Текст книги "Прыжок с кульбитом и валидолом (СИ)"

Автор книги: Сербский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Глава тринадцатая, в которой наступает неожиданный поворот

Кухня у меня просторная.

Первоначально квартира была четырехкомнатной, но мне такая планировка показалась чрезмерной – одну перегородку я снес. Получилась большая кухня-столовая, где прекрасно уместился дубовый стол на двенадцать персон. Всю жизнь мечтал о таком помещении, где можно спокойно посидеть, одному или с компанией, посмотреть телевизор или музыку послушать. И только довел до ума квартиру, как жизнь подошла к концу...

Устраиваясь на стуле, Коля равнодушно посмотрел на накрытый стол:

– Лимон мне нельзя. Сырокопченую колбасу тоже. Маслины... нет. Будем пробовать так, давай свой паленый коньяк.

– Вот, – я услужливо подал бутылку.

– Ну что, – Коля нацепил очки. – 'Три звездочки', армянский. Пробка с претензией на аутентичность. Цвет напитка характерный. Этикетка похожа. Стекло выглядит достоверно. Донышко... В общем, хорошая подделка.

– Да, Коля, – улыбнулся я. – Зачем спорить, когда вкус фальсификата можно взять на язык?

Быстренько освободив бутылку от пробки, я разлил янтарную жидкость по коньячным снифтерам. Коля пить не спешил. Обняв бокал снизу, он профессионально гонял коньяк по стенкам. А я таким гурманом не был, сразу сделал глоточек. Водопад вкусов поразил кончик языка, придавив меня к стулу. А когда я выдохнул через нос, в послевкусии слышался дух Армении, где прошло мое детство. Ясно ощущались ароматы миндаля и инжира с фруктовыми нотками.

Коля с интересом читал эмоции на моем лице:

– Излагай краткое мнение.

– Армения, лето, фруктовый сад, я в ахуе, – выложил чистую правду.

– Да ты актер, брат! – усмехнулся Коля, и коснулся губами бокала.

Лицо его изменилось, а я сделал второй глоток. В дополнение к прежним ароматам, мне послышался вкус лесного ореха. Закусывать не тянуло совершенно – поэтому глотнул еще. Закончив чмокать губами, Коля, наконец, последовал моему примеру.

Прошла целая вечность, прежде чем он вернулся к реальности:

– Вынужден принести извинения. Коньяк настоящий, армянский. У пятидесятилетнего может быть более глубокий вкус, но это уже старческое брюзжание.

– Напиток берет силу только в дубовой бочке. В стекле жизнь останавливается.

– Согласен.

– Может, чем-нибудь закусишь? – я сделал широкий жест рукой.

– Может быть, позже, – с сомнение произнес Коля. Ему хотелось и маслину, и колбаски. – Хотя вряд ли. Диета, черт бы ее побрал.

– Тогда настало время предложить тебе диетическое питание, – я снял салфетку, скрывающую тарелку с черной икрой.

У Коли вытянулось лицо, но марку он держал:

– Небось китайская, белорусского производства?

– А ты пробуй. Еще есть козий сыр, Коля, – сняв очередную салфетку, я плеснул себе добавки, и с бокалом наперевес пошел к плите – там доваривалась курица.

Обычная курица, кормленная обычным, отборным зерном 1970 года издания. Кошка, растопырив усы, сидела под плитой, щурилась недоверчиво на запах. Зреет что-то очень вкусное – так и было написано на ее заинтересованной морде.

Когда я обернулся, Коля с закрытыми глазами улыбался.

– Ты меня удивил, – сказал он. – А меня удивить трудно. Да что там говорить, я забыл, когда удивлялся в последний раз. Наливай.

Я налил нам обоим, закинул в рот ложечку черной икры, и выпил. Глядя на меня, Коля действо повторил.

