Текст книги "Ключ (СИ)"

Автор книги: Робот BoBot

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Глава 2

Снова, уже в третий раз, протиснувшись вслед за Бусыгиным и Машкой в узкий проход из зала Эрдрума, Шурик уныло поплелся вслед за ними по мрачному, тускло освещенному коридору, мерзко провонявшему нечистотами. Впереди бойко трусил Бусыгин, за ним торопливо семенила Машка, слегка ошарашенная своими похождениями. Девушка помалкивала, и только глупо улыбалась. Несколько раз она оборачивалась к приятелю, явно желая о чем-то расспросить, но каждый раз сдерживалась, и снова припускала следом за экс-изобретателем.

Хмурый Вепрев замыкал шествие. Приключения, выпавшие на долю экс-математика за весь этот долгий день, вконец его измотали, а вдобавок ко всему его начало донимать нарастающее чувство голода. Больше всего ему хотелось очутиться в своей дворницкой. Его замызганная комнатка… там даже солнце бывает по утрам, чайник, какао… В животе заурчало и забулькало. – «Пусть окажется, что все это мне приснилось, пожалуйста, Господи…» – мысленно взмолился Шурик. Внезапно что-то звякнуло, по поверхности стен прошла рябь, будто напряжение в сети прыгнуло вверх, и у Вепрева совсем не к месту мелькнула мысль, что нужно бы купить бесперебойник… но тут мир вновь качнулся – как занавес в театре, и в узкую, палец не просунешь, щель, он на мгновение увидел свой стол с раскрытым ноутом, стаканом недопитого чая и грязным носовым платком. Он рванул навстречу видению и тут же больно налетел лбом на холодную стену. – Черт! – из глаз посыпались искры, Шурик зажмурился, а когда открыл глаза, увидел все тот же коридор – длинный, узкий, бесконечный…

Желудок по-прежнему то и дело предательски издавал громкие урчащие звуки, напоминая о себе и своем предназначении, и перед глазами Шурика проплывала то тарелка пышущих паром, залитых от души сметаной, пельменей, то кусок зажаренного до коричневой корочки мяса, то кружечка холодного пива в заведении тети Нади…

От всего этого начинало мутить, а длинный нескончаемый коридор все тянулся, и тянулся, пропадая в бесконечности, а бесконечность – она бесконечность и есть, хоть беги, хоть ползи – никогда не кончается…

Наконец, когда тронный зал Творца примитивов остался далеко позади, а молчание стало просто невыносимым, Бусыгин, шаркающий впереди, внезапно остановился. Не ожидавшая такого маневра Маша ткнулась ему в спину и быстро отпрянула, смешно морща носик, а задумавшийся Вепрев чуть не налетел на подругу.

Замерший на месте Бусыгин обернулся к парочке. Его морщинистое, давно не видавшее бритвы лицо озаряла язвительная ухмылка.

– Ну и как, понравился вам лохотронщик этот? – спросил изобретатель скрипучим шамкающим голосом, и противно захихикал.

– Урод реальный этот ваш Эрдрум! – капризно заявила Зверева, поправляя на затылке хвостик волос, оставшийся на месте пышных локонов полубогини. Ухмылочка на лице Бусыгина растянулась еще шире, едва не касаясь ушей.

– Я из-за него в та-а-а-а-а-кой переплет попала! – продолжила Зверева, эмоционально взмахнув рукой, и чуть не упала, поскользнувшись на лужице какой-то отвратительной слизи, – представляете, меня из-за него менты чуть на крытку не засадили!

Произнеся эти слова, Машка внезапно осеклась, и изумленно уставилась на Шурика красивыми расширенными глазами.

– Ты чего? – спросил Шурик, – что случилось?

Бусыгин, спрятав свою ухмылку, тоже заинтересованно уставился на девушку.

– Саш, а как я обратно попала? – на лице Маши читалась растерянность, – я в ментовке сидела на допросе, он мне все какую-то муть впаривал про статьи, и тут вдруг все вокруг ка-а-а-а-к завертится, завертится, и меня словно в водоворот засосало. И я опять, блин, раз – и уже здесь.

