сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)
— Вернется? — показалось или Гельм рассмеялся? Как-то натужно, невесело. — Я слишком хорошо его знаю. Он ненавидит, когда что-то делают за его спиной. И меня он не желает сейчас видеть ничуть не меньше, чем тебя. Да, он силен. Но против толпы он — ничто. Ему есть куда пойти?
— Я не знаю. Знаю только, что к ВАМ он вернется. Думаю, как только он найдет выход, он просто покинет страну.
— Как мало ты его на самом деле знаешь. Ему и здесь не к кому идти. Ты был единственным человеком за эти несколько лет, — выдохнул Гельм, а потом, бросив короткое «если что-нибудь узнаешь — дай знать», отключился.
Влад медленно вернулся к подъезду и сел на припорошенную снегом скамью. «Если узнаешь что-нибудь»?..
Смех вырвался из груди, разнесся по промерзшему двору каркающим эхом. Куда сбежать из этого мира, чтобы не преследовал его пустой горький взгляд Димки? Чтобы не впивались в душу слова Гельма?
Сменить адрес. Сменить телефон. Переехать из дома, с которым связано столько воспоминаний. Отправить Димкины вещи куда-нибудь, по почте, до востребования. Он не вернется. Не простит. Уехать. Сбежать. От самого себя не сбежишь, но хотя бы попытаться можно. Хотя бы попытаться.
Он был прав — затеряться оказалось слишком легко. Достаточно было спуститься в метро, как невзрачные субъекты, бодро чапающие за ним следом, принялись бестолково метаться по перрону в то время, как он сам уже отъезжал в электричке.
В другое время и другой день он назвал бы свой поступок самоубийством. Но еще слишком хорошо помнил, насколько безразличны друг другу люди в московском метро. Опасаться быть узнанным здесь не стоило. Но нужно было решить, что делать дальше. Возвращаться… Он не хотел видеть ни Влада, ни Гельма. Еще пару лет назад он бы добавил еще и «никогда», но эта жизнь научила его не разбрасываться такими словами. К тому же он слишком хорошо знал собственную эмоциональность. Где его не будут искать и где… этот псих его не найдет? А ведь этот тип реально напугал Гельма, раз уж тот сам приехал уговаривать Влада. Да и квартира Соколовского — последнее место, куда бы продюсер его добровольно отправил. Значит, опасность действительно есть, и она не надуманная. И ею пренебрегать нельзя. Черт… У него просто нет никого. Совсем никого.
Рядом с ним освободилось место, и он шмыгнул в уголок, надвинув капюшон поглубже. Кольцевая. Он может кататься по ней до закрытия метро. Хватит, чтобы решить, что делать дальше. И хорошо, что здесь его дорогущий, навороченный телефон ни хрена не принимает сигнал. Дима хмыкнул, потянулся к мобильнику, но потом передумал. Если на него самого здесь никто внимания не обращает, то на эту вещичку обратят точно. А ему только проблем со шпаной и «щипачами» не хватало. Черт…
И все-таки… Куда?
*****
Это было странное ощущение. После солнца Калифорнии — унылые пейзажи Пенсильвании. Но сейчас это было именно то, что ему было нужно. И можно не смотреть на суетящихся людей. И на украшенные стойки аэропорта. У него нет Рождества. И Нового года… тоже. «Я хочу, чтобы этот Новый год ты был со мной…» Дима только мотнул головой и стиснул зубы. Все, хватит. Пора забыть. Черт, и где Брен?
… Решиться позвонить когда-то лучшему другу Гельма было нелегко. Сомнения, вопросы… А вдруг он ошибся и это не к нему ездил тогда Гельм? Или они так и не помирились? Вопросов действительно было много, но за спрос по ушам не бьют, а на тот момент это казалось единственным приемлемым выходом.
Брен ответил. Выслушал путанные объяснения Димы, который, как казалось, забыл вдруг английский, а потом бросил короткое «Я буду тебя ждать», и отключился…
И вот Дима здесь. Одна пересадка, два перелета. И надежда, что Брен его все-таки встретит. И это будет именно он, а не Гельм.
— Дима? — мягкий акцент, немного непривычно твердое «д», и тяжелая рука на плече. Дима резко развернулся и невольно улыбнулся, выдыхая. Брэндон Коул, или просто Брен. Да, это он.
— Здравствуйте.
— Здравствуй, — Брен, который сейчас не казался тем сорвиголовой, которого могли лицезреть все желающие в Интернете, отобрал сумку с наспех купленными в первом попавшемся магазине вещами и, чуть приобняв его за плечи, повел за собой. — Ну и наворотил ты дел, парень…
От тепла его ладони и ставшего внезапно мягким голоса Дима чуть не расплакался…
*****
…- Не надо. Пожалуйста. — Дима почти рычал, но изменить ничего не мог.
