Текст книги "Прыжок с кульбитом и валидолом (СИ)"

Автор книги: Сербский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Глава двадцать первая, в которой герои зализывают раны

В милицейском 'бобике' я все-таки отключился. Обнял Веру, чисто из медицинских соображений, другую руку приложил к горящим ребрам. Закрыл глаза и отъехал. Привычно мелькнуло черное одеяло, утягивая за собой в пустоту.

Очнулся дома, на диване. Привстав на задние лапы, Алиса удивленно обнюхивала окровавленные костяшки на моем кулаке. Она фыркнула, запрыгнула на грудь, лизнула в нос.

– Привет, – сказал я. – Как ты тут?

Поднялся, чтобы раздеться, и остановился в растерянности. Пузырька с валокордином не было со мной в парке! Он же на скамейке, возле раскладушке в саду валяется. Так-так... Значит, посещение Алены случайностью не было, для перехода пузырек точно не нужен. Это меняет дело. А что нужно? Хороший вопрос. Второе, не менее важное: я переместился не в больницу, а домой. Видимо, сюда и хотел. И, если захотеть, отсюда могу я попасть в больницу напрямую, без посредника в виде автомобиля?

Полно вопросов, но сначала надо смыть кровь.

В зеркале ванной отражался слегка побитый седой мужчина возрастом под пятьдесят. Слабый синяк у глаза, слегка опухшая скула. Антон сейчас выглядит значительно хуже, уж ребра переломаны точно. А у меня терпимая боль, и сравнительно ровная кожа. Ешкин кот, да эти ссадины ерунда – важно, что дряблость на животе пропала, и кубики видны! Хм, бицепсы проявились. Так, а загар-то я сразу не приметил. Не легкий, что удивил доктора в больнице, а приличный, ровный загар по всему телу! И нос шелушится.

Аптечка, готовая ко всем мыслимым проблемам, отыскалась на своем месте. Пошуршав немного, я принялся за самолечение. Троксевазина почти не осталось, зато бадяги полный тюбик. Еще есть тромбоцит, а в морозилке залежался пакет пельменей. К морде лица приложить – то что надо.

Потом дело дошло до опухшего колена. Тут тоже ничего нового – компресс и шерстяной шарф сверху. Тросточка у меня в прихожей стоит, и костыль с опорой под локоть тоже здесь, всегда наготове.

В животе бурчало, а на полках холодильника обнаружилось полно еды. И она манила, вся без исключения. А почему бы после драки не покушать черной икры? Козий сыр усталому человеку тоже неплохо будет.

Насвистывая итальянский шлягер 'Цыган' из Сан-Ремо полувековой давности, я поставил чайник на плиту. Желтая пачка индийского чая 'со слоном' ждала меня посреди стола.

В кармане задрожал телефон.

– Кому понадобился старый больной пенсионер? – пробормотал я.

Экран мобильника увильнул от ответа – 'номер не определен'. Конспираторы, блин. Что ж, послушаем.

– Недавно мы кушали курочку, – сообщил смутно знакомый голос. – И не закончили разговор.

– Да? – осторожно удивился я.

– Через час к тебе подъедет мой водитель. Потом привезет обратно. Не возражаешь? Очень уж хочется допить тот коньяк...

– Закуску брать? – допивать мне не хотелось, но придется – на ловца сам зверь бежал. – В широком ассортименте диетические продукты, может быть, даже диабетические.

– Было бы неплохо, – ровным тоном согласился собеседник. – Ну, до встречи.

Поездка на стареньком таксомоторе 'Рено' проходила в шпионском стиле, при полной тишине.

Всю дорогу водитель изображал глухонемого, радио тоже молчало. По пути заехали на подземную парковку магазина 'Ашан', где меня перегрузили в белую 'Приору'. Слава богу, ни парик, ни лысину приклеивать мне не стали.

Конечным пунктом маршрута оказался загородный дачный поселок. Очень солидный, судя по монументальным 'хатенкам' и вооруженной охране перед шлагбаумом. Наш автомобиль почему-то пропустили без досмотра, хотя я ожидал криков вроде 'руки на капот' и 'ноги шире'.

Бросив машину у безымянного недостроенного дома, мы огородами прошли на соседний участок, чистенький и ухоженный. И вот здесь, в симпатичной беседке, увитой виноградом, гостей ждал Коля Уваров, собственной персоной.

