Текст книги "Минас (СИ)"

Автор книги: Рал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Катехизис, думал Минас. Хотя нет. Мысли, которые дОлжно взращивать в сердце, но нельзя выпускать на волю до времени.

– Что есть милосердие? – спросил Сахаал. Ему ответили: шесть голосов слаженным, ликующим хором, ещё два – с отставанием и в разнобой.

– Что есть милосердие?

– Я не знаю, Мастер!

– Что есть жалость?

– Я не знаю, Мастер!

Дни, когда досточтимый Сахаал беседовал с кадетами, по негласному сержантскому расписанию считались днями повышенной бдительности. Хотя бывало, и довольно часто, что предосторожности оказывались напрасными. Но не сегодня.

Корракс ненавидел, когда у его кадетов такие лица. Повадки крупных хищников совсем не идут молокососам. Не стоит так убедительно копировать взгляд настоящих бессмертных воинов: горящий внутренним огнём, равнодушный к мелочам. И уж точно не стоит оттачивать его на родных сержантах.

Личинки легионеров, мать вашу. Те личинки, которые в сортире откладывают. Плетей бы вам, чтобы опомнились. Ну ладно, не плетей, кругов сорок по полигону, под окрики и понукания.

Именно так сержант Корракс и решил в самый первый раз, с ещё совсем зелёными мальчишками первого набора. Двое штатно присутствующих в зале сержантов оказались элементарно не готовы к тому, что вразнос пойдут все шестеро сопляков одномоментно. За открытый бунт в кадетском блоке получили все. После разбора полётов лично капитаном ни один из кадетов не проскочил мимо медотсека, но это совершенно не утешило сержантов, которые тоже… Могучий Зо Сахаал был тогда очень опечален и разгневан.

Не наше дело, чем их там капитан накручивает, и зачем – тоже не наше дело. Наше дело – порядок в блоке.

Вывалившись из тёмной тактической комнаты в заметно более светлый коридор, Минас всё ещё чувствовал железистый привкус на языке. И так просто и естественно было продолжить собой шеренгу у двери, и склонить голову, когда мимо безмолвного строя прошёл капитан Сахаал. Было здорово встречаться пылающим взглядом с кадетами первого набора и видеть понимание, и лёгкий кивок в ответ. И даже Маркус потерял там, в темноте, свою настороженную злую маску и тоже смотрел ровно и правильно.

А вот голос сержанта оказался неприятным диссонансом, наживую взрезая обретённое единство помыслов, возвращая кадетов от звёзд на твердь. Хорошо, что тренированное тело откликнулось на приказ само, не ожидая, пока глупая голова вынырнет в реальность. Минас нашёл себя уже в строю, стоящем, почему-то, в общем холле.

– Полчаса на общее повторение устава, ужин и личное время, – Корракс говорил очень спокойно, почти мягко, начисто убрав свой вечно недружелюбный вид. – Леон, два шага вперёд. Обязанности, общие для всего личного состава лёгкого ударного крейсера «Черный ветер».

Минас в приказном порядке велел себе переключиться и слушать внимательно. Заодно порадовался, что успел в пятиминутных перерывах ещё раз глянуть сегодняшние параграфы, и если что, готов отвечать свой кусок.

– Леон – в строй. Джелл, два шага вперёд. Внутренний распорядок жилых палуб.

– Все помещения и территории жилой палубы распределяет между подразделениями и отдельными штатными единицами…

Минас старательно запоминал. Мало ли, когда ещё чего не заучится.

– Маркус, два шага вперёд. Содержание помещений и территорий.

Сказка кончилась, началась рутина.

По-хорошему, надо на полигон. Дать взорваться и сразу стреножить, быстро и больно. И учить до кровавых соплей, напоминая, чем кадет отличается от легионера, и даже от сержанта. И так несколько раз, пока не дойдёт, пока не начнут сами сдерживать эти свои личиночные порывы.

