Текст книги "Минас (СИ)"

Автор книги: Рал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– Ты стал посмешищем, Арманорий. Дети, смертные дети смеются над тобой! Ты должен говорить с ними о войне, только и всего. Неужели я требую многого? Или эта тема совсем чужда тебе?

Зо Сахаал наслаждался: слова Минаса дали отличный повод как следует макнуть слаанешского прихвостня в грязь. Теперь жалкое отребъе корчилось от унижения, и не было во вселенной зрелища приятнее.

Следующее теоретическое занятие состоялось через три дня. Минас честно изобрел несколько особо вежливых словесных оборотов, но все они не устроили чтимого Арманория, который решил, что кадет издевается. Ну не совсем напрасно решил: всерьез использовать такие конструкции в обыденной речи Минас справлялся с трудом. А терпеть пустопорожнее убийство времени считал неправильным, и то и дело вежливо просил наставника вернуться от обсуждения своей гениальности и чужих несовершенств к вопросам тактики. Взыскания перестал считать после сорокового: понятно же, что поштучно такое количество он отрабатывать не будет, это либо плети или вроде того, либо амнистия оптом. Корракс полностью разделял сомнения кадета относительно второго варианта.

Бунт в одном из учебных лагерей был делом ожидаемым, но подтверждал тупоумие смертных вообще и местных аборигенов в частности. Ладно бы армейские части, а то технический персонал! Организовали-то восстание явно профессионалы, но убитыми и ранеными оказались в основном техники, причем пристойной квалификации. Потеря теперь уже восполнимая, но неприятная. Чем руководствовалось одно безмозглое стадо, напирая с подручными инструментами на стволы, а другое – используя боевые снаряды вместо шоковых, Зо Сахаал так и не понял, хотя спрашивал очень настойчиво.

А вернувшись в ставку, Сахаал узнал, что здравый смысл отсутствует и в кадетском лагере тоже. Самоуверенный отрок и мерзкий слаанешит дружно проигнорировали излишне мягкие, надо признать, увещевания своего капитана и продолжили недостойную грызню.

Указание НЕМЕДЛЕННО отправить Минаса к Наставнику Сахаалу сержант Руриск получил по воксу, и только по этой причине рискнул уточнить волю гневного легионера. Оба старших взвода полтора часа назад высажены в предгорьях к северу от лагеря с задачей вернуться на базу самостоятельно. По самым оптимистичным прогнозам, появление групп ожидается часа через четыре. Следует ли отправить транспорт на поиски кадета Минаса, дабы обеспечить его скорейшее прибытие?

Арманорий уже был вызван и должен был явиться с минуты на минуту. Собрав остатки терпения, Сахаал разрешил не гонять транспорт за единственным мальчишкой. Воздаяние не может запоздать, а прямо сейчас у капитана есть чем заняться.

За последующие часы легионер успел не только однозначно выразить слаанешиту своё недовольство, но и вернуться к рутинным делам флота. Когда Руриск доложил о прибытии кадетов, капитан как раз заканчивал беседу с сержантами новой группы охранения – взамен тех никчемных людишек, которые сегодня ночью не справились с обеспечением покоя и безопасности в лагере у техников. Сахаал надеялся, что получив инструкции от Повелителя Ночи лично, эти солдаты будут действовать более обдуманно, чем их предшественники.

Тратить время на кадета легионеру сейчас откровенно не хотелось. С одной стороны, он был уже по горло сыт разговорами, желал лишь полноценного боя с парой Чернецов, и резонно полагал, что беседы с ним в таком настроении юный смертный может не пережить. А это было бы досадно.

С другой стороны, капитан не мог определиться со степенью вины нахального отрока. Очевидно, что смертный был непочтителен к легионеру, и более того, нарушил прямое указание капитана одуматься и изменить своё поведение. Но всего лишь несколько часов назад Сахаал в очередной раз убедился, что Арманорий действительно «не достоин почтения ни на грош», и был не в настроении карать своего будущего бойца за излишнюю для его возраста проницательность.

