Текст книги "Прыжок с кульбитом и валидолом (СИ)"

Автор книги: Сербский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Глава семнадцатая, в которой обнаруживается нечто необычное

Больничные процедуры я успевал пройти до обеда, потом в заведении делать мне было нечего. Поэтому с удовольствием прошелся с Антоном на репетицию. Ему развеяться тоже было необходимо – а ну-ка, весь день за умными книжками посиди, с ума сойти можно.

Репетиция тихо-мирно катилась по шлифовке старых номеров, когда мой парень вдруг вспылил:

– Нет, с этими барабанами древними что-то надо делать! Звук, как из унитаза. В клубе 'зеркалки' оркестру давно уже купили приличную барабанную установку, а у нас что?! Дрова...

– Так это, к октябрьским праздникам руководство обещало, – смущенно пробормотал Толик-баянист.

В оркестре гипсового завода было три Толика: вот этот Толик-баянист, которого звали Главный Старшина, Толик-басист, по прозвищу Толик-бас, и ударник, просто Толик. Толик-баянист у нас числился 'руководителем заводской художественной самодеятельности'.

– Ребята, вы в курсе, что я поступаю в институт? – Антон исподлобья оглядел музыкантов. – И вообще, квартиру нам скоро дадут, перееду в город.

– И что? – не понял Толик Главный Старшина.

– Оркестру нужен гитарист, вот что, – отрезал Антон. – Срочно! Второе, Толик-бас осенью женится – пиши, пропал бас.

Толик-бас попытался что-то возразить, но Антон его перебил:

– Лариса его сюда на пистолетный выстрел не подпустит. И еще нужен мужской вокал! Толик, сколько ты будешь тянуть резину?

– Достойных вариантов нет... – на Главного Толика было жалко смотреть.

– Единственный приличный человек в нашей компании, это Тамара Карапетян, – неожиданно сообщил Антон. – Все вытягивает и за всех отдувается.

Тамара густо покраснела.

Смуглая двадцатипятилетняя брюнетка ярко-цыганского типа являлась старожилом клубной самодеятельности и большим любителем помолчать в творческих спорах. Она обладала черными колдовскими глазами, что прекрасно сочеталось с чудесным нежным голосом. Просто попеть ей было в кайф, а в свободное от музыки время она успешно трудилась старшим специалистом в планово-экономическом отделе гипсового завода.

– Конечно, Тамара не Алла Пугачева. Да и мы не Битлз, – это Антон произнес вслух. Мне же добавил: – Давай, Дед, говори, что хотел.

– А кто такая Алла Пугачева? – подхватился с места Толик-баянист.

Слава богу, про Битлз он вопросов не задает. А Алла Пугачева, скорее всего, еще неизвестна в это время. Точно – она же в декрете с Кристиной сидит. Широкая известность певице придет в следующем году.

– Алла Пугачева – звезда, которая только всходит, – отрезал я. – А звезда Битлз уже зашла.

Тамара давно бросала задумчивые взгляды в сторону черных джинсов и кроссовок, надетых на Антона. Темно-фиолетовая шелковая футболка не привлекала такого внимания, как и рюкзачек со скромной соплей Найка, однако все вместе смотрелось неплохо. Одежду парню я подбирал из принципа 'неброско, но дорого'. Судя по Тамаре, в чем-то все-таки прокололся. Опытная женщина, детали подмечает. Ага, это еще она его трусов не видела...

– У нас средний уровень исполнителей, кроме солистки, – я подмигнул Тамаре. – Мой бледный вокал никуда не годится, по хорошему счету. Инструменты вообще ужас. Так что жизнь идет вперед, а мы стоим на месте. Великий Эйнштейн однажды заметил: 'бессмысленно продолжать делать то же самое, и ждать других результатов'. Возникает вопрос: что делать?

– И что делать? – пребывающий в прострации Толик-баянист повторил насущный вопрос.

Не спрашивает, слава богу, кто виноват...

– Искать свою нишу, – не стал томить слушателей я. – Например, изменить стиль на блюз.