Но дружно, пусть и запланировано, взбесившиеся кадеты – это уже нештатная ситуация, а значит надо заранее согласовать воспитательные мероприятия с досточтимым Зо Сахаалом. Который после таких бесед выходит особенно довольным и умиротворённым, а проклятые щенки настропалились вставать почётным караулом, успешно напрашиваясь на благосклонный взгляд легионера. И что же сержант должен сказать капитану? Что его зверят прямо сразу после беседы надо не одобрять, а возить мордами по грязи? Что вот эти – без команды строящиеся – кадеты потеряли края и практически не слышат приказов? Бывший абордажник не чувствовал в себе достаточно мужества для такого разговора.

Приходилось вправлять мозги по мелочам и каждому персонально.

– Махаться идём? – спросил Леон.

– Ага-да-ща. Через пять минут буду, честно, – и Минас бегом рванул к вахте, поскольку сегодняшний урок по уставу на общем опросе у него так и не приняли, спросив вовсе даже самый первый параграф.

Но быстро отстреляться не получилось, потому что дежурный Илинго, при молчаливой поддержке сидящего тут же Корракса, был очень занят. Он издевался над Маркусом.

– … тряпочкой.

– Да сэр.

– Канистру антисептика вежливо попросишь у уборочного сервитора. Он умеет отвечать на запросы собратьев по труду.

– Да, сэр.

– Абсолютно все поверхности. В душевой следует поддерживать идеальную чистоту.

– Да, сэр.

Маркус заледенел. Стоял по стойке смирно, смотрел сквозь Илинго, монотонно повторял «да, сэр», и готовился треснуть и развалиться на острые осколки, выпустив зажатого в ледяном коконе демона. Кажется, сержанты, этого и добивались. Это тоже было частью их «игры», так же, как постоянный ор и оскорбительные комментарии во время занятий. Такие игры Минас не собирался понимать.

– Включая слив изнутри, насколько хватит руки. Придётся лечь пузом на пол, ничего не поделаешь, – Илинго говорил очень заботливо и медленно, всячески подчёркивая очевидную тупость кадета.

– Сержант Корракс, сэр! Согласно вашему вчерашнему распоряжению, кадет Минас прибыл, чтобы доложить дежурному параграфы седьмой, восьмой и девятый корабельного устава! – Минас вытянулся в струнку, почти касаясь Маркуса плечом. И физически ощутил, как два отдельных кадета превращаются в строй, который теперь надо держать.

– Кадет, тебя не учили не перебивать старших? – поинтересовался Илинго.

– Никак нет, сэр, учили, сэр! Я обращался к сержанту Корраксу, сэр! Прошу прощения, если я говорил слишком громко и помешал вам, сэр! Мне следует подождать с изложением параграфов устава, пока вы закончите беседу с кадетом Маркусом, сэр?

– Минас, два шага назад, – подал голос второй сержант. Рвать строй не хотелось ужасно, но достаточных причин не подчиняться прямому приказу Минас не нашёл.

– Упор лёжа принять. Отжимаешься и излагаешь параграфы. Исполняй.

Пришлось исполнять. Интересно, а на что он рассчитывал-то?

После первого десятка отжиманий Илинго демонстративно перешагнул минасовы ноги и самолично повёл Маркуса смотреть фронт работ. Фокус не удался. Оставалось только пожинать плоды своего бестолкового вмешательства. И, конечно, ни сил, ни дыхания на все три параграфа у Минаса не хватило.

– Отдыхать команды не было. Встать. Продолжай изложение.

Когда Минас закончил, сержант несколько секунд рассматривал его с явной насмешкой.

– Если хочешь обратиться к старшему по званию, когда он занят разговором с другим кадетом, надо остановиться на дистанции в три шага и громко произнести: «разрешите обратиться, сэр».

– Вас понял, сэр. Но я не видел, чтобы вы разговаривали с кадетом Маркусом, сэр.

– Невнимательность – это порок, кадет. Уборка первого тренировочного зала, исполнять немедленно.

– Есть, сэр!

– Леон, извини! Сегодня опять только мечный бой. Пошли в первый зал?

Откинувшись на стуле, Корракс смотрел трансляцию из первого зала. Минас, не глядя, протирал оружейную стойку, и что-то всё время говорил. В нескольких шагах от него Леон старательно повторял базовые атаки. Периодически Минас бросал тряпку, чтобы поправить Леона руками, но делал это не слишком часто.

