Текст книги "Несломленные (СИ)"

Автор книги: sindromdyshi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

Именно за просмотром очередного такого мерзкого субъекта и заметили Anonymous. Я и не думал, что следят за такими акциями одиночек. Ведь они берут полномасштабные планы на мир, а я всего лишь пытаюсь очистить город от гнили. Как сейчас помню: возникло черное окно, когда я почти отправил анонимное письмо в полицию. Черный прямоугольник на фоне маски Гая Фокса и медленно появляющиеся буквы, будто их набирают на печатной машинке. «Т ы у в е р е н?».

Напугался ли я? Нет, любая деятельность в интернете всегда связана с риском, а когда занимаешься таким, понятно, что, в конце концов, ты кого-то заинтересуешь. У меня был короткий, но ясный ответ: «Да».

Понимаю, после такого жизнь меняется. Незначительно, но одна важная деталь в ней присутствует – теперь есть доступ к закрытому каналу Anonymous. Зачем мне дали его? И каждый раз думаю, не перепутал ли я их с кем-то ещё. Одно знаю точно, кто бы ни скрывался за этим, они следят за мной. И в некотором смысле я нахожусь на краю пропасти или нового пути, это ещё вопрос. Не думал, чем буду дальше заниматься в жизни. А если появится шанс быть частью их и приносить больше пользы, чтобы я им ответил?

Пока эти мысли накладываются друг на друга, на автомате успеваю вбить алгоритмы для поиска местонахождения телефона, но всё не как обычно. Значит, поиск чем-то блокирован, и это говорит, что или Астрид его защищает, или кто-то пускает пыль в глаза.

Вбиваю новую строчку за строчкой в коде, но поиск так и не начинается. Отвлекаюсь от экрана только, когда подходит официантка с двумя подносами, ломящимися от еды.

– Мучас грасиас! – заявляет Ноа, и Ронан почти мгновенно запихивает себе бургер в рот.

Такое чувство как будто целиком.

– Эй, не торопись, – с улыбкой говорю я, он лишь в ответ улыбается с набитым ртом, уже разворачивая трубочку для стакана, и запивает огромным глотком колы.

– Наверно, у спортсменов это в крови, – говорит Ноа и впивается в свой бургер, в надежде так же разорвать его, часть вываливается на поднос и одежду. Мы в голос смеёмся, Ноа пытается отряхнуться, а потом плюёт на это дело.

Получаю неожиданное сообщение от Фрэнка, что он готов приехать и помочь – теперь тоже думает, что я прав. Не спрашиваю, почему он передумал, кажется, в душе я знаю ответ, но нет желания копаться в этом. У нас я главный элемент для поиска. Набираю ему адрес, где сейчас находимся.

Не могу долго сидеть сложа руки, голова проясняется в один момент, и я, не раздумывая, пишу в чат Anonymous с просьбой о помощи. Уходит время, для Астрид оно решающее, только вот прочитают и помогут ли? Ещё один шанс к чему-то приблизиться. Набираю сообщение, закусывая картошкой фри, которая уже разбросана по подносам и столу.

Не проходит и пяти минут, и я получаю сообщение-ответ. Они готовы помочь, если останусь их должником, когда-нибудь они так же попросят помочь, и у меня, в отличии от них, нет будет шанса отказаться. Я не могу упустить шанс найти Астрид и принимаю условие.

На экране происходят сами собой действия: набираются алгоритмы, стираются, опять вбиваются, я пытаюсь уловить ход мыслей и строк, но через какое-то время на это не хватает концентрации – я не так хорош в этом. Откидываюсь на спинку дивана и наблюдаю за приезжающими машинами, как раз подъезжает очень знакомая. В дверях кафе появляется Фрэнк,

приглашаю его за стол движением руки. Он обращает внимание на ноутбук и, кивая на него, спрашивает:

– Как успехи?

– В процессе, – на нём загорается окно с дорожкой поиска. Они это сделали! По окончанию у нас будет адрес.

– Ешь, что осталось, а я пока в туалет, – обращаюсь к Фрэнку.

– Сейчас лопнем, – ребята протягивают, что у них осталось на подносах, и показывают на животы, надувшиеся до небывалых размеров.

