Текст книги "Шестой прыжок с кульбитом (СИ)"

Автор книги: Сербский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Глава 20

Глава двадцатая, в которой я видел секретные карты. Я знаю, куда мы плывём

В этот раз Лизавета Сергеевна обнаружилась на пляже. Раскинувшись в шезлонге, она принимала солнечные ванны. Пребывала Авдеева в гордом одиночестве и в одних плавках. У меня же футболка моментально промокла во всех местах сразу. Не курорт, черт возьми, а камера пыток! На это у Рекса имелось свое мнение – он весело гавкнул. Повел носом. А затем, сметая по пути пластиковый стул, рванул к бассейну.

– Что за порода такая дикая? – возмутилась Лизавета. – Колобок какой-то размером с медведя.

Да уж, точно подмечено. Ничего не поделаешь, крупная выросла собачка. И процесс еще продолжался. Я пожал плечами:

– Большой ребенок. Раньше мне казалось, что это обычная дворняга. А потом ветеринар поведал, что налицо все признаки тибетской собаки. Иначе говоря, монгольского волкодава.

– Ты специально на Тибет ездил, за этим кабаном монгольским?

– Нет, на улице нашел, – удивил я ее. – Так вышло. У этой породы есть еще одно название, «хотошо». В переводе на русский выходит «дворовый волк».

– Странный волк, запаха псины не слышно.

– Есть такая особенность, – кивнул я. – Если собачку не запускать, тогда она пахнет медом и луговыми травами. А зимой вообще не пахнет.

– Конечно, – поддакнула Лизавета ехидным голосом. – Она у тебя зимой в тропическом лете живет. Только не дворовый это пес, а скорее бассейновый. Поэтому и не пахнет.

Задвинув сумки под стол, я плюхнулся на соседнюю лежанку.

– Загораешь?

– Солнышко здесь полезно лишь утром и вечером, – сообщила она вполне мирно. – А днем дрыхну в домике под вентилятором.

– Почему не ночью? – поднял я бровь, наливая себе соку.

Авдеева задрала очки на лоб, чтобы я увидел ее прищуренный взгляд:

– По ночам работаю, – вздохнула она. – На тебя тружусь, как та рабыня на галерах.

– Ага, – не поверил я. – Не было такого поручения от рабовладельца, костьми ложиться.

– Я очень обязательная, между прочим, – в дополнение к вздоху Лизавета развела руками. – Раз обещала, надо делать. Ника с Лёлей пляшут на дискотеке долгими вечерами, никто мне не мешает. И доклад о причинах развала СССР постоянно крутится вот здесь.

Пальцем она постучала по гладко выбритому черепу. И этим вызвала очередной вопрос:

– А зачем опять постриглась?

– Парикмахер посоветовал. Если волосы перестали выпадать после стрижки, надо повторить процедуру. Закрепить успех, так сказать. И еще мне нравится чесать гладкую макушку, все равно зрителей нет.

– Кстати, где девочки?

– Спят еще, – буркнула Авдеева. – Но ты мне зубы не заговаривай, Бережной! Чего пришел?

– Поговорить, – честно признался я, расстегивая сумки. – Вот, раков тебе принес. Еще горячие.

– Ты сварил мне раков? – опешила Лизавета, окончательно выплывая из дремы. – Ну ни фига себе!

– Понюхай, – приоткрыв крышку, я намекнул о секретном рецепте: – Здесь не только укроп и соль.

Авдеева повела носом:

– Интересный запах. Чеснок, эстрагон, петрушка… Что еще?

– Еще помидор, лавровый лист, морковь, лук, острый перец и белый корень. И к рассолу добавлено два литра светлого пива.

А когда вслед за кастрюлей я достал бутылку шампанского, она изумилась еще больше:

– Цимлянское розовое? Как мило, Бережной. Ты не забыл мой любимый напиток?