У сержанта возникло ощущение, что воспитательный эффект от уборки похерен начисто, но демонстративно выгонять из зала кадета, занятого самоподготовкой, он всё-таки не пошёл.

– Они же нормальными бывают. Сержант Корракс сегодня со мной разговаривал… – Минас запнулся, упоминать лейтенанта Суллу сейчас не хотелось.

– Просто они демонстрируют, что им не страшно, – Леон тоже умел смотреть глазами убийцы. – Ты ведь почувствовал, какие они были тихие сначала? Наставник делает нас Повелителями Ночи, и сержанты нас боятся. И они считают, что это неправильно. А как нас завтра дрючить будут, ты ещё просто не представляешь! – он невесело усмехнулся.

– Делает… Леон, а если капитан спрашивает, и у меня есть ответ, но он не понравится капитану?

Старший парень опустил меч и сделал страдающее лицо.

– Ты опять? Неудержимый Минас на тропе войны! Если у тебя есть слова, которые не понравятся капитану, надо подумать ещё десять раз, нужно ли их говорить. А если речь о занятиях – те же десять раз обдумать, а правда ли ты хочешь их сказать. Некоторым мыслям надо дать созреть в голове. А ещё можно обсудить своё мнение со старшими товарищами, – многозначительно закончил Леон.

– Угумс, – но развивать мысль Минас не стал.

====== Глава 5. Особенный ======

Значение слова «дрючить» Минас представлял себе довольно приблизительно. Как выяснилось, это означало заметное увеличение физических нагрузок и совершенно невообразимый поток ругани и понуканий в адрес кадетов. Оказывается, обычно на тренировках сержанты не используют и половины своего богатого лексикона и фантазии.

Помня данное себе обещание быть внимательным и терпеливым, Минас продержался в этом шквале минут двадцать. Потом терпение кончилось. Как уже было проверено, приказы группе можно отгадывать по поведению других кадетов. Ну не все и не всегда, ну и что. Не сидеть же по горло в этом словесном мусоре? И Минас выключил сержантов из зоны восприятия.

Этот трюк не остался незамеченным. Ещё до завтрака Минас заслужил на вечер мытье душевой – за отсутствие уставных ответов на прямое обращение. Пришлось попытаться быть терпеливым ещё раз, но брезгливость снова победила. Он ещё вчерашнее общение с Суллой не переварил как следует, чтобы подставлять уши под новую порцию сквернословия.

К душевой добавилась тотальная уборка полигона на послезавтра, отжимание во время общего перерыва, дополнительные круги на полосе препятствий во время второго общего перерыва, полновесный удар палкой поперёк спины от Илинго и расписание дополнительных кругов, подтягиваний и отжиманий на все оставшиеся сегодня перерывы от Корракса. В ответ Минас очень вежливо попросил сразу назначить взыскание и за невыученные параграфы устава, потому что учить их ему сегодня будет некогда. Получил указание час читать устав после отбоя. Вслух, на вахте, стоя по стойке смирно.

Когда Руриск, предварительно добившись минасова внимания с помощью подзатыльника, задал сакраментальный вопрос «Ты меня слушал, кадет?» и получил в ответ совершенно честное «Нет, сэр», стоявший рядом Корракс мрачно сообщил, что наказание плетьми к кадетам ещё ни разу не применялось, но кто-то должен быть первым. Однако развития темы не последовало.

Сам Минас, несмотря на все неприятности, был скорее доволен этим днём. Ничего нового сержанты сегодня не давали, а выполнять привычные уже упражнения он отлично умел и без ценных указаний со стороны. Хороший день, хорошая нагрузка и штучные мелкие неприятности взамен постоянного заражающего фактора. Лёгкое чувство собственной неправоты мальчик компенсировал дополнительным усердием, сам себе периодически задавая планки несколько выше привычных. А чувство вины было действительно лёгкое, ведь не всерьёз же от него требовалось целый день выслушивать эдакую дрянь?

Остальные кадеты имели вид хмурый и измотанный. Зачем они все позволили это с собой сделать, Минас не понял, заподозрив наличие ещё какой-то незнакомой и противоречащей здравому смыслу игры. Особенно после того, как Леон прошипел мимоходом:

– Прекращай нарываться, придурочный!

