Текст книги "Шестой прыжок с кульбитом (СИ)"

Автор книги: Сербский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

Глава 13

Глава тринадцатая, в которой над ветками, не имеющими почек, кружат золотые фениксы. А под деревом, не отбрасывающим тени, бродят яшмовые слоны.

У трапа самолета ожидал персональный автомобиль Председателя, на котором генерала доставили в резиденцию Мао. Мещеряков отметил этот знак высокого уважения. Аэродром выглядел опустевшим, технический персонал, скорее всего, разогнали. А встречающих оказалось всего несколько человек. Оркестр не звучал, красную дорожку не расстилали. Логично, визит же неофициальный. Скорее даже, секретный, в прессу данные не пойдут.

На заднее сиденье вместе с генералом сел премьер-министр Чжоу Эньлай, что еще раз подчеркивало высокий статус гостя. Подарок Сталина, бронированный лимузин «ЗИС», сохранился прекрасно. Красавец снаружи, он и внутри выглядел ухоженным. Чувствовалось, что антиквариат здесь ценят.

Помощника с переводчиком генерала усадили в лимузин китайского производства «Красное знамя». Только этим двоим разрешили выйти из самолета. И уже в кильватер пристроился обычный «Хунцы», автомобиль охраны.

Одетый в традиционный серый френч, Мао Цзэдун принял его в торжественном зале приемов. Сделал два шага навстречу, пожал руку. Помощника Мещерякова в зал не допустили, оставили дожидаться в приемной. Лишь переводчик генерала удостоился чести лицезреть Великого Мао. В просторном зале оказалось немногочисленная делегация: Чжоу Эньлай и три женщины. Робкую особу с взглядом пугливой лани премьер представил как Ван Хайжун, сотрудницу МИД. О том, что она любимая племянница, он умолчал.

Вторая красавица оказалась переводчицей Тань Веньшен. Известная как Нэнси Тан, она выросла в США, в семье китайского дипломата и заместителя генсека ООН. Обе женщины стояли наособицу. Они считались личными переводчицами Мао и доверенными лицами. Третья изящная красотка расположилась чуть позади Председателя. Ее не представили, что означало невысокий статус личного телохранителя. Генерал не раз слышал, что хрупкие на вид китайцы могут дать фору опытному диверсанту. Уж спицу, что таится в прическе, такая скромница воткнет в глаз легко, как доброе утро.

Великий Кормчий выглядел неважно. Возраст никому не прибавляет здоровья, а старцам такого уровня особенно – недавно Мао стукнуло семьдесят восемь лет. Весной и осенью Председатель страдал простудами с бронхитом. Постельный режим сопровождался пролежнями и отеком ног. Тем не менее, он продолжал работать даже в постели. Проницательный и волевой руководитель, Великий Кормчий слыл знатоком человеческих слабостей, коварства и двуличия. Отличительной чертой характера Мао Цзэдуна была страсть к работе и слабость к красивым женщинам.

Высокий и тучный, он смотрел на мир с улыбкой, доброй и всё понимающей. Анархист в молодости, Мао постепенно проникся идеями Маркса. Сталина уважал, считая его человеком с недостатками, которые на фоне достоинств выглядят незначительно. А вот Никита Хрущев уважения Мао Цзэдуна не снискал – трудно назвать уважительным определение «идиот». В свою очередь, Никита Сергеевич называл Председателя Китая симметрично – «старой калошей».

Большой грех Хрущева заключался в недостаточной помощи Китаю. Он отказался раскрыть секрет атомной бомбы и не построил для Китая флотилию подводных лодок. А открыв поганый рот в сторону мертвого Сталина, Хрущев нарушил святую заповедь о непоколебимой верности своему вождю. По мнению Мао, позорная речь Хрущёва на съезде КПСС объективно играет на руку империалистам. Кампания десталинизации перечеркнула все, что было сделано большевиками до речи Хрущева на съезде.

Великому Кормчему принадлежат пророческие слова: «Преступные действия Хрущёва и его подельников будут иметь долговременные последствия. Они приведут к перерождению, а затем к разрушению СССР и КПСС». Мао Цзэдун назвал и причину развала Советского Союза: «После смерти Сталина к власти в СССР пришли националисты и карьеристы, взяточники, покрываемые из Кремля. Когда придет время, они сбросят маски, выбросят партбилеты, и будут в открытую править своими уездами как феодалы и крепостники».