В душе я улыбаюсь на всю семейность картины. Наверно, такой компании мне всю жизнь не хватало. Да, у меня есть знакомые и не мало. Я всем рад, и все рады мне, но нет той атмосферы, которая так непринужденно присутствует здесь и сейчас. Ради которой даже не надо знать друг друга неопределенное количество времени – оно выходит само собой.

Когда подхожу к столу после туалета, обращаю внимание – Фрэнка нет, в туалете его не было, как и в зале. В голове рождаются нехорошие мысли:

– Где Фрэнк? – спрашиваю Ноа и Ронана, не успев даже сесть.

– Сказал, у него появились срочные дела, – отвечает Ноа. – Даже занервничал, когда что-то увидел на экране.

Разворачиваю к себе ноутбук, бегло смотрю информацию. Фрэнк изъял результаты. Но зачем? Он не знает, как подчищать за собой все следы, поэтому за пару минут нахожу стертую информацию, и в диалоговом окошке появляется сообщение: «Стоит ли доверять таким друзьям?». Захлопываю в чувствах ноутбук и сдавленным голосом произношу:

– Какого чёрта?

Через телефон вызываю ближайшее такси и собираю сумки, по выражению лиц ребята хотят помочь, но просто не знают, что сказать. Я смотрю на свои вещи, не помешают ли они мне, ведь я не знаю, где находится Астрид и с кем.

– Пожалуйста, возьмите мои вещи с собой, я заберу, когда смогу. Мне пора, ребят, – говорю и двигаюсь к выходу. Вижу боковым зрением, как поднимается Ронан, а Ноа кладёт руку на плечо и без слов просит остановиться.

На улице осенний ветер залетает под рубашку. Куртка осталась внутри, за углом возникает подъезжающее такси и, не размышляя, двигаюсь навстречу. В салоне называю адрес, появившейся в программе. У меня десятки вопросов от того, почему Фрэнк стер информацию, до того, что буду делать я, когда приеду на место. Только вот нет ответов, и боюсь расклеиться – это так не вовремя. Через тридцать минут водитель останавливается у двухэтажного здания с заколоченными окнами и дверями. Оглядывает окрестности, особенно дом, и спрашивает:

– Вам точно сюда?

– Да, – протягиваю ему деньги. – Сдачи не надо.

– Щедро, – заявляет водитель. – Если понадобится куда-то поехать, вот мой личный телефон, – он протягивает визитку, я, не глядя, засовываю в карман джинсов и выхожу из машины.

Такое чувство, что на улице стало прохладнее на несколько градусов – передёргивает. Что делать дальше? Уезжает такси, где-то вдалеке воет собака, а я, как потерянный, стою посреди дороги. Может, надо было звонить в полицию?

Разглядываю дом перед собой, и он, чёрт побери, вообще не вызывает доверия. Прям рухлядь из книги «Оно». У меня нет средств защиты, да я даже не знаю, точно ли там Астрид, а не какой-нибудь бомж, который украл её телефон. Наверно, проходят десятки минут прежде, чем я собираюсь с духом двинуть хоть ногой, не могу объяснить себе этот страх. Или все-таки могу? Потому что это напоминает о событиях прошлого? Такого далёкого прошлого. Может, это не моё воображение, а те события действительно имели место быть?

Долбиться в закрытую – нет-нет, заколоченную дверь – вряд ли не возымеет должного эффекта, поэтому прежде чем сделаю какой-то шаг, лучше уж хотя бы осмотреть дом. Ищу лазейку, окно, подвал или дыру в стене. Что угодно лишь бы не колотить в ту дверь. Такой же удар раздаётся в голове из прошлого, когда я был мальчишкой, и он похож на гром. Тогда били сапогами и кулаками, и я все равно никак не мог открыть дверь. Как не могу и сейчас.

