Текст книги "Королева Крика II (СИ)"
Автор книги: SallyThatGurl64
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
Луна и не думала, что их встреча окажет на нее такое… впечатление. Боне замешкалась на пару мгновений, и тогда Лера дополнила свои вопросы ещё одним.
– Как Тимур?
По коже пробежала волна мурашек.
– У нас обоих все хорошо, – ответила мулатка. – А как ты? Тебя здесь.. все устраивает?
Дамеренко усмехнулась одним уголком губ. Все ли ее здесь устраивает? Забавный вопрос, почти смешной. Иногда, одинокими ночами, она думала о своей смерти. О том, что было бы, если бы она сама пала от рук Латеску год назад. Тогда бы ей не пришлось сидеть в этом месте.
– Да, – тем не менее, ответила она. – Здесь явно лучше, чем могло бы быть на зоне.
Лера чуть прищурилась. Посмотрела на Луну с недоверием, а затем опустила голову чуть-чуть набок. Взгляд ее глаз препарировал душу.
– Ты пришла ко мне не потому, что соскучилась, верно?
Девушка, и правда, напоминала небезызвестного доктора Лектера в исполнении Энтони Хопкинса. Она претерпела большие изменения, проведя здесь так много времени.
– Тебе что-то ну-у-ужно.
– Верно, – сглотнув ком в горле, ответила Боне. – Вокруг съемок «Маски» новый скандал.
Дамеренко вновь усмехнулась.
– Я совсем недавно об этом услышала, – она кивнула. – Мой лечащий врач долгое время считал, что меня нужно ограждать от подобных вещей. Подобной информации.
Лера быстро облизнула нижнюю губу, как если бы была змеей.
– Но на днях решил сменить тактику. Он решил, что я почти излечилась. И хорошо – до этого он ковырялся даже в моей почте, не давая мне допуска до писем от фанатов.
А фанатов было много. Леру буквально завалили письмами сразу после ареста год назад. Это напоминало классические истории о маньяках – одним только Банди, Рамиресу и Дамеру приходили такие письма стопками. Забавно, что фамилия Леры оказалась созвучна с последним.
– Что ты думаешь?
Насчет убийств.
– Их двое, – охотно кивнула Дамеренко. – Сразу в глаза бросается то, что один – уравновешенный, а второй – точно бешеный пес с пеной у рта.
– Они сотрудничают?
– Точно это делают. Гарантирую.
У Луны задергался левый глаз. Больше убийц – больше кровопролития.
– У тебя нет мыслей…
– Есть, – перебила Лера. – Очень дельные. Возможно, что я знаю личность этого человека.
Боне заерзала на стуле.
– И что ты хочешь взамен?
– Ничего такого. Личную встречу с Тимуром.
***
Репетиции шли одна за другой. Далматинец как раз заканчивала свою. Кала уже могла гарантировать, что ее номер в пятом выпуске станет самым зрелищным и впечатляющим – и это без излишнего самодовольства. Джей все ещё был в больнице. Теперь Чопра навещала его, не скрывая этого факта от Алексея, поскольку тот, кажется, наконец, понял, что его девушка не испытывает никаких чувств к Бхату, кроме дружеских. Кала сильно устала от этого любовного треугольника – не меньше, чем от творящегося вокруг ужаса. Этому и был посвящен ее новый номер.
Но раскрывать свой выбор песни она пока перед Алексеем не стала. Ей хотелось, чтобы ее молодой человек гордился ею в тот момент, когда она выйдет на сцену и сразит судей наповал.
Далматинец шла по коридору в своем полном обмундировании. Узкий латекс неприятно тер кожу в том месте на предплечье, где у нее был перевязан зашитый порез. Он заживал довольно быстро, но теперь начал ужасно чесаться – хотелось скорее дойти до своей гримерки и переодеться. Забавное совпадение – Кала лишь недавно обнаружила, что через стенку от ее гримерки находилась гримерка Феникса. Насколько очевидно было то, что рано или поздно участницы пересекутся? Или даже столкнутся нос к носу.
Коридоры здесь были не такими уж широкими, так что скрывающаяся в Фениксе артистка немного неуклюже задевала стены своими размашистыми крыльями. Кала вспомнила, как Киркоров назвал ее коллегу и соперницу «корявкой», и усмехнулась под своей маской.
