Текст книги "Эффект незаконченного действия (СИ)"

Автор книги: shizandra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

========== Часть 1 ========== Комментарий к Часть 1 В фике довольно часто упоминается песня "Фиолетовые бабочки". Я решила, что выкладывать песню отдельно не так интересно, как видеоклип на нее. Тем более, что в нем играт сам исполнитель и герой фика ;) https://youtu.be/03RchUju6Ek 1. - Я не хочу. – Столбик пепла осыпался на дорогущий ковер, сорвавшись с кончика такой же дорогущей сигареты. - А тебя никто не спрашивает, - взгляд туманно-зеленых глаз, прикрытых густыми ресницами, был привычно холоден. – Это хороший шанс заявить о себе в этой стране. В твоей родной, между прочим. - Я еще помню, где родился, - Дима демонстративно поморщился. – Зачем тебе еще и моя страна сдалась? Европы мало? Ты собирался в Японию. - Я еще помню, куда собирался, - с точностью скопировав мимику своего подопечного и его интонации, Вильгельм потянулся за сигаретой. Прикурил, о чем-то задумавшись, а Дима принялся изучать его. В который раз. Но уже не таясь, как было в первый год их совместной работы. Высокий, слишком высокий, что неизменно выводило Диму из себя, хорошо сложенный, в юности он явно был красив, но с возрастом черты лица потяжелели, приобрели жесткость, что, впрочем, не мешало девушкам от шестнадцати до шестидесяти вешаться ему на шею. И не только девушкам. Наполовину венгр, наполовину финн, он был то полон меланхолии, то безудержного веселья и угара. Но всегда оставался собой. Когда-то сам блиставший на сцене, он слишком хорошо знал всю эту жизнь изнутри и знал, чего требовать от Димы. Он не давал скидок ни на возраст, ни на характер, ни на здоровье. Впрочем, Диму это вполне устраивало. Два трудоголика – они нашли друг друга. Хотя Дима до сих пор не знал, каких богов ему благодарить за то, что свели их вместе. У Гельма, как Дима называл своего продюсера, не желая заморачиваться на слишком длинное имя, он был первым и единственным подопечным и тот, что называется, имел его и в хвост и гриву. Разумеется, в переносном смысле. Разумеется, это касалось исключительно работы. А личная жизнь… Перебиваясь то случайными связями, то короткими, но бурными романами, Дима всегда был «в поиске», что, впрочем, не мешало ему строить глазки собственному продюсеру. И не только строить. И не только глазки. Ему нравился Гельм, по-настоящему нравился. И Дима этого не скрывал, зло смеясь над тем, что все у него, не как у людей. Другие артисты вынуждены спать со своими продюсерами, а он сам был бы не прочь, вот только продюсер как-то не горит ответным желанием. - Гельм, я тебя уже спрашивал, откуда ты так хорошо знаешь русский? – Дима отвел взгляд от губ, которые обнимали фильтр сигареты и, покосившись на свою, уже почти потухшую, отправил ее в пепельницу. - Спрашивал, - спокойно отозвался тот. – Но повторять свой ответ я не собираюсь. Ты тянешь время. - Я все еще не хочу, - Дима упрямо свел брови. Возвращаться в Россию после того, как узнал вкус настоящего успеха, действительно не хотелось. Грязная и пошлая изнанка российского шоу-бизнеса у него и раньше не вызывала восторга. Сейчас же это был рвотный рефлекс. – И не понимаю, почему ты так туда стремишься. - Это огромная страна. Этого вполне достаточно. - У тебя нет там связей. - Что только делает мою работу еще интересней. - Я отвык петь на русском. - Это твои проблемы, - в темных бесовских глазах Гельма промелькнула настоящая усмешка. О, он отлично знал, когда Дима капризничает, а когда серьезен. И сейчас Бикбаев капризничал. – У тебя на сборы два часа. - Нет. Пока ты не скажешь, какого черта я вообще должен петь эту песню, да еще и сниматься в клипе, который даже не будет моим, а всего лишь саундтреком. - Этот фильм обещает хорошие сборы. И это отличный шанс заявить о себе. Песня готова, тебе нужно только ее записать. Она может стать хитом. - И на российскую сцену ворвется некий Дмитрий Берг. Ты думаешь, никто не ткнет меня в то, что когда-то я был Димой Бикбаевым, всего лишь парнем из глубинки, которого однажды вышвырнули в номинации? - И что? Это