Зо Сахаал всегда умел использовать те ресурсы, которые были под рукой. Сейчас в его кабинете маялись, ожидая разрешения удалиться, пятеро сержантов нового пополнения. Которым только что были внятно разъяснены ожидания капитана касательно сочетания в их действиях суровости и благоразумия. Взять указанного кадета, отвести в тихое место и провести воспитательную беседу – убедительно, но так, чтобы завтра этот кадет вышел на тренировку. Что может быть проще?

Когда к Руриску подошли несколько незнакомых солдат, и после короткого обмена репликами тот хмуро кивнул им на Минаса, кадет в целом идею уловил. Без вопросов ушел с чужаками в один из пустых ангаров, по дороге выравнивая дыхание и готовясь получать заслуженное. Ничего, не впервой.

– Смирна! – и первый удар под дых. Весомо, но не то, чтобы очень впечатляет. Минас выпрямился и снова застыл на вытяжку еще до получения вполне предсказуемой команды.

– Смирна! Ты, сучёныш, место свое забыл. Велено напомнить. …Эй, охуел совсем, «смирно» я сказал! Ах ты мразь!

Минас замер в боевой стойке, успев сместиться спиной к стене. Это не наказание!

Разумеется, он давно перестал демонстративно игнорировать любые слова, если среди них попадалась брань. Но, обращаясь конкретно к Минасу, никто – ни сержанты, ни Сулла, ни приходящие наставники не смели сквернословить: есть куча других слов и средств, чтобы выразить неодобрение. Обещание, давным-давно данное наставником Сахаалом, было нерушимо.

– Кто вас послал?

– Рразговаривать он еще будет!

– Смирна стал, уёбок!

– Ни Наставник Сахаал, ни сержанты-наставники этого сделать не могли. Что вам надо?

Дружное ржание.

– Ахренеть он оборзевший!

– Ну ясно, чего досточтимый легионер НАС отправил, ихние няньки, видать, совсем сопляков распустили.

– Что?

– Смирна стал, говна кусок!

Не то, чтобы Минас медленно думал, просто старательно игнорировал очевидное. Он дал себе время хорошенько подраться и обмяк только когда его уже скрутили так, что дергаться по-любому не получилось бы. Эти люди подошли к Руриску, и сам сержант-наставник указал им и на Минаса и на ангар. А до этого они вышли со стороны ставки досточтимого капитана Сахаала.

Личная привилегия отменена. Капитан разорвал договоренность, и проинформировал об этом, как и о причинах своего решения, самым простым способом.

Капитан нарушил обещание… Разорвал договор…

Когда кадета отпустили, он больше не сопротивлялся, и это было сочтено педагогическим успехом. Смирно стоял, разгибался после ударов и снова стоял. Чужаки здорово разозлились, парочку из них Минас успел качественно достать, пока отбивался. Только всё равно у Маркуса удар жёстче, а еще специально для «набивки» кадет-сержанты договорились о боях один против двух, причем противники брались из разных взводов. Удивить кандидата в космодесант обычные человеческие сержанты не смогли, хотя и старались.

Ироничные мысли проскакивали автоматически, по краю сознания, словно пытаясь заглушить вскипающее беспросветное отчаяние. Минас слушал-слушал-слушал бесконечный поток грязи с рефреном «должное уважение к бессмертным воинам».

Потом у экзекуторов случилась короткая дискуссия: одни настаивали, что раз парень без заметного напряжения встаёт и слышит команды – то ему надо еще добавить. А другие считали, что остановившийся взгляд и отсутствие попытки хотя бы моргнуть в ответ на летящий прямо в лицо кулак – это намек на контузию и уже хватит, как бы не переборщить. И отсутствие видимой реакции на обсуждение его перспектив вот прямо сейчас – тоже плохой знак.

