сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)
- И не будет, если мы сами его не сотворим, Бикбаев, - Влад лбом касался его лба и шептал, шептал в невесомые поцелуи. - Мы же бойцы, Димка, ты и я, неужели мы просто так будем… Неужели мы с тобой так ни к чему и не придем?..
В ответ Дима только молча погладил ладонью его щеку. Максималист Владиус… К чему они могут прийти? К жизни на разных полюсах? К редким встречам пару раз в год, а все остальное время – разорванное сердце? Кто не выдержит первым? Кто захочет большего? Это ведь даже не любовь. Это отчаяние. Влад поймал его своим теплом, своей заботой. Как когда-то. Но то время уже не вернуть.
- Я завтра улетаю, Влад…
- Но ты же прилетишь снова, черт подери, Дима… - тот медленно отступил назад и сел на стул. Мысль была страшной. Пугающей. Не хочет. Просто не хочет. Что ж… - Прости. Я не имею права настаивать.
Но и драться один за двоих он не может тоже.
Заставить себя подняться было трудно, но необходимо. Пусть… Пусть он не знает, что сказать и что случится завтра, он не может потерять Влада. Не так. Не сейчас.
- Влад… - шаг вперед и на корточки перед ним, опираясь ладонями о его острые коленки. – Я не хочу ничего обещать. Я не хочу давать надежду, которую, возможно, не смогу выполнить. Соколовский… - с силой по ногам вверх, - Я не хочу тебя терять. Но и будущего не вижу. Давай поговорим об этом, когда я вернусь. До премии, во время нее или после – плевать когда, но поговорим.
- Только не сбегай больше ТАК. Лучше пошли. Лучше раз и навсегда вышвырни. Только не исчезай ТАК, Дима. - Глухой непослушный голос. Совсем чужой. Не его. И просить об этом мучительно. Но лучше раз и навсегда расставить точки, чем всю жизнь мучиться и не знать, что могло быть и что так и не случилось.
- Хорошо, - улыбка у Димы вышла кривой. – Но знаешь… Это тебе нужно было послать меня тогда, в том баре. На хер. Как я и говорил, - в «грозовых» глазах заплескалось что-то нечитаемое, отчаянное. Он вскинул голову, ловя взгляд Влада, мягко коснулся губ и встал. – Спасибо, но сейчас, наверное, тебе лучше уйти. Мои истерики – не самое приятное зрелище на свете.
- Не вопрос, - еще одно касание и все. - Только я тебя послал. На хер. Правда, попал на твой. И не могу сказать, что мне это не понравилось. Ладно, до следующего «когда-нибудь», Димка.
- Мазохист несчастный, - проворчал Дима, даже не пытаясь скрыть светлой, но грустной улыбки. – Я сделал тебе больно тогда. – Кивок, легкое пожатие пальцев и до двери… - Спасибо за заботу, Вла… диус… Действительно – спасибо.
Влад поцеловал его. Взглядом. Коснулся губ, погладил высокую скулу и спрятал взгляд за светлыми ресницами.
- Увидимся, Димка.
- Увидимся… - эхом вслед. Лифт, гул, тишина. Дима пару мгновений просто стоял на пороге номера, а потом, вытянув карточку из прорези, как был – босиком и в одних штанах, пересек коридор и постучал в покрытую лаком дверь. Плевать… Если он сейчас останется один, то шагнет из окна.
Гельм открыл ему не сразу. На мгновение Дима даже подумал, что тот уже спит и не слышит или куда-то ушел, но, в конце концов, замок щелкнул и дверь открылась.
- Дима?.. – Гельм смотрел на него, чуть щурясь, в одних только висящих на косточках штанах и босиком. Взгляд Димы скользнул по вытатуированному сердцу внизу его живота и скользнул вверх. Глаза в глаза долгую минуту, и Гельм молча посторонился, пропуская его внутрь, а сам вернулся туда, откуда Дима его поднял – на мягкий диван перед большой плазмой.
Плотно задернутые портьеры, выключенный свет и только телевизор…
Бикбаев криво усмехнулся и, бесшумно ступая, дошел до дивана. Опустился на сидение, а потом просто лег, вытянувшись и устроив голову на острых коленках финна. Тот замер, словно окаменел, но Дима уже не почувствовал этого. Его затрясло, заколотило. Он сжался, давя рвущийся наружу полустон-полурык. Зажмурился и вдруг расслабился, почувствовав, как в волосы вплелись тонкие прохладные пальцы, перебирая прядки. От них пахло табаком и чем-то еще неуловимым. Чем-то, что растворяло засевшую иглой в сердце боль. Успокаивало, убаюкивало. Мерное бормотание телевизора, тихий шелест кондиционера... Ни слова, ни звука. Только дыхание, запах табака и ласковые, почти нежные касания. Просто кто-то рядом. Кто-то, кого можно почувствовать, в чье тепло можно закутаться. Кто-то, с кем можно просто помолчать. И даже ноющее сердце уже не рвется вслед тому, кто ушел. Оно тоже боится одиночества…
9.
