Текст книги "Здесь и сейчас (СИ)"

Автор книги: raksha_satana

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Особенно Меркуцио понравилась история о том, как он впервые подрался на улице с Ромео. Мальчишки не поделили, кому первым надо было пройти через лужу после затяжного ливня, набросились друг на друга и повалились в эту самую лужу, лупя друг друга, пока подоспевшие слуги их не разняли. Меркуцио видел, что Тибальт говорит об этом без какого-то намека на ненависть к Монтекки, словно Ромео и не был Монтекки, а так, просто какой-то мальчишка. Это было непривычно и приятно, как будто не было вражды, так долго разрывавшей город на два лагеря.

Меркуцио тоже вспоминал потасовки, но как-то так выходило, что все истории у него заканчивались или борделем, или таверной. Капулетти слушал о выходках собутыльника и его приятелей и еле сдерживался, чтобы не расхохотаться. Когда же Меркуцио поведал прекрасную историю о том, как уснул в бане, а друзья спрятали его одежду, и ему пришлось добираться до дома, нацепив платье, одолженное у шлюхи, Тибальт не выдержал.

Глядя, как Капулетти всхлипывает, пытаясь успокоиться, Меркуцио привстал, дотянулся до бокала Тибальта и плеснул еще вина. Тибальт на ощупь схватил бокал и выпил залпом, грохнул его обратно на стол и уткнулся лицом в ладони, переводя дыхание.

– И после этого ты еще будешь говорить, что твои друзья не мерзавцы? – прохрипел он без злобы.

Меркуцио пожал плечами:

– Ну откуда ж они знали, что я вдруг проснусь и рвану домой, не дожидаясь их. Они рассчитывали, что я просплю на лавке до утра, поэтому и ушли за вином. Зато, когда вернулись, перепугались не на шутку. Им и в голову не могло прийти, что я нацеплю платье и так пойду по улице, решили – отправился голышом.

Тибальт усмехнулся:

– Да, картина была бы красочная. Так что ты в итоге сказал дяде?

– Ну пришлось выложить ему правду, потому что, как ни странно, любое выдуманное мной объяснение звучало намного безнравственней.

– Удивительно, как он тебя с твоими историями, в самом деле, наследства не лишил.

– Он верит в меня. Рассчитывает, что однажды я вдруг стану мудрее, спокойнее и хладнокровнее. – Меркуцио сделал театрально серьезное лицо и с трагизмом посмотрел куда-то вдаль. Тибальт покачал головой.

– Боюсь, твоего дядю ждет серьезное разочарование.

– Синьор Капулетти, я попросил бы вас говорить с меньшим унисч…уничж….так, раздватри….уничижением, – еле выговорил Меркуцио и строго посмотрел на Тибальта. Они две секунды пытались буравить друг друга суровыми взглядами и снова покатились со смеху.

Вино наполняло их теплом и горячило не меньше, чем угли жаровни, стоявшей между лавками, на которых они сидели. Меркуцио вылил в бокал остатки из кувшина и обернулся к бочке, словно ожидая, что она сама к нему подкатится. Но, поскольку чуда не случилось, ему пришлось встать и нетвердым шагом самому подойти и открутить кран. Кувшин моментально наполнился и Меркуцио, так же пошатываясь, вернулся к столу, опираясь на него рукой прежде, чем сесть.

– После твоей прекрасной граппы вино кажется просто виноградным соком. Но очевидно, что это обманчивая видимость, прямо я передвигаться уже не в силах.

– Вот поэтому у меня есть еще одно правило: не мешать граппу с другими напитками, – Тибальт внимательно посмотрел на свой бокал. – Правило, которое сегодня я также нарушил.

– О, снова правила. Синьор Капулетти, сколько же у вас правил. Не окажете ли любезность поделиться ими с синьором Делла Скала, дабы уразумел он, как лучше прожить в этом грешном мире, – Меркуцио вытянулся через стол и протянул к Тибальту руку, изображая мольбу. На лице застыло выражение смирения, но хитрый блеск синих глаз рушил все впечатление.

Тибальт мгновение смотрел на него и отвернулся, усмехаясь. Копна черных волос скрыла половину его лица. Быстрым движением он отбросил их назад.

