Текст книги "Несломленные (СИ)"

Автор книги: sindromdyshi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

– Вы готовы? – спрашивает агент, когда в кармане вибрирует телефон.

– Секунду, – говорю я, доставая его. – Алло?

– Родной! И где ты? – спрашивает мама, но чувствую, что звонит она не за этим. Ей прям не терпится, как и всегда, вывалить на меня какую-то ненужную информацию.

– По делам, буду вечером, – спокойно отвечаю я, Ноа кивает на дверь, мол они подождут с наружи.

– А вообще ты знаешь, что происходит? Снова появилась эта девка! Та самая, из-за которой мы с твоим отцом тогда разругались. Ты представляешь? Вот стоило ей появится на экранах, и всё опять пошло как-то не так в нашей семье.

Пока мама говорит что-то ещё, описывая своё состояние громоздкими эпитетами, я вспоминаю тот день и то, как они кричали, я молился перестать это слышать. Каждый раз их ссоры доводили до состояний на грани депрессии, я уходила в себя и грезил о другом мире, и этот мир настал. Какая ирония!

Телефон трещит в руке, пока мама продолжает что-то говорить, даже не спрашивая, здесь ли я, это и не важно вовсе. Не рассчитываю силу и кидаю телефон в стену, наплевать, что с ним, а ещё сильнее – наплевать, что подумает мама. Не выходит из головы мысль, что попал я в глухое положение из-за Астрид, это она стала поводом их ссоры. Она спасла жизнь Ноа, а мою стёрла в порошок.

========== Глава 7. Тэйт Лефевр. Долгожданная встреча ==========

Жизнь здесь не блещет разнообразием. Даже сказал бы: тут всё одно и тоже. Все эти долгие дни и недели, проведённые в комнате я не видел никого, кроме Питера, его правой руки – Квентина и доктора, который приходит ко мне с завидной регулярностью. Даже несмотря на то, что они лишили меня вернувшегося зрения на один глаз, лишь бы насолить Астрид, которую они, оказывается, нашли. И они не отпускают меня, но и дают сделать ничего из того, что отправит меня в длинное путешествие к небесам, наконец. К моей маме.

Открывая глаза здесь, наблюдаю за необжитой обстановкой, за скудностью убранства, за серостью, как будто здесь никто и не живёт вовсе. Я думаю о том, что хотел бы снова быть слепым. Снова ничего не видеть и не понимать, но приходится снова привыкать к действительности, которая заставляет меня страдать.

Я пытался всего лишь спасти своих родных, подставив всего лишь одного человека, отчасти я чувствую вину за произошедшее в машине, за то, что под угрозой был не только я или Астрид, которая им так нужна.

Мне было больно сдавать их. Каждый раз, возвращаясь мыслями в тот день, когда Ноа забирал меня из больницы, а я увидел на тумбочке выключенный телефон и, не раздумывая, взял его, чтобы не лишать себя последней возможности посмотреть на Айрис, на семью.

Я сделал это не намеренно, но стоило Моро сказать, что телефон, если он у меня с собой, надо выкинуть, я вцепился в идею мёртвой хваткой – не за что бы не смог выкинуть Айрис. Мой якорь. Мои воспоминания, как спадает пелена с глаз.

Всю дорогу до Лас-Вегаса на остановках я изучал её лицо, моё лицо, нашу незримую связь на фотографии и когда в один момент на телефон приходили сообщения от неизвестного, я не смог их пропустить мимо ушей. Он обещал заставить страдать каждого члена семьи столько, сколько пожелает нужным. И никто их не найдёт после этого, он не оставит и следа о их существовании.

Я знал, скажи я Ноа об этом, он бы что-нибудь придумал, как-нибудь разуверил меня, дал шанс одуматься, но я боялся. Как и в тот день, когда увидел несущуюся машину на нас. Здесь тоже несся грузовик, и на этот раз я мог спасти свою семью, поэтому отдать им Астрид, слив информацию, казалось меньшим из бед.

