Текст книги "Здесь и сейчас (СИ)"

Автор книги: raksha_satana

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Рыжий задумчиво чесал затылок, не сразу обратив внимание, что вопрос адресован ему. Поймав на себе взгляды друзей, он тряхнул головой, словно отгоняя какую-то мысль.

– Как по мне, так ни одна красавица не стоит того, чтобы ради нее отказываться от всех остальных. И потом, представь, что ты рискнул жизнью, спас ее, а потом оказывается, что она сварливая, капризная или вон, кривоногая, как Бенволио, дальше что?

Меркуцио увернулся от подзатыльника и со смехом вскочил на ноги, не дав белобрысому себя схватить.

– Так что лучше сразу женись на Бенволио: и спасать не надо, и про скверный характер да ноги уже все знаешь!

– Нет уж, спасибо, не хочу быть любовью всей его жизни, он меня не достоин! – Бенволио скорчил гримасу, видимо, пытаясь изобразить кокетство. Ромео задумчиво ковырял землю мыском сапога.

– А если влюбишься? Не все ли равно, какие недостатки у избранницы, если на двоих бьется одно сердце? Я хочу сказать, не тело будет тебя манить, как в борделе, а душа… Неужели вам этого не хочется?

Бенволио два раза моргнул и расхохотался.

– Ты слышал, Меркуцио, нашего романтика опять потянуло на великую любовь! Да ты каждую свою новую возлюбленную единственной считаешь, а потом удивляешься, почему это чувство вдруг угасло. Да все просто, нет в мире настоящей любви. Есть женщины, с которыми мы спим, есть женщины, на которых мы женимся, если им повезет, конечно, и есть подвиги ради подвигов, а не потому, что какая-то красавица за это свою невинность подарит.

Меркуцио, стоя у самой воды, вполуха слушал, как Ромео отчаянно спорит с Бенволио, и смотрел, как течение реки, причудливо изгибаясь, гонит по глади легкую рябь. Ему вдруг стала неприятной мысль, что в мире нет настоящей любви, хотя он и сам не склонен был влюбляться до беспамятства, да и ни одна девица Вероны еще не завладела его сердцем настолько, чтобы он захотел затащить ее под венец. Но вот то, что любви не существует… Внутри, где-то около сердца, остро саднило, воскрешая в памяти полутемную комнату, тусклый свет лампы и горящий взгляд зеленых глаз. Меркуцио было странно, что мысли о любви сразу всколыхнули в памяти образ Тибальта, очень уж зародившееся чувство напоминало влюбленность. А это не так. Не может быть так. Все дело в том, что он тоскует по тому, с кем ему очень хорошо, и его гложет досада на самого себя, что никак не наступит момент долгожданного свидания. Но любовь тут точно не при чем.

Рыжий решительно тряхнул головой, приводя в порядок мысли, и только тут понял, что друзья молча смотрят на него.

– Друг мой, у тебя или со слухом проблемы, и тогда лекарь тебе в помощь, или ты думаешь о чем-то таком, что делает тебя глухим. Давай выкладывай, что там у тебя на уме. А то с самого возвращения молчишь, – Бенволио прищурился и хитро посмотрел на рыжего. – Что, в дядином поместье согрешил с кухаркой и боишься сказать герцогу о скорой свадьбе? О-о-о, или это наш долговязый Капулетти так отравил тебе существование, что ты до сих пор в себя прийти не можешь?

Меркуцио вздрогнул и нервно рассмеялся, придавая лицо безмятежное выражение.

– Ну что ты, я не настолько впечатлителен, чтобы на меня так влияли Капулетти. Меня беспокоит наш Ромео и его горячее желание сложить голову во имя любви. Судьба насмешлива, надо быть осторожнее в своих желаниях, они ведь и исполниться могут.

Ромео улыбнулся и махнул рукой.

– Да ну вас, ничего вы не понимаете.

– А я знаю, откуда все эти глупые мысли, – Бенволио подтянул к себе ногу и уперся руками в колено, – Мы начинаем сходить с ума от скуки без прежних стычек с Капулетти. Как прекрасно было раньше: сцепились на улице, сорвали злость, и все счастливы. А теперь ходим мимо друг друга, только и остается шпагу крепче сжимать да кулаки чесать. Хоть бы уж кто-нибудь из слуг подрался, что ли… Хоть их разнять. А то вид невозмутимого Тибальта меня уже начинает раздражать.