При нашем появлении он залез в большой коричневый портфель и щелкнул там тумблером. Из портфеля тихонько загудело.

– Вроде не зима, а ты опять на костыле, – усмехнулся Коля принимая пакет.

В декабре я поскользнулся неудачно, и целый месяц ходил с палкой, веселя приятелей в бильярдной.

– Нога разболелась, – в подробности вдаваться мне было не с руки.

– Свободен, – вальяжно бросил Уваров моему сопровождающему, такому же глухонемому, как и водитель такси. – Иди обедать, потом позвоню.

Сохраняя каменное выражение лица, глухонемой шофер молча удалился.

– А синяк на скуле – об косяк двери ударился? – одну за другой Коля достал из пакета бутылки, улыбка вдруг погасла. – Недопитую помню, а это что, вправду 'Ахтамар'?! Не верю собственным глазам...

Банки с творогом, сметаной и маслом, появившиеся следом, доконали его окончательно. Сильнее, чем литр красной икры. Запеченную курочку Уваров разворачивал из хрустящей фольги с каменным лицом.

– Мне надо посидеть, – несколько наигранно, но все-таки с чувством сообщил Коля, вооружившись чайной ложечкой. – Умеешь ты выбить из колеи.

– А меня вот зигзаги доставки сюда удивили, – деловито выкладывая на тарелку заранее нарезанный язык, я на Уварова не смотрел. – К чему такая секретность? Большой Брат не дремлет?

– Он никогда не спит, – Коля сопел, изучая пробку и донышко 'Ахтамара'.

– И чего ты боишься? – невольно оглянулся на гудящий портфель.

– Я свое уже отбоялся, – вздохнул Коля. – Засветился с этим расследованием по самые помидоры. А вот тебя надо поберечь. Ну, если хочешь до конца разобраться.

– Хочу, – оперевшись на костыль, я вышел из беседки. – И у меня есть вопросы.

Ухоженные фруктовые деревья радовали близким урожаем, а солидная делянка краснела клубникой.

– Красота, – заметил я. – Клубнику пора собирать.

– Дача не моя, и меня здесь как бы нет, – улыбнулся Уваров. – Но раз пора собирать – вечером внуков пригоню, будет им праздник живота. Со сметаной деревенской! Она жидкая совсем. Недавно сбили?

– Свежак, – подтвердил я. – Экологически чистый.

Больничка лысого доктора потребляла молочную продукцию в неимоверных количествах, причем большую часть расхватывал персонал во главе с заведующим, Кареном Осиповым. Черная икра уходила хуже, чего я совсем не ожидал – ведь цену назначил вдвое ниже рыночной! Или, следуя парадоксальным законам рынка, надо было гнуть вдвое дороже?

– Насколько я помню, ты бирюком живешь, с родней не общаешься, – теперь Уваров пробовал творог.

– Это она со мной не общается, – хмыкнул я. – Если помнишь, несколько лет назад рухнула фирма, где я трудился директором.

– Помню...

– Дочка позвонила, посочувствовала моей беде... и попросила денег. Ей подвернулась горящая путевка на Мальдивы, в таких случаях я всегда помогал. Говорю ей: очнись, у меня проблема, не знаю, как дальше жить. Какие, нафиг, Мальдивы?

– Не услышала?

– Она порхает в своем мире. Ты понял? Бросила трубку, обиделась. Бабе сорок лет, а все на подсосе. Э, что об этом говорить, – развел я руками. – Сам приучил, сам виноват. А в прошлом году жена к ней уехала, как бы проведать, да так там и прижилась. Так что теперь кукую один, не тужу. Время чирикать прошло, холостякую.

– Тихий развод без раздела имущества? И тебя мучают воспоминания. А скажи, товарищ бирюк, с какой стати ты интересуешься девушкой, которую не знал практически?

– Приснилась она мне, Коля, – честно сообщил я истинную правду.

– Вот это да, – он даже привстал, чтобы посмотреть мне в глаза. – И ты ее видел?

– А как иначе? Видел, конечно, – подтвердил я. – Вот как тебя сейчас.