«Олимпийский» раздувался от количества народа. С самого утра здесь было не протолкнуться. Фанаты дежурят у входов. Папарацци пытаются просочиться внутрь. Техники и устроители мечутся, последний раз проверяя, все ли настроено, все ли в порядке, все ли на месте и работает так, как надо.
В гримерке помимо него толчется собственно, визажист и костюмер. Его уже переодели и теперь девушка с «палитрой» отчаянно пыталась наложить грим. Легкий, почти прозрачный тон практически не скрывал синяка на скуле.
- Да не переживайте вы так, - вздохнул, наконец, Влад. - Вера точно будет выглядеть как Барби. Просто нарисуйте мне маску Кена и все…
…Отец поймал его в субботу. Вежливо попросил заехать домой, поскольку есть важный разговор. Только-только выбравшийся из постели Влад возражать не стал. В кои-то веки у него выдался выходной, который тот был намерен убить на сон и изучение роли. Образ сходящего с ума парня ему был интересен. Даже очень. Он нашел в сети несколько подходящих фильмов, лишь приблизительно понимая в какую сторону ему двигаться.
Ну, к родителям, так к родителям. Тем более что в последнее время ему дали свободу, не держали на строгом поводке, ограничив только не слишком частыми и не особо обременительными посещениями любимого семейства.
На удивление, мамы дома не было. По сути, дома не было никого кроме отца, и это настораживало. О сути «важного» разговора можно было только догадываться. Хотя нет. Подумай о карьере - и точно угадаешь. Подумай о карьере, Владик! Я могу тебе устроить теплое непыльное местечко на Первом. И все будет тип-топ.
- Влад…- отец чинно заварил ему чаю и предложил сесть. - Ходят слухи, что продюсер Дмитрия Берга намерен покорять Россию в самом скором времени. Это значит, что будут концерты, будет раскрутка на телевидении, тур, в конце концов…
Влад поморщился. Ясно. Отец уже знает, кто на самом деле стоит за псевдонимом «Берг». Сейчас начнется: «Владик, я бы не хотел…»
- Владик, я бы очень хотел, чтобы ты возобновил приятельские отношения с Бикбаевым.
Чайная ложечка в пальцах дрогнула, и Влад просыпал несколько крупинок сахара мимо чашки. Не этот ли человек несколько лет назад приложил все усилия, только бы развести их? Всеми правдами и неправдами не допустить дружбы. Не допустить между мальчишками ничего бОльшего? Это уж очень отчетливо попахивает дурдомом.
- Думаю, ты знаешь, что твой… старый знакомый – «звезда» почти мировой величины. И думаю, ты со мной согласишься: это было верным решением, дать вам обоим вырасти, стать личностями.
О, вот как это ТЕПЕРЬ называется? Вырасти и стать личностями? Очень интересный расклад получается.
- Мы виделись с ним. Он будет выступать на премии МУЗ-ТВ. Я, как ты знаешь, веду церемонию. У него есть продюсер, который решает, с кем Диме дружить, а с кем нет. У него есть охрана, которая никого к нему не подпускает.
И у него есть мозги, чтобы понимать… Но этого Влад не сказал. Он вообще старательно запихивал в себя рвущиеся слова. Обо всем. Нет. Играй, Владик. Улыбайся.
- Значит, я постараюсь…
- Не надо, отец. Не надо стараться. Помнится, ты был не слишком рад нашему с Димкой знакомству в «Звездном доме». Сейчас же ты кардинально сменил мнение.
- Нужные знакомства, Влад. Вильгельм, продюсер Бикбаева, один из самых лучших в своем деле. И если ты еще не понял, какие это открывает перспективы…
- Говоря русским языком, ТОГДА ты был против того, чтобы мы с Бикбаевым спали. СЕЙЧАС ты сам пытаешься запихнуть меня в его постель или в постель его продюсера. Давай, тебе прекрасно удается роль сводника, папа.
Пощечина была оглушительной и очень болезненной. В ушах зазвенело, а по щеке разлился пульсирующий болезненный жар. Бинго. В точку.
- Я не хочу никогда больше поднимать этой темы, - Влад поднялся из-за стола, глядя в глаза отцу. Такие же голубые, как его собственные. - Никогда.