– Ну что я тебе скажу, – пробормотал он. – Послевкусие мягкое и продолжительное. В аромате напитка чувствуются оттенки ванили. Аромат сильный, но деликатный.

– Инжир? – уточнил я.

– Хм... – он хлебнул еще. – Сушеный инжир... и абрикос! Выраженная сладость делает вкус более округлым. В общем, если ты хотел меня завербовать, считай, что добился полного успеха. За такую бутылку я готов продать родину. Ты себе представляешь, сколько стоит подобный коньяк?

– С трудом. В интернете разброд и шатания, – честно ответил я.

– В интернете успешно работают жулики, – убежденно пробормотал Коля. – Клоака еще та. У них запасы армянского коньяка в сто раз больше реальных.

– Скажи, ты помнишь Веру Радину из десятого 'Б'? – я накапал еще по паре капель.

– Вера умерла, – Коля поднял несколько удивленный взгляд.

– Вот как...

– Ты не знал?

Я не знал. Жизнь человека скоротечна, жаль, конечно, но ничего не поделаешь.

– Когда? – задал дежурный вопрос.

– Давно, в феврале 1972 года.

Какое-то время мне пришлось осмысливать эту информацию. Без криков 'что ты сказал', 'повтори' и все такое. Смерть малознакомого человека сорок пять лет назад задевала меня с другой точки зрения: а что будет в нашей с Антоном жизни через восемь месяцев, когда там наступит февраль 1972 года? Умрет ли Вера снова? Или нам удастся на этот раз предотвратить нехорошее событие?

– Причина смерти известна? – я выпил, но вкус коньяка не ощутил.

– Да, конечно. Сердечная недостаточность.

– Что за глупость? – удивился я. – Спортсменка, мастер спорта, и больное сердце? Так не бывает. У них же соревнования постоянно, врач в команде. Нет, не может такого быть.

– Согласен, – Коля цедил крохотными глотками, смакуя напиток. – Ты в курсе, что я бегал за Верой?

– Что-то такое помню, но плохо. Ребята, кажется, смеялись, что именно бегаешь, как собачонка.

– Я носил ее портфель, сдувал с него пыль и гонял в ларек за мороженым. Однажды она заявила, что ненавидит даунов. Ну, тех, что блеют у доски. И я стал отличником. В школу танцев записался, и гантели тягал – ради нее. И вообще, жил у порога, выполняя любой каприз. А она смотрела на тебя, – Коля говорил замороженным голосом. – Тайком, но я все видел.

– Это для меня новость, – фальшиво удивился я. – Не знал.

– Конечно, – кивнул Коля. – Ты всех красивых девчонок в школе перещупал, перегладил. И что удивительно, остался жив. Мало тебя били... Да что там говорить – в конце концов, ты завоевал Алену Козловскую, а это звезда мирового масштаба, без всякой иронии. У Веры не было шансов. Она страдала, а я мечтал о твоей смерти.

– Хм... – что-то в горле у меня застряло, закашлялся. Протолкнул коньяком.

– За свою жизнь я нажил немало врагов, – Коля разглядывал свой бокал. – И ты был первым. Знаешь, вот так, с заглавной буквы: Первый личный враг. Твое счастье, что ты так и не обратил ты на нее внимания. И к смерти Веры отношения не имеешь.

– Слава богу, – пробормотал я.

– Сначала я просто горевал, – Коля меня не слушал. – А со временем, когда стали доступны возможности КГБ, начал потихоньку копать. Работая в шестнадцатом Управлении КГБ, занимался электронной разведкой и анализом информации. Потом управление переименовали в ФАПСИ, но дело не изменилось. Я аналитик, брат. Работаю головой.

– Раскопал?

– Конечно. Ничего секретного здесь нет. Мое мнение: Веру убили.

– И ты так спокойно это говоришь? – я чуть не подпрыгнул.