Но я вспоминаю взгляды Моро. Он не понимал, что я сделал, но догадывался, что после больницы что-то произошло. И главное – не мог понять, его косые взгляды лишний раз указывали, что я виноват. Потребовалось так мало времени, чтобы я сдал, где мы и куда направляемся. Я докладывал о каждом передвижении при удобном случае, появление Айрис вывело меня из колеи. Все события были не случайностью, но она здесь. В пределах взгляда, прикосновения, я позабыл о своей вине, только лишь думал о том, что я сделал все правильно – я спас нам всем жизнь.

Если им нужна она, пусть забирают. Я готов был пожертвовать ей, только вот ничем хорошим это не обернулось. Всё только усложнилось, закрутилось в такой комок событий.

Я обещал себе, эта жертва никак и ни на ком не отразится, ведь она нужна была им живой, к чему тогда эти поиски? И все мы снова вернёмся к своим жизням, каждый к своей, только вот я не думал в тот момент, что сломаю жизнь не только себе и окажусь в заложниках, но и другим.

До сих пор не знаю, выжил ли кто-то из других, ищут ли они меня, что с моей семьёй, что с Айрис. У меня был миллион вопросов, на которые никто не отвечал, их волновало только моё физическое здоровье. Как заживает рана, как я вижу оставшимся глазом. Только меня никто не спрашивал, хочу ли я видеть весь этот мир вокруг?

И я уже перестал пытаться сделать хоть что-то. Я не молил о свободе, не желал другой жизни – я свыкался со своим заключением, с миром, полным боли, крови и тишины.

Возможно, я просто впал в депрессию, в прострацию, я хотел отгородиться от всех воспоминаний и вопросов, которые досаждали меня с момента подъема и до того, пока я не отключался от усталости.

Последние недели я даже не различал, день сейчас или ночь, я делал всё в прострации. Завязывал глаза, боясь, что открою их и теперь моя блокировка упала, как и мир у меня перед глазами. Нужна была любая возможность для того, чтобы вернуться в то состояние, которое было до всего этого клуба.

Только вот поиски гармонии ни к чему не приводили, я каждый раз скрывал повязку с глаз, потому что ничего не выходило. Порой я бил стены до крови, чтобы понять, я ещё жив, только с каждым днём надежда на то, чтобы выбраться, отходила всё дальше и дальше.

Несколько дней – а, может, уже с неделю – назад приходил доктор. На этот раз я даже не убрал разгром после очередного срыва, просто оставил всё, как есть: кровяные разводы на стене, которые я оттирал до блеска, только место всё равно уже стало темнее, чем остальное. Питер только пожимал плечами и молчал; распухшие руки с запекшейся кровью, которые я обычно отмывал и перебинтовывал, но я устал от всего. Я смотрел в потолок, сняв очки, которые выписали, потому что зрение садилось слишком быстро. Может, я надеялся, если снова ослепну, всё вернётся на круги своя – я окажусь дома, буду слышать, как поёт Делия и как скачет вокруг Сафайя, привлекая внимание. Снова буду на своём месте и буду испытывать муки совести за маму, за всего лишь одну ошибку, а не за череду тех, которые привели сюда.

Часть потолка осветилась, когда приоткрылась дверь. Доктор замер на пороге, рассматривая, что я успел сделать в комнате. Я раскидал всё, что мне заносил Питер, разбил, что мог. Если я и не сломал себе запястья, то явно сильно их ушиб, но только после таких срывов я мог хоть некоторое время не думать о прошлом. Я концентрировался на боли, она дарила мне мир без тягостных мыслей, которые обволакивали меня и душили, но на последних секундах, когда я готова был умереть, отпускали, совершая это действие снова и снова.

– Тэйт! Что с вами?

Доктор бросился ко мне, сразу проверяя пульс и зрачки, мне так не хотелось отвечать ему, чтобы он снова латал меня, восстанавливая и даря силы. Только на что они мне здесь?

Я.

Устал.

От.

Всего.

– Вам нужно прийти в себя!

Он открыл свой саквояж за всего необходимыми инструментами и ампулами, ища видимо что-то, чтобы обработать раны и проверить не сломал ли я себе чего. Горели руки и не хотели меня слушаться из-за отека.