– Осторожно, – попросила Феникс своим заниженным голосом. – Я тут немного сношу все на своем пути.
– Я заметила, – хмыкнула Далматинец.
Девушки застыли друг напротив друга, словно ведя безмолвный диалог. Казалось, огненная птица хочет сказать что-то ещё, в то время, как Чопра не имела ни малейшего желания с ней разговорить. Может сорваться.
Удивительно – так стоит на том, чтобы иметь возможность общаться с Джеем, а сама все ещё ревнует Алексея к его бывшей. Разумеется, если под маской, действительно, скрывается Виктория Дайнеко.
– Больше не будешь пихаться на сцене? – усмехнулась Феникс.
Кала уже и позабыла о том, как толкнула коллегу на одном из голосований не так уж давно.
– Посмотрим, – пожала плечами Далматинец.
– Зависит от чего?
Уж точно не от тебя, милая.
– Посмотрим, – ещё раз повторила Чопра и нырнула под крыло соперницы, чтобы, наконец, обойти ее.
Феникс обернулась и какое-то время смотрела Далматинцу вслед.
Бешеная какая-то. Не привитая что ли?
***
– Нет, – качал головой Тимур.
Это даже не обсуждается.
– Пойми, она может знать личность одного из убийц, – продолжала настаивать Луна.
– Или она просто врет тебе, – парировал Батрутдинов.
– Не врет.
И почему Боне в этом так уверена?
– Это не наше дело, а полиции. Оставь Васильеву наводку, и дело с концом.
– Она не станет говорить с ним. Она станет говорить только с одним человеком.
– И это я? – фыркнул Тимур. – Чего ты вообще так с ней носишься? Ты оплатила ей адвоката, по сути, именно ты добилась смягченного приговора. Зачем?
Луна не могла объяснить. Ей просто казалось… Казалось, что она понимает Леру.
– Пожалуйста. Я прошу тебя. Она же помогла нам в том году, помнишь?
– Ага. После того, как своими руками убила Мари.
– Тебя это волнует? – Боне сощурилась, сложив руки на груди. – Тоскуешь по своей Леопардихе?
– Нет! – Батрутдинов практически оскорбился.
Для них с невестой эта тема до сих пор была неприятна, хоть она и простила его тогда. Он мог подобрать хоть тысячу и один контраргумент, но… Ладно. Ему просто не хотелось ссориться с девушкой.
***
Nick Cave & Warren Ellis – No Easy Answers
Плесень. Здесь сильно пахло плесенью. И как Луна этого не заметила? Тимур, сидя в комнате для свиданий, морщил нос, силясь вытолкать этот запах из собственных ноздрей. Вся эта ситуация не нравилась ему. Не нравилось и то, что сейчас ему придется говорить с когда-то помешанной на нем убийцей.
Железные двери, издающие противный лязг из-за несмазанных петель. Общая давящая атмосфера этого учреждения. Все здесь казалось гипертрофированным, неправильным. Батрутдинов устало прикрыл веки и просидел так какое-то время, когда вскоре услышал шаги. Леру посадили напротив, но ему не хотелось смотреть на нее. Он бы так и сидел с закрытыми глазами. Но все же провел рукой по своему лицу и взглянул в глаза девушке.
– Здравствуй, – холодно поздоровался он.
Стены здесь холодные. Когда кажется, что мозги плавятся в голове – она протягивает руку и касается стены. Помогает. Дает возможность немного прийти в себя. Она сказала, что это лучше, чем тюрьма, но на самом деле не знает – лучше или нет. И в этом есть своя логика. Ведь в тюрьме ты окружен здоровыми людьми, которые на что-то надеются, выживают, ищут путь к свободе. В сумасшедшем доме все застыло. Здесь ты обречен, потому что люди здесь никогда не выйдут на волю. Никогда не станут нормальными. Они могут думать иначе, но Лера… Лера то знала, что права.
Когда Дамеренко ставила свое условие, то не особо верила в то, что его примут. Но сейчас, когда утром пришла Луна, а сейчас заявился и он, ей было сложно постичь то, что происходит в один присест. Говорят, что от таблеток мозги ссыхаются – возможно это и так.