– Конечно, все помню, – честно признался я. – С тобой мне было хорошо. Кстати, те женщины, которые любят шампанское, не страдают болезнью Альцгеймера и старческим слабоумием.

– Хм… Если хотел меня удивить – считай что удалось, – говорила Авдеева невнятно, потому что надкусывала клешню: – Но почему к шампанскому раки?

– А что еще прикажете? Фрукты у тебя и так есть, – хмыкнул я. – Между прочим, донские раки отлично сочетаются с шампанским класса «брют».

Уговаривать Лизавету не пришлось, с раками обращаться она умела. Энергично высасывая бульон, ловко подбирала икру и жир. При этом не забывала ходильные ноги, грызла каждую. Особое внимание Авдеева уделяла раковой шейке, эта лакомая часть поедалась в последнюю очередь. Горка скорлупы росла на глазах, только хруст оставался неизменным.

– У меня дома один котенок живет, – заметил я, – за раковые шейки готов душу продать.

– Губа не дура, – буркнула Лизавета, не отвлекаясь от дела.

Стандартные вопросы о здоровье показались мне лишними. Когда аура женщины сияет плотным фиолетовым цветом, ровным и насыщенным, дальше в эти дебри углубляться не стоит.

– И вправду сочетается, – прошамкала она, указывая пальчиком на опустевший стакан. – Оказывается, соленый рак и сухое шампанское – гастрономическая пара. Неспроста это, Бережной.

– Почему?

– Подлизываешься, гад такой! – воскликнула Лизавета сердитым тоном. – Зубы заговариваешь. Если сейчас скажешь, что снова продлил мне срок заключения на этом острове – прибью.

От Авдеевой пахнуло нешуточной угрозой, ведь именно это я собирался сделать. Мне пришлось отшатнуться и прижать руки к груди:

– Не бей меня, золотая рыбка! Я тебе еще пригожусь.

– А ты не зли меня, – буркнула она вполне серьезно. – Я же тебя насквозь вижу.

Мимоходом Лизавета коснулась металлической трубы, служащей опорой пляжному зонтику. Заметив мой взгляд, пояснила:

– Вот так разряжаюсь, Антоша. Каждые полчаса, иначе может жахнуть неслабо.

– Гм? – глубокомысленно отозвался я.

– Ты знаешь, тут мало развлечений. После ужина люди собираются на пирсе, там служитель кормит скатов. Приходит с ведром рыбьих потрохов, а скаты уже ждут, прямо на берег вылезают, рты разевают. И он туда, под клювик каждого ската, ловко так рыбу сует.

– Да, по телику видел. И что?

– Ну, телик это одно, а живой спектакль лучше. Раньше я всегда ходила смотреть. Теперь не хожу.

– Почему?

– Потому что скаты меня боятся! Чуют погибель, и улепетывают, как только я на пирс поднимаюсь, – хлебнув из стакана, она снова прихватила трубу. – И кушаю я здесь, мне девочки приносят. Никому так нельзя, а мне можно! Уже мхом вся покрылась…

Легкий треск разряда я услышал, но особенно меня впечатлили грозные молнии в фиолетовых глазах. Да уж, злить Авдееву – плохая идея. Лучше улыбаться:

– Последний раз продлил срок, милая! До конца недели, ей богу. Вопрос практически решен.

– Тогда сразу переходи к «итак, товарищи», – посоветовала она, звучно выцеживая бульон из панциря.

Возражать я не стал. Сообщил просто, без рекламной паузы:

–Лизавета, ты будешь работать консультантом у маршала Захарова.

На секунду она замерла.

– Маршал Захаров умер в январе 1972 года, – отложив очередного рака, Лизавета отодвинула тарелку. Затем вытерла руки салфеткой и даже рот промокнула. – Или ты умеешь пронзать не только пространство, но и время?

– Так вышло, милая, – снова согласился я.

– Понятненько… – буркнула она. – Значит, вот оно как. Раз, и тама?