– Боюсь, что легче будет вам, синьор Делла Скала, уйти в монастырь, чем пытаться этим правилам следовать. Ну что ж… – проговорил он, видя, что Меркуцио действительно собрался его слушать. – Чтобы оставаться в согласии с самим собой, я никогда не пропускаю упражнения по фехтованию, воскресную службу и семейный ужин в день смерти моего отца. Я не делаю долгов у торговцев, не хожу в бордели по воскресеньям и не пользуюсь услугами шлюх, предложенными бесплатно.

На последних словах Меркуцио удивленно поднял брови, Тибальт сделал неопределенный жест рукой.

– Я не люблю быть должен, особенно женщине.

– Ну, а если ты просто понравился девчонке, и она хочет пойти с тобой ради удовольствия, а не денег?

Тибальт отрицательно покачал головой, решительно отметая это предположение:

– Нет, это еще хуже, чем быть должным.

Капулетти сделал паузу и поднес к губам бокал. Видимо, жар от жаровни и тепло от вина сделали свое дело, и Тибальт решил тоже снять камзол. Нащупывая пальцами пуговицы, он старался аккуратно вынимать их из петель и тут Меркуцио первый раз за весь вечер заметил, что в одну петлю продета тонкая цепочка с серебряной квадратной подвеской. Меркуцио не понял, как он мог сразу не разглядеть медальон. Тибальт полностью расстегнул камзол, снял его и аккуратно сложил на лавку так, что цепочка скрылась между складками ткани.

– Что я говорил? Ах, да, правила… – Тибальт задумался, подняв глаза к потолку. – Я никогда… никогда…

– Никогда не признаешься кузине в своих чувствах?

Повисла тишина. Меркуцио увидел, как резко побледнело лицо Тибальта, брови сошлись на переносице. Взгляд сузившихся глаз уставился перед собой, ладони, расслабленно лежавшие на столе, сжались в кулаки. Меркуцио увидел это и испугался. Ему вдруг стало страшно, что хрупкое перемирие, установившееся между ними, сейчас лопнет как тонкий прутик, и они провалятся в омут лютой ненависти, из которого будет не выбраться. Зачем, зачем он это сказал? Трезвым он бы точно не произнес этих слов, ну, а пьяный язык жил своей жизнью и сильно опережал запаздывающие мысли, которые теперь роились в голове, как разбуженные зимой пчелы. Надо что-то сказать, как-то объяснить все, пока не поздно.

– Слушай, я не хотел, правда… Не хотел я залезать в твой медальон, но так вышло. И у меня есть оправдание, он после падения сам открылся, я только хотел посмотреть, над кем перед тем насмехался. Ну, чтобы устыдить себя…

Меркуцио говорил быстро, глотая слова и заплетаясь в собственных губах, и, не отрываясь, смотрел на Тибальта. Казалось, тот прирос к месту, костяшки на сжатых кулаках побелели. И Меркуцио вдруг вскочил на ноги, не в силах выносить ответное молчание.

– Боже, да посмотри уже на меня! Я ведь поклялся тебе, что никто не узнает о твоей тайне. Считай, что секрет медальона попадает под эту же клятву. Я не нарушу ее, даю слово, – он сделал несколько нетвердых шагов к Капулетти. – Тибальт, мне, правда, жаль, что так произошло. Пожалуйста, поверь.

Рыжий впервые назвал своего противника по имени, никогда прежде ни в схватках, ни на приемах Меркуцио не обращался так к Капулетти. Он ощутил особую ценность в том, как прозвучало это имя, словно он попробовал ценнейший сорт вина из погребов самого Папы Римского. Меркуцио замер в ожидании.

Тибальт слушал его, не поворачивая головы, словно впал в забытье. И только звук собственного имени, сорвавшийся с губ, никогда прежде не произносивших его, заставил Капулетти поднять глаза. Меркуцио не лгал. И не болтал спьяну. Тибальт увидел в глубине синих глаз истину, настоящую и неприкрытую. Делла Скала действительно сожалел. И он сдержит слово, во что бы то ни стало. Тибальт, закрыл глаза, сделал глубокий вдох, и ладони, наконец, разжались. Он протянул руку и толкнул к Меркуцио пустой бокал. Тот смотрел на него секунду, кажется, еще не веря, что буря миновала, почти со стоном хлопнулся назад на скамейку и наполнил оба бокала.