– Прошло много лет, Антон, – он развел руками. – И у меня нет доказательств. Масса перелопаченной информации есть, косвенные улики есть. Но это не доказательства. А собственные домыслы к делу не пришьешь.

– Поделишься?

–Я же тебе говорю, ничего секретного. Государственную тайну не выдам, – Коля хмыкнул. – И раз ты не в курсе смерти Веры, прими к сведению еще один факт: тогда же, в феврале 1972 года пропала без вести мама Веры, майор милиции Нина Радина.

А вот это был удар. Под самый дых.

– А теперь давай по порядку, с самого начала, – выдохнул я.

– Нет проблем. С самого начала: сразу после октябрьской революции товарищ Ленин начал раздавать деньги братским компартиям. Цифры, которые мелькают в прессе, несколько занижены, но порядок такой – после первого ограбления церкви семь триллионов рублей большевики сразу отправили за рубеж. Идея Ленина и Троцкого о перманентной мировой революции требовала подпитки. Всего за годы советской власти было истрачено пятьдесят триллионов долларов. А ты в курсе, что СССР после второй мировой войны участвовал в двухстах вооруженных конфликтах в мире? А в долг братьям сколько дали? Вот цитата из протокола заседания Политбюро ЦК КПСС за 1989 год:

'Основные интересы СССР как кредитора связаны с задолженностью развивающихся стран. Только в последнее время был согласован перенос части причитающихся нам платежей Алжира, Анголы, Вьетнама, Ирака, Кубы, КНДР, Ливии, Монголии и Никарагуа с 1989 года на поздние сроки, всего на сумму свыше семи миллиардов рублей. При этом наблюдается тенденция к тому, что наши друзья в 'третьем мире' рассматривают свои платежи Западу в качестве приоритетных целей, полагая, что с нами они всегда договорятся'. Ты понял? Партия сняла со страны последние штаны – к 1991 году в государственной казне осталось триста килограммов золота. Всё остальное исчезло. Куда оно делось?

– Хороший вопрос, – усмехнулся я. – Куда оно делось?

– А уехало за границу. Доказательства? Нету. И концов не видно. Тогда, в 1991 году, много документов пожгли. И в КГБ, и в партийных архивах. Но кое-что осталось, я немного из этого читал. В архивах, которые не успели сжечь на Старой площади, были бумаги о реализации на Западе пятидесяти тонн золота. КГБ ответственность за эти акции на себя не взял, хотя перемещения денег и ценностей не отрицалась. Так, по крайней мере, говорил Филипп Бобков: 'эти перемещения денег были вне поля зрения КГБ, потому что мы не занимались деньгами партии'. Могло получиться так, что кое-что прилипло к рукам нечистоплотных партийных функционеров?

– Конечно, нет, – фыркнул я. – Об чем вы говорите?!

– Ага, – Коля не забывал процесс дегустации. – Другой вопрос: можно ли сказать, что деньги, потраченные на поддержку различных режимов, международного рабочего движения и левых партий, были выброшены на ветер?

– Само собой, – я ответил серьезно.

– Ни в коем случае, – возразил Коля. – Большая часть денег истрачена в период с середины 60-х до середины 70-х годов, и пошла на укрепление безопасности нашей страны. Просто мир так устроен, что безопасность государства обеспечивается еще и путём поддержки дружественных режимов. К сожалению, под прикрытием этих благих целей некоторые суммы выводились не на поддержку, не на обеспечение безопасности, а в будущие личные карманы. Доказательств нет, но...

– Охотно верю.

– Деньги, ценности и оружие постоянно перемещалось в различных направлениях. Как по стране, так и за её пределами. Сейчас уже нет в живых многих фигурантов, и не все они умерли собственной смертью.

– Ты это к чему? – начал догадываться я.

– Майор Радина со своей группой осуществляла охрану и транспортировку секретных грузов, – Коля остро взглянул трезвым взором. – Работа в милиции для них была прикрытием, реально числились они в КГБ, а приказы получали из ЦК КПСС, от специального куратора. И в феврале 1972 года их зачистили. Всех, с семьями.