«Фу, какой он бледный» – подумала Лера, когда вошла в комнату для свиданий и увидела Тимура. У нее все же дернулось что-то в груди при его виде. Но одновременно с этим Лера и сознавала – пропасть между ними ещё больше, чем та, что разделяла их раньше. А ещё – он ее боится. Не может не бояться.
– Привет, – Лера села напротив, даже не обращая внимание на санитаров за своей спиной. Здесь быстро ко всему привыкаешь. И к такому тоже. – Твоя Луна сказала, что вам нужна помощь. Неужели?
Дамеренко улыбается. У нее глаза сейчас такие пустые. Ресницы кажутся бесконечно тяжелыми. Хочется взять и вцепиться в это морщинистое лицо. Но, конечно, она этого не сделает. Она будет только улыбаться.
– Она всегда была добра к тебе, – отозвался Батрутдинов. – Я не знаю почему.
Конечно, с одной стороны, ему было жаль девушку. Но мужчина все равно не мог постичь ее мотивов. Мог бы он убить, выбери Луна другого?
Тимур знал, что Лере промыл мозги доктор Латеску. Психиатр же. По-другому и быть не могло. Но все же, раз в Стефана получилось это сделать, значит, Дамеренко и сама уже была.. такой.
– Ты сказала, что знаешь личность одного из убийц. Скажи мне его имя.
И, помедлив, добавил:
– Пожалуйста.
Я не знаю почему.
На губах Леры появляется жестокая усмешка. Ты не знаешь. Конечно, ты же меня за человека не считаешь и никогда не считал. Ей больно от его слов. Ей, действительно, бесконечно больно от осознания, что Тимур не видел в ней человека. Никогда. Из-за этого все и случилось.
Ее тяжелые ресницы поднимаются чуть выше, она слегка запрокидывает голову, чтобы видеть лицо Тимура лучше. Тот по-прежнему бледный.
– Могу, – ответила она и, тоже чуть помедлив, добавила: – Но что мне за это будет? А, Тимур?
Батрутдинов тяжело вздыхает. Стены давят, как и взгляды санитаров.
Пора заканчивать этот цирк.
– Я пришел, потому что попросила Луна, а не в игры играть, – отвечает он. – Ты выдвинула свое условие, и мы его выполнили. Теперь ты должна выполнить наше.
Он смотрит на нее и не узнает. Это ли та девочка, которая была ассистенткой Зайца? Такого просто быть не может.
– Или ты просто ничего не знаешь и водишь нас за нос.
Сейчас, говоря с ним, Лера чувствовала себя так странно. С одной стороны, ее тянуло к нему и теперь. С другой же, в нем было нечто, что ее начало даже отталкивать. Интересно – почему? Может быть, она на пути к излечению? А, может быть – на пороге новой боли, ещё ей не изведанной? Кто знает. Кто знает.
– Ну хорошо, – сказала она и улыбнулась не самой приятной улыбкой.
Лера поерзала на стуле. Оглянулась на одного из санитаров, словно ища поддержки в его личности.
– Ко мне приходила девушка, – начала она. – Беседовала о себе и ее любви к Алексею Воробьеву. Хотела узнать, такая же она как я или нет.
Лера хмыкнула.
– Она не называла своего имени. И даже внешность я ее не опишу – она никакая. Смазливая и русоволосая. Но я ее уже давно не видела.
Дамеренко замолчала, замерла, обдумывая то, что сказала. Потом резко встала на ноги. Ей не хотелось, чтобы Тимур ушел первым.
– Это все, Заяц. Скачи к своей Морковке.
Урод.
К Алексею… что?
Если прошлогодняя история повторяется, то… Тимур замер. Посмотрел на Леру.
– Так ли оно того стоило – просить встречи со мной?
И, наверное, стоит ей сказать. Лучше Дамеренко узнать от него, а не от кого-то ещё.
– Мы с Луной женимся в апреле.
Она собирается ему сказать, что – да, стоило, а потом решает, что лучше ответить наоборот. Пусть сосет, придурок. И когда Лера уже открывает рот, чтобы вытолкнуть наружу нужные слова, Тимур огорошивает ее новостью о свадьбе.
Дамеренко замирает. Глупо смотрит на Батрудинова, а затем начинает смеяться. Хохотать во все горло. Санитары, понимая, что начинается истерика, подступают к ней, и берут за руки в тот момент, когда Лера уже было бросается на Тимура.