Бусыгина, похоже, не удивило то, что рассказала девушка – он только махнул рукой, и принялся что-то высматривать на полу, выложенном щербатыми каменными плитами, а Вепрев, у которого все минувшие приключения уже сидели в печенках, недовольно пробурчал:

– Знаешь, мать, давай потом. Вас равно не поверишь. И вообще, я жрать хочу.

С этими словами экс-математик повернулся к Бусыгину:

– Куда мы идем-то? У меня живот уже к позвоночнику прилип!

– Ну ладно, потом расскажешь, – смилостивилась Машка, и тут же пожаловалась Бусыгину, – дядь Сереж, а мне тоже кушать хочется!

– Щас доберемся, потерпите, – прошамкал Бусыгин, который явно что-то выискивал среди пыльных плит, выстилающих коридор, – я тут себе схованку устроил. Там и сообразим пожрать.

И экс-ученый принялся медленно, в раскорячку передвигаться вглубь зловеще темнеющего коридора, что-то пристально высматривая на загаженном полу.

– Айн момент…, – бурчал он себе под, нос, не обращая внимания на молодых людей, робко жавшихся у него за спиной, – щас все покажу. Увидите, как я тут устроился. А то, небось, думаете, что тут да как… А нормально все, нормалек… хе-хе…

Двигаясь вслед за изобретателем, молодые люди прошли еще несколько метров, когда, наконец, Бусыгин остановился возле выщербленной плиты, на которой кто-то красной краской намалевал крест, и довольно хихикнул. Затем, шаркая истоптанными туфлями по пыльному полу, изобретатель засеменил к находке. Машка с Шуриком, стараясь ничему не удивляться, с интересом наблюдали за манипуляциями непризнанного гения.

Бусыгин, несколько раз повозив ногой по загадочной плите, вдруг топнул по ней с такой силой, как будто собирался раздавить жирного таракана. Под полом что-то громыхнуло, и внезапно плита с оглушительным треском, словно обложка книги, откинулась, обнаружив под собой крутую винтовую лестницу, уходящую глубоко вниз. Из узкого хода на путников пахнУло едкой затхлостью. Машка зябко поежилась, а Вепрев хмыкнул.

– Добро пожаловать, гости дорогие! – Бусыгин приглашающе махнул рукой и, не дожидаясь, пока парочка наберется решимости, ловко юркнул в чернеюший проход.

– Люк за собой прикройте, – крикнул он снизу, обернувшись, – а то ходят тут всякие…

Шурик и Машка осторожно приблизились к краю люка, и заглянули вниз. Там, уже довольно глубоко, едва виднелся плешивый затылок экс-гения. Молодые люди нерешительно переглянулась.

– Пойдем? – робко спросила Маша, со страхом глядя вниз.

– У тебя есть другие предложения? – Шурик не знал, что делать и злился на подругу: кабы не ее настырное любопытство, сидел бы он сейчас в дворницкой, попивал чаек и шастал по сети. В голове снова щелкнуло, неясная догадка, легкая, как дыхание бабочки, вспорхнула и пропала, раньше, чем он что-то понял.

– Пойдем, – буркнул Вепрев, – давай, ты первая я люк прикрою!

Маша осторожно ступила на каменную ступеньку и начала спускаться. Оставшийся один Вепрев еще раз оглядел мрачную тьму в обоих концах коридора, сплюнул, и последовал за подругой, не забыв с грохотом захлопнуть люк.

Спускаться пришлось по узким и крутым ступенькам, покрытым омерзительной слизью, которая густо облепляла ржавые шаткие перила, стены, сложенные из неотесанного серого камня, и низкий потолок, с которого за шиворот то и дело капала какая-то дрянь, отчего Вепрев каждый раз непроизвольно ежился. Шли долго, почти на ощупь, хотя полной темноты не было – узкий, душный тоннель, винтом уходящий в мрачные глубины, слабо освещали пятна фосфоресцирующей плесени на стенах. Пару раз Маша поскользнулась, и если бы не Вепрев, обязательно загремела бы вниз по лестнице.