— Дима, ты ведешь себя, как ребенок. Это не может больше так продолжаться.
— Тогда дайте мне время, чтобы уйти, — Дима отвернулся к окну, кусая губы. Рождество было неделю назад. Семья Брена и его друзья приняли его очень тепло, и на какое-то время он даже забыл о своих проблемах. А сегодня 31 декабря. Новогодняя ночь. Здесь, в Америке, этот праздник не отмечают с таким размахом, как в России, но это и к лучшему.
— И куда ты пойдешь? — Брен хмыкнул, улыбнулся и на мгновение стал тем озорным парнишкой, которого Дима видел в клипах в Интернете. — Ты не можешь бегать вечно.
— Я знаю. Но я не готов.
— Ты врешь самому себе. Ты просто не хочешь. Цепляешься за свои обиды. Гельм знает, что ты здесь. Знал с самого начала.
— ЧТО?! — Дима резко развернулся, дернулся. Неужели никому нельзя верить?!
— Расслабься, — Брен подошел к нему, почти подкрался. Кинул взгляд в окно за его плечом и еле заметно улыбнулся. — Гельм может быть порядочной сукой, но людей, ради которых он готов разнести к черту мир, я могу пересчитать по пальцам. И ты входишь в этот список. Он много рассказывал о тебе, очень много. Я просто не мог ему не сказать. Представляешь, что бы было с ним, если бы он не знал где ты и что с тобой, все это время? Ты обижен, но это слишком жестоко.
Дима поджал губы и отвернулся. Как раз вовремя, чтобы увидеть высокую худощавую фигуру Гельма, идущего к двери по расчищенной дорожке.
— Вам надо поговорить, — тихо выдохнул Брен, сжал его плечи и вышел из комнаты. Дима чертыхнулся и спрятал лицо в ладонях. Внутри обида и злость насмерть дрались с радостью и облегчением.
За дверью радостные возгласы, приветствия, глубокий голос Гельма… Когда-то он был любимцем этой семьи. Похоже, ничего не изменилось.
Он не вздрогнул, когда открылась дверь. Но и оборачиваться не стал. Слишком… открыт был сейчас. Просто спросил:
— Почему ты не сказал мне?
— Может, потому, что ты и без того был дерганный? — Устал. Гельм чертовски устал. Диме даже не нужно было смотреть на него, чтобы это понять. Севший голос. Почти бесцветный.
— Почему именно он? Почему из всех ты… отправил меня именно к нему? — а говорить об этом, оказывается, больно. Очень больно.
— Потому что там тебя бы никто не стал искать.
— Какая же ты тварь, Гельм…
— Я знаю, Дима. Знаю, — шорох, звук шагов, и к спине прижалось напряженное, жилистое тело. Руки обняли плечи, чужое дыхание согрело затылок. Дима дернулся, а потом обмяк.
— Вы оба обманули меня.
— Нет. Тебе просто не сказали правду.
— Он позвонил мне только потому, что ты его об этом попросил! — почти выкрикнул Дима, поворачиваясь, и все, что он так долго держал в себе, вырвалось наружу. — Если бы не ты, не было бы ничего! Ничего, понимаешь?! Потрахались, разбежались и забыли. Все! А что мне делать теперь?! Ты скажешь?! — он смотрел и смотрел в потемневшие глаза Гельма. — Ну, скажи!
— Забыть, — после долгого молчания выдохнул тот, и вдруг прижал к себе. Надавил на затылок, принуждая уткнуться лицом в плечо. — Забыть и жить.
— Как? Как жить?! Забыть о том, что я — человек?! Забыть о том, что у меня есть свои чувства?!
— Тш-ш… Тебе больно, я знаю, — Гельм словно убаюкивал его. Перебирал волосы, легко касался губами виска. — Прости. Я виноват. Но ты слишком дорог мне, чтобы я мог позволить какому-то психу что-нибудь сделать с тобой.
Дима замер. Никогда раньше… У них были странные отношения, да, но они никогда не доходили до той грани, когда начинается подобная откровенность. А сейчас он чувствовал себя почти маленьким мальчиком. И он снова… верил…
— Зачем ты приехал? Зачем я тебе?
— За тобой. Ты нужен мне. Ты просто нужен.
— Твое спасение от одиночества? — хмыкнул Дима почти зло.
— Нет.
— Слишком много?
— Слишком мало, — Гельм выдохнул и немного отстранил его от себя. Коснулся черного круга под глазом. — Ужасно выглядишь.