Ко всякого рода пророчествам генерал относился с предубеждением. Суеверия и предрассудки, как буржуазное наследие, не могут быть реальны, поскольку не основаны на точном знании. Так-то оно так, но кто знает?

Все эти мысли крутились в голове Мещерякова, пока Мао задавал дежурные вопросы о полете, семье и здоровье. Весьма удивило то, что телохранительница за спиной Председателя оказалось переводчицей. Она довольно бойко и внятно доносила своему мандарину смысл сказанного генералом. А затем Великий Кормчий произнес приветственную речь. И вот это удивило еще раз – речь Мао была посвящена не общим вопросам дружбы и борьбы за мир, а лично Мещерякову.

В своем выступлении Председатель говорил о победе над японскими захватчиками, и роли Мещерякова в этой борьбе. Оказывается, после окончания войны генерал был представлен к боевой награде, но она затерялась по вине нерадивых чиновников. И вот теперь справедливость восторжествовала, и настало время ее вручить.

Что же, Орден Освобождения Первой степени – это приятно. Но для этого не надо приглашать человека в Пекин, на прием к Самому. Достаточно переслать коробочку в Москву, министру обороны. Значит, текущая процедура – это присказка. Генерал угадал, сразу после вручения ордена «Освобождения» пошла вторая часть балета.

– Дорогой Валентин Иванович, – сказал Председатель, принимая от помощницы-переводчицы вторую красивую шкатулку. – Война с японскими агрессорами закончилась давно, но не для вас. Неустанно борясь на невидимом фронте, все эти годы вы защищали интересы Китайской Народной республики, как свои. И ваша заслуга в очищении Китая от японских шпионов неоценима. Примите нашу высшую награду, орден Независимости и свободы Первой степени.

Мещеряков посмотрел уважительно – к красным коробочкам сандалового дерева прилагались наградные бумаги, очень непростые. Гладкие, характерного вида, явно веленевого качества. К сожалению, писано там было по-китайски.

– Прошу простить, товарищ Мещеряков, указ о вашем награждении опубликован не будет, – Председатель извинительно улыбнулся. – Дело здесь секретное, и оно не окончено. Уверен, вы нас понимаете.

Процедура награждения завершилась взаимными поклонами и словами благодарности. И это было еще не все. Присутствующие лица вышли, а Председатель пригласил генерала на обед. Стол был накрыт в соседней комнате. И стол, надо сказать, неплохой. Мещеряков слабо разбирался в китайской кухне, слегка растерялся. Мао охотно помог:

– Попробуйте моё любимое блюдо, свиную грудинку в красном соусе. Очень вкусно. А это водка из пятнистого бамбука. Ну, как говорят у вас на родине, будьте здоровы.

За столом Мао поддерживал неспешную беседу, переводчица ответы переводила. При этом она следила за напитками и подливала Председателю императорское вино времен династии Мин. Повар деловито производил перемену блюд. Таких деликатесов Мещерякову раньше видеть не довелось, хотя на всяких приемах довелось бывать. Узнал только лишь устрицы и черную икру.

– Скажите, Валентин Иванович, а как вам удалось остановить индо-пакистанскую войну? – Мао смотрел с доброй улыбкой, однако глаза оставались остры и холодны.

Мещеряков усмехнулся про себя: быстро работает китайская разведка! Впрочем, такие вещи трудно сохранить в тайне. И отнекиваться он не стал.

– Военные конфликты – дело рукотворное. А перед лицом стихии человек бессилен. Народы того региона ждет большое бедствие, и уменьшить его последствия под силу только военным. Слава богу, нас услышали.

– И Советский Союз готов помочь индусам материально?

– Да, мы начали расконсервацию грузовиков и плавательных средств, – кивнул генерал. – У нас много чего приготовлено на черный день и лежит без дела.