– Будь ты проклят! Вы оба! Сгорите в аду! В аду!
Лера дёргается в руках мужчин, которые тянут ее назад, к выходу, и смеётся, глядя на застывшего Тимура.
Как она и хотела – ушла первая.
========== Глава 24. Выпуск пятый. ==========
– Саша, если я сказал, что мне нужно новое кресло, то это значит сегодня, а не на следующие съемки. Понял? Спасибо, пожалуйста.
Филипп Бедросович был раздражен. Его почти сразу выписали из больницы. Наложили швы, прописали лекарства, а затем Фил отправился домой в инвалидной коляске – он привлекал к себе максимальное внимание, записывая длинные сторис, где плакался о жизни, игнорируя при этом пожелания своего менеджера по части лексики.
Сегодня он имел не самый приятный разговор с руководством «Маски». Из-за закрытой двери доносились отдельные слова, сказанные Киркоровым на повышенных тонах: «мошенники», «садисты», «гниды», «собаки сутулые» и конечно же «ебанные в рот бляди». Но ничто из этого Филиппу не помогло. Из шоу он не ушел. Контракт обязывал. Как и остальную команду.
Вот поэтому сейчас он сидел на старом кресле с рассерженным выражением лица, опираясь рукой на украшенную золотом трость, и всем своим видом пытался дать понять – его лучше не трогать.
– Ну что ты, Фил, – Родригез подошел к Киркорову и хлопнул того по плечу, – Ты теперь ещё больше знаменит.
– Охуеть, как я рад.
– Вы теперь с Воробьем два недобит…
Тимур не договорил – Филипп огрел его тростью. Родригез, смеясь, сел на свое место. Валерия молча кивнула Киркорову – было видно, что она ему искренне сочувствует и боится. А вот Регина о своих страхах сказала вслух:
– А что, если нас здесь всех перебьют?
– Ну раз начали с меня, то вам теперь всем вообще пиздец, – мстительно сообщил Фил, вставая. Саша с парочкой рабочих сцены в этот момент притащили кресло и банкетку.
– Новый трон для короля, – Алексей присоединился ко всем в тот момент, когда Филипп уже сидел в новом кресле.
– Теперь сомнения нет в том, что ты принц – как нас с тобой почикали, – наконец рассмеялся Киркоров. – Хотя на моем месте должен был быть Басков.
– Может быть, он под маской Духоликого? – пожал плечами Воробьев. Когда дела хуже некуда, только и остаётся что смеяться.
– А это идея! – оживился Фил. Он взял айфон и зашёл в «Инстаграм». Нашел в фотопленке одно из своих селфи, где уже успел уменьшить щеки, и создал «сторис» с подписью: «Убийца – Басков».
– Гулять так гулять!
Удовлетворенно посмотрев на свою работу, Филипп положил телефон перед собой.
***
Чертова Регина Тодоренко. Если Кала правильно помнила – именно эта судья ровно год назад разгадала Луну Боне. Нет. А вот и нет – в этом году у нее ни черта не получится. Чопра окажется хитрее. Поступит почти так, как поступил Монстрик в том году. Воробьев спел свою собственную песню в шоу, вот и Кала спрячется на виду. Прямо у жюри под носом.
Слава как раз объявил выход Далматинца. Девушка в этот раз даже не слушала его слов, выйдя на сцену ещё более агрессивно, чем обычно. Регина хотела Индию? Она ее получит. Едва участница остановилась около Макарова, жюри рассмеялись в голос, разглядывая новую деталь на маске Далматинца через бинокли.
– Это индийский третий глаз? – покатился со смеху Родригез.
– Бинди, – уточнила Чопра.
Теперь на лбу у собачьей маски красовалась красная точка.
– Регина любит клеить ярлыки на людей, так? – продолжила Далматинец. – Сегодня я посвящаю выступление именно вам. Вы это заслужили.
Должно было прозвучать одухотворённо, но…
– Звучит угрожающе, – сказав это, Тимур уже откровенно ржал, уткнувшись носом в стол.
Тодоренко выпучила глаза.
– О, глянь, сколько лайков! – восхитился Фил, тыкая под нос Валерии, а затем Регине свой айфон. Гипотеза о том, что Духоликий – это Басков, понравилась многим.
