Текст книги "Несломленные (СИ)"

Автор книги: sindromdyshi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Питер вскакивает и выхватывает меня у провожатого, прижимая к себе. Его власть буквально обволакивает, и она уже не так страшна, как была раньше, но это не значит, что я оставлю его без ответа.

– Что случилось? – Питер усаживает на стул и оглядывает весь образ: размазанный макияж, неаккуратную причёску, хромоту и налипшие листья на платье.

– Ничего важного, Питер. Ты мне хотел что-то сказать, именно за этим я здесь, как ты и просил, – грубые слова выскакивают сами собой. Питер смотрит на меня так, что хочется вернуть слова назад – Питер не был обидчивым, его обижает, что я сделала вид, якобы он руководит мной, словно вещью. Хотя отчасти никуда это чувство не ушло, я думаю, ему нравится управлять мной, хоть он и старается.

– Что ж, давай успокоимся для начала и поужинаем, – Питер подзывает официанта и делает заказ, я называю только вино, потому что без него я этот вечер вряд ли выдержу, особенно не поднимая тему Квентина.

Пока заказ делают, Питер рассказывает немного о делах, что происходит, где они были сегодня. Уже хотела спросить о Крисе, но Питер сам рассказывает, тот сейчас занялся делами в районах, на вопрос какими именно Питер отхлебнул виски и воздержался – могла бы и догадаться, чем мой брат занимается для Питера, особенно после того, как ему промыли мозги.

Официант ставит передо мной уже второй бокал вина, который я осушаю почти что в один присест, на что Питер приподнимает бровь.

– С тобой точно всё хорошо? Не хочешь сказать, что произошло? Я ведь всё равно узнаю, Астрид, не станет ли хуже после этого?

На самом деле, мысли о Квентине уже получилось затолкать подальше, но вот мысли о лодыжке, которая распухла и болит как раз и притупляет алкоголь. Я уже сняла туфли под столом и думаю, что ногу уже обратно будет не запихнуть.

– Да упала я и всё, Питер, – я спокойно поднимаю на него взгляд и отпиваю остатки вина, поворачиваясь на официанта. Питер перехватывает мою руку и кладёт обратно на стол, прижимая своей, явно заставляя обратить на себя внимание.

Я хочу уже спросить его, что случилось, но не набираюсь сил под его взглядом, он буквально залезает внутрь и что-то ищет, и я не понимаю, что именно.

– Астрид, послушай, – Питер не убирает руки, а только сжимает запястье. – Я должен сказать это сейчас, поэтому не перебивай, – я киваю, не представляя, что будет дальше. – Астрид Калхен, ты выйдешь за меня? Я готов делить с тобой всё, буквально всё, а то, что было, прошло, для меня больше не имеет значение, что ты тогда сбежала и разбила сердце – ты вернулась и стала другой. Может, именно этого нам и не хватало в отношениях. Ты показала, что готова быть в семье, со мной и ты вернулась именно за этим, а не по другим причинам. Астрид, я больше не смогу тебя отпустить, если ты согласишься – будешь буквально моя. Не хочу, чтобы ты разбивала мне сердце, снова. Поэтому если не готова, откажись сейчас, и я отпущу тебя, больше шанса вернуться не будет. Ты оборвёшь все нити.

Кровь внутри как будто замерзает, и я смотрю на его губы, на то, как они складываются и ждут реакции, ждут согласия или потерю всего. Он даёт шанс уйти и начать новую жизнь, возможно, вернуться к друзьям, но согласись я, больше не увижу брата и не смогу отомстить ему и Квентину, поэтому я просто не могу уйти раньше, я уйду только с кровью на руках, не раньше.

– Питер, я… – Я знаю, что слова – это не всё, далеко не всё, поэтому я привстаю на здоровую ногу и, наклоняясь к Питеру, целую его в губы, скрывая свои глаза, пока скажу. – Я согласна.

Питер встаёт следом и привлекает меня к себе, пока я морщусь от боли в щиколотке и пока нам аплодируют близ сидящие люди. Я знаю, Питер не станет больше здесь сидеть, он тянет меня за собой, я неловко прихрамываю, поэтому он привлекает меня к себе, прижимая к боку, беря большую часть веса на себя. Машина уже стоит перед рестораном, и он аккуратно усаживает меня на заднее сиденье и сам садится за руль, поглядывая почти всю дорогу на меня через зеркало, как будто каждый раз проверяя, не выпрыгнула ли я из машины, не исчезла ли.