Мао вставил сигарету в мундштук. Бренд «Южное море» придумали специально для Мао Цзэдуна. Сигареты в пачках белого цвета считались редкими и наиболее мягкими по вкусу, китайцы разбирали их на подарки руководителю или старшему коллеге. Иногда, под настроение, Председатель баловался сигарами «Ромео и Джульетта». Кубинский табак поставлялся специальными партиями, в хьюмидорных коробках испанского кедра.

Председатель жестом предложил сигару Мещерякову. Тот отказался, достал свое привычное курево.

– Против стихии человек слаб, – Мао задумчиво выпустил клуб дыма. – Но если человека не толкать вперед, он покатится назад. Ваши руководители говорят правильные слова, пишут красивые лозунги. Они призывают людей к ратной службе и героическому труду. А сами что делают? Присваивают результаты их труда и пируют. Специальное жилье, специальное питание, специально лечение. Все это называется «новая буржуазия».

Далее Председатель развил тезис о том, что в ходе строительства социализма образуется партийный замкнутый социальный слой, стоящий не только над рабочим классом, но и над самой партией, над массой её рядовых членов. И бороться с этим явлением Мао предлагал путём развёртывания широкой критики со стороны масс и даже свержения переродившихся лидеров.

– Нужно ниспровергнуть горстку самых крупных лиц в партии, стоящих у власти и идущих по капиталистическому пути, – сообщил он. – Надо вызвать подъём широкой критики, сделать это задачей, доминирующей над всеми другими.

С тезисом о ниспровержении буржуазии генерал спорить не стал. Дело сие трудное и муторное, его даже обсуждать опасно для здоровья. Тем временем подали салат из трепангов и суп из акульих плавников. По китайской традиции, суп обычно завершал трапезу. Работая ложкой, Мао заметил:

– Сталин кушал красный перец, потому что был революционер. Я ем красный перец. А вы любите красный перец, товарищ Мещеряков?

Правду Мещеряков скрывать не стал: он любил перец. Причем все его виды, без исключений. Считается, что китайцы любят вкусно покушать и поперчить все блюда. В этом отношении генерала можно было смело причислять к китайцам.

– Значит, вы решили помочь индусам, – Произнес Мао задумчиво. – А китайцев никто не любит.

– Почему?

– Потому что их много, – Председатель развел руками. – И с каждым днем становится все больше, не только в Китае. Везде, где удается зацепиться китайцу, их становится много. Для того чтобы выросло дерево, надо в землю бросить семечку. А китайцы умеют бросать семечки. Скажите, Валентин Иванович, вы скупаете зерно за океаном по причине засухи?

И здесь Мещеряков таиться не стал:

– Мы пережили трудные времена, но худшее еще впереди. Прогноз погоды не оставляет шансов. Предстоящая засуха коснется многих, китайцев в том числе. И у нас есть предложение.

– Да-да? – живо заинтересовался Мао.

– Уважаемый Председатель, вы имеете свой взгляд на происходящее в мире. Это нормально. Вы без уважения относитесь к точке зрения советских коммунистов, и это тоже можно понять. Но собственное население вы ценить должны. Засуха безжалостна. За ней следует голод. Ослабленные люди начнут болеть. После засухи мы прогнозируем эпидемию гриппа и прочие инфекционные заболевания. Потери Китая составят многие миллионы. А мы можем поделиться рисом и зерном.

Мао внезапно закашлялся. Он покраснел, потом побледнел. Переводчица нажала какую-то кнопку, в комнату влетели люди из свиты Председателя. Их бесцеремонно оттолкнула вторая волна – женщины в белых халатах. Они ловко подхватили Мао и поволокли прочь. Обеденный зал мгновенно опустел.

– Что случилось? – Мещеряков обернулся к переводчику.

– Председателю поплохело, – четко доложил тот.

– И куда его?

– В кабинет аромата хризантем.

– В смысле?

– По-простому говоря, это спальня Мао, – переводчик сохранял серьезность. – Как я понял из отрывочных фраз, Председателю с утра нездоровилось, а там есть оборудование и приборы.

Мещеряков опрокинул стопу бамбуковой водки и задумался. Неудачно с Председателем вышло, толком поговорить не удалось. Оставаться или уходить? Оба варианта казались плохими.