– А мне ни разу не удалось... – прошептал Уваров. – Как ни старался. Ни разу, представляешь? Силуэт часто вижу, фигуру. Знаю, что это Вера, а лицо размыто. Черт!

– Так часто бывает во сне, – примирительно заметил я. – Тут уж ничего не поделаешь.

– Сон помнишь? – Коля спрашивал с жадным интересом. – Можешь рассказать, если это не очень личное?

– Ничего такого особенного. Светило солнышко, но жарко не было. Мы кушали мороженое под ситро и итальянские песни... Я травил анекдоты, Вера смеялась. А потом мы подрались с 'центровыми'.

– Во как! – прищурился Коля. – Интересные у тебя сны. Вера тоже дралась?

– Не поверишь, но махалась, как Жан Клод Вандам.

– Почему не поверю? Верю, – Коля не удивился. – Нина Ивановна, мама Веры, с весны ее учила рукопашному бою. Они вечерами занимались во дворе, по темноте, чтобы никто не видел. Я видел...

– Как это?

– Я тогда частенько слонялся у ее дома – в надежде, что девчонка выйдет погулять. Иногда везло, не прогоняла. Знаешь, как я жалел, что меня рядом не было, когда Гоша на нее глаз положил, и у калитки подловил? – Коля равномерно черпал икру ложечкой.

– Скажешь тоже, – усмехнулся я. – Без обид, но что может сделать очкарик против Гоши и его банды?

– Ничего. Погибнуть героем на ее глазах мне как раз и не хватало. Может, заметила бы. Ладно, вернемся к твоим снам. Запомнил, с кем на 'Палубе' дрался?

– Да, двое подкатили и представились. Некто Федот и Кот.

– Хм... Знаю такие персонажи, парни из восьмидесятой школы. Вера после выпускного с ними танцевала на набережной, и даже целовалась. Я тогда чуть с ума не сошел.

Господи, вот у него память, восхитился я. Серьезно закопался Коля в этом расследовании...

– Да? И кто же они по жизни? – мне в самом деле было интересно.

– В картотеке все записано, – Коля раскрыл картонную папочку. – Федот Сиротин, сын второго секретаря райкома партии, любитель ярких рубашек и цветных носков.

– Точно! – воскликнул я. – А второй?

– Костя Сиротин, его двоюродный брат. Тоже непростой мальчик, сын директора Дома Быта. Здоровый бугай и чемпион города по боксу. У этих ребят бурная биография с середины восьмидесятых.

Я хмыкнул. Кто бы сомневался! Вот она когда началась, смычка партийной и хозяйственной мафии...

– Документы дашь почитать?

– А для чего тебя, думаешь, сюда привезли? – хмыкнул он. – Ты остался единственный, кому интересна эта история. Забирай, здесь краткая компиляция всех материалов.

– Почему краткая? – нахмурился я. – А документы?

– Документы тебе пока рано, брат. Это почитай, покумекай, – Коля остро взглянул мне в глаза. – А потом расскажешь, чего ты не договариваешь. Умалчиваешь о чем-то в своем интересе к Вере. У меня хорошо развита интуиция, брат. Уверен, другие твои яркие сны тоже потом обсудим. Ну что, наливай?

Дома я полистал папочку, делая закладки на местах, требующих повторного изучения. А оно потребуется, как и помощь Коли Уварова. И очень внимательно, дважды, прочитал последний лист под названием 'выводы'.

Причиной смерти Веры Радиной явилась деятельность ее мамы, Нины Ивановны. Сама по себе Вера опасности никому не представляла – студентка-первокурсница, попавшая под каток, стала обычной жертвой обстоятельств. И если вытащить сюда, в наш мир, Нину Ивановну, цепь там разорвется.

Тогда Вера будет жить. Или нет? В любом случае папочку надо изучать. Читать и думать.

Перекусив, я позвонил профессору Голубеву – колено разболелось окончательно. Стреляя, там что-то постоянно дергалось. Доктор меня внимательно выслушал и вздохнул:

– Такие вещи только оперировать, вы же знаете. И нечего тянуть, Антон Михалыч, приезжайте. Сделаем анализы, проведем исследования. Если не будет проблем, завтра на стол.

– Полное исследование мне только что сделали! – заторопился я. – И анализы два раза сдавал.

– Где это? – удивился он.