– Где-то так. Впрочем, тама ты уже бывала. Абхазию помнишь?

– Помню плохо, тогда все было как в тумане, – ирония, блуждавшая в глубине фиалковых глаз, ушла. – Я много думала об этом. Но как-то не верилось, что у тебя все так просто. Значит, это была не обычная Пицунда, а прошлая?

– Прошлое возможно, Лизавета Сергеевна, – помедлив, я добавил то, пережил лично: – Иногда знакомое прошлое искажает настоящее и формирует будущее.

Авдеева не усомнилась. Что-то мне подсказывало: поверила она сразу. Сейчас Лизавета раздумывала о другом: надо ли ей лезть в тайну, которая может стоить головы. После недолгих метаний решила, что надо.

– Я себе это представляла иначе.

– И как же?

– Фантастику тоже почитываем, знаете ли, – она взмахнула стаканом. – Мне казалось, что будет огромный ангар, заставленный гудящим оборудованием. Везде камеры, под ними разгуливают автоматчики в камуфляже. Моргают лампы, бегают люди в белых халатах. И рельсы, уходящие в далекую стену. Там мерцает линза перехода, и к этому зеркалу дрожащего серебра меня везет дрезина. Я сижу в кресле, страшно боюсь – то холодно, то жарко. А ты что сделал? Вжик, обнял мимоходом, и дыши свежим воздухом у моря!

– Так то фантастика, – пожал я плечами. – А реальная жизни выглядит просто, как зимнее море в Пицунде – оно серое, а не лазурное. Знаешь, чем проще система, тем она надежней.

– Да уж, бедненькая система у вас. Ни аэрофлотовских леденцов «Взлетные» тебе, ни лимонада «Буратино», – Лизавета усмехнулась, а затем внезапно сменила тему: – Но отложим лирику, Бережной.

– Без проблем, – охотно кивнул я.

Она наставила на меня розовый ноготок:

– Всю сознательную жизнь я провела в прокуратуре.

– И что с того? – не понял я.

Авдеева сообщила эту «новость» с видом Марианны из мексиканского сериала «Богатые тоже плачут». Там девушке досталось большое наследство, но об этом никто не знал. В том числе и главная героиня.

Пришлось Лизавете открывать мне глаза:

– Я следователь, понимаешь? Я приучена спрашивать! А ты предлагаешь мне отвечать. И не кому-нибудь, а маршалу Захарову. Без всякого пафоса, это серьезная фигура.

– Согласен, – снова кивнул я.

– Он военный профессор и военачальник, дважды герой, а кто я? Маршал Захаров не побоялся Хрущеву возражать, а это был известный самодур. Блин, да он единственный, кто на свой страх и риск поднял войска округа по боевой тревоге, за два дня до войны. И самолеты велел переместить на запасные аэродромы, Сталина не испугался. Чувствуешь уровень? Матвей Захаров не только решительный командир, на фоне остальных он всегда отличался чувством юмора, не боялся быть резким и прямолинейным. Мемуары многих полководцев читала, везде мнение о Захарове однозначное: умный, эрудированный и требовательный. Иногда жесткий до грубости.

– Это плохо?

– Блин, да я такая же прямодушная правдорубка! – сделала она неожиданный вывод. – Может конфуз выйти.

– Надо держать себя в руках, милая, – мягко надавил я. – Или тебя в Генеральную прокуратуру СССР устроить? Варианты есть.

– Чего ты юлишь, Бережной? – возмутилась Авдеева. – Почему сразу не предложил прокуратуру? Отвечай!

Пришлось признаваться:

– Понимаешь, Лизавета, я тебя хорошо знаю.

– Думаешь, изучил? – она смерила меня скептическим взглядом. – Хм, знает он… Женщина временами сама себя не знает.

– Знаю как облупленную, – заверил я. – Все эти годы я интересовался твоей судьбой.

– Каким образом, интересно? – хмыкнула Лизавета.

