Текст книги "Здесь и сейчас (СИ)"

Автор книги: raksha_satana

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

========== Стычка ==========

В открытое окно лился яркий солнечный свет, заполняя собой покои и призывая оставить все и выйти на воздух. И герцог веронский хотел бы этого, особенно теперь, когда нужно было принимать решение. Он подошел к окну, взглянул на небо, такое синее и чистое, и с досадой провел ладонью по лицу, отгоняя соблазн.

У власти всегда на поверку больше подвохов, чем привилегий, особенно, если власть передается по наследству. Если ваши предки управляли городом, будьте готовы, что вас будут сравнивать с ними, на вас будут смотреть оценивающе и любая оплошность будет как на ладони.

Герцогу Делла Скала все это было понятно давно. Получив власть в Вероне, он ждал не райской неги, но суровой доли. Потому что город, который он знал и любил с самого детства, был на самом деле змеиным гнездом, и герцог влез в самое его сердце. Верона… Ну за что Господь наказывает нас? Почему ни дня покоя нет в этом проклятом и прекрасном месте? Снова Монтекки, снова Капулетти. Когда это кончится?

О новой схватке между двумя враждующими семействами герцогу донесли полчаса назад, когда уже случилось все, что могло случиться. К таким сообщениям герцог давно привык и обычно просто отправлял стражу разогнать сцепившихся противников. Но в этот раз все зашло слишком далеко. Перепалка между лакеями привлекла внимание господ, Ромео и Бенволио Монтекки, а там, где эти двое хватаются за шпаги, всегда можно ожидать появления молодого наследника Капулетти, Тибальта. И он не откажет себе в удовольствии скрестить клинок с ненавистным семейством. Ах, да, еще и Меркуцио. Герцог поморщился. Ни одна стычка на улицах не удручала его так сильно, как тот факт, что всегда в них участвует его собственный племянник. Рыжий наглец сам нарывается на драку и всегда ведет бой в авангарде, наплевав на бесконечные увещевания от дяди. Иногда кажется, что он по крови ближе своим друзьям Монтекки, чем герцогу. И можно сколько угодно взывать к благоразумию Меркуцио, проходит пара дней, и все вновь повторяется. Но в этот раз схватка приняла совсем уже нешуточный оборот, в потасовке на узкой улице погибло несколько горожан, пожелавших вступиться за честь той семьи, которая была им милее. В итоге два ремесленника, отец и сын, оказались заколоты в тот момент, когда бросились с ножами на охрану Капулетти. И несчетное количество раненых, в том числе и сын Монтекки, Ромео. Жертв было бы больше, если бы герцогу не донесли о происшествии, и он не отправил солдат разогнать толпу и задержать зачинщиков.

Кровопролитие на улице средь бела дня требовало более серьезного наказания, чем обычные нравоучения; тем более что поучать с тем же успехом можно было стадо баранов. И дело не только в наглых сопляках, хватавшихся за шпагу при любом удобном случае. Вражда двух самых влиятельных семей в городе (после Делла Скала) корнями уходила в века, и никто уже не помнил, с чего все началось. Осталась лишь древняя традиция ненавидеть и обучать этому детей, чтобы те ненавидели еще сильнее. Старшие члены семейств с колыбели растили наследников в ненависти к врагам, и молодые Монтекки и Капулетти бросались с кулаками друг на друга раньше, чем произносили первое слово. Так что герцог мог сколько угодно призывать в свидетели всех святых и заклинать именем самой Мадонны, его слушали с почтительной покорностью и соглашались. А вечером, в этом он мог быть уверен, в двух враждующих домах поднимали бокалы за очередное нанесенное недругам поражение.

Герцог отвернулся от окна. Досада на племянника, на проклятый город и на себя самого сводила с ума, не давая принять решение. Взгляд блуждал по стенам покоев, пытаясь найти хоть что-то в помощь. Что можно сделать с этой бесконечной враждой, как унять злобную бурю, сметающую жизнь с улиц? Пригрозить казнью? Это самое крайнее средство, после него аргументов уже не останется… Что же делать?

Дверь в покои аккуратно открылась, и вошел седой слуга.