– Да? – ошалел Толик-баянист. – Блюз?

– Вот посмотрите, – я взял гитару. – 'Эй моряк, ты слишком долго плавал. Я тебя успела позабыть'...

– Блюз? – Толик не мог прийти в себя.

– Да, простой квадрат. Буги-вуги умеют все. И к Томке нет вопросов по громкому вокалу в веселом темпе. А если попробовать прошептать? Медленно, с эротичным придыханием? Эй, моряк... Ты слишком долго плавал... Она его устала ждать, понимаете? Но ждет! Он придет. Тома, давай.

Томка попробовала, и сразу получилось. Простая мелодия, известные аккорды, но медленно... С аспирацией... Так никто не делал. А мы сделаем!

В таком же стиле отработали песню о Тбилиси 'Расцветай под солнцем Грузия моя', а следом 'Подари мне платок, голубой лоскуток'.

– Как считаешь, Сеня? – обратился я в пустоту зрительного зала.

Там, в последнем ряду, заседал бывший десантник Семен Трофимов, командир комсомольского патруля. В мое время его назвали бы фанатом. Не всего нашего оркестра, одной лишь Тамары. Но поскольку Сеня не имел возможности вести блог в интернете и дежурить у подъезда певицы, Трофимов молча фанател на репетициях, в темноте зрительного зала. У Сени была еще одна тайная страсть – барабаны. Этот секрет полишинеля выдал как-то Толик-баянист. Он благосклонно позволял Сене барабанить в наше отсутствие, столько, сколько душе угодно. Взамен комсомольский патруль обеспечивал полный порядок на танцах.

– Отлично, – пробасил Сеня. – Сегодня открылась новая грань таланта Тамары.

Ни фига себе, заявочка! Музыкальная критика круче, чем у Артемия Троицкого.

Жаль, что Сеня погибнет в смутные девяностые. Его комсомольский патруль постепенно превратится в мощную группировку, где 'пехоту' наберут из спортсменов, а 'быками' станут воины-афганцы с боевым опытом.

Кстати, Гоша тоже исчезнет с бандитского небосклона примерно в это же время. На крыше собственной виллы в Испании его достанет неизвестный снайпер. Это событие сделает Гошу звездой телеэкрана, правда посмертно. Гошу не жаль, а вот Сеню надо из этого дерьма вытаскивать.

Вслух, однако, я высказался нейтрально:

– Спасибо за реплику.

И в завершение выступления убил всех гитарным рифом группы Дип Пёпл 'Дым на водой'. Народ замер в шоке.

– На танцах будет полный песец, – заявил я с полным основанием.

Этот несложный, но гениальный хит до сих пор пользуется успехом. А женский вокал на русском языке народ примет как надо. Вещь новая, Дип Пёпл ее только разучивает.

После репетиции Тома внезапно нарушила правила конспирации, ею же давно установленные:

– Антон, если не спешишь, проводи меня домой, – она коснулась рукой щеки, чего раньше на людях себе никогда не позволяла. – Боже мой, ты побрился...

О вечернем освещении на поселке в это время думать еще не начинали, а луна заменить фонари даже не пыталась. Звездное небо тоже являлось слабым утешением. Тамара взяла Антона под руку, смело поцеловала в щеку:

– Ты сильно изменился.

– Это точно, – согласился я за Антона. – Школа на днях закончилась.

– Я не об этом...

Продолжить мысль девушке не удалось – навстречу из-за поворота шагнула темная фигура:

– Закурить найдется?

– Не курю, – автоматически я задвинул девушку за спину. Богатый жизненный опыт прямо-таки кричал о надвигающихся неприятностях.

На поселке, помнится, в далеком 71 году Антона никогда хулиганы не трогали, все пацаны знали о его музыкальных талантах. Однако береженого бог бережет.

– А если найду? – фигура надвинулась.

Это был вызов. После такого вопроса прилетает в лоб независимо от того, найдут или нет. Фигура демонстративно прикурила собственную сигарету, и яркое пламя спички осветило лица, желающего покурить тоже.