Сержант Илинго, похоже, заделался штатным куратором помывки душевой. И это было очень любезно с его стороны, потому что часть уборки пришлось делать в процессе посещения оной душевой Маркусом с компанией, и вот тут Минас всерьёз забеспокоился. Но Илинго никуда не ушёл, продолжая комментировать действия Минаса к дружному веселью остальных кадетов. А Минас задумался, почему в процессе мытья тюремного сортира он не применил этот же трюк, а выслушивал Рослого и парней из соседней камеры? Поразмыслив, мальчик пришёл к выводу, что такие штуки можно проворачивать только на относительно безопасной территории, тогда как не слушать соседей по камере он просто не решился. Понимание, что присутствие Илинго и всего илиманского выводка он подспудно классифицирует как «безопасную ситуацию», заставило Минаса тихонько рассмеяться. Сержант тут же подтвердил нелепость такой идеи, с рычанием ухватив его за шиворот. Текста сержантского рыка Минас, естественно, не разобрал.

– Да, сэр, – наугад ответил он, и видя, что пауза затягивается, продолжил: – Разрешите продолжать уборку, сэр?

Когда на вахте, прочитав параграфы с десятого по шестнадцатый, Минас попросил разрешения не продолжать дальше, а читать эту же часть повторно, поскольку запоминать такие объёмы текста с первого прочтения он не умеет, Илинго залепил ему оплеуху. Минас молча поднялся с пола, и выжидательно уставился на сержантов.

– Продолжай чтение, кадет, – скомандовал Корракс.

– Прошу прощения, сэр, но всё-таки продолжать дальше или можно повторять?

Корракс перехватил руку Илинго и официально отправил второго сержанта патрулировать коридоры.

Ночью Корракс трижды поднимал Минаса, в исподнем выгонял в холл, где требовал отжиматься и рассказывать свежевыученные параграфы.

На следующий день сержанты несколько успокоились, но Минас, отчётливо утомлённый прошедшими сутками, куда хуже мог переносить даже их обычные высказывания. Зато не только игнорировать раздражители, а просто-таки спать на ходу у него получалось мастерски. А именно к Минасу у сержантов как раз постоянно находились вопросы. В результате, у него опять не было ни одного перерыва, да ещё полоса препятствий вместо обеда.

Тренировка с лейтенантом Суллой сошла за отдых, поскольку вводная опять была одна на всю тренировку, стандартные команды типа «к бою» и «стоп» легко угадывались по интонации, а остальное всё можно было смело выкидывать.

Полигон был огромен и его, видимо, раньше не считалось нужным убирать. А значит, отбой сегодня снова был не для Минаса. Спать хотелось до одури.

Когда он одолел едва ли треть пространства, в зале появился Руриск.

– Перерыв в уборке, кадет. Сейчас у тебя будет урок рукопашного боя, совмещённый с воспитательной беседой. Защищайся хорошенько.

Сержант бил его играючи, регулярно отвешивая обидные шлепки пониже спины, или прихватывая и выкручивая уши. Текст воспитательной беседы Минас честно слушал первые несколько минут и усвоил, что игнорировать приказы плохо. Ещё усвоил, что он – сопливый обнаглевший засранец… и на этом месте мальчик снова выключил звук. Вот сейчас на оскорбления он и вправду мог сорваться, а допускать этого ни в коем случае не следовало. Хотя не слушать, когда регулярно вздёргивают за ухо и в это самое ухо орут «опять отвлёкся, а кадет?» оказалось довольно трудно. Трудно молчать, трудно делать вид, что это всё ещё учебный бой, а не болезненное и унизительное наказание. Было себя очень жалко, рисовались драматические картины скорченного тела на полу… И именно на этой мысли Минас прозрел. Руриск не позволял себе и половины того, что походя отвесил Рослому охранник в тюремном блоке. Это не война. Руриск – не настоящий враг. Ничего страшного – по-настоящему страшного – не происходит. Вечные звезды, это даже не плети, которыми грозился Корракс!