– В клинике Карена Осипова. Меня там сейчас лечат.

– Хорошая клиника, – одобрил доктор мой выбор. – Дороговато, но качественно. И от чего же вас лечат?

– От удара электрическим током, – честно доложил я.

– Хм... Интересная болезнь, – усмехнулся он.

– Георгий Шотович, а давайте сегодня на стол? – насел я в уверенности, что тянуть нечего. – Историю болезни по пути прихвачу. И каждому члену бригады – по бутылке коньяка, того самого. За срочную работу.

Доктор раздумывал недолго:

– Если это тот самый коньяк, бригада вам отрежет еще что-нибудь, но уже бесплатно!

На шутку я засмеялся:

– Перевыполнять план не будем! Пятилетку за четыре года нам не надо, как и обрезание, впрочем...

В ортопедическом отделении распухшую ногу прогнали через МРТ, потом побрили и обработали какой-то гадостью. В конце концов, огородив меня простынкой, засунули на операционный стол. Бригада принялась возиться над коленом, компьютерный монитор транслировал всем желающим поле боя. Зря я туда посмотрел...

Когда длинная игла пронзила сустав, я вздрогнул, отворачиваясь в сторону.

– Антон Михайлович, – повернулся ко мне ассистент в маске. – Премедикацию мы вам кольнули, лежите спокойно. Больно не будет. Все будет хорошо...

Да что вы говорите? Вы так думаете? Ну вас нафиг! Я вызвал черное одеяло, которое немедленно утянуло мое сознание от этого ужаса.

Глава двадцать вторая, в которой герои продолжают зализывать раны

Жаркое дыхание в шею вынудило меня очнуться. Помнится, такое дежавю недавно было...

Открыл глаза. Обняв Антона обеими руками, девчонка сопела распухшим носом. В милицейском 'бобике' на сладкий запах девичьего пота накладывался совершенно иной аромат – грубый дух казармы, исходящий от сидящих впереди блюстителей закона. Поглядывая в зеркало заднего вида, старшина рулил, пряча в усах усмешку, а его напарник чего-то бурчал в рацию.

Антон, слава богу, пришел в себя, хотя мог только стонать. Я ощущал его боль, и попытки ее унять потихоньку приносили свои плоды.

– Что-то мне хреново, – прошептал парень. – Дед, вот сюда руку приложи, к селезенке... А Веркин глаз обжимать уже хватит – глянь, как у нее колено распухло. Давай-давай, гладь, никто не видит. Я не возражаю, а ей все равно, отрубилась бедняга. Хотя нога, наверно, хуже моей ноет...

Перед отделением милиции не наблюдалось противотанковых ежей и не лежали в продуманном беспорядке бетонные блоки. Дежурные автоматчики тоже отсутствовали – в это время милиция еще не опасалась враждебно настроенного населения. Любой желающий мог беспрепятственно войти и выйти.

Арестантов выгружали из машины аккуратно, даже бережно. Усатый старшина помощников нагнал – Веру так прямо на руках понесли. И поместили нас не в обезьянник, а в комнату отдыха. Какие-то побитые рожи, виднеющиеся в клетке, показались мне знакомыми. Неужто менты наших 'друзей' поймали?

Немедленно прибежал фельдшер с медицинской сумкой, следом явился толстый капитан. Они приступили к работе одновременно – фельдшер начал колдовать над лицом Веры, толстый капитан застрочил в бланках допроса.

Девчонка ойкала сквозь зубы, а я оглядывался. Комната отдыха не имела чистых стен – со всех сторон помещение украшали давно забытые плакаты и лозунги, вгонявшие в ступор. У меня рот раскрылся от обилия забытых воспоминаний. Плакатные лица мужественных милиционеров сопровождались такими же суровыми подписями: 'Милиция – слуга народа', 'Моя милиция меня бережет'.

Негативные личности подавались в карикатурном стиле – над испуганными нарушителями нависали доблестные защитники закона: 'Работник милиции! Зорко охраняй народное достояние', 'Покончим с пьянством навсегда', 'Работник милиции! Борись с хулиганством'.

Давно забытая риторика выглядела острой сатирой, однако никто вокруг не ржал.