– Были у меня знакомые, – не стал скрывать я. – Они и сейчас есть: судьи, прокуроры, чиновники. У всех бытовая техника ломается, знаешь ли. И еще люди любят судачить, косточки другим перемывать.

– Скандалы, интриги, расследования? – губы ее скривились в презрительной усмешке.

Разговору в ироничном ключе я не поддался.

– Кроме подсознания, у тебя яркое надсознание. То есть воля. Человек постоянно решает различные задачи, но не каждый человек способен контролировать высокий уровень психической активности.

– Чего контролировать? – она сделала вид, будто хлопает глазками.

Пришлось ее осадить, разговор пошел серьезный:

– Не ёрничай, Лизавета. Ты редкая умница, и с твоими дедуктивными способностями сможешь не только жуликов на чистую воду выводить. Однако характер у тебя скверный. И язык иногда бежит впереди сознания.

– Есть такой грех, – не стала спорить она. – Язык мой – враг мой. Ничего, когда надо будет – прищемим.

– Хм, – усомнился я.

– Вот что, милый мой, заканчивай морщить попу, – отрезала она. – Авдеева сказала, Авдеева сделала: больше грубить не буду. Давай-ка, излагай свой план поподробней.

Вместо рассказа я поднялся:

– У меня есть некоторые соображения, но об этом завтра.

– Почему завтра?

– Я хочу, чтобы ты всё обдумала. И приняла взвешенное решение, без спешки. Если ответишь согласием, мы спокойно все обсудим.

Глава 21

Глава двадцать первая, в которой шумел бамбук, секвойи гнулись. И ночка темная была

Проснулся я от грохота. Скосив недоуменный взгляд, вздохнул печально: дикий зверь катал по полу солонку. Небось, еду из блюдца доел и нашел себе игрушку. Сбил солонку с кухонного стола, чтобы теперь самозабвенно гонять по паркету. Овчарка рычит, кошка шипит, а этому негодяю хоть бы хны. Солонка круглая, катается хорошо, радости полные штаны. А вот соль по всей квартире – плохо. Это к скандалу.

Но разборки я учиню позже, пора выдвигаться на базу к Антону. За окном еще темно, но уже не усну. Впрочем, нечего стенать, уборка снега – лучшая физзарядка. А порядок здесь наведет кошка. Очень скоро у Алисы кончится терпение, и она влепит пару горячих – надает горному льву по шее. Такое уже бывало, в доме хозяйка она. После меня первое лицо, и когда меня нет, особенно тут не забалуешь.

Утренние Мальдивы встретили меня радостно – птичьим щебетом в листве над головой. Горизонт набухал багровым пузырем, обращая розовые края далеких облаков в красное знамя. По синей глади океана пробежал первый луч солнца, перечеркнул серых цапель, разгуливающих по камням. И через белоснежный песок пустынного пляжа потянулся именно к нам, добавляя жару тропической парилке.

На край стола, по-праздничному украшенному фруктами, я выложил заказ туристок. А просили они немало: ржаной хлеб «бородинский», банку соленых огурцов и филе-кусочки селедки в пластиковом ведерке. В сумке еще оставался моченый арбуз, но это на потом, в качестве дижестива.

– Ой, какая прелесть, – воскликнула Лёля. – Белорусская селедка!

– Настоящая красота, – поддержала Ника восторг подруги. – «Матиас» пряного посола – это класс!

Напротив меня сидели все три курортницы, причем одетые. Девочки натянули парадно-выходные шорты с топиками, а Авдеева обрядилась в алое кимоно с золотым драконом на спине. По подолу и рукавам кимоно разбегались расписные стрекозы. У японцев эти летучие насекомые символизируют бесстрашие и отвагу. А с английского языка слово «стрекоза» переводится как «драконья муха». Будучи магическим существом, стрекоза умеет жить в двух мирах сразу. Насчет дракона тоже в тему: крылатый змей приносит удачу и долголетие.