Обходя дом с левой стороны, которую огибает забор, нахожу дверь в подвал, через которую и раздаётся шум, слышно возню и ругательства. И звук приближается. Я не могу отойти, не могу двинуться, просто цепенею от ужаса. И, возможно, сейчас не повезет, но уж лучше встречать опасность лицом к лицу, чем спиной. Перед дверью с другой стороны кто-то останавливается. Шорох, как будто что-то опустили на землю, и некто толкает дверь вперёд. Передо мной возникает фигура в чёрном, лицо закрывает шапка с прорезями для глаз как у вора. «Вор» поднимает что-то снизу, и только когда это оказывается на руках, он замечает меня. Его действия почти молниеносны, или для меня всё так быстро происходит, незнакомец поднимает шапку вверх и теперь знаю, как тот выглядит. Боже, это Фрэнк!

– Глен, держи её, мне понадобятся свободные руки, раз уж ты все-таки здесь, – протягивает на вытянутых руках неопределённый комок. По крайней мере, выглядит это так. И только теперь замечаю, что не комок – человек. Это Астрид. Светлые волосы спутаны, и кажутся совсем не белыми, а чёрными, они в чём-то вымазаны. Могу предположить, что это запекшаяся кровь. Одежда грязная и рваная. На коже видны далеко не маленькие синяки. Протягиваю руки к этому кошмару, я не могу по-другому назвать то, что вижу. Моё сердце просто разрывается. Не могу вымолвить и слова. Когда волосы спадают с лица Астрид, понимаю, насколько всё плохо. Пол-лица у нее перекрывает синяк, разбитая губа, кровавые разводы по всему лицу и при передаче с рук на руки Астрид стонет. Это так невыносимо! Она этого не заслужила. Да кто вообще достоин такого обращения? И после слова из меня текут, как рекой:

– Никуда не пойду, пока ты не скажешь, что здесь происходит. Почему она

так выглядит?

Тело дрожит и совсем не от холода, просто я подхожу к точке кипения или сумасшествия.

– Выбрал совсем неудачное время для таких разговоров, Глен. Пора убираться. И скорее!

– Есть время! – судорожно сжимаю тело на своих руках.

– А у нее может не быть.

В подтверждение слов Фрэнка Астрид тихо-тихо говорит:

– Ско-о-о-о… ре-е-е…

После такой мольбы мгновенно теряю здравомыслие:

– Фрэнк, что делать? – я раздавлен и ничего не могу придумать. Это не сидеть за компьютером и ловить негодяев – настоящая жизнь и следы тут можно не успеть скрыть.

– За мной, – только и говорит Фрэнк. Бегу за ним, Астрид как будто бы ничего не весит, или это всё адреналин. Он пролезает через дыру в заборе, без слов протягивает руки, чтобы передал Астрид, потом пролезаю сам. С ней он бежит быстрее меня, плетусь сзади и жалею о том, что давно не занимаюсь спортом, хоть и подтянут. Почти задыхаюсь, пока в какой-то момент не останавливаемся у машины во дворе.

– Подержи-ка, – спокойно произносит Фрэнк и взламывает чью-то машину.

– Ты что делаешь? Нам нужно звонить в полицию. Это же нападение. Их много? – на повышенных тонах отвечаю я.

– Тихо, не шуми. Не думаю, что им можно доверять. Хочешь её спасти?

– Да.

– Тогда делай то, что я тебе скажу.

Помогаю Фрэнку взломать машину, в конце концов, мы в неё садимся. Но это не дает нам передохнуть – теперь не одни в ночи.

– Похоже, у нас гости, – заявляет Фрэнк, и я уверен, что ничего хорошего нам это не сулит. Кроме громких шагов, они неторопливо рассекают тишину, и я понимаю, что здесь их территория, и им не страшно, незнакомый голос произносит:

– Ну где же ты, малышка? – приторно сладко произносит некто. – Все равно тебя найду, маленькая блядь! Ты кое-что задолжала, – уже гневно говорит голос.

Хочу открыть рот, но Фрэнк поднимает руку, чтобы молчал. Его фигура напряжена, ещё чуть-чуть, и он просто треснет по швам, голос продолжает:

– Если выйдешь сама, твой друг уйдёт цел и невредим. Ну, почти, – начинает смеяться, и ему вторят несколько голосов.

Только сейчас задумываюсь, с кем связана Астрид. Теперь всё встает на свои места. Её желание убежать, постоянная настороженность, то, что не смог пробить её номер. Она от кого-то прячется, и кто-то её нашел. Ну, и нас соответственно. В зеркале замечаю фигуру на заднем сиденье.

