Текст книги "Шестой прыжок с кульбитом (СИ)"

Автор книги: Сербский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

Глава 9

Глава девятая, в которой незачем задавать вопросы, ответы на которые могут не понравиться

Новогодняя травма ноги перекроила мне список дел. А несколько пунктов просто вычеркнула, включая работу в клинике. Лечение людей не терпит перерывов, три дня немалый срок. И теперь я усиленно занимался с пациентами Коли Уварова, нагоняя график. Между тем у меня появился собственный клиент, совершенно секретный. Оформленный на подставное имя, он лежал в моей персональной палате.

Тайного пациента звали маршал Захаров. В сентябре 1971 года его освободили от должности начальника Генерального штаба, по причине возраста и болезней, и перевели в штат Генеральных инспекторов армии. Стандартная процедура, синекура для высших военных пенсионеров. Маршал сильно болел, и в конце января должен был умереть. В моем времени его похоронили на Красной площади, в Кремлевской стене.

К фигуре маршала Захарова я обратился по простой причине: мне нужен был лидер, умный и опытный. Анализ списка партийных и советских руководителей как-то не вдохновил. Лично Леонид Ильич, как и его соратники по Политбюро, трепетного восторга не вызывал. Кучу литературы перешерстил, однако градус доверия ни к кому из вождей не повысился.

Единственно исключение, товарищ Пельше, в этом списке держался наособицу. Он всем устраивал, но на своем месте, именно как руководитель Комитета партийного контроля. Информация в КПК поступала дозировано, как бы от группы офицеров, имеющих инсайд. Коля Уваров следил, чтобы основным источником выглядел товарищ Седых. Из хитрого партийного жулика Коля вылепил образ масона, шпиона, гипнотизера и зловещего босса тайной мафии, обладающего инсайтом.

(Ремарка. Инсайд – это утекшая секретная инфа. А инсайт – проницательность и озарение).

Скрывать нечего, проблемы советской страны меня беспокоили давно. Однако сам путь выхода из тупика скрывался в тумане. Пазл сложился, когда я начал искать занятие для Лизаветы Авдеевой. Возврата к прежней жизни не было, нечего ей там светиться. Коллеги-прокуроры сразу стойку сделают, а потом глупыми вопросами замучают. Мимо возвращенного здоровья и молодости не пройдут, затеют расследование. А оно нам надо? Отговорки из разряда «сначала сбреши, а потом затылок чеши» здесь не прокатят.

Авдеева человек дела. А почему бы не пристроить Лизавету к задачам соблюдения законности, только в ином мире? Работы непочатый край. И поначалу она мне виделась в Комитете партийного контроля. Но потом, изучив массу материала, задумался о личности маршала Захарова. Он прожил большую и сложную жизнь, полную событий. Участник штурма Зимнего, воевал в Гражданскую. Захаров прошел через озеро Хасан и реку Халхин-Гол, на финской войне из комдива вырос до комкора. Учувствовал в походе на Бессарабию и Буковину. Война застала его в Одессе, заставила посмотреть всю Европу, и в Праге не закончилась. Пришлось переехать на Дальний восток и повоевать в Маньчжоу-го, где разгром Квантунской армии поставил жирную точку в боевых действиях.

В послевоенные годы возглавлял ГРУ, а затем стал начальником генштаба. В длительной командировке занимался восстановлением египетской армии после ее разгрома в войне с Израилем. Смелый и решительный командир, Матвей Захаров не искал легких путей. И мнение высказывать не боялся. В частности, критиковал методы Хрущева по сокращению армии, за что попал в опалу. Потом вернулся на прежнюю должность, но это было потом. Достойный человек с достойной биографией – дважды Герой Советского Союза, остальных орденов и медалей не счесть. Депутат Верховного Совета, член ЦК КПСС. Военный теоретик, удостоен ученого звания профессора по кафедре «Оперативное искусство».

Список неполный, но ограничимся сказанным. Дважды герой, дважды руководил генштабом и дважды отказывался от должности министра обороны. Нет, с этим необычным человеком можно иметь дело. И терять его из-за какой-то болезни – грех.