– М-да... – я не забывал подливать. – Есть подтверждение?

– Предполагаю, что-то такое произошло экстраординарное, прямых документов я не нашел. Скорее всего, их и не было. При 'левых' операциях, понимаешь ли, следы не оставляют. Но я не теряю надежды, копаю потихоньку. Межведомственная комиссия по защите государственной тайны продлила сроки засекречивания сведений, составляющих государственную тайну и закрытых с 1917 года. А это означает, какие-то документы все-таки остались, и моя тайна может где-то лежать.

– Ты закусывать вообще собираешься? – возмутился я. – Язык начал заплетаться!

– Звонок другу, – Коля протянул руку. – Дай телефон, свой в машине забыл.

Он почему-то сморщился и подмигнул мне.

Боится прослушки, понял я. Бывших сотрудников в конторе не бывает...

– Скажи, друг мой, – вальяжным тоном заявил Коля в трубку. – Мне можно коньяк закусывать икрой? Нет, коньяк правильный и икра настоящая. Понял-понял. А курочку домашнюю? Ага. Ну, бывай.

Коля двинул к себе тарелку с черной икрой:

– Давай ложку, что ли.

– Что, разрешили?

– Доктор сказал так: коньяка кушать поменьше, а икры побольше. А домашнюю курочку вообще без ограничения.

Глава четырнадцатая, в которой начинается бизнес

Антон качал пресс.

Он висел на турнике и медленно, с передыхом, поднимал ноги. Я же просто наслаждался покоем и экологически чистыми запахами, индифферентно поглядывая вокруг.

– Значит, все-таки спекуляция, – Антон не спрашивал, он утверждал. – Здесь купил, там продал?

– Да, Тоша, выходит так. Просто вариантов других нет. А делать надо сейчас. Мне делать, потому что я скотина... Скотина неблагодарная! – я с горя хотел махнуть рукой, но вовремя передумал, иначе Антон свалился бы с перекладины. – Заметь, брат, не ты, а я.

– Да?

– Ты еще не понимаешь, я понял только сейчас. Мама жила для меня, и отец колотился рядом. Он же военный пенсионер, мог спокойно в саду ковыряться. Ты посмотри внимательно, с каким удовольствием он прививает яблоню на грушу. Или наоборот? Впрочем, неважно. А как малину с любовью пересаживает? Да все воскресенье он шастает, в кулак посвистывая, по саду-огороду! Мог бы на диване лежать, ан нет. А работает папа ради семьи, чтоб нужды ни в чем не было, – я задумался. – Зачем мне две квартиры, Антон? Надо придумать, как там одну продать, а эту усадьбу купить. Появится у родителей дача... А ты будешь в городской квартире жить, в институте учиться. Помнится, в конце июня отец ордер получил.

– Думаешь, поступлю? – Антон пыхтел, поднимая ноги.

– А куда ты денешься? – мне даже стало удивительно. – Я же поступил! Иначе осенью, аккурат в ноябре, исполнится восемнадцать и – здравствуй, казарма, дом родной! Хочешь в армию? Можешь сходить, а мне не надо, я там уже был. Сержант авиации в запасе, специалист второго класса, этот факт сорок пять лет назад записали в военный билет. Все армейские анекдоты про прапорщиков и генералов испытал на своей шкуре. А с министром обороны был знаком лично – видел однажды на расстоянии вытянутой руки его лимузин, промчавшийся мимо меня с приличной скоростью.

– Да ну?!

