Текст книги "Оторва. Книга пятая (СИ)"

Автор книги: Ортензия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Глава 3

Домой решила зайти тихо, чтобы не получить порцию нравоучений. Куртку, на всякий случай сняла и спрятала в сумку. Аккуратно провернула ключ в замке, но открыть дверь не получилось. Появилась небольшая щель, через которую только мышка и проскользнёт. Надавила плечом, и в коридоре раздался скрежет, а потом забухали тяжёлые шаги. Мне всё же удалось отодвинуть то, что стояло за дверью, и я протиснулась в квартиру, а потом втащила сумку.

– Ева! – воскликнула Прасковья Дмитриевна, едва завидев меня, – ты на время смотришь? Где тебя носит?

– А меня не носит больше, – попыталась я отшутиться, – с ребятами в павильоне на гитаре играли. Я как пай-девочка уже пришла домой, а Люся осталась, – сдала я свою подружку.

Мама только руками всплеснула, а потом, разглядев мой прикид, ахнула.

– Ева, что это на тебе, ты в этом по улице гуляешь? Ты с ума сошла?

– Не на улице, была на роднике, готовилась к экзамену по физкультуре. Он вообще-то послезавтра, а я немного потеряла форму. Нужно привести себя в порядок. И в чём мне выполнять упражнения?

– Но не в этом же, – она вытянула в мою сторону обе руки.

– Какая ни есть спортивная форма, – твёрдо упёрлась я.

– А сумка? Что это за сумка? Где ты её взяла? И зачем на тренировку нужна сумка? Что у тебя там?

– О, Господи, – я закатила глаза, – полотенце там. Когда выполняешь физические упражнения, потеешь. Споласкивала лицо на роднике.

– А где ты её взяла? – с подозрением повторила она свой вопрос.

– В Ленинграде купила, в прошлом году. Забыла? Я с ней приехала. Лежала в диване, вспомнила и достала.

Прасковья Дмитриевна поморгала глазами.

– Разве это она? Ты же говорила, что её украли на тренировке.

Я хмыкнула. Но врать, так врать.

– Ничего не украли, мама, ты что-то путаешь.

– Не о том говоришь, Паша, – из-за двери появилось мужественное лицо подполковника, – некогда. Давай по существу.

Меня даже мандраж прихватил. Уже обнаружили трупы, и я что-то не учла? Но додумать не успела, так как мой взгляд упёрся в два чемодана, стоящих за дверью и сразу сообразила, что мне мешало войти.

– Чемоданы?

Я перевела взгляд на Илью Спиридоновича, потом на Прасковью Дмитриевну. Оба одеты и даже в обуви.

– А что происходит? – задала я резонный вопрос.

– Ева, – сказала мама подобревшим голосом, – пришла телеграмма из Хабаровска. Твоя бабушка попала в больницу в очень плохом состоянии. Что и как мы не знаем, но товарищ твоего отца просит срочно приехать, если мы не хотим потерять квартиру.

Я только хмыкнула. Ничего не меняется, бабушка угодила в больницу и надо полагать при смерти, а родственники переживают за жилплощадь.

– И? – спросила, так как они, переглянувшись, замолчали.

– Мы можем пробыть там недели две, а может и три. На кухне на столе оставили 150 рублей, маму Люси предупредили, и ты, если что обращайся к ней. И, пожалуйста, ни во что не ввязывайся. Домой ни кого не води. Ах да, приходил Валера, что-то про слёт говорил. Я ничего не поняла, но он сказал, завтра зайдёт, – мама прижала руки к груди, а потом расплакалась и обняла меня, – там, рядом с деньгами телефон в Хабаровске и адрес. Так, на всякий случай.

– Я всё поняла, мама. Не переживай за меня, всё будет хорошо. – И глянув на Илью Спиридоновича, спросила, – Вы вдвоём едете?

Могла и не спрашивать, и так было понятно, что бравый подполковник её одну не отпустит. И два чемодана были тому доказательством.

Он кивнул и, выпятив нижнюю губу, стал объяснять мне, что поздно гулять не нужно ввиду некоторых событий. И ещё кучу разных глупостей выдал, а то я не знаю, как готовить и как себя вести. В прошлой жизни прожила больше десяти лет отдельно от родителей и нормально себя чувствовала, а тут всего две недели. Про маньяка не сказал ни слова, но разными завуалированными словами предупреждал, чтобы не вздумала его искать самостоятельно и если что обращаться – он назвал несколько имён тех, кого я уже знала.

