Текст книги "Королева Крика II (СИ)"
Автор книги: SallyThatGurl64
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)
Все это Воробьев рассказывал Кале, пока они ехали. Рассказывал очень аккуратно, но с чувством. Рассказывал, постепенно раскрываясь перед совершенно незнакомой девушкой. Их путь лежал в «Паризьен» на Ленинградском проспекте. После того, как Алексей снялся в «Екатерине», его стали привлекать подобного рода места и интерьеры.
Кале понравилось то, как он говорит о своей собаке. И вообще нравилось то, как мужчина рассуждает о людях и их преданности. Она тоже так считала. Была солидарна буквально с каждым словом, потому что видела вокруг лишь алчность и корысть. Возможно, потому, что сама частично такой была.
Частично ли?
– Надеюсь, что тебе понравится, – шепнул он на ухо Кале, когда они вошли в зал. Все здесь было в духе смешения рококо и стиля Людовика XIV, а лучшим блюдом по мнению Алексея – улитки с прованскими травами. Их он себе и заказал.
Шепот на самое ухо при входе в ресторан внезапно взбудоражил девушку – она не ожидала подобной близости и даже слегка вздрогнула. По спине пробежали приятные мурашки, и, должно быть, на ее смуглом лице даже был заметен румянец. Эта реакция была чисто физической, совершенно неподвластной и бесконтрольной. Кале, правда, нравился Воробьев – иначе бы подобного не было.
– Расскажи немного о себе, – попросил он Калу. – Ты приехала из Индии или родились здесь?
Об Индии Алексей знал крайне мало. Слоны, сари, краски холи, танцы и все такое прочее. Поэтому ему было интересно услышать рассказ собеседницы. Официант налил им по бокалу белого вина. Уже первый глоток приятно взволновал натруженные нервы. Воробьев вздохнул и на мгновение прикрыл глаза.
Пока все хорошо. Пока все нормально.
– Нет, я не родилась в Индии, – отозвалась Чопра. – И даже никогда там не бывала.
Да и не очень-то хочется. Нищета, антисанитария, змеи и жуткие насекомые. Именно такой Индия виделась Кале.
– Пару раз бывала в Штатах, но неподолгу. Чаще оказываюсь в Европе.
– Я долго жил в Штатах. Сначала там строил карьеру музыканта, а потом снимался в сериале. Мне там нравится. Особенно в Лос Анджелесе. Но, – парень улыбнулся, – Главное не где, а с кем, ведь так? Мне с Моцартом везде хорошо.
Сразу было видно, что у Алексея кроме собаки никого настолько близкого нет. Он мог часами про нее говорить, причём абсолютно искренне. Забавно, но Воробьев не был мудаком или ловеласом. У него просто не особо ладилось с людьми. Возможно поэтому он пока и не встретил ту самую. Девушку, которой нужен он так, как ему Моцарт.
Она отпила еще вина, отправила в рот кусочек говядины из своего тартара. Корова – священное животное. Плевать Кала на это хотела.
– Я люблю свою работу. Иногда бывает сложно – особенно с соперничеством. Подпилят каблук, порвут платье. Но меня все устраивает. Я – девочка сильная. А еще…
И тут Чопра поняла, что ей больше нечего о себе рассказать. У нее в жизни и нет ничего, кроме работы. Она не была безвольной, которую заставляли пахать, нет. Ее агент боялся ее, а не наоборот. Просто это был ее осознанный выбор. Но сейчас, при разговоре с интересным мужчиной, это вдруг показалось фактом весьма удручающим.
– Еще люблю кино, – попыталась вывернуться Кала. Всегда обсуждай свои вкусы, если больше нечего сказать о себе. – Например, фильмы Тома Форда. И музыку тоже. Рианна – моя икона.
Однако, не смотря на некоторые зажимы, разговор протекал достаточно легко и хорошо. Ровно до того момента, пока Воробьеву не пришло какое-то сообщение, из-за которого мужчина почти побледнел.
– Все хорошо?