Мои размышления прервала Лизавета Сергеевна. Блеснув лысиной, она гордо выпрямилась. Так Ермак когда-то восседал на скальных утесах, будучи дум великих полон. И эти глубокие думы не мешали Авдеевой грызть соленый огурец.

– Антон Михалыч, я согласна, – пафосно заявила она.

Торжественность момента несколько смазывал хруст огурца. Но все равно создавалось впечатление, будто при свидетелях Лизавета поклялась мне быть верной женой и спутницей. Однако продолжить мысль ей не позволил телефон.

– Да! – рявкнула она, не глядя в экран. И тут же сменила тон на любезный: – Доброго утречка, Григорий Маркович. Ничего, нормально поживаю. Ем ананасы, жую рябчиков. Как вы? Да что вы говорите? Ваш компьютер показывает, будто я на Мальдивах? А вы на соседнем острове загораете? Ха-ха. Нет, я не здесь, это моя дочь так прикалывается. Научила мой телефон, понимаешь, обманывать гугл. Да, сейчас мы с Никой под Саратовом. В лесной избушке, заваленной снегом. Не скучаю, Григорий Маркович. Тут один колдун соблазняет слабую женщину своими сказками. Думаю, успешно соблазняет. Спасибо, всего хорошего.

– Начальник мой звонил, – сообщила Авдеева на мой немой вопрос. – В смысле, бывший начальник. Порадовал старуху.

– Чем это? – недоверчиво улыбнулась Ника.

– Новостями. Вдогонку за пенсией, мне любимой, из Москвы пришел приказ: наградить Авдееву орденом. И присвоить звание генерала юстиции. Слава богу, не посмертно.

– Поздравляю! – искренне воскликнул я, по-новогоднему хлопая пробкой шампанского. – За это не грех и выпить.

– За здоровье выпить не грех, – согласилась Лизавета. – Спасибо тебе, Антон.

Девчонки завизжали, подставляя бокалы. Закусывали мы нестандартно, чистой экзотикой для этих мест: селедкой, положенной на горбушку черного хлеба. Хм, а что? Еще одна гастрономическая пара показалась мне пикантной. Конечно, я не Маяковский, чтобы стихотворно хвалить пару «ананасы в шампанском», однако изюминка и в этом сочетании есть.

Кто-то скажет, что пить шампанское с утра – это барство. Что ж, характерное заблуждение. Медициной доказано, что шампанское улучшает память, мелкие детали запоминаются в два раза лучше. Дело тут в том, что бокал шампанского снижает нервное напряжение и головную боль, связанную с сосудистыми спазмами. Тем более, когда это шампанское – розовое «Цимлянское», образца 1970 года. И хотя спазмов у меня не наблюдалось, улучшение ощутил сразу.

– Итак, товарищи, – возвестил я бодрым тоном лектора общества «Знание».

–… к нам едет ревизор, – прыснула Лёля.

– Не совсем так, – перешел я на интонации шпрехшталмейстера. – Итак, Елизавета Сергеевна уезжает в командировку.

– Куда уезжает? – не поняла Ника.

– Далеко, – терпеливо пояснил я. – В длительную командировку.

– Выходит, не домой? – упавшим голосом вопросила Ника. – А как же я?

– А ты домой.

Фиолетовые глаза девчонки потемнели.

– Значит, без меня меня женили? Так выходит? Значит, мама снова начнет работать ночами напролет, курить папиросы, и ведрами пить кофе? – не дождавшись ответа, Ника поджала губы и изрекла категоричным тоном: – Нет, одну я ее не отпущу. Хватит нам одного ордена, достаточно заработали.

Вариант с Никой в моих планах имелся, угадать реакцию дочери было несложно. Поэтому ответ нашелся без паузы:

– Вам решать, как дальше жить.

– А так можно? – в глазах Авдеевой мелькнула радость. – Мне там толковый помощник не помешает!