У дома мы оказываемся так быстро, насколько возможно. Питер помогает выйти из машины, и когда щиколотка снова подгибается, Питер подхватывает на руки и заносит в дом. В доме тихо, я прижимаюсь щекой к Питеру, зная, что будет дальше, так я продаю не только свою душу, но и тело. Я сжимаю рубашку Питера, расстёгивая пуговицу сверху и выводя на коже узоры, как раз когда он останавливается и встаёт, как статуя. Перед нами стоит Кристофер и проводит взглядом по Питеру, по мне, по моей руке и ноге. На его лице ничего не отображается, по крайней мере, я ничего не вижу, пока он просто не отходит в сторону, шумно выдыхая, когда Питер проходит дальше, слегка расслабляясь.

Это всего лишь игра, огромная и очень сложная. И так хочется сказать это Кристоферу. Что я заберу всё, что дорого Питеру за нас, за наши потерянные два года и отношения – Кристофер сейчас посмотрел на неё долгим взглядом впервые за её появление. Я даже ничего ему не объяснила, просто снова сделаю больно.

Питер заносит в свою комнату и опускает на кровать. Я впервые здесь за долгое время, но как будто ничего и не изменилось, как будто ему было важно оставить прошлое, когда мы ещё вместе. Только это никак меня не трогает – я уже не тот человек, чувства прошли. Осталось только отыграть последнюю сцену и слиться с ним, затолкав подальше омерзение от самой себя.

Он снимает с меня туфли, чулки и, наклоняясь, расстёгивает молнию сзади, стягивая атласную ткань с тела. Питер замирает, разглядывая меня и шумно сглатывая, так намного проще пустить ему пыль в глаза и скрыть свои истинные чувства.

Питер снова целует меня, раздвигая ноги и сразу после этого стягивает галстук, расстёгивает рубашку, которую я тоже помогаю снять, когда она падает на пол. Уверена – назад дороги нет, придётся позволить ему всё, что он захочет.

Когда я касаюсь его кожи на секунду, вспоминаю прошлое, как это было раньше, а особенно в первый раз. Запах его кожи не изменился и это единственное, что ещё вызывает во мне теплоту. Он уже прижимает своим весом к кровати, касаясь рукой бедра и отводя в сторону трусики, когда снизу раздаётся шум, возня. Питер вскакивает с кровати даже раньше, чем гремит выстрел. Он уже выхватывает пистолет из штанов и оказывается у двери, приоткрывая её, снова закрывает и вытаскивает ещё один пистолет из ящика, буквально толкая его в руки.

– Астрид, стреляй на поражение во всех, кто станет заходить в дверь, как учили, – я не успеваю ответить, когда он быстро поднимает с пола рубашку и кидает в меня. – Одевайся.

Питер исчезает за дверью, пока я быстро накидываю её на себя, застёгивая на пару пуговиц. Только Питер не учёл того, что я не стану оставаться здесь и ждать, пока там разрулится всё само собой, там Крис, а его я бросить точно не могу. Опираться на ногу не представляется возможным, поэтому я, прихрамывая через боль, добираюсь до двери и приоткрываю её, внизу увеличивается шум и перестрелка, даже слышен крик и переговоры по рации. Наверху лестницы я замечаю людей Питера, самого Питера и Криса, прячущимися за стеной и выскакивающими, чтобы сделать еще выстрел. Они защищаются от людей во всём чёрном, как от спецслужб, и если это правда они, то мне в последнюю очередь стоило сейчас стоять с пистолетом, сжимая рукоять – я могу сесть с ними так же надолго, как Питер и его бизнес.

Только за секунды пока я кое-как спускаюсь по лестнице, прижимаясь к стене, не слышно ни одной команды или того, чтобы они озвучили, кто они и что стоит сдаться – это не спецслужбы, значит, враги Питера, которых явно было не так и мало.