– Маршал Гречко прилетал в нашу часть с деловым визитом, и эта встреча осталась у меня в памяти на всю жизнь. Целую неделю до этого события мы без сна и отдыха драили расположение части, боевую технику и стоянку самолетов. Все как в учебниках – и деревья без корней сажали, и траву красили в зеленый цвет. Два дня крупный валун у дороги пытались сдернуть тросом. Не удалось. Танк сломали, трос порвали, а валун остался. Наш особист сильно переживал, он опасался, что за камнем могут залечь диверсанты. Поэтому, после безуспешной операции по выравниванию местности, туда посадили меня. С автоматом Калашникова и холостыми патронами. Вот из-за этого валуна я и имел счастье наблюдать кортеж небожителя. Он мимо промчался с такой скоростью, что наших потуг по благоустройству при всем желании заметить не мог. Нет, в армию больше я не хочу. Долг святое дело, и родину, конечно, защищать надо, но не так часто, всего сорок пять прошло.

За воротам вдруг рыкнул мопедный двигатель. Калитка раскрылась, и показался Вова Спиридонов собственной персоной. Он притарахтел на 'Верховине' не один, а с Женькой за спиной. Мы с Антоном мысленно переглянулись – его послал сам бог! Мы о нем как-то забыли в суете.

Вова с детства занимался певчими птичками, ловил щеглов да чижей в балке, что лежала за Третьей улицей. Трофеи ловец пернатых сбывал на Птичьем рынке весьма успешно, в прошлом году на мопед заработал, предмет всеобщей зависти. А теперь копил на мотоцикл.

Как же я упустил этот вариант? У Вовы всегда были деньги! И еще связи на рынке, что решало все наши проблемы со сбытом попугаев. В это время волнистых попугаев завозили из-за границы, они были дороги, и считалась редкостью. Разводить попугаев в Советском Союзе начнут лет через десять, не раньше.

– Ты куда пропал после выпускного? – Спиридонов по-хозяйски обнимал Женьку за плечи. – Мы тебя искали. Гулял с девчонками по набережной? Странно, где ты там гулял... Слушай, мы по делу. Дай магнитофон до вечера, пару пленок надо переписать.

Антон отмахнулся:

– Идем что покажу.

Клетка, полная разноцветных попугаев, произвела на гостей неизгладимое впечатление.

– Откуда столько?! – подавленно прошептал Вовка.

То же самое сказала мама, впервые увидев разноцветное стадо. Тогда мы ей сбрехали, что дружок временно принес – якобы, пару Кеше выбрать.

– Откуда?! – повторил Вовка.

– Откуда-откуда... Оттуда, – пришла в голову цитата из фильма 'Бриллиантовая рука'.

Н вслух сказал иное:

– Знакомый моряк из Австралии привез. Сказал, могу продать, а деньги потом, – открыв дверцу клетки, я достал из кармана морковку. – Кеша хороший. Кеша, иди кушать!

На зов ломанулось сразу несколько птиц. Облепили руку, а одна из них, наклевавшись угощенья, бесстрашно перелетела на Женькино плечо. Заглянув девчонке в ухо и потеребив сережку, зеленый попугай заявил:

– Кеша хороший летчик! Будешь макароны?

Роняя челюсть, Женька выпучила глаза.

– Вова, он разговаривает! Хочу! Сейчас! Купи!

Все, дальше о бизнесе беспокоиться было нечего – первые пятьдесят рублей перекочевали в карман Антона. Не сразу, конечно, Вовке пришлось сбегать домой. Кешу мы не отдали, наоборот, быстренько отселили в свою клетку. Антон его еще окольцевал на всякий случай, привязав цветную нитку к лапке. И стал гадать, как из стайки птиц выбрать девочку.

– Я тоже хочу девочку, – потребовала Женька.

– Значит так, Тоха, – Вова быстро прокрутил комбинацию в голове. – Ты просишь полтинник за любого? Но белый попугай вообще редкость, а желтый пойдет за стольник как миленький. И это если быстро...

– Мне некогда ходить по рынкам, Володя, – Антон не стал нагло накручивать цену. – Заниматься надо. Что сверху пятидесяти, все твое.