Коля Уваров считал, что достаточно почистить страну от шпионов и плохих людей, как дело пойдет на лад. Нет спору, станет легче. Однако враги уйдут, а на их место выдвинут других. Новых, неизвестных. Да, в игре наступит пауза. Но изменится ли итоговый результат?

Мне же хотелось кардинальных перемен, и сейчас наступило самое время. Запад переживает упадок, Никсон отменил золотое наполнение доллара, повсюду там бушует экономический кризис, и не зря президент США собрался в Китай. Он намерен преодолеть «твердый лед», чтобы «сдуть проблему». Ярый антикоммунист Никсон считал, что Соединенным Штатам на пару с Китаем будет легче дружить против СССР. Президент США видел в Китае огромный рынок, и думал о том дне, когда двери в Китай широко распахнутся.

Что ж, они заняты своими делами, и мне самое время свои делишки обтяпать. Как там сказал Трамп? «Враги Америки находятся в бегах, перспективы Америки растут, и будущее Америки блестит ярко». Это Трамп сказал здесь, а мы там посмотрим.

Задача номер один – помочь маршалу Захарову встать на ноги. Перетянуть на свою сторону, надеюсь, не составит большого труда. Реальная история нашего мира – более чем убедительный стимул для самых решительных действий. И ничего скрывать я не намерен, это не покер. Именно в команде маршала Захарова найдется дело Лизавете Авдеевой. Она боец, один раз смерть пережила, чего теперь бояться? Нужно идти вперед. Кто перестал идти – тот катится назад.

В палату я вошел с телефоном возле уха. Повесил пакет на вешалку, разделся, не прерывая разговор. Махнув рукой, направился к раковине. Катя ставила пациенту капельницу, и получалось у нее плохо. Поминая сквозь зубы слабые старческие вены, она перешла на другую руку. В конце концов, ей удалось воткнуть иглу в вену, что идет поверх кисти. Пока сестра меняла позы, пациент ворочался, пялился в смелый вырез халата и пытался вступить в диалог.

Закончив экзекуцию, Катя предупредила:

– Лежите спокойно. А то в следующий раз поставлю иглу под язык.

– Под язык? – удивился маршал. – Зачем?

– Там тоже же есть вены, – отрезала она без улыбки.

Отношения медсестры и больного не сложились, что-то пошло не так. Так бывает, и резких движений здесь делать нельзя. С полотенцем в руках я отвернулся от раковины, улыбнулся примирительно, сглаживая острые углы:

– Катюша, а я вам колбаски принес! Настоящей калмыцкой, в натуральной оболочке. Сырокопченая вкуснятина называется «махан».

Девушка моментально расцвела:

– Ой, как неожиданно!

– Поделишься с доктором? Будешь уходить, пакет забери.

– Вы меня балуете, Антон Михалыч, – цокая каблучками, она удалилась. Пакет прихватить не забыла.

– За хорошую работу не жалко, – добавил я вслед. – Завтра сырка принесу.

– Славная дивчина, – мечтательно произнес маршал, оценив ножки в ракурсе «вид сзади». – Где мои семнадцать лет?

– На Большом Каретном, – буркнул я с неожиданной ревностью.

А Захаров оживился:

– Из ресторана «Прага» мне передали буженину и карбонад. Еще окорок, здоровенную ляжку. Подарки из Чехословакии, по старопражскому рецепту. Как вы думаете, Катя будет такое кушать?

– Думаю, ей понравится, – предположил я, впадая в лирическую элегию. – Правильная ветчина улучшает не только цвет лица и настроение, но и отношения между народами.

– Хм… – маршал задумался. – А вы дотащите?

Мне удалось сглотнуть слюну и согнать ухмылку:

– За доставку тяжестей возьму долю малую. Кстати, насчет черного пистолета. Все как обещал, вот, «Удав».

Рукоятью вперед я подал пистолет, маршал принял. Повертел, потом принялся разглядывать. Щелкнул затвором.

– Говорите, пошел в вашу армию вместо «Макарова»? Прикладистая машинка, на первый взгляд, Долго же вы рожали, семидесяти лет не прошло, – он вздохнул, и принялся совать «Удав» в карман пижамы. – Дома внимательно осмотрю, и на стрельбище отстреляю.