Но всему рано или поздно приходит конец, и примерно через полчаса спуска все трое потные, грязные и вконец измученные долгим путешествием неожиданно уперлись в расхлябанную деревянную дверь. Облупленная серая краска, ржавые петли и широкие щели между гнилыми досками говорили, что ей давненько не пользовались. Бусыгин обернулся, заговорщически подмигнул своим попутчикам и театральным жестом толкнул дверь. Она нехотя, с протяжным душераздирающим скрипом отворилась и глухо стукнулась о стенку. Тут же в нос ударила ужасная вонь протухшей пищи, плесени, прокисшего пива и общественного сортира. Внутри комнаты стояла кромешная тьма. Бусыгин что-то буркнул, сделал шаг вперед и пропал. В течение полутора минут его не было ни слышно, ни видно, но затем послышалось чирканье спичек, и в проеме двери вновь показался гений-изобретатель, державший в руках огарок толстой свечки, испускающей болезненный красноватый свет.

– Ноги, ноги вытирайте, а то лазили по всякому дерьму, земному и небесному, – визгливо потребовал старикашка, несмотря на то, что пол убогой каморки, видневшийся за ним, и так был густо засыпан хламом и мусором. Тут и там валялись тряпки, скомканные и изорванные бумажки, пустые бутылки, сухие листья, клубки ниток и много еще чего, что разобрать с первого взгляда было невозможно. Вепрев заметил даже несколько дохлых крыс, прикорнувших в одной из кучек мусора.

Однако оробевшие Машка и Шурик не стали спорить с непризнанным гением. Послушно вытерев ноги о драный полосатый половичок, они дружно шагнули внутрь берлоги Бусыгина, и огляделись в тусклом свете свечки.

Хованка Бусыгина оказалась убогой каморкой примерно пять на пять метров, оклеенной засаленными обоями в голубой цветочек, посреди которой раскорячился колченогий столик, застеленный рваной газеткой «Труд». Столик был завален рыбьими костями, банками заплесневелой тушенки, корками хлеба, и прочими огрызками. В центре этого натюрморта гордо возвышалась початая бутылка портвейна «777», а рядом с ней, в луже разлитого вина, покоился грязный граненый стакан с дохлой жирной мухой на треснувшем донышке.

К столу были приставлены два ветхих стула с облезшей от времени обивкой. Садиться на них вряд ли кто-то рискнул бы, да они, по всей видимости, для этого и не предназначались. Один служил вешалкой для немногочисленной одежды хозяина, а второй был завален бумагами, исписанными мелким, неровным почерком и густо покрытыми замысловатыми чертежами. Всю эту кипу бумаг венчал тяжеленный механический арифмометр «Феликс» со сломанной ручкой. Остолбеневшая Машка с удивлением рассматривала непонятный прибор и весь этот бедлам.

В дальнем левом углу каморки чернел большой шкаф, сделанный, наверное, полвека назад, и весь покрытый затейливой резьбой. На даче у Машкиной бабушки стоял почти такой же – в резных завитушках, с зеркалами на дверцах во весь рост. Только вот зеркало у бусыгинского шкафа было давным-давно разбито, и лишь кое-как вкривь и вкось склеено синей изолентой. – «Плохой знак», – подумалось Машке. Раньше она совсем не верила во всякие там приметы, но сейчас, в этой жуткой обстановке, зеркало почему-то внушало смутное ощущение страха.

Самым непонятным было то, что шкаф как бы и вовсе не принадлежал этой комнате: в его тусклом зеркале, как будто накрытым серым густым туманом, постоянно мелькали какие-то смутные образы, пропадающие тени, контуры пещеры, заваленной костями, и прочая жуть, но только не отражение комнаты. Не видно было даже огонька свечки, которую Бусыгин успел угнездить на столе, перевернув вверх дном пустую консервную банку. Казалось угол жил своей, отдельной от комнаты жизнью, не обращая внимания на присутствующих.

В правом дальнем углу берлоги находилась крашенная железная кровать с продавленной панцирной сеткой. Можно было подумать, что на ней недавно спал бегемот, настолько растянулась проржавевшая проволочная конструкция. Подушки не было – кровать была небрежно застелена жутким рваным полосатым половиком. – «Наверное, когда-то он лежал на месте этого» – подумал Вепрев, оглядываясь на коврик, встретивший их у двери. В головах Бусыгинского одра вместо подушки лежала пара вонючих крестьянских валенок.