Кадета в очередной раз отправили на пол, но команды вставать не было. Еще раз повторили назидание о почтении к легионерам. И ушли. А Минас остался думать, глядя в переплетение поддерживающих крышу балок и стяжек. Вот здорово было бы, если бы оно всё сейчас навернулось вниз. Хотя насмерть не убьет, наверное. Жаль. Мысли ползали, как крысы с перебитыми хребтами – мучительно, напряженно и медленно. За что? Неужели, действительно, за этого, который только видом похож на бессмертного воина, а в повадках – мелкое гадкое недоразумение?

Стоп!

Чужаки упоминали легионера, без имени. По статусу-то любой космодесантник выше человека, а Арманорий – наставник и имеет, наверное, право распоряжаться насчет кадетов. Мог Руриск подчиниться приказу не Наставника Сахаала, а другого легионера–наставника?

– По чьему приказу?!

В дежурке находились Руриск и Илинго. И еще в ней была дверь, которую Минас не открыл, а вынес начисто, уложив сержантам под ноги. Видимо, это оказалось серьезным поводом не затягивать с ответом.

– По приказу досточтимого легионера Зо Сахаала.

И только теперь Минас поверил окончательно. Он равнодушно выслушал мнение Илинго о потерявшем остатки совести кадете, машинально отметив, что сержант всё еще не позволяет себе выражаться свободно. Привычка, наверное, ведь теперь – можно. Ответил «есть, сэр» на назначение очередных нарядов – за дверь и общее безобразное поведение. И ушел.

На плацу наперерез ему, откуда ни возьмись, вывернулся Маркус. Крепко зацепил плечом и буркнул в полголоса:

– Рожу умой, дебил! Заодно охолонёшь.

И Минас сообразил, что из носа упорно течёт.

Тренировку он всё равно поручил Клаасу как только понял, зачем его вызывают. Так что теперь просто махнул рукой: продолжай, и последовал совету лучшего врага.

Когда удалось остановить кровь, Минас уже действительно «охолонул», и начал, наконец, мыслить связно. Только от связности мыслей стало хуже. Намного хуже.

Капитан отнял собственный подарок, который хоть и не имел материальной формы, но хранился, как самое драгоценное сокровище – в тайном реликварии где-то между сердцем и позвоночником. Теперь в груди было больно и пусто. И если бы причиной, повлекшей настолько суровое наказание, были леность или недомыслие, Минас уже стоял бы на коленях перед дверью покоев Зо Сахаала. Но экзекуторы многократно назвали его вину: недостаточное почтение к легионерам вообще, а отнюдь не игнорирование приказа. Именно насмешка над явно недостойным воином вызвала гнев и повлекла кару. Потому что это недоразумение в доспехах смешного цвета – легионер, а Минас – человек.

Раскрылась и потекла гноем семейная рана. Адмирал не смеет перечить Цесаревичу, иначе никакие заслуги прошлого и достоинства настоящего не уберегут гордеца от гнева Владыки. Кадет не смеет перечить легионеру. И про будущее среди легионеров Наставник тоже всё объяснял не раз: юный космодесантник обязан почитать более зрелых собратьев. Арманорий получил посвящение задолго до рождения Минаса, и теперь Минас – человеком или легионером – навсегда лишен права посягать на авторитет старшего воина. Никакие заслуги и никакое усердие этого не изменят, потому что такова воля Зо Сахаала.

Вспомнилось и отозвалось давней головной болью возникшее сразу после гипномашины сомнение: «То, что я увидел под гипнозом. Так важно, чтобы я в это верил? – Важно, чтобы ты это знал. Вера здесь не при чём». А я всё-таки верил, Наставник. Мне снились величие и благородство, знаешь? Мне снилось, что недостойных легионеров не бывает, и что истинная честь быть одним из них. Я не хочу, чтобы главным во мне было наличие имплантатов, безотносительно всех прочих достоинств или недостатков…

В душевую табуном ввалился взвод «раз», плотно обступил сержанта и начал выяснять, насколько всё плохо. Минас попытался доказать, что всё с ним в порядке, только отвечать на вопрос «чего тогда такой пришибленный?» цитатой из «наставлений достойному отроку» про полезность раздумий о своей вине и справедливости воздаяния оказалось не лучшей идеей. Но как раз пора было идти к сержантам за вечерним нарядом, и Минас благополучно сбежал. Смотреть на будущих легионеров было горько.

