Текст книги "Aut vincere aut mori (СИ)"

Вечером Сигурд и Уббе приволокли к Ивару молодого человека, окровавленного и избитого, и бросили ему в ноги. Ивар с интересом оглядел скулящего от боли и страха парня и вопросительно посмотрел на братьев. От его взгляда не укрылись сбитые костяшки на правой руке Сигурда. Неужели этот слабак набрался духу кого-то ударить? Ивар помнил, как кривился брат, наблюдая за казнью Эллы, и ему с трудом верилось, что Сигурд мог избить кого-то без необходимости. Ведь он был слишком слаб для того, чтобы быть мужчиной.

– Этот, – коротко пояснил Уббе. – Кто нанял его – не признается.

– Хм. – Ивар взял со стола ножик для бумаг, пару раз щелкнул им выразительно, постучал лезвием по щеке. – Как интересно… – Он был в шаге от столь необходимого ему ответа, и теперь оставалось лишь вытянуть его из жертвы. А способов у него было множество.

Сигурд отряхнул руки, и на его лице можно было с легкостью прочесть всю гамму эмоций, от презрения до отвращения. Он пнул хныкающее тело носком кеда в бок.

– Учишься жестокости, братец? – вскинул брови Ивар. – Твоя милая женушка бы не оценила этого, так?

– Моя жена поддержала бы меня. – Сигурд скрестил руки на груди. – Этот парень признался, что за деньги согласился испортить тормоза у чужой машины, и ему было плевать, что водитель, скорее всего, умрет. И безотносительно того, был это Хвитсерк или кто-то другой – кто будет испытывать жалость к убийце?

Парень снова захныкал, размазывая по лицу сопли.

– Я не виноват! Они мне… Они мне угрожали, они могли меня убить! Что я должен был делать? – рыдал он, явно боясь даже поднять голову, чтобы посмотреть в лицо своей смерти. Одной рукой он хватался за живот, другой – растирал по лицу слезы и кровь, текущую из разбитого носа и верхней губы.

Ивар фыркнул и поморщился. Жалкое зрелище.

– Уббе, – произнес он, – подними это, – Ивар кивнул на лежавшего у него в ногах юношу. – Змей, если твою тонкую душевную организацию ранят кровь и чьи-то мучения, можешь уйти. Ты всегда был слабаком.

Ивар знал, что Сигурд проглотит и это оскорбление, потому что в противном случае ножик полетел бы ему в лицо. Братской любви между ними не было даже в детстве, а с возрастом пропасть, их разделявшая, только росла.

Сигурд был мягкотелым, ему было жаль раздавленных улиток и сбитых автомобилями собачек. В детстве он плакал над персонажами кинофильмов и прочитанных книг, а, когда отец начал приучать сыновей к темным сторонам их бизнеса, ему труднее всего давалось понимание, что кровь и смерть преследовали их повсюду. Ивар понимал, что отец никогда не поставит Сигурда во главе бизнеса, и удивлялся, что он вообще терпел это тесто в семье, а не выпер его в какой-нибудь музыкальный колледж, где глупый сыночек попробовал бы взобраться на рок-сцену и потерпел бы неудачу только для того, чтобы вернуться домой, поджав хвост.

Сигурд, возможно, и не догадывался об этом, но Ивар прекрасно знал, что его брат занимается музыкой: пишет и продает песни, и этот козырь он держал в рукаве для того, чтобы однажды растоптать братца, перекрыть ему все каналы и вынудить его зависеть от Lothbrok Inc. целиком и полностью. Ивару не нужен был смутьян, который в любой момент мог вильнуть хвостом, словно портовая шлюха. Ивару было нужно подчинение. И теперь, когда появилась Блайя, он понимал: с одной стороны, некоторые возможности подчинить себе упрямого Сигурда терялись навсегда, зато находились другие.

Всегда находились другие.

– Я не вижу смысла в убийстве ради убийства, – парировал Сигурд. – Но я вижу смысл в мести.

– Если хочешь знать, Ивар, – Уббе поднял их новую жертву за шкирку, поставил на колени так, чтобы Ивару было удобнее смотреть тому в глаза, – тем, кто разукрасил пацану лицо, был Сигурд. Я только держал.