Над этим ложем непризнанного гения призывно улыбалось засиженное мухами изображение голой блондинки с накачанной силиконом грудью и призывно раздвинутыми толстыми ляжками. Приглядевшись, Шурик определил, что это вообще-то календарь, но десятилетней давности. Лет десять назад он выпросил такой же плакат у школьного приятеля – и взамен целую четверть решал за него контрольные задачки по математике.

Сразу слева от входной двери угол был занавешен рваной занавеской землистого цвета, бывшей когда-то шикарной портьерой. Из-за нее доносилась убойная сортирная вонь, недвусмысленно сообщавшая, для каких надобностей отводилась Бусыгиным данная часть помещения.

– Проходите, проходите, гости дорогие, – с небольшим опозданием радушно пригласил старикашка Бусыгин оробевшую парочку, топтавшуюся у порога апартаментов, – чего у дверей-то толпу создавать! Располагайтесь!

После чего, как будто начисто позабыв про гостей, кандидат наук, покачиваясь, мелко просеменил к столу. Там он жадно схватил бутылку портвешка, дрожащей рукой набуровил полстакана отравы, и тренированным жестом забросил дозу в беззубую пасть, не обращая внимания на плавающее сверху дохлое насекомое. Маша поморщилась – ей стало противно. Проглотив лекарство вместе с мухой одним глотком, кандидат наук сладко рыгнул, вытер грязным рукавом слюнявые губы и слегка оживился.

– Так, значит, развел таки вас Эрдрум на примитивов? – игриво спросил старикашка, подмигивая.

– Ага, – тупо ответил Шурик, неуверенно переступая порог. Машка промолчала, только морщилась от кислой вони, стоявшей в каморке, и часто-часто хлопала ресницами. Она всегда хлопала ресницами, когда ей было что-то особенно неприятно.

– Во, старый козел! – мерзко захихикал Бусыгин, которого начало быстро развозить, – все ему неймется. Небось, уржался до уписки, глядя на ваши трепыхания. Я-то давно открыл способ туда-сюда путешествовать. Да вот хотя бы за стратегическим запасом, – ученый муж любовно поднял бутылку и чмокнул ее в бочок, прямо туда, где на этикетке горели немигающим красным огнем три магических числа 777, словно неоновая реклама на супермаркете.

– А как, как, дядя Сережа? – оживившись, заинтересованно взглянула на экс-изобретателя Маша. Ей не терпелось узнать все подробности, но старикашка, словно не услышав вопроса, ловким жестом фокусника налил себе еще один стакан, и тут же залпом осушил его до дна. Едва последняя капля нектара упала в пищевод кандидата наук, как он перевел на девушку осоловелые глаза, и как-то странно зашатался. Затем, хрипло выкрикнув – «За Родину, за Сталина!», экс-гений вырубился и упал плашмя мордой на заплеванный пол, чуть не разбив плешивую башку об угол стола. Тут же с пола стал доноситься тонкий свист, переходящий в хрюканье – великий и могучий изобретатель Межпространственного Портала, кандидат технических наук Сергей Владимирович Бусыгин спал мертвецки пьяный, уткнув морщинистое рыло в кучу мусора.

Вепрев понимающе хмыкнул, глянув на тельце пьяного гения, распростертое у него под ногами. Для верности Шурик слегка потыкал Бусыгина по ребрам носком ботинка. Тот дернулся, что-то промычал и снова отрубился.

– Тупо спит, – констатировал экс-математик, и поднял глаза на Машку, – надо бы его переложить на кровать.

– Да я к нему даже прикасаться не хочу! – капризно фыркнула девушка.

– Надо Маша, надо. А то будет тут под ногами путаться.

Машка пожала плечами и, мученически вздохнув, приблизилась к телу, примеряясь, как бы удобнее ухватиться.

– Чур, я за ноги!

– Да хоть за хуй! – махнул рукой Вепрев, и подошел к голове Бусыгина.

– Ну, взялись!

Брезгливо морщась, молодые люди ухватили тщедушную тушку хозяина коморки за руки и за ноги, и, не слишком заботясь о его сохранности, потащили к кровати. Голова изобретателя стукнулась о ножку стола. Бусыгин, казавшийся до этого мертвым, от такого бесцеремонного обращения на миг пришел в себя, и заплетающимся языком проговорил:

– Г-г-г-дееееу, я-яя, маа-маа?