– Матвей Васильевич, – укоризненно протянул я. Таким тоном в знаменитой комедии говорили «Семен Семеныч, ну что вы!». – Не надо так делать.

С сожалением он вернул оружие:

– Ладно, потом вместе постреляем. Михалыч, вчера мы не закончили разговор о безответственности и разгильдяйстве.

– Чужие недостатки критиковать легко, и не только разгильдяйство, – усмехнулся я. – Любимое занятие диванных стратегов. Заглянув в любой сортир, такой аналитик с ходу обнаружит десяток недочетов. Чего уж говорить о большой стране?

Разговор не мешал мне заниматься своим делом. Внутренние органы я привел в порядок, в первом приближении. Особый упор пришелся на сердце, там было совсем печально. Мотор дышал на ладан, пришлось посвятить ему отдельный сеанс. Ауру починил по отработанной методике: надергал с Алены заплаток. Она оказалась отличным донором, для восстановления достаточно было выгулять ее в ресторан с приличными закусками и красным вином. И вот теперь я занимался сосудами головного мозга. Тоже вчерне, первый круг обороны здоровья. Нудное занятие, конца и края нет. Однако деваться некуда.

– В большой семье и проблем больше, – согласился маршал. – Всякое бывает. Только бездельников и разгильдяев я никогда не жаловал.

– Отлив всегда показывает, кто купался голым. Иначе говоря: зная результат, очень легко подгонять под него задачу.

– Вы это о чем?

– О закупке зерна за рубежом. Представьте себе: ведущая страна мира, Советский Союз, не может накормить хлебом народ. Атомный ледокол построили, в космос летаем. Баллистические ракеты запускаем одну за другой, а людям жрать нечего.

– Так уж нечего… – прищурился он недоверчиво.

– А когда вы были в магазине последний раз? – вкрадчиво вопросил я.

– Хм…

– Вы живете в своем мире, на уровне особых буфетов и пайков. Напоминает пир во время чумы.

– Ну, знаете ли, – в голосе маршала слышалось негодование.

Мне хотелось еще вспомнить знаменитую фразу Марии-Антуанеты «если у них нет хлеба, пусть едят пирожные», но воздержался. Как далеки они от народа… Незачем обострять, а лучше сгладить:

– Впрочем, насчет «нечего» я так, приукрашиваю проблему. Хотя позор пустых полок от этого меньше не становится. Дефицит хлеба нарушает один из базисов суверенитета страны – продовольственную безопасность.

– Это понятно, – кивнул он. – Подсадят на иглу, а потом откажут в поставках.

Захаров взглянул на капельницу. Пузырьки бежали равномерно, однако покоя во взгляде было. Несмотря на Катину лекцию о безобидности прибора, в безопасность этой штуки он верил слабо.

Я усмехнулся:

– Как бы плохо мы ни говорили о западных партнерах, они думают о нас еще хуже.

Маршал перевел взгляд на меня:

– Послушайте, но вчера вы говорили, что Россия продает зерно на экспорт. Каким образом государство, которое стало меньше, зерна производит больше?

– Техника, технологии, семена. И климат стал мягче, – развивать тему я не стал. – Об этом поговорим позже.

– Почему?

– Современные методы ведения хозяйства – дело нужное, но потребует от Советского Союза материальных затрат и научных исследований. А это время. Речь-то у нас о безответственности и разгильдяйстве. Смотрите, каждый год мы ведем битву за урожай. Привлекаем солдат на помощь селу. Целые трудовые армии туда шлём, сезонные отряды из студентов и инженеров. И что имеем в результате? Потери при уборке, бардак при транспортировке и порчу при хранении. Картошка зимой продается пополам с землей и исключительно гнилая. И так везде. Социализм предполагает учет и контроль. А у нас бардак. Если просто навести в этом деле порядок, станет легче. Может быть, и проблема со жратвой закончится.

– Хм… – маршал не возражал. Он осмысливал проблему, безусловно, знакомую.

– И это можно сделать быстро, – выложил я весомый аргумент. – Отрихтовать прямо сейчас. При желании.