Резко и требовательно зазвонил телефон, и Илья Спиридонович оставив наставления, схватил трубку.

– Алло, да заказывали, да спасибо, сейчас выходим.

Он положил трубку на аппарат и тяжело вздохнув, сказал:

– Такси будет через пять минут.

Мама вновь кинулась меня обнимать и запричитала по новой.

– Паша, ну что ты как над покойником. Ева девочка взрослая, уже бандитов умудряется ловить, а ты – словно ей десять лет.

– Типун тебе на язык, – мамины слёзы мгновенно высохли, – просто она ещё не оставалась так надолго одна, а последнее время я за неё каждый день переживаю. То одно, то другое.

– Вот и прекращай, – он подхватил оба чемодана, – давай идём уже.

– Стойте, – остановила я их порыв, – куда? Бросайте чемоданы, дядя Илья, а на дорожку?

– Вот чёрт, – буркнул Илья Спиридонович, опуская чемоданы на пол, – совсем забыл. Паша, тащи сюда табуретки из кухни, а увидев, что Прасковья Дмитриевна смотрит на меня с умилением, а его совсем не слышит, сам кинулся за ними.

– Ну всё, пора, – подорвался подполковник едва присев. Открыл двери, вытолкал маму на площадку, а потом, подхватив чемоданы, ринулся следом.

Я провожать, не пошла. Опять начнёт тискать, плакать. Вполне достаточно было в коридоре. Отнесла табуретки обратно, вышла на балкон и, убедившись, что они сели в такси пошла в душ, если можно так выразиться и в очередной раз пообещала себе найти нормальную сантехнику.

Кинула сумку маньяка в кресло и обрадовано подумала, что какое-то время смогу спать голой, а то последнее время мало того, что стала не высыпаться, так ещё и сны хрень знает о чём.

Хотя, если честно признаться, спать голой в одиночестве явное извращенство.

Утро добрым не бывает. Увы, эта азбучная истина подтвердилась на следующий же день

Экзамен по иностранному языку был назначен на 10 часов, и я спокойно нежилась в постели, когда раздался требовательный звонок в дверь и, учитывая, что ближайшее время никого в доме не будет, открывать пришлось мне. Накинула халат и пошла выяснять, кому могла понадобиться в такую рань. Глянула в зеркало в коридоре и скривилась. На левой щеке след от подушки, волосы всклокоченные и если бы не кукольное личико, которое чуть скрасило вид, я бы и не стала разбираться, кто стоит за дверью, а принялась приводить себя в порядок.

Открыла и едва не обалдела, обнаружив на пороге жениха, хмурого как небо во время грозы.

– Валера? – удивлённо протянула я. – Что-то случилось? У тебя ведь поезд вечером.

Ответа не последовало и я, вздохнув, шагнула в сторону, чтобы будущий – бывший муж Бурундуковой шагнул в квартиру.

Валера продемонстрировал мне левый профиль, потом правый, словно предлагая оценить какой из них лучше и остался стоять на месте. Я нахмурила брови и спросила:

– Что?

– Вот, – Валера, продолжая демонстрировать правый профиль, вытянул руку, в которой находился сложенный лист бумаги.

– И что это? – поинтересовалась я.

Валера нетерпеливо дёрнул рукой. Вот так, ничего не объясняет, но торопит.

– Может быть, войдёшь в квартиру или так и будешь на пороге стоять? – спросила я, но жених даже не шевельнулся. Ну и что на него нашло? Я возмущённо выдернула листок и развернула. О, нет. Опять стихи?

Но в этот раз сподобился на нечто большее, чем несколько строчек. Чтоб закончить это шоу, прочитала:

'Как ты могла, как ты посмела в таком обличии прийти?

Надеть чужую маску взора, ввергая в трещину позора

Мои надежды и мечты.

Куда девались жесты речи, откуда брань коварство ложь?

И взгляд метающий картечью, давящий на грудь и на плечи,

Слова разящие как нож.

Где честь, где разум, где преданье и сердце ль прячется в тебе?