– Спи, – цыкнула на него Машка, и голова ученого опять бессильно поникла на цыплячьей шейке.

Дотащив тело изобретателя до кровати, молодые люди плюхнули его на грязный драный половичок, служивший матрасом. Сетка жалобно скрипнула, и ученый, едва приземлившись, тотчас принялся тоненько, с присвистом, храпеть.

Маша перевела взгляд на Вепрева.

– И что дальше будем делать?

– Давай сваливать из этого дурдома, пока целы, – решительно предложил Вепрев, брезгливо вытирая ладони об джинсы. – Авось, сами дорогу назад найдем.

– А по-моему, лучше подождать, – возразила Маша, кивая на тело храпящего экс-ученого, – пусть он сначала прочухается, а дальше нам подскажет хотя бы в какую сторону сматываться надо.

– Как бы он с похмела стороны не перепутал, – съязвил Шурик, которому до смерти не хотелось оставаться в мрачноватой вонючей каморке.

– А ты дорогу знаешь? Вот! Так что хочешь – не хочешь, а надо ждать!

Шурик поразмыслил. Действительно, дорогу назад он не знал, а блуждать одному в потемках по сети коридоров было делом безнадежным, да и бросать Машку в каморке Бусыгина не годилось. И Вепрев сдался.

– Ладно, черт с ним, подождем, – махнул он рукой, и тут же предложил подруге, – только знаешь что, мать, давай осмотримся, че тут у него есть, может, и сами разберемся, как выбраться.

– Ну, ты поищи, а я пойду, расчешусь, а то волосы, небось, совсем растрепались, – согласилась Маша, и направилась в сторону шкафа.

– «Эх, бабы!» – подумал Шурик, и окинул взглядом комнату, решая с чего бы начать. Для начала он подошел к ширме, из-за которой на всю комнатушку разносились запахи вокзального сортира. За липкой занавеской оказался до отвращения загаженный унитаз. Сочащийся, проржавевший бачек уже отделился от стены и грозил в любую минуту обвалиться. Но сверху свисала знакомая цепочка с фарфоровой ручкой.

В голове Вепрева мелькнула шальная мысль о предыдущем подвиге, и он брезгливо дотронулся до ручки. «А может, один рывок…» Он представил, как закрутится в новой воронке и – неизвестно еще, где выплывет, да и Машка, да и кто его знает, что это за штуковина? Может, обычный сортир! Наверное, лучше не рисковать, потому как дед этот псих реальный, и кто знает, что он с этим унитазом сделал?»

Поэтому Вепрев решил судьбу больше не нервировать. Он аккуратно задернул занавеску поплотнее, как будто это могло помочь в предотвращении распространения вони по всей каморке, и опять принялся разглядывать комнату. На этот раз его внимание привлекла полка, висящая на стене возле кровати. «Откуда она здесь взялась? Вроде же не было ее? Или меня уже клинит?» – спрашивал он сам себя, пока шел.

На криво подвешенной к стене полке валялось куча железяк, битого стекла, одна целая колба, и газовый ключ. В самом углу полки Шурик нашел завернутую в газету, черствую, но вполне съедобную буханку хлеба. В животе Вепрева, который ничего не ел почти сутки, активно забурчало, и, недолго думая, он решительно реквизировал буханку. Хлеб греет душу, ну а в скорости еще и успокоит желудок…

И вдруг он услышал за спиной дикий вопль Зверевой.

sss

Машка подошла к зеркалу и стала с интересом вглядываться в него. «Что за бред…» – она решительно ничего не понимала. К своему изумлению, вместо собственного отражения она увидела лишь густой серый туман, клубящийся за грязным треснутым стеклом. Завороженная этим зрелищем, девушка даже не заметила, как в зеркале появилась сначала чья-то тень, а потом и ее владелец. Черная волосатая фигура с рогами на голове стояла напротив и молча буравила ее своими красными глазами. Чудовище стояло неподвижно, кривые ноги как будто приросли к каменному полу, а руки опущены вдоль туловища.