– Ваша светлость, к вам начальник стражи.

Герцог, не поворачиваясь, сделал знак рукой, слуга исчез, и вместо него на пороге возник высокий стражник в полном обмундировании и с мокрым от пота лицом. Было видно, что лестница, ведущая в покои господина, стала даваться ему уже не так легко.

– Ваша светлость, – проговорил стражник, восстанавливая, наконец, дыхание. – Ваш приказ выполнен, толпа разошлась, лекарь оказывает помощь раненым, зачинщиков мы взяли. Они сейчас здесь, их семьи тоже. Мои люди привели всех в большой зал

Стражник замолчал, набрал воздуха в грудь, словно хотел продолжить, но почему-то медлил. Герцог внимательно посмотрел на него.

– Аполло, в чем дело? Что я еще должен знать? Говори.

– Ваша светлость. Это ваш племянник, синьор Меркуцио. Он настоял, чтобы его тоже взяли под стражу, поскольку он участвовал в драке. Мы не смогли его образумить, ну и пришлось…

Герцог поморщился как от зубной боли. Да кто бы сомневался, что Меркуцио опять в центре событий, наверняка один из первых и за шпагу схватился.

– Хорошо, я понял. Спасибо, Аполло, я сейчас спущусь.

Стражник поклонился господину, круто развернулся на каблуках и исчез за дверью. Герцог Делла Скала снова бросил взгляд на стены, украшенные портретами его предков, и глубоко вздохнул. Ну что ж. Раз этот безумный город глух к увещеваниям, мольбам и запретам, пора принимать меры более радикальные. Ради всеобщего покоя и мира.

========== Приговор ==========

Большой зал был похож на огромный улей рассерженных пчел, голоса шептавшихся людей расползались в разные стороны, ударялись о стены и терялись умирающим эхом. На первый взгляд картина напоминала торжественный прием, регулярно устраиваемый в доме герцога, но хмурые лица, будничные одежды и пустые столы убивали это сравнение. И уж конечно совсем не гостями на приеме выглядели трое молодых людей со скованными за спиной руками и в окружении солдат.

Глашатай возвестил о приходе герцога, и десятки глаз устремились в сторону парадной двери. Та распахнулась, и хозяин дома, а заодно и глава всего города, вошел в зал и, не поворачивая головы, проследовал к пьедесталу, с которого во время приемов он торжественно приветствовал гостей. Мужчины в почтении поклонились, женщины сделали глубокий реверанс, герцог ответил на это приветствие легким кивком головы. Только пленники так и остались стоять на месте, никак не отреагировав на приход герцога. Делла Скала внимательно посмотрел на них.

Бенволио Монтекки, маленький, крепкий, с торчащими светлыми волосами, щеголял огромным синяком на правой щеке и разорванным воротником камзола. Он то и дело дергал руками за спиной, будто ожидая, что оковы сами свалятся. Рядом стоял высокий рыжий Меркуцио, на загорелом лице его сияла нахальная улыбка, и ни капли смущения от того, в каком положении он оказался. Герцог окинул его суровым взглядом, но племянник в ответ лишь невинно захлопал глазами и с насмешкой глянул на третьего пленника, стоявшего слева от него. Тибальт Капулетти, как всегда, во всем черном, стоял неподвижно, широко расставив ноги и слегка запрокинув голову, так, что его длинные черные волосы рассыпались по плечам. На лице, до синевы бледном, ни единой эмоции, только ссадина у рта и кровоточащий порез на груди, проступающий сквозь порванную рубаху, были подтверждением того, что час назад в нем бушевали страсти. На взгляд Меркуцио он никак не отреагировал, только сильнее сжал губы. И так же, как у двух других пленников, ни тени сожаления на лице. Сзади чуть по бокам от скованной троицы стояли солдаты, еще чуть позади члены семей Монтекки и Капулетти, слуги и охрана. Праздных простолюдинов, желавших посмотреть, какая кара постигнет смутьянов, стража в ворота дома не пустила, и им оставалось только судачить об очередном происшествии.

Герцог окинул взглядом собравшихся, выискивая кого-то.

– Синьора Монтекки.