Они пили быстро, не отрываясь, пока не осушили их полностью. Меркуцио покрутил в руках вновь опустевший кувшин, и уже собрался было встать, чтобы идти к бочке, но вдруг резко обернулся к Тибальту.

– Я задам только один вопрос, и забудем об этом, – взгляд остановился на руках Тибальта, еще сжимавших бокал. – Только не бросайся в меня посудой!

Тот хмыкнул и поморщился:

– Ну, если я до сих пор этого не сделал…

– Скажи, ты из-за болезни не делаешь предложение Юлии?

Рыжий понимал, что очень рискует, снова затрагивая эту тему, но сейчас ему было все равно, почему-то хотелось точно знать, что руководит Тибальтом, и услышать это было нужно именно от него. Капулетти вздохнул, подбирая слова.

– Да, но причина не только в этом. Я не хочу, чтобы она жила в страхе, что я в любой момент начну биться в припадке, как одержимый. Она ни разу не была свидетельницей приступа, пусть так и остается. Но… – Тибальт положил ладонь на камзол и сжал в том месте, где под тканью скрывался медальон. – Она для меня луч света во мраке ночи. Прекрасная мечта. Я боготворил ее с тех пор, как она была ребенком. Могу ли я оскорбить ее плотской страстью? Нет.

Меркуцио слушал его затаив дыхание. Он не знал, что ответить на эту исповедь и нужно ли вообще отвечать. Одно он понял точно, Тибальт был куда сложнее, чем показывал, чем сам рыжий привык думать. И было в этом что-то магически притягательное, словно он смотрелся в старое зеркало и вдруг увидел в отражении новые краски.

Тибальт поднял глаза на застывшего Меркуцио, и их взгляды впечатались друг в друга, лучше любых слов передавая то, что оба ощущали. Капулетти улыбнулся.

– Давай неси еще вина. У меня есть тост.

Вновь наполненные бокалы взмыли в их руках, оба поднялись на ноги, и Тибальт произнес почти торжественно:

– За тайны, которые мы унесем с собой в могилу.

***

Заря начала окрашивать небо алым в том месте, где в скором времени должно было встать солнце, и бледно-розовый свет стал опускаться на стены герцогского замка, прогоняя ночной туман. Свет проникал в окна, тускло освещая белую парадную лестницу и две фигуры, движущиеся по ней вверх. Хотя движением это сложно было назвать, скорее, возней вокруг себя с постепенным отталкиванием ногами в нужном направлении. Когда фигуры попадали в свет еще не догоревших факелов, было видно, что это двое молодых мужчин и они страшно пьяны.

Рыжеволосый крепко обнимал за шею собутыльника, буквально повисая на нем всем телом и пробуя опереться ногами о ступени, которые предательски проваливались. Второй стоял на ногах более уверенно, но сила тяжести влекла его вниз и он, пытаясь удержать повисшее на нем тело, тоже склонялся к ступеням, отбрасывая при этом с лица длинные черные волосы. Их голоса гулом разносились по каменным стенам.

Меркуцио, стоя на одном колене, попытался подтянуться, держа Тибальта за ворот рубашки.

– Нет, друг мой Капулетти, ты просто обязан послушать эту песню, это такая песня, о-о-о, – рот выдавал такую кашу, что речь воспринималась с трудом, и Тибальт понимал Делла Скала лишь потому, что и сам уже еле ворочал языком.

– Ты уже три раза пытался спеть, у тебя вместо верхних нот свист выходит.

– У кого свист? У меня? Да как вы смеете, синьор, я вызываю вас на дуэль!

Меркуцио сделал героическую попытку встать, но ноги подкосились, и он бы слетел по лестнице кубарем, если бы Тибальт не поймал его за шиворот. Поняв, что иного выхода нет, Капулетти плюхнулся на ступени спиной и пополз вверх, отталкиваясь ногами и подтягивая одной рукой к себе Меркуцио, как котенка за шкирку.

– А все-таки зря ты не хочешь, чтобы я спел, – мычал Делла Скала, уже забыв про дуэль и даже пытаясь помочь себя тащить, упираясь в ступени ногами. – Ты знаешь, какие там слова? О, ты таких и не слышал. “Ты можешь быть королем, ну и зря… а… а-а-а… штаны падают… э-э-э”, – изо рта Меркуцио полилось невнятное завывание.