– Герцог будет вне себя, если случится новая потасовка, – Ромео сел напротив Бенволио, скрестив перед собой ноги, – И мне нравится, когда в городе хотя бы иллюзия мира. Меня с детства угнетает эта бесконечная вражда. Кому она нужна, зачем…

Меркуцио рассмеялся и картинно погрозил Ромео пальцем.

– Смотри, как бы матушка не отреклась от тебя за такие слова, это могут счесть предательством всего рода Монтекки. Хотя, конечно, постоянная вражда и нагоняет тоску. Перемирие все же, какое-никакое, а развлечение, забавы ради.

Бенволио разочарованно посмотрел сначала на Ромео, потом на рыжего.

– Кто вы такие и что вы сделали с моими друзьями? Вражда на них тоску нагоняет, тоже мне, нежные лилии. Вам в храме на воскресной службе петь, а не шпагу носить. Вот как раз завтра и попробуйте. А я лучше потрачу время с пользой и попробую вывести Капулетти из себя.

Рыжий, в этот момент завязывавший шнуровку рубахи, замер и уставился на друга, уже не разбирая дальнейших слов. Мысль острой иглой пронзила сознание и засела где-то у виска. Завтра воскресенье. Храм. Служба. И там будет семейство Капулетти. Полностью.

Губы сами собой растянулись в улыбке, и Меркуцио подумал, что сегодня все же прекрасный день, несмотря на зной, духоту и прочие капризы природы, ставшие вдруг такими неважными.

========== Исповедальня ==========

Нет в этом мире ничего более бесстрастного, чем ступени. И совершенно не важно, куда они ведут: в дом богача, в нищую хибару, в бордель, таверну или темницу. Ступени одинаково выдерживают легкую невинную поступь юной девушки и крадущийся шаг злоумышленника. Но воистину, ни один камень не испытывал на себе столько душевных терзаний и чаяний, сколько тот, что положен в основу ступеней, ведущих в храм. Дом Господа объединял в своих стенах воров, убийц, честных горожан, дворян и шлюх, ремесленников и солдат, и все эти люди поднимались по ступеням в храм, кто с надеждой, кто с отчаянием, кто в страхе перед Божьей карой. Но какой бы ни была причина, всех вело в храм ожидание, именно оно неизменно заставляло толпы прихожан преклонять колени перед алтарем. Ждали разного, но ждали всегда.

Ждал и Меркуцио. В его желаниях не было ни покаяния, ни смирения, он не спешил на исповедь и не надеялся на отпущение грехов. Но в тот воскресный день, сидя в храме по правую руку от своей семьи, рыжий Делла Скала был полон надежд и ожидания. А также предвкушения и азарта, ибо мысли его рисовали картины презанятнейшего содержания.

Меркуцио не любил воскресные службы, равно как и все то, что нужно было делать по принуждению, поэтому посещал их редко. Это неизменно вызывали крайнее неодобрение герцога, но рыжий был уверен, что лучше уж честно грешить и не просить за это прощение, чем лицемерно преклонять колени перед алтарем, на деле ни в чем не раскаиваясь. И глядя на лица прихожан, смиренно замерших в немой торжественной молитве, рыжий усмехался про себя, догадываясь, как мало истинного трепета скрывается в этих душах.

Молодой Делла Скала, осторожно поворачивая голову, чтобы не привлекать лишнего внимания, снова и снова обводил взглядом зал, цепляясь за лица в первом ряду, скользя по фрескам, украшавшим стены, маленьким черным исповедальням, на мгновение задерживался на алтаре, с которого лилось торжественное органное сопровождение воскресной литургии, и снова нырял в первый ряд, туда, где располагались знатнейшие семьи Вероны. Капулетти и Монтекки держались на расстоянии друг от друга, слуги сидели позади господ, окружая их сзади и отделяя от остальной толпы. Ромео и Бенволио располагались по левую руку от синьоры Монтекки, которая придерживала сына под локоть и что-то иногда шептала ему на ухо. Бенволио же откровенно скучал, теребил застежки камзола и посылал Меркуцио тоскливые взгляды. Рыжий улыбался ему, хитро подмигивая, и переводил взгляд направо, туда, где синие цвета Монтекки сменялись алыми оттенками Капулетти.