На это я пожал плечами:

– Тебе, Лизавета, дома точно делать нечего. Замучают глупыми вопросами и завистью. И Нику, насколько я понимаю, там тоже ничего не держит.

– А чего там хорошего? – передернув плечами, девчонка повторила мое движение. – Даже воспоминания не очень приятные.

Все это время Лёля просидела молча. Лишь переводила взгляд с одного лица на другое.

– А я все-таки домой? – опечаленно произнесла она. – Нет, я понимаю, вас не интересуют мои планы на ближайшую пятницу. Но я не согласна, Антон Михалыч!

Такой реакции я не ожидал:

– А как ты согласна?

– Не хочу я обратно, в приемную к своему генералу, – голосок задрожал, голубые глаза блондинки набухли слезами. – Пошлите меня так же далеко, Антон Михалыч!

– Хм, – задумался я.

Никаких глубоких мыслей насчет Лёли и в помине не было. И неглубоких тоже. Более того, ее прощальный подарок в виде секретной флешки означал для нас одно: окончательное расставание. Так бывает. Сначала встретились, потом разбежались. Как говорится, расстались навсегда, но остались друзьями.

– Лизавете Сергеевне дадут кабинет? – утерев слезу со щеки, Лёля скрестила руки на груди.

Ишь ты, чертовка… Нашла время подчеркивать свои достоинства! Декоративный топик мало что скрывал и, как говорится в исторических романах, «противоречивые чувства охватили меня при виде этой архитектуры возвышенного характера».

– Кабинет? Наверное, – и о таких деталях я раньше не задумывался. – Надо же ей где-то работать…

– Вот! – оживилась Лёля. – Там, перед кабинетом, должен быть секретарь. Почему не я? Я умею. И голос у меня приятный, и внешность располагающая. А?

Увидев мои сомнения, она заторопилась:

– Еще я умею писать пресс-релизы и проводить пресс-конференции. Специальные курсы пиара окончила, у меня диплом с отличием!

Ничего не решив, я все еще раздумывал.

– Ты все сделала, как я просил?

Не было в моих дальнейших планах этой девчонки. Лечение закончено, забудьте… Ага, как бы ни так.

Лёля воодушевилась:

– Да, конечно. На работу факсом отправила справку о нетрудоспособности. Сначала плечо, а потом кишечный грипп. Еще можно оформить вывих ноги, здесь это совсем недорого. У меня на пять справок денег хватит! И вообще, могу факсом заявление отправить.

– Уволят быстро? – все еще сомневался я.

– Пф… Это меня-то не уволят? – фыркнула она. – Напишу, что замуж собралась – в один день рассчитают!

Я перевел взгляд на Лизавету:

– Выходит, ты девочкам ничего не сказала?

Та гордо задрала подбородок.

– Этой ночью тропические звезды талдычили мне: будет тебе, Елизавета Сергеевна, дальняя дорога и бубновый интерес в казенном доме. Но Авдеева обещала молчать – Авдеева молчала как рыба!

– Ладно, – поднялся я. – Ника, не хочешь помочить ноги у прибоя?

В прошлой жизни, будучи руководителем компании, мне часто приходилось принимать управленческие решения. Однако сейчас ясности в голове не было. Поэтому я сделал то, что хотелось: разделся до плавок. Бирюза водной глади манила меня.

Отплыл я прилично, Ника не отставала. А когда мы закачались, отдавая себя воле крохотных волн, я обратился к помощи зала:

– Какое у тебя мнение о Лёле?

– Подружка хорошая, – отфыркнула она воду. – Вместе в школе милиции учились, вместе фехтованием занимались. И сплетничаем вместе…

– Ясное дело, извечный женский вопрос, – легко решил я этот ребус.

– Да, Лёля замуж хочет, – подтвердила Ника, – только кто же туда не хочет?

– Вот здесь не понял, – удивился я. – Девочка она видная, какие проблемы?