Понимание оказалось настолько ясным и утешительным, что следующий рывок за ухо Минас встретил почти благодарной улыбкой. Руриск замер, поперхнувшись воспитательным текстом.

– Да что с тобой такое?

– Мне больно, сэр? – попытался Минас угадать правильный ответ.

Сержант отпустил его.

– Продолжай уборку, кадет.

Некоторое время Минас видел краем глаза, что Руриск стоит у двери и смотрит. И успел ещё раз улыбнутся, понимая, что боль стремительно утихает, и это совсем не тоже самое, что дубинкой по рёбрам. А потом усталость начала сужать поле зрения, и Минас перестал видеть что-либо, кроме непосредственно щётки и куска пола. А потом надо было выгрести грязь из под широкой скамьи и Минас присел, облокотившись на неё…

И проснулся от жёсткого тычка в бок. Ноги затекли, лоб саднило от долгого контакта с ребром скамьи, а прямо пред носом обнаружилась трёхпалая железная ступня.

– Объясни своё поведение, кадет.

– Прошу прощения, Наставник! – Минас вскочил, и тут же чуть не упал обратно. – Этого больше не повторится! Разрешите продолжать уборку?

– Чего не повторится? – уточнил Сахаал.

– Засыпания в наряде, сэр!

– Я спрашиваю о твоём поведении в течении последних двух дней, – в голосе легионера прорезалось рычание. – У тебя есть вразумительное объяснение?

– Вразумительное, сэр? – Минас серьёзно обдумал этот вопрос. – Я могу умыться?

Брови легионера поползли под шлем.

– Я сейчас плохо соображаю, сэр. Если от меня требуется внятный ответ, а не просто признание своей вины, я хотел бы умыться и немного прийти в себя.

– У тебя две минуты.

– Да, Наставник! – и Минас пулей умчался в сторону душевой. По самые плечи сунулся в поток ледяной воды, отфыркнулся и побежал обратно. Ну и вот, уже совершенно бодрое самочувствие! А раскисал-то: лягу и не встану…

Мальчик вытянулся перед легионером по стойке смирно, ощущая, как вода капает с волос за мокрый воротник, струйками стекает по лицу. “Видок у меня сейчас, наверное!” – Минас чуть было не хихикнул, но вовремя одумался.

– Я слушаю! – рявкнул капитан.

– В течение последних двух дней я добросовестно принимал участие во всех занятиях и тренировках, согласно распоряжениям, поступавшим от сержантов-наставников. Однако, в течение этих дней я неоднократно проявлял невнимательность к словам сержантов-наставников, за что получил серию взысканий. Причиной невнимательности считаю избыточное сквернословие со стороны сержантов, мешающее воспринимать непосредственные указания. Свою вину полностью признаю.

– Избыточное сквернословие? – мягко переспросил Сахаал. – Ты игнорируешь приказы на основании того, что с тобой недостаточно вежливо разговаривают?

– Никак нет, сэр! Просто я не знаю, что из сказанного следует воспринимать буквально, сэр!

– Я по-прежнему не слышу внятного объяснения, кадет. У тебя осталась одна попытка.

Что будет в случае провала этой последней попытки, Минас постарался не представлять. Взгляд почему-то упорно сползал на человеческое лицо, растянутое по наплечнику легионерской брони. Пришлось усилием воли зафиксировать зрачки и разговаривать с узором на нагруднике.

– Слова инструктора – это всегда руководство к действию, на то он и инструктор. Если мне говорят «быстрее» – значит надо быстрее. Если мне говорят «мог бы и лучше», я понимаю, что где-то во мне есть ещё незадействованный резерв, и его надо искать. Если мне говорят «никуда не годится» – я понимаю, что делаю что-то абсолютно не так, как надо. А если инструктор говорит, что я – цитирую – «ползаю, как брюхатая баба по болоту»? Слова, которые постоянно используют сержанты-наставники, я трактую как «никуда не годится». Но если я ВСЁ ВРЕМЯ делаю все НАСТОЛЬКО плохо, почему меня ещё не выгнали? А если НЕ настолько, или не ВСЁ время, то зачем инструктор меня дезинформирует? Когда вместо чётких указаний сержанты постоянно твердят непристойности и оскорбления, я вообще не понимаю, чего они от меня ожидают в ответ.