Впереди сидели главы семьи, седовласый синьор Капулетти и его статная супруга, по молодости и свежести больше напоминавшая дочь, чем жену. Рыжий отметил про себя, что с ними нет Юлии, хотя это и не было удивительным. Юная наследница Капулетти вот-вот станет девицей на выданье, и отец не склонен был раньше времени демонстрировать городу прелести единственной дочери. Она и на званых вечерах в собственном доме появлялась лишь мельком и по настоянию тщеславной матери, с самого детства подбиравшей для дочки выгодную партию.

Меркуцио быстро скользил взглядом дальше, пока не находил то, что искал: высокую фигуру в черном камзоле, расположившуюся чуть в стороне, справа от супругов Капулетти. Тибальт был бледнее обычного, лицо застыло как восковая маска, на нем не читалось ни единой эмоции. Он смотрел прямо перед собой, но словно ничего не видел, будто мысли его были далеко. Меркуцио останавливал взгляд на лице молодого Капулетти, и тот, словно чувствуя немой зов, поворачивал голову и поднимал глаза. Ярко вспыхивал зеленый огонек, встречаясь с синевой глаз рыжего Делла Скала, скулы Тибальта чуть розовели, и в уголках рта зарождалась тень улыбки. Меркуцио довольно вздыхал, с трудом сдерживаясь, чтобы не улыбнуться во весь рот, и отводил глаза, лишь для того, чтобы через несколько минут продолжить эту молчаливую игру.

Время тянулось неимоверно долго, рыжему начало казаться, что небо нарочно испытывает его выдержку и удлиняет минуты, но ничто под луной не вечно, и воскресная служба тоже. Семья Делла Скала традиционно покидала храм одной из последних, и Меркуцио оставался на месте, провожая глазами удаляющихся прихожан. Проходивший мимо Бенволио тоскливо покосился в сторону семьи Капулетти и разочарованно пожал плечами: его идея вывести Тибальта из себя во время службы не увенчалась успехом, ибо даже незначительные попытки повернуться к молодому Капулетти тут же пресекались синьорой Монтекки. Бенволио не склонен был бунтовать против тетки на глазах у всего храма и только покорно скучал в первом ряду.

Проводив взглядом удаляющихся Бенволио и Ромео, Меркуцио быстро оглянулся и увидел, что Тибальт отошел от своей семьи и разговаривает со священником. Духовник, лысеющий полный мужчина, смиренно сложил руки на животе, внимательно слушая молодого Капулетти, и согласно кивал. Когда Тибальт замолчал, священник протянул руку, сжимавшую золотое распятье, и указал куда-то за колонны, поддерживавшие свод храма с правой стороны. Туда, где поодаль от скамеек располагались исповедальни. Тибальт коротко кивнул и направился в ту сторону.

Меркуцио проводил его взглядом, убедившись, в какую именно дверь вошел Капулетти, и, почти бегом, бросился вслед за дядей и тетей, уже направлявшимся к выходу из храма в окружении свиты.

– Дорогой дядя, увы, не смогу сопроводить вас до дома, ибо грешен я и нужно мне отпущение, – рыжий, поравнявшись с герцогом, почтительно склонил голову.

Старший Делла Скала внимательно и очень подозрительно посмотрел на племянника, но за невинной улыбкой и смеющимися синими глазами не смог разобрать ничего, вздохнул и коротко кивнул, видимо, уже готовясь к тому, что Меркуцио опять замыслил что-то, чего придется стыдиться кому угодно, только не рыжему.

Меркуцио дождался, пока процессия во главе с герцогом и тетушкой покинет храм, и быстро направился в сторону исповедален. Краем глаза он отметил, что священник еще стоит далеко и занят разговором с главой семьи Вальенти; поравнявшись с черной дверью, рыжий посмотрел по сторонам, убедился, что никому нет до него никакого дела, и быстро прошмыгнул внутрь.