— Ты тоже, — Дима слабо улыбнулся.
— Спасибо за комплимент, — Гельм вскинул бровь, и Дима, не удержавшись, фыркнул.
— Всегда пожалуйста.
— Собирайся. Мы нашли этого психа, он за решеткой, а работа не ждет. Нам много что придется наверстать.
— Я не… — «хочу» замерло на языке, когда Гельм вдруг склонился к нему, мягко целуя губы. Никакой пошлости или интимности, без страсти и огня. Просто даря тепло и странную, немного колючую нежность. И когда этот поцелуй закончился, Дима произнес совсем не то, что хотел сказать:
— Сегодня Новый год…
Гельм только тихо рассмеялся:
— Я очень вовремя приехал…
21.
Монтаж закончили к средине февраля. Озвучку - в марте. В прокат «Паника» вышла в средине мая. И полностью окупила себя. Сильный актерский состав, интересный сюжет и нетривиальное развитие событий привлекли внимание и критиков и зрителей, и в конечном итоге, фильм был номинирован в Каннах. И параллельно на «Оскар», как лучший иностранный фильм.
Вечеринки, эфиры, интервью, приглашения сниматься в новых фильмах, спектакли, гастроли. Забитые до предела дни, ни единого выходного, чтобы не думать ни о чем. И когда кто-то из проныр-журналистов припомнил старые события — «Фабрику звезд» сколько-то там летней давности и его дружбу с Дмитрием Бикбаевым, нынче звездой мирового масштаба Дмитрием Бергом, Влад с трудом сдержался, чтобы не засветить проныре в глаз. Отоврался. Рад. Не видел. Не в курсе. Последний раз виделись на вручении премии МУЗ-ТВ. За сим — все.
Лгать оказалось неожиданно больно. Сколько ни уговаривал он сам себя: спектакль, это только игра. Больно. Отрекается, как апостол Петр. А ведь целовал. Как Иуда-предатель.
На той презентации он первый раз накурился. До одури. До радужных чертей. Правда, домой добрался раньше, чем крышу снесло окончательно. Он стал вести себя аккуратнее. Если становилось совсем уж невыносимо — «таблетка счастья» и несколько часов за запертой дверью квартиры. Ни звонков, ни посетителей. Ни снов, в которых снова и снова возвращался Димка.
Все чаще задавали вопросы о личной жизни героя. Герой загадочно отмалчивался. Со временем он даже привык к дурацким предположениям. Даша его поведения не одобряла и всеми силами пыталась наставить на путь истинный. Отец тоже предпочитал отмалчиваться и, как ни странно, в его жизнь больше лезть не пытался.
День за днем, неделя за неделей. До упаду. Пока силы в теле оставались. Он успел сняться в нескольких эпизодах популярного молодежного сериала и принял предложение сняться во Франции. Обзавелся агентом, который время от времени подбрасывал ему интересные проекты. Последние переговоры, за которые взялся Доманский — съемки в сериале по мотивам мега-популярного фэнтези-цикла «Колесо Времени». После триумфа «Властелина колец», «Гарри Поттера» и «Игры престолов» режиссеры взялись за масштабную экранизацию и теперь собирали актеров, которые поражали бы воображение. Нет, главная роль ему не светила. Ее пророчили Петтиферу, и, в общем-то, не зря. Ему самому вполне светила роль и далеко не эпизодическая.
До съемок далеко еще. Как говорил Доманский, сейчас идет завершающая стадия адаптации сценария, и как только нужная часть будет готова — экземпляр пришлют для ознакомления и пригласят на пробы. Но ответственный за подбор актеров в том, что на роль утвердят именно Влада, не сомневался.
…Голливуд…
В Каннах «Паника» взяла серебряную пальмовую ветвь. У него получится. Обязательно получится.
22.
— Я уже говорил тебе, что ненавижу пальмы? — Дима сидел на стуле, как птица на насесте и с тоской смотрел в окно, пока за его спиной ставили декорации. Отснята шестая сцена, но осталось еще двенадцать. Прошла уже половина съемочных суток, а они как будто еще и не начинали. Но этот клип должен получиться грандиозным. Сюжетным, ярким, динамично-лирическим. И с кучей спецэффектов, естественно.
— Говорил и неоднократно, — Гельм внимательно следил за процессом, не упуская ни одной детали.
— А спасибо за то, что в нашем доме их нет?
— Тоже, — на этот раз Гельм еле заметно улыбнулся. Иногда он скучал по капризничающему Бикбаеву. С тем было проще и понятней. А с этим, в глазах которого, кажется, навечно поселилась смертельная тоска, Гельм иногда не знал, как себя вести. Но такой вот Дима все равно был ближе меланхоличному финну.