– Героически, – хмыкнул Ивар.

В его ящике стола всегда лежал нож – крупнее и острее ножичка для конвертов. Повертев его в руках, Ивар ухмыльнулся.

– Сигурд, Уббе. Держите его.

Парень отчаянно забился в руках братьев, когда Ивар поднес лезвие к самому его лицу, но стальная хватка Уббе и Сигурда не давала ему вырваться и убежать. Сияющее сталью лезвие рассекло ему лицо, заливая кровью глаза, нос и губы. Парень заскулил от боли.

– Если ты думаешь, что хуже уже не будет, – шепнул Ивар, склонившись прямо к его уху, – то мне найдется, чем тебя удивить…

И ему нашлось. Когда молодой человек, чье лицо теперь украшала длинная и тонкая резаная рана, – полоска крови на щеке ширилась с каждой секундой, заливая и лицо, и футболку, – увидел, куда его притащили братья, он тонко завыл на одной ноте.

– Я всё скажу! – рыдал он, и слезы щипали ему рану. – Я всё скажу, только не трогайте меня! Я знаю имя!

– Хм-м-м, – протянул Ивар, склонив голову на бок. – А если я скажу тебе встать на четвереньки и полаять, как собака, ты это сделаешь?

Несчастный истово закивал головой.

– Что… – Он поперхнулся, оглядывая помещение, и ему явно почудилось, будто он попал в подвалы Инквизиции. – Что угодно… – Он плакал, захлебываясь соплями, и Ивар презрительно поморщился. На мгновение ему представилось, что на коленях перед ним валяется не это безымянное, потерявшее человеческий облик от страха существо, а Сигурд, и его губы расплылись в улыбке.

Но Сигурд молчаливой, темной фигурой стоял за спиной парнишки, и его окаменевшее лицо очень ясно говорило, что он изо всех сил пытается сдержать отвращение.

«Трусом был, трусом и остался», – подумал Ивар, вспоминая, как приятно было всадить топор в сердце родного брата. Жалея, что больше не может сделать этого. Христианская шлюшка, так истово любившая его братца на протяжении множества жизней, наконец-то обрела достаточную власть, чтобы спасти его жизнь. По крайней мере, на время.

Иногда, пока Ивар без сна лежал в своей постели, ему казалось, что он видит (помнит) своих братьев совсем другими. Другие эпохи, другие обстоятельства, но неизменно, раз за разом, Ивар убивал Сигурда, испытывая от этого невероятное наслаждение, а потом наблюдал, как рыдает Блайя, бросаясь на тело своего мужа и пытаясь остановить хлещущую кровь. Иногда её не было рядом, как в самый первый раз, и то, как она плюнула ему в лицо, там, в Йорке, узнав о смерти Сигурда, Ивар тоже помнил.

Может быть, он просто сошел с ума. Ну и пусть.

Парень отчаянно упирался, пока Уббе и Сигурд привязывали его к столу, но силы справиться с двумя братьями у него не хватало. Избитый и напуганный, он не мог даже толком сопротивляться, и Ивару было противно наблюдать за ним. Он давно убедился, что на свете есть всего лишь два типа людей: те, кто срет в штаны при малейшей опасности, и те, кто защищает собственную жизнь, чего бы это ни стоило.

Явно не последний тип.

Нож блеснул в тусклом свете, и указательный палец молодого человека отлетел в сторону. Парень отчаянно закричал от боли, заметался, но веревки, используемые Лодброками, и не такое выдерживали.

– Кажется, ты обещал мне имя, – Ивар примерился к следующему пальцу.

Уббе смотрел на происходящее равнодушно, будто его вообще не касалось ничего и никто. Ровно так же он смотрел, когда Бьерн кромсал топором спину Эллы.

– Я скажу! Скажу! – Лезвие уже коснулось липкой от крови кожи. – О, Господи, спаси меня…

– Не здесь. – Ивар приподнял бровь, и на его лице промелькнуло жестокое веселье. – Ты просишь не того бога.