– Филипп Бедросович, у нас тут участница, – напомнила Филиппу Тодоренко.
Фил поднял голову, глянул на сцену, затем на Регину и обратно.
– Кажется сейчас у нас будет нечто знойное, – предположил он, – В духе… Арабских сказок?
– Индийского кино, – подсказала Валерия.
– Оо, это того самого – чими чими ача ача? – оживился Фил, и уставился на Далматинца, – Так что же – мы ждём, дорогой наш песик.
И, сказав это, Филипп снова уставился на экран айфона. Это было жутко не профессионально, но Бедросович сейчас срать хотел на все эти условности. Он – тяжко раненый после операции. Имеет право на отдых и тринадцатую зарплату.
Алексей же решил пока отмолчаться. Придумает что-то глубокомысленное после выступления. Может, даже какая-то далекая от правды версия родится. Он опасался, что его начнёт тыкать Регина, но та была, видимо, озабочена нападением на Фила и предпочла посидеть спокойно.
Заиграла музыка. То была песня «Hindi Sad Diamonds» из известного фильма-мюзикла «Мулен Руж». Далматинец сложила ладони вместе в молитвенном жесте, а сама приступила к пению, покачивая головой из стороны в сторону в узнаваемом индийском танце. Судьи смотрели на нее во все глаза, пока вокруг плясал балет в традиционных сари и сальвар-камизах. Едва услышав идеальное пение на хинди, жюри поподскакивали на ноги один за другим.
В «Мулен Руж» выступление Сатин, в исполнении Николь Кидман, являлось пиковым во всей истории картины. Узнав, что она неизлечимо больна, Сатин, под давлением начальника кабаре, говорит Кристиану, что она не любит его и уходит к герцогу. На сцене же прекрасная куртизанка выбирает Махараджу и воспевает любовь к бриллиантам и стяжательству. И лишь взгляд куртизанки говорит о том, что такому выбору она не рада.
Не напоминает ли то любовный треугольник между Калой, Алексеем и Джеем?
– Вы это слышите? – воскликнула Валерия.
– Это самый крутой и зрелищный номер за все сезоны, – Филипп открыл рот, обомлев, и не мог закрыть его обратно.
Но то ли ещё будет.
Кале пришлось практически надорвать связки ради той части песни, что зазвучала в следующее мгновение. Примерно с 1:20 секунды она взяла такую высокую ноту, что король эстрады сам едва ли не закричал. В последний раз Чопра видела у него подобную реакцию, когда Носорог пел «Adajio» во втором сезоне, а Летучая Мышь «Sonne» в третьем.
– И мы говорили, что это не профессиональная певица? – шокировано покачал головой Родригез.
– Ну, от Луны Боне мы тоже не ожидали, – ответила Регина.
Весьма красноречивая песня, если так вдуматься. Алексей хорошо знал этот мюзикл, поэтому оценил выбор Калы. Его приятно удивил голос Чопры, которая, действительно, пела прекрасно. Он аплодировал и восхищался вместе со всеми. Номер даже отвлек его от неприятных мыслей о Духоликом.
Тем временем на сцене проходило невероятное. Классические индийские танцы считались, пожалуй, одними из самых сложных в мире. Истинная натья изначально имела ритуальное направление, и номер Далматинца таким и выглядел. Особенно – в сочетании с вокалом, которого никто от нее не ожидал.
В самом конце номера на сцене появилась Змея. Конечно, в костюме была не Юлия Паршута, но судьи были приятно удивлены и рады вновь видеть этот образ. Как и всегда. Танцовщицу в золотом костюме ставит на колени Федор, изображая из себя индийского музыканта с флейтой – бансури. Он словно покорил строптивую Змею, и та теперь его слушалась. Знали бы жюри, что в костюме спрятана Маша Казанцева, собирающаяся надрать зад Соколову после съемок.
– Вот это я понимаю! – Фил на время даже забыл о Баскове.
– Я все таки сомневаюсь, что не индуска сможет так произносить и двигаться, – настаивала на своем Регина.
– И так тебе Чопра и подставила бы себя, – а вот Родригез заглотил наживку. – А ты что скажешь, Леш? Кала говорит на хинди?
– Насколько я знаю, – Алексей повернулся к Тимуру, – Нет, не говорит.