В твоей груди, в твоём сознанье, где нет и тени покаянья

К моей незыблемой судьбе.

Я не корю твою измену, я низвергаюсь в мрак теней.

Не верю, что ты не хотела, ведь ты смогла, ведь ты сумела,

Поклясться жизнею моей.

Вот что за дичь? Небось, всю ночь ваял своё произведение и меня в чём-то обвинил. Вернее Бурундуковую, потому как я ни сном, ни духом о чём тут вообще идёт речь. А этот поэт недоделанный, руки на груди сложил и в обиженку начал играть.

– И? – я вопросительно помахала листком. – Что это?

– Не отрицай, я всё видел, – не оглядываясь, выпалил он, – как ты могла?

Я потёрла лоб пальцами, потом почесала затылок. Ничего путное в голову не пришло. И как выяснить, что за клятву могла дать Ева, да ещё и поклялась его жизнью? Учитывая, что информации явно не хватало, сказала:

– Послушай Валера, у меня через полтора часа экзамен, а ты говоришь загадками. Нашёл шикарное время для этого. Давай или говори конкретно или встретимся после экзамена.

Он соизволил посмотреть мне в глаза. Побуравил с полминуты и строго спросил:

– Кто это?

И сказал это таким тоном, что я невольно оглянулась в поисках третьего лица. Никого не обнаружив, принюхалась, решив что Валерик где-то с утра или ещё с вечера наклюкался и теперь ему кто-то мерещится. Может, потому и в квартиру не заходил и старался смотреть в сторону, чтобы шлейф не потянулся за ним. И на поэзию потянуло. Ну а что. Был у меня знакомый поэт, так он на трезвую голову ничего не сочинял, отстой получался. А после пятой рюмки – что ни строчка – то шедевр.

– Валера, – я глянула на юношу с подозрением, – с тобой всё в порядке? В смысле, как себя чувствуешь?

– Не прикидывайся, Ева, – он повысил голос, – я всё видел.

– Да что ты видел? – не выдержав, тоже гаркнула в ответ. Прислушалась к своему голосу. А ведь начало получаться. Ещё немного и проявится голос Синициной.

– Я видел, как ты с ним целовалась, – выдал Валера, наклоняясь через порог.

– Что я делала? – не сразу сообразила, о чём идёт речь, и на всякий случай снова оглянулась. Нет, в квартире точно больше никого не было.

– Целовалась, – повторил жених и несколько раз моргнул, а потом добавил, – с милиционером.

Я едва не расхохоталась, но потом вспомнился вчерашний вечер. Вроде темно было, и я оглянулась по сторонам. Валерик за мной следил, что ли?

– Вчера вечером? – Улыбнулась. – Подглядывать нужно было лучше. Это был дружеский поцелуй. Мы с ним друзья, он меня провёл домой, потому что на улице уже темно было. Я и поцеловала его слегка в щёчку. Вроде спасибо сказала.

– В щёчку? – Валера нахмурил брови, вероятно пытаясь вспомнить, выглядел поцелуй дружеским или нет.

– Конечно, – подтвердила я.

– А что ты делала так поздно на улице? – его глаза прищурились.

– Променад перед сном. Последние дни готовилась к экзаменам, и уснуть не могла. Чаще бы заходил, сам бы меня проводил. А то появляешься, раз в пятилетку, а потом возмущаешься. И вообще. Мне нужно одеваться и двигать на экзамен. А если что вчера тебе показалось, надо было подойти. Или испугался милиционера?

– Я не испугался, – набычился он, – я обиделся и ушёл домой.

– Ага, – поддакнула я, – муза посетила. Побежал домой строчить стишки. А чего приходил?

Он шмыгнул носом и сделал несмелый шаг в квартиру.

– Да заходи уже, – я потянула его за ворот пиджака, и когда он оказался в коридоре, захлопнула дверь, – ну и? Зачем приходил? Сам же сказал вчера, что встретимся на перроне.

Он прокашлялся.

– Так кто это был?

– Да не бери в голову, знакомый отца. Случайно встретились, давно не виделись. Поболтали о том, о сём и он ушёл. Надо было подойти, и всё сам бы выяснил сразу.

Валера задумался, почесал макушку и неуверенно сказал:

– А мне показалось…

– Когда кажется, креститься надо. Убежал он, а теперь претензии предъявляет. А приходил то зачем? Да ещё так поздно.