Внезапно тварь из зазеркалья принялось ритмично покачиваться из стороны в сторону, и Зверева сама не заметила, как начала качаться вместе с ней. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, дыхание захватило, закружилась голова, захотелось обнять, прижаться, слиться – бессознательно она протянула руку к зеркалу, завороженная неведомой силой. Рука встретила твердую поверхность стекла, и пламя свечи, стоящей за спиной девушки, начало колебаться, как от порывов ветра, которого в маленьком закрытом помещении просто не могло быть. Туман в зеркале стал рассеиваться и за спиной странного существа открылся ужасающий вид, достойный ночного кошмара – мрачные своды темной пещеры, на каменном полу которой валялись черепа и кости людей и животных, а в самой глубине мерцал огромный алтарь, залитый кровью…

Давящая тишина как будто накрыла Машу колпаком, сквозь который не мог прорваться даже храп старикашки Бусыгина, и Тварь протянула свою руку навстречу Машиной. По поверхности зеркала пошли круги, как по водной глади, и вдруг Маша почувствовала, что ее рука начинает погружаться в зеркало. И в тот миг, когда их руки встретились, черный двойник схватил ее мертвой хваткой – Маша явно почувствовала как на ее запястье ледяными кольцами сжимаются холодные липкие пальцы. Тотчас же порождение зазеркального ужаса с неудержимой силой потащило девушку к себе, по ту сторону реальности.

До смерти перепугавшись, Зверева пришла в себя, и попыталась вырвать руку из хватки отражения, но не тут-то было – неведомая тварь держала цепко. На Машу накатила волна смертельного ужаса, и девушка принялась тянуть руку изо всех сил, упираясь коленями и свободной рукой, но зеркало только плавно вспучилось, и неожиданно черная фигура начала выходить из Зазеркалья, проталкиваясь вперед подобно змее, быстро-быстро, издавая чмокающие звуки, словно сапог, вынимаемый из грязи.

– Сашка! – отчаянно заорала Маша, – Вепрев, помоги!

Вепрев, вздрогнул, услышав вопль подруги. Он резко обернулся, едва не свалившись на пол, мгновенно оценил обстановку, и бросился на выручку к Машке. В этот момент рогатая голова отражения уже вылезла из зеркала, с утробным рыком оскалилась, и начала мотаться из стороны в сторону, едва не задевая Машку огромными рогами и осматриваясь вокруг. Маша все пыталась вырваться, с трудом отклоняясь от качающихся рогов и зловонного дыхания порождения зазеркального Ужаса.

Схватив, не раздумывая, первое, что попалось под руку, – бутылку с остатками портвейна со стола, Вепрев подлетел к чудищу и, еле увернувшись от страшных когтей, со всего маху врезал по рогам Твари. Зазвенело стекло, осколки бутылки и брызги бусыгинского пойла медленно, будто кто-то притормозил невесомые секунды, полетели по комнате крохотными зародышами галактик. Несколько кроваво-красных пятен портвейна, описав дугу, шлепнулись на морду монстра. Неожиданно черное существо скорчилось, взвыло и в припадке охватившей его судороги, ослабило мертвую хватку своей лапы, удерживающей пленницу.

Шурик воспользовался мгновением, схватил перепуганную девушку за руку и рванул на себя. Время тут же полетело с обычной скоростью, и чудище лязгнуло страшными когтями там, где только что стояла Маша.

– Валим! – только и успел крикнуть Шурик Машке, хватая ее за руку и таща за собой к двери. Напоследок он мельком глянул на храпевшего кандидата наук, потерявшего остатки портвейна во спасение Машки, и опрометью выскочил вслед за подругой вон, захлопнул хлипкую дверь каморки, а затем помчался по лестнице, наверх, к выходу, ничего не видя и не слыша. Машка, до того поскальзывавшаяся, теперь летела как лань по горным уступам – легко, и сердце, не останавливающийся моторчик, стучало в груди ее – тук-тук, тук-тук. И все было бы ничего, если бы все это закончилось для них прямо сейчас, и они выбежали прямо во двор своего дома, где они столько раз целовались на лавочке возле кустов. Но, к несчастью, лестница эта вела их не во двор, а все в тот же мерзкий коридор, из которого они пришли, и в который теперь возвращались. Впрочем, сейчас им было главное добежать хоть куда, лишь бы живыми.