– И ещё, – в этом месте голос всё-таки дрогнул. – Меня учили с уважением относиться к наставникам. И учили, что сквернословие – есть признак отсутствия дисциплины в словах и мыслях. И я не понимаю…

Минас опустил голову.

– Я не понимаю, зачем они всё это говорят. И я перестал слушать их, Наставник.

– Ваши комментарии, сержант? – капитан отключил трансляцию с регистратора на своём шлеме.

Корракс пожал плечами:

– Из какой-то высокородной семьи, я так понимаю. Избалованный. И, похоже, уже не очень соображает, продолжает выпендриваться по инерции. Я думаю дать ему немного вздохнуть, и ещё через пару внушений он бросит дурить.

– Зачем? – спросил Сахаал.

– Простите, досточтимый легионер?

Сахаал ухмыльнулся.

– Это забавно – такая его непосредственность, но я не увидел изъяна в его рассуждениях о ценности внятных указаний. Я не утверждаю, что он совершенно прав. Но Я обычно высказываюсь предельно конкретно. И теперь я хотел бы услышать твои соображения, сержант. Зачем моему бойцу учиться слушать брань и вычленять из неё приказ?

Ответ у сержанта был. Такой ответ, что Минас бы оглох на год. Посоревноваться в красноречии с дворянским выблядком? Да, капитан, так точно! Именно это я и имел в виду, соглашаясь натаскивать для тебя малолетнее отребье!

Но, в отличие от проклятого мальчишки, сержант умел сдерживаться.

– Я поддерживаю дисциплину, как умею. Если мои нынешние действия вас не устраивают, я жду дополнительных указаний, капитан Сахаал.

– Кадет старается? Пусть получит то, о чем просит. Если не сумеет прожевать – это будут только его проблемы.

Капитан веселился, глядя на застывшее лицо Корракса. Не то, чтобы он специально издевался над этим человеком, но сержанты существуют ещё и для того, чтобы кадетам было, об кого точить зубки. Ну, или обламывать зубки. В любом случае это – тоже учебная схватка, а значит сержантам не будет позволено огрызаться в полную силу.

Минас почти закончил с уборкой, когда на полигоне снова появился капитан.

– Я отдал соответствующие распоряжения. Но сержант Корракс считает, что это будет плохо для дисциплины. Так что имей в виду, с тобой будут разговаривать вежливо, только если ты будешь демонстрировать должное усердие и достаточные успехи. И если ты будешь должным образом внимателен к словам наставников. Это твоя персональная привилегия, дитя, и я буду крайне разочарован, если окажется, что ты её недостоин.

Интонация у капитана была какая-то каверзная, но Минас был слишком потрясён, чтобы обращать внимание на мелочи. Вот так просто, взял и приказал сержантам не ругаться!

– Спасибо, Наставник! И за лейтенанта Суллу спасибо, я ведь так и не поблагодарил! Я буду очень стараться, правда!

– Стадо беременных черепах и кадет Минас, резвее!

– Минас, я не могу тебе сказать, как выглядел сейчас твой выпад, поэтому просто двадцать отжиманий.

– Уроды косорукие! Ах да, перевод же! Кадет Минас, я считаю вашу подготовку неудовлетворительной!

Уже к завтраку присказка «и кадет Минас» стала нарицательной.

– Я знал, что ты – принцесса, но чтобы за одну ночь убедить в этом всех сержантов!!! – ржал Маркус.

– Как, просто скажи, КАК ты умудрился? – цедил сквозь зубы Джелл.

Минас одинаково непонимающе смотрел на обоих. Сержанты устроили цирк, и это понятно. Всегда трудно на глазах у целой толпы взять и резко изменить поведение, почти всегда хочется начать кривляться. Конечно, жаль, что «привилегия» оказалась настолько «персональной». Но может, действительно, с парнями вроде Маркуса по-другому нельзя, он же и сам теми же словами всегда разговаривает?

Ругани стало не намного меньше, зато всё, что касалось его непосредственно, обязательно дублировалось теперь с рефреном «кадет Минас». Выцеплять в фоновом шуме своё имя было легче лёгкого, и можно было и не пропускать важное и отсекать мусор. А если сержанты хотят глупо выглядеть – их право.