По пути Минасу встретился сам досточтимый Зо Сахаал. Хорошая штука – поклон, можно спрятать лицо и не смотреть в глаза. Потому что взгляды тоже умеют говорить, а говорить с Наставником сейчас Минас был совершенно не готов.

Следующий день прошел в тяжелом ожидании своего собственного решения. Впервые в жизни было такое, что Минас знал, как надо действовать, но не находил в себе мужества сделать решительный шаг. Взять и отказаться от славного будущего, которое видел во сне и в которое верил совсем недавно. Бросить взвод, который вроде как дорожил своим сержантом. И отец так надеялся, что хоть в армии хаоситов Минас станет настоящей элитой, наверное, абордажная рота не покажется ему достойной заменой. Это если удастся уйти в абордажную роту. Что станет с родителями, если последний сын просто не переживёт разговора с Повелителем Ночи?

Но оставить всё как есть Минас не мог. Потому что на самом деле ни славное будущее, ни гордость отца не были важны. По-настоящему важным было только опустевший реликварий в груди, на месте которого теперь образовалась черная дыра, пожиравшая силы и волю. И как хорошо было бы искать искупления и вновь бороться за благосклонность и одобрение Наставника! Но причина гнева Зо Сахаала была такова, что признать свою вину Минас никак не мог. А значит, прощения не будет. Надо подойти и честно сказать, что соответствовать требованиям Наставника он не собирается. Но Минас всё медлил. Только нарочито грубо отсылал братьев по взводу, встревоженных его поведением. Это уже не его взвод, незачем сохранять хорошие отношения, потом только хуже будет.

Очень удачно в этот день вернулся Мастер Лем со свитой, и все «первые» увалили в заповедник. А у Минаса вполне официально не было права идти с ними – наряды же надо отрабатывать. Вот и славненько, несколько часов грязной работы вместо общества братьев – то, что надо, на самом деле.

Поначалу Сахаал решил, что наказание пошло глупому ребенку впрок. Таким смирным и тихим Минас не был никогда, а напомнить смертному о послушании всегда полезно. Но на следующий день кадет всё еще молчал и горбился. И проводя тренировку взвода, сам в ней не участвовал, что, в принципе, допустимо для сержанта, но необычно для искренне увлечённого самосовершенствованием Минаса.

На третий день Сахаал начал испытывать раздражение. Понурая неподвижная фигура нарушала слаженное мельтешение на плацу, постоянно попадалась на глаза и портила настроение. Выйдя из своей резиденции, Сахаал решительно свернул навстречу кадетскому строю. И Минас снова молча поклонился, не поднимая глаз. Легионер жестом отправил остальной взвод прочь.

– Ты обдумал своё поведение, кадет?

– Ты обдумал своё поведение, кадет?

Минас почти улыбнулся: Наставник даже сейчас помогает ему. Сам бы он сколько еще решался. Только вот поднять голову всё равно не получалось.

– Да, досточтимый легионер.

– Я хочу услышать, к каким выводам ты пришел.

– Я понял, что не достоин быть в числе твоих воинов, чтимый Зо Сахаал, – главное сказано, и сразу намного легче. И можно, наконец, поднять взгляд. – Ты позволишь мне уйти в абордажную роту?

Лицо легионера осталось непроницаемым. Долгие секунды Минас со страхом и надеждой смотрел в обсидиановые глаза, ожидая приговора, но услышал лишь знакомое:

– Иди за мной.

Значит, быстрого решения не будет. Капитан вернулся в покои, служившие ему рабочим кабинетом, и опустился в массивное кресло.

– Объясни, как ты пришел к такому выводу?

– Я… думаю не так, как дОлжно бессмертному воину.

– Неужели?

– Да…

Повисла пауза, а потом Сахаал недобро усмехнулся.

– Дитя, я хочу знать подробности. Не заставляй меня выпытывать их!