хороший способ доказать тем, кто тебя… вышвырнул, как сильно они ошибались, - Гельм только пожал плечами. Всю историю своей жизни Дима рассказал ему сам. На этот шаг было нелегко решиться, но необходимо. Теперь, по крайней мере, Вильгельм был готов ко всему, что могло вдруг всплыть на свет Божий из прошлого Димы, которое вовсе не было безоблачным. - Сволочь, - выдохнул Дима почти обреченно. Гельм отлично знал, как воздействовать на его болевые точки. - Я знаю, - продюсер улыбнулся почти ласково, и Дима встал. Не торопясь, обошел стол и сел на его край так, чтобы смотреть в глаза Гельма сверху вниз, почти в упор. И да, чуть касаясь его бедра ногой. - Мне снова придется стать пай-мальчиком? – прямой взгляд и мягкая, соблазняющая улыбка. - А ты им когда-нибудь был? – Гельм ловко, словно невзначай отстранился, уходя от касания. – Хватит, Дима. От твоих двух часов остался час пятьдесят, ты теряешь время. Съемки через неделю. Песня должна быть готова к завтрашнему вечеру. И прекрати разыгрывать из себя идиота. Дима хмыкнул и слез со стола. Склонился к Гельму, выдохнул «да, папочка», на мгновение прижался к губам, пахнущим табаком, и вышел, громко хлопнув дверью. 2. Слова нужно проговаривать четко. Очень внятно. И не глотать окончания. И не «в нос». Контролировать дыхание. А если нужно играть голосом… Игра голосом - это не только дыхание и интонации. Это полуулыбка, это изгиб брови, это черти в глазах, это выгодная поза. Он давно научился играть. Очень давно. Играть – как дышать, как жить. Иногда даже родные не могут понять, играет он или нет. А он разубеждать или утверждать во мнении не спешил. Актер всегда должен оставаться загадкой. Всегда и при любых обстоятельствах. Это неоспоримый факт, который в него вдалбливали долгие годы учебы в «Щуке». И отступаться от азов он не собирался и теперь. Он редко пел теперь. Разве что в театре, если того требовала роль. И в кино. Особенно когда в «Нежном возрасте» ему выпало играть парня, фронтмена молодежной группы, которая так стремится к успеху. На какое-то время ему даже захотелось вернуться. Вернуться в то время, на несколько лет назад и снова начать петь. Стоять на сцене, смотреть в зал и не видеть тысяч глаз там, по ту сторону яркого света юпитеров. Слушать музыку, чтобы сердце билось вместе с ритмом и петь, срывать бурные овации, как когда-то. Купаться во внимании. Возвращаться домой с букетами и подарками… Собственно, а что изменилось? Он просто больше не певец. Он – актер театра и кино. Играет в театре Вахтангова, снимается в кино. Просто жизнь все расставляет по местам. С некоторой долей ее, жизненного, цинизма. Изначально он как-то не планировал становиться актером. Бредил продюссированием. Перебредил и неожиданно для всех поступил в Щукинское. С первой попытки. Стоило только улыбнуться и сказать: - Здравствуйте, меня зовут Влад Соколовский, и я вам прочту стихотворение Николая Гумилева «Память»… Только змеи сбрасывают кожи, Чтоб душа старела и росла. Мы, увы, со змеями не схожи, Мы меняем души, не тела. Да. Ему нравились эти стихи. И он ненавидел их всей душой. Потому что прав был Гумилев. Люди меняют душу. Одну на другую. Вырывают кусочки, чтобы взамен прирастить к ошметкам кусочек от другой. Влад вздохнул и отвернулся от зеркала. Образ завершили. Можно, конечно, прямо сейчас вставать и идти на площадку, но хочется еще немного посидеть. Он не видел своего отражения. Он смотрел куда-то за это стекло, покрытое тонким слоем амальгамы. Вот и сейчас он почти дошел до того момента. О котором запретил себе вспоминать. Это не больно, нет. Просто приходится играть не только лицом и голосом. Играть приходится перед самим собой. А он сам – слишком придирчивый и капризный зритель из всех. Отчаянно хотелось спать. Но на площадке он был в половине шестого утра. Пока его переодели, пока наложили грим, пока сделали прическу, прошло почти два часа. А по задумке Солодкого клип должны снять за сутки. И ведь массовки будет не так много, и сцены все расписаны-размечены, и хочется поскорее поставить точку. Но пока что не получится. - Влад? – из уха самым наглым образом