Преграду на пути я узнал – это был Гвоздь, известная личность, сантехник гипсового завода. Бузотер и конченый урод, Гвоздь отсидел какой-то срок по хулиганке, и теперь комсомольский патруль постоянно мучился с ним на танцах.

– Музыкант? – придурашно удивился он. – Не узнал, пардон. Сбацай чего-нибудь.

Прозвище 'Музыкант' образовалось недавно, однако прилипло крепко.

– В другой раз, – отрезал я без вызова в голосе. – Мама дома ждет.

–Не уважаешь, значит? – ухмыльнулся Гвоздь.

А вот это была серьезная предъява. Уважаешь – играй. Не уважаешь – в лоб.

– Дед, – возмущенно, впадая в бешенство, зашипел Антон. – А давай-ка я его, голубя, с правой руки...

– Стоп, – спокойно шикнул я. – Нам с тобой пофиг, перетопчемся, а девчонке здесь жить.

Не дождавшись ответа, Гвоздь блеснул фиксой, чтобы изречь что-то новое, но его перебила Тома.

– А ты не охренел, котик? – ласково поинтересовалась она.

– На музыканта наезжаешь, – без спроса влез в разговор я. – Это косяк.

В нынешние времена еще действовали правила, то есть понятия. Одно из них запрещало забижать музыкантов. Это считалось постыдным делом, во всех смыслах моветон. Беспредел пресекался строго, 'люди' могли 'спросить'. И хотя слово 'наезд' прозвучало внове, Гвоздь прекрасно понял смысл. От Антона он ожидал растерянности, заверений в вечной дружбе и, как следствие этого, песню. В знак покорности и унижения.

С другой стороны, в случае прекословия, он был готов к силовому варианту. Загасить пацана проблемой для него не представлялось.

Но вот достойного отпора, со спокойной уверенностью и насмешливой улыбкой, он вообразить не мог. Конечно, Гвоздь не жил в девяностые, когда каждый мог попасть на счетчик или стрелку. Я попадал, и да ну его нафиг, этот грустный опыт.

– Чего?! – набычился Гвоздь. – Рот закрой, коза!

У забора в кустах подозрительно шуршало, Тамара разгневанной ланью раздувала ноздри. Антон, не оставляя мысли о примерке 'с правой руки', восхищенно присвистнул – такой наглости от себя, то есть меня, он не ожидал.

Тем временем я продолжил:

– На понт берешь? Маруху не тронь! Ты, Гвоздь, берега попутал.

– Фильтруй базар, фраер, – пробормотал он, скрывая растерянность.

Я не стал развивать эту тему.

– Под кем ходишь, Гвоздь? Косяка ты упорол, завтра у Гоши добазарим по теме.

– Гоша твоя подписка? – был бы стул, Гвоздь бы сел.

– Завтра, Гвоздь, – увлекая за собой девушку, я обогнул застывшую преграду.

Перед калиткой дома Тамара заметно выдохнула.

– Знаешь, какой он козел? – прошептала она.

– И знать не хочу, козел он или петух гамбургский, – отрезал я. – А вот отношения с Гошей проверить следует.

Тома щелкнула выключателем, во дворе зажглась лампочка дворового фонаря. И сразу стала заметна мужская фигура, таящаяся под яблоней. Не раздумывая, я поднял с дорожки половинку кирпича и метнул в темную фигуру. Нормальный человек не будет прятаться в чужом дворе, а ненормальный сейчас пожалеет о глупой засаде.

Фигура явственно хрюкнула, потом булькнула, валясь на колени. Ухватив грабли, Тамара метнулась в тень.

– Сережа, что ты здесь делаешь?! – послышался удивленный вскрик.

– Кто это? – вооружившись лопатой, я подошел ближе.

Прижав руки к животу, скрюченное тело тихонько стонало.

– Пезабольский Сергей, заместитель заводского парторга, – прошептала Тома. – Он меня замуж звал...

– И что?

– Теперь ничего! Я, дура, обещала подумать. А вчера Сережа намылился меня провожать с заявлением, что другим ухажерам ноги повырывает...