– Пора давить этого гада, как думаешь? – спрашивает Фрэнк со странным огоньком в глазах.

Он быстро заводит машину, фары высвечивают из темноты фигуры, нас интересует та, что во главе колонны. И Фрэнк устремляет машину прямо на него. Лоб в лоб. Кричу:

– С ума сошёл?

Люди впереди направляют на нас что-то. Пистолеты! И мгновенно обрушивается поток выстрелов. Это звучание нарушает тот же голос:

– Не стрелять, идиоты, – ещё громче. – Не стрелять! – машина удаляется, и где-то в отдалении он произносит фразу, которая всё равно долетает до ушей:

– Она нужна живой!

Не могу осознать недавних событий: нам удалось сбежать, и мы спасли Астрид. Но надолго ли это? В один момент машина начинает петлять, впервые смотрю на Фрэнка с того момента, как отъехали.

– Что это? – указываю на лицо Фрэнка. – У тебя что… кровь? – то ли утвердительно, то ли вопросительно произношу я. И машина теряет управление.

Комментарий к Глава 6. Глен Сарджент. То, что потеряно

Визуал Глена Сарджента:

https://vk.com/trigetnitsy?w=wall-166986698_8312

Больше информации в группе:

https://vk.com/trigetnitsy

========== Глава 7. Астрид Калхен. Совершенно секретно ==========

Я просыпаюсь? Или всё ещё летаю где-то между сном и явью? Не ощущаю течения времени, не могу сконцентрироваться, чтобы пошевелить любой частью тела. Мысли сильно путаются и как будто даже не выстраиваются в линию. Попала в аварию? Потеряла сознание? В голове полная каша. Вопрос: «Где я?», даже «Кто я?» даётся с великим трудом, требуется время, чтобы из однородной субстанции в голове найти нужный компонент. Себя просто не ощущаю отдельным субъектом, как будто я нечто, всё и сразу. Единение с целым миром.

Наконец, приходит осознание – я под кайфом. В организме наркотики, и это значит, что отдалённые мысли, что меня похитили, абсолютно правдивы. С губ срывается стон, надо срочно подняться и валить как можно дальше. Ещё раз посадить на цепь меня не смогут. Кажется, приподнимаю тело на целую милю, а на деле выходит пара дюймов, голова опять опускается на что-то мягкое. Мягкое? Значит, не там, где была последний раз?

Рассуждения нарушает чей-то диалог. Один человек говорит спокойно, второй явно раздражен. Голоса знакомые. Мягкий и твёрдый. Один течёт как речка, другим можно резать железо. Улыбаюсь уголками губ, по крайней мере, так кажется, и знаю, что сейчас – вот в этот момент – я в безопасности. Угадываю голоса. И я им доверяю – это Глен и Фрэнк. Пытаюсь вынырнуть из состояния и лучше понимать, о чём они говорят, но это так сложно. Как будто плаваю в загустевшей жидкости, и звуки долетают через миллионы миль.

Кто-то из них говорит «нужны лекарства», и они спорят, кто пойдёт. Кажется, я снова отключаюсь, а когда прихожу в себя, хлопает дверь. В голове отзывается взрывом, сравнимым с атомной бомбой. Непроизвольно мычу, жмурюсь и пытаюсь обхватить голову, чтобы прошла мигрень. Надо мной зависает фигура, по крайней мере, так кажется – открыть глаза я не в силах, напрягаясь, я могу спросить:

– Глен, это ты?

– Да, – отвечает голос.

Сворачиваюсь в клубок, в позу эмбриона, чтобы было поспокойнее и теплее, из меня вырываются уже всем известная истина:

– Втянула вас в то, что так старалась избегать. Я серьёзно уже решила – удалось сбежать и слиться с толпой, – я не хочу сейчас плакать и дать слабину. Слёзы ничему не помогут, только если выплакаться и заснуть, но я и так долго находилась без сознания. Больше в эту темноту я пока не вернусь.

– Что ты помнишь? – спрашивает голос.