Полутьма исповедальни на мгновение растаяла от непрошенного солнечного света, и Меркуцио, войдя внутрь, оказался всего в нескольких дюймах от ошарашенного Капулетти, который явно не ждал вторжения. Зеленые глаза расширились.

– Да ты совсем страх потерял! – возмущенный шепот нарушил тишину.

– Будем бояться, когда Судный день настанет, а пока есть дела поинтереснее, – Меркуцио плотно закрыл за собой дверь и уставился на Тибальта, крайне довольный произведенным впечатлением. Даже в потемках было видно, как скулы Капулетти вспыхнули алым.

– Мой праведный Тибальт, вот уже месяц я пытаюсь застать тебя одного, тщетно, то ты оказываешься не там, где надо, то я не с теми, с кем надо. Хотя в нашем случаем совсем ни с кем не надо, – рыжий усмехнулся, облизывая губы. – Ну не под балкон же мне к тебе идти с серенадой. А тут нас, кроме Бога, и подслушать некому, хотя, я уверен, Ему совершенно не интересно.

Рыжий на мгновение замолчал, прислушиваясь к голосам и шагам снаружи.

– И вообще… – тут Меркуцио шагнул вперед, прижимая Тибальта к стенке и выдыхая в приоткрытые губы: – Ты что, хочешь убедить меня, что ты против?

Зеленые глаза вспыхнули горячо и яростно, рыжий почувствовал, как холодные пальцы, скользнувшие по шее на затылок, зарываются в волосы. Тибальт наклонился к самому его лицу.

– Гореть тебе в аду, рыжий сатир, – горячие губы скользнули вперед, чуть касаясь рта рыжего, – и мне вместе с тобой.

– Ну, значит, там после смерти и свидимся, – и Меркуцио, подавшись навстречу, утонул в этом глубоком, таком желанном и долгожданном поцелуе, цепляя языком уголок рта Тибальта и лаская нижнюю губу. Они целовали друг друга страстно, почти с ожесточением, подгоняемые желанием избавиться от последних следов тоски после долгого ожидания. Меркуцио терял голову от осознания того, что его сдержанный любовник по-прежнему ярко пылает в его руках и не охладел ни на каплю. Хотелось задержать это сладкое чувство и не отпускать его как можно дольше, но гулкий звук приближающихся шагов по каменному полу заставил их оторваться друг от друга.

– Сегодня в полночь, у входа на старую римскую арену. И если ты не придешь, я все-таки явлюсь к тебе под балкон и во всеуслышание вызову на дуэль! – Меркуцио приоткрыл дверь и, бросив на Тибальта хитрый взгляд, облизнулся. – И я буду не я, если не заставлю тебя умолять о прощении на коленях.

Не дав Капулетти ответить, рыжий выскочил из исповедальни и закрыл дверь, очень вовремя, чтобы не столкнуться с духовником, который медленно, но верно приближался к месту исповеди. Меркуцио дождался, пока священник войдет в черную дверь и, представляя, в каких же грехах будет каяться Тибальт, направился в сторону выхода, греемый мыслью, что самым своим страшным грехом Капулетти ни с кем, кроме рыжего, делиться не станет.

***

Меркуцио прижался спиной к каменной стене и закрыл глаза, успокаивая бешеное сердце, словно сорвавшееся с цепи от быстрого бега. После изнуряющей дневной жары ночная прохлада казалась небесной манной, свежие порывы легкого ветра гуляли по галереям арены, остужая каменные плиты, еще не отдавшие все тепло, собранное за день от солнечного света. Старый римский амфитеатр, прежде служивший ареной для гладиаторских боев, а ныне сценой для турниров, казней и праздников, напоминал великана, прилегшего отдохнуть на главной площади города после дневного зноя.

Рыжий, наконец, смог перевести дыхание и посмотрел по сторонам. Время близилось к полуночи, улицы почти опустели, только тени ползли по стенам и мостовым, подрагивая в свете одиночных факелов, выставленных в торцах некоторых домов. Арена же по ночам не освещалась вовсе, ибо никому и в голову бы не пришло оказаться здесь после полуночи, горожане предпочитали держаться подальше от этого помпезного строения, где оборвалось несчетное количество жизней, а самые суеверные, собираясь в тавернах за чаркой крепкого вина, судачили о неприкаянных душах язычников и еретиков, бродивших по галереям арены перед рассветом.