Слова хлынули, как кровь горлом: всё мучительное непонимание, и разочарование, и горечь потери. Пусть Наставник знает, что наказание действительно вышло суровым, и Минас артачится не по легкомыслию. И пусть сам скажет, правильно ли Минас рассудил, что теперь ему нет места среди избранных.

Наставник слушал внимательно и безэмоционально, а потом и вовсе пристегнул лицевой щиток, и неясным осталось – плохой ли это был знак.

А когда Минас выдохся и снова поник, капитан извлек с одной из полок дата-слейт и активировал проектор.

– Что касается превосходства легионера над смертным в данном конкретном случае. Вы оба вызвали мой гнев, поскольку от тебя я ждал большего смирения, а от него – более полезных для вас уроков. Жалеешь, что тебе я не выразил своё недовольство лично?

На экран транслировалась запись с личного регистратора. Под почти невидимым глазу ударом тёмного кулака выламывается из креплений розовый шлем. От второго удара он отлетает в сторону, открывая исковерканное ужасом лицо. Короткое движение, и вся левая часть лица окрашивается алым, а возле рта остается висеть содранный со щеки клок кожи.

– Эту запись я собираюсь подарить его бывшему сержанту. Как видишь, я разделяю твою оценку, и не я один. Что не отменяет законов, общих для всех смертных.

Отключать трансляцию Повелитель Ночи не стал, и при желании Минас мог и дальше смотреть, как на экране мелькает, опрокидывается и влетает в стены яркий доспех.

– Второе. Никто из твоих наставников ведь не считает, что твоя «личная привилегия» отменена? Я бы удивился, если бы было иначе. И я действительно считаю, что со своей частью договора ты справляешься достойно.

Минас вопросительно вскинулся, не понимая, как следует трактовать слова легионера, но Наставник еще не закончил.

– И третье. Если ты всё же решишь отказаться от борьбы за место в моём Легионе – я не стану тебя удерживать. Абордажная рота – не единственное подразделение, куда тебя могут принять. Но это должно быть взвешенное решение. Поэтому сегодня ты просто хорошо обдумаешь всё еще раз. Можешь идти.

И Минас оказался за дверью, потрясённый и совсем ничего не понимающий. К счастью, сержанты упростили ему жизнь, отправив оба взвода на очередную прогулку по горам: хорошая нагрузка помогает не запутаться в мыслях. Но понимания от нее не прибавляется.

Легионер не отверг ничего из сказанного Минасом, но и не признал его правоту. Следует ли считать, что договор всё еще в силе, и как тогда относиться к произошедшему в ангаре? Сахаал не ответил ни на один из вопросов, не дал прямого указания, как действовать дальше…

Пересидев ужин под молчаливыми взглядами своего взвода, Минас отправился за очередным нарядом.

– Все взыскания отменены, – Корракс был чем-то очень занят в ящике стола, и встречаться взглядом с кадетом категорически не желал.

– Вообще все? – тупо переспросил Минас. – А дверь?

– Вообще все. Досточтимый легионер Зо Сахаал сказал, что бессмысленные занятия не должны отвлекать тебя от размышлений.

Вот теперь Минас окончательно растерялся. Неужели Наставнику действительно НАСТОЛЬКО нужно минасово решение? К тому же, вместо привычного уже вечера за очередной монотонной работой образовалась полная свобода, и надо было куда-то себя деть. И не сойти с ума от напрыгивающих друг на друга мыслей.

Минас вспомнил один чудесный тихий закуток между двумя хозблоками, где и не видно тебя, и не слышно, и никто не помешает собирать мозги в кучу. Увы, место оказалось занято, на опрокинутой канистре уже обосновался Джелл. Похоже, он был занят разговором по воксу, но ускользнуть незамеченным Минасу не удалось, боец подорвался и, в два шага догнав своего сержанта, решительно поймал его за рукав.

– Тебя сюда на уборку отправили?