Глава 14

Глава четырнадцатая, в которойтот, кто перестал идти вперед – катится назад

Еще недавно не по-стариковски бодрый Председатель переплыл Янцзы, чему имелись очевидцы и кадры кинохроники. Вскоре после заплыва Мао Цзэдун, «всем ликом источая алое сияние», поднялся на высокие ворота Тяньаньмэнь. Отсюда полный сил руководитель приветствовал миллион проходивших мимо трибуны «красных охранников» – хунвэйбинов.

Однако время неумолимо. Великий человек Мао Цзэдун одряхлел. Вот что писали западные журналюги: «его голова поседела, лицо приобрело мучнисто-белый оттенок, разом навалились неодолимые старческие болезни». Отчасти это соответствовало действительности. В ближнем кругу Председатель стал поговаривать, что этот Мао Цзэдун зажился на земле. Его одолевают болезни, и Небо уже назначило ему свидание. Он не хотел уходить, опасаясь за будущее страны. Великий Кормчий сокрушался: «Лишь Небо знает, что будет с Китаем после меня».

Ситуация, в которой находился Китай, генералу Мещерякову представлялась ясно. Она сложилась из докладной записки собственных аналитиков и справки от товарища Пельше. Ситуация эта была печальной и даже безрадостной – по объективным причинам и по воле самонадеянных правителей Китая.

Сорок лет большую страну разрывала гражданская война. Народ пережил нищету, опиумные войны, японскую агрессию и культурную революцию. И то, что сейчас происходило в Китае, называлась коротко – разруха. Страна остро нуждалась в развитии, то есть в солидном партнере, с инвестициями и технологиями. На этот предмет были изучены возможности Франции, Японии и ФРГ. Изучены, испробованы, и признаны недостаточными.

Для подъема страны можно было привлечь мощности США или СССР. Но они оставались злейшими врагами. Следовало плюнуть и что-то выбирать из двух зол. Налаживать отношения Мао решил с Соединенными Штатами, поскольку противоречия с капиталистами показались ему менее страшными. В этом смысле предстоящий визит Никсона знаменовал начало новой эры в развитии Китая.

Этот факт генералу следовало признать, как бы ни было обидно. За послевоенные годы Сталин вложил в Китай большие деньги. Были построены тысячи предприятий, толпы китайских студентов учились в Советской стране. В Поднебесной работали наши специалисты, вооружалась китайская армия. Помощь не была меценатством. Сталин планировал встроить Китай в советскую экономическую империю, вкладывал много, и затраты возвращались.

О крепких связях говорило хотя бы то, что сын Председателя, Мао Аньин, воевал против гитлеровцев на советском фронте, как и сын Сталина. За победу над японцами сын Мао награжден боевыми наградами. А погиб он на войне с американцами, под напалмовой атакой в Корее.

Китай расплачивался с СССР ценнейшим стратегическим сырьем – золотом, углем, рудой с содержанием редких вещей вроде вольфрама и кобальта. Поставлялись рис, хлопок, шелк, кожа и лекарственное сырье. И особенно запомнились советскому народу двухлитровые термосы. Классический термос с красочными драконами имел надежную пробковую «затычку», колпачок-кружку с чеканкой, и служил вечно.

Второй приметный предмет экспорта – это фонарики. Китайский фонарик на три батарейки отличался герметичностью и тяжестью, хоть для самообороны используй. Восторг вызывали две кнопки и регулятор положения лампочки: ее можно было сдвигать вдоль оптической оси рефлектора. Наконец, третий приметный предмет ширпотреба – полотенца. За ними гонялись, поскольку китайские полотенца не линяли и не рассыпались после многих стирок. Были еще кеды, веера и зонтики, чудесные миниатюрные изделия нежных пастельных оттенков. Слова «китайские товара», «сделано на века» и «высокое качество» стояли рядом, поэтому достать их было сложно.

Усилиями ЦК КПСС и лично товарища Хрущева, Советский Союз потерял контроль над Китаем. Последующему составу ЦК во главе с Брежневым так и не удалось наладить отношения с Мао. Впрочем, особенно они и не старались. Это удивляло, ведь после утери контроля над Китаем Советский Союз был вынужден оборудовать десять тысяч километров границы. Учитывая противостояние на Западе, это фактически означало второй фронт, пожирающий массу ресурсов. Десять процентов от оборонного бюджета на одну китайскую границу – огромная цифра.

