папирус позволил подобное, от того, что сделал ужасные вещи, от того, что так сильно испортил собственную магию…

Неудивительно, что Санс чувствовал к нему злость и отвращение. Он к себе чувствовал то же самое.

Но… может, Санс на самом деле этого не делал. Может быть, Флауи все неверно понял. На самом деле Флауи не знает, как работает их магия, да? Так что, может быть, Санс делал что-то другое, а Флауи просто не так истолковал ситуацию. В конце концов, это Санс. Его брат. Он не стал бы делать что-то подобное, верно?

…Нет, конечно, не стал. И как можно было о таком подумать? Санс никогда бы…

Туктуктуктуктук.

Вздрогнув, Папирус вынырнул из своих мыслей и обнаружил, что успел свернуться в комок. Он не помнил, когда сделал это, но аккуратно сел и снова посмотрел на дверь. Что стражи хотели на этот раз?

– В-войдите, – ответил он, выпрямляясь еще сильнее.

Дверь распахнулась, и в комнату, спотыкаясь, влетел Санс, чьи белые огоньки сияли яростью.

Взвизгнув, Папирус отшатнулся назад и впечатался в багажник автомобиля-кровати, его мысли превратились в водоворот из «он зол на тебя», «ты ему отвратителен», «он тебе больше не доверяет» и «прости», «прости», «прости»…

– Бро! – Санс стоял у кровати и протягивал руку. – Что случилось?

Папирус отполз дальше и сжался в углу у стены.

– П-прости, – прошептал он, дрожа всем телом.

– …За что ты извиняешься? – голос Санса был таким же тихим.

Когда Папирус, наконец, осмелился встретиться с братом взглядом, то был удивлен, увидев ужас и боль в чужих глазницах.

– З-за… – он подыскивал слова, когда его взгляд упал на протянутую руку Санса.

Он тянулся к тебе… и выглядел так, будто ему мерзко.

– …Все нормально, Папс, – медленно сказал Санс. Когда Папирус не взял его за руку, он опустил ее и осторожно забрался на кровать. – Я не злюсь на тебя.

Папирус содрогнулся, и его душа вспыхнула. Он лжет, думала часть его, пока другая отчаянно настаивала на том, что этого не может быть.

– Слушай, мне нужно спросить у тебя кое-что важное, лады? – он устраивался на кровати, дожидаясь, пока Папирус сядет вертикально, прижавшись спиной к спинке автомобиля. – Это может показаться странным, но…

Санс на миг отвел взгляд, собираясь с духом, а потом серьезно взглянул на брата.

– Ты что-нибудь знаешь о говорящем цветке?

Папирус замер, все сомнения в его разуме рухнули. Что-то жгло его изнутри, уродливое, едкое и злое…

– Т-ты ведь знаешь, не так ли, брат? – процедил Папирус, сжимая ладони в кулаки.

Санс побледнел.

– Ты думал, я ничего не узнаю? – он наклонился вперед, а Санс подался назад. – П-по-твоему, я все еще ребенок? По-твоему, я… дурак?

– Нет, – голос Санса был совсем тихим.

– Тогда почему ты так со мной поступаешь?! – Папирус встал на кровати, поразительно эффектный. Санс, не думая, отполз назад и начал спускаться с края кровати.

Разозлившись, Папирус отреагировал на автомате, потянулся и схватил брата за куртку. Санс тоже среагировал на автомате, цепляясь за его руку, и в этот момент Папирус кое-что осознал.

Он отдернул руку, сделал хватательное движение, и душа Санса окрасилась синим.

Один ХП.

Магические запасы полны на 4/5.

Страх. Истощение. Ненависть к себе.

Приложив еще немного усилий, он смог бы углубиться в мысли своего брата, препарировать его эмоции, вторгнуться в личную жизнь. Он мог наорать на брата, потребовать рассказать, что он чувствует, когда это происходит с ним.

Но он этого не сделал.

Что-то еще привлекло его внимание. И рука начала дрожать.