Высокая черноволосая женщина, стоявшая позади Бенволио, быстро сделала шаг вперед и почтительно присела, драгоценности на ее платье сверкнули в лучах солнца, освещавшего зал.

– Синьора, насколько опасна рана вашего сына?

– Ваша светлость, лекарь оказал Ромео всю возможную помощь, он уверен, что рана быстро затянется, но пока это не произойдет, мой сын не сможет ходить, иначе порвутся швы на бедре, – синьора Монтекки бросила гневный взгляд на черноволосого пленника. – Это вина Тибальта Капулетти, он ранил моего сына!

– Благодарю, но об этом я вас не спрашивал, – холодно прервал женщину герцог. – Синьор Капулетти, мне сообщили, что среди ваших родственников раненых нет.

Седовласый мужчина, стоявший за левым плечом Тибальта, быстро поклонился и кивнул. Его жена, держа супруга под руку, буравила взглядом синьору Монтекки.

Герцог набрал в грудь побольше воздуха, и его голос зазвучал как церковный набат, отражаясь от стен зала.

– То, что сегодня произошло, немыслимо и переходит все возможные границы. Вражда ваших семей уничтожает наш город, люди умирают, ни в чем не повинные люди. Я вижу, что слова мои на вас не действуют. Не далее, как три дня назад я говорит с вами, синьор Капулетти, я надеялся, что вы примете меры и образумите своего племянника, но нет. Синьора Монтекки, после смерти вашего мужа я надеялся, что ваш сын станет более обдуманно распоряжаться своей жизнью, однако этого также не случилось. Вы, трое! – герцог протянул руку в сторону пленников. – Вы рискуете сойти в могилу раньше времени, если не прекратится это бессмысленное кровопролитие. Или, может, мне облегчить вам задачу и казнить вас? Судя по всему, вы именно на это нарываетесь…

Над собравшимися повисла такая мертвая тишина, что можно было услышать, как ветер колышет портьеру у открытого окна. Герцог почувствовал на себе взгляды сразу всех собравшихся: женщины смотрели с испугом, мужчины в нетерпении, на лице Бенволио проступило удивление. Даже Тибальт, казалось, опешил от такой угрозы. И только Меркуцио продолжал улыбаться, правда, уже не так самоуверенно. Вот ведь нахал. Герцог сделал шаг в сторону племянника.

– Меркуцио, если ты думаешь, что я шучу, ты ошибаешься, я лучше совсем лишусь племянника, чем буду в нем разочаровываться из раза в раз.

Похоже, что эти слова возымели действие, рыжий нахал перестал улыбаться и уставился в пол. Герцог очень надеялся, что это искренний порыв, но поверить в это не смел. Он снова обвел взглядом собравшихся, заострив внимание на лицах синьоров Монтекки и Капулетти, и вздохнул.

– Однако, учитывая вашу молодость, а также то, что кроме вражды, вы больше ничего не знаете, – Делла Скала вновь посмотрел на глав семей, и его глаза сверкнули гневом, – я принял решение, что вам необходимо преподать урок терпения и покаяния. Вы слишком быстро хватаетесь за оружие, и никто из вас до сих пор не научился принимать решения с холодной головой. Что ж, я вам предоставлю такую возможность.

Герцог замолчал на несколько секунд, выдерживая торжественную паузу, и его голос грянул как гром, внезапно обрушившийся на людей в зале.

– Бенволио и Тибальт, я приговариваю вас к двум неделям заточения в моем загородном поместье. Вы не сможете выйти за его пределы, и к вам никто, кроме слуг, войти будет не в праве. Вы будете вдвоем. Никакого оружия. И я предупреждаю вас, – эти слова были направлены уже к семьям заключенных, – если хоть единожды вы нарушите покой на улицах города, хоть один из ваших лакеев позволит себе устроить ссору или ваши собаки подерутся, срок заключения ваших племянников продлится. Я бы и сына вашего запер, – в сторону синьоры Монтекки, – но он и так уже наказан глупым ранением. Ну а ты, – взгляд герцога остановился на лице Меркуцио, – ты будешь под домашним арестом, месяц. Никакого вина. И из своих покоев сможешь выйти только по нужде.