– К чему всё это, док? Мне кажется, я здесь навсегда, так и не отпустили после того, как я сделал всё, что от меня требовалось, хотя к чему я всё это вам рассказываю?

Мне хочется, чтобы он ушёл, но вместе с тем и остался, не хватает ощущения того, что я не один в мире, в доме.

– Я не могу вас обнадёживать, но здесь что-то готовится, и вы часть этого, я не должен вам этого говорить, но скоро всё может закончиться, если всё пройдёт так, как надо.

– А как надо? Что я должен сделать на этот раз? – я понимаю, просто так тут никто ничего делать не будет, я уже делал всё, чтобы я вернулся к своей жизни. Эти обещания только сложились в то, чтобы меня больше не били, ища во мне сведения, которые я считал ненужными, но которые Питер посчитал необходимыми.

– Ну и как наш пациент, мистер Ватсон? – в дверях неожиданно возникает Питер, всё такой же уверенный, с непоколебимой уверенностью в себе, с этой ухмылкой и шрамами на лице. Доктор вздрагивает и шепчет: «Я ничего вам не говорил». Конечно, я понимаю его страх перед этим человеком, в конце концов, именно он лишил свободы. Я уверен, что о природе человеческого страха и боли он знает всё, по его жестокому взгляду в тот день, когда он выбивал из меня правду, я понял, мне легче сразу отвечать на всё, что он спрашивает – мне просто было бы не выдержать этих пыток.

Как он тогда злился, бесновал и кричал, что его люди снова проворонили Астрид и взяли только меня, который не способен принести никакой пользы. По крайней мере, он думал так на тот момент, но всё поменялось, когда он докопался до всех воспоминаний.

– Он… он в порядке, пара дней и руки будут в полном порядке, – Питер выходит из-за спины доктора, его взгляд быстро проходится по комнате и разгрому, по крови тут и там, он только натягивает усмешку – он привык к такому.

– Что-то ты себя совсем не бережёшь, Тэйт! Ты мне нужен ещё на одно дело, а потом я отпущу тебя, и ты увидишь семью и девушку, – я закусываю губу, вспоминая наши поцелуи в клубе, какая у неё холодная рука и как быстро мы тогда с ней попрощались. Кажется, что это было вообще в прошлой жизни.

Он кидает на грудь что-то, когда я опускаю взгляд, почти сразу хватаюсь за телефон больными руками, боясь, что он исчезнет. Что я снова останусь в одиночестве, атакованный ядовитыми воспоминаниями.

– Это как задаток, чтобы ты мне доверял, – я сажусь на кровати, скидывая с себя вещи доктора, и сразу рассматриваю то, что открывается перед глазами – фотография Айрис на рабочий стол, у меня непроизвольно натягивается улыбка. – Звонить с него ты не сможешь, но любуйся сколько душе угодно.

Слеза стекает от боли, когда я сгибаю пальцы, пытаясь провести по экрану и представить, что я так делаю не только по нему, настоящая Айрис где-то ждёт меня, где-то, куда я собираюсь вернуться. На телефоне остаются кровавые разводы и это как раз то, что я делаю, чтобы вырваться отсюда, нужно пройти через очередную кровь.

– Что мне нужно сделать? – спрашиваю я, сжимая телефон в кулак и поднимая на него взор.

– На этот раз ерунда: всего лишь поужинать с моей семьей и проверить нашу дорогую Астрид. Тэйт, побудь моими глазами и ушами в последний вечер. Она говорит, что вернулась в семью и всё осознала. Сюда она шла не за тобой и всячески это доказывает уже несколько недель, но у меня остаются сомнения на её счёт.

Питер смотрит на мои руки, потом резко хватает их, и у меня прыскают слёзы.

– Вот этого быть не должно! Ты меня понял?

– Понял! – говорю я, чтобы он отпустил, его рука прекращает сжимать больное запястье, он смотрит на кровь на ладони, которая пробилась через засохшие корки.

– Через пару дней будь готов поразить её собой. Она не знает, что ты здесь, в том же доме, что и она. Удивительно, как она только не спрашивала о тебе все это время, надо её растормошить, так я увижу, продолжает ли она быть лживой сукой или всё же стоит её простить.