– Я пришёл рано, но Прасковья Дмитриевна сказала, что тебя нет. Мы с ней чаю попили, а потом я почти два часа ждал тебя здесь, около подъезда, – он сделал паузу и опять с прищуром посмотрел на меня, помолчал и добавил, – и дождался.

– Не начинай по новой, – рыкнула я, – по пятому разу крутишь. Если только за этим пришёл, то до встречи на перроне. У меня экзамен сегодня, а ты мне настроение поднимаешь. Или ты специально? – теперь я прищурилась, – или тебя кто подослал настроение испортить, чтобы экзамен провалила? Ну-ка отвечай. – И я, сделав страшное лицо, надвинулась на жениха. А потому что нечего. Претензии он пришёл предъявлять.

Валера выпучил глаза.

– Я приходил сказать, что билет сдал. Я еду на военно-патриотический комсомольско-молодёжный слёт вместе с тобой. Приходил обрадовать, а тебя не было дома. Вот и ждал.

Я зависла. Комсомольско-молодёжный слёт на Кубу, где я должна спеть песню на французском языке для какого-то графа? Но Тория говорила, что слёт будет только летом следующего года, а к тому времени я рассчитывала как-нибудь отбрыкаться от такого сомнительного мероприятия. За целый год уж точно можно что-нибудь придумать. А уж если всё равно от поездки не отвертеться, то выучить наизусть эту чёртову песню. Правда, для этого нужно было ещё порыться в вещах Бурундуковой. Где-то ведь должна она была записать слова. Да и французский подучить, а иначе странно будет выглядеть девушка, не знающая языка и сочиняющая на нём песни. Ну и о каком слёте идёт речь? Или его решили сдвинуть на год?

Почувствовала как бросило в жар.

Осторожно поинтересовалась:

– Какой слёт, Валера? Ты ничего не путаешь? Я еду на слёт?

– Ну да. В райкоме решили тебя вписать. Как самая юная девушка, которая награждена медалью за охранение общественного порядка. Ты этого ещё не знаешь, я и приходил сообщить эту новость.

– В смысле вписать? – я совсем заблудилась. Тория ведь говорила, что меня и так вписали как обязательное. Из-за графа.

– Так ты ведь особо не блистала нигде, – Валера пожал плечами, – а скачки, где ты мастер спорта, на военно-патриотическом слёте устраивать не будут.

Я похлопала ресничками.

– А когда на слёт ехать?

– Послезавтра. Я не пойму, ты совсем не интересовалась? На комсомольских собраниях сколько раз обсуждали.

– Так я болела. Сначала в одной больнице, потом в другой. Вот и не ходила.

Валера глянул на меня растерянным взглядом.

– Ева, слёт начали выносить на комсомольские собрания ещё с марта месяца. Ты совсем не ходила?

Ну, Люся. Это она уж точно должна была рассказать. Хотя если Ева не должна была участвовать, то зачем рассказывать? Но следовало выяснить – едет ли Люся на слёт.

– Конечно едет, – подтвердил Валера, – у неё же разряд по шахматам.

Неожиданно. Люся и шахматы, а мне про это ни гу-гу или Бурундуковую настольные игры не интересовали. Вовремя пришла информация, я-то играла и совсем не плохо. Больше в «очко» гоняли или в «секу» на копеечку, но и шахматы уважала.

– А что там ещё будет?

Валера задумался, словно и сам был без понятия.

– Ориентирование, стрельба по мишеням, разборка оружия.

Заинтересовало. Если не слишком выпендриваться, то рейтинг к своей репутации можно было добавить.

– А куда едем?

Валера расплылся в улыбке.

– В Крым!

– В Крым? – удивлённо протянула я. – Не ближний свет. А почему так далеко?

– Да ты что, – глаза у Валеры снова непроизвольно расширились, – это же военно-патриотический комсомольско-молодёжный! Со всего Союза приедут. Из всех Союзных республик. Это же соревнование и мы будем бороться за честь своего города.

У меня даже дыхание перехватило. Вот это размах. Со всех республик. Нечто похожее на Олимпиаду. Задумалась. А я, стало быть, как стоп сигнал зайца. И если бы не медаль никто меня никуда не вписал. Даже обидно стало за Бурундуковую. И что я там буду делать? Попой вилять? Типа: «А у нас во дворе есть девчонка одна».