Души, хоть они и не осязаемые, можно ощутить. Они могут греть заботой, гореть энергией, становиться мягкими от сочувствия или печали, гнить от обиды и злобы.

Душа Санса была словно мел.

Хрупкая.

Какое бы мерзкое чувство не захлестнуло Папируса, оно оказалось быстро смыто абсолютным тошнотворным ужасом… Что я делаю? Зачем я это делаю? Это мой брат, это Санс, я не могу ранить его, не могу…

Глазницы Санса опустели, а выражение лица было бесстрастным, пока он болтался в воздухе, подвешенный за душу.

Дрожа, Папирус опустил его на пол и рассеял магию. Санс выглядел так, будто едва стоит на ногах, но он не упал. Он даже не пошевелился.

Папирус перевел взгляд на свою руку – ту, которой схватил душу Санса, опустился на кровать и свернулся калачиком, сжимая голову ладонями.

– Т-ты прав, бро, – сказал тихий голос, едва громче шепота.

Он не мог заставить себя поднять голову и посмотреть на Санса.

– Я-я… прос… – дыхание перехватило, и он сжался сильнее.

Через несколько секунд он ощутил, как что-то коснулось его лопатки. Разум нарисовал лозы, он вскрикнул, вздрогнул и вжался в стену. Краем глаза он увидел, что Санс отдернул протянутую руку (руку, а не лозу, руку), его глазницы все еще были пусты.

– …И ты прости, Папирус.

Он услышал шарканье тапочек по ковру, когда Санс вытаскивал себя из комнаты и закрывал дверь, Папирус не перестал сжиматься.

Он был прав, когда на днях сказал это Сансу.

Санс не должен ему доверять.

***

Ноги лодки начали замедляться, она опустилась в воду и причалила к берегу. В этот раз была очередь КС02 оплачивать проезд на пароме речной личности – по крайней мере, насколько он помнил, ведь с тех пор, как их оправляли за пределы Жаркоземья, прошло уже некоторое время – и он без жалоб отдал деньги.

А вот КС01 потратил немного времени, чтобы пожаловаться на свой мех, обстриженный для климата Жаркоземья. Факт в том, что он вырос в Сноудине, но с тех пор, как уехал отсюда, минули года, так что это место казалось ему холоднее, чем он помнил.

– Это, типа, кошмар, – дрожа, причитал он.

– …Тут неплохо, – тихо отозвался 02. Он глубоко вдохнул холодный вечерний воздух, а когда выдохнул, из щелей его забрала вырвались маленькие язычки пламени.

– Эх, да! – 01 вытянулся во весь рост. – Определенно! Я просто… ну, знаешь, имел в виду происшествие с часовым. Не круто, понимаешь?

– …Нам нельзя заставлять остальных стражей ждать.

– Ага, эм, ты прав.

Найти дорогу к дому скелетов было довольно просто, несмотря на то, что они жили на окраине города. Вскоре они приблизились к уютному дому, у дверей которого стояла пара утомленных стражей. При их приближении стражницы повернули головы.

– Эй, мы, типа, здесь, чтобы подменить вас, – крикнул 01, подходя к двери.

– О, слава Богу… – откликнулась 03, ее антенки повисли.

– Это был… длинный день, – усы 04 дернулись.

– …Скучно? – наклонил голову 02.

– Я бы точно так не сказала, – богомол потерла руки. – В-вам рассказывали, что случилось, да?

– Ага, типа, кто-то напал на часового, так что мы должны просто охранять его покой, чтобы никто его не доставал. Верно?

– Ну, не все так просто, – сказала 04. – Санс еще не вернулся домой, а часовой Папирус…

03 переступила на месте, секунду разглядывая снег, а потом подняла взгляд на стражей-мужчин.

– Вы… знаете, как справляться с паническими атаками?

– Эм, – 01 и 02 переглянулись.

– И вам полезно будет записать номер Санса, если Андайн вам его не дала.