– Хорошенькое дело! – возмутился я. – Чужими руками жар загребать? Выходит, он подговорил Гвоздя здесь дежурить. А вдруг об этих фокусах парторг узнает?

– Не надо парторга... – Сергей Пезабольский со стоном поднялся, чтобы поковылять мимо нас на выход.

– Дед, а если бы убил? – пробормотал Антон.

– Мы на своей территории! – напыщенно произнес я. – Нечего тут в кустиках прятаться.

– Ага, хорошо тебе в голове рассуждать, – Антон обиделся. – А меня за это в кутузку засадят!

– И что? Нашел проблему, – отмахнулся я. – Вытащим.

– Как это? – поразился он.

– Есть способ, – не стал углубляться я. – Только на кошечках сначала потренируемся.

– Лапика не дам! – вскинулся парень.

– Ладно, Мусю возьмем в качестве космонавта, – спорить не стал. – Или дворнягу какую на огороде поймаем.

– Точно! Есть там одна шавка гнусная! Шастает и брешет по ночам постоянно. Лапик уже устал ее гонять.

– Антон, чего ты там замер? – Тамара распахнула дверь. – Пойдем, чаю попьем.

– Пойдем, – я ее обнял, поцеловал за ухом. Тома всхлипнула, прижимаясь, а на меня накатила волна нежности. Господи, как же мне ее не хватало эти сорок шесть лет... Умная, добрая, деликатная девушка. И горячая, как лань, и щедрая на ответную ласку... Нет, теперь все будет иначе. Не будет Тамара с утра до вечера горбатиться на этом заводе, чтобы в 1992 году остаться бабушкой у разбитого корыта. Спасибо Чубайсу, гореть ему в вечном огне, да сковородку раскаленную лизать до скончания веков.

До чая мы добрались очень нескоро, я просто обязан был перецеловать все части любимого тела. А потом старый конь в теле Антона показал Тамаре, где раки зимуют! Она и стонала, и кричала, закусив подушку, и пару раз, кажется, потеряла сознание. А когда я отвалился, девушка просто заплакала со счастливыми глазами.

– Так ты пойдешь замуж? – меня страшил положительный ответ. В прошлой жизни Тома решилась на этот шаг года через три, и брак оказался неудачным. Имя ее избранника в памяти не отложилось, но это был точно не Сергей Пезабольский.

– Знаешь, какое у него прозвище на заводе? – улыбнулась она сквозь слезы. – 'Серый Пиздобол'.

– Забавно, – усмехнулся я. – Прощай, Пиздобол, смотри футбол.

– Чего?

– Значит, не пойдешь.

Глава восемнадцатая, в которой необычное продолжается

День перевалил за половину.

Солнце припекало, но терпимо. Да и яблоня неплохо прикрывала от прямых солнечных лучей. Развалившись на раскладушке, мы читали какой-то очередной учебник. На скамейке, под рукой, выстроились в ряд тарелки – с вишней, тютиной и черешней. Правая рука загребала плоды непрерывно, в режиме конвейера, левая держала учебник. Вообще-то книгу читал Антон, а я просто балдел, вдыхая запахи сада и наслаждаясь фруктами и покоем.

Как-то незаметно нас сморило, и очнулся я от тяжести на груди. Знакомый запах... Открыл глаза: Вера собственной персоной, точно. Явилась, не запылилась. Отпустили из деревенской ссылки?

В светлых штанишках и просторной футболке, явно с маминого плеча, она тихо вздыхала, улаживаясь сверху Антона. Ловкая гимнастка, однако...

– Мне плохо, Тоша, – прошептала девчонка, ерзая для более удобного устройства.

– Хм... – я решил не вмешиваться. Это его девушка, пусть выкручивается сам. А мне еще черешню предстоит расспробовать.

– Что случилось? – Антон в панике оглянулся. Не видит ли кто? Белый день во дворе!

Потом начал выкручиваться – поглаживать девушку по спине. Учебник в процесс не вписывался, его пришлось отложить.