– Годится, – сразу решил Вова. – Завтра с утра заберу трех птичек, разных цветов. Клетку продашь?

Игрушки, качели, поилка, колокольчики и зеркало внутри блестящего сооружения с вынимающимся дном умножали стоимость неимоверно.

– Клетки привезут позже. Ты пока цены зондируй, – Антон правильно ставил акценты. – И вообще, изучай рынок. Будем наполнять спрос.

***

Из своей будки продавщица Люська торчала почти вся – работала наблюдателем в полный рост.

– Люсьен, солнце мое, – серьезно вопросил Антон. – Напомни, какой у тебя размер груди?

Девчонка чуть не выпала из окна – хорошо, что попа, серьезно перевешивая, предотвратила катастрофу.

– Зачем тебе? – опешила она.

– Имею честь предложить даме бюстгальтер. Импортный, кружевной.

– Почем? – девчонка, как истинный работник торговли, быстро оправилась и перешла на деловой тон. Бюст при этом поправить не забыла.

– Даром.

– Да?! – изумление было искренним.

– Но за это ты мне найдешь три бутылки водки и пять армянского коньяка.

– У меня нет алкоголя! В продуктовом пункте не положено! – Люська врала с честными глазами, искренним тоном.

– Да, еще пива 'Рижского', – я выложил на прилавок три десятки с портретом Ленина. Газетный сверток положил сверху.– Иди, меряй. Вроде угадал...

Через минуту из недр будки раздался радостный визг.

Все, дело сделано: еще один агент только что попался в мои сети. Железно завербован. Наркотика, страшнее дамского белья, наука еще не придумала.

На обратном пути Антон задал вопрос, которого я давно ждал.

– Дед, тебе же в интернете доступны всякие архивы. Неужели у нас нет ни одного порядочного начальника, к которому мы можем отнести твой секрет? Государству будет польза, а нам награда перепадет, спекулировать не придется.

– Все-таки настаиваешь на чаепитии в обкоме партии? – усмехнулся я. – Они все порядочные. В своем понимании. Вот послушай историю из моего мира.

– В смысле, сказку?

– Нет, история реальная. Ну, как они сказку сделали былью, – со вздохом пробурчал я. – Директор 'Почты России' Дмитрий Страшнов начислил себе премию в сто миллионов рублей. Проверив факты, генеральный прокурор Чайка удивился. 'Совесть все-таки надо иметь', сказал он.

– И что?

– И ничего. 'Ситуация вокруг моих бонусов 'перегрета', ответил на то Страшнов. И пошел в свой офис, трудиться дальше. Живет, не тужит.

– А люди на почте сколько зарабатывают?

Молодец, Антон! Сразу фишку просек. Он, то есть я, всегда был крепок умом, пытаясь суть увидеть.

– Средняя зарплата почтальона двадцать тысяч. Но это средняя температура по больнице – реально рядовой сотрудник получает тыщ десять, а то и меньше.

– То есть на зарплату в десять тыщ люди живут. А что у вас можно купить на сто миллионов?

Хороший вопрос... Сразу и не ответить. Я таких денег в собственном кармане никогда не держал.

– Ну, например, сто автомобилей 'Волга'.

– Зачем ему сто автомобилей?! – опешил Антон.

– Да, в самом деле, – мне захотелось почесать в затылке. – Неудачный пример. Тогда вот что: нашу улицу.

– Как это?

– Улицу Вторую Степную, со всем хозяйством – домами, садами и огородами.

Антон задумался, переваривая. Почесал, все-таки, макушку. Двадцать домов для одного человека укладывались в голове с трудом.

– А какой у этого начальника оклад? – Антон опять задал правильный вопрос.

– Четыреста шестьдесят тысяч.

– Хм... – Антон переваривал цифры. – У почтальона десятка, а у этого, хм... руководителя... каждый месяц – четыреста с хвостиком? Да, смысл я понял.