Они говорили о ее работе, о кино. Алексей заметил Кале, что у Тома Форда чудесные ароматы. Ему было приятно говорить с ней. Казалось, что девушка искренне рада их общению. Воробьеву даже в голову не пришло, что она может иметь какие-то замыслы или вынашивать некие планы. Просто потому … Ну он же сам к ней подошёл, ведь так? Да и не может быть так, что его используют все кому ни лень. Не бывает же, что человеку настолько не везет, правда?
Скорее всего так, если речь идет не об Алексее. Потому, что в тот момент, когда он улыбаясь рассказывал Кале о том, как интересно ему было сниматься в историческом сериале, на телефон пришло сообщение.
СНАЧАЛА ТВОЯ ПСИНА.
Улыбка сползла с губ Воробьева. Он ошеломлено уставился на сообщение, отчего-то сразу понимая, что это писал не тот сталкер, что накануне. Что-то могло случится. Что-то уже случилось. Иначе и быть не может, ведь речь идет…
– Я… Мне нужно ехать домой, – в горле страшно пересохло, так что воздух врываясь в легкие нес с собой резкую боль, – Срочно. Там что-то случилось…
Он смотрел на девушку растерянно и испугано. Внутри все дрожало и чуть ли не кровоточило от ужаса мысли, которую он всеми силами сдерживал – как грубую веревку, что рвёт кожу на ладонях. Алексей вскочил на ноги, уронив бокал на стол, и выбежал из зала. Лишь открывая дверь машины, он понял, что кто-то мягко касается его руки.
Кала.
Конечно, ему не стоит сидеть за рулем в таком состоянии. Он же не хочет снова попасть в аварию, как тогда. Почему время от той аварии до тянущегося кошмара «Маски» уже кажется сном, что мелькнул и растворился, оставив после себя лишь страх? И, конечно же, вкус крови на губах, которую он столь явственно ощущал сейчас.
========== Глава 3. Опрометчивость. ==========
Весь мир, без преувеличения, знает про резню, случившуюся во время третьего сезона «Маски». Сначала к шоу приковало внимание участие в нем известной модели, а затем и то, как атмосфера вокруг окрасилась из фиолетовой в кроваво-алую. Удивительно, что программу не закрыли, верно?
Но кто же там поступит в наше-то время? Чем больше скандал – тем больше денег. Этичность не так хорошо оплачивается.
Кала была из таких же людей. Тех, у кого нет совести. Или она так лишь думала? Потому что в тот момент, когда Лёша сорвался с места, ее словно из ведра окатили его страхом. Он впитывался и ей под кожу в том числе. Лишь сейчас, пообщавшись с Воробьевым лично, девушка прикинула, что ему довелось пережить. И это было ужасно. До этого момента Чопра думала лишь про Луну. Завидовала Боне и даже допускала мысль, что той повезло стать реальной Сидни Прескотт. Кала никогда не была особенно эмпатичной, привыкшая идти по головам. И вряд ли сейчас что-то особенно изменилось, но вдруг она испытала острую нужду пойти за Алексеем. Что бы там ни произошло, вряд ли пережившего резню стоит оставлять одного. Тем более – позволять садиться за руль.
Чопра бросила на стол несколько купюр, которые точно могли бы покрыть их счет, и поспешила за Алексеем. Ей удалось поймать его за руку аккурат около автомобиля. Когда мужчина обернулся к ней, взгляд его казался почти безумным. В глазах читались страх и затравленность такой силы, что у Калы сжалось сердце.
– Стой, подожди.
Девушка легким кивком показала, чтобы Алексей сделал вдох и выдох.
– Я отвезу тебя, – это звучало как утверждение, а не предложение. Мужчина уже успел разблокировать дверцы автомобиля, и Кала пошла в обход, чтобы сесть за руль. – У меня есть права. Ученические.
Она беспардонно уселась в салон, дожидаясь, пока и он сядет на пассажирское сидение и передаст ей ключи. Впервые за долгое время Кала была полна решимости сделать что-то не ради себя.
– Да, конечно, – выдыхает он, даже не понимая что и кому отвечает.
Алексей садится на пассажирское сидение рядом с водителем. Машинально пристегивается, смотрит в окно так, будто бы они уже успели тронуться в путь. Слова из сообщения все ещё вертятся у него в мозгу – жгут сознание каленым железом. Воробьев словно находится в двух мирах – там и здесь. Но эти миры совсем ему не нравятся.