Минас отрицательно покачал головой. Видно, что-то в нём изменилось за сегодня, потому что уже несколько раз грубо посланный за попытку поговорить по душам, Джелл решительно клацнул передатчиком в ухе и отодвинул ото рта микрофон. И потащил Минаса обратно в закуток.

– Так. Вываливай.

Подробно исповедоваться второй раз за день совершенно не тянуло, но желание действительно «вывалить» ворох перепутанных сомнений еще как было. Минас рассказал предельно лаконично, зато всё – от разбора еще в дежурке первого занятия с Арманорием до небывалой отмены всех наказаний, включая явно заслуженные.

Джелл слушал сперва сочувственно, а под конец – в полнейшем потрясении. Минас решил было, что тот полностью разделяет его собственную растерянность. Но, дослушав и помолчав некоторое время, Джелл показал, что удивлён отнюдь не событиями в целом.

– Минас, а ты не охренел? Ладно, Арманорий, но капитана Зо Сахаала ты кем считаешь?

Минас хлопнул глазами. Джелл продолжал смотреть на него так, будто до конца не верил тому, что видит. И говорил слегка растерянно, хоть и очень убежденно при этом:

– Я тебе сейчас одну вещь скажу, которую, ты, походу, не знаешь. Быть хотя бы кандидатом в Легион – дофига большая честь. При этом мы – кандидаты – только кан-ди-да-ты, чтимые легионеры, вообще-то нас в лицо не факт что различают. Это мы бегаем кругами и лезем из кожи, чтобы великие воины кого-то из нас заметили и сочли достойным. А они смотрят свысока и иногда снисходят до того, чтобы действительно заметить. Ты понимаешь, да, что именно так выглядит отбор в Легион в идеале?

Минас, что может сделать Древний, Великий, Грозный Зо Сахаал в ответ на твоё желание уйти, если оно его не устраивает? Силой впихивать тебе в руки то, за что ты должен насмерть драться? В приказном порядке оказывать честь и тащить к величию? Уговаривать он тебя должен? Или всё-таки ему достаточно будет вытянуть из тебя – чуть не под пытками! – список твоих обидок и отработать его по всем пунктам: показать тебе избиение легионера, срочно подтвердить своё благоволение и символизирующую его привилегию, а заодно выдать полную амнистию за все грехи? На что ты там еще успел поплакаться?

Тебе этого серьёзно мало? Вокруг тебя уже чуть не полгалактики вращается, а ты просто считаешь это само собой разумеющимся. Минас, ты долбанное самовлюблённое чудовище, слаанешиту до тебя – как до Терры пешком!

Минас оглушённо молчал. Джелл пожал плечами и пошел к выходу из закоулка. Уже у самого угла его догнал вопрос:

– Ты правда так думаешь?

Джелл задумчиво почесал нос и обернулся.

– Я думаю, что умение говорить честно и прямо вроде как всегда было твоей сильной стороной. Вот это вот «я уйду в абордажники» – это фигня полная, не хочешь ты никуда уходить. А чего именно ты хочешь добиться, это вопрос… Вот сам и думай!

Отойдя подальше, Джелл остановился и вернул настройки вокса в обычное положение: чувствительность микрофона – ниже, громкость динамика – выше.

– Мастер?

– У тебя хорошо получилось.

– Спасибо, Мастер. Я, правда, не знал, что ему сказать.

– Всегда пожалуйста, Джелл.

– Но… Ты правда так думаешь? – и хмыкнул, сообразив, что повторяет слова Минаса. – Что Наставник…

– Я не знаю мыслей досточтимого Зо Сахаала. Но я примерно представляю, что надо вложить в голову одного запутавшегося кадета, чтобы он не наделал глупостей. Было бы жаль, если бы Минас всё-таки покинул кадетский блок, ты не находишь? Мы с тобой сделали всё, что могли, чтобы помешать этому.

Через четверть часа послед разговора с Джеллом Минас готов был вышибать очередную дверь. Остановило его только наличие прямого указания: «сегодня ты просто всё хорошо обдумаешь». Значит, все решительные действия – завтра.