С изумлением я задержал взгляд на плакате, запечатлевшем судебную тройку с каменными лицами. Призыв внизу гласил: 'Скажем коррупции нет'.

Вот это да! Серьезная заявочка! Придем мы, значит, ко второму секретарю райкома и его братику, директору Дома Быта, и скажем 'нет'? Чтобы им стало стыдно?

Не обошлось и без прикольного пейзажа: 'Выходя из трамвая, посмотри направо'.

Все это, конечно, перемежалось художественно оформленным бредом в стиле революционной абстракции: 'Решения 24 съезда КПСС в жизнь'. Ну как, скажите мне, люди добрые, каким образом пожилой старшина в районном отделении милиции будет 'претворять решения в жизнь'?

Медбрат обрабатывал ребра Антона, когда в распахнутую дверь вошла Нина Ивановна. Я сразу забыл и про Антона, и про боль. Какая грация у этой женщины... Какая осанка... Вот с кого надо царские портреты писать!

В ладной форме с майорскими погонами она остановилась перед Верой, молча оглядела девчонку, с головы до ног.

– Нет слов, – процедила Нина Ивановна. – Хороша! Сколько их было?

– Человек десять, – пролепетала девчонка, испуганно оглянувшись на Антона.

– Ты не справилась с десятком прыщавых подростков? – фыркнула возмущенная мама. – Позор на мои седины...

Вот это выдержка! Железная женщина. Другая мать с порога начала бы рыдать и биться в истерике, руки заламывая, а эта марку держит. Нет, надо что-то решать. Думать, как бы половчее к ногам королевы упасть – так, чтобы благосклонно взглянула...

– Два месяца занятий коту под хвост, – Нина Ивановна выдержала трагическую паузу. – Федор Петрович, что у нее с лицом?

– Ничего страшного, – степенно ответил фельдшер. – Через неделю от синяка мало что останется. А вот нога нехорошая, колено о как разнесло. С этим в больничку надо.

– Надо – поедем, – она перевела взгляд на Антона.– А у кавалера что?

– Разбита голова, множественные гематомы, ушиб грудной клетки. И тоже колено.

– По башке получил и девицу в беду втянул, – Нина Ивановна презрительно прищурилась. – Герой...

– Мама, это все из-за меня, – вскинулась Вера. – Тоша не виноват!

– Почему это? – майор милиции была против такой трактовки.

– Потому что я дура последняя!

– Хорошая мысль, – согласилась с этим Нина Ивановна. – Но чем он там занимался, кроме того, что башку подставлял?

– Он бежать предлагал, а я не послушалась!

– Вот как... Ко всем своим достоинствам, твой кавалер еще и может быстро бегать? – сарказм сочился с ее полных губ.

Мне захотелось вмешаться в диспут.

– Есть железное правило: увидел, как бьют девушку – беги.

– Почему? – Нина Ивановна сбилась с уничижительной линии.

– Потому что у девушки нет яиц, – пояснил я. – А для парня это очень важная часть тела, которую надо беречь...

Закрывшись ладошкой, Вера затряслась беззвучно.

– Шуточки дома будем шутить, когда отец найдет ремень, – она перевела командирский взгляд на толстого капитана. – Игорь, заканчивай писанину, нам в больницу пора. Давайте-ка, ребята, поднимайте их, машина у подъезда.

Поднялся я сам. Не маленький, уж как-нибудь добреду. Жаль, чаю не предложили, да ладно. Обойдемся без этого – Антон внутри меня еле ворочался, хотелось скорее дотащиться до дома, чтобы сгрузить это тело в койку.

Капитан даже не пикнул, а ведь он ни одного вопроса не успел задать! Впрочем, версию событий Нина Ивановна всегда успеет надиктовать позже. А то, что бумажная версия будет отличаться от реальной, я ни на минуту не сомневался. Нина Ивановна должна убрать Веру из протокола, и я ее поддержу. А высокопоставленные родители хулиганов тоже приложат все силы, чтобы их чада в деле не фигурировали. Скорее всего выйдет, что Антона в парке побили неизвестные гопники. А что? Обычное дело, ничего удивительного.

В травмпункте мы не задержались – благодаря усатому старшине. Он быстренько организовал медосмотр, санобработку и рентген.

– Убитые хулиганами граждане обслуживаются вне очереди! – возразил он возмущенному ропоту раненых.