Напрягаю память, чтобы наполнить омут воспоминаниями. Возникают разрозненные картинки. Перед глазами тот день кадр за кадром: работала в кафетерии, пошла домой счастливая и с чаевыми, почувствовала, что за мной следят, но было уже поздно. Ощущение от удара по голове такое яркое, что вздрагиваю. Горячая ладонь в настоящем опускается на спину, и я понимаю, что это неправда. Это всего лишь воспоминания, их яркость подпитывают наркотики в организме. Сейчас никто не хочет причинить мне вред. И я рассказываю своему другу как будто бы сказку. Длинную сказку не о себе.

Прежде чем начать с начала (где же то самое начало, которое привело к такому финалу? Да и конец ли это?), вспоминаю, что главная героиня очень похожа на меня, но она не я. У нее тоже есть брат, но он не мой брат. Убеждаю себя: это происходило не со мной, у меня-то всё хорошо. Вот-вот открою глаза, и всё исчезнет. Однако ничего такого не ждет. Никакого забвения или амнезии. И это осознание делает чрезвычайно больно.

Вспоминаю, как мы впервые встретились с Питером. Нет, знали друг о друге и раньше, но то событие повлекло за собой череду других и, наверно, из-за этого я оказалась здесь. На чужой кровати, побитая и, можно сказать, почти сломленная, ведь именно на это надеется Питер – сдамся и окажусь в истоках, рядом с ним. Но что я хочу сейчас? Быть под взглядом человека, которого не знала и неделю назад. Под его теплой рукой, которая не ударит меня, а спасёт и укроет, от которой не хочу бежать – здесь я как дома. А раньше домом была рука и объятья Питера. Я что, опять ошибаюсь? Бегу от одного огня в другой? Или сама несу за собой пожар и уничтожаю всё, к чему прикасаюсь?

Впервые Питер встал на мою сторону девять лет назад, мы тогда с Кристофером – моим младшим братом – были совсем детьми. Из-за того, что потеряли родителей, чувствовали отрешенность и ненужность. Стали изгоями. Как это всегда бывает среди детей: если ты не такой, как все, то ты становишься мишенью, ребята в таком возрасте злые и не знают пощады. Нас выбрали для выплеска негатива, и поскольку мы были раздавлены горем, сносили это. Я бы даже сказала очень легко и непринужденно, у нас не было сил бороться. Когда они появились у меня, чтобы дать отпор, у брата их ещё не было или уже закончились. Да и разница возрасте в два года давала лишнюю порцию толчков, обзываний и драк. Я его защищала, но от всего не прикрыть.

В тот раз мальчишек напало много, нас окружили, и мы поняли, что нам не убежать. И когда моего брата повалили и пинали ногами, он уже даже не всхлипывал, меня держали за длинные волосы, намотанные на чей-то кулак, и били в живот, и тут появился он. Такой же хулиган, как и те, что нас схватили. Когда Питер отбил меня и брата от толпы, в кругу нас оказалось трое. Мы кое-как встали с братом, он вселил в нас веру. Мы дрались. Может, и нечестно, но на этот раз я чувствовала силу, и с этого момента все изменилось.

Я и тогда знала, что Питер связан с чем-то серьёзным, ходили слухи по школе, ведь кто тихо сидит – слышит больше других, а я улавливала много. На тот момент весь бизнес принадлежал отцу Питера, однако меня это не волновало. Он забрал нас от дяди с тетей, мы собрали вещи, не раздумывая. Чем я могу оправдаться? Мы хотели чувствовать безопасность, с ним её более чем достаточно. Как нас не забрали обратно? Это не интересовало нас с Крисом, нам было всё равно, сейчас я думаю, что он просто шантажировал или угрожал, как делал это всегда и со всеми.

– Знаешь что? Мы считали себя счастливчиками. По крайней мере, первые несколько лет. У нас был кров, еда, одежда, игры, компания для бесед. Питер был нам старшим братом, нашей новой семьей. Мы любили его. Я любила его. Наверно, сначала этого не понимала, когда мне стукнуло пятнадцать, осознала это отчетливо, и уже ничего не могло это изменить.

Хотя нет, кое-что все-таки изменилось. Кристофер проговорился о моём даре, который не то чтобы скрывала от Питера и остальных, просто я не хотела им пользоваться после того, что случилось с нашими родителями. Я выиграла для них денег в лотерее. И всё пошло не по плану.