– Да, про падающие штаны я уже запомнил, – Тибальт, отдуваясь, обернулся и увидел, что до конца лестницы еще пять ступенек. В глазах двоилось, поэтому он зажмурился и со всей силы рванул вверх, нащупывая сзади опору.

Открыть дверь в покои оказалось еще одним трудным делом. Меркуцио уже не в состоянии был держаться на ногах и плавно сползал по стене, увлекая Тибальта за собой. Капулетти подтянул рыжего к себе и, прислонив спиной к двери, стал на ощупь искать ручку. Но он не рассчитал, что дверь открывалась внутрь, поэтому, как только ручка поддалась, Меркуцио рухнул на спину в открывшийся проход, а не успевший выпустить его Тибальт полетел следом.

Когда сверху приземлилось тяжелое тело, рыжий очнулся и попытался зафиксировать взгляд на лице Тибальта, который чертыхался и потирал отбитый подбородок.

– Ты зачем меня уронил?

– Мы оба уронились, – Тибальт кое-как встал на четвереньки и отполз от лица рыжего, чтобы случайно не наступить.

– Да? А тебя кто уронил? – Меркуцио попытался повернуться на бок и уже даже оперся на ладонь, но тут Тибальт, все-таки вставший на ноги, наклонился, схватил рыжего за руку и дернул на себя. Меркуцио шарил по сторонам руками и, поймав в кулак ворот черной рубахи, уцепился за него и снова повис, елозя ногами по полу.

Тибальт осмотрелся, вспоминая, с какой стороны кровать рыжего, и на уже негнущихся ногах поволок к ней тяжелое тело. Он уронил Меркуцио на постель, рыжий шлепнулся на спину, а поскольку в кулаке у него все еще был зажат ворот Тибальта, тот не удержался на ногах и рухнул рядом. Меркуцио моментально захрапел, выпустив, наконец, из рук рубаху. Тибальт подумал, что нужно передохнуть, буквально пару мгновений, и двигаться к своей кровати. В следующую минуту он уже спал.

========== Новый день ==========

Вечной природе не важно, какие дела творятся в мире людей, ничто ее не смущает, и солнце неизменно поднялось на востоке, не придавая значения тому, что происходило в замке. Золотой диск медленно полз вверх по небу, отстоял в зените полдень и двинулся дальше по небосклону в сторону запада, освещая каменные стены с разных сторон.

Когда лучи его прорвались за портьеры покоев и заняли свою позицию на два часа пополудни, тишина комнаты нарушилась осторожным шевелением на кровати.

Меркуцио приоткрыл глаза и поморщился. Дневной свет слепил, нестерпимо жгло в горле и хотелось пить. Осмотревшись вокруг так, чтобы не поворачивать головы, он понял, что лежит на постели, в своих покоях, судя по ощущениям, полностью одетый. Снова хмельная нега увлекла его в сон, даже не дав скинуть одежду. Рука пошарила по телу: да, так и есть, рубаха, штаны, сапоги, все на месте. Рыжий уже собрался потянуться, но тут локтем справа от себя уткнулся в препятствие и вдруг осознал, что на кровати он не один. Очень медленно повернув голову, Меркуцио уставился на длинную фигуру спавшего рядом человека. Тибальт лежал на спине, тоже полностью одетый, голова немного повернута на левый бок и волосы непослушной волной прикрывали сверху щеку. Как и Меркуцио, он заснул поперек кровати, и его длинные ноги свешивались почти до середины икры.

Меркуцио смотрел на Тибальта и почему-то совершенно не удивлялся. Спящий рядом Капулетти вдруг показался чем-то очень естественным и привычным, словно так и должно было происходить в жизни каждый день. Ну, в конце концов, засыпает же он в тавернах, одной рукой обнимая Ромео, а другой кувшин вина. Меркуцио поднял глаза на лицо Тибальта. Сейчас он казался абсолютно безмятежным, черные ресницы очерчивали плотно смеженные веки, гладкий лоб, не отягощенный мыслями, губы, на фоне бледной кожи кажущиеся почти красными, чуть приоткрыты, и сквозь них прорывается спокойное дыхание. Капулетти вдруг снова напомнил Меркуцио ангела смерти, будто он отдыхал, выполнив свою страшную работу, и первой мыслью было сбежать от него подальше, но неизвестная сила не давала оторвать взгляд от прекрасного облика, вынуждая покорно ждать участи.