Лицо Меркуцио покраснело, потом побледнело, в глазах застыло возмущение и ужас. Он, было, попытался улыбнуться, надеясь, что дядя шутит, но, осознав, что в этот раз буря его все-таки накрыла, попробовал защититься.

– Но, дядя, это несправедливо. Тибальт напал на нас, когда мы даже оружие достать не успели, он ранил Ромео, чуть не убил его. Бенволио только защищался, прикрывая собой Ромео, не мог же я стоять в стороне! Это было бы бесчестно.

Меркуцио явно хотел упоминанием о чести оттянуть внимание герцога на Капулетти, но в этот раз у него все получилось с точностью наоборот.

– Ах, вот оно что, честь, значит. Ну что ж, дорогой племянник, будет тебе честь. Великая честь. Ты будешь заточен с Тибальтом Капулетти вместо Бенволио, условия те же. И у тебя будет полно времени подумать о чести и о том, как ее лучше защищать. Уверен, что вдвоем вы найдете массу способов заставить свои семьи гордиться. Бенволио, раз ты так печешься о Ромео, будешь ухаживать за ним, пока его рана не затянется, считай, что ты – ученик лекаря. Я все сказал.

Сложно было предположить, какие чувства охватили присутствующих больше: радость от того, что казнь миновала, возмущение от ареста или злорадный триумф, что ненавистное семейство тоже оказалось наказано. Во всяком случае, сейчас и Монтекки, и Капулетти были едины. Герцог подал страже знак, и с узников сняли оковы. Бенволио потер запястья, с сочувствием посмотрел на Меркуцио и подошел к синьоре Монтекки, которая в сердцах замахнулась на него веером, но, видимо, передумала и, сделав реверанс герцогу, двинулась на выход в сопровождении слуг. Бенволио хлопнул Меркуцио по плечу и быстро пошел следом. Сам же Меркуцио, освободившись от оков, оправил на себе порванную рубаху, потер руки и посмотрел на Тибальта, которого обступили родные.

Капулетти был на голову выше всех своих родственников, ему пришлось наклониться, нехотя позволяя тетке вытереть кровь от пореза на груди. Синьора Капулетти что-то говорила ему и протягивала маленькую флягу, от которой Тибальт отказался. Старый синьор Капулетти с поклоном подошел к герцогу и что-то произнес вполголоса, указывая на племянника. Выслушав его, герцог коротко кивнул, словно соглашаясь, и синьор Капулетти вернулся к своим родным, подзывая из толпы слуг старика в шапочке лекаря.

Меркуцио наблюдал за этой сценой и невольно усмехался, в первую очередь над тем, что сам он оказался в ситуации настолько немыслимой, что и представить нельзя. Ему придется две недели сидеть взаперти с мрачным племянником Капулетти, придется терпеть этого надменного типа и даже не иметь возможности напиться. Стоп, хотя насчет напиться… это, может, и получится. Дядя же ничего не сказал про вино в загородном доме… Но сидеть взаперти, без женщин и друзей, из развлечений только разве что библиотека и фехтование. Нет, фехтования тоже не будет, оружие отберут. Значит, библиотека, вино и проклятый Капулетти. Очень соблазнительная перспектива. Меркуцио бросил взгляд на своего будущего сокамерника и понял, что тот тоже смотрит на него, зеленые глаза злобно сверкают, губы сжались в тонкую линию, лоб нахмурен. Что ж, одно радует во всем этом – проклятый Капулетти тоже совсем не в восторге от своей участи. Эта мысль моментально прибавила Меркуцио веселья, и он улыбнулся Тибальту самой невинной из своих улыбок. Капулетти фыркнул и отвернулся.

========== Путь из Вероны ==========

– Боже, дядя, я же не аббатису монастыря соблазнил, за что такая страшная кара? Я готов ночевать в библиотеке на книгах, да хоть на псарне! Но делить покои с этим! А если он меня ночью решит прирезать, что тогда? Вы рискуете остаться без наследника!