Он, не прощаясь, разворачивается и уходит, оставляя наедине с доктором.

Во мне бушуют чувства, я боюсь даже начать говорить, кажется, вот-вот и всё окажется сном или галлюцинацией, на которую мой уставший вполне способен. Я сжимаю телефон, у меня под рукой образуется лужица. Даже не осознаю, как произношу вслух:

– Вы ему верите? Или вы здесь тоже не по доброй воле?

– Питер мне помог в прошлом, и я его должник. Он не такой, как вам кажется, но порой он переходит границы, – он обращает внимание на отсутствующий взгляд. – Я не могу его оправдывать… То, что он сделал и делает с людьми, это ужасно, но, поверь, он держит своё слово. Он безумен, когда дело касается Астрид, я видел, что он сделал с её братом, с теми людьми, кто не смог вернуть её.

– Её брат жив? – с удивлением спрашиваю я, или она обманывала нас, или была уверена, что он умер в той перестрелке.

– Да, жив, если так можно сказать о том роботе, которым он стал, – на секунду доктор задумывается. – Дай я обработаю твои раны.

Я протягиваю руки, на секунду задумываясь, нужно ли отпускать телефон, мне страшно потерять эту весточку из прошлого. Но в конечном счете откладываю телефон на не застеленную кровать и как в первый раз смотрю на то, во что превратилась комната, во что превратилась вся моя жизнь. Может, доктор прав и Питер всегда держит слово, может, он даже отпустит меня, когда проверю Астрид. От мыслей о том, что я буду обманывать Астрид, вздрагиваю. Неужели я способен теперь отступить? Я же держался несколько месяцев и сейчас так резко предам Астрид и друзей, все наше дело за то, как мы пытались её вытащить – это невозможно и слишком сложно. Ладони щиплет, когда доктор льёт на них антисептик, а он розовыми каплями стекает на пол.

Через пятнадцать минут я смотрю на руки, туго обмотанными бинтами и не сомневаюсь в том, что я всё сделаю для Питера, это же не должно никак нанести угрозу Астрид. Слова Питера наконец проникают глубоко, и я осознаю «…говорит, что вернулась в семью, что всё осознала, что сюда она шла не за тобой…» и если это правда, то все их жертвы, все их страдания были зря? Но где же тогда пропадала Астрид всё это время? Что она искала? Или она готовилась прийти сюда?

Не становится легче, а только сложнее от осознания, что никто не скажет правду до конца. Но готов ли я встретится с Астрид после всего? Готов ли увидеть её и понять, что я лишился семьи не просто так? Хватаю телефон с кровати, когда уходит доктор и ложусь на покрывало, чтобы рассмотреть Айрис и семью. Руки дрожат и изображение плывёт от подступившей на глаза влаги.

– За что… – шепчу я прежде, чем швырнуть телефон о стенку.

***

Через пару дней Питер появляется на пороге комнаты, когда я отжимаюсь от пола уже в тридцатый раз и чувствую дрожание в мышцах – давно ничем не занимался и все эти месяца пустил только на терзания и разбивание рук об стену вместо того, чтобы подтянуть форму.

– Тук-тук, – с улыбкой на губах произносит Питер. – Сегодня важный день, Тэйт. Ты готов? Надеюсь, ты понимаешь, что не должен говорить Астрид о моей проверке. Тэйт, ты мне нравишься, насколько возможет нравится пленник, но не нужно проверять меня на прочность и терпение – я могу убить и тебя и близких за провинность, но мне не хочется делать этого, правда. Так что держи, через час зайду, будь готов.

С учащенным сердцебиением я забираю из его рук костюм в чехле и ботинки. Питер отступает от двери только за тем, чтобы закрыть её, и я впервые не слышу замка после этого. Я не нахожу сил проверить свой слух и открыть её – я не знаю, что это не очередная проверка Питера – он вообще мало кому доверял. Даже по взгляду на Квентина я не мог говорить о том, что он не ищет изъяны и в нём. Что-то научило Питера быть отдельным, не сдавать позиции – никогда.