– Что? Ах, да, – она спрашивает его об адресе, и он после запинки называет. Эта пара слов возвращают его на землю.
Машина встраивается в общий поток. Все это время Алексей барабанит пальцами по колену и нервно жует губы.
Только не, только не…
Он ведь много плохого сделал. В конце концов, на него многие девушки обижены за то, что он такой не идеальный. Но видит Бог – он ведь каждую любил. Просто не сошлось. Но они, конечно, на него злятся. И потому – все это плохое с ним и случается. За его грехи. И одиночество. И эти смерти. Все потому, что он такой. Неправильный.
Но пожалуйста, умоляю, только бы в этот раз ничего не случилось. Пожалуйста.
Наконец они выходят из машины. Бегут в подъезд, еле дожидаются лифта. Уже на этаже Алексей невольно хватает Калу за руку – признак слабости, но он ведь действительно слаб. Самый слабый человек в стране. Может быть даже в мире. Светлая обивка двери квартиры заляпана чем-то похожим на кровь. К горлу Воробьева подкатывает тошнота. Он как в замедленной съемке подходит к двери, берётся за ручку. Пальцы мгновенно становятся липкими. Его затрясла настолько заметная дрожь, что Алексей не может с первого раза попасть ключом в замочную скважину.
– Пожалуйста, – шепчет он, – пожалуйста.
Кала стоит неподвижно рядом с Алексеем, пока тот держит ее ладонь в своей, а свободной рукой безуспешно пытается вставить ключ в замок.
Девушка замерла. Она просто смотрела на уже успевшие слегка подсохнуть бордовые разводы на двери, будучи не в силах что-либо сказать. Даже вдохнуть. Что происходит? Что ему написали? Во что она ввязалась?
– Давай, – мягко просит Кала, забирая из рук Леши ключи. – Я все сделаю, хорошо?
Ей дурно от того, как у него дрожат руки. Значит – случилось что-то серьезное. Реально серьезное. Чопра отпирает дверь, и… На лестничную клетку тут же выбегает довольный пес и встаёт на задние лапы, опираясь передними о ноги девушки. Кала тут же улыбнулась и чисто инстинктивно потрепала собаку за ушком, после чего Моцарт кинулся к бледному как мел хозяину. Лишь теперь картинка сложилась в голове. Некто угрожал собаке Воробьева? Это жестоко.
– Это…
Кала проводит кончиков пальца по субстанции на двери.
– Это ненастоящая кровь. Такую продают в любом магазине приколов в одном отделе с вампирскими клыками.
Чопра оборачивается к Алексею. Тот сидит на корточках, прижимая к себе Моцарта. Выглядит мужчина все еще не очень. Мягко говоря. На лбу выступила испарина, взгляд бегает в отчаянной попытке сфокусироваться. Пальцы рук по-прежнему дрожат, когда он гладит рыжую шерсть пса. Кала поджимает губы, мнётся на месте, а затем решительно кладёт ладонь на плечо Леши.
– Пойдём, – зовёт она. – Не будем торчать в подъезде.
Здесь было как-то жутковато. Она спиной чувствовала чей-то взгляд, вонзающийся куда-то между лопаток.
Кала не планировала сегодня попадать в квартиру мужчины. Вообще-то завтра у нее репетиция перед съемками второго выпуска, но это подождёт. Обычная Кала бы положила на всех и вся, сосредоточившись на своей персоне и работе, но сейчас ей хотелось поддержать Алексея. Не случится ничего плохого, если она посидит с ним часок. Его явно не стоит оставлять сейчас одного.
Конечно же, он трус. У него нет ничего от мужчины. Настоящий мужчина точно бы в такой ситуации вёл себя иначе – так, как заповедают нам паблики ВКонтакте и всезнающие личности в комментариях к фото для Инстаграма. Если бы пользователи форума “насИкомых” увидели бы сейчас Алексея, то у них было бы много жира для обсуждения. Очень много. Ему самому было безумно стыдно от того, как он себя вел. Но это уже позже.