Меркуцио скользнул взглядом по лицу Тибальта и остановился на губах. Наверное, ангел смерти целует своих жертв прежде, чем подарить им вечный покой и забрать с собой в небытие. Интересно, а холодный ли это будет поцелуй? И прежде, чем чумная голова успела понять, что же он делает, рука сама собой потянулась ко рту Тибальта. Он почти дотронулся до нижней пухлой губы, как пальцы ему опалило горячее дыхание.

– Если ты проверяешь, не умер ли я, так вот не дождешься, я еще дышу, – Тибальт открыл один глаз и хитро прищурился.

Меркуцио от неожиданности отдернул руку и попытался было запротестовать против такого предположения, но понял, что он не то, что Тибальту, себе сейчас не сможет внятно объяснить, зачем ему понадобилось дотрагиваться до рта Капулетти. Поэтому он улыбнулся сколь можно безмятежно и отвернулся, закрывая глаза и изображая зевок:

– Ну, надо же было проверить, вдруг я все утро обнимал твой хладный труп.

Господи, а это он зачем ляпнул? При чем тут «обнимал»? Меркуцио покосился на Тибальта, но тот, кажется, ничего не заметил, а медленно потягивался, задрав вверх руки. Рыжий с облегчением сглотнул, но абсолютно сухое горло обожгло так, что он закашлялся. Кроме пожара в глотке ощущалась жуткая боль, пронизывающая нёбо и уходящая вниз к желудку. Меркуцио поморщился и дотронулся пальцами до шеи.

– Мадонна, в горле словно адское пламя бушует. И боль как при простуде.

– А не надо было вчера петь во всю глотку.

– Кто пел? Я??? – Меркуцио ошалело повернул к Тибальту голову и тут же пожалел об этом: боль острыми иглами пронзила затылок, и в висках застучали молоточки. Он зашипел и схватился за голову руками. Тибальт усмехнулся, поворачиваясь на бок и приподнимаясь на локте.

– Ну, а кто еще? Все пытался спеть песню про королей, падающие штаны и какую-то пушку. На дуэль меня вызвал, когда я не оценил твой талант.

– Мы что, еще и дрались вчера? – Меркуцио был уверен, что уж это он бы точно запомнил.

– Нет, ты в самый интересный момент чуть не слетел с лестницы, пришлось ловить тебя за шиворот, – Тибальт потер заспанные глаза. – Ты вот объясни мне, как так: пили одинаково, а на ногах не стоял ты один.

– О-о-о, это результат опыта и многолетних тренировок, – рыжий оторвал ото лба одну руку и назидательно погрозил в воздухе пальцем. – И, между прочим, насколько я помню, ты тоже вчера еле волочил ноги.

– Ну, так я же их волочил под тяжестью твоего бренного тела, – парировал Тибальт и осторожно сел, щурясь на яркое солнце.

Меркуцио закрыл лицо ладонями и постарался унять бьющий в голове набат, но это оказалось невозможным. Осторожно приподняв голову, избегая резких движений, рыжий посмотрел на свое тело, горящее как в лихорадке.

– Моя голова объявила мне войну, – взгляд скользнул вниз по животу и замер. – И, похоже, не только она.

– А что еще? – Капулетти повернул голову к Меркуцио и, проследив его взгляд, уткнулся во внушительного вида бугор в районе паха, вызывающе обтянутый тканью штанов. Тибальт два раза моргнул и быстро вскочил на ноги, отворачиваясь и пряча взгляд. Но Меркуцио все равно увидел, как краска смущения выступает на бледной коже так, что даже шея порозовела. Такой реакции от обычно самоуверенного Капулетти он не ожидал никак.

Меркуцио очень медленно приподнялся на локтях и аккуратно сполз, садясь на край кровати и стараясь не двигать головой. Он внимательно посмотрел на спину Тибальта, который, стоя лицом к столу, старательно завязывал шнуровку на рукавах рубахи.