– А что, команды уже сформированы? А если я тоже хочу участвовать, что тогда? – всё же решила выяснить.

Валера заулыбался.

– В команды вошли самые лучшие, чтобы победить и привезти переходящий вымпел.

Ах, вымпел привезти. Ну конечно, тогда дадут какие-то фонды и путёвки бесплатные и прочее. А потом ещё в августе в Белоруссию ехать на нечто подобное, но по иностранным языкам, чтобы кто-то в Сергеевку на грязи махнул. СССР, твою мать.

Вероятно, моя физиономия скривилась и вкупе с причёской стала выглядеть не совсем презентабельно, судя по реакции женишка, который отпрянул и его лицо приняло озабоченное выражение.

– Что с тобой, Ева?

– Сегодня экзамен по-иностранному, завтра по физре, послезавтра ехать. Хоть бы пару дней дали, отдохнуть, собраться. А то с места в карьер.

– Так тебе не нужно будет физкультуру сдавать. Тебе и так выведут пять баллов.

И снова мне удивляться.

– Почему?

– Да ты что⁈ – воскликнул Валера. – У тебя ранение, какие нормы ГТО ты собралась сдавать. Это все прекрасно понимают. Задержав преступника, ты автоматически сдала физкультуру.

О! Приятный бонус. Жаль, что и от иностранного не освободили.

– Ладно, – я кивнула.

Можно будет собраться, шопинг по магазинам устроить. Что-нибудь полезное прикупить, если найдётся таковое. Заодно часики себе поискать, а то чувствовала себя как в каменном веке. В ювелирку заглянуть. И, что там Петя говорил про Тарухана? Нужно будет позвонить, а то после прогулки по кладбищу он совсем пропал.

Глава 4

Всё ж таки СССР не совсем здоровая эпоха. Это я так по отношению к подросткам и слава тебе Господи, что не попала в 8–9 летнего ребёнка. Не знаю, как таким жилось, но появилась уверенность – не сладко.

На экзамен зря торопилась. Никто меня пропускать вперёд не собирался, а даже наоборот, сидела в вестибюле на подоконнике и ждала, когда все отстреляются. Пару раз поступило предложение пойти сдать с французской группой, но я отрицательно мотала головой.

В класс запустили последней, когда там находились всего три преподавателя. Уже известная мымра, девочка лет двадцати пяти с дурацким хвостом на затылке и маленькими глазками. К тому же она после каждого моего предложения надувала щёки делая возмутительный вид. И для чего? Она задавала вопросы на ломанном английском, который вероятно считала верхом совершенства, а мой идеальный южный стандартный воспринимала отрицательно.

И был взрослый дядечка, лет за шестьдесят с маленькой бородкой, редкой и неубедительной.

Он косился на меня с подозрением и что-то постоянно строчил ручкой в толстой тетради.

В общем, английский у меня принимать явно не хотели, хотя я ответила на все вопросы и кучу дополнительных. Именно кучу, не меньше двадцати. И про Джека Лондона и Марк Твена и ещё чёрт знает сколько разных иностранных классиков впендюрили, пытаясь меня поймать на каких-то ошибках. Два часа мурыжили, но, в конце концов, отпустили. И то, только после того как я полезла в бутылку и заявила, что эта молодая деваха не может принимать у меня экзамен, потому что не знает английский от слова «совсем».

Дурацкое выражение, конечно, но в XXI веке его не использовал только глухонемой, а уж для 1977 года прошло на ура. Сидели и пялились на меня как на статую в музее, которую сваял какой-нибудь мастер в 10 веке до нашей эры.

Мальчик Петенька кладбище не забыл, да и поцелуй, наверное. Разговаривал со мной вяло и неохотно, пытаясь увильнуть от срочного свидания, и никакие доводы его не воодушевляли.

И только когда я, плюнув на уговоры, потребовала адрес Тарухана, он оживился. Надо же, обрадовался что мне нужен как собаке пятая нога. Ещё один минус эпохе социализма. Возможно, имел процент с вероятного клиента. А я была более чем вероятный. Я целый день выделила себе на приобретение необходимых товаров, и пока одноклассники бегали и прыгали как кузнечики – вызвала по телефону такси.