Всегда, сколько себя я помню, умудрялась, выбирать счастливые билеты или знала цифры, которые выпадут в лото, или какая лошадь придёт первой. Никто особенно не обращал на это внимание, или так казалось. Конечно, люди видели и замечали, что мы могли и это купить, и то, но это не афишировалось для всех. Наша семья не цеплялась за деньги. Но однажды после крупного выигрыша нами, к сожалению, заинтересовались, по крайней мере, до сих пор думаю так. Родители уехали за выигрышем и в тот вечер не вернулись, больше мы их не видели.

И никто больше не называл меня Кроличья лапка, на этот раз я принесла огромное несчастье. Кристофер никогда не винил, хотя, наверно, не понимал тогда, что и почему произошло, а, может, просто не мог чувствовать отвращения. Я не знаю и теперь никогда это не сделаю.

Так вот Питер не сразу, конечно, но начал пользоваться даром, то ради прикола, то ещё под каким-то предлогом. Я любила его, что было делать? Не могла ему отказать или не видела того, что он мной пользуется. Но, в конце концов, деньги его изменили или та власть, которая с ними пришла.

Он стал главой дела своего отца, теперь я задумываюсь, как он пришел к этому. Явно незаконно, хотя что говорю? Всё дело отца, а теперь его, преступно. Долго это не замечала, ведь нам было хорошо: Кристоферу с ним нравилось, и мне тоже, он никогда нас не обижал, не баловал, где-то учил, где-то воспитывал, но не втягивал нас в неприятности и всячески ограждал. Нам туда и не хотелось. Мне уж точно. Но в какой-то момент брат в этом плане изменился, он начал копировать Питера в мелочах, отгородился от меня, иногда пропадал с ним на пару дней. И, наверное, с этого момента я поняла, что жизнь не такая, как была раньше. Нужно было что-то менять.

Я боялась с ним говорить об этом. С ними обоими. И время тянулось, проходили недели, и один раз всё изменил. Больше не надо было искать в себе силы для разговора, нам надо было собирать вещи с братом и уходить. Срочно и не раздумывая.

Однажды зашла в наш дом (могу ли теперь так говорить?), было тихо, совсем оглушительно спокойно, даже угнетающе. Как будто что-то не так, и я искала, что же нарушает равновесие. Обошла второй этаж, первый – никого не было в доме, в котором было полно народу. Всегда. И тут, наконец, услышала шум. Нет, даже шорох, не знаю, как описать его, он исходил из подвала, в которой нас никогда не пускали. А я, не поверишь, никогда не спрашивала почему, потому что всё, что говорил Питер, было истиной. Она не была давящая, а как априори. Жила в каком-то вакууме. Всё, что происходило вокруг, не интересовало.

– Почему-то тогда запрет на меня не подействовал. Ручка легко поддалась, когда на неё нажала, помню, как медленно спускалась. Ступенька за ступенькой. Приставными шагами. И уже чувствовала, как жизнь поменяется. И я просто не могла повернуть назад и вернуться в тот же самый мир, уже с какими-то сомнениями в душе – нужна была правда. Помню, он закричал. Тот человек….

Мой рассказ прерывается, хочется пить, а ещё больше – перестать рассказывать это. Не душат слёзы, а охватывает страх и осознание, что тот момент всё изменил. Через какое-то время к губам прикасается стакан, такой холодный и манящий, знакомая ладонь приподнимает голову, жадно пью. Пью, пока не сводит зубы и стакан не становится пустым. Рука опять опускает голову на подушку и садится рядом.

– Что было дальше? – спрашивает через какое-то время человек, возможно, замечая то, что теперь могу продолжать.

– Его резали… заживо, и это делал Питер. Он получал такое удовольствие, которое не испытывал даже со мной. Отрезал пальцы на руках. Некоторые уже валялись на полу… было столько крови, – не знаю, как описать все, что видела.

– Не рассказывай о нём, легче не станет, – говорит голос.