Я останавливаюсь у шкафа, через проём от Питера и Кристофера и быстро выглядываю ещё раз в комнату. Стоит мне бросить взгляд на пространство, и я сразу замечаю только знакомую кудрявую шевелюру Глена, отчего у меня сводит руки, и я не прячусь назад, наблюдая, как он стреляет в людей Питера и, прячась за выступ стены, ловит взглядом меня. Пока мы не разрываем зрительный контакт, плохо соображая, как такое возможно. Я перебегаю пространство и оказываюсь ближе как раз в тот момент, когда Питер хватает меня за руку, останавливая.

– Я же сказал: быть в комнате!

Я знаю, это глупо, что я и так всё разрушу, но я одёргиваю его руку, а когда поворачиваюсь, Глен уже не один. За ним стоит Квентин и приставляет пистолет к голове, идёт к нам с Питером, пока рядом слышны выстрелы.

– Что ты делаешь? – Питер приходит в себя раньше, чем я.

– Это она их привела!

– Нет, – тихо говорю я, направляя пистолет перед собой.

– Я ей верю, – говорит Питер, даже не смотря на меня и не замечая того, как я буквально поглощаю Глена глазами, надеясь, что он верит мне, я не позволю его обидеть.

– Веришь? А ты не видишь, как она на него смотрит?

Я не могу позволить Квентину победить, поэтому я дергаю Питера на себя, хватая за горло и приставляя пистолет к затылку. Мне в любом случае уже больше ничего не светит с Питером.

– Отпусти его, Квентин, быстро!

– Я же тебе говорил!

– Астрид… – впервые за все время проговаривает Глен, я уже и забыла эту теплоту в голосе.

– Я выстрелю в него, если не отпустишь, – повторяю своё предупреждение Квентину и обращаюсь к Питеру. – Я всё решу, люди уйдут, позволь мне сделать это, я и правда знаю их, но я останусь с тобой, обещаю, только позволь им уйти, Питер.

Питер молчит, не зная наверняка чему и верить, поэтому я снова повторяю предупреждение Квентину.

– Отпусти его, Квентин!

Глен приоткрывает рот, не успеваю ничего сказать, когда Квентин стреляет ему в голову и толкает Глена вперёд, словно тряпичную куклу.

Я не держу ни пистолет, даже не стою. Когда открываю глаза в следующий раз, на коленях лежит голова Глена, я глажу его по волосам. Пелена застилает глаза, и я не вижу, как всё пропитывается кровью, как на вещах остаются части мозга, я не чувствую и не слышу, что происходит вокруг, кроме того, что передо мной. Я не верю, что Глен умер, мне кажется, что я вот-вот проснусь и это будет всего лишь кошмаром – такого не могло случится, только не сейчас, только не со мной.

Меня возвращает в реальность боль на лбу. Квентин прижимает к лицу разгоряченное дуло.

– Ты ей веришь теперь? Смотри, ты только посмотри, кого она жалеет и обнимает! Они на нас напали, стреляли в наших людей, а она… Ты ей не нужен, пойми уже, она играет с тобой!

Я опускаю взгляд, мне не хочется ни оправдываться, ни жить в эту минуту – Глен умер, умер за меня. Я клялась, что больше не позволю никому умереть по своей вине, но это повторяется, и я не убегу – больше просто некуда. Кристофера я не спасла, оставила, теперь же я останусь с Гленом до конца. Даже готова уйти с ним, чтобы не нести этот крест дальше, почему я так была глупа, почему?..

– Стреляй… – тихо проговариваю я, но Квентин уверена слышит. Закрываю глаза, удерживая голову Глена в руках, то ли время замедляется, то ли правда ничего не происходит, когда я открываю глаза, Питер ударяет Квентина по лицу. Снова и снова, но легче не становится.

– Ты с ума сошёл! – кричит Квентин, защищая лицо и пытаясь снять с себя Питера. Квентин вскакивает, как может, и двигается к коридору, следом за ним – Питер, только бросив на меня быстрый взгляд.

Перевожу взгляд на Глена и смотрю на его лицо в профиль, как будто он заснул и всё. Только как бы я не хотела в это поверить, мне не удаётся – взгляд то и дело возвращается к ранению и луже крови вокруг нас. Боль. Звон в ушах и улыбка Глена преследуют, как наказание.