Когда утомившего своими экспериментами Хрущева сменил Брежнев, переговоры возобновились. Китайской партийной делегации был предложен выход: «Мы сняли своего дурака, теперь вам пора снять своего». Китайцы дружно встали и ушли с переговоров. И в знак протеста, и чтобы готовить смещение Мао Цзэдуна. В результате Советский Союз остался при Брежневе, Китай при Великом Кормчем, а ситуация как была в тупике, так там и застыла неподвижно.

Размышления генерала прервал китайский премьер Чжоу Эньлай, сопровождаемый собственной переводчицей.

– Председателю стало лучше, – сообщил премьер, кланяясь. – Он просил извиниться и предложить вам чаю. Вы пьете чай, товарищ генерал?

– Да, конечно, – улыбнулся Мещеряков. – Черный.

Чжоу Эньлай отдал распоряжения повару, и повернулся к генералу:

– Иностранцы называют чай черным, потому что сушеный лист выглядит так. Внешне он кажется черным. А китайцы дают название чаю по его цвету в чашке. Наш горный чай Сяо Чжун в чашке выглядит красным, поэтому его так и называют: красный. Кстати, товарищ Председатель уважает белый чай. Желаете?

Генерал пожелал, и не пожалел. Переводчика Мещерякова тоже угостили чаем, и он тоже не пожалел.

– Евреи заметили пользу чая: если хороший чай пить сто лет, можно долго прожить, – серьезно сообщил генерал после пробы.

Премьер на это понимающе улыбнулся – у него было прекрасное чувство юмора. И перешел к делу.

– Скажите, что вы знаете о маршале Линь Бяо?

Генерал о маршале знал много чего. В Китае всегда хватало людей, сочувствующих Советскому Союзу. Победоносная война с ненавистной Японией, обучение специалистов, а затем военная и экономическая помощь только увеличила число друзей. Многие из них давали советской разведке полезную информацию, бескорыстно и с доброй душой. Платные сообщения тоже принимались, с пониманием и благодарностью. Эти сведения сортировались, группировались, перепроверялись, и в виде справки ложились на стол руководителей СССР. На основе этих и других материалов картина всего происходящего в Китае являлась вполне объективной и достоверной.

Наиболее ценные источники работали в окружении Мао Цзэдуна. Трое из них имели канал связи, выходящий непосредственно на Сталина, но после его смерти удалось перехватить лишь один из них, резервный. Генерал Ивашутин, в то время заместитель председателя КГБ, замкнул канал на себя. А с переходом в ГРУ аккуратно увел его за собой. За прошедшие годы источник заматерел и укрепился.

Министр обороны Китая, маршал Линь Бяо занимал пост тени Великого. Сам Мао Цзэдун открыто называл его преемником. Однако преемник – это дело далекого будущего, а пока источник отправлял информацию через Тайвань. Там обосновался его доверенный человек, который, в свою очередь, передавал донесения агенту Ивашутина. На самом деле цепочка строилась сложнее и хитрее, но это уже несущественно. Связь маршала Линь Бяо с генералом Ивашутиным нельзя было назвать агентурной. Скорее это было сотрудничество двух партнеров, младшего со старшим. Информация шла в обе стороны, и результатом этой работы оба видели улучшение отношений. Не менее важным им представлялось укрепление своих стран на международной арене.

А в сентябре товарищ Пельше сообщил генералу Ивашутину, что его источник раскрыт, и готовится устранение министра обороны Китая. Китайские спецслужбы понимали: соратника Мао Цзэдуна нельзя так просто арестовать. Мало ли чего второй человек в партии может сболтнуть о делах минувших дней, будучи живым?

Такие люди обычно умирают, и причин в этом мире полно. Поэтому была разработана целая операция по его ликвидации. Маршала Линь Бяо вместе с женой собирались тихо удавить. Затем погрузить тела в самолет и устроить авиакатастрофу. Впоследствии планировалась кампания по дискредитации и очернению Линь Бяо. В вину маршалу предполагалось поставить побег от ареста, измену родине и подготовку государственного переворота.