Карета медленно ползла по дороге, оставляя позади Верону с ее бурной жизнью и увозя Меркуцио в прохладу леса и озера, на берегу которого стоял загородный дом герцога Делла Скала, на две недели превратившийся для Меркуцио в тюрьму. И он почти уже свыкся со своей участью, но тут выяснилось, что дядя решил лично сопроводить племянника до места отбывания наказания, видимо, чтобы напоследок еще разок прочитать какое-нибудь восхитительное нравоучение. Устроившись в карете напротив дяди, Меркуцио настроился молчать и слушать, дабы не гневить герцога еще больше. Но тут оказалось, что у дяди еще не все наказания закончились, самое интересное он припас напоследок.

– Меркуцио, я уже сказал, это не обсуждается, ты будешь жить в одних покоях с Тибальтом. И не говори глупости, оружие у вас изымается, ему нечем будет тебя прирезать, разве что он вздумает тебя задушить. Ну, а с этим ты справишься, главное, научись спать с открытыми глазами.

Меркуцио застонал и отвернулся к окну. Дядина шутка была бы очень к месту, если бы не дикая перспектива, ею обрисованная. Он-то рассчитывал, что хоть ночью можно будет отдохнуть от Капулетти, скрыться от него в своих покоях и до утра не вспоминать. А выясняется, что ему еще и спать с врагом под боком.

Герцог посмотрел на племянника почти с жалостью.

– Ладно, шутки в сторону, я хочу, чтобы ты понял, зачем я это делаю. Ты должен, наконец, научиться действовать, слушая сначала голову, а уже потом эмоции. Твои безобразные вылазки по городу с Монтекки могут плохо кончиться, однажды случится что-то, что ты будешь не в силах исправить. Я закрываю глаза на твое пьянство, на бордели, на дикую праздность, ты молод и рано или поздно остепенишься, со всеми это происходит. Но в драках с Капулетти ты рискуешь не кошельком и не честью, а жизнью, неужели не чувствуешь разницы?

Меркуццио нечего было на это ответить, поэтому он просто пожал плечами. Конечно, разница была, но в момент яростной схватки с противником разве станешь думать о таких вещах.

– Ты всюду следуешь за своими друзьями, влезаешь во все их драки, словно ты один из них. Но ты не Монтекки, твое имя Меркуцио Делла Скала, и ты мой наследник. Ты хоть помнишь об этом? Однажды наступит время, когда вы станете главами своих семей. И судьба города тогда будет на твоих плечах, тебе придется поддерживать мир. Если, конечно, тебе повезет, и ты не сгинешь в очередной глупой драке.

Меркуцио хохотнул и повернулся к дяде.

– О, как это прекрасно, умереть молодым в окружении друзей, истекая кровью! Чудная смерть.

Он скорее почувствовал, чем увидел, как рука герцога рассекает воздух, и услышал хлесткий звук пощечины, вдруг резко опалившей его щеку. Когда перед глазами перестали плясать искры, Меркуцио увидел лицо дяди, бледное и перекошенное от гнева.

– Это что, по-твоему, смешно??? Бестолковый сопляк, смешно ему!!!

Голос герцога дрожал от ярости.

– Ты понимаешь, что, если бы вчера Тибальт попал шпагой совсем немного повыше, сегодня твоего Ромео уже отпевали бы! А Тибальта ждал бы эшафот, потому что за убийство я бы приговорил его к смерти. Могло оборваться две жизни разом, две семьи лишились бы наследников! Это чудно, по-твоему???

Меркуцио смотрел на дядю, и ему вдруг стало нестерпимо стыдно, как не было, наверное, никогда. Глаза герцога горели праведным гневом, но Меркуцио смотрел сквозь него, в сознании стали всплывать лица друзей, с которыми он был неразлучен с детства. Ромео, мертвенно бледный и в крови, Бенволио, со шпагой в сердце… Неожиданно возник образ молодого Капулетти на эшафоте и палач, заносящий топор над его головой. И эта картина Меркуцио тоже не понравилась. Он тряхнул головой, прогоняя дурное видение, и вдруг понял, что голос стал каким-то севшим.

– Дядя, я прошу прощения. Вы правы, смерть не повод для шуток. Простите меня.