Решила так поступить по серьёзной причине, подсказал отец Люси, когда ненавязчиво поинтересовалась непонятным наблюдением. Такси с горящим зелёным огоньком пролетало мимо жаждущих на нём прокатится. Напрасно размахивал народ всеми конечностями, таксисты на стоящих у обочины совершенно не обращали внимания.

Так что если куда нужно – лучше заказать такси.

Но и тут было – не слава Богу. Девушка на другом конце провода сообщила время и я зависла. Ещё бы, ждать следовало больше часа. Если и «Скорая» прибывает так же поспешно, то ежели прихватило сердце, можно было звонить сразу в морг.

Старенькая «Волга» пропахшая насквозь парами бензина, к которым примешивались ещё какие-то неприятные запахи, тащила меня до нового микрорайона почти сорок минут, из чего я сделала два вывода. Либо Кишинев в 1977 году был больше Москвы XXI века, либо водитель драндулета решил меня подвезти самой длинной дорогой, где вместо привычного асфальта лежала булыжная мостовая. Мимо полуразрушенных хибар и вероятнее всего очистных сооружений, от которых воняло до конца поездки. И только в паре километров от высоток, мы, наконец, выбрались на новую дорогу, на которой было полно строительной техники.

Водила остановился напротив угла дома и указал на прибитую табличку, тем самым сообщив, что я таки да добралась.

Петю увидела сразу, едва выбралась из автомобиля. Находился в беседке, близняшки той, около которой мы познакомились, но имела реальное отличие. До нее еще не добрались вандалы.

Прилизанный, в уже знакомом костюме сидел как воробей на жердочке. Всё ж таки скамейки успели выломать и, закинув ногу на ногу, дымил папиросой.

Оказалось ещё и курит, хотя в последнюю встречу не заметила за ним пагубной привычки. И ротик его пах вполне вкусно.

Но прежде чем показаться на глаза мальчишке, вспомнила про ещё одно важное дело и то, благодаря телефонной будке, которая стояла как раз на углу дома. Прикрыла рот рукой и, стараясь сделать голос хриплым сообщила доблестным защитникам общественного порядка, где они могут отыскать парочку трупов, если конечно поторопятся.

Завидев меня, парнишка подскочил как ужаленный и, бросив окурок на землю, тщательно затушил каблуком, а потом негромко пробурчал:

– И что так долго? У меня уже ноги затекли.

Ноги у него затекли, видишь ли. А то, что живёт у чёрта на куличках и к нему ещё дорогу нормальную не проложили – это ничего.

Таруханов Виктор по прозвищу Тарухан проживал на третьем этаже длинной, извивающейся как змея девятиэтажки. Даже не смогла разглядеть, где у неё последний подъезд.

Квартира оказалась четырёхкомнатной с широким длинным коридором. Неожиданно, даже в прикидке с XXI веком это была модерновая хата. Умели строить и в Советское время.

Мальчишка лет тринадцати провёл нас в большую залу, пол которой занимала железная дорога. С подъемами, туннелями, разъездами и перекрёстками. По путям грохоча, мотались два тепловоза из труб которых валил дым, запах которого очень был похож на табачный. Что вероятнее всего так и было.

Но дорога шокировала. Такая и в моё время в магазинах не лежала, а сколько могла стоить даже представить не могла.

И за всем этим наблюдал парень, примерно возраста Синициной, с массивным пультом в руках, провод от которого тянулся, вероятно к станции железной дороги.

Худой, невзрачный, с жиденькой бородкой и стрижкой под ёжика.

Единственное за что зацепилась – его глаза. Карие, красивые. Ну и за брюки. Мелкий вельвет, маде ин оттуда. И сразу сделала вывод, что попала по адресу.

Виктор скользнул по мне взглядом и что-то щёлкнул. Паровозы мгновенно замерли, и наступила тишина, а хозяин роскошной квартиры, отложив пульт, ещё раз оглядел меня.

– Какая-то ты слишком молоденькая для самостоятельного плавания, – бросил он мне и уселся на трёхногую табуретку.

Нам сесть не предложил, да и не на что было.

Я рассмеялась и кивнула на вагоны:

– А ты не слишком стар для этого?