А сейчас он сидел на корточках и едва ли не рыдал, когда ему навстречу выскочил Моцарт – живой и невредимый. Все произошло так быстро, что Воробьев даже не поверил в реальность происходящего. Ведь действительность была черна и безысходна. В ней Моцарт уже был мёртв, а его кровь украшала входную дверь квартиры хозяина и по совместительству недобитую жертву резни. Той самой, какую любят обсуждать на трукрайм пабликах. Той самой, что все ещё снилась Алексею в страшных снах.
В его сознание обрывками попадают слова: «ненастоящая кровь», «пойдём» и почему-то «магазин». Воробьев поднимается на ноги держа Моцарта на руках и входит в квартиру. Дверь за ним закрывает Кала – это он увидел повернувшись на звук. И только после этого он вдруг словно ожил. На него обручались звуки и запахи, так, что в ушах зазвенело. Он быстро задышал и опустил Моцарта на пол.
– Прости. Ты наверное подумала невесть что, – Алексей мялся, не зная, как сказать все, что он хочет нормально, а не как человек, объятый дурной истерикой, – После того… Случая на шоу, мне постоянно присылают угрозы и всевозможные предупреждения о смерти. А сейчас, как видишь, перешли к запугиванию.
И это действительно было ужасно. И особенно то, что эти ублюдки покусились на самое дорогое – на его лучшего друга.
Воробьев растеряно смотрит по сторонам, натыкается взглядом на бар, и делано бодро интересуется:
– Может быть, ты хочешь выпить?
Ему бы сейчас не помешало.
– Наверное, стоило бы вызвать полицию, но я знаю, что они скажут – или «когда убьют, тогда и приходи» или заподозрят меня в том, что я ловлю хайп.
Или сошел с ума.
Кала стоит и смотрит на Алексея, понимая, что он все больше… что? Очеловечивается в ее глазах? Наверное, это подходящее слово. Если еще сегодня утром он был для нее не более, чем средством для достижения цели, то сейчас девушка воспринимала Воробьева иначе. Нет, она не расплывалась лужицей от любви, но в ней определённо что-то надломилось. Скорее – даже в банальном восприятии самой себя. Чопра вдруг показалась себе глупой и пустой куклой. Такая должна сейчас явить все свое раздражение – заявить, что мужчины не должны себя так вести, брезгливо наморщить нос и уйти. Но Кала этого не сделает, потому что она так не думает. Нет. Не думает.
Пока она размышляет и жует губы, стоя столбом в прихожей, Лёша предлагает ей выпить. Лишь теперь Кала отмирает и кивает. Снимает свою белую шубку, разувается и следует за мужчиной вглубь квартиры. Если она сейчас останется, то окажется в глазах того же Джея потаскушкой, готовой на все, ради славы. Но вся шутка в том, что остаётся она не ради этого. Остаётся она ради самого Воробьева.
И теперь она все так же молчаливо присаживается на диван, поджимая под себя ноги.
– Я ничего такого не подумала, – лишь теперь подаёт голос Чопра на сказанные ранее Алексеем слова. – Я хотела бы сказать, что представляю, через что ты проходишь, но это не так. Никто не поймёт – каково быть…
– Быть кем?
Вряд ли ему так уж хочется услышать ответ.
Кала мнется, не знает, что ответить. Не называть же человека с явным ПТСР жертвой в лицо. Это было бы грубо. Поэтому девушка пытается подобрать более деликатное слово.
– Выжившим.
Но развивать эту тему дальше не стоит. Нельзя бередить раны человека, с которым подобное случилось. Лишь теперь Чопра примерила на себя его переживания. Она бы сама чокнулась, если бы ее таким образом преследовали. Даже хорошо, что она пока никому не нужна. Она была достаточно известна в модельных кругах, но то была не мировая слава, о которой она так мечтала.
– Спасибо, – она улыбается, принимая из рук Алексея стакан с янтарным виски.
Вообще-то у Калы нет дурных привычек. Принято считать, что все модели балуются кокаином, но Чопра была не из таких. Не из-за каких-то моральных принципов, а из-за того, что ей была важна репутация. Та же Луна Боне точно употребляла в прошлом – это все знали. Да и плюс – зачем делать вещи, которые могут помешать тебе работать? Пить, нюхать, курить? Это все отвлекает. Но сегодня Кала выпьет. Выпьет, потому что устала быть роботом.