– И как же это сделать?

– А это у вас надо спросить! – возмутился я. – Для чего я вас тут лечу? Из любви к процессу, что ли? Нет, уважаемый пациент, как только встанете, так и пойдете делать.

Захаров опешил:

– Послушайте, я всего лишь маршал! – он передохнул и пояснил: – Да, я профессор. Но я военный профессор, а не специалист по сельскому хозяйству!

– А кто обещал, что будет легко? Воевать каждый маршал умеет, а здесь надо резкость навести. Я прошу вас не в сортах зерна разобраться, а навести порядок в логистических цепочках – от сбора и переработки урожая до хранения и реализации. Вы же занимались в армии вопросами снабжения?

– Хм…

Уклоняясь от ответственности, подсказку я все-таки выдал:

–Задача сложная, и прежде, чем оптимизировать технологический процесс, надо начать с людей.

– В руководстве или на местах?

– Разгильдяи везде… Их надо удалить из схемы, вместе с дураками и вредителями. Слишком умным контроль тоже не повредит. Система управления процессами на всех этапах позволит прижать к ногтю воров.

– Стрелять прикажете? – нахмурился маршал.

– Нет, не прикажу. Это как суд решит. Работа непростая, но мы вам успешные примеры подберем. В мире накоплен приличный опыт, есть на что посмотреть. Касательно деревни в целом, то здесь советская власть вместе с водой выплеснула ребенка. Посмотрите, что происходит на селе: жизнь неприглядна до такой степени, что люди бегут. Как правило, это молодые энергичные люди. Выпускники школ уезжают учиться в город, и не возвращаются. Специалисты, которых присылают туда по распределению, воспринимают село как трехлетнюю ссылку.

– А что происходит в ваше время?

– То же самое. Хотя ограничений на строительство дома нет, нет ограничений на подсобное хозяйство и количество скотины. Колхозов тоже нет.

– Ничего нет?

– Ничего хорошего.

– И власть ничего не предпринимает?

– Напомню, Матвей Васильич, у нас сейчас капитализм. Правила просты: хочешь жить – умей вертеться. Поэтому власть много говорит, но мало делает. Люди на селе выживают сами. Не благодаря, а вопреки. А энтузиасты продвигают идею под названием «Антимегаполис».

– А это что за зверь?

– Освоение брошенных земель и деревень. Горожан сманивают в деревню. Там же можно заниматься не только сельским хозяйством. Простор для малого бизнеса есть – кустарные промыслы, обработка древесины, производство колбасы и прочих продуктов, творчество.

– Хорошая мысль, – задумался маршал. – Но это означает разрешение на частную собственность. Предлагаете кулаков плодить?

– Есть более мягкие слова, например, «семейный подряд». До реформ Хрущева в стране вовсю работали артели и кустари-одиночки.

Захаров хмыкнул:

– Сейчас другая линия, партия вас не поймет.

Не отвлекаясь от дела, я смахнул пот со лба:

– Посмотрим. При желании это решается росчерком пера. Проблема в другом. Люди из города не поедут, пока в деревне не будет нормальной школы. А как рожать? «Хотя бы фельдшер» – не пойдет. Как ни странно это звучит, но первыми поселенцами должны стать учителя и врачи, а первыми зданиями – школа и больница.

– Но это у вас там все разрушено! – вскинулся маршал. – А у нас пока не все так плохо.

Спорить я не стал:

– Конечно. Если вам удастся снять удавку с горла крестьянина, дело наладится. Подкинете технику, дадите технологии… И немного свободы. Люди вздохнут. Может, и сбежавшие в город вернутся. А если возродить программы помощи переселенцам, люди поедут в Сибирь и на Дальний Восток.

– Исторический опыт Столыпина предлагаете изучить? – хмыкнул маршал.

– А почему нет? Наши современные программы тоже можно почитать. Материалы мы вам подберем.

– Это же масштабная операция! – воскликнул маршал. – Нужен план.