– Блэк! – выкрикнул парень. – Блэк, о, Боже, это был Блэк, его люди пришли ко мне! Они угрожали мне!

Трое братьев переглянулись. Ивар удовлетворенно оперся о спинку своего инвалидного кресла, поднес ко рту лезвие, алое от чужой крови, постучал им по губам. Его глаза блеснули удовлетворением, которое он испытывал, когда убеждался в собственной правоте и убеждал в ней других.

– Надеюсь, вы запомнили имя? – обратился он к братьям. – Потому что этот придурок больше никогда и ничего не скажет. Никому. Подержите-ка его, м?

От Ивара не укрылось, что Сигурд отвел взгляд, пока держал их пленника за плечи. Уббе нажал на нижнюю челюсть парня, заставляя его открыть рот. Кровь брызнула им обоим на лица, когда Ивар вытащил язык юноши наружу, а затем одним движением отрезал его.

Ивар знал, что Сигурд смотрит на него с отвращением. «Пусть бежит и жалуется женушке, потому что матери больше нет, чтобы спрятать его в юбках», – подумал он. Уббе всегда понимал его лучше. И Бьерн. По крайней мере, пока не понял, что Рагнар не собирается завещать ему Lothbrok Inc.

– Если это был Блэк, то он собирался убить меня, – обратился Ивар к братьям. – Потому что изначально он сам взывал меня на диалог о продаже казино.

Парень, привязанный к столу, мычал и рыдал, и Ивар раздраженно фыркнул в его сторону.

– Ты собирался продать Kattegat Casino, не предупредив никого из нас? – нахмурился Уббе.

– Не собирался, – шикнул Ивар, поражаясь тупости собственных братьев. – Мне было интересно, что еще захочет предложить мне Блэк. Но, видимо, он решил, что если убьет меня, то уговорить вас ему не составит труда.

– Почему ты решил, что убить хотели именно тебя?

– Простая логика, Уббе, – ухмыльнулся Ивар. – Простая логика.

Рассказывать братьям о разговоре с Альфредом он не собирался. Пока что.

Сигурд благоразумно молчал. Подсыхающие капли крови на его лице выглядели, как тонкие потеки.

– Думаю, нам следует показать ему, как Лодброки поступают с теми, кто пытается уничтожить их, не так ли? – Ивар развернул кресло и, подъехав к стене, достал из стеклянной витрины топорик.

– Кровавый орел, – тихо произнес Уббе.

– Именно. – Губы Ивара растянулись в улыбке. – Вы знаете, что нужно делать.

Лишившийся языка парень рыдал от боли и громко мычал все время, пока Сигурд и Уббе приколачивали его ладони к деревянной столешнице. Рагнар, не самый большой любитель пыток, тем не менее, оборудовал в доме помещение, в котором его враги и обретали покой. Как правило, в муках. Зато Ивар довел умение пытать людей до совершенства.

Впрочем, даже Сигурд признавал, что каждый замученный здесь человек заслуживал своей участи целиком и полностью. Даже этот парень, который любил деньги настолько, что предал самого себя.

– Дальше я сам, – кивнул Ивар. Он как раз закончил точить топор, и звук, издаваемый острием, доводил жертву до безумия. – Хотя… Уббе, надрежь ему спину. Не хочется снова браться за нож.

Кровь брызнула Уббе на рубашку и шею. Утираясь рукавом, он отошел в сторону.

Когда топор опустился на спину парнишки в первый раз, тот замычал так, что глаза у него вылезли из орбит. У Сигурда дрогнули губы, но Ивар этого не видел. Ошметки плоти и кровь летели ему прямо в лицо.

– Он умер, – хмыкнул Уббе, глядя на тело. Глаза парня закатились, рот приоткрылся, и он был бесповоротно, безоговорочно мертв.

– И что? – деланно удивился Ивар. – Это что-то меняет?

Бьерн забрал у него привилегию убить Эллу, и зверь внутри младшего Лодброка жаждал чужих страданий так же сильно, как иногда – смерти его собственного брата. Ивар не замечал, что всё его лицо уже было в крови.

Ему пришлось приложить множество усилий, чтобы раздвинуть в стороны ребра, но у него получилось. Сигурд за его спиной тяжело сглотнул.