Еще через пару часов он чисто и неудержимо восхищался мудростью Наставника, поскольку успел уже трижды изменить представление о том, что и как хочет сказать. Вот наплёл бы с разбегу!

А за ночь горячечное возбуждение ушло окончательно, и утренний ледяной воздух словно бы передал мыслям свою прозрачную холодную ясность. Отправив взвод в столовую, Минас пошел к Наставнику Сахаалу.

Зо Сахаал принял кадета в том же самом рабочем кабинете, и лицо его снова было скрыто.

– Ты хорошо подумал?

– Да, Наставник.

– Говори.

– Я не буду с уважением относиться к тому, кто уважения не достоин. Будь это человек, легионер, демон или божество. Я так просто не умею. Я был вежлив с наставником Арманорием, и на большее я не способен.

Минас сказал это, твердо глядя в алые визоры. Подождал, убеждаясь, что ответа или удара не последует, и только тогда продолжил, перейдя с низкого готика на высокий.

– Ты позволишь мне остаться среди твоих кадетов и бороться за честь стать воином твоего Легиона?

И кто говорил, что несколько лет для человеческого ребенка – серьезный срок? Не вижу разницы: абсолютно такой же безудержно смелый и такой же глупый щенок.

– Я не прогонял тебя, дитя. Я услышал твои слова, и я позволяю тебе остаться.

– Благодарю, чтимый легионер Зо Сахаал, – Минас чинно склонил голову, и вдруг понял, что надо не так. Он шагнул вперед и, припав на колено, коснулся лбом стальной длани, покоившейся на подлокотнике кресла. Откуда это вообще, из древних традиций Царства или из сна в гипномашине? А какая разница! Мальчик, не поднимаясь, вскинул голову и снова взглянул в равнодушные визоры шлема.

– Спасибо, Наставник! Я… я буду усерден…

– Я рассчитываю на это, Минас. Можешь идти.

Всё такой же глупый щенок. Та же щенячья верность вопреки всему.

Зо Сахаал проводил взглядом бодро выскочившего за дверь кадета, и замер неподвижно в своём массивном кресле, более похожем на трон. Лицевой щиток он снимать не стал.

Возраст кадетов приближался к критической отметке, и Фирентисы окончательно подтвердили готовность. Эксперименты давали около 60 % успеха, но в них использовался трофейный генетический материал и лишь условно пригодные рабы. Поскольку одним из критериев отбора подростков были результаты биохимических и иммунологических тестов совместимости, еретех предсказывал 95%ую выживаемость. А значит, стоило сначала провести кандидатов через гипнотест, чтобы не тратить геносемя Легиона на недостойных. Два старших взвода были расселены в одиночные кельи с указанием медитировать и готовиться к главному испытанию перед инициацией.

Технологию моделирования и трансляции в гипномашине комплексного эмоционально-окрашенного образа за прошедшие два года тоже обкатали более чем достаточно. Для кадетов было смоделировано около тридцати проблемных ситуаций, каждая из которых могла корректироваться прямым вмешательством оператора, согласно заготовленным шаблонам. А амитал-кофеиновая инъекция и полиграф обеспечивали искренность испытуемых при последующем обсуждении принятых ими решений. Фирентис утверждал, что машинная обработка данных даст более точный результат, однако Зо Сахаал пожелал наблюдать за процессом и лично оценить поведение своих будущих воинов.

Прелесть метода заключалась в том, что отоспавшись после гипноза и инъекций, смертные полностью сохраняли память обо всём увиденном и сказанном. Легионеру доставляло определенное мрачное удовольствие по очереди посещать кадетов и обсуждать с ними, уже полностью осознающими себя, результаты испытаний.

А результаты были вполне неплохими, Сахаал подсознательно ожидал худшего.

Один из кадетов еще на корабле успел связаться с мелкой варп-сущностью, и главное – полностью осознать этот факт и утаивать его от наставников. При появлении легионера несчастный практически рехнулся от ужаса и добить его было актом чистого милосердия.