Я пожал плечами:

– Подберете толковых офицеров. У вас же в Генеральном штабе есть такие? Подключите ученых из Академии наук, разработаете план масштабной операции с перемещением больших людских масс и обустройством на месте. Глядишь, через год-другой и до дела дойдет. А у вас несколько вариантов плана готово! Так что эта задача не ближайших дней. Сначала надо подумать о ресурсах. Наполеон считал, что для войны нужны три вещи: деньги, деньги, и еще раз деньги.

– Правильно считал. Денег у нас всегда нет, – буркнул маршал. – Или вы знаете, где взять?

Мне оставалось лишь вздохнуть:

– У одного еврея спросили, сколько будет дважды два. И он ответил вопросом: мы продаем или покупаем?

Захаров хмыкнул. А я продолжил, завершая и сеанс лечения, и беседу:

– Помнится, мы начали с безответственности и разгильдяйства. А есть еще такая штука, как бесхозяйственность. Вот где куча денег зарыта! Для евреев это понятие является страшным грехом, но об этом в следующий раз. Сейчас я отправлю вас обратно, а завтра выдерну снова. Там мороз и солнце, день чудесный. Погуляйте в своем парке, подышите воздухом. Можете выпить бокал красного вина, оно вам нужно для здоровья.

Захаров на это лукаво прищурился:

– А здоровье нам нужно, чтобы пить водку!

Я перешел на серьезный тон:

– Матвей Васильич, шутки в сторону. С этого момента вы становитесь опасным для окружающих. Сидите на больничном, разговоры фильтруйте. Болячки мы вам придушили, но вредными для здоровья могут стать другие вещи: пуля, яд или случайная автокатастрофа. Подумайте о группе личной охраны и ближайшем окружении. Есть у вас люди, которым доверяете безусловно?

Он задумался.

– Митрич служил со мной давно. Теперь дослуживает по хозяйству, истопник и садовник на даче. Марфа у плиты там кухарит, старая подруга. В войну были бойцы хоть куда, да старые раны к земле клонят. Есть еще несколько человек. Вот как бы им здоровье поправить?

– Починим, – вздохнул я. – Оживим вашу гвардию. Не сразу, конечно. Пишите список, с указанием всех болячек. Начнем с самых плохих, но только после вас.

Глава 10

Глава десятая, в которой мы отдаемся на волю уносящих нас ветров

Зимние каникулы не принесли покоя в храм знаний. Отлив, как говорится, наступил, а дно еще не показалось. В коридорах музпеда наблюдалось оживление. Не как в обычный учебный день, но движуха шла. И это несмотря на каникулы, которые начались давно и уже подходили к концу! Здесь продолжали носиться студенты, целыми косяками. Некоторые из них, наоборот, еле ноги передвигали.

Но неважно, группой или в одиночку, все эти люди были глубоко несчастны. Объединял их общий признак: хвосты. Хвосты волочились за ними тяжелым грузом, заставляя горбиться. Самые угнетенные особи кучковались у дверей аудиторий. Они молча шевелили губами – видимо, молились в ожидании смертной казни. По коридору изредка проплывали педагоги, будто крейсеры в бушующем море. В перерывах между расстрелами они никуда не спешили.

Летние каникулы в этом отношении больше похожи на правильные вакации, когда к концу сессии в храме знаний наступает полный штиль. Дело это понятное, преподаватели тоже люди – хотят и к морю прокатиться, и на даче отдохнуть.

Пустые хлопоты в казенном доме нас не трогали. Поверх толпы Анюта смотрела дамой треф: свысока, с ироничной улыбкой отличницы. В этом смысле Антон ей не уступал. В темных шерстяных джинсах и кашемировом джемпере, по коридору он вышагивал с тросточкой, как истинный пижон и валет червей. Именно шел, кивая знакомым, потому что выражение «опираться на трость» здесь было бы преувеличением.

У доски объявлений парень остановился. Расписание занятий заинтересовало мало, мы уставились на стенгазету. Составленный из трех листов ватмана, стенгаз выглядел солидно. Не то что обычный куцый листок с дежурными призывами: «Студент! Как бы ты ни прятал шпоры, шашка преподавателя найдет тебя!».