выдернули наушник-капельку. Он вскинул взгляд на ассистента. – Тебя просят на площадку. - Спасибо, - сухо поблагодарил он парня и выключил плеер. Сколько еще раз за этот день он услышит эту песню? Стоит признать, она как никакая другая подходила, чтобы быть саундтреком к «Опасным снам». «Мне приснились фиолетовые бабочки…» Влад подхватил стаканчик с кофе и выбрался из кресла. ОН, наверное, уже на площадке. Курит и потягивает свой кофе в окружении обязательного шлейфа сопровождающих. Жизнь – циничная сука… У него в плей-листе было несколько композиций Дмитрия Берга. Красивый, запоминающийся голос. Очень глубокий, задевающий какие-то струны глубоко внутри. Забавно то, что по-русски Берг поет очень чисто, без акцента. Зато в его песнях, которые он поет по-французски, сквозит странный прононс. Английский значительно чище. Может, он скандинав? Ага, с именем Дмитрий и немецкой фамилией. Скорее грек. Влад залпом допил кофе и выбросил стаканчик в урну у входа в павильон. Там уже во всю разорялся Солодкий. Командовал так, что мимо, хлопая дверьми, носились помощники, ассистенты, осветители. Любопытно, как Денисову удалось заполучить в свои сети Берга? И сколько он заплатил королю эпатажа за то, чтобы он записал эту песню? «Мне бы с разбега, плевал я на крылья…» Он поет так, что хочется впрямь разбежаться и, раскинув руки в стороны, сигануть с обрыва вниз головой и широко распахнутыми глазами смотреть, как стремительно приближается земля, или нет, как клубятся далеко внизу кучи белопенных облаков. Чертов Берг! Ну нельзя так петь. Нельзя ТАК выматывать душу. - Влад, блин, быстрее давай, только тебя все ждут! Он немного рассеянно кивнул ассистенту и, рванув дверь на себя, шагнул в павильон. Здравствуй, зеленый фон, размеченный крест. - Я не собираюсь сниматься в этом, - Дима почти брезгливо оттянул ворот майки, которую его заставили надеть костюмеры. – Она бесцветна, безвкусна и, как минимум, на два размера больше, чем нужно. Стилист только хмыкнул: - Вы не главный герой клипа и не должны привлекать к себе внимание. Дима скривился. - Я могу выйти хоть в картофельном мешке, и все равно буду привлекать внимание. И если кое-кто здесь этого не понимает, то мне жаль. - У вас «звездная болезнь», молодой человек, - уже зло бросил стилист, которого Бикбаев-Берг успел довести до белого каления еще до начала съемок. - Я не стал бы тем, кем стал, если бы думал о том, что думают обо мне другие. И на ваше мнение мне тоже плевать. - Дима! – Гельм, как всегда, вовремя появившийся, отвлек готового закатить настоящий скандал подопечного. – Чем ты опять недоволен? - Всем, - бросил тот и выпрямился, словно предлагая ему самому оценить масштаб трагедии. – Посмотри, что заставляют меня носить. - Хм… - бровь Гельма взлетела вверх, а в глазах заискрился смех. – По сценарию, кажется, ты должен играть роль простого, обычного парня. Так чем ты недоволен? - Ты надо мной издеваешься? – Дима насупился, но тут у Солодкого кончилось терпение. - Так, все по местам. Соколовский - в кадр, Дима – за микрофон и работаем. - Соколовский?.. – эхом выдохнул Дима и резко развернулся. Пара секунд на узнавание, и голос неожиданно сел. – Здравствуй, Влад. А ты… изменился. Влад сбился с шага. И только небо знает, каких усилий ему стоило удержать маску непоколебимости. Актер. Он - актер, а значит должен уметь играть все и всегда, даже когда мир рушится или когда некто давным-давно потерянный внезапно оказывается на твоем пути. За микрофон? Дима за микрофон? Дима… Берг? Звезда европейской величины - Димка? Эти новости как-то отказывались укладываться в голове. Напрочь и абсолютно. И этот, новый, незнакомый молодой человек будет с ним в одном кадре. Снова. Как много лет назад, еще на "Фабрике". Взгляд метался, стараясь рассмотреть каждую черточку знакомого-чужого лица. Те же полные чувственные губы, улыбка та же, лицо стало тверже, а вот глаза - переменились. Жесткие такие. Только плещется на дне странная… ирония, что ли. Почти злая. Потрепала жизнь. - Здравствуй, Дима, - голос не дрогнул. Получилось сыграть еще раз. - Ты тоже… другой. Хорошо выглядишь. - По