Еще трое оказались слишком податливы на разные соблазны или чувствительны к угрозам. Этих Сахаал просто передал сержанту из абордажной роты, не пропадать же обученным бойцам.

Почти половина мальчишек лелеяла излишне честолюбивые надежды и амбиции. К этому Зо Сахаал отнесся спокойно – обтешутся о старших легионеров. Главное, что гневный рык самого капитана гасил все грандиозные замыслы в зародыше.

Некоторая часть испытывала сомнение и страх, получая откровенно самоубийственные приказы. Одного, особо сильно дорожившего собственной шкурой, Сахаал прикончил, остальных всё-таки счел просто осторожными и благоразумными.

О кадет-сержантах капитан ничего нового не узнал.

Минас – решительный, полный совершенно фантастических представлений о чести и долге, и от этого еще более верный, открытый и предсказуемый. Страха не знает вообще, готов умереть вместе со всем взводом по одному слову капитана. Но также готов вызвать капитана на бой и поднять свой взвод против всего флота, если увидит в этом необходимость. Все ситуации, приводившие к восстанию Минаса, сам капитан тоже оценивал как недопустимые.

– Пять разных вариантов, при которых ты бунтовал против меня! Ты думаешь, я потерплю такое от своего воина?

– Это же испытание, Наставник! Если бы я смирился с происходившим, или не посмел противостоять тебе, то провалил бы его, правильно? – Минас улыбается, он твердо уверен в своём решении.

Пусть взрослеет и входит в силу тот, кто будет готов оказать последнюю милость, если силы Хаоса однажды возобладают над разумом легионера.

Маркус – истинная отрада командира, хотя сдержанности ему еще учиться и учиться. Вот кто никогда не будет кусать хозяйскую руку или рассуждать о справедливости решений капитана. Умный, расчётливый, бесстрашный в прямом бою и осторожный в планировании, по-собачьи преданный и покорный. Разумеется, если заметит, что вожак достаточно слаб – без раздумий займёт его место. Но в должной мере умён, чтобы не делать глупости раньше срока. А до этого момента будет безусловно верен, поскольку не желает менять одного хозяина на другого. Более того – искренне считает своего нынешнего вождя идеалом, к которому надо стремиться.

– Ты с нетерпением будешь ждать дня, когда сможешь мне угрожать.

– Нет, Наставник, угрожать тебе я не посмею! – Маркус хищно скалит зубы. – Только бить без предупреждения и наверняка! И только если буду уверен, что у меня не осталось противников попроще. Я хорошо выучил твои уроки, Наставник?

Он часто шутит на грани допустимого. И всегда быстро и покорно подставляет открытое горло при малейшем намеке на гнев капитана, как и положено молодому хищнику в противостоянии с вожаком. Хищник – это состояние души, Зо Сахаал уже знает, какой из взводов сделает рапторами.

Есть только один кандидат, чью судьбу Сахаал не смог решить быстро. В должной мере решительный и сильный, образованный и рассудительный. Неподкупный, проницательный, безусловно верный чтимому легионеру Сахаалу… потому что такова была воля его настоящего хозяина. Куда более надежный кандидат, чем добрая половина остальных, только вот терпеть в своём легионе чужих щенков, пусть даже честно отданных из рук в руки, Зо Сахаал не желал. Теплые руки и строгий ошейник, да?

Когда легионер зашел в келью, Джелл молча опустился на колени и склонил голову. Что-либо сказать в свою защиту он не пытался, полностью признавая свою вину и отдаваясь на суд капитана. Сахаал подумал, что надо хоть оставить свой знак на физиономии поганца, на воспитание которого время и ресурсы потрачены. Лем наверняка поймет намек и не посмеет избавлять щенка от клейма. …но Сахаал искренне презирал манеру некоторых собратьев портить те вещи, которыми не можешь завладеть.

– Значит, я с самого начала зря тратил на тебя время?

– Я покорен твоей воле, чтимый легионер, и с радостью выполню любой твой приказ. Но от бойцов ты ждёшь верности другого порядка, – поднять голову бывший кадет так и не посмел.