Стенгаз назывался «С новым годом», а для непонятливых поверх ватмана прилепили разноцветные цифры 1,9,7 и 2. Среди картинок и открыток, перемешанных с поздравительными стихами, редакторы вклеили фотографии с новогодних танцев. Было много смешного и интересного, неведомый фотограф постарался. Однако часть фоток оказалась сорвана. То ли на память о немецких студентках, то ли цензура сработала.

Обменяться мнениями нам помешал институтский парторг. Он незаметно подкрался сбоку, кашлянул:

– Здравствуйте, товарищи. Бережной, что у тебя с ногой?

Анюта отшатнулась. Тихо отступила, едва слышно прошептав «свят-свят». Мне показалось, что и пальцы за спиной скрестила против сглаза. Впрочем, в рэп-культуре скрещенный пальцы означают иное. Там полно атеистов, и эта комбинация носит чисто оскорбительный характер. Девушка буркнула что-то невнятное, вроде «пойду-ка я на сцену к девочкам, проведу разминку» и удалилась, цокая каблучками. Лишь шлейф духов «Черный опиум» остался. Аромат новой коллекции считается рок-н-ролльной импровизацией, хотя ничего такого музыкального ни разу не учуял. Старался, но понял лишь запах кофе и слегка жасмина.

Высокая, с гордо понятой головой, Анюта уверенно несла себя в темно-фиолетовом платье с круглым белым воротничком и черным кожаным пояском. Зимний вариант одеяния из плотной ткани ладно облегал стан, но не чрезмерно. В общем, все так, как и обещала реклама: в рамках делового стиля.

Однако в скромном платье было что-то еще, потому что вслед смотрели не только мы с Антоном, но и парторг. Замученные студенты тоже оборачивались, отвлекаясь от тяжких дум. Бедра девушки еле заметно покачивались, рыжий чубчик вздрагивал, длинные ноги в черных чулках чаровали модельной походкой.

– Противокорабельная ракета, а не Анька, – задумчиво заметил Антон.

Да, женская красота – страшная сила. Неудержимая и грозная. Такая авианосец «Энтерпрайз» затопчет, перешагнет, и пойдет дальше прежней походкой. Каток очарования – он такой.

Мне припомнились строки: «Стоит солнцу зайти, вот и я стану вмиг фиолетово-черным». Отвечая на вопросы в инете, автор хита и лидер группы «Пикник» как-то заявил, что божество кришнаитов имеет кожу именно такого цвета. А сама песня повествует о любви флейтиста-пастуха к юной пастушке. Темно-синей девушке, ясное дело.

– Да ладно! – недоверчиво отозвался Антон по внутренней связи.

– А что? Интересный взгляд, – возразил я. – В этом аспекте фильм о синих человечках «Аватар» приобретает новое прочтение.

Все это в одно мгновенье промелькнуло в голове. И размышления на отвлеченные темы опять прервал парторг:

– М-да, – произнес он неопределенно, с трудом отрывая взгляд от пейзажа. Будто мои мысли резюмировал. Затем парторг уставился на стену: – Варвары снова фотографии оборвали! Хулиганы, господи прости. Хоть комсомольский патруль ставь…

– Часто рвут? – заинтересовался парень.

Парторг злобно осклабился:

– Третий раз. Ничего, у нас запасные имеются, – а затем добавил неожиданно: – Бережной, есть разговор. Найдется пара минут?

Мысленно я хмыкнул. Ага, как же! Парторг – и пара минут? Не смешите меня, я грущу. Но отказываться нельзя, не поймут. Антон уныло согласился с этой сентенцией.

– Конечно, Яков Моисеич, – сказал он вслух, пытаясь бодриться.

Парторг направился в свою резиденцию, Антон поплелся следом. Не так вальяжно как раньше, ведь парторги приглашают к себе не для лобызаний.

Доцент кафедры марксистко-ленинской философии, Яков Моисеевич Косач имел право на свой персональный стол. Однако повел Антона не на кафедру, а в другое место, в кабинет партийного комитета. Здесь было тихо, пыльно и пустынно. В отличие от Антона, я огляделся безо всякого интереса.