лицу скользнула улыбка. Правильно, Владик. Вот твоя зрительская аудитория, работай, Владик. Работай. И он тоже не должен знать, насколько его появление на площадке выбило тебя из колеи. - Эффектно. Бровь Димы иронично изогнулась: - Пожалуй, я даже скажу тебе спасибо за такой комплимент, - он кивнул Владу и отвернулся, желая сейчас только одного – оказаться рядом с Гельмом. Пусть орет, пусть что хочет делает, но он должен быть рядом. Вот просто рядом. Пока он снова не возьмет себя в руки. - Дима, - раздраженно позвал его Солодкий, но отозвался Вильгельм, сжимая плечо Димы и роскошно улыбаясь режиссеру. - Секунду, и вы начнете, - его голос с мягким, мурлычущим акцентом чудесным образом успокоил Солодкого, и тот только махнул рукой. - Все нормально? – тихо, по-английски спросил Гельм, вынуждая Диму поднять голову и заглядывая в его глаза. - Да, - после долгого молчания выдохнул тот. – Просто для меня это было несколько… неожиданно. – Кто такой и кем был для Димы когда-то Соколовский, Гельм знал. И объяснять ему сейчас причину своего раздрая необходимости не было. - Я понимаю. Но не разочаровывай меня, мальчик, - голос Гельма был прохладен, но его обычно спокойные глаза, сейчас были полный тепла и сочувствия. – Соберись. - Да, я знаю, - Бикбаев медленно выдохнул и вернул на лицо свою обычную улыбку. – Тебе не придется за меня краснеть. - Трепло, - на чистейшем русском бросил Вильгельм и отпустил его. Дима только фыркнул и, развернув плечи, направился к стойке микрофона. Влад проводил его тяжелым взглядом и резко выдохнул. Нужно было собраться и работать. И не думать о том, из какой преисподней снова появился Бикбаев. И главное, почему ни одна живая душа не изволила сообщить, кто такой Берг на самом деле. Ну не могли же так быстро забыть о «фабричном парнишке» после оглушительного успеха шоу. Он слабо помнил, как выполнял указания Солодкого, как прыгал, раскинув руки с разбегу на батут. О, скорее всего этот прыжок будет действительно красиво поставлен. В пропасть с обрыва. И почему-то упорно хотелось обернуться и посмотреть на Димку. На такого незнакомого Димку. Такого не похожего на самого себя. Да полно тебе, Влад, что ты о нем слышал после Фабрики? После того, как его вышвырнули из шоу? После того, как ты дошел до финала и получил третье место? И так и не написал ему ни разу, так и не позвонил, м? Влад ловил на кончики пальцев невидимых бабочек, бездумно глядя на обтянутый зеленым потолок импровизированной «черной комнаты». По сценарию он даже стоял спиною к спине Димки, всем телом чувствуя его тепло. До истерики хотелось напиться. И оказаться как можно дальше от съемочной площадки. И не слышать совершенно фантастического голоса, поющего: «И не спастись, и ни шагу назад…» Съемки выматывали. Физически и морально. Дубль за дублем, сцена за сценой. И один только зеленый фон везде. Осточертел до истерики. До настоящей истерики. Может, поэтому, в недолгих и редких перерывах Дима сбегал подальше и жадно курил, впитывая в себя ощущение спокойствия, которое шло от Гельма, молча курящего рядом. - Как только все это закончится, я напьюсь, - мрачно пообещал Дима во время последнего перерыва, уже ночью. Нужно было снять еще одну сцену и все. Но сил уже не было ни на что. - Угрожаешь? – мягкий смех Гельма окутал его, словно шалью. - Констатирую факт. И предупреждаю. Составишь мне компанию? - Ты за мной не угонишься. - Посмотрим, - хмыкнул Дима и, выкинув сигарету, вернулся на площадку. Встал в тени, наблюдая за тем, как Влад разговаривает с Солодким. Сколько времени прошло… Они действительно изменились. И теперь чужие. Совсем. Вот только жаль, что сердце больше никогда не горело так, как тогда. Когда обоих вело от близости друг друга, когда не могли удержаться от того, чтобы не коснуться. Гормоны играли и детство в заднице. Каким же дураком он был, если шестнадцатилетний мальчишка смог так вскружить голову, что он потерял всякую осторожность. И, наверное, хорошо, что все закончилось так быстро. - Дима, на площадку! – Солодкий закончил разговаривать с Владом и принялся озираться, ища его глазами. Все, пошла работа…