– После выпускного мало что запомнилось. Но твои руки, жаркие такие, на себе помню, – призналась она. – Мне было тошно, голова раскалывалась, но как-то все прошло. Дома проснулась без похмелья, представляешь? И сразу на огород, пахать...

– Дед, девчонка сошла с ума, – Антон продолжал паниковать.

– Стоп, парень, – осадил его я. – Она же без всякой задней мысли, не видишь, что ли? Поговорить пришла.

– Живот болит, сил нет... – пожаловалась Вера. – За что меня бог так наказывает каждый месяц?

– Болезненные месячные называются альгоменорея, – без промедления я доложил доступную информацию Антону. – Спроси, отдает ли в поясницу. Тошнота имеется?

– И еще слабость, – простонала она. – Мамочка моя родная, может, я беременная?

– Что? – растерянно воскликнул Антон. – Дед, если она беременная, я здесь не при чем!

– Не виноватая я, он сам пришел? Скажешь тоже. У беременных не бывает месячных, – отрезал я. – Расслабься, вы даже не целовались.

– Так что делать? – парень продолжал пребывать в ступоре.

– Первым делом нужно отказаться от алкоголя и табакокурения, – назидательным тоном сообщил я.

– Да?!

– Не злись, глупо шучу. Ничего ты не сделаешь. У многих женщин так бывает. 'Найз' еще можно, но лучше всего сходить к врачу. А сейчас просто пожалей девочку, и продолжай массаж.

После этого совета я остался без черешни – Антон забрал у меня вторую руку для массажа девчоночьей поясницы. Зачем я ему это сказал...

– Что ты делаешь? – совершенно не возмущенно рассердилась Вера. – Почему ты залез под майку?

– В критические дни женщины обидчивы и чувствительны, им нужна забота. А легкий массаж спины еще и полезен при болях в пояснице, это же элементарно! – повторил Антон мои слова.

– Ладно, делай, только попу не трогай, – если бы кошки умели говорить, интонации были такие же мурлыкающие, как у этой девчонки. – Впрочем, можно и там... и спину... везде можно. Мамочки, мне становится легче!

Еще немного поныв о своей тяжелой доле, она засопела, затихая.

– И что теперь? – Антон вернулся к учебнику, предварительно заправив майку на спине девчонки.

–А что ты сделаешь, – усмехнулся я. – Терпи, казак. Это твоя жизнь.

Мой собственный план был ясный и четкий – приступить к вишне. Так, постепенно, и до тютины дело дойдет. Жить хорошо!

– Антоша, что это такое, сынок? – пребывая в ужасе, мама буквально шептала.

Отодвинув пустую тарелку, она без сил упала на скамейку.

Господи, откуда здесь мама взялась? В это время все люди должны на работе быть!

– Болезненные месячные, – так же тихо доложил всю правду Антон. – Я спинку погладил, девочке стало легче.

– Вы обсуждаете женские проблемы и гладите друг друга?! – мама прикрыла рот рукой. – Боже мой, а где ваш стыд? Или мне уже сватов засылать?

Последнюю фразу Вера, видимо, расслышала. С розовым лицом она молча подхватилась, и рванула огородами – в направлении дома.

Мама, так же молча, ушла на кухню.

– Антон, у мамы сейчас будет разрыв сердца, – угадать подобное было несложно.

– Это точно... – А парня тоже намечался сердечный приступ. Не зная, что делать, Антон находился в шоковом состоянии.

– Пошли чайку попьём, и проблему заболтаем, – скомандовал я, поднимаясь.

Мне бы ваши заботы... Главное, тарелки не забыть, чтобы на кухне их снова наполнить. Скоро яблоки созреют, потом малина пойдет, затем слива, крыжовник и смородина. Компот буду варить сам!

Налив чаю, мы присели за кухонный стол.

– И что, девочке вправду стало легче от твоих рук? – мама не поднимала глаз.

– Мама, она поныла немного, а потом уснула!