Питер не обманывает и ровно через час заходит в комнату тоже одетый лучше, чем обычно, но не в костюме – я сомневаюсь, что это не одеяние в мой последний путь. Бросаю последний взгляд на разбитый телефон, который я даже не потрудился убрать и выхожу из комнаты, впервые за всё это время. Я даже ни разу не пытался сбежать, думая о том, что это, во-первых, бесполезно, во-вторых, может мне стоить намного дороже, чем зрение. Поправляю на лице очки, когда мы заходит в огромную столовую, где накрыт стол на пять персон, и мы оказываемся первыми.

Питер предпочитает постоять и, видимо, подождать оставшихся. Через пять минут в дверях появляется Квентин, с которым мы, к сожалению, уже хорошо познакомились, а следом за ним парень, которого я раньше не видел, но он явно занимает почётное место здесь. Питер подходит к нему, похлопывая по плечу и подводя ко мне, чтобы познакомиться.

– Знакомься, Тэйт, это брат Астрид – Кристофер Калхен.

Я не в силах поверить, что он жив и он стоит передо мной, что все эти два года Астрид верила, он умер, умер за неё. Рукопожатие у Криса выходит сильное и какое-то надменное, он даже не смотрит на меня, видимо, считая меня ненужным элементом, от которого легко отмахнуться и который скорее мешает, что весь этот ужин моя затея.

Дверь открывается и на порог шагает Астрид в чёрном вечернем платье с вырезом сбоку. Она стала другой – на её лице как будто вообще ничего не отображается, кроме сосредоточенности. Она проходится глазами по всем присутствующим, в том числе и на мне – её взгляд не останавливается, она не замирает, как будто я скорее предмет мебели или интерьера. Она встаёт рядом с Питером, когда он с улыбкой произносит.

– Сюрприз, Астрид! Ты разве не оценила мой подарок?

– Какой? – приподнимая бровь, спрашивает она и открывает свой клатч, чтобы найти зеркальце и подправить прядку волос. Я замираю, буквально, примерзая к полу от её реакции, а точнее от отсутствия её. Задумываюсь о том, а чего я ждал? Что она кинется мне на шею, обнимет и скажет спасибо за то, что я чуть не умер и лишился семьи и друзей? Что я – чёрт – торчу здесь в четырёх стенах, когда она спокойно перемешается, как минимум, по дому?

– Прошу за стол, – говорил с улыбкой Питер и все молча садятся за стол, как будто он всех заставил явится сюда против их воли. Так получается, что я сажусь справа от Питера и напротив Астрид. Я пытаюсь отыскать на её лице изменение, хоть подмигивание, что всё это игра, и она не может по-другому. Совсем не пленница, что так она спасает нам обоим жизнь, но я не вижу ничего из этого, ей действительно всё равно на то, что было со мной и что я здесь.

Я хватаю приборы и сильно сжимаю их, намереваясь уже высказать всё Астрид – она заслуживает к себе такого отношения, а ещё боли, что мне пришлось пережить, пока она была счастлива. А ещё больше она раздражает тем, что сидит со скучающим видом и поглядывает на настенные часы, отсчитывая оставшееся время до конца ужина.

Прислуга приносит им основное блюдо, салат, напитки.

– Тэйт, не хочешь вина? – спрашивает Питер, наслаждаясь этим представлением.

– Нет, спасибо, – произношу я и снова утыкаюсь в тарелку. На секунду рука Астрид дёргается, когда моргаю, всё остается на месте – в спокойном состоянии, мне показалось. Всего лишь обман, желание видоизменить действительность.

Питер спрашивает еще вопросы, но я отвечаю невпопад. Неожиданно трое мужчин вскакивают из-за стола на сигнал тревоги, который распространяется по дому и бьёт по голове. Астрид поднимает взгляд, намереваясь встать следом и последовать за всеми, но Питер останавливает её движением руки.

– Будь здесь, с Тэйтом.

Трое мужчин убегают за дверь, на ходу доставая оружие из-за пояса и направляя перед собой. Тэйт встаёт, как только за ними хлопает дверь.

– Сядь и сиди на месте, они разберутся, – со скучающим видом произносит Астрид, даже не смотря на Тэйта и попивая вино из бокала.