– Знаю, – отвечаю я. – Поэтому я и решила сбежать с Кристофером от него. От этого кошмара, и, видимо, была неаккуратна. Питер посадил меня на цепь. Как пса. В том же самом подвале. Они даже не убирали лужу крови. Или это было от кого-то другого, не знаю. Те несколько дней были ужасны, даже не буду говорить насколько. Мозг не хотел ничего воспринимать, кто и что говорил. Питер в чём-то убеждал, а я не могла отделаться от той картины перед глазами, я до сих пор это вижу. Стоит перед глазами, а иногда и снится. А это ещё хуже, невозможно, – останавливаю свой монолог, чтобы передохнуть и постараться избавиться от видения, фигура рядом со мной на кровати перестает сидеть и ложится рядом. И несмотря на то, что это односпальная кровать, нахожу это уютным и поддерживающим, потому что по-другому не рассказать, что случилось позже.

– В конце концов, я спаслась, сбежала, но мне досталось это дорогой ценой – стоило семьи. Оставшейся её части, – руки оказываются на плече, от них исходят покалывания. Только сейчас задумываюсь о том, что в чистой одежде. Видимо, ребята меня отмыли от слоя грязи. Смущает, но продолжаю свой рассказ – боль отвлекает.

– За мной пришел Кристофер. Не знаю, как он смог, и что ему там наплели про меня, про то, что я могла сделать, но не бросил. Мы не могли друг без друга. Воспоминания о том, как с рук и ног падают цепи, такое свежее, как будто это случилось недавно, хотя прошло уже больше двух лет. Несчастное время. Ведь в нём не было Криса и уже никогда не будет, – всхлипываю и сжимаю кулаки так сильно, что ногти впиваются в кожу.

– Он умер? – как будто читая мысли, произносит Глен.

– Да, из-за меня, – судорожно проговариваю вслух.

– Он умер за тебя, а не из-за, – слышу через пелену в ответ. На самом деле, слова одобрения слышать приятно, слова поддержки тоже – так давно я не была кому-то нужной. Не из-за денег, а просто потому что я это я. Со своими желаниями и мечтами.

– Его застрелили, когда мы сбегали. Я могла остаться с ним, но не осталась. Предпочла свою свободу его жизни, – слёзы мягко стекают по лицу, а уже думала, что выплакалась по брату.

– Он дал тебе жизнь. Новую жизнь. Это был его выбор, ты не имеешь право не считаться с ним, – разворачиваю лицо туда, откуда идёт голос. Всё ещё не открыть глаза, настолько это болезненно.

Лицо почти сталкивается с другим, чувствую тепло. Когда-то мы так же спали с Кристофером, почему-то именно так нам было комфортно даже в большом доме, в котором полно пустых комнат. От этих воспоминаний щемит в сердце. Все его подарки, поглаживания, щекотки, драки. Его смех и улыбка. То, как смешно он выглядит в большой одежде: был чересчур худ, но я надеялась на то, что со временем пройдёт.

В голове столько мыслей и слов, которые я не сказала. Почти физически больно от их количества – ломится голова. Не хочу думать, тянусь к фигуре ближе и обнимаю её, вжимаюсь в грудь, которая обнажена. Ноги переплетаются с чужими, длинными и прохладными. И человеческое тепло вытаскивает из темноты прошлого. Как справится со всем, что выпало на мою долю? Вот уж явно не жалеть себя. Чужие руки опускаются со спины на поясницу и мягко приподнимают футболку и остаются под ней. Прижимаюсь ближе, насколько вообще возможно. Поднимаю голову и именно в этот момент губы встречают другие. Они такие теплые, даже горячие. В голове появляется мысль о том, что мы должны прекратить. Что кто-то из нас обязан отстраниться, но этого не происходит. Мои губы открываются под напором, чужой язык ласкает мой. И спустя столько времени мне всё ещё нравится. Это путь сбежать, перестать думать и убиваться по тому, что уже прошло. С этим не смириться, да, но надо начинать жить и разобраться с последствиями. Прекратить бегать? Или улизнуть ещё раз дальше, чем раньше, и попытаться найти свое место, где нет людей, и существует только природа? Может, так я никому не принесу боли?