Местные эскулапы соорудили Антону колоритный видок – частично синее лицо оттенили крестами пластыря, а на затылок примотали ватную дулю.

– Сынок, кто ж тебя так? – участливо спросила женщина с перевязанной рукой.

– А вот она, – я указал на Веру, поддерживаемую усатым старшиной. – Буйна девица во хмелю. Теперь моя милиция от меня ее бережет.

Девчонка еле заметно улыбнулась, смеяться не хватало сил. И еще ей было очень стыдно перед парнем. Виновата со всех сторон, и нет прощенья – читалось в ее глазах. На заднем сиденье, привалившись к боку Антона, она лишь грустно вздыхала о порушенной навсегда дружбе.

День клонился к закату, когда милицейский 'бобик' остановился возле нашей калитки. Появление редкого в этих краях автомобиля привлекло внимание ребятни и бабушек, так что эвакуация пострадавших тел проходила при повышенном внимании публики. А мама, увидев побитого сына, едва сознание не потеряла.

Панику на корабле я пресек с ходу, на корню, с женскими истериками опыта мне не занимать. Главное здесь – женщину отвлечь, чтоб делом занять.

– Тащи Веру в душ, – приказал тихо, но со сталью в голосе, обрывая мамины причитания и бессмысленные расспросы. – Чистую одежду и для меня тоже найди, следом пойду. Потом примочки с компрессами готовь.

Краткость – сестра таланта. Здесь как на допросе, ни в коем случае нельзя развернуто отвечать на вопросы. Иначе эта песня начнет повторяться и никогда не закончится.

Странно взглянув, мама молча бросилась выполнять команду. Последовательность и смысл действий в подобных ситуациях дискуссий не предполагает.

Со стола под яблоней я собрал учебники, занес на кухню раскладушку – вдали сверкало и громыхало, небо заволокло тучами. Муся с Лапиком, обнявшись, дрыхли под табуреткой. Хорошо им. Выспятся, пойдут мышей ловить. А мне еще раны зализывать...

В кармане задрожал телефон. Господи, он-то откуда здесь взялся?! Хромая на заклинившую ногу, я перебежал в туалет, где обнаружил улыбающуюся рожицу внучки во весь экран.

– Дед, привет! – закричала Маруся из телефона. – Денег дашь?

– Дам, – прошептал я, наблюдая в щель за тропинкой – вдруг кого принесет. – А для чего?

– Билет куплю, к тебе перееду!

В горле запершило, пришлось прокашляться.

– С чего это вдруг? А муж?

– Муж наелся груш!

– Опять?! – поразился я.

– Теперь окончательно, – успокоила она скорее себя, чем меня. – Обстановку надо сменить. Пустишь душевные раны зализать?

– Нет! – шепотом завопил я. – Ко мне нельзя!

В мою квартиру в самом деле было нельзя. Туда никому нельзя, Марусе тем более. Не дай бог, с ребенком на руках коснется раковины на кухне. Хорошо, если просто унесет девчонку в даль далекую, так ведь и малыша может током шандарахнуть...

– Дед, ты там не переживай, мне твои домоправительницы побоку, – она захихикала. – Я коммуникабельная!

– Так, коммуникабельная ты моя,– решил я без особых раздумий. – Поживешь на даче, ключи у тебя есть. А что? Лето, природа, свежий воздух. Там, правда, садового инвентаря не стало, но ты же не будешь грядки копать?

– Дед, я буду с них кушать!

– Да кушай сколько влезет... – зная Марусю, трудно ожидать другого заявления. Это поколение травмировано интернетом. Они грядки не то что копать – они видеть не приучены. Зачем напрягаться, когда одним кликом можно создать доставку пиццы? Возможно, я не прав со своим старческим брюзжанием. Может быть. Вслух выдал иное: – В холодильнике полно еды. Когда вас ждать?

На моей даче от голода не умрешь, в погребе припасены консервы на случай войны. Еще соль, сахар и крупы. Недавно ассортимент немного расшился – теперь в холодильнике хранилась экологически чистая валюта, перетащенная от Риммы. А на веранде досушивалась рыбка.

– Когда вас ждать?

– Я уже собралась, завтра днем буду!

Во приперло туристку, подумал я, на чемоданах сидит как на низком старте...