Плечи сжимают так сильно, и я пытаюсь закричать, но не успеваю. Крис встряхивает так сильно, что зубы щёлкают друг о друга. Его лицо искажено так же болью. Капли крови на футболке бросаются в глаза, но я не в силах ничего у него спросить.

– Уходи-и! Астрид сейчас! – он даёт мне пистолет, сжимая бок рукой и толкает к обратно к двери. – Спу-устишься вниз, найдёшь ещё одну дверь…

Он говорит что-то ещё. Губы двигаются и двигаются, но сознание плывёт, я опускаю взгляд и чувствую, как по ноге скатывается кровь, а к ступням подбирается лужа. Пальцы оказываются в прохладе, я поджимаю их под себя, ровно тогда, когда её окликает знакомый голос.

– Астрид! – в комнате появляются взвинченный Фрэнк и кто-то ещё. По тому, как они держатся рядом – они знакомы. Я не верю своим глазам, и сейчас начинаю думать, что это всё сон, а может, и галлюцинация – ну, не мог здесь появится Фрэнк, как и не мог умереть Глен. Они так много не успели друг другу сказать, это всё бред.

Крис быстро вырывает из рук пистолет, который я даже не сжимаю и направляет на Фрэнка.

– Опусти оружие! – кричит незнакомец на Криса, который явно не собирается уступать и делать то, что от него хотят. По напряженным скулам и как подёргивается его палец на пистолете можно сказать, что он скорее выстрелит и сам получит пулю.

Фрэнк обводит комнату и, когда находит тело Глена, не раздумывая, бросается к нему, прикладывая палец к шее. Он склоняет голову на плечо Глена и сжимает его одежду до скрипа. Он поднимает взгляд на Криса, как будто спрашивая, он ли это сделал. Я качаю головой, но это явно не делает для существование проще. Он берёт его на руки, не боясь запачкаться в крови.

– Пошли, Астрид, живо! У нас мало времени, вертолёт уже ждёт!

Он отворачивается, не находя сил сказать что-то ещё, вряд ли у него хватит собранности на что-то – потерять друга он не планировал.

Ричард держит на мушке Криса. Я делаю шаг, вставая между пистолетами, и знакомый Фрэнка от нетерпения хватает меня за руку, когда Крис говорит.

– Не трогай её! – он не стреляет, но ударяет в незнакомца. Тому приходится выпустить моё запястье, но и он не останавливается в стороне, с разворота он ударяет быстро и сильно прямо в рану Криса с ноги, тот сгибается и роняет пистолет на пол. Я подбираю его быстро, когда Крис валит незнакомца на пол и пытается дезориентировать его кулаками в лицо. Ничего не остаётся, как ударить Криса пистолетом по голове. Он вывалится на незнакомца, тот хрипит снизу:

– Кто это?

– Мой брат.

– Твой брат? Он же умер!

– Я без него никуда не пойду.

Ричард встаёт на ноги, как будто взвешивая риски, но подхватывает Криса и укладывает на плечо.

– Пошли, Астрид, у нас и правда мало времени на это.

Мы выскакиваем через заднюю дверь и бежим по газону к вертушке. Полы рубашки поднимает так, что наверняка видно бельё, но я устремляюсь дальше, особенно об этом не забочусь. Незнакомец с Крисом отстаёт всего на шаг, но чувствуется, тот уже устал нести и свою ношу, и бронежилет с оружием. Фрэнк помогает залезть мне, стараясь не смотреть на лицо, я вижу, как он замирает, когда ему подают Криса, но он все равно затягивает того на пол вертолета и подаёт знак, чтобы поднимались. Бросая взгляд на дом, Питер бежит к нам, крича моё имя. Он настолько меняется за это время, кажется, он мало похож на себя прежнего. Я хотела разрушить его, хотела смотреть, как он упадёт в яму и не сможет выбраться, но не такой ценой – не смертью Глена. Питер продолжает кричать, сопротивляясь потоку ветра, чтобы пробраться к нам, когда шум ветра перебивает выстрел и Питер падает на газон, из тени дома отходит Квентин. Я отворачиваюсь и бросаюсь на грудь Глена, чтобы выплакаться – слишком много всего произошло, чтобы я с этим справилась.