Это и была основная причина, почему Меркуцио выбрал для встреч место в самом центре города: здесь просто некому было помешать им. Рыжий вытер рукавом мокрый лоб и двинулся по проходу вглубь арены, туда, где начиналась песчаная насыпь, в самое сердце древнего амфитеатра. Делла Скала уже начинал чувствовать себя здесь как дома.

С того памятного разговора в исповедальне прошло две недели, и за это время удача уже третий раз сводила любовников вдвоем в этом убежище. Первая встреча была порывистой, резкой, они едва успели свернуть в узкий проход, ведущий на верхние ярусы амфитеатра, еле сдерживая нахлынувшее желание. Им не мешали ни слои одежды, ни холодный камень стен, оставлявший на спине ссадины даже через материю. Вздрагивая от каждого шороха и дуновения ветра, Меркуцио понимал, что скорее умрет, чем выпустит из рук свое вновь обретенное божество, и, похоже, у Тибальта были те же мысли. Капулетти быстро перехватил инициативу и, почти со звериным рыком впиваясь в губы рыжего, вжимал его в стену, плотно прижимаясь бедрами и с каждым толчком заставляя Меркуцио стонать все громче. Взрыв блаженства накрыл обоих с головой, и они еще несколько минут не могли отдышаться и выпустить друг друга из объятий. А потом, забравшись на самый верхний ярус арены, Меркуцио вытянулся на каменной скамье, уложив голову на колени любовника, и они говорили, говорили до самого рассвета.

Вторая встреча произошла случайно, средь бела дня, и оказалась настолько же жаркой, насколько и безрассудной. Просто Меркуцио посчастливилось оказаться на площади Бра в тот момент, когда друзья еще не проснулись после ночных увеселений, слугу рыжий с собой не брал, а, проходя мимо входа на римскую арену, заметил фигуру в черном камзоле, движущуюся как раз навстречу. То был перст судьбы, не иначе, ибо Тибальт также был без сопровождения, и в такое раннее утро идти ему было некуда. Разве что Капулетти также искал случайной встречи с рыжим.

Их взгляды встретились, и, уже без слов понимая друг друга, мужчины почти одновременно свернули в узкий проход арены. От остального мира их отделяла лишь одна каменная кладка, мимо сновали горожане, к рыночной площади спешили торговцы с утра пораньше, голоса звучали совсем близко, и Меркуцио, оглядываясь, уже начал думать, не подыскать ли место поукромнее. Но тут Тибальт железной хваткой потянул рыжего вниз за камзол, заставляя опуститься на колени. Капулетти тяжело дышал, кусая губы, глаза горели нетерпением. Меркуцио усмехнулся, наслаждаясь остротой момента, и, не отводя взгляда от лица любовника, дернул пояс на штанах, освобождая из плена жаждущую ласки плоть. Тибальт застонал почти в голос, когда горячий язык скользнул по стволу, и влажный рот накрыл его целиком. То была ласка на краю пропасти, желание горело огнем, подгоняемое ощущением опасности. Рыжий двигался резко, впиваясь пальцами в белые бедра Тибальта и оставляя на них красные следы. Желанная разрядка наступила быстро, вырвав у Капулетти из горло низкий грудной хрип, он дернулся и обильно излился в горло любовника, сжимая между пальцев рыжие волосы. Меркуцио вытер рот рукавом и, поднимаясь с колен, довольно улыбнулся.

Сговорившись, что встречаться лучше все-таки ночью, любовники стряхнули с себя каменную пыль и песок и направились к выходу, но прежде, чем выбраться из своего убежища, Меркуцио скользнул губами по щеке Тибальта и выдохнул в самое ухо:

– Будешь мне должен.