Легкие черными погонами легли на плечи жертвы. Ивар провел по своему лицу окровавленной ладонью, оглядывая мрачное творение.

– Уббе, – повернулся он к старшему брату. – Пусть Гуннар отвезет это к одному из складов Блэков и подвесят прямо там, можно у выхода. – На его губах зазмеилась холодная улыбка. – Война, так война. Не я её начал.

========== Глава двенадцатая ==========

Блайя не могла уснуть. Сигурд уехал рано утром по приказу Ивара, и в десять вечера ещё не вернулся. Её сердце заходилось от волнения и страха за него. Она не знала, куда он отправился. Она понятия не имела, что задумал его сумасшедший младший брат, но догадывалась, что для её мужа это не могло означать ничего хорошего.

Ивар был ненормальным, абсолютно чокнутым, и Блайя понимала, что, если он выдрал Сигурда в шесть утра из постели, это должно было быть связано с Хвитсерком. Только дела семьи могли заставить его уехать рано и так надолго.

Она съездила в город с Торви, посмотрела в ноутбуке сериал, почитала книгу, но день тянулся долго, как жвачка, и был таким же пресным. Блайя хотела бы справиться с собственным страхом, но он каждый раз возвращался. Торви пыталась её успокоить, но у них были диаметрально противоположные взгляды на происходящее, ведь Торви всегда говорила, что Лодброки знают, что делают. И она всегда была уверена в Бьерне. Но Сигурд был другим.

Он не был похож на Бьерна.

Сигурд вернулся в начале одиннадцатого. Блайя зажала рот рукой, увидев, что рубашка его пропиталась кровью, а на лице засохли кровавые капли. Молча, опустив голову и стараясь не смотреть на жену, Сигурд прошел в ванную, открыл там кран, и, если бы Блайя не успела скользнуть за ним в приоткрытую дверь, он заперся бы там.

– Сигурд… – Она шагнула к нему, и он отшатнулся, избегая её прикосновений. – Ты… – Она облизнула губы, глотнула воздуха, пытаясь успокоить бешено забившееся сердце. – Ты ранен?

Он покачал головой.

– Нет.

Сначала ощутив облегчение от того, что он в порядке, Блайя тут же почувствовала, как у неё в груди что-то оборвалось, и стало очень больно, как в детстве. Так больно, что на глазах выступили слезы.

Она понимала, что Сигурд никогда не был ангелом, что его семья была жестокой. Она помнила, что Лодброки сделали с её отцом, но всё это проходило мимо, не касаясь Сигурда. Её Сигурда, который пел ей свои песни и целовал её, и дарил ей цветы, и оберегал от всего на свете. Её Сигурда, обнимавшего её в ночи, когда она просыпалась от кошмаров. Её Сигурда, заботливого и нежного, и сильного, и…

Просто её.

Комок встал у Блайи в горле, когда она всё же подошла ближе. На ткани рубашки засохли пятна крови. В крови немного вымокли и его волосы, упавшие на лоб.

Сигурд сжал в кулак ладонь, на миг зажмурился.

– Блайя, пожалуйста, уходи.

Он впервые хотел, чтобы она ушла. И маленькая девочка внутри неё хотела, чтобы она ушла. Сбежала, несмотря на обещание всегда любить и поддерживать его, потому, что невозможно поддерживать убийцу, или того, кто мог спокойно смотреть на убийство, и…

Блайя Лодброк, взрослая женщина, которой она стала, загнала маленькую девочку в самую темную комнату своей души и заперла её там на ключ.

Она не уйдет. Не сбежит.

– Это было из-за Хвитсерка?

Сигурд кивнул.

– Мы нашли парня, который испортил тормоза в его машине.

Вода шумела, заглушая его слова.

Блайя могла четко видеть засохшую кровь на его щеках и подбородке, и сухие губы, и боль, затаившуюся в его синих глазах, и ей хотелось обнять его и укачивать, как ребенка. Он всё ещё был её мужем, её Сигурдом, и, что бы он ни сделал, это никак не коснется её. Что бы он ни сделал, для неё он всегда будет тем, кем и был.