Я не слежу за полётом, продолжая сидеть с Гленом и держать его руку, она холоднеет и холоднеет, ни Фрэнк, ни его знакомый не смотреть в нашу сторону. А я не знаю, как сделать так, чтобы не болело и можно было принять всё случившееся. Особенно смерть Глена.

Фрэнк приподнимает футболку Криса, пропитавшуюся кровью, и закрывает рану битом из аптечки и достаёт шприц и вкалывает его Крису, фиксируя руки в наручниках. Когда я хочу уже спросить, что он делает, я замираю и понимаю, что на это просто нет сил – Фрэнк не убьёт брата, а вот за брата я ручаться не могу, когда он придёт в себя.

Вертолет садится через какое-то время на площадку, и я неловко привстаю, чтобы посмотреть, что же дальше. Фрэнк открывает дверь, и они стаскивают Криса на аккуратный газон. Я замечаю на территории людей. Одни из них, наверняка доктора, потому что Фрэнк отдает им какие-то распоряжения, и они начинают осматривать Криса. Из огромного дома, даже скорее – особняка, выходит женщина и быстро направляется сюда, следом за ней – мужчина.

Фрэнк поворачивается ко мне, выставляя руку, чтобы я спускалась, я смотрю на свои ноги в кровяных разводах, и они с трудом слушаются после долгого сидения. Я опускаю руку Глена, не в силах отказать Фрэнку – спорить сейчас у меня вряд ли получится.

Когда я хватаюсь за руку Фрэнка, он притягивает меня к себе всего на секунду, но в ней как будто закладывается целый монолог о том, что ему пришлось пережить в душе, что он не в состоянии высказать. Я упираюсь подбородком ему в ключицу, и сама прижимаюсь к нему, надеясь, что скоро всё встанет на свои места.

В моё плечо вцепляются так, я уже думаю, что оторвут руку. Та женщина, что шла по направлению к нам, словно откидывает в сторону, беря Фрэнка за жилет двумя руками и тряся.

– Ты хоть понимаешь, что ты делаешь, Лоренс?

«Лоренс?» – я уже вообще не понимаю, что происходит, кажется, это действительно кошмар, который продолжает убивать меня медленно и целенаправленно.

– Я не мог оставить её там!

Женщина опускает руки и разворачивается ко мне, шагая навстречу. Пока её не перехватывает Фрэнк, я отхожу по газону на пару шагов и сгибаюсь пополам, сплёвывая остатки ужина с Питером, до меня наконец доходит всё сказанное. Сквозь спазмы из глаз брызгают слёзы, чувствую, как к лицу поступает кровь. Вытираю рот тыльной стороной руки, из дома выбегают Ноа и Ронан, я падаю на ягодицы, чувствуя росу на траве.

– Я… я…

Женщина пытается что-то ответить Фрэнку, хватая ртом воздух и держась за живот, но в итоге закатывает глаза и падает в обморок. Фрэнк успевает подхватить её за руки и аккуратно усадить на землю. Мужчина, который выбежит вместе с ней, передаёт что-то по рации. Я ложусь на траву и смотрю на звёздное небо. И думаю только о том, что мне никто уже не поможет. И всему виной я одна. Одна я.

========== Глава 9. Лоренс Мидлтон. Гонка со смертью ==========

Бегу за каталкой по больнице, мать стонет и держится за живот. Вокруг неё крутится врач и медперсонал, они вечно оттесняют меня своими «мистер» и не дают взглянуть на маму, не отвечая на вопросы.

– Что с ней? Что с моей мамой?

Я хочу сорваться на крик и потерять контроль, слишком уж много событий для одной ночи. Голова разваливается и трещит, создавая искаженное восприятие мира. Он очень сужается до одной лишь каталки, за которой я гонюсь, пытаясь понять, что мамой.

Каталку завозят в палату и один из санитаров грубо хватает за плечи, останавливая перед дверью, которая медленно закрывается, я замечаю только, как доктор снова склоняется над мамой, что-то спрашивая.