– Ну, на корейском уже пели, – заговорила сама Далматинец. – Причем даже дважды.
Как же Кала все-таки презрела музыкальные повторы в этом сезоне.
Регина нахмурилась. Возможно, на нее подействовали слова коллег, но в итоге Тодоренко принялась вновь перечислять одних и тех же певиц, которых называла буквально в каждом выпуске. Аня Асти и так далее по списку.
Можно считать, что сегодня Чопра победила.
***
«Срочно найди следователя. Маша Казанцева ездила к Лере Дамеренко в психушку. Убийцей может быть она».
Это сообщение Алексей получил от Тимура в перерыве. Фил все ещё следил за лайками и комментариями к «сторис» о Баскове. Родригез подсел к нему и смеялся, а Валерия и Регина расползлись по своим гримеркам. Можно было спокойно уйти, что Алексей и сделал.
Но следователя он не нашел. По телефону тот не отвечал, а отыскать Васильева не смог даже один из его подчиненных, к которому Воробьев обратился в своих поисках.
Он не то чтобы не верил Тимуру, но был поражен той информацией, что тот ему сообщил. Маша была очень странной, но разве у нее хватило столько силы, чтобы убить мужчину? Да и Фил говорил, что ударил Духоликого в грудь ногой…
Идя по коридору, Алексей столкнулся с Казанцевой. Удержал ту за рукав. На ловца и зверь бежит.
– Мне нужно с тобой поговорить, – сказал он, хмурясь.
Сейчас она его не пугала, но что будет, если в ее руке окажется нож?
Маша, только недавно вылезшая из костюма Змеи, немного запыхалась и никак не ожидала этой встречи. Внутри что-то противно дёрнулось. Что ему от нее нужно?
Удивительно, но Казанцева не испытывала прежнего волнения рядом с Воробьевым. Напротив – ей было словно.. противно?
– О чем это вдруг?
Ты не замечал меня год, с чего мне теперь с тобой разговаривать?
Алексей хмурится сильнее. Ему порядком надоела вся эта история. И потому он решил высказаться прямо и без лишней воды.
– Я знаю, что ты ездила в психушку к убийце. И вполне возможно, что ты тоже эта самая убийца. Разве нет?
Сумасшедшая с поехавшей крышей. Возможно, из-за нее он теперь терпит весь этот кошмар.
В районе сердца что-то лопается. Да, Маша ездила к Лере несколько раз за последний год. Зачем – спросите вы? В какой-то момент Казанцева боялась, что ещё чуть-чуть, и она совсем погрязнет в своей боли. Той боли, что дробила ребра так давно. Той боли, что может быть разрушительна – как раз на примере Дамеренко.
Маша испугалась. Она не могла обсудить это со своим психотерапевтом – полагала, что тому придется сообщить о ней в органы, как о потенциально опасной пациентке. Она не нашла ничего лучше, чем поговорить с Лерой. И в какой-то момент она просто втянулась. Приходилось ездить в Питер, сделать себе поддельные документы, в которых она звалась Светланой Рубцовой – журналисткой. Но что с того? Что с того, если это помогало?
Воробьев никогда не смотрел на нее, как на человека, как и Батрутдинов не смотрел на Леру. Девушки всего лишь оказались родственными душами.
– Да как ты смеешь? – взорвалась Казанцева, выдергивая свою руку их хватки Алексея. – Я, блять, любила тебя! Разве это преступление?
Слезы гнева застилали глаза.
– Я такое ничтожество в твоих глазах? Что способна совершить все это?
Машу сильно трясло. Она впервые осмелилась говорить с Воробьевым в таком тоне.
Алексей помнил, что в том году Маша пыталась к нему подкатывать. Сам он выбрал Катю. И… И, простите, что? Ведь прошло столько времени – неужели Маша все это время помнит о тех чувствах? И что они причинили ей такие страдания?
Воробьев слушал то, что ему кричала Казанцева, и ощущал себя просто ужасно. Не из-за стыдно или чего-то такого. Просто ему вдруг стало невыносимо душно и страшно в компании этой девушки. Он ведь не прав, не так ли?
– Прости, я не знал… Что так все серьезно, – произнёс Алексей, – Но… Ты же понимаешь, что это все просто невозможно?