Тесноватое помещение выглядело стандартно и безыскусно. Впрочем, как и многие другие кабинеты, виденные в прошлой жизни не один раз. Парторг уселся за двухтумбовый письменный стол, заваленный документами и папками, Антону достался скрипучий стул у приставного столика. Вдоль стены высились книжные шкафы, набитые партийной литературой. На видном месте красовалось решения последнего съезда партии. Рядом с ними – полное собрание сочинений В.И. Ленина.

Массивный сейф за спиной парторга скрывал особо секретные документы, вроде инструкций Центра и досье на партийных сотрудников и студентов. Там же хранился наградной маузер, компромат и, конечно же, подметные письма. На отдельном столике красовались два телефонных аппарата. Один городской, а второй без номеронабирателя, для прямой связи с ректором. Всё как всегда, архитектор подобных построений один и бессмертен.

Яков Моисеевич принялся листать ежедневник, делая какие-то пометки. Ага, понятно. Сейчас начнется промывание мозгов. С краю приставного столика, прямо перед нами, высилась стопка методичек по основам научного атеизма. От нечего делать Антон придвинул одну, принялся листать. Автором труда значился Косач Яков Моисеевич, доцент и кандидат философских наук. Ясное дело, парень немедленно приватизировал пару разных книжечек. Скрутил в трубочку и засунул в задний карман. Врага надо знать в лицо, даже если он не выглядит врагом и смотрит ласково, будто кот на мышку.

Закончив формировать мысли, парторг поднял глаза. Однако начал он с неожиданного вопроса:

– Ты не в курсе, почему пропали клавиши с рояля?

– С какого рояля? – опешил парень.

И я вместе с ним тоже завис.

– Что стоит на сцене в Малом зале. Одна клавиша черная, другая белая.

– Меня тут не было несколько дней… – растерянно пробормотал Антон.

– Ах, да. Ты же болел. Что у тебя с ногой? – не дожидаясь ответа в очередной раз, он горько заметил: – Вандалы кругом. Клавиши выламывают, фотографии срывают… И эти молодые люди собрались учить детей? Чему они их научат?

Осуждая вандализм, Антон сделал скорбное лицо. Если детей в музыкальной школе научить ломать клавиши, то они быстро кончатся. А ведь там есть еще кнопки на баянах… Эту гипотезу парень оставил при себе, однако товарищ Косач ответов не ждал:

– С кафедры сольного пения поступил сигнал, что инструмент расстроен, а отсутствие клавиш плохо влияет на интонацию студентов.

– Да нам-то зачем оно нужно? – задал резонный вопрос парень.

Впрочем, и первый и второй вопросы были риторическими.

– Зачем? – парторга, тем не менее, ответы интересовали.

– Мы к нему даже не подходили никогда, у нас свои инструменты есть! – Антон начал оправдываться, а вот это зря.

Конечно же, сразу последовал новый дурацкий вопрос:

– А откуда у вас такие дорогие электроорганы? Мне называли какие-то безумные цифры.

Пришлось мне перехватывать управление, чтобы пресечь инсинуации:

– Органы как органы. Обычные электрические транзисторы с клавишами.

– Да?

Распространяться дальше я не стал. Зачем парторгу знать такие слова, как Ямаха, Корг и Роланд? Еще полезет легендарные клавиши щупать. Вместо исповеди я перешел в наступление:

– Люди глупости болтают, языки без костей! Не стоит их слушать, злые языки с умом не в родстве. Инструменты эти принадлежат Надежде Константиновне, она их из дома принесла.

Парторг повелся:

– Кстати, насчет педагога Козловской. Есть мнение, что с ответным визитом в Германию направят творческий коллектив «Надежда». Вопрос еще не решен, но есть надежда, – Яков Моисеевич приосанился. – Для нашего института это большая честь.

Мысленно я хмыкнул. Новость так себе – и без него знали. Надежде Константиновне подружки сразу доложили о совещании в обкоме партии. Так что секрет полишинеля мы давно узнали, как бы ни раньше парторга. И радоваться еще рано, надо одобрение Москвы получить. А товарищ Косач, гусь репчатый, хочет казаться себе полководцем – сам объявил о завершении войны и сам назвал себя победителем.