У нее большие светло-карие глаза с совсем легким отливом в зелень. И теперь взгляд их прикован к мужчине и источает он искреннее любопытство. Девушка делает обжигающий горло глоток, морщится, даже кашляет. Но взгляда не сводит. Кала следит за ним, понимая, что теперь Воробьев стал для нее трехмерной личностью со своей болью, хотя раньше был лишь плоской картинкой.
Стресс сближает людей. Как и страх.
По телу разливается приятное тепло от алкоголя, контрастируя с переохлаждением после улицы.
– Тебе получше?
Кала задаёт этот вопрос из искреннего беспокойства. Не такая уж она и сука.
Моцарт теперь залез на диван и тыкал своим носом Воробьева в бок. Почти сразу же парень начал гладить собаку, все ещё чувствуя себя перевозбужденным. Поэтому ему нужен глоток спиртного. А может быть и не один. Нужно привести себя в форму, иначе он рисковал выглядеть психованным типом, который так и не оправился от травм. С другой стороны – не факт, что это не так. Не факт, что произошедшее не превратило его в сумасшедшего всего за пару месяцев. И почему, интересно, Кала решила задержаться? Он бы на ее месте ушел. Ещё одно доказательство того, что Алексей – трус, каких поискать.
Воробьев все ещё вертит в руке стакан. Время от времени смотрит на девушку, которая сидит напротив него. Слегка улыбается, но только слегка, дабы поддержать беседу. На самом деле ему не хочется улыбаться. Ему хочется сбежать – по вполне понятным причинам, ведь на кону жизнь и спокойствие, причем не только его, но и Моцарта. Однако Воробьева держал контракт, а также мысль о том, что раз он остаётся, то значит он все ещё не такой пропащий трус.
– Не знаю. Возможно.
Но конечно же не лучше. И он это знает.
– Ты торопишься? Просто я подумал… Уже поздно, и не стоит ехать домой в такую темень. Мы могли бы… Выпить, посмотреть кино.
На самом деле…
– На самом деле мне очень не хочется оставаться одному. Да, звучит эгоистично, но… Такой я плохой парень.
Пожалуйста, только согласись.
– Но я могу составить хорошую компанию. Честно-честно.
Он хочет, чтобы она осталась? Немыслимо. Не потому, что Кала не хочет этого, а просто… Она не знает, что ее останавливает. Что-то внутри слабо пищит, призывая отправиться к себе домой. Наверное – остатки самоуважения и чести. Не то чтобы Чопра не верила Воробьеву, но мало ли…
С другой же стороны – в ней еще не иссякла банальная человечность. Оставить мужчину в таком состоянии одного было бы не очень гуманно. Это как минимум. А как максимум…
– Хорошо, – выдыхает Кала. – У меня завтра есть дела, так что, наверное, сильно пить не стоит.
Она слабо рассмеялась. Завтра ее ждёт репетиция номера для второго выпуска. Конечно, он был уже закончен, но впереди ждал генеральный прогон. А затем и сами съемки.
Но при этом Чопра и сама себя не слушается. Говорит, что не нужно много пить, а сама все делает это и делает, пока стакан не пустеет. Она видит, что Воробьеву еще плохо. И ей нравится, что он не держится за мистическое «мужское достоинство», а напрямую говорит, что не хочет остаться один. Это куда более смело, чем держаться за свою гордость. Его руки еще подрагивают, и Кала чувствует странный порыв, которому тут же повинуется. Придвигается чуть-чуть поближе и накрывает его руку своей в успокаивающем жесте, словно говорящем: «все в порядке, я с тобой».
– Можем поговорить о чем-то отвлеченном. Конечно, не знаю, как у меня получается поддерживать разговор.. Я же манекенщица. Мое дело – ровно ходить с пафосным лицом. Нальешь мне еще?
Слабая улыбка, в которой отчего-то много горечи.
Кала садится рядом с Алексеем и кладёт свою ладонь ему на руку. Очень аккуратно и сдержанно. Но этого оказывается достаточно для того, чтобы молодой человек слегка смутился. Тем не менее он ответил:
– А я говорю заготовленные заранее тексты. Так, что думаю что-то да получится.