– Я фигею с твоей выдержки. Тебе, реально, настолько по барабану? – поинтересовался Вартариан.

– Нет, конечно! Но, думаю, они скоро научатся вести себя менее дурацким образом.

– Ты рехнулся…

И, перекрывая всё, волнами накатывало обжигающее понимание: не отменяя нарядов, уборок, воспитательных бесед и выкрученных ушей, капитан признал правоту Минаса. В этом конкретном противостоянии принял сторону Минаса, а не сержантов. Словно тяжёлый плащ лёг на плечи, одновременно подавляя и внушая уверенность в собственных силах. Любой ценой надо было оправдать оказанное доверие.

Минас опять много дополнительно отжимался и бегал, потому что малейшее неодобрение сержанты теперь выражали именно так. Но почти все перерывы оказались свободными и удалось нормально учить устав дальше. После ужина Минас явился на вахту и оттарабанил очередные три параграфа. Его отпустили без дополнительных комментариев.

– Леон, махатся идём?

– Слушай, остановись уже. Ты двужильный?

– Это значит «нет»? Ну, как хочешь.

И Минас ушёл в зал один. «Бой с тенью». Потом тот самый выпад, который стоил двадцати отжиманий. Отжимания – тоже хорошо, но выпад от них не улучшился. Жаль, зеркала нет, но вроде теперь правильно, повторяем внимательно. Ещё раз тридцать повторяем, и нормально.

– Похвальное усердие.

Кулак к груди и низко склонить голову. Я ждал, что ты придёшь, Наставник. Я всё правильно делаю? Я оправдываю доверие?

– Ну и как, жить стало лучше? – в голосе легионера прозвучала усмешка, он явно был в курсе, насколько дословно выполняют его распоряжение сержанты. Только вот Минасу плевать на это, Минас серьёзен, как никогда.

– Да, Наставник. Я благодарен…

– Хорошо. Надеюсь, ты не утратишь рвения.

– Я не посмею, Наставник.

– Щенячья верность, – говорил Лем. – Берётся из ниоткуда, вспыхивает мгновенно, рАвно нуждается в тёплых руках и строгом ошейнике. Зато именно из неё вырастает настоящая верность, взрослая. Верность, выращенная собственными руками – самая надёжная.

Человек непрерывно просеивал весь корабль, от стратегиума до трюмов, выбирая юных пажей в свою свиту и перераспределяя множество подростков в ученики и подмастерья, согласно их талантам.

Когда мысль о создании новых бессмертных воинов оформилась окончательно, Сахаал просто спросил у Лема, есть ли на корабле достойные кандидаты. И не сомневался, что представленный ему десяток – действительно наиболее подходящие. И всех их распирали амбиции, все они в полной мере знали, к чему стремятся, все мечтали о великом будущем в обновлённом Легионе.

Но в редкие свободные дни они уходили в заповедник. Болтать с пажами, пить жиденький сладкий рекаф. Ловить улыбку и слово своего бывшего Мастера.

– Отвадить их? – спросил Лем.

– Зачем? К тебе, в бордель, к родителям... Перед основной трансплантацией будет общий гипнотест, тогда и станет ясно, не попутал ли кто мимолётные развлечения с главным долгом.

– То есть, с твоего разрешения, я продолжу подлизываться к будущим бессмертным воинам? Благосклонность легионеров, купленная за конфеты… Я войду в легенды! – Лем смеялся. Лем был предельно честен.

– Я не посмею, Наставник, – и мальчик смотрит глаза в глаза.

Ну, здравствуй, щенок, не лизавший руки моего человека. Здравствуй, верность, вспыхнувшая в ответ на мою злую шутку. Я не отвергну тебя. Строгий ошейник я тебе обещаю, насчёт тёплых рук… Лем говорит, что я добр к нему. Может быть, повезёт и тебе, щенок.

Ну а пока посмотрим, сколько ты продержишься.

– Мне нравится такой ответ. Думаю, нашу договорённость следует считать окончательно утверждённой. Я прослежу, чтобы о ней знали не только твои штатные наставники.