Герцог спрятал лицо в ладони, наклонив вперед голову, и Меркуцио увидел, что с боков волосы дяди уже тронула седина. А ведь он еще не стар совсем! Волна стыда накрыла Меркуцио вновь.

Он положил руку на плечо дяде и сжал пальцы, как это всегда делал его собственный отец, когда хотел подбодрить маленького Меркуцио. Герцог помнил об этом жесте своего брата и посмотрел на племянника. В его взгляде смешались боль, горечь и любовь к этому мальчику, ставшему ему сыном.

– Я прошу тебя, Меркуцио. Прошу. Начни уже, наконец, думать головой. И перестань ждать смерть с открытыми объятиями. Когда наступит твой час, она сама тебя обнимет. А пока тебе придется обнимать книги, собак или, в крайнем случае, Тибальта. Только не увлекайся, а то и правда задушит.

Меркуцио облегченно вздохнул, поняв, что герцог снова шутит. Он откинулся на сидении и посмотрел в окно. Деревья стали встречаться реже, вот-вот за поворотом покажется берег озера. Почти добрались.

– А все-таки, дядя, может лучше на псарне, а?

========== Наследник Капулетти ==========

– Синьор Тибальт, прошу вас, пересядьте в карету, пекло-то какое!

Старый лекарь высунулся из окна кареты, отдуваясь и вытирая лицо платком. Он сказал что-то еще, но молодой Капулетти только покачал головой в ответ и пришпорил коня, обгоняя экипаж.

Роптать на судьбу – удел трусов и вообще для мужчины непозволительная роскошь. Эту науку Тибальт выучил с самого детства и следовал ее заветам неукоснительно. Отец не был с ним жесток, но воспитывал сына сурово, и Тибальт учился не роптать, когда еще и не понимал вовсе значения этого слова. Он получал нагоняй от учителя за плохо выученный урок и не роптал, он делал ошибки на уроках фехтования, снова получал нагоняй и не роптал. Он был слишком болезненным ребенком, чтобы гулять в одиночестве, и не роптал. Отец и сам всегда следовал своему правилу, потеря жены в родах его не сломила, он взялся за воспитание сына и делал все, чтобы тот стал сильным мужчиной. Лишь однажды он показал свой страх, тогда Тибальту было пять лет, и с ним впервые случился приступ. Отец прижимал к себе корчащееся в судорогах тело сына и от страха не мог пошевелиться. Подоспевший лекарь привел мальчика в порядок и объяснил, что болезнь не смертельна, но, увы, это приговор на всю жизнь. Лекарство может лишь снизить частоту припадков, но исцелиться полностью от недуга нельзя. Тибальт не запомнил тогда лицо отца, но это был единственный раз, когда тот произнес:

– Господи, за что?

С тех пор Тибальта не оставляли одного, оберегали от случайных травм, которые могли вызвать приступ, и все свои силы мальчик тратил на книги под присмотром старого учителя. В десять лет лекарь после очередного осмотра позволил Тибальту заниматься фехтованием. Эти занятия давались ему очень тяжело, не привыкший к физическим нагрузкам, он спотыкался, ошибался и злился на себя. Но в ушах эхом стояли слова отца: не роптать. И он занимался, упражнялся до потери сознания, а во время вечерней молитвы благодарил Бога за те силы, что он дает. Отец был доволен успехами Тибальта, но на похвалу был крайне скуп, и мальчик привык к молчаливому одобрению. К тринадцати годам он уже вовсю прикрывал спину отца в схватках с Монтекки, дрался на равных со взрослыми мужчинами и всегда получал в награду молчаливое одобрение.

Смерть отца только укрепила в Тибальте решимость никому не показывать слабость и не роптать на судьбу. Все умирают рано или поздно, и его самого однажды ждет конец. А пока он примет на себя обязанности отца и будет выполнять свою роль в семье. Дядя и тетя настояли на том, чтобы осиротевший племянник переехал жить в их дом, пока не обзаведется своей семьей. Возможно, это и была забота о Тибальте, но в первую очередь юноша им был нужен как военный лидер и защитник семейства, принимающий эту роль у старого Капулетти, которому меньше всего хотелось греметь доспехами.