Он нахмурился, оглядел комнату и спросил:

– Что надо?

Стало понятно. Хотел меня поразить игрушкой. Ну да, впечатлилась, но и только. Даже если бы и хотела нечто подобное приобрести, так для начала частный дом прикупить с большим огородом, а иначе где раскладывать? Захламлять квартиру не пожелала бы.

Я вытащила из кармана два листка и протянула один Виктору, спросив:

– Такое есть?

Он нахмурил брови и пошевелил губами, словно пробуя на вкус, а потом вопросительно уставился на меня.

– И что это?

– Материал такой. Больше интересует в верхней строчке.

Он пожал плечами.

– Даже не слышал о таком, но может Машка знает, – и он перевел взгляд на второй листок в моей руке, – что-то ещё?

Я кивнула и подала ему то, что его точно должно было заинтересовать.

Парень мгновенно оживился, увидев привычные названия. Пробежал глазами изучая, хмыкнул и, глянув на мою грудь, спросил:

– Чё, в самом деле третий?

Я тоже машинально перевела взгляд и усмехнулась. А то не видно. Но подразнила:

– Второй, но я вату подложу.

Витя снова оценил мои размеры, уткнулся в листок и недоверчиво спросил:

– Вату? В купальник?

Я прыснула. Ну а что ему ответить если тугодум.

– А, – догадался он, – шутишь так, – потом взял ручку и стал проставлять против каждого товара цифры.

Вытащил из небольшого ящика калькулятор, отчего и я оторопела. Есть калькуляторы? А в магазинах на счётах подбивают бабки? Сюрреализм какой-то.

– Тысячу двести, – он оторвал взгляд от листа и с интересом посмотрел на меня.

И было в этом взгляде что-то еще, отчего я негромко хихикнула.

– Шутник. Я тоже с ценами знакома и больше 800 не дам.

– Твоё дело, – он оскалился, – но я в принципе так и думал, откуда у тебя такие деньги?

– Свои деньги я считать умею, – скривилась я, – покупала нечто подобное и знаю цены. Не хочешь, это твоё дело, сиди на тряпках.

Врала, разумеется. Не была знакома с ценами фарцовщиков ни разу. А то представление что имела по вещам из Болгарии, сюда приплести никак нельзя было. Но остались в памяти кадры из фильмов, в которых с такими деятелями следовало обязательно торговаться, иначе тебя будут держать за лоха.

Развернулась и пошла мимо Пети к выходу.

– Ну ладно, – догнал меня сзади голос, – берёшь много, сделаю скидку. 1100 и точка.

– Ровно 1000 и договорились, – ответила я разворачиваясь.

Он пожелал нижнюю губу и кивнул, а потом громко крикнул:

– Машка, иди сюда!

Его голос эхом умчался в другие комнаты, и наступила тишина. Не только никто не отозвался, но даже звука не единого не раздалось, словно кроме нас и не было никого в квартире.

Витя в недоумении вытянул шею, прислушиваясь, потом глянув на мальчишку, который встретил нас, сказал:

– Маша ушла?

Паренёк пожал плечами.

– Я не знаю, я ведь здесь был.

А где ему ещё быть. Конечно здесь. У бедолаги взгляд восхищенный и устремлён на паровозы.

– Ну так сходи, глянь, чего стоишь?

Мальчишка нехотя развернулся и, бросив ещё один взгляд на рельсы, покинул комнату.

Отсутствовал он долго, уже решила, что сегодня ничего не получится и лихорадочно соображала где найти ещё одного торгаша, как вдруг дверь бесшумно отворилась и на пороге замерла женщина. Изначально даже показалось что ей давно за сорок, так непрезентабельно выглядело её лицо, а особенно левый глаз вокруг которого сиял всеми цветами радуги бланш. Но присмотревшись, поняла, что именно этот овального вида синяк, от которого расползались в разные стороны фиолетовые полосы её и старил. А так, если сосредоточиться на нетронутой половине лица, можно было дать не больше 25.