– Ты хоть сам понимаешь, как безнадёжно ты влип? – Леон сильно провёл ладонью по лицу, смахивая воду. – Всё это очень круто, но как только ты лажанёшь, сержи тебя живьём съедят.

– Очевидно, тогда мне не следует лажать? – иронично уточнил Минас. – Это ты удачно подсказал.

– Ты планируешь всегда-всегда оставаться безупречным?

– Безупречности от меня никто не ждёт. Всего лишь стабильных успехов.

По душевой прокатилось дружное фырканье, тем более выразительное, что многие парни действительно отфыркивались от воды. Минас пожал плечами. Он не понимал их скепсиса.

– Ребёнок. Всегда есть к чему докопаться.

– Зачем?

– Чтоб знал на будущее.

– Что знал?

– Что нельзя бодаться с сержами.

– Да? А если они неправы?

– Ребёооонок…

– Сам ребёнок.

И кадет Минас

И кадет Минас

И кадет Минас

Только на второй день никому уже не смешно, даже самим сержантам.

Лейтенант Сулла тоже был предупреждён. И разговаривал так, будто него в языке гвозди. А когда Минас застрял, не находя правильного «ответа», лейтенант скомандовал: «смирно», неспешно прогулялся вокруг замершего мальчика и несколько раз приложил мечом по спине и ниже. Вернулся обратно, внимательно заглянул в лицо. «Тебя мне подарил капитан, – насмешливо думал Минас. – Ты – моё тренировочное оборудование. Тренировок без синяков не бывает». Сулле явно не понравилось то, что он увидел.

Все вокруг смотрели на Минаса с жадным ожиданием. Все были уверены, что вот с минуты на минуту он совершит что-то такое, что сержанты удовлетворённо отправят его драить сортиры, а капитан в следующую встречу просто оторвёт голову. И эта всеобщая уверенность была неприятной.

Насколько, на самом деле, всё стало сложно, Минас понял после занятий в тире. Сначала они разбирали лазганы, и вот это уже было, считай, знакомое оружие, почти лучевик. Поэтому, не выбив пристойного результата из этого самого лазгана, Минас отчётливо расстроился. И двинул к Зоилу клянчить дополнительное занятие, но ещё на полпути наткнулся на непривычно злой взгляд сержанта. Похоже, парни были правы: абсолютно все сержанты теперь мечтают съесть его живьём. Подходить с просьбой к холодному и строгому Зоилу было совсем не то же самое, что к доброжелательному. Но других вариантов всё равно не было.

– Сержант Зоил, сэр! Разрешите мне занятия в тире в личное время?

– Нет. Свободен.

Вот так, коротко и без дополнительных пояснений.

– Результат моей стрельбы не был удовлетворительным, сэр. Когда я застрял со сборкой-разборкой стаббера, мне были назначено дополнительное время для совершенствования навыков…

– В нормативы для первичного знакомства с новым видом вооружения ты уложился.

– Но я могу лучше…

– Лучше меня знаешь нормативы, кадет? – в голосе Зоила прорезалась ярость.

– Никак нет, сэр! Спорить с сержантом недопустимо, сэр! Я виноват, сэр! Прошу назначить мне наряд на уборку тира, сэр! – Минас смотрел умоляюще.

– Запросто, кадет, – осклабился сержант. – Уборка тира, сегодня. Для начала сейчас поможешь мне. Все остальные свободны!

И Минас покорно повынимал из лазганов батареи, а потом отнёс их в оружейку: стволы – отдельно, батареи – отдельно. Но попытаться стоило, да?

– …чтобы салажонок просился на самоподготовку, а я за это назначал ему наряды. Хрень какая-то,– Зоил неопределенно пожал плечами.

Илинго зло усмехнулся:

– Он теперь ещё не так завертится. Ему же капитан велел не провисать, вот он и паникует. Правильно делает, чо. Чует, что допрыгался по-взрослому.

Зоил посмотрел на него недружелюбно.

– А в первое занятие у меня, это он впрок запасал, наверное?

– Любимчика обидел, а, стрелок? Своими руками? Сходи, извинись!