Сыновья четы Капулетти скончались в младенчестве, и их наследницей была единственная дочь, Юлия, совсем еще юная девушка. Увидев кузину впервые, Тибальт потерял дар речи и лишь молча любовался маленьким чудом, которое смотрело на него широко открытыми голубыми глазами. Тогда он принял решение остаться в доме тетки и оберегать эту девочку от всех напастей, какие могут ей угрожать. С тех пор прошло пять лет, Юлия расцвела и превратилась в прекрасную девушку, ее сердце горело к Тибальту сестринской любовью, и она даже не догадывалась, что кузен во мраке ночи мечется по постели в припадках ревности.

Когда становилось совсем тяжело, Тибальт шел в бордель. Это не очищало голову от мыслей, но разряжало тело, и становилось как-то легче. Шлюхи привыкли к тому, что молодой Капулетти замкнут и неразговорчив, поэтому молча и покладисто выполняли все, что от них требовал клиент, забирали плату и исчезали за дверью. А Тибальт под покровом ночи возвращался домой, выпивал кувшин вина и падал на постель, понимая, что этой ночью он, наконец, не будет видеть сны. Иных контактов с женщинами молодой Капулетти избегал, с дамами на приемах был холодно галантен и не обращал внимания на томные взгляды юных красавиц, мечтательно обволакивающие высокую черноволосую фигуру Тибальта. А в ночи его вновь посещали яркие сны с прекрасной голубоглазой девушкой, и просыпался наследник Капулетти весь в поту, как после кошмара.

Тибальт снова пришпорил коня, подставляя лицо под порыв ветра. Пекло не то слово как, от жары головная боль начала подниматься от самой шеи к вискам, и появилась горечь во рту. Но в карету он не пересядет, хватит и того, что тетка уговорила взять в сопровождение лекаря. Чувствовать себя больным Тибальт ненавидел больше всего и не позволял себе жалеть себя. Поэтому, стоя в большом зале в оковах, ничем не выдал горечь от установленного герцогом наказания. Его беспокоило лишь то, что рыжий племянник Делла Скала, находясь постоянно рядом, может оказаться свидетелем приступа. Но и этого было возможно избежать, главное, вовремя принимать лекарство и не срываться.

Впереди показалось озеро, повеяло водяной свежестью, и Тибальт увидел стены своей будущей тюрьмы. Роскошная, конечно, тюрьма, прекрасное охотничье поместье в живописном месте, но неволя есть неволя, даже в раю.

Перед въездом во внутренний двор Тибальт осадил коня, пропуская карету вперед, и оглянулся на оставшуюся позади дорогу. Две недели, две недели, и он галопом пустит коня в обратный путь, оставляя в прошлом свое заточение вместе с ненавистным Меркуцио.

Карета Капулетти остановилась, не доехав до парадной лестницы, напротив которой уже стоял экипаж герцога. Слуги выгружали из нее большой сундук с гербом Делла Скала на крышке. Меркуцио, облокотившись на дверцу кареты, пинал колесо мыском сапога и молча кивал, слушая стоявшего напротив герцога. Въехавший во двор Тибальт привлек их внимание. Меркуцио наклонил голову набок и развязно уставился на молодого Капулетти, который спрыгнул с лошади и направился в их сторону.

– Ваша светлость, – поклонился герцогу Тибальт, Меркуцио же он удостоил лишь холодным кивком.

– Ну что ж, вот вы и на месте, – герцог оглянулся назад и указал рукой на дом. – Вы вправе ходить, где угодно, но за территорию поместья выходить вам запрещено. В доме будет стража на случай, если кому-то из вас захочется нарушить мой приказ.

Герцог строго посмотрел на племянника, которому и было адресовано это высказывание. Меркуцио с напускным удивлением замахал руками, категорически отрицая, что подобное желание может прийти ему в голову.

– В остальном все так, как я и сказал, проживете две недели в мире и выйдете на свободу. Конечно, если ваши семьи не поспособствуют тому, чтобы вы тут задержались, вернее семья Капулетти. А то ведь я могу изменить решение и подсадить к вам Бенволио, – герцог увидел, как Меркуцио заулыбался. – И ему точно придется ночевать на псарне.