– И в чем смысл?

– Умеют люди устраиваться, – наконец выдохнул он.

– В корень смотришь, Антон, – мне самому пришлось вдыхать, парень слишком глубоко задумался. – Так устроились все начальники, все без исключения. И вот подумай теперь. Придем мы к Путину, скажем: смотрите, Владимир Владимирович, какой феномен, дырка длиной в сорок шесть лет! Может, это как-то надо приспособить на нужды государства?

– А кто такой Путин?

– Главный начальник, типа Брежнева.

– Генеральный секретарь?

– Бери выше, – я усмехнулся, – президент страны.

– Президент? А что, хорошая мысль! – восхитился парень.

– Плохая, Антон, – вздохнул я. – Кто нас к нему просто так пустит? У него же свита, помощники, представители... И все такие, как Страшнов.

– Так уж и все! – настроение парня переменилось моментально – от восхищения до возмущения один шаг.

– Не придирайся, смотри в корень, – примирительно сообщил я. – В России многие думают о России, а остальные воруют. Вот выложим мы им ключик на блюдечке с голубой каемочкой, а они его притырят.

– Блюдечко?

Ехидный все-таки у меня парень...

– Блюдечко тоже. Но вернемся в мое время. Смотри: начнем мы таскать сюда всякие новейшие штучки, чертежи и современные технологии. Да один компьютер чего стоит!

– Это вроде твоего мобильника?

– Хм... Почти. Только больше размером будет.

– Как планшет?

– Как телевизор. Ты видел когда-нибудь ЭВМ?

– Конечно, по телевизору и видел. Это такой огромный зал, там стоят машины, и целая куча людей в белых халатах бегает туда-сюда с перфокартами.

– А компьютер – то же самое, только размером с телевизор и без перфокарт. Любые расчеты быстрее твоего машинного зала делает. И еще им можно управлять голосом.

– Как это?!

– Ну, например, ты задаешь вопрос. Любой. И он отвечает.

– Да ну?! Например, что?

Я скорчил страшное лицо:

– Хоккей, Гугл! Верка Радина. Классная попка!

– И что делает твой компьютер? Соглашается?

– Всю правду расскажет, – понизив голос, я оглянулся. – И фотки выложит. Сиськи навряд ли, а вот попку точно – такая классная в его архиве просто обязана быть.

– Хм...– Антон был убит на месте. – Вот это да!

– Как думаешь, на пользу людям компьютер пойдет? – я не сомневался в ответе, но вопрос напрашивался. – Или чиновникам достанется?

– Конечно, людям. У нас здесь все принадлежит народу! – воскликнул он. – А для нечестных граждан есть КГБ, ОБХСС, комсомол и коммунистическая партия.

– И что? – иронии мне было не занимать.

– И еще люди у вас другие, – выпалил он, – наши не такие.

– Люди, Антон, не меняются, – вздохнул я. – И наши чиновники, к сожалению, выросли из вашей партии, комсомола и КГБ.

– Хм... – возразить парню было нечего.

– Да-да, потомки, – забил я последний гвоздь. – Все притырят и, в конце концов, растянут по своим норкам. А остальное – продадут. Поэтому, Антон, слушай мое мнение: полная секретность. Никому ни слова, ни полслова. Никаких писем Брежневу и начальнику КГБ. Сидим тихо, не высовываемся.

– А маме?

– Никому! Маме только помогаем.

– А Верке?

– Верке непременно. Список, конечно, этим не ограничится, но это будет конкретный список. Короче, помогаем только своим.

– Тяжело в деревне без нагана, – пробормотал Антон. – Может быть, ты прав.

– И напоследок о Родине, – подсластил я пилюлю. – Мнение мое такое: Родина святое дело. Это наша страна. Но Родина начинается с близких людей. Главное здесь – не навредить. Как думаешь?

Вместо ответа Антон облегченно вздохнул.