Рыжий не мог сдержать улыбку, вспоминая подробности той встречи. Стоя на песчаной сцене арены, слушая, как часы на ратуше отбивают полночь, ему хотелось остановить время, чтобы не было в мире ничего кроме этих стен, этого неба и человека, который вот-вот должен был прийти. Меркуцио поежился, когда порыв холодного ветра обжег еще разгоряченную после бега кожу. Этот вечер он провел с друзьями в таверне, наслаждаясь новым сортом вина, привезенным Деласло из Вальполичеллы. В пьяном угаре Бенволио возжелал переместиться всем вместе в бордель и там продолжить пир тела , он даже сговорился с Деласло, что тот пришлет им один бочонок своего нового приобретения. Ромео не имел ничего против, и оба, разумеется, сильно удивились, когда Меркуцио заявил, что у него есть неотложные дела и ему нужно идти.

На возмущение друзей, что за такие неотложные дела могут возникнуть ночью у честного дворянина, рыжий лишь отмахнулся, клятвенно пообещав, что все объяснит позже, и направился к выходу из таверны, уже не слушая рассуждения Бенволио о вероломных друзьях и рыжих предателях. Выйдя на улицу, Меркуцио быстрым шагом направился в сторону арены, не замечая, как ноги сами собой перешли на бег.

Рыжий поежился, плотнее запахивая плащ, и пошел вперед по песчаной насыпи. Ночью быстро остывающий камень превращал город в холодный лабиринт, и казалось невозможным, что с первыми лучами солнца жара снова станет невыносимой и удушающей. Рыжий вынул шпагу и сделал выпад, сталь рассекла со свистом воздух, отражая обрывки звездного неба.

– К дуэли готовишься? – насмешливый голос сзади заставил рыжего обернуться. Тибальт неспешным шагом приближался к нему, приветливо улыбаясь. Меркуцио пожал плечами.

– Да, знаешь ли, не жарко тут, решил разогреться. А вы, синьор Капулетти, изволите опаздывать.

Тибальт вздохнул и тряхнул головой, отбрасывая назад волосы.

– Сегодня выбраться из дома оказалось труднее обычного, скоро сентябрь, моя семья каждый год устраивает бал, ты знаешь. И тетушка со своими приготовлениями как с ума сошла. Дядя отказывается с ней обсуждать подробности нарядов и блюда, которые будут поданы, поэтому она делает все, чтобы иных тем для разговора вокруг просто не существовало.

Меркуцио прищурился и ехидно усмехнулся.

– Мадонна, неужели ты задержался, потому что тетушка заставила тебя обсуждать с ней подробности ее корсета?

– Да лучше бы так, – Тибальт фыркнул и пнул сапогом кусок разрушенной каменной плиты. – Я выслушал долгое наставление о том, что на этом балу мне следует держать себя в руках и не мешать Юлии.

– Твоя кузина будет на балу? – Меркуцио удивленно приподнял брови и уставился на Тибальта. Тот поморщился, и глаза его недобро сверкнули.

– Да, будет. Это ее первый бал, тетушка мечтает подобрать для нее достойную партию. Но она еще ребенок! – было видно, что Капулетти сдерживается, хотя его переполняла досада на грани с горечью.

Меркуцио вздохнул и, сделав шаг к Тибальту, положил ладонь ему на плечо, крепко сжимая. Пальцами другой руки он скользнул по бледной щеке, слегка поглаживая.

– Дети рано или поздно вырастают, с этим надо смириться. Не думай сейчас об этом, ведь ты все равно ничего не можешь сделать, – пальцы рыжего скользнули правее и дотронулись до нижней пухлой губы Тибальта. – “Здесь и сейчас”, помнишь? А с сентябрем будем разбираться в сентябре.

Тибальт сделал глубокий вдох и, отвечая рыжему долгим взглядом, улыбнулся и чуть заметно кивнул. Меркуцио просиял и хлопнул Капулетти по плечу.

– И надо сказать, что здесь и сейчас достаточно холодно, и надо бы уже пойти туда, где хотя бы ветер не так гуляет, – взгляд синих глаз скользнул в сторону галереи. Тибальт ухмыльнулся и одним движением вынул из складок плаща бутылку, которую рыжий сразу узнал и издал победный клич.

– Граппа! Мой прекрасный Тибальт, воистину ты маг и кудесник, твое волшебное снадобье нам сейчас очень кстати.