Меркуцио прыснул, вспомнив разговор в карете, и уставился на Тибальта, которому явно было не по себе от этих непонятных смешков.

– О, дядя, а ведь наш друг Капулетти не знает еще главную новость. Позвольте, я его обрадую, – Меркуцио прокашлялся и заявил нарочито торжественно: – Синьор Тибальт, сообщаю вам потрясающую новость: нам с вами предстоит две недели делить одни покои. Вы счастливы? Я – очень!

Меркуцио отвесил Тибальту насмешливый поклон и с удовольствием стал наблюдать, как тот меняется в лице. Бледность еще сильнее окрасила цвет кожи, глаза удивленно раскрылись, плотно сжатые губы застыли в немом вопросе. На лбу проступил пот. Ничего себе, да он испугался.

– Но, ваша светлость… – начал Тибальт срывающимся голосом, но герцог не дал ему договорить.

– Синьор Тибальт, это не обсуждается, вы с Меркуцио будете делить одни покои, сейчас туда поднимут ваши вещи и установят вторую кровать. Но прежде…

Герцог подозвал к себе стражника и указал на сундук Меркуцио, стоявший на земле. Второй сундук с гербом Капулетти слуги еще выгружали из кареты.

– Прежде ваши вещи осмотрят и убедятся, что у вас нет с собой оружия. Сдайте ваши шпаги и то, что носите при себе, сундуки осмотрит стража.

Меркуцио пожал плечами и, сняв с перевязи шпагу, передал ее в руки стражника, картинно похлопал себя по рукам и ногам, показывая, что больше ничего при себе не имеет. Настал черед Тибальта. Было видно, что для него это неприятно, он нехотя отдал шпагу и сжал пустую перевязь, словно надеясь нащупать там сталь. Стражник окинул Тибальта с ног до головы и нахмурился.

– Прошу прощения, синьор Капулетти, но сдать нужно ВСЕ оружие, – взгляд стражника скользнул вниз и задержался на высоком черном сапоге.

Тибальт вздохнул, наклонился и выдернул из голенища острый двусторонний кинжал. Секунду сталь лежала у него на ладони, и хозяин отдал нож стражнику вслед за шпагой. Вид у Тибальта был настолько потерянный, что Меркуцио стало жалко его. Может, он и спит с ножом под подушкой, ожидая нападения даже во сне? Тибальт почувствовал на себе взгляд Меркуцио и отвернулся, придав лицу выражения холодного безразличия.

Стражник передал полученные клинки слуге и подошел к сундукам, теперь уже стоявшим рядом на земле. Среди вещей Меркуцио не было ничего, что могло бы вызвать подозрение, вернее было, но подозрение это было иного рода. Когда стражник извлек из недр сундука седьмую бутылку вина, герцог даже засмеялся.

– Меркуцио, я так понимаю, ты весь винный погреб решил сюда перевезти, боишься, что местное закончится?

Рыжий любитель винных радостей развел руками в ответ.

– Вина много не бывает, я решил, что лучше не рисковать.

Кроме вина и одежды, в сундуке больше ничего не было. Да и лишним было бы, ведь по сути-то Меркуцио находился у себя дома. Сундук Тибальта осматривали дольше, в нем, кроме одежды, были обнаружены склянки с непонятной жидкостью, порошки, два кинжала и серебряный медальон с замком. Увидев кинжалы, стражник покачал головой и передал их слуге – к остальному оружию. На медальоне внимание не задержалось, но Меркуцио заметил, что Тибальт нервно теребит ворот рубахи, глядя на серебряное украшение. Интересно, что он в нем прячет?

Склянки и порошки должны были вызвать много вопросов, если бы не старый лекарь, который быстро подошел к стражнику и шепотом что-то стал ему объяснять. Стражник вопросительно посмотрел на герцога, и тот молча кивнул. А вот это уже интересно, похоже, дядя про Тибальта знает что-то такое, о чем другим знать не положено. Меркуцио с любопытством скосил глаза в сторону сундука, надеясь рассмотреть содержимое, но крышка уже захлопнулась. Стражник выпрямился и поклонился герцогу. Тот вздохнул с облегчением.