– Вам туда нельзя, мистер Мидлтон! Подождите здесь, пожалуйста, когда доктор всё выяснит, он обязательно скажет вам, что происходит, а пока сходите до автомата и выпейте кофе, – я продолжаю напирать на него, порываясь к двери, когда он говорит. – Я бы на вашем месте успокоился или сообщу охране и вас выведут, неужели вы хотите, чтобы ваша мама осталась одна, когда можно будет навестить?

Он крепко держит за плечи, и я успокаиваюсь, скидывая его руки вниз и отхожу на шаг. Санитар стоит у двери ещё с пять минут, видимо, проверяя на сознательность – его взгляд раздражает настолько, что я действительно намерен воспользоваться его предложением и сходить за кофе. Когда адреналин выветрится, меня вряд ли надолго хватит – не могу я бросить маму одну, даже если она… Если она разрушила одним своим решением так много судеб, так много повернулось всего не туда, куда нужно.

Я вспоминаю события четырёх месяцев назад и думаю, кто же меня предал, кто позволил забрать Астрид, кто слил информацию маме? Мог ли это быть Ричард? Стал бы он рисковать нашей дружбой и связью ради сомнительной выгоды. Что могла предложить мама, что не мог сделать на своём месте я?

Эти мысли по крайней мере отвлекают от происходящего в палате. Просовываю в автомат деньги и нажимаю кнопку, когда телефон вибрирует – Ричард. Сначала хочется провести пальцем по экрану и ответить, но что-то совсем призрачное останавливает меня от этого, и я убираю его обратно в карман. Неужели они не могут решить без него такую мелочь? Я ухмыляюсь совсем невесело и сам не очень понимаю, что я называю ерундой – операцию по захвату, возвращение Астрид с братом или вообще смерть Глена?

Глен… До конца не верится, что его уже нет с ним, с ними, что он чуть ли не больше всех рвался найти Астрид и всё сложилось так, это последнее, что он увидел, а я так и не смог перед ним извиниться за прошлое, за обман – всё крутилось снова вокруг Астрид и они не находили другие темы, чтобы наверстать время дружбы и разлада, что случился по моей же вине.

Опускаюсь прямо на пол, отхлебывая пару глотков американо, я стараюсь не дать сознанию сыграть злую шутку, и меня накрыло с головой – психологическую боль взять под контроль просто необходимо. Но так или иначе в голове то и дело всплывают кадры распластанного тела Глена на полу в луже крови, в которой стояла Астрид.

Её объятья после вертолета вернули меня немного назад, подарили возможность почувствовать хоть что-то за долгое время, но всё перекрылось всплывшим воспоминанием, как сама Астрид смотрела на Питера Родена, когда тот бежал к ним, как тот упал. Вообще мало походило на то, что она жила взаперти и страдала. Сейчас хочется называть себя дураком и проклинать. Может, вся их идея того не стоила и возвращаться Астрид совсем не хотела? Она не искала с ними связи, не пыталась бежать, она жила там на законных правах и это бесило настолько, что хотелось сбежать сейчас из больницы, оказаться напротив Астрид и выяснить всё до конца? О чём ещё она молчала, что из этого сможет убить кого-то ещё из друзей. Я, Ронан или Ноа?

Может, это всего лишь бред и всё не так? Но это сейчас буквально убивает всё мое существо, каждая чёртова вещь в этом сумасшедшем мире. Его даже не греет мысль, вторая группа захвата нашла Тэйта в доме и вытащила его. Возможно, Ричард хотел обговорить с ним именно это, где сейчас находится группа, всё ли в порядке. Сейчас, как никогда, хочется поверить в то, что Ричарду он может доверить не только свою жизнь, но и друзей – он справится, должен справиться, потому что я просто перегорю.

Но как же так получается, что брат Астрид жив? Она наврала или это и была причина, почему она находилась у Питера?

Так много теорий, так много вопросов, от которых хочется сжать голову в тиски. Я массирую виски, пытаясь абстрагироваться от всего этого, стоило взять кого-то с собой, чтобы было полегче – наедине проще себя «съесть».

Передо мной останавливаются человек в белом халате, и я поднимаю голову.

– Мистер Мидлтон?

– Да, – я вскакиваю так быстро, насколько могу, понимая, что это доктор. – Что с моей мамой?