Вот откуда товарищ Пельше это все узнал? Но не скажет же ведь… Впрочем, это все лирика, спасать товарища надо было срочно. Слепленная на коленке операция сработала – одна спецгруппа ГРУ эвакуировала маршала с женой и сыном, другая ликвидировала ликвидаторов. Убитых китайцев переодели в одежду маршала и его семьи, загрузили в самолет. В назначенное время борт маршала потерпел катастрофу в степях Монголии. Сотрудники КГБ, выехавшие на место аварии, обнаружили обломки лайнера «Трайдент» с известным бортовым номером, и восемь обгоревших тел. В трупе под номером пять был опознан маршал Линь Бяо.

В настоящее время маршал скромно проживал на даче КГБ в уральских горах, и это тихое место посещали всего несколько человек в стране. Так что генерал знал о маршале много чего, но премьеру Китая рассказывать не стал. Ответил коротко:

– Министр обороны маршал Линь Бяо погиб в сентябре, насколько я помню. Мы скорбим вместе с вами.

– Хм, – буркнул премьер. Этот заход не удался, он предпринял другой: – Товарищ генерал, осеннюю японскую яблоню мы потрясли с вашей помощью.

– Удачно?

– Очень хороший урожай, – Чжоу Эньлай прикурил, лукаво прищурился и двинул в сторону генерала сигареты. – Но ведь есть еще американское апельсиновое дерево. И французский виноград.

– Английские персики… – хмыкнув, Мещеряков отставил чашку, чтобы взять в руки пачку сигарет «Панда».

Этот дорогой сорт курева уважали китайские руководители, он считался элитным.

– Конечно, мы поможем китайским товарищам собрать урожай. А также избавиться от сорняков, – осторожно заметил он.

– Мы будем благодарны, – воскликнул Чжоу Эньлай. – Очень благодарны!

– Насколько именно? – Мещеряков поднял бровь.

– Самое простое в таком случае – заплатить деньгами, – вздохнул премьер. – Решение лежит на поверхности. Однако я не уверен, что вы его примете.

– У нас нет цели зарабатывать на этом, – согласно кивнул Мещеряков. – Речь идет о взаимных услугах в рамках добрососедских отношений. Мы ищем добрых отношений, а не конфронтации. Поэтому не делаем резких движений. Вы обратили внимание, что СССР прекратил делать резкие заявления в сторону Китая?

– Искать точки соприкосновения и области взаимопонимания нужно. Взаимные уступки – это предмет переговоров, – так же осторожно кивнул премьер.

– Мы открыты для переговоров.

– У нас нет времени, товарищ генерал! На носу визит президента Никсона. Каналы утечки информации надо было перекрыть еще вчера! Прошу понять и пойти навстречу, – премьер извлек из портфеля картонную папку. – В качестве жеста доброй воли посмотрите вот это.

Раскрыв, Мещеряков обнаружил там досье на дипломата Аркадия Шевченко, заместителя генерального секретаря ООН.

– Этот человек работает на ЦРУ, – скорбно сообщил премьер. – А ведь его продвигает сам министр Громыко! Своего бывшего помощника министр Громыко считает другом семьи.

– Мы знаем, – невозмутимо ответил генерал. – Идет игра, прошу не вмешиваться.

Целую минуту Чжоу Эньлай восхищенно разглядывал Мещерякова. О китайском коварстве ходили легенды, но сейчас генерал вырос в его глазах неимоверно.

– Тем не менее, я оценил ваш жест и очень благодарен, – генерал поклонился, а затем передал папку переводчику. – Информация подобного рода важна для нас. Я посоветуюсь с товарищами в Москве. Решение мы сообщим вашему представителю и моему другу Ван Чжаню.

– Хорошо, – премьер смахнул с лица недовольство. – Сейчас он занят, но в ближайшее время вылетит в Москву. Мы будем ждать.

– Конечно, вы подождете, – подумал генерал. – Разговор с товарищем Председателем еще не окончен. Дай бог ему здоровья, нам есть о чем поговорить.