– В нашем роду одна бабушка была травницей. Одиноко жила, на отшибе. В глаза никому не лезла, а если люди просили – живность выхаживала, да и соседей с болячками привечала. Женщины к ней бегали часто, – мама задумчиво звенела ложечкой. – Когда тебя петух поклевал, я после всяких докторов о ней вспомнила, свозила тебя в нашу деревню под Миллерово. Помнишь?

Кроме смутной череды белых халатов, походы по докторам ничем не запомнились. И бабку запамятовал. Мне тогда было всего четыре года... А вот петух врезался в память отчетливо, очень уж яростно он на меня тогда нападал, по голове клевал больно. С тех пор я стал сильно заикаться, и никакие врачи не помогли. Сейчас это проявляется мало, только иногда запинаюсь при сильном волнении. Да, детский испуг серьезная травма и малоизученная проблема.

Мама продолжила:

– Бабушка всегда была тихой, покладистой. И деревенские дети ее не боялись, и рука была легкая. А люди в опаске сторонились – она с птицами умела говорить, и волчат в лесу по голове гладила без боязни. Тайком, конечно, но кое-кто видел, разболтал. Люди, Антоша, своеобразные существа. Когда их от болезни избавляют, это нормально, а за синичку на плече готовы в ведьмы записать, – мама вытерла уголок глаза. – Бабушка нам не помогла. Но совет дала: стихотворения читать и петь почаще. Ну, я тебя быстренько к гитаре пристрастила...

Да, мы с мамой много песен перепели. А уж стихов сколько вслух прочитано! Не счесть. Я и английский язык поднял благодаря Шекспиру. Зная русский текст, в смысл оригинала вникнуть оказалась несложно, благо, словари в доме лежали под рукой.

– А про тебя на прощанье бабка сказала: рука будет легкая, жизнь длинная, судьба необычная, – мама нахмурилась. – И если необычная судьба заключается в том, чтобы одну девку обнимать вчера, а сегодня с другой в кровати миловаться – такие зигзаги мне не по душе!

– Мама, сейчас ты узнаешь всю правду, – я взял управление на себя. Антон согласно кивнул. – Не сердись. Тут такое деликатное дело, даже неловко. Строго между нами?

Глаза мамы заинтересованно загорелись. Женское любопытство моментально забило желание вправлять мозги распутному сыну.

– Дело в том, что с Аленой я решил расстаться. Сегодня окончательно понял – мы совершенно разные люди.

Мама облегченно вздохнула. Она даже обрадовалась, а ведь что-то скрывала... Но молчала.

– Точно решил? Или уже сказал?

– Решил и сказал. Больше к ней ни ногой.

– Ну что ж, посмотрим на ее поведение, – решилась мама. – Бабы мне донесут. Кажут бабы, Антон, что Алена, кроме тебя, еще с Гошей, местным бандитом, путается. Токмо с тобой открыто встречается, а к тому татю тайком бегает. Кажут бабы, смешная конспирация выходит, от людей не скроешься...

Антон мысленно присвистнул удивленно. Ему такую новость никто из 'доброжелателей' не сообщил. Впрочем, как и мне в прошлой жизни. А замуж тогда Алена вышла за третьего.

– Лихая девка. И чего ты молчала? – возмутился Антон.

– А у тебя глаза свои должны быть! – отрезала мама. – Скажешь что недоброе о подружке – и будешь виновата перед тобой всю жизнь, за любовь порушенную. Тебе же с ней было хорошо?

Серьезный у нас пошел разговор, взрослый...

– Мама, Вера призналась спьяну, что давно меня любит.

– Я знаю, – спокойно сообщила мама. – Нина в прошлом годе проговорилась.

Вот это новость! Какой-то сеанс откровений, только без психиатра.

– И ты тоже молчала...

– Сынок, подумай! На тебя половина школы смотрит влюбленными глазами, о чем тут говорить? Твою 'необычную' судьбу обсуждать? Нет, дружок, живи сам. Главное, чтоб мозгов хватило. Девки для парня житейское дело, лишь бы сюда в подоле ничего не несли. Меру знаешь, и слава богу. А Верка своего добилась, значит? Прямо сверху улеглась, среди бела дня, сучка такая, – мама начала закипать. – А этот кобель дремлет, книжечку он устало почитывает! Стахановец на отдыхе?