Но приколол меня халат. Она набросила его небрежно на голое тело, а то, что на ней нет нижнего белья я сразу просекла. Тот самый, с зайчиками и белочками, который в этом мире встретил меня первым. Видимо ничего лучше Советская промышленность придумать не смогла. Увидев Петю, дамочка запахнулась чуть сильнее, однако оставив выразительное декольте нетронутым. Профессиональным взглядом оценила мой прикид и распознала потенциального клиента, но не подала даже виду, а просто уставилась на Витю и негромко произнесла:

– Ну и? – Как показалось, спросила. Кашлянула и продолжила. – На время никто не смотрел? Вчера Вовчик приехал, она товар принимает.

Витя снова пожевал нижнюю губу.

– А ты чего здесь? Почему не помогаешь?

– Вот только меня там и не хватает с такой физией, а к тому же у меня сегодня вестибюль кроме палат. Сейчас подмажусь и поеду.

Витя покивал.

– Я забыл. Но ты это, проводи девчонку к Машке, у неё заказ и вроде по первому списку всё есть.

Женщина хмыкнула и продефилировала к парню, взяла оба листка и застыла. То ли одним глазом было сложно смотреть, то ли заплывший не давал нормально фокусироваться. Но потом всё разъяснилось. Она развернула листок в мою сторону и спросила:

– А это что?

Захотелось выматериться. Если женщина не знает, то мужики и подавно. Оставалась одна надежда на неизвестную Машу.

– Материал такой, – подсказала я, – прочный и лёгкий.

– Материал? – с удивлением произнесла она, – первый раз о таком слышу. А что из него шьют?

Что шьют? Объяснять, разумеется, я не стала. Никакого смысла. То, что я собиралась из него сделать, ещё не имело названия. В СССР уж точно. Поэтому ответила вопросом на вопрос:

– Какая разница?

Она только пожала плечами и ничего не ответив, глянула на второй список. Пробежала сверху вниз и, хмыкнув, кинула на меня уважительный взгляд.

– Ладно, я сейчас, – сказала она, то ли мне, то ли Вите и грациозно удалилась.

– Моцарт, – произнёс внезапно Витя, а я с трудом вспомнила прозвище Пети, – ты это, свободен пока. Топай, дальше мы сами.

Петя шмыгнул носом и не глядя на меня, развернулся и вышел из комнаты. Ну точно, с меня ему что-то полагалось, а глядеть мне в глаза стыдно. Из-за поцелуя? Можно сказать почти девственность потерял тогда, около кладбища. Едва не расхохоталась.

– Что? – Витя провёл ладонью по своей жиденькой бородке. – Что-то не так?

Всё таки улыбка у меня на лице проявилась, а этот гусь принял её на себя. Пришлось успокоить, мол, это я о своём, девичьем.

Но парень не поверил. Поднялся со стула и, перешагивая через железную дорогу подошёл к шкафу, открыл дверцу и стал на ней что-то разглядывать из чего я сделала логичный вывод. Упёрся своим лицом в зеркало и разыскивал изъяны.

Тут уж точно не выдержала и рассмеялась.

Спасла от каверзных вопросов моя провожатая. Заглянула в комнату и, кивнув мне, сказала:

– Пошли.

Я подошла к Вите, вытянула из его рук свои каракули и потопала вслед за дамочкой.

Пока шли, успели познакомиться. Почти угадала, ей было 23 года, звали Светланой. К тому же девочкой она оказалась разговорчивой и за пять минут поведала о своих проблемах. Вероятно моё лицо располагало к душевной беседе.

– Блузку умыкнула, – она хмуро кивнула в сторону подъезда, из которого мы вышли, – хотела загнать, а тут менты облаву устроили. Я и попалась.

– Ого, – я от удивления даже рот раскрыла, – так это тебя так в ментовке разукрасили?

– Это? – она ткнула пальцем себе в подбитый глаз, – нет, конечно. С чего бы им. Просидела в КПЗ пару часов и отпустили. Даже блузку отдали.

– А от кого тогда такая честь? – поинтересовалась я.

– От Витюши, от кого ещё. Он же меня из КПЗ и забрал, у него там всё схвачено. Ну и блузку признал. Их всего 10 штук привезли. Дорогущие.

И кто ей доктор? Но поинтересовалась:

– И чего тогда здесь? Свалила бы к монахам.

Света глянула на меня как на больную.

– Ты чё подруга, рехнулась?

У меня даже судорогой горло свело. Он ей такой синячище поставил, а я рехнулась.