– Сейчас она уже в сознании, мы дали ей лекарства. – Делаю шаг в сторону, думая, что это своего рода приглашение в её палату, но слова доктора повисают в воздухе и я понимаю, это не всё, далеко не всё, что мне сообщит доктор. – К сожалению, я должен вам сообщить о том, что у вашей матери рак.

Доктор что-то говорит, но его слова не долетают до ушей, я вожу из стороны в сторону, надеясь отыскать спасательную кнопку от такой реальности. Кажется, земля медленно уходит из-под ног. Она попросту исчезает, вот-вот и я провалюсь. Пока губы доктора продолжают шевелиться, я вспоминаю все те разы, когда мама чувствовала усталость, как часто она отказывалась от еды и приходилось есть одному, их разговоры с Ричардом, которые смущали – она знала, она, чёрт подери, знала, что болеет и ничего не говорила об этом.

Именно это возвращает к реальности, где доктор едва касается его предплечья и говорит.

– Химия может продлить вашей матери жизнь, но…

В этом «но» и скрывается вся правда, которую можно сжать до: «… но стоит ли эта жизнь того?». Конечно, я не вправе решать что-то за мать, поэтому сейчас главное увидеть её, по крайней мере, начать нужно с чего-то, только с каждым шагом до палаты, куда меня молчаливо сопровождает доктор, сопровождается злобой. Она словно зреет во мне и ждет шанса найти куда выплеснуться, я стараюсь подавить это сжатыми кулаками и тем, что мама имела право на ложь. Но верю ли я в это? Правда ли она имела право на это, ведь её ложь привела только к смерти, теперь на кону её жизнь.

Доктор останавливает меня у двери палаты, когда я заношу руку над ручкой.

– Будьте с ней по-добрее!

Почему-то я взрываюсь от этого и, разворачиваясь, прижимаю доктора к стенке за горло.

– Легче не станет! – хрипит он, пытаясь убрать запястье. Нужно еще надавить, чтобы тот отключился и перестал нести чуть про то, что мать умирает, но доктор прав – легче мне не станет, я уже это знаю и с этим как-то надо мириться, к сожалению. Поэтому я отпускаю горло и, не извиняясь, захожу в палату. Мать лежит на кровати с закрытыми глазами. Во внешнем виде сложно увидеть, что она умирает – да, худее, чем была, возможно, более уставшая, но ничего не говорит о том, что она смертельно больна.

Как давно она знает? Все пять лет, пока я учился? Больше, меньше? Насколько вероятно, что она поправится? Я не могу повернуть жизнь или поменять прошлое, сейчас у меня есть только настоящее. То самое настоящее, где я должен собраться и помочь маме, несмотря ни на что.

Первый шаг даётся со скрипом, с остальными выходит немного полегче, будто существует вероятность того, что я убегу от того, насколько мне страшно находится здесь и смотреть на мать. Только мне нельзя быть слабым, совсем нельзя.

Когда я встаю у ног, мама открывает глаза. Она быстро оглядывается и думает над тем, чтобы закрыть глаза – она тоже себе не так представляла этот день. А он полон разочарований.

– Лоренс… я…

– Не так ты хотела мне об этом сообщить? – заканчиваю я, глядя на мать.

– Конечно, нет, – она пытается присесть на кровати. Я помогаю ей это сделать и хочу уже отстраниться, когда она берёт меня за руку. – Сядь, нам нужно поговорить. Я знаю, как ты любил отца и как он любил тебя, но жизнь решила всё за нас, к сожалению, он ушёл и мне пришлось всё брать в свою руки – дать тебе время справится с горем и измениться, мне нужна была тоже опора. Тот, кто встанет у руля, а я бы стояла рядом, как помощник, только я видела, что ты другой, ты бы не вернулся, если бы не дал мне обещание. Остался бы там и зажил другой жизнью – ты это делаешь только ради нас с отцом, сам ты не видишь себя таким. Ты держишь своё слово и берёшь ответственность за промахи, в этом ты в отца. Как и такой же отчаянный – он бы тоже не бросил своих друзей в беде. Я, честно, пыталась это прекратить и зачеркнуть эти страницы из твоей жизни, но я знала, что у меня не выйдет, – мама отворачивается к окну и продолжает, глядя в ночь. – Я не буду извиняться за то, что сделала с твоей подругой, я не чувствую вины – я пыталась спасти тебя. Возможно, мне и правда стоило отправить её на морское дно, но не сделала этого… Не знаю почему, возможно, то, что это всё равно бы узналось и ты возненавидел меня, ещё больше, чем сейчас, а, может, мне не хватило решимости отнять жизнь у ребенка – она не виновата в том, что у неё такая жизнь. По крайней мере, не во всем. Погиб твой друг, Лоренс, и я сожалею, но уже ничего не исправишь – уверена, ты сделал всё, что мог, а сейчас нужно жить дальше.