Не нахожу слов ответить сразу, рукой отшвыриваю тарелку с едой в сторону, она с грохотом падает и разбивается, но не перекрикивает сигнал тревоги, наверно, поэтому никто сюда не спешит.

– К чему такие жертвы ужином? Люди тратили на это время, – Астрид впервые поднимает взгляд на меня и задерживает его, оглядывая с ног до головы, и только больше меня раздражает.

Действительно, к чему жертвы? А может, она говорит скорее обо мне и наших друзьях?

– Ты поменялась, Астрид, – говоря я, садясь на стул и наливая и себе вина в бокал.

– Все меняются, Тэйт!

– Когда ты меня освободишь, и мы сбежим? – слова сами собой вылетают изо рта с надеждой, я даже не успеваю отследить, когда произношу их и что они значат последнюю надежду на то, Астрид ещё здесь и она никого не предавала из нас. Она ещё верна мне, Глену, Фрэнку, Ноа и Ронану, мы старались не ради её возвращения.

Астрид смеётся, долго смеётся и смотрит на меня с неподдельной жалостью:

– Тэйт, я здесь не за этим! Мне плевать на тебя, здесь моя семья, – она снова смеётся и поглядывает на дверь со скучающим взглядом, пока я буквально разваливаюсь в душе на части.

========== Глава 8. Астрид Калхен. Двойная жизнь ==========

Чёртов ужин! Стоит только остаться одной, расслабить хватку и перед глазами снова всплывает расстроенное и разбитое выражение Тэйта на лице – он поверил мне. Я встала на другую сторону, в очередной раз оказалась не той, кем была с друзьями. Конечно, я догадывалась, Питер будет проверять – это и случилось. Просто не могла оступиться сейчас, когда забралась так далёко.

Вскакиваю с кровати и оказываюсь в ванной перед зеркалом, вытащив ножницы из ящика. Рука уже уверенно хватает отросшие волосы и подставляет под открытые ножницы, словно пасть льва. Я почти уже сжимаю их, когда понимаю, этого и ждёт Питер. Если я не отреагировала сразу, то могу сделать и так. Ножницы падают в раковину, и я упираюсь ладонями в холодную поверхность, шумно выдыхая и пытаясь успокоиться.

– Давай, Астрид, соберись… Только не сейчас, не после всего… – Грудь сковывает спазм, когда я и проигрываю в голове встречу с Тэйтом. Снова и снова. Когда я не могу сказать: рада его встретить, успокоить в конце концов и дать понять, что мы справимся и сбежим, когда я доведу дело до конца.

Жёлтые следы на руках напоминают о Кристофере и как нам с ним сложно. За то время, пока я здесь, наши отношения не стали лучше – всё так же хочет стереть в порошок из-за Квентина. Только если обычно он, сталкиваясь со мной, делал что-то во вред, теперь просто избегает, непонятно почему. Могло ли что-то измениться? Что-то важное, что пропустила я?

Только ей всё равно необходимо что-то придумать и вытащить Кристофера отсюда – я его здесь больше не оставлю, а там, на воле, и главное в дали от Питера и Квентина, она придумает способ спасти брата. Я верну его! Нужно только набраться терпения и знать, когда нанести удар. Желание разрушить жизнь Питера слишком велико, чтобы я отпустила руки. Особенно когда он начал доверять, его чувства не прошли, чтобы он не делал и как бы меня не называл. Я его девочка, та, кого он спас, кого полюбил. Даже не дёргается и мускул на лице, когда я мечтаю о предательстве, ещё одном – я уже не та, не та, что бежала без оглядки. Было время обдумать и решить, что пора.

Спускаюсь по лестнице в столовую, не замечая на привычных местах Питера или хотя бы Криса. Выпивая горький кофе, я всё ещё надеюсь, они появятся в скором времени – меня пугает изменения, потому что ничего хорошего сулить они просто не могут. Могли ли они что-то замышлять или снова потерять ко мне доверие? Где же тогда я ошиблась? Неужели у них стоят камеры в комнате, и они наблюдают за мной 247. Такой вариант не очень-то мне и нравится, но, к сожалению, это могло бы многое объяснить, а ещё это могло нанести проблемы Тэйту. Мало ли что они теперь придумают, но признаю, всё же Тэйт выглядел хорошо, где бы они его не держали, условия там были неплохие, кроме того, что у него были разбиты руки. Скорее всего, он сделал это сам – я сама частенько стучала по стенам в надежде вызывать у охраны хоть какую-то реакцию.