Неизвестно, сколько времени продолжался их подъем, но только когда они, потные и загнанные, выскочили из заплесневелого прохода в тот самый коридор, Шурик подумал, что поднялись они намного быстрее, чем спускались. Тут же, убедившись, что никто за ними не гонится, он со всех сил навалился на откинутую крышку проклятого люка. Тяжеленная плита захлопнулась с оглушительным грохотом, и совсем растворилась бы среди других плит, выстилающих грязный пол, если бы не кроваво-красный крест, отмечающий вход в хованку Бусыгина.

В изнеможении Маша, не обращая внимания на вездесущую сырость и грязь, опустилась прямо на пол и закрыла перепачканными руками лицо. Ее слегка потряхивало, а Шурик стоял рядом с ней и пытался отдышаться, упершись ладонями в колени. После минутной паузы экс-математик пришел в себя.

– Фу, ч-черт, пронесло, – облегченно вздохнул он, утирая пот со лба. – Только назад нам теперь уже не вернуться!

Маша взглянула на него, потирая саднящее запястье, на котором четко проступили темные следы от мертвой хватки чудовища.

– А как же дядя Сережа? – тревожно спросила он, взглянув на ноющую руку, – он же там остался, вдруг эта Годзилла его сожрет?

– Да пошел он на хуй! – рассудительно выдохнул Вепрев и поморщился, поскольку этот вопрос его меньше всего сейчас волновал, – четы, мать, дергаешься? Пусть полежит, авось оклемается! И ваще, в нашем мире он давно ластами щелкнул. И даже могилка у него есть, и памятник железный, серебрянкой крашеный. Забыла?

– Ну да, правда, – вздохнула Машка с кислым лицом, – и че нам теперь делать-то?

– Че, че! – передразнил Вепрев, – а через плечо…

Он тряхнул головой, и уже мягче предложил пытающейся захныкать Маше: – Ладно, мать, пошли в тот конец коридора, может, там есть выход.

– Ну, а как же дядя Сережа? – напомнила жалостливая Маша, строя бровки домиком. – Вдруг этот урод черный с ним что-нибудь сделает?

– А, да успокойся ты уже, – Вепрев бесшабашно махнул рукой, – ну, кому он ваще нужен-то? И потом, ты сама видела, как эта штука портвешка боится! На, вот, лучше поешь малость, – Вепрев через колено разломил буханку, и, присев рядышком, протянул девушке больший кусок, – у дедка этого нашел, пока ты того чувака из зеркала выманивала.

Маша взяла ломоть когда-то отличного хлеба, и осторожно откусила кусочек. Хлеб был хоть и черствый, но все еще вполне съедобный, и за пару минут молодые люди слопали его без остатка.

– Болит рука? – дожевывая хлеб, поинтересовался Вепрев, кивнув на темные пятна, четко проступившие на руке подруги.

– Угу, – вздохнула Маша, дотрагиваясь пальцами до запястья, – знаешь, такое ощущение, как будто обожгла кипятком.

– Ну, руки не ноги, – рассудил Вепрев, – на них тебе не ходить!

– Ну да, – улыбнулась Машка.

– Ну, значит, потопали! – Шурик поднялся, помог встать Маше, и голосом, исполненным оптимизма, которого он не чувствовал, заявил, глядя в беспросветную даль коридора:

– Кажется, все-таки с левой стороны пришли, – и решительно повернул направо. – Потопали!

sss

Топать пришлось долго, даже слишком долго. Каменные плиты пола далеко разносили эхо их шагов повсюду, мусор валялся под ногами и не давал спокойно пройти, и молодые люди то и дело спотыкались. Факелы на стенах мало помогали, в их свете не было видно даже пола. То и дело по пути встречались входы в узкие боковые коридоры, уводящие куда-то в кромешную тьму, откуда постоянно доносились жуткие шорохи и завывания. Потолок постепенно уходил вверх, и вскоре совершенно скрылся в густом мраке, который не в силах были разогнать редкие факелы. Вскоре там, на высоте, наверное, метров десяти, что-то начало противно скрежетать и повизгивать, как будто там вращались плохо смазанные шестеренки, то сматывая, то разматывая бесконечный коридор…