– Что получится? – выпаливает Чопра гораздо быстрее, чем успевает обдумать.
Наверное, Алексей имел в виду что-то другое, но первая мысль Калы была не самой невинной.
– Придумать хорошую тему для разговора.
А что же ещё? На самом деле Алексей был не против продолжить то, что происходит чем-то более интимным, но сейчас это было бы лишним. Наверное. Можно было бы действовать по другому. Ведь секс – это слишком для него сейчас. Особенно после смерти Кати. Не дай Боже на него обрушатся флэшбеки. Позор да и только. От такого не отмоешься в итоге. А ведь Воробьеву хотелось бы другого – это было понятно с того момента, когда он подошел к Кале.
– Итак – тебе нравится в Москве или есть другое место, где ты мечтала бы жить? Например – у моря. Многие хотят жить у моря.
И ты когда-то тоже хотел, и твоя мечта даже исполнилась. Наступил час расплаты.
Когда мужчина подаёт ей новый стакан, она поскорее делает еще один большой глоток виски. Надо привести себя в чувства. Хотя алкоголь, скорее, лишь быстрее их туманит. Так же, как и ее разум. Хорошо, что Воробьев сам перевёл тему на более светскую.
Ему было сложно разобраться в себе. Скорее всего потому, что Алексей в целом был неподготовлен к тому, что с ним случилось – начиная с болезни и заканчивая кровопролитием. То был совершенно иной человек. Он был рожден для света, улыбок и чего-то по родному простого – это в нем, собственно, и разглядела баронесса фон Вальдек, когда взялась продюсировать молодой талант. Но потом все губительным образом изменилось. И Алексей начал бояться жизни, от которой раньше получал много удовольствия. Конечно, врачи помогали ему, но все равно восстановление шло удивительным образом медленно и раздражающе. Хотелось ведь видеть результат, а его все не было и не было.
Раньше он бы вел себя с Калой совершенно иначе. Куда делся тот Алексей – душа компании? Может быть провалился сквозь землю? Тот, что остался – ему совершенно не нравился. Тот, что остался был раздражающим и мерзким типом. Удивительно, что у Калы хватило терпения смотреть на его унылую физиономию.
У каждого есть свой «подкроватный монстр». Монстром Калы было забвение. И, конечно, бедность. Она жаждала славы и внимания, но сейчас, в сравнении с тем чудовищем, что преследовало Алексея, страхи девушки казались ей ничтожными. Такими они, в общем-то, и были.
– Я родилась и выросла в Москве, но, наверное, что-то во мне находит этот город слишком холодным. Мне всегда хотелось жить в Штатах. Может.. В Лос-Анджелеса или около того.
Ага, в Бель-Эйр, как некоторые.
– В Штатах мне нравится. И Моцарту тоже. У меня же там дом. Но все равно я люблю возвращаться сюда. Москва – это мой город, невзирая на то, что я сам из Тулы. Как пряник.
Уже ставший пьяным смешок.
– А ты часто там бываешь? Я обожаю атмосферу этого города. Ярко, солнечно, – продолжила Кала.
И дорого-богато.
– Иногда я живу там и по полгода, да. Все зависит от работы.
Он делает глоток из стакана, затем наконец-то сбрасывает с плеч пиджак.
– Мне кажется, что тебе бы пошло жить где-то там. На улицах Москвы ты немного чужеродна. И это круто.
Сомнительный комплимент, но уж какой есть.
Кала наблюдает за тем, как мужчина откладывает пиджак в сторону, и неосознанно закусывает нижнюю губу. Она все так же сидит, поджав под себя ноги, и в платье-свитере становится жарковато. Виски чересчур греет изнутри.
Или не только виски?
– Спасибо. Мне нравится, как это звучит.
Глаза Алексея пьяно блестят. Он откидывается на спинку дивана и улыбается. Моцарт перекатывается на бок и закрывает глаза. Его хозяин явно не в себе. Ну и пусть.
– Хочешь посмотреть кино?
Самое время.