В комнату заходит Квентин, и я внутренне содрогаюсь, стараясь соблюсти ровное состояние, чтобы он ничего не заметил. С ним у нас так и не построились отношения: продолжает убеждать Питера, пригревает на груди змею, и по-хорошему стоит убить и больше не страдать фигней – есть дела и важнее. Но я тоже бы хотела отделаться от него и лучше как-нибудь заслужено за всё то, что сделал с Кристофером.

Он садится напротив, наливая себе в стакан алкоголь из бутылки, и не сводит с меня глаз, пока я стараюсь сосредоточится на газете перед собой. Я не могу сбежать сразу после его прихода, но и находится с ним в одном помещении заставляет в меня усомниться в трезвом рассудке и что я не нападу на него.

– Что же ты так усердно читаешь, крыса? – Когда мы остаёмся наедине, он позволяет себе многое, особенно не фильтровать то, что он хочет сказать и что можно в присутствии Питера.

– Отвали, – даже не поднимаю глаз, отпивая из кружки.

– Астрид, я не отвалю от тебя, как грязь. Вцепился в тебя как бульдог и не собираюсь отпускать, пока ты не признаешься в том, что акт твоей доброй воли или, как ты это называешь, желание быть в семье – просто чушь собачья. Если тебе что-то нужно и ты это получишь, снова охомутав Питера.

Предпочитаю помолчать, закрыть газету, шумно расправив листы, и отставить чашку к раковине.

– Запомни, милый, ты никогда не сможешь занять моё место, как бы не старался. Поэтому прибереги свои чувства, – лицо Квентина на секунду искажается, становясь кислым, но молчит. Только зло смотрит в мою сторону. Я иду к двери и намереваюсь провести время там, чем в любом другом месте, где есть Квентин. Его присутствие слишком нервировало.

Поднимаясь по лестнице, Квентин разбивает стакан о стену, а может и сразу бутылку. Злить Квентина последнее, что стоит делать, но я не могу по-другому, не могу снова стать слабой.

Дверь в комнату оказывается приоткрытой. Я замираю в дверях, точно помня, что закрывала её. В голове нет ни одной мысли, в каком случае это может быть хорошим знаком. Поэтому аккуратно открывая дверь, захожу. На кровати лежат несколько коробок, а на тумбочке стоит огромный букет цветов.

На самой большой коробке я замечаю записку, аккуратно сложенную вдвое. Внутри узнаю всё тот же знакомый почерк – Питера.

«Нам надо поговорить, это важно, поэтому не опаздывай». Питер пишет адрес, место и время встречи. Сначала приходится сесть и рассмотреть ещё раз письмо, чтобы понять, что всё это не шутка и действительно происходит с ней, что Питер ей поверил. Теперь осталось дело за малым – всего лишь отыграть последнюю сцену.

В коробках я нахожу вечернее золотое платье, туфли и украшения. До назначенного часа остаётся три часа.

***

Когда остаётся час до выхода, намереваюсь уже выйти, подводя последние штрихи в наряде, выхожу. Стоит только закрыть дверь, как меня толкают с силой в стену, буквально вжимая в неё до боли. Перехватывая запястья, резко поднимает наверх и сдавливают в запястьях. Ожесточенное лицо Квентина прямо упирается в лицо, он выдыхает в меня алкогольные клубы и шипит.

– Куда ты собралась? – Квентина слишком много, слишком много для того, кого близко с собой держать даже не хочется.

– Не твоё дело! – высвободить руки из захвата не получается, дёргаю изо всех сил. Квентин наклоняется так, что проводит носом по щеке, вдыхая аромат кожи и оставляя дорожку после языка.

– Что он только нашёл в тебе? – Квентин свободной рукой проводит по лицу с нажимом, стирая весь макияж и размазывая по лицу. В конце концов, он просто грубо сжимает скулы, нажимая так, что кость сейчас лопнет.