— Когда мы закончим?
— Мы только начали. Ты уже устал?
— Я не выспался, — Дима опустил голову на лежащие на коленях руки и прикрыл глаза.
— Опять провисел всю ночь в Интернете?
— Нет, — просто ответил Дима и сомнений в том, что он говорит правду, не возникло.
— Тогда чем ты занимался?
— Ничем, — легкое пожатие плеч и тишина. Ни объяснений, ничего. Гельм только покачал головой и отвернулся. Дима вздохнул и слез со стула. Потоптался немного рядом, а потом юркнул за оставленные явно с каких-то прошлых съемок декорации. Утром он обнаружил здесь старое, но вполне удобное кресло. Не кровать-двуспалка, но лучше, чем буквой «зю» на стуле. Дима смахнул с кресла чехол, такой же старый, но хоть не дырявый, и свернулся клубочком на чуть продавленном сидении. Достаточно удобно устроил голову на подлокотнике и выдохнул, закрывая глаза.
У него снова началась бессонница. Он дико уставал днем, готов был уснуть стоя, но как только добирался до постели… Сон просто исчезал. И он лежал, лежал в кровати, глядя в потолок. И незаметно засыпал только, когда стрелка часов приближалась к трем.
Мыслей в голове не было давно. Он зациклил свою жизнь, превратив себя почти в робота. Гельм рычал, но помочь ничем не мог. Он сорвался сам. Один раз.
…Это был какой-то небольшой благотворительный концерт для детей-сирот. Сначала Дима отработал обязательную программу, а потом малыши и воспитатели просили его спеть что-нибудь еще. И он пел. Впервые за этот год с открытой душой, улыбаясь по-настоящему. Пока к нему не подошла кроха и, смущаясь, не попросила спеть «про бабочек». Он не смог, не посмел сказать ей «нет», хотя из репертуара эту песню убрали по его настоянию.
Он плакал тогда. Стоял на импровизированной сцене сиротского приюта и, пел, закрыв глаза, чувствуя, как текут по щекам жгучие капли. Но когда отзвучала последняя нота, он улыбался. Чисто и светло. И та малышка, которая просила «бабочек» тихо шепнула потом ему на ухо, что «он хороший».
Но что-то изменилось в нем тогда. Что-то… сломалось. Нет, он не бился в истериках, не впадал в депрессию, не заламывал руки и слез больше не проливал. Он просто… уснул. Он по-прежнему делал все, что ему говорил Гельм, пел с прежней отдачей, все также интересовался тем, что делает. Но… Казалось, что все это ему снится. Он просто видит сон. Яркий, сюжетный сон. Бесконечный клип. Чужой клип.
Брен, который стал за это время ему настоящим другом, говорил, что он просто бегает от самого себя. Диме было плевать. ТАК — не больно. Это все, что ему было нужно. Не думать, не знать. Не любить.
23.
— Влад, — Алекс сунулся в гримерку и поманил его пальцем. — Нас на сегодня отмучили, собирайся, мне подсказали одно чудесное местечко, где мы сможем оттянуться!
Влад поморщился. Настроение было ни к черту, адски хотелось спать, после изматывающего переезда из Техаса назад в Калифорнию хотелось лечь и умереть. Съемки изматывали еще круче, чем когда-то его совершенно безумный график дома.
Его все-таки утвердили на роль Гаула, в сериал-эпопею «Колесо времени». Ради интереса он даже прочел по диагонали историю, написанную ныне покойным автором. Двенадцать книг, каждая по весу как кирпич. Неожиданно увлекло, а уж под сигареты пошло на «ура».
Итак, воин из клана Каменных Псов народа Ай`ил, лучших воинов, которых только когда-либо видывал мир. Специфическое чувство юмора, очень интересное мировоззрение и совершенно восхитительное отношение к жизни, смерти, долгу, чести и бесчестии.
Его герой для начала охранял главгероя, некоего парня по имени Ранд, потом, пытаясь отдать долг крови, принялся помогать второму главгерою. В общем, без хорошей затяжки не разобраться. Но как-то так.
На роль Ранда утвердили Петтифера. Неожиданно англичанин оказался, во-первых, той еще оторвой, во-вторых, именно Петтифер первым нашел общий язык с «этим крэйзи-русским». Дальнейшие похождения безумной парочки доставляли всем. Съемочной группе, коллегам и многочисленным папарацци, которые только и строили предположения, что же за нежная мужская дружба связывает восходящую звезду Голливуда и никому не известного красавчика из Москвы.