Наконец, минут через сорок хода, впереди неясно забрезжил желтый свет, и молодые люди, пройдя еще пару десятков метров, уперлись в колоссальную дверь, окованную золотыми панелями, богато украшенными замысловатой насечкой и драгоценными камнями. Узор из переплетенных цветов и крылатых драконов тянулся из края в край, словно огромная спираль, туго стянутая пружина – завиток к завитку, золотые лепестки, золотые листья, золотая чешуя крылатых гадов и горящие красным и синим огнем глаза фантастических тварей.

Дверь была плотно заперта, и вместо ручки в ней торчал огромный фаллос, под которым виднелась щель, похожая на замочную скважину.

– Ой, Шурик, посмотри, – показала Машка на «ручку», и захихикала.

– Ну, вот, уже что-то… – пробурчал Вепрев, – может, там что-то найдется.

– Шурик, – восхищенно воскликнула Зверева, – а ведь это драгоценные камушки! – девушка попробовала отколупнуть огромный бриллиант, торчащий в середине узора на одной из златокованых пластин. Однако у нее ничего не вышло – как и в зале старикашки Эрдрума, здесь тоже все было сделано на века или, как минимум, требовало основательной воровской подготовки.

– Нет в жизни счастья… – огорчилась Зверева, – такая же ерунда…

– Не ссы, Маша, – небрежно успокоил Шурик подругу, – щас отколупнем!

Вепрев вытащил из кармана ключ, и поддел бриллиант. Тот легко выпал из обоймы и покатился по полу. Машка взвизгнула, резво кинулась вслед за ним, и на ходу подхватила сверкающий камушек.

– Какой краси-и-и-вый, – восхищенно протянула она, любуясь игрой света на отличной огранке. – Дорогой, наверное! Саш, а Саш, а на Турцию хватит? – мечтательно спросила девушка.

– Ага, и не на одну! – рассеянно согласился Вепрев, возившийся с дверью, и раздосадовано добавил, – только толку здесь от этого камня – ни шиша.

– Шурик, а ты попробуй открыть дверь бусыгинским ключом, – невзначай посоветовала Машка, заботливо пряча бриллиант в карман.

Вепрев изумленно глянул на подругу, но потом снова вытащил ключ из кармана, и недоверчиво посмотрел на скважину в двери. По размеру она вроде бы подходила под ключ, и Шурик решительно вставил его в дырку. Ключ вошел в скважину удивительно легко, – «как презерватив в смазке» – мелькнула в голове математика дурацкая мысль, – и тотчас раздался мелодичный звон, словно где-то вдали кто-то невидимый заиграл на хрустальных колокольчиках тихую нежную мелодию, от которой сердце зашлось в сладкой – будто малиновое варенье – истоме. Вепрев повернул ключ, мелодия зазвучала громче, внутри двери что-то щелкнуло – он замер – но дверь не шелохнулась, не скрипнула даже, и колокольчики, нестройно звякнув несколько раз, замолчали. Тишина.

– И че дальше? – недоумевающее задал Шурик вопрос самому себе.

– Какой ты недогадливый, Саша, – упрекнула приятеля Маша, – надо ручку повернуть!

С этими словами Зверева схватилась за огромный фаллос, видимо, заменявший ручку, и слегка повернула. Снова раздался мелодичный звон, и створки двери чуть-чуть приотворились.

– Ну, вот видишь! – с победными нотками в голосе заявила Маша, и, отпустив ручку, восхищенно добавила с нотками упрека, – какой огромный! Вот бы тебе такой! – и снова захихикала.

В другое бы время Вепрев нашелся бы, что ответить, но сейчас он только хмыкнул, и, ни слова не говоря, ухватился обеими руками за столь восхитивший Машку стержень, и потянул на себя. Створка циклопической двери начала плавно растворяться, поворачиваясь на колоссальных петлях абсолютно бесшумно, что было при её размерах и вероятном возрасте весьма необычно. В ширящемся проеме перед глазами парочки стало открываться какое-то обширное помещение, ярко освещенное все теми же чадными факелами.