– Мама, Вера чистая и светлая девушка.

–Да?! – вскинулась возмущенная мама.

– Просто она без комплексов, и доверяет мне по-дружески. У нее сильные менструальные боли, я погладил по спинке, пожалел, боль утихла.

– Деликатные проблемы тебе доверяет? Без задних мыслей? Действительно так было? – мама не могла поверить. – Как подружке?

– Да мы даже не целовались!

– Хм... – ей потребовалось выпить хороший глоток чая. – Значит, рука у тебя легкая, в самом деле. А уснула, значит, после массажа спины?

– Так во время этого и уснула! Только мама, имей в виду: у нас с тобой секретный разговор. Ни словом, ни намеком – никому.

– Ладно, не выдам, – когда на столе наблюдался мед и клубничное варенье, мама пила чай без сахара. – Мне здесь бабская очередь не нужна. Тут погладь, там потрогай...

– А что, мамуль, хорошая мысль, – Антон заржал.

– Цыц, охальник! – осадила его мама. – Сам предложил серьезный разговор. Мне чего подумалось: таланты лекаря передаются у нас по женской линии. Но ни мне, ни маме ничего такого не перепало, мы обычные люди. А ты, значит, Верку подлечил. А это плохая боль, подлая, по себе знаю. Наверно, и еще чего можешь, да не знаешь. Кто ж тебя учил?

– Да никто не учил!

– Сам не знал?! – мама задумалась. – Дела... Надо бабку правильную найти, поговорить. Что на обед хочешь? У меня сегодня короткий день, на работу больше не пойду.

После борща на косточке насладиться отдыхом мне не удалось – куда-то пропавшая мама вернулась с молоденькой беременной татарочкой.

– Поехали, сынок, – решительно сообщила она. – Нашлась тут хорошая знахарка. Алия нас без очереди проведет, ей как внучке можно.

'Внучка' стрельнула кокетливым взглядом. Это ж надо, женская порода: живот торчит ощутимо, а она парню глазки строит...

Официальная медицина всегда относилась к народным целителям скептически. Это мягко говоря. Да и милиция могла привлечь бабку за 'нетрудовые' доходы. Пациенту, пойманному у знахаря, тоже перепадало на орехи – от партийной или комсомольской организации, вплоть до исключения. А это уже черная метка. Так что проходу от соседей, через огороды, то есть 'вне очереди', Антон был рад. Примерный комсомолец не должен страдать пережитками прошлого! А уж бабками тем более...

Бабушка приняла нас на кухне, видимо, чтобы не нервировать эту самую очередь. Выгнала внучку, затаившуюся в уголке, и велела раздеваться.

– У нас проблема с коленом – хрустит... – начала мама, но знахарка ее перебила, обращаясь к Антону.

– Рассказывай.

Парень четко доложил:

– Иногда, если повернусь неудачно или поскользнусь, в колене чего-то хрустит и ногу заклинивает. Болит несильно, но неприятно. Потом как-то хрустит снова, и отпускает.

– Понятно, – вынесла вердикт бабка. – Ну-ка присядь. Встань.

Я в своей жизни повидал много шарлатанов, но знахарка в этот ряд сразу не вписалась. Потрогав колено, она посоветовала идти к хирургу.

– Порчи на тебе нет. А повреждение связок наговором не лечится, – авторитетным тоном заявила она. – Травки и примочки помогут, но всего лишь облегчат страдания. Футболист?

– Борьбой занимался, – удивил ее Антон. – Соперника неудачно на прием взял.

– Раз не футболист, тем более беги к хирургу. Операция несложная, – отрезала бабушка. – Но вы не только за этим пришли?

Она хитро улыбнулась. Вот у кого внучка повадкам научилась...

– Понимаете, – решилась мама. Видимо, старуха вызывала доверие.– Сын погладил соседскую девочку, и у той утихла боль в животе.