– Домой нельзя, понятно? – уточнил на всякий случай. – Езжай сразу на дачу. Я не встречу, в больнице лежу.

– Дед заболел?! – показное веселье из голоса улетучилось. – Вот ты меня огорчил, даже не знаю, что делать... Может придумать чего, какие-то лекарства?

– Ничего страшного не случилось, обычная профилактика, – вздохнул я. – Здесь полный пансион. Ну все, некогда мне, чмоки-чмоки, пока-пока.

Отключив аппарат, я задумался. Откуда здесь, в Антоновом кармане, взялся телефон?

К понятию 'случайность' я всегда относился с настороженностью. Любой здравомыслящий человек понимает, что случайностей не бывает, а глупым себя я не считал. Можно не знать всех причин и не понимать свою роль в событиях, но каждое событие вытекает из конкретных процессов. А в моей ситуации процесс явно управляемый, надо просто понять цели и взаимосвязи.

– Давай по порядку, – предложил я себе. – В операционную меня доставили без мобильника. Это точно. А что я делал перед этим? До операции я разговаривал по телефону... С Марусей же и разговаривал! Она жаловалась, что маленький Антон плюется черной икрой, не хочет глотать полезные витамины. Этих самых витаминов я им передал целую сумку-холодильник со знакомым проводником... А потом у меня отняли аппарат и потащили на операционный стол. И там я злился, что опять не услышал рассказа, как поживает мой правнук... Да, собирался перезвонить сразу, как освобожусь. Эта мысль вертелась у меня в голове, и телефон выполнил удаленную команду? Взял, и перелетел в карман? Очень интересно.

Посидев немного в раздумьях, я пополз в душ, разделся, омыл раны Антона. Парню было совсем хреново, еле ощущался. Собрался было бриться, щеки кололись щетиной, однако зеркало посоветовало повременить. Правильно, эту битую физиономию сегодня лучше не скоблить... Пока приводил тело в порядок, на веранде мама закончила возиться с девчонкой – навертела компресс на раненую ногу, накинула плед.

Следом очередь дошла до Антона.

Слушая мой короткий отчет о военных событиях, мама начала всхлипывать, причитать и ронять капли из глаз на бинты. По завершению процедур она вовсе ушла в свою комнату, заливаясь слезами, а я принялся укладывать Антона в безболезненную позицию.

Первый попавшийся под руку учебник физики раскрыл наугад, примерно посредине. Чтение успокаивает – так гласит опыт человечества, и мой собственный тоже. А что еще делать? Суета закончилась. Листая страницы, я затих, прислушиваясь к странному покалыванию в колене Антона. В том мире сейчас идет операция на моем старом колене...

А если я это ощущаю, значит и в Антоновом колене тоже ковыряются хирурги? Как такое может быть, в голове не укладывалось. Ладно, мое сознание здесь, а тело там. Странно, но ладно. Бог с ним, привык уже. Но как хирургическое вмешательство на мою ногу там, может отражаться на Антоне здесь?! Задачка за задачкой. Доберусь домой, сразу составлю матрицу Эйзенхауэра – план получения ответов на ряд загадочных вопросов. А пока, на всякий случай, надо лежать тихонько, не дергаться. Люди все-таки серьезное дело делают, не стоит им мешать.

Девчонка, обряженная в мамин спортивный костюм 'Найк', поверх футболки с таким же логотипом, тихонько вздыхала рядом.

Недавно матушке невероятно повезло: молочница Римма принесла кучу женских тряпок, которые себе накупила, но носить не могла, размер не подошел. А маме, что удивительно, все пришлось впору. Она не вернула ни одной вещи, все загребла под себя, словно сорока. Уж очень дешево Римма отдавала излишки. Скрепя сердце, отец полез в свою заначку, расплатился сполна.

Это ж надо, бурчал тогда отец, такусенькая тряпочка, с прозвищем 'трусы' ради смеха, а денег стоит цельных три рубля, как бутылка водки!