Быстро открыв бутылку и сделав два глотка, рыжий довольно зажмурился, чувствуя, как по горлу растекается приятный жар, согревая изнутри и тело, и душу. Тибальт принял бутылку из его рук и приложил горлышко к губам. Смакуя виноградное послевкусие, Капулетти поправил ворот рубахи, слегка ослабляя завязки.

– Ну вот, по-моему, уже становится значительно теплее.

– Да, становится. Но еще недостаточно, – Меркуцио облизнул губы и, притягивая к себе любовника, страстно поцеловал, делясь сладким привкусом граппы. Пальцы потянули за черный рукав, и рыжий направился в сторону прохода, ведущего в галерею. Обернувшись через плечо, он увидел, что Тибальт все еще стоит на месте.

– Ты ведь помнишь, что все еще мне должен? – и, хитро улыбаясь, рыжий скрылся в темноте прохода.

Тибальт еще мгновение смотрел ему вслед, сделал несколько глотков из бутылки и решительно двинулся за своим рыжим безумием.

========== Доверие ==========

– Должен признать, что это самая безумная твоя затея, – Тибальт выбрался на берег и устроился на плаще рядом с Меркуцио, выжимая из черных прядей озерную воду. – Но, пожалуй, самая лучшая.

Рыжий, удобно вытянувшийся во весь рост и забросив руки за голову, улыбнулся, довольно потягиваясь. Да уж, идея и впрямь оказалась столь же прекрасной, сколь и авантюрной.

Семейство Делла Скала каждый год на исходе лета совершало поездку в свое загородное поместье, то самое, где волею герцога были недавно заточены Меркуцио и Тибальт. Рыжий неохотно сопровождал семью в этих ежегодных поездках и старался всячески избегать их, ибо знал, что заключают они собой наитоскливейшую трехдневную рутину. Герцог более всего рвался в свое поместья ради хаммама и библиотеки, супруга же безропотно сопровождала мужа, куда бы он ни ехал, и целые дни проводила за книгой или вышиванием. Что до племянника, он был вынужден в эти три дня искать себе развлечение в одиночестве, что страшно его угнетало. Чаще всего он брал арбалет, колчан стрел и вместе с оруженосцем целый день бродил по охотничьим тропам, а вечером пил в погребе. Дядя настоятельно просил не звать в эти поездки с собой друзей, для него то была священная традиция в кругу семьи, и Меркуцио, выполняя волю дяди, готов был идти и топиться в озере от скуки.

Но в этом году сообщение герцога о том, что завтра, в последний день лета, состоится семейная поездка в поместье, вызвала у рыжего самые восторженные чувства. Он поблагодарил дядю за радостную новость, заявив, что неимоверно счастлив провести время с дорогим семейством, и отправился к себе, оставив бесконечно удивленного герцога наедине с вновь возникшими подозрениями, что племянник замыслил что-то недоброе.

Плотно закрыв дверь в свои покои, рыжий бросился к столу и, обмакнув перо в чернила, занес руку над бумагой, раздумывая, как лучше написать. Послание следовало составить неясным для постороннего глаза, но при этом тот, кому оно предназначалось, должен был легко его понять. Промучившись с три четверти часа, Меркуцио перечитал то, что получилось, и остался собой крайне доволен. Переписав записку начисто, рыжий аккуратно ее сложил и отправился на улицу, при этом приказав пажу его не сопровождать. Дело оставалось за малым – передать послание. Отправлять слугу было рискованно, сообщение могло дойти не вовремя, да и кто знает этих слуг, нет, в таком деле верить можно только себе.

Рыжий направился прямиком на площадь Бра, надеясь, что случай смилостивится и сведет его с фигурой в черном, однако надежды оказались слишком смелыми даже для молодого Делла Скала. Побродив по площади, заглянув на арену и даже зачем-то пройдя вдоль рыночных рядов, Меркуцио, уже отчаявшись, решил, что стоило бы, пожалуй, сразу идти к дому Капулетти и попытаться перехватить Тибальта, когда тот будет выходить. С этой мыслью он свернул на узкую улицу, ведущую в северную часть города, и тут же столкнулся нос к носу с молодым Капулетти. Тибальт был в сопровождении оруженосца и двух пажей, и когда рыжий Делла Скала чуть не сшиб их господина с ног, выпрыгнув как черт из табакерки, слуги тут же плотным кольцом обступили хозяина сзади, держа наготове оружие. Решение было принято рыжим за долю секунды, и нагло схватив Капулетти за запястье, Меркуцио подошел к нему почти вплотную и прошипел:

– Поосторожнее, синьор Капулетти, не один вы по этой улице ходите.