Теперь девушка начинает чуть нервно трепать рукава кремового пушистого удлиненного свитера. Даже ладошки вспотели. Вряд ли она готова сейчас смотреть какой-либо фильм. Только не в столь расслабленном и одновременно напряженном состоянии. Только не сидя плечом к плечу с мужчиной, вызывающем в ней столь странное волнение. Такое же чужеродное, как, по его словам, она на улицах Москвы.
– Да, можно, – тем не менее, отвечает Кала. – Я очень люблю фильмы девяностых и нулевых. Знаешь, всякие «Добейся Успеха», «Десять причин моей ненависти» и прочее.
Ещё Чопра любила фильмы ужасов. Да-да, тот самый легендарный «Крик» в том числе. Но лучше не говорить этого тому, кто пережил нападение «Призрачного Лица» на себе. В не киношной реальности.
Алкоголь шумит в его венах подобно океану, что накатывает на берег неумолимой волной. Наверное Алексею не стоило пить. Это было слишком недальновидно с его стороны, учитывая произошедшее с Катей и рану на шее, которая начала саднить все больше и больше с тех пор, как он присоединился снова к «Маске». Фантомная боль – теперь он знает, что это такое. Можно сказать, что это сводит молодого человека с ума, но на самом деле он скорее всего уже сошел. В пору хохотать во все горло и строить уморительные рожи. Как шут, что временами приходит к нему в ночных кошмарах. Это заставляет Воробьева чувствовать себя больным. School’s been blown to pieces! Все стало таким искусственным.
– Посмотрим все, что ты хочешь. Только не ужасы.
Его ведь можно понять.
Она продвигается ближе, чтобы удобнее усесться перед экраном телевизора, и теперь ее плечо, действительно, прижато к его. Все-таки Кала была очень молодой девушкой с горячей восточной кровью. Она поворачивает голову к Алексею, и видит его лицо достаточно близко от своего. Смотрит в его голубые глаза, и ее бросает в жар.
– А ты.. ты…
Сердце бешено колотится. Да что с тобой такое, девочка?
Взгляд сползает с его глаз на его губы. Он бы оттолкнул ее? Выгнал бы? Если бы она… Чопра начинает тяжелее и шумнее дышать. Она ведь еще не так уж и давно была подростком. С детства принимавшая участие в конкурсах красоты, ставшая моделью очень рано, Кала была в своей школе местной королевой. О ней мечтали многие мальчики. Многие, но настоящие отношения в ее жизни присутствовали лишь дважды. Сначала это был ее одноклассник, с которым пути разошлись, когда тот уехал поступать в Питер, а затем был такой же манекенщик, как и она сама. Горделивый и не самый умный парень. Теперь тот, кажется, жил в Германии. Он добился успеха быстрее своей девушки, которую это сильно уязвило. Прямо сейчас он, вероятнее всего, принимал участие на неделе моды в Нью-Йорке, от которой Чопра отказалась в угоду участию в «Маске». С этим шоу она поставила на кон все.
И почему бы не поставить снова?
Решившись, Кала приблизилась к Алексею. Ее дыхание мягко коснулось его губ. Она сильно нервничала, но сейчас ее действия казались ей до одури правильными. Или же в ней говорил алкоголь.
– Ммм?
Она задаёт ему вопрос без продолжения. Алексей поворачивает голову, чтобы получить полный ответ, но встречается с Калой взглядом. Она совсем близко от него. Ее губы едва едва не касаются его губ. Мгновение и вот уже Воробьев поддается ей навстречу. Он слишком много выпил для того, чтобы быть благоразумным.
Сколько длится этот поцелуй? Алексей этого не понимает, но достаточно для того, чтобы он почувствовал то, что хочет ещё.
Кала робеет в момент, когда их губы соприкасаются. Внутри все еще есть тот мерзкий червячок, который радуется происходящему из не самых светлых побуждений – жажды роскоши, которую Воробьев может ей подарить со своим-то домом в Лос-Анджелесе. Но если бы он не нравился ей по-настоящему, вряд ли бы ее тело так откликалось на его поцелуй. Она бы просто все чувствовала механически. Но сейчас было не так. Внутри вскипал жар, распространяясь до самых кончиков пальцев, когда Чопра протянула руку и ласково коснулась лица Воробьева. Молодая и разгоряченная, раскрепощенная алкоголем, девушка порывисто подалась вперед, отнюдь не так уж нежно пересаживаясь к Алексею на колени. Она впивалась в его губы своими, параллельно поглаживая большими пальцами скулы на его лице.