– У меня сейчас такое чувство, словно я голым влез в спальню к невинной деве, – рыжий замолчал, видя, что Тибальт еще сильнее напряг спину, почти сводя вместе лопатки под рубахой. Ситуация была и смешной, и неловкой одновременно, но сейчас хотелось больше поддержать неожиданно смущенного Капулетти. Меркуцио почесал затылок, – Мадонна, да что тут такого, объясни мне? Можно подумать, твое тело с утра никогда не требует плотских утех. Эй, синьор Капулетти, я с вами вообще-то разговариваю.

Тибальт еще несколько секунд стоял на месте, потом медленно развернулся, все еще отводя глаза. Меркуцио уже собрался сказать еще что-то в защиту грешного тела, но осекся, вдруг поняв, в чем же была истинная причина смущения Тибальта. Капулетти стоял полубоком, прижимаясь бедром к краю стола, и на фоне светлого дерева отчетливо была видна выпуклость, ничуть не меньшая, чем у самого Меркуцио, обтянутая тканью под швом штанов, разделяющим бедра. Так вот в чем дело, Тибальт и сам был возбужден, но, похоже, не рассчитывал, что Меркуцио станет этому свидетелем. Делла Скала решил, что это несколько упрощает дело.

– О, друг мой Капулетти, вот я вижу перед собой мужчину из плоти и крови, а не бестелесного святого! И нет в том ничего постыдного, чтобы смущаться, как девица!

– Да замолчи ты уже! – вдруг огрызнулся Тибальт, и зеленые глаза сверкнули гневом, – Это ты привык просыпаться среди приятелей в самом непотребном виде и выставлять напоказ, что у тебя в штанах происходит. Ну, а я нет.

Капулетти выпалил свою гневную тираду и отвернулся к столу, с еще большим остервенением хватаясь за шнуровку рубахи. Повисло молчание, плотное, как горячий пар, и кому-то нужно было его прервать, пока оба не обварились.

– Ну, справедливости ради, когда я просыпаюсь среди приятелей, после ночных похождений выставлять напоказ уже нечего, – Меркуцио усмехнулся собственной шутке и, видя, что от Капулетти реакции не дождется, продолжил уже серьезнее: – У меня и в мыслях не было говорить что-то оскорбительное, я просто не понимаю, чего ты так стыдишься этого. Мы же оба мужчины, оба все понимаем. Когда плоть взывает к нам, кто в силах заставить ее умолкнуть?

Тибальт молча развернулся и сосредоточенно посмотрел на Меркуцио, словно сомневаясь, есть ли зерно истины в словах рыжего. Пока думал, рука потянулась к штанам, и он неловко поправил ткань, пытаясь прикрыть то место, где она предательски натянулась. Меркуцио пожал плечами и, не в силах снова подбирать слова, уткнулся лицом в ладони и застонал.

– Боже, ну почему ты не убил меня вчера. В голове словно огненный шар пульсирует. Признавайся, ты это специально устроил? – синие глаза страдальчески уперлись в фигуру у стола, – Небось, подмешал что-то в свою граппу, дабы смерть моя была долгой и мучительной?

Тибальт, казалось, возмутился такой наглостью, но в итоге на лице застыла смесь изумления и насмешки. Он окинул взглядом рыжего страдальца и направился к своему сундуку.

– Конечно, во всем виноваты я и граппа, дело ведь совсем не в том, что после нее мы выпили почти треть бочки выдержанного вина.

Тибальт открыл крышку сундука и, присев перед ним, стал что-то искать. Меркуцио наблюдал за ним сквозь пальцы, которые готовы были уже вцепиться в волосы, лишь бы унять боль.

– А вот теперь ты мне объясни, как так: треть бочки выпили вместе, а сунуть голову под топор хочется мне одному? – дальше вместо слов раздалось шипение, и пальцы сжали виски.

Тибальт обернулся к Меркуцио, и вдруг его губы растянулись в улыбке, он погрозил пальцем, передразнивая Делла Скала:

– О-о-о, это результат опыта и многолетних тренировок, – черная голова снова склонилась над сундуком. Когда Тибальт встал, в руках у него был льняной мешочек. – По правде говоря, просто я принял нужные меры заранее. Если я знаю, что пить предстоит много, то перед этим всегда принимаю одно снадобье, оно значительно облегчает состояние наутро.