– Сядь, – мягко приказала знахарка Антону. Потом подняла глаза на маму. – Ты тоже. Руки на стол.

Она положила свои ладони сверху маминых, и закрыла глаза на несколько минут.

– У тебя хорошие руки. Ничего особенного здесь нет, просто ты добрая мать, – не открывая глаз, она переложила руки на ладони Антона. – А у тебя руки теплее, и сила будет побольше.

– Да?! – охнула мама.

– Нет, до знахаря парню далеко, – поправилась бабушка. – Однако облегчить боль сможет.

– Какую боль? – встрепенулся Антон. – Чужую или собственную?

– А любую. И учить этому не надо. Просто приложи руку к больному месту. Погладь, пожалей. Скажи, девочки тебя любят?

– С девчонками у нас явный перебор, – пробурчала мама. – Меняем, как перчатки.

Старая женщина понимающе усмехнулась.

– Так я и думала. Вроде не красавец, а девки липнут. Таких парней называют бабниками. Не обижайтесь, просто слово подходящее.

– Почему?

– От тебя исходит течение тепла, которое наука называет 'флюиды', – знахарка добродушно улыбалась. – Такое слово слышал?

– Ага.

– Течение слабо ощутимо, но бабы, как мотыльки, на это тепло летят. В общем, обычное дело, рядом с тобой девушкам легко и приятно. Живи как жил, и не вздумай на этом зарабатывать. Понял? – бабушкин взгляд потяжелел. – На белом свете мошенников без тебя хватает.

– Да я и не думал... – пробормотал Антон.

– Вот и не думай, – отрезала старуха. – А насчет колена – в ЦГБ идите или в военный госпиталь, хирурги там неплохие. Других вариантов нет. Компрессы и травки помогут, только проблема останется.

От маминых денег она отмахнулась:

– Я вам ничем не помогла. Будьте здоровы, и да хранит вас Всевышний...

На обратном пути я вывалил на маму все известные мне способы нетрадиционного лечения. Начал с теории биологической энергии индийских йогов, существовавшую еще тыщу лет назад, рассказал о филиппинских хилерах, применяющих чисто энергетическое лечение руками. Древний Китай упомянул, и Египет тоже.

Как помнил, наибольшее количество 'выходов' у энергии, кроме ладоней, у человека на пальцах – по крайней мере, так говорили экстрасенсы в своих интервью.

Антон с большим интересом внимал народным методам исцеления, и для него стало откровением, что древним грекам прана представлялась лечебной силой природы, китайцы это называли 'Ци', индонезийцы – 'Сахала', египтяне – ' Ка', а еврейские каббалисты – 'Эког'.

– Современное слово 'биоэнергия' объединяет эти разные названия. О силе праны ведал еще Христос. Сказано, что 'множество больных приходили к Нему и Он, возлагая руки на каждого из них, исцелял их'.

– Откуда ты такое знаешь? – изумилась мама.

– Читал в журнале, 'Науке и жизни', – отмахнулся я. – Или 'Науке и религии'? Неважно. Понимаешь, традиционная медицина из всего этого признала только массаж. Хотя по мнению йогов, массаж – это тонкое искусство, а у нас его делает мускулистый мужик словно тяжелую работу, за зарплату.

– А ты как хотел? Конечно, тяжелая работа, – возразила мама. – А ну-ка, постой весь согнувшись, разминая людям мышцы!

– Мама, до сегодняшнего для я скептически относился к лечению руками. Но сейчас склоняюсь к версии целительного прикосновения через любовь.

– Чего? – поразилась мама.

– Говорят, что в лечебном массаже основную работу делает любовь. Как утверждают целители, один из самых забытых языков, на котором говорили люди, это прикосновение.

– Дед, мои флюиды стали больше, потому что нас теперь двое? – Антон разжал кулак, разглядывая собственные пальцы. – Значит, теперь девчонок станет в два раза больше? Или они будут бегать за мной в два раза быстрее?

– Не только за тобой, – мягко поправил я. – Нас же двое. Мне тоже должно чего-то перепасть...