Чудеса на этом не закончились, у Риммы оказался ненужный садово-огородный инвентарь в широком ассортименте. Папа чуть в осадок не выпал, такого доброго инструмента он в жизни не встречал. Не новый, конечно, но в отличном состоянии! Это вам не какие-то там 'кружевные лифчики', а полезные в хозяйстве вещи. Лопаты и грабли ему не хотелось выпускать из рук, а блестящий хромом секатор немедленно был спрятан в нагрудный карман джинсового комбинезона. Этот предмет гардероба Римме тоже не пришелся по душе.

Отрешившись от мирского, я приказал Антону расслабиться.

– Парень, хватит умирать! – такое приходилось говорить себе не раз. – Подумаешь, по башке настучали. Великое дело. Пора привыкать, для бабника это обычное состояние. Любишь по бабам кататься – люби и салочки носить!

Отзываясь, Антон тихонько затрясся.

– Не вижу проблем, – продолжил я аутотренинг. – Тем более что доктор в больничке особенной трагедии не обнаружил. Ребра побиты, но не поломаны. Почки, слава богу, на месте, а селезенка ушиблена без вздутия живота. И главное, заметь, яйца сохранились в отличном состоянии! Только что кашлял нормально и писял без крови, простите за натуралистические подробности.

– Точно? – приободрился парень.

– Точнее некуда. Соберись, жизнь продолжается. Что сильнее болит? Грудина? Кладем туда руки. Работаем вдвоем! Твои руки теплые и тяжелые, и тепло от них разливается по всему телу. Шумит водопад, течет речка. Вода прозрачна и чиста, и серебро реки отражает небо в шапке белоснежных облаков. Слышишь шум воды? Лицо обдувает свежий ветер, прибрежная галька хрустит под твоими шагами...

Антон старался без дураков, я отчетливо ощутил тепло в груди. Молодец, партнер!

– ...Прямо на берегу реки разостлана чудесная скатерть, заставленная блюдами изысканных кушаний – багровые помидоры присыпаны зеленью, тонко струганная брынза сочится влагой на срезе, горка сосисок без названия исходит влажным паром, а на зеленом стекле 'Рижского' блестят капельки солнца. Водопад заглушает боль, и волна, набежавшая на берег, уносит все болячки с собой... Стряхиваем руки в воду и снова кладем их на грудь. Ты можешь спать и не знать, что спишь, видеть сон, и не помнить этого сна. Ты можешь оказаться в прошлом или очутиться в будущем, где возможно все. Но еще лучше оказаться в другом мире, в другой реальности нашего сознания, где возможно все и где сбываются все желания. Журчит вода, щебечут птицы, медленно и незаметно боль уходит...

Аутотренинг не требовал особого напряжения и шаманских движений, я повернул голову в сторону соседки, замершей неподвижным изваянием. Спортивный костюм оказался великоват, но Веру это не трогало – закрыв глаза, она страдальчески кусала губу.

– Сильно болит? – на широкой Антоновой тахте девчонка лежала через метр, на другом краю.

– Ага. Горит и дергает. И чего-то знобит, – посетовала она, натягивая плед до подбородка. – Мамина таблетка не помогает. Вот я дура несчастная! Сама покалечилась, и тебя подставила.

В отличие от Антона, меня боль беспокоила мало, больше нервировал зуд под коленной чашечкой. Там чего-то шевелилось и дергалось. Профессор говорил о быстрой экзекуции, которая обычно укладывается в двадцать минут. Пора бы им уже закончить!

– Антон, продолжай без меня, – пробормотал я. – Вернусь через минуту.

– Дед, ты куда?! – тихо завопил парень, но слушать его было некогда: ко мне обращался ассистент доктора.

– Антон Михалыч, как вы себя чувствуете?

Я открыл глаза.

– Мы закончили, – сообщил хирург. – Все прошло штатно, проблем нет. Сейчас вас перевезут в палату. Сегодня вставать нежелательно! А завтра, после осмотра, начнем потихоньку. До свиданья, отдыхайте.

А что, хорошая мысль. Дельная, и вовремя предложена – давно пора поваляться спокойно, подумать о делах своих скорбных. Натянул простынку, прислушался: тишина. Никаких негативных эмоций. Конечно, кольнули успокоительное в задницу, в колено вдули анестезию. В желудке болтается коньяк, но это было давно, и об этом я не обмолвился. Коньяк просто усиливает действие препаратов, как песня рекомендует – без наркотиков жизнь прекрасна, а с наркотиками удивительна.