– Да ты хитрец и плут, однако, получается, что пили мы совсем не на равных, у тебя было преимущество, – Меркуцио попытался придать лицу возмущенный вид, но как-то не очень убедительно. Капулетти невесело усмехнулся.

– Это преимущество – вынужденная мера, приступ головной боли утром способен вызвать припадок еще большей силы, чем ты видел, и есть шанс после него уже не очнуться.

Рыжий, костеря себя за то, что не додумался до этого сам, внимательно посмотрел на Тибальта, но тот, словно уже забыв, о чем они говорили, подошел к нему и протянул мешочек.

– Размешай одну ложку порошка в воде и выпей, поможет от боли.

Меркуцио подозрительно посмотрел на протянутый мешочек и, взяв его в руки, развязал и принюхался.

– Что-то я не очень доверяю твоим ведьминым штучкам, мало ли что там намешано.

– Знаешь, однажды тебя все-таки отрежут язык, если не перестанешь болтать глупости, – Тибальт встал над ним, скрестив руки на груди и буравя суровым взглядом. Но вид несчастного рыжего смягчил обидчивого Капулетти, и он улыбнулся.

– Это порошок из лимонной цедры, корня мелиссы и еще какой-то травы, не помню. Наш семейный лекарь сам его делает, применяется при простуде, головной боли и хандре. – И добавил, когда Меркуцио вытаращился на него в изумлении: – Тетушка лечит хандру, дядя последствия обильных возлияний. Ну, а я вожу с собой на всякий случай. Как вот этот, например, – Тибальт указал кончиками пальцев на рыжую голову Меркуцио. – Но раз ты сомневаешься… – и он протянул руку к мешочку.

Меркуцио быстро спрятал руку с порошком за спину и отрицательно покачал головой, цокая языком.

– Нет, нет, нет, любезный Тибальт, ты уже снабдил меня своим толченым когтем дракона, а отнимать лекарство у нуждающегося – страшный грех, – рыжий развязал мешочек, поймал пальцами несколько крупинок и положил на язык, тут же сморщившись от кислоты и горечи.

Глядя на его гримасу, Тибальт прыснул.

– В воде разведи, умник, в таком виде он обжигает глотку не хуже граппы. Пожалуй, наш добрый герцог прав, ты и впрямь бестолочь.

– Вот я попросил бы не поминать моего дядю всуе, – Меркуцио поднялся с кровати и на затекших ногах пошел к столу, – увидь он нас сейчас, мы бы много всего интересного о себе услышали.

На столе, в ожидании своей участи, стояли два кувшина с водой, бокалы, на блюде лежали нарезанные лимоны и апельсины, любимое лакомство Меркуцио после веселой попойки. Похоже, слуги, хорошо зная своего хозяина, решили не дожидаться его пробуждения, а принесли все необходимо заранее, пока Меркуцио и Тибальт плавали в волнах забытья. О том свидетельствовали также плащ Меркуцио и камзолы обоих собутыльников, в пьяном угаре забытые в погребе и теперь аккуратно сложенные на лавке. Пока рыжий наливал воду в бокал и высыпал порошок, Тибальт наклонился к камзолу и осторожно отцепил от петли медальон, по-прежнему покоившийся в складках ткани. Меркуцио поболтал воду в бокале, размешивая снадобье и наблюдая, как Капулетти растягивает на пальцах порванную цепочку.

– Если хочешь, можно отдать ее местному умельцу Бернардо, он хоть и кузнец, но в ювелирном деле разбирается, такую цепочку мигом починит.

Тибальт внимательно осмотрел края цепочки и вздохнул, принимая про себя решение.

– Не стоит, это не к спеху. Да и нашему оружейнику я в этих делах больше доверяю, – с этими словами он аккуратно обернул цепочку вокруг медальона и спрятал украшение в сундук.

Глядя, как закрывается тяжелая крышка, Меркуцио неожиданно испытал небывалый прилив сил. Он с азартом посмотрел на бокал, зажмурился и выпил залпом. Порошок оставил на языке привкус горечи, но терпеть было вполне можно. Меркуцио поморщился, причмокнул и, выпив еще один бокал просто чистой воды, выжидающе посмотрел на Тибальта.

– Ну и когда же твое магическое снадобье начнет действовать? Хотелось бы уже как-то восстать из пепла.