– У хороших мужчин есть один недостаток – они все какие-то женатые, – Ника улыбнулась, а затем удивила еще раз: – Но вас же интересует не это, а совсем другое – не подведет ли она маму? Отвечаю: не подведет. На вид Лёля классическая блондинка, однако работать умеет.

Мысленно я поставил Нике еще один плюс – умненькая девушка. А затем услышал интересные вопросы и соображения:

– Помните, Антон Михалыч, как предлагала вам услуги телохранителя?

– Что-то такое было, – согласился я.

– Тогда не понимала, как заблуждаюсь.

– Это в чем же?

– У вас тут целая организация, охрана поставлена на высоте. Ребята меняются каждую неделю, но все на уровне! Я каждого в спарринге проверила, они молодцы. Подготовка есть, только молчуны и скромняги. Слова из них не вытянешь. Кто вы, Антон Михалыч?

Прояснять реальное положение дел я не стал, попробовал отшутиться:

– Ты все преувеличиваешь, Ника. Да у меня есть друзья-товарищи. Имеются некоторые возможности… И что такого? Подумаешь, один пенсионер помог другой пенсионерке, большое дело!

Шутливый тон она не приняла.

– Скажите, Антон Михалыч, – неспешно подгребая, Ника смахнула воду с лица, чтобы прищуриться. – А то что вы делали с мамой, это чистая наука, или все-таки колдовство?

В ответ я фыркнул иронично:

– Боишься потерять свою бессмертную душу?

Она подплыла ближе, чтобы мы оказались лицом к лицу.

– За мамину душу боюсь.

– Не бойся, такого не потребую, – хмыкнул я. – Высшим силам не служу, и не общаюсь. Богам нет разницы, верят в них или нет. Они далеко так, что даже если они есть, их нет. Мы с богом относимся друг к другу одинаково, как люди без взаимных обязательств и обещаний. Есть такой известный афоризм: «Мы с богом не верим в существование друг друга».

– А как же быть с божественными заповедями?

– Они есть. Но не обязательно идти с этим в церковь или в мечеть. Вообще незачем выставлять на люди свое отношение к религии. Богу все равно, как человек одет, чем занимается, и что думает. Все правила и условности изобрели церковные деятели, а что думает на этот счет сам всевышний, никто не знает. Все много проще: бог там, где любовь. Божественное то, что идет от сердца и от души. То же самое касается и дьявола. Поверь мне: дьявол не где-то на небесах, а внутри каждого из нас. Незачем винить демонов, если человек изначально сволочь.

– В чем-то вы правы, – пробормотала она. – Насмотрелась на этот сорт людей, работая в полиции. Человек такое существо, которое мало приучено к ответной благодарности. Яркий пример тому – южные народы. Те добра не ведали добра спокон веков. И воспринимают доброту как слабость. Но вас-то я должна отблагодарить!

– Ничего ты не должна, – вздохнул я. – За мамой лучше там присмотри, чтобы она дров не наломала сгоряча. Кстати, почему тебе неинтересно, где она будет работать?

– Ну, не знаю. Новая работа – это не новая любовь, что там может быть интересного? – Бери больше, кидай дальше… Важнее другое: вместо того, чтобы лежать в больничной койке, мама займется делом. А о новой работе вы сами скажете, разве не так?

Я рассказал. Самую суть, не вдаваясь в подробности, и Ника не удивилась. Видимо, все-таки была в теме. Хоронясь под покровом тропической ночи, они с мамой наверняка что-то такое обсуждали.

– Так-так, – задумалась она. – А какая там нынче погода?

– Мороз до двадцати градусов и ветер.

– Снег и метель? – мечтательно зажмурившись, Ника восхищенно улыбнулась. – Какая красота! Но погодите, нам же туда совершенно нечего надеть…

Сказано это было таким тоном, будто речь шла о давней эпохе дома Облонских, где кроме орденов корнета и надеть-то нечего.