Он вышел, так и не попрощавшись. Отличный получился выходной! Этот синяк сходил почти неделю. К субботе, на которую была назначена дата вручения премии, на скуле осталось несколько пожелтевших пятен с россыпью фиолетовых точек внутри. У Андрея Соколовского очень тяжелая рука…
Девушка постаралась на совесть. Остатков гематомы видно не было, при дневном свете его лицо не выглядело маской и это радовало. Влад все-таки прошелся по «красной дорожке», поболтал с ведущими, отшутился по поводу того, что премию он будет вести с секс-символом и не боится того, что и на него тоже слюни станут пускать. Он светился ничуть не меньше, чем прожектора, направленные на дорожку для того, чтобы в более выгодном свете показать гостей. Как отечественной эстрады, так и зарубежной.
Димка на дорожке не появился. И правильно. Его бы тут на ленточки распустили и на память растащили. Шутка ли: мальчишка из российской периферии, который покорил треть мира…
«Звезды», «звездульки», «звездочки» и целые «созвездия» рассаживались по своим местам. Номинанты - поближе, остальные подальше. Зрительские сектора заполнялись стремительно. На огромных экранах транслировались события на дорожке, и ни один выход, ни одно прибытие не проходило мимо тех, кто уже сидел на трибунах.
Влад с трудом подавил желание потереть лоб. Нельзя. Килограммы грима и час работы псу под хвост. Медленно, но уверенно начинала болеть голова. Сейчас… полчасика и выход. Еще полчаса до начала, а его уже волокут.
- Надеюсь, ты не заставишь меня идти по этой «красной дорожке»? – Дима вскинул взгляд в зеркало, перед которым сидел, терпеливо ожидая, пока его загримируют.
- Нет, - поймав его взгляд в зеркале, Гельм качнул головой. – Хватит того, что ты просто заявлен на этой премии. До тебя на «красной дорожке» она еще не доросла.
- И это еще меня обвиняют в «звездной болезни»? – хмыкнул Дима и Гельм коротко фыркнул.
- До меня тебе еще расти и расти, малыш.
Дима не выдержал и рассмеялся. Может, чуть истеричней, чем было бы нужно, но…
После той ночи, которую Дима провел в номере Гельма, сначала лежа у него на коленях, а потом - просто проспав в его постели, что-то изменилось между ними. Они ни слова не сказали друг другу об этом, никаких вопросов или оправданий не прозвучало, но теперь Гельм смотрел на него по-другому. С чуть большей теплотой, чем обычно. Или Диме так этого хотелось.
Сегодня премия. Значит, сегодня они встретятся с Владом. Сердце пока еще билось относительно ровно, но обещало сорваться в галоп. Спасала мысль о том, что это – работа. И он должен сделать ее не просто хорошо, а превосходно. Они отрепетировали все, прогнали, наверное, на тысячу раз. Осечек быть не должно. Если только… он сам не сорвется. А вот на это он не имеет права. Он – Дмитрий Берг. И это решает все. К тому же… Пора показать тем, кто когда-то смеялся над ним, провинциальным мальчишкой, чего он на самом деле стоит.
- Достаточно, - прохладный голос Гельма остановил уже готового к очередному эксперименту гримера и тот послушно отошел, оглядывая свою работу.
- Да, вы правы, - кивнул и, собрав свои инструменты и косметику, бесшумно испарился.
- Спасибо, - с чувством выдохнул Дима, со стоном потягиваясь. Затекшие мышцы отозвались легкой приятной болью. – А то мне начало казаться, что я собрался не на премию, а актером в театр Кабуки.
- Ты жалеешь об этом? – Гельм прикурил одну сигарету и, поймав почти умоляющий взгляд Димы, протянул ее ему, а сам вытянул из пачки новую.
- О чем? – первая затяжка за день. Кайф-то какой…
- О театре, - Гельм смотрел на него почти с любопытством, но без жалости. За первое Дима был готов его убить. За второе – расцеловать. И ведь не сделаешь вид, что не понял.
- Не знаю, - искренне ответил Дима, задумавшись. – Мне нравилось играть, я любил театр, действительно любил. И сейчас люблю. Когда я ушел – мне казалось, что от меня оторвали половину. Даже больше, чем половину. Я с ума сходил…
- Глупый ребенок, - по-фински произнес Гельм, и Дима вскинул на него удивленный взгляд. – Театр был твоим лекарством от самого себя. Ты прятался в чужих ролях, проживал чужие жизни, раз уж не мог найти смысл своей. А когда это ушло, ты остался один на один с самим собой, - внезапно в голосе Гельма прорезалось настоящее сочувствие и… уважение? – Мало кому удается этот фокус – разговор с самим собой.