– Не так быстро, нужно не меньше получаса. Можешь смочить водой полотенце и приложить ко лбу, это ускорит действие лекарства, – Тибальт взял с блюда кусок апельсина и отправил в рот вместе с коркой. Лакомство заставило его слегка поморщиться, и он быстро облизнул горько-сладкие губы.

Меркуцио, только что утоливший жажду, почувствовал, что во рту вдруг снова пересохло. Потянувшись за третьим бокалом воды, он старательно избегал взгляда Капулетти, решившего отдать должное лимонам из сада герцога.

– Приложить на лоб… Нет, пожалуй, у меня есть другая идея. Пойдем, – бокал грохнул об стол, и Меркуцио направился к двери, оборачиваясь через плечо и призывно кивая Тибальту. Тот слегка удивился, но пошел следом.

***

Между конюшней и псарней, под прочным деревянным навесом, был выкопан колодец для нужд обитателей замка. Стены его были выложены камнем, на деревянных опорах установлено колесо наподобие мельничного, вокруг которого была накручена веревка с привязанным ведром.

Меркуцио быстрым шагом подошел к колодцу и заглянул внутрь Вода сверху казалась черной и манила прохладой. Рыжий стянул через голову рубашку и одной рукой крутанул колесо, спуская вниз ведро. Пока он доставал воду, к нему уже подоспел отставший Капулетти. Глядя на голого по пояс Делла Скала, водружающего ведро с водой на край колодца, Тибальт усмехнулся.

– Да, пожалуй, это более решительный метод борьбы с головной болью. Она, между прочим, не теплее талого снега, – он протянул руку и потрогал прозрачную жидкость в ведре.

– Давай лей уже, – Меркуцио поставил ведро на землю и, сделав два шага в сторону, наклонился вперед, широко расставив ноги. Тибальт поднял ведро над рыжей головой и опрокинул, окатив Меркуцио ледяной водой. Тот застонал сквозь сжатые зубы, быстро выпрямился и стал растирать руками лицо и плечи, подставляя спину под солнечные лучи. Мокрые рыжие пряди прилипли ко лбу и висками, синие глаза горели азартом.

– Вот это то, что было надо! А то полотенце на лоб, полотенце на лоб! Боже, кажется, я ожил и снова готов нести в мир хаос, – он посмотрел на Тибальта. – Не желаешь ли моего лекарства, о великий врачеватель Капулетти? Если, конечно, тебя не пугает вода не теплее талого снега.

Тибальт прищурился и ехидно оскалил зубы, глядя на вызывающе бодрого мокрого рыжего. Напустив на себя самое что ни на есть презрительное превосходство, Капулетти стал развязывать шнуровку рубахи. Когда она соскользнула с его плеч, Меркуцио уже был наготове с новым ведром воды. Тибальт вздохнул и наклонился вперед, упираясь ладонями в колени. Делла Скала победно ухмыльнулся и вылил ведро на голую спину. Тибальт не издал ни звука, только пальцы сильнее впились в ноги, он тряхнул головой вперед, а потом резко выпрямился, отбрасывая назад мокрые волосы. Руки стали растирать холодные капли по коже, которая сразу покрылась мурашками. На скулах заиграл румянец, словно Тибальт зашел в дом с холодной улицы. Дыхание участилось после холодного водопада, и Капулетти сжал губы, пытаясь успокоить ускорившееся сердце. Капли стекали с волос на плечи, бежали вниз на грудь и спину тонкими струйками, от чего тело покрывалось гусиной кожей и темно-вишневые ареолы сосков становились почти бордовыми. Вся эта картина проникла в сознание Меркуцио, который так и стоял с пустым ведром и откровенно глазел на Капулетти стеклянным взглядом. Ему показалось, что он смотрит на внезапно ожившую картину художника, такими яркими были его ощущения. Смущало лишь то, что на картине не прекрасная девица за купанием, а суровый мужчина с жестким взглядом и надменным ртом. Вернее, так он привык о нем думать. Сейчас Тибальт не казался ни надменным, ни суровым, в его чертах рыжий вдруг начал замечать мягкость, дружелюбие и даже игривость. Так что он скорее походил на бледное прекрасное божество из греческого эпоса. Хотя нет. На ангела. Ангела смерти.