Но разум все же отшибло не до конца. Кала боялась, что мужчина подумает о ней непонятно что, потому чуть отстранилась и заглянула ему в глаза.
– Прости, если я…
Дыхание стало прерывистым.
Воробьев чувствует себя так, словно внутри у него зажигается пламя. Оно плавит кровь в венах, заставляет ее растекаться горячим потоком. Такого уже давно с ним не было. Очень давно. И бойня с Катей тут ни при чем. Дальше, ещё дальше. Возможно он сейчас себя слишком накручивает, потому что хочет получить то, что отвлекло бы его от страшных мыслей. А хочет он этого до покалывания в сердце, которое буквально заходится в лихорадочном ритме.
– Почему ты извиняешься? Все хорошо.
– Если ты не хочешь..
Будет грустно. Потому что я хочу.
Алексей зарывается лицом в волосы Калы, которые пахнут какими-то пряными духами. Или так пахнет ее она сама?
– Все хорошо, – повторяет он, и гладит девушку по плечам. Затем он спускается ниже, касается молнии на платье, которую резво тянет вниз. Воробьев не торопится, но между тем действует весьма уверенно. Желание забыться и алкоголь движут им.
Ему нравится то, что происходит между ними. Не потому, что он так уж хочет секса, нет. Он желает тепла – того самого пресловутого человеческого тепла, без которого иногда чувствуешь себя осиротевшим. Конечно, Воробьев не из тех, кто будет кидаться в омут с головой. У него за плечами опыт. Дурной опыт. Но ему, как и всем людям, хочется того, чтобы произошло нечто волшебное и излечило его.
Разумеется этого не случится, но он хотя бы попытается.
И он пытается. Теперь он целует Калу в шею и плечи. Нежно, уверенно, но между тем осторожно. Ему не хочется спугнуть ее. Отчего-то Алексей даже не думает о том, что девушка слишком легкомысленна, раз отдаётся ему вот так сразу. Наоборот – в этом он видит необыкновенную удачу для себя.
– Давай снимем это шикарное платье, да?
Его светлые глаза блестят, а на щеках играет румянец. Все это – озорство. То, что нужно после волны страха, что чуть не потопила его.
Интересно – почему Кала так добра с ним?
Она не отвечает на вопрос. Просто смотрит на Алексея во все глаза. Весь фокус ее зрения сейчас сосредоточен на его лице, а вокруг словно заглушается. Кала кивает, почти не дыша, и слезает с колен мужчины, чтобы снять с себя платье. На самом деле – ей немного страшно. Она не так уж и опытна. На сцене куда проще быть развратной, чем в жизни, поэтому она благодарна Воробьеву за то, как бережно он с ней обращается. Какое-то мгновение, и Чопра остаётся лишь в нижнем белье. Она снова тянется к Алексею, снова целует, а ее подрагивающие пальцы уже расстегивают пуговицы на его рубашке. Кончики пальцев невесомо касаются кожи на груди, выводя хаотичные узоры. Кала спускается губами к шее мужчины, очень-очень ласково, а затем вновь возвращается к его губам. Помогает ему освободиться от пут рубашки. Смелеет, тянется к ремню на брюках, расстёгивает его.
Одежды становится меньше, но, тем не менее, Кале все равно очень жарко. И маловато места на диване. Она обнимает Алексея за шею, цепляется пальцами за его плечи, а затем шепчет:
– Пойдём туда, где побольше места?
Так быстро, так опрометчиво. Но совсем не расчетливо. Напротив – очень и очень наивно.
Он лишил ее платья, а она его – рубашки. Можно было бы сказать, что они – квиты, однако это было не совсем так. Все же у Алексея можно сказать была фора. Алкоголь раззадоривал молодого человека, заставляя его прижимать к себе Калу все сильнее и сильнее, а поцелуи его меж тем становились все более жаркими. Кружилась голова – конечно же все дело было в виски, но разумеется – не только в нем. Красота девушки, ее пылкость, разжигала огонь в душе и теле Воробьева. Да и только глупец отказался бы от подобного.