Это что – он ее так утешить пытается?
Маше захотелось безумно расхохотаться от этих слов. Они стали последней каплей. Невозможно, да? Да пошел ты нахер.
– Э-э…. Короче, это не ты, да?
Воробей, ты идиот?
Он вдруг начал чувствовать, что вот-вот задохнется. Поднял голову, посмотрел в сторону, где прямо по коридору от них отдалялся один из танцоров – не то Федор, не то – Пётр.
– Да пошел ты в жопу, – Фил, закатывая глаза и прихрамывая, шел куда-то в сторону гримерок. – Нет, представь, – он отнял трубку от уха. – Позвонил сам и требует, чтобы я удалил «сторис». Сейчас, только штаны подтяну.
Воробьев натужно рассмеялся, а когда Филипп ушел, он увидел, что и Маша скрылась вместе с ним.
***
Sara Farrell – Faded
То, что Маше было плохо после разговора с Алексеем, это слабо сказано. Как он мог? Она так долго любила его, практически дышала лишь им. Лишь теперь Казанцева окончательно поняла, насколько она сильно ошибалась насчет Воробьева. Он был совсем не таким, как она себе представляла. И уж точно проигрывал Федору. Причем во всем.
На сегодня работа танцовщицы была окончена – она не принимала участие в номерах артистов из последней группы. Съемки все ещё продолжались, и все полицейские сосредоточились на охране самого зала, гримерок и прочих помещений Главкино. На парковке не было ни души.
Маша, утерев слезы, шла к выезду, собираясь открыть приложение такси и вызвать себе машину. Ей не хотелось узнавать, какой участник покинет шоу сегодня. Ей было плевать. Хотелось лишь поскорее приехать домой к своим кошкам. И, конечно, позвать к себе Соколова, как только и он освободится от съемок.
Казанцева уже почти достигла своей цели, когда услышала позади себя шаги. Она устало обернулась, даже не испытывая ни малейшего страха. Но перед собой она увидеть отнюдь не маньяка, а Федора собственной персоной. Вид у него был не очень. Маша тут же испугалась – вдруг ее парень видел их с Воробьевым перепалку?
Его охватило чувство, как будто внутри него разом все ощущения потухли. Потухли, как пламя свеч от удара дверью. Слезы Маши рядом с этим Воробьевым, который мялся возле нее, но не уходил, были весьма красноречивы. Федор, который совершенно случайно наткнулся на эту картину, в буквальном смысле слова остолбенел. А потом развернулся и ушел.
Его обдало жаром, затем холодом. Он не знал, что ему делать, как заставить себя успокоиться. А потом на место оцепенению пришла боль такой силы, что у Соколова в глазах потемнело. Она же… Она же не уходит от него? Правда… Он же показывал ей, как он ее любит. За что же она к нему так? Федор почувствовал, как на щеках горят слезы. За эти годы он впервые плакал. Это так глупо. Было глупо верить, что Маша с ним из-за чувств к нему. Он же понимал, что она с ним из-за того, что ей нужно утешение. Только и всего. А он верил тому, что хотел себе представить.
Дурак, дурак. Такой дурак.
Ворвавшись в гримерку, Федор стал беспорядочно заталкивать вещи в сумку. Он поедет домой и… Ну короче, ему нужно домой. Соколов даже ни с кем не попрощался. Закинул сумку через плечо, он хлопнул дверью, пробежал через коридор, вызвал лифт. Очутившись на парковке, Федор нажал на брелок, выкликая свою машину, но та не подавала сигнала.
Чертыхнувшись, Соколов пошел искать машину, но вместо нее наткнулся на Машу. Она обернулась и теперь смотрела на него.
– Ты уже закончила? – бесцветным тоном спросил он, словно интересуясь тем, закончила она с ним или нет.
Это ведь Алексей для любви, а Федор для утешения.
– У меня сегодня больше нет номеров, – ответила Маша, поёжившись от тона Соколова.
Она знала, что ему предстояло оттанцевать ещё с двумя участниками точно. А теперь он засобирался домой?
Значит…
– Ты видел, да?
Ее голос звучал затравленно и поникше. Внутри все сжалось от одной мысли о том, что успел себе надумать Федор. Нужно все объяснить ему. Немедленно.