Но стоит дотронуться до обнаженной груди, до волос на голове, до лица, до чужого тепла, которое нагревает и дарят именно тебе и которое существует, чтобы стать твоим. И когда кончики пальцев ласкают спину и сжимают тело, когда чувствуешь, что снова желанна и уже не для денег, не для удачи, просто хочется быть частью этого, а не отдельным субъектом.

Понимаю, что целовать Глена неправильно. Что все эти прикосновения не принесут нам счастья, что вся эта страсть – только момент, чтобы успокоить и оградить от прошлого. И это… помогает.

Его поцелуи опускаются на шею, которую он прикусывает. Кожа горит, просто плавится как сахар в горячем чае. Никогда такого не испытывала, и мне это нравится. Питер не такой. Ему нужна боль и доминирование. Помню, как скрывала синяки от Кристофера. Но стоит сжать ноги сейчас, привлечь ещё ближе, и я чувствую, мы будем на пределе, и назад дороги нет. Чувствую, как что-то упирается в бедро через брюки, и в этот самый момент сознание покидает меня. Проваливаюсь назад в пропасть. Такое ощущение, что лечу вниз. Так долго, как до луны и обратно, но это неправда, уловки наркотиков, циркулирующих в теле. Расслабляюсь и, наконец, приходит самый глубокий сон, который я испытывала.

Когда просыпаюсь, понимаю, что не потеряла зрение. Яркий солнечный свет в окно просто отвратителен, будто я вампир, и это убивает. Приподнимаю голову, чтобы увидеть своё тело и события прошлой ночи накатывают румянцем. Как теперь смотреть в лицо Глена и думать, что всё нормально, что ничего не было? Сажусь, ломит кости, такое чувство, словно все. Я еле встаю с кровати, один раз даже присаживаюсь обратно, просто не в состоянии выдержать того, как больно. Хочется лечь обратно и больше не пытаться, пока кости и ткани чудодейственным способом не исцелятся. Нужно вкусить амброзию. Может, она меня не убьёт?

Дохожу до зеркала в туалете, по дороге роняю вещи, потому что плохо контролирую свои движения. Словно пьяна. Когда заглядываю в маленькое зеркало на стене, местами мутное и треснутое, жалею, что оно вообще висит на стене и я смотрюсь в него. Хочется разбить его кулаком и кричать, как в кино, настолько зрелище пугает и ужасает.

Синяк на пол лица, разбитая губа и бровь, но видно, что все травмы чем-то густо намазаны, скорее всего, чтобы быстрее зажило. Немного заплывший глаз. Но я чистая, приглаженные и заплетенные волосы, и это спасает картину, если так вообще можно сказать. Не знаю, как парни смогли, но я почти выгляжу человеком. Разбитым таким, однако человеком. А самое главное – живая и свободная.

Опускаюсь на крышку унитаза, голова падает на руки – наваливается усталость. Она мнимая, потому что так просто лечь в кровать и надеяться, что что-то изменится в жизни само собой. Так легко переложить на кого-то решение проблем. Так хочется, чтобы, наконец, всё было просто. Чтобы я была обычной такой девчонкой, с проблемами, что надеть на свидание, как выучить лекции и сдать тест, как завести побольше друзей и где отдохнуть в пятницу. Но благодаря Питеру у меня такой жизни не будет.

Возникает мысль, что это предложение будет правдой, пока он жив. И мысли о свободе такие сладкие, я думаю о том, как человек, которого любила и уважала, умирает. Вариантов так много, даже не обязательно я должна прикладывать к этому руку. Но я хочу. Хочу, чтобы ему было больно. В первую очередь за брата, за того человека, за себя. И за множество других жизней, которые он разрушил своим эго и желанием откусить у каждого кусок побольше.

Отвлекает урчание живота. Уже не помню, сколько не ела. Кажется, несколько дней, даже не знаю, как протянула так долго, да и мне некогда было об этом размышлять. Возвращаюсь в комнату и замечаю то, что на столе стоит вода, фрукты, бутерброды, термос, лотки с какой-то едой и мой браслет. Смотрю на свое пустое запястье, не помню, когда я его потеряла – всегда его надеваю. И сейчас хватаю его в первую очередь, он приятно холодит руку, и становится немного спокойнее.