Любовью всей её жизни.

Она прислушалась к себе, глядя ему в глаза.

Боится ли она его? Нет. Ненавидит ли она его? Конечно, нет.

Возможно, сегодня он убил человека, или смотрел, как его убивает кто-то другой (Ивар?). Возможно, ему приходилось делать то, что требует от него долг перед семьей. Но…

Разве тот человек не заслужил смерти, если хотел убить Хвитсерка? Разве тот человек не получил по заслугам?

Что-то темное, почти языческое, поднималось в ней, пока она думала, что, может быть, Лодброки были правы, отвечая ударом на удар. Что люди разучились по-настоящему мстить за своих близких, надеясь на полицию и закон, которые не всегда эффективны. Что, может быть, нужно просто бить в ответ, не дожидаясь, пока враг вновь наберется сил для атаки.

Теперь она была частью этой семьи, и другой у неё не было. И она понимала, что медленно становилась похожей на них. Она становилась Лодброк.

Блайя смотрела на Сигурда, и боль постепенно отпускала её, уступая место гордости, но гордости мрачной.

Приподнявшись на цыпочки, она обвила его шею руками и поцеловала в губы, ощущая солоноватый вкус чужой крови. Сигурд замер, а потом обнял её, привлекая к себе и жадно отвечая на поцелуй, и Блайя почти могла чувствовать, как отпечатываются на её светлой футболке кровавые пятна.

– Тебе нужно в душ, – тихо произнесла она, отстраняясь. – И, наверное, мне тоже.

Блайя принялась расстегивать на Сигурде рубашку. Он молчаливо следил за её действиями, а, когда комок окровавленной ткани упал на пол, перехватил Блайю за запястья.

– Дальше я сам, хорошо? Я не хочу, чтобы ты имела к этому отношение.

– Нет. – Блайя коснулась губами его подбородка. – Уже поздно.

Горячая вода стекала по их телам, смывая прочь кровь, усталость и боль. Очень осторожно Блайя водила мочалкой по плечам и спине Сигурда, и в горле у неё по-прежнему стоял комок. По напряженности его тела она понимала, что он всё ещё где-то не с ней. И на какую-то свою часть он пока не вернулся из темных лабиринтов, по которым Ивар водил тех, кто был к нему приближен.

– Расскажи мне, – прошептала она ему на ухо. – Тебе станет легче.

– Ты не должна это знать. – Сигурд забрал у неё мочалку. Блайя закрыла глаза, наслаждаясь его прикосновениями, едва слышно вздохнула. – Я боюсь подумать, кем ты меня теперь считаешь.

– Кем? – Она прикусила губу, когда его ладонь нежно скользнула по её спине на поясницу. – Я люблю тебя. Ты мой муж. Ты – моя семья. – Она положила руку ему на грудь.

– Я помогал Ивару убить человека, – надтреснуто произнес он. – Не раз.

– Я знаю. Но я всегда знала, кто ты. Я вышла за тебя замуж, понимая, что вы – не семья агнцев Божьих. И я знаю тебя. – Блайя шагнула вперед, прижимаясь к нему всем телом. – Я знаю, что ты ненавидишь жестокость Ивара.

– В какой-то степени я был рад, что Ивар его убил.

Сигурду многого стоило это признание, Блайя это понимала. Боль в его голосе, стыд и нежелание признаваться в собственной слабости заставили её замолчать, но лишь на минуту. Она не знала, как донести до него, что он делал то, что должен, и она сейчас делает то, что должна, потому что семейные узы, как и узы любви, заставляют нас делать то, что мы, возможно, никогда не сделали бы. Потому что он был тем, кем он был, а она любит его, и всегда будет любить.

Но правильных слов не находилось, а сердце Сигурда билось под её ладонью, и он дышал тяжело, будто пробежал стометровку.

Хотя на самом деле он просто признался в собственных чувствах, которых стыдился.

А потом Блайя тихо ответила:

– Я тоже.

И, когда Сигурд крепче обнял её и уткнулся лицом в её мокрые волосы, она поняла, что между ними рухнула ещё одна стена.

*