Смотрю на то, как мама сжимает мою руку, но я ничего не чувствую, совсем. Даже мимолетного покалывания. Отчасти пугает то, что я чувствую крохи только с Астрид, с той девушкой, с которой меня вряд ли когда-то увидит мама.

– Лоренс, я должна кое-что сказать твоим друзьям.

– Что конкретно?

– Приведи их сюда, – не отвечая на вопрос, говорит мама.

Я выхожу из палаты раньше, чем придумаю ответ, или прежде, чем ответит мама – просто больше не вынесу правы, она как-то слишком уж горькая.

– Ричард.

– Да, Лоренс?

– Тебе нужно привезти в больницу Астрид, Ронана и Ноа. И как можно быстрее.

– Астрид не отходит от Глена, пребывая в какой-то прострации. Я не уверен, что это хорошая идея.

– Это не обсуждается! Можешь привезти её хоть насильно и переодень тоже. Он мёртв, тут уже ничего не попишешь.

Знаю, как мерзко это звучит, но, возможно, сейчас не самое первостепенное – оплакивать друга.

Я не нахожу сил снова зайти в палату к маме и что-то обговорить насчёт того, что будет дальше. Время тянется уж очень медленно, словно сводит с ума и заставляет усомниться в реальности происходящего. Я прихожу в себя в тот момент, когда слышу мат и ругань с конца другого коридора.

– Руки убери!

Астрид дёргается и плетётся чуть впереди, за ней идёт Ричард, замыкают шествие – Ронан и Ноа, которые явно не в восторге от всего, что происходит. Они останавливаются почти рядом, когда Ричард снова дёргает её за руку, когда она встаёт дальше. Её руки так и оказываются за спиной, и я понимаю, что у неё связаны руки или она в наручниках. Свитер с длинными рукавами скрывает металл. Ричард не дожидается вопроса:

– По-другому, она не пошла бы, – на лице Ричарда Лоренс замечает царапки и синеющий нос. Скорее всего, Астрид просто так не согласилась последовать за Ричардом и наваляла ему знатно.

– Лоренс, – ядовито начинает Астрид. – Может, ты скажешь своему псу убрать руки?

– Псу? Ещё слова и я дам приказ убить твоего брата, не шути со мной! – он дёргает Астрид на себя, я уверен, что он – это несерьёзно, но она наверняка успела вывести его из себя.

– Хватит! Всё решать будем не здесь, надеюсь, вы это понимаете, – говорю я, и мы заходим в палату. Мама сразу открывает глаза и не сводит взгляд с Астрид, которая отходит к стене, подальше от Ричарда и, хмурясь, спокойно говорит:

– Надо было тебя не в больницу бросать, а на дно океана – он бы тебя не нашёл!

Астрид хватает меньше все времени на осознание сказанного, и она бросается вперёд к кровати, дергая руки и пытаясь выбраться из железки.

– Так это были вы??? – вряд ли для Астрид больница кажется таким далёким событием и события этой ночи вряд ли притупляют её чувства. Да она выглядела пару часов не такой, но сейчас она готова мстить и рвать на части.

Ричард перехватывает Астрид за талию, прижимая к себе, пока она бьёт его ногами. Я не могу выдавить из себя повторный вопрос, который задала Астрид, я и так вижу по лицу матери, она не врёт. Более того – не раскаивается в этом, совсем.

– Отпусти меня! Сними эти наручники, ублюдок! – Астрид вырывается из захвата, ударяя затылком снова в голову, и Ричард сжимает нос рукой, откуда сразу капает кровь. Я перехватываю Астрид у кровати, она поднимает взгляд и, сплёвывая под ноги, спрашивает.