В груди болело как-то странно – по диагонали. Федору хотелось сжаться в комок от этой боли, что, учитывая его габариты и рост, было весьма странно. Жалко, скорее всего. Как и все то, что он делает. Бегает за ней, как заведенный, пока о него вытирают ноги.
– Нет. Вернее – мне надо домой.
Соколов пытается улыбнуться. Ведь ничего не происходит. Конечно – все хорошо. Он не хочет причинять ей неудобств. Поэтому молчит. Лучше он сам с этим справится как-нибудь.
– Этот придурок решил, что я убийца, – залепетала Казанцева, шмыгая носом. – Набросился на меня с обвинениями, а я.. Я просто расстроилась. Не из-за него, а просто.
Он больше ничего не значит для меня.
Маша говорит о происходящем сама, чем заставляет Федора поморщится. Ему очень холодно – начинает трясти. Ему нужно уйти – совершенно точно. Но Казанцева говорит дальше. Рассказывает ему то, что было. Федор не может в это поверить. Ему слишком для этого больно. Но все же он остаётся. Слушает, даже кивает. Однако потом все же спрашивает Машу.
– Ты его любишь, да? Все ещё его любишь?
Это сказано спокойным тоном. Федор не из тех, кто истерит. Просто в его спокойствии очень много эмоций. Как тогда, когда он спросил ее: «Почему ты вечно в себе сомневаешься?», так и сейчас. Соколов склоняет голову набок и смотрит на Машу.
Ты все ещё его любишь?
Ты все ещё не любишь меня?
You were the shadow to my light,
Ты была тенью для моего света,
Did you feel us?
Ты нас ощущала?
Федор стоит напротив нее и почти физически ощущает, как опустились его плечи. Ему не стоило задавать этот вопрос, потому что безумно страшно услышать ответ на него. А он, конечно же, не будет утешительным. Потому… Понятно, что если Маша так долго любила Алексея, то она выберет его. Потому что, в конце концов, он оценит такое самопожертвование. Разве нет? Федор бы обязательно оценил. Он бы…
– Нет! – моментально выпаливает Казанцева.
Как ей сделать так, чтобы он ей поверил? Маша не хочет, чтобы все ее слова звучали, как жалкие оправдания. Она ведь, правда, не любит Воробьева. Все, что она ощутила сегодня при разговоре с ним – горечь. И ещё, может быть, разочарование. Не более того.
– Федь, – голос у девушки начинает дрожать, когда она делает шаг к Соколову. – Я его не люблю. Я люблю…
В груди Федора что-то екает. Он поднимает взгляд на девушку, но в этот момент его повергает в ужас реальность. Ибо она обрушивается на пару присутствием Духоликого, который вот-вот уже собирался броситься на Машу с ножом. Соколов среагировал быстрее. Он схватил девушку и толкнул ту на землю, а сам…
Как то всегда и бывает – все происходит в одно крошечное мгновение. Маша оказывается полностью дезориентирована. Казанцева стесывает кожу на ладонях о мокрый асфальт и тут же оборачивается.
Увиденное ужасает ее. Духоликий снова и снова вонзает нож Соколову в живот. Лезвие вошло точно в масло. Федор сделал глубокий вдох и захрипел, прижимая руки к ране. Сквозь пальцы стала сочиться кровь. Соколов завалился на бок и рухнул на землю. Он попытался закричать Маше, чтобы та убегала, чтобы спасалась.
У Маши даже нет сил закричать. Она подползает к парню, и маньяк делает шаг назад, словно желая насладиться представшей перед ним картиной. Маше плевать. Надо бы бежать, привести помощь, но она не может оставить Федора здесь – Духоликий просто добьет его.
И также девушка понимает и то, что умрет, если останется. Они оба умрут. Но куда лучше так, чем если она останется жить без него.
По щекам ее струятся горячие слезы, когда Казанцева нависает над Соколовым, одной рукой зажимая рану на его животе, а другой гладя по щеке.
– Все хорошо, – не своим голосом уверяет девушка. – Все хорошо.
Все это так.. сюрреалистично.
– Я люблю тебя. Я люблю тебя, слышишь?
С ее губ сорвались долгожданные слова любви. Даже невзирая на свое состояние, Федор откликнулся на них. Он сжал пальцы Маши в своих.