– Убери руки! Живо! Он убьёт тебя, если узнает! – Питер единственный аргумент, что в состоянии подействовать на Квентина, но, видимо, под алкоголем и то, что он знает, что Питер сейчас не появится дома, действует на Квентина как власть, он упивается тем, что я не в состоянии ответить.

– Нет. Я хочу понять, что он в тебе нашёл. Это из-за неё он так сходит с ума? – его рука пробегает по платью, сжимая грудь, заставляя сжаться от омерзения, но он не останавливается и спускается ниже под мои брыкания. Касается разреза платья и отодвигая в сторону часть, касается и бедра, поднимаясь вверх. Ещё чуть-чуть и меня стошнит от омерзения, что он делает и позволяет себе.

– Питер тебя убьёт!

– О-о, нет, дорогая! Он убьёт тебя, если ты не придёшь вовремя, поэтому… – Квентин открывает дверь в комнату и толкает меня внутрь. При падении я ударяюсь локтём, да и мне в принципе не хватает прыти, чтобы успеть задержать дверь, чтобы он её не закрыл. Замок щёлкает несколько раз. Смех Квентина разносится по этажу, пока я кричу, чтобы он прекратил всё это.

Я опускаюсь на пол, сжимая платье: я должна была догадаться, должна была знать, что Квентин рано или поздно найдёт способ испортить всё, что я сделала и я была не аккуратна – опасаться всегда нужно было только Квентина.

Рама окна ударяется о стену в порыве ветра, и я поднимаюсь на ноги, чтобы не сдаваться – Квентин не удержит меня здесь, потому что Питер действительно может и убить, сейчас он ей даёт очередной последний шанс – его нужно поверить, что она в состоянии его слушаться.

Скидывая туфли, сумочку вниз, свешиваю ноги и разворачиваюсь, чтобы повиснуть руками за край и прыгать было не так высоко. На секунду становится страшно, как тогда на крыше у друзей – мысли о них заставляют сжаться и вспомнить, что я так и не знает, где сейчас все из них, кроме Тэйта. Всё это время предполагала не думать о них, особенно о Фрэнке и его поцелуе. Всё убеждаю себя, что потом всё само собой решится и вспомнится, настоящие ли чувства были, а пока та жизнь была всего лишь сном недолгим и счастливым.

– Давай же… – свой голос заставляет меня вспомнить настоящее и то, сколько я вешу. Пальцы устают и, на выдохе отпуская руки, падаю вниз. Удар приходится на правую ногу и ягодицы. Чтобы не вскрикнуть, закусывая губу и опираясь на стенку, встаю, хватая свои вещи и ковыляю к автомобилям на стоянке.

Питер обязывает всех держать вторые ключи в салоне на экстренный случай, поэтому я дёргаю машину Квентина за ручку, и она оказывается открыта. Ключи лежат в бардачке, и я аккуратно усаживаюсь в салон. Блокируя двери и поворачивая ключ. Смотря в зеркало заднего вида, я вижу, как к окну на первом этаже подходит фигура и сразу же отбегает – Квентин скоро окажется на улице, но оставить его в пыли от колес почти так же желанно, как и быстрее уехать отсюда. Его прикосновения горят на коже, которую хочется скрести и скрести, чтобы отделаться от этих чувств.

– Су-ука! – кричит он, когда я отъезжаю и гравий из-под колес летит в его сторону при резком старте.

На часах остаётся не так и много времени, недостаточно, чтобы доехать до ресторана, соблюдая скоростной режим и правила, поэтому придётся приложить все усилия, чтобы оказаться там вовремя. Я проскакиваю несколько раз на красный, минуя столкновение, мне нужно успеть и это самое важное сейчас. Я захожу, если так можно назвать то, как я, опираясь на перила, поднимаю свои ноги, в ресторан и называю своё имя. Метрдотель с опаской смотрит на мой внешний вид и не знает видимо, то ли выгнать, то ли оказать помощь. Он знает, с кем я встречаюсь, поэтому он доводит меня до стола, когда Питер открывается от телефона, заканчивая с делами.