Зеленые глаза сверкнули, когда Тибальт почувствовал, что ему в ладонь быстро лег маленький сверток. Сжимая руку, Капулетти криво усмехнулся, и не говоря ни слова, двинулся дальше своей дорогой, слегка задев рыжего плечом. Слуги поспешили за своим господином, бросив на Меркуцио хмурые взгляды и все еще сжимая рукояти шпаг.

Проводив их взглядом, рыжий ухмыльнулся и, довольно потирая руки, отправился дальше по улице, отмечая про себя, что, если однажды герцог настолько разочаруется в племяннике, что лишит его наследства, то молодой Делла Скала прекрасно сможет найти применение своим актерским талантам в каком-нибудь странствующем театре. Но больше всего Меркуцио наслаждался тем, что представлял себе лицо Тибальта, когда тот раскроет послание и прочтет:

В последний полдень лета знойный,

Там, где пришлось им поплутать,

Сатир у глади вод озерной

Лесную нимфу будет ждать.

Вечером того же дня Меркуцио простился с Ромео и Бенволио, весьма убедительно посокрушавшись о своей горькой участи, получил от друзей заверение, что к моменту возвращения рыжего они добудут бочку самого лучшего вина из погребов Деласло, и уже следующим утром, обгоняя медленно ползущую карету, молодой Делла Скала гнал коня по дороге, ведущей из Вероны в сторону озера. Весь путь верхом занимал не более часа, однако супруга герцога не любила быстрой езды, и Меркуцио вынужден был то и дело осаживать лошадь, чтобы не слишком обгонять экипаж дяди.

До поместья процессия добралась, когда до полудня оставалось меньше часа. Наспех умывшись и сменив дорожную одежду на свежие рубаху и камзол, Меркуцио крикнул слугу и, сунув ему в руки дорожную сумку, велел сложить в нее флягу с вином, кусок вяленого мяса и полкаравая хлеба. Пока мальчишка исполнял приказ, рыжий спустился в зал, где уже подали обед для господ, и, галантно поцеловав руку тетушки, сообщил, что отправляется на прогулку верхом, один. Герцог удивленно вскинул брови: желание племянника, который только-только слез с коня, показалось ему странным. Но заверения Меркуцио, что провести целый день в седле и вполовину не так тяжко, как сидеть в четырех стенах, сделали свое дело. Герцог только махнул рукой, понимая, что удержать племянника не получится, а в окрестностях поместья у рыжего не так много возможностей посеять хаос, как в Вероне.

Перекинув наполненную дорожную сумку через седло, Меркуцио плотнее стянул под горлом завязки плаща и, вскочив на коня, погнал его вон из ворот поместья, дальше по дороге. Азарт и предвкушение стучали в крови, ощущение абсолютной свободы было схоже с тем, что он испытал, когда гонял по полям свою серую в яблоках кобылу. Но тогда над ним довлел страх от возможного отказа. А сейчас он знал, был абсолютно уверен, что человек, на встречу с которым рыжий теперь гнал коня, не склонен ни в чем ему отказать. Ну, или почти ни в чем. Да пусть даже и захочет отказать в чем-то, какая разница, лишь бы только приехал. Лишь бы правильно понял послание.

Миновав рощу и уже хорошо знакомое поле, лошадь, подгоняемая наездником, быстрой рысью приближалась к песчаной насыпи, ведущей к воде. Меркуцио пришпорил животное, лошадь прыгнула и, лихо затормозив, встала на дыбы, когда хозяин резко натянул поводья. Прямо у них на пути, всего в нескольких метрах от воды, стоял вороной жеребец, привязанный за уздечку к поваленному дереву; казалось, он даже не заметил неожиданного вторжения своего пегого собрата, а продолжал щипать траву.