Димка замер, а потом медленно повернулся к нему, пытаясь заглянуть в глаза. Плевать на себя, у него будет время подумать над этим, но если он сейчас упустит этот шанс узнать Гельма получше…
- А ты? – осторожно спросил он. – У тебя ведь тоже такой разговор был. Тебе удался этот фокус?
Туманно-зеленые глаза долгую минуту смотрели в серые, а потом Гельм невесело улыбнулся:
- Не знаю. Иногда мне кажется, что да. А иногда – нет.
- Зачем я тебе? – спросил Дима и сам испугался. Никогда раньше они…
- Чтобы был? – Гельм усмехнулся и отправил сигарету в пепельницу. – Хватит болтать. Наша работа только началась.
Он шел в окружении охраны по закулисью «Олимпийского» так, как когда-то мечтал. Высоко подняв голову и не обращая внимания на тех, кто шипит вслед или провожает завистливым взглядом. Ему отвели самые большие гримерки, отдали целую комнату под костюмерную. Сквозь толпу попытался кто-то прорваться с микрофоном и камерой, но был вежливо выкинут одним из телохранителей. Никаких интервью и съемок, Гельм был непреклонен. Два слова для самого канала – это максимум, на что могут рассчитывать российские СМИ. Кто-то из щелкоперов уже весьма едко проехался по этому поводу, обозвав Берга «зазвездившимся провинциалом», не забыв припомнить ему его «фабричное» прошлое, но был блистательно проигнорирован. «Отвергнутые» журналы плевались ядом, «желтые» газетенки не отставали, но Бикбаев-Берг все равно не сходил с первых полос. Эту премию ждали. Фанаты по всему миру завидовали российскому фан-клубу Берга черной завистью, билеты в фан-зону были раскуплены через пятнадцать минут после начала продажи и найти лишний было невозможно даже у перекупщиков. И прочее, и прочее…
Все это в своем кратком отчете докладывал Гельму пиар-директор, семенящий за долговязым финном, но Дима прислушивался к нему лишь краем уха. Церемония уже началась. А это значит, что до его выхода осталось не так много времени. Он вручает «тарелку» МУЗ-ТВ за лучший клип.
Начало. Шторм аплодисментов, когда сильный голос объявил:
- Дамы и господа, ведущие церемонии вручения премии МУЗ-ТВ Вера Брежнева и Влад Соколовский!..
Влад смутно помнил, как вышел на сцену, ведя под руку экс-Виагринку, как подошел к вычурной стойке, незаметным жестом поправил у губ гарнитуру. Карточки с текстом в пальцах не дрожали. Он обвел взглядом огромные сектора со зрителями и улыбнулся. Это совершенно потрясающее ощущение: тысячи людей вокруг, тысячи взглядов, вспышки камер, перекрестье лучей прожекторов, сверкание искр света и его лицо на экранах. На тысячах экранов в тысячах домов.
Шоу должно продолжаться. Всегда. Шоу…
Артисты сменяли друг друга. Когда-то, очень давно, он был одним из них. Так же выходил на сцену выступать. Тогда он пел. Его «Ближе» получила «Тарелку» как лучшая песня. Она до сих пор стоит на кухне. В ней удобно перемазывать слои торта.
Лучший дуэт, лучшая группа, лучшие… лучшие… еще лучше… Они мелькали перед глазами как вспышки фотокамер, Влад только успевал вставлять свои реплики, улыбаться партнерше и шутить. Да, без шуток здесь совсем подохнуть можно. Это же прелесть: несколько тысяч людей смеются над его шутками, и это как-то немного успокаивает внутреннюю истерику.
Всего-навсего парень, однажды державший свою тарелку на этой сцене. Вера напомнила ему об этом. Влад рассмеялся, напомнив ей о том же. Неожиданно Брежнева пошутила, что стоят они здесь, тарелками меряются, а, между тем, сейчас не о своих тарелках говорить надо, а слушать вердикт по поводу присуждения премии в номинации «Лучший клип»…
- Номинанты в этом году сильны как никогда!
- Да пребудет с тобой Великая Сила, Влад, - улыбнулась Вера.
- Всегда, - улыбнулся Соколовский. На экранах тут же понеслись кадры из клипов-номинантов. «Силы небесные» Ирина Миронова. «Еще не время сказать прощай» Алан Бадоев. «Фиолетовые бабочки» Сергей Солодкий. А премию за лучший клип в этом году вручает…
- Дмитрий Берг!..
И «Олимпийский» взревел от восторга.
Он вышел на сцену в гордом одиночестве. Желающих составить ему компанию на вручении, было не мало, но Гельм безжалостно отшил всех. И теперь Дима стоял в лучах прожекторов и таинственно, чуть отстраненно улыбался, держа в руках тарелку и конверт, которые ему всучили перед самим выходом.