Текст книги "Оторва. Книга пятая (СИ)"

Автор книги: Ортензия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Глава 30

Повезло. На фоне громоподобного хохота, который устроили Каренин и старлей, моё ржание выглядело блеяньем маленькой овечки. Так ещё и мой личный охранник, сидевший напротив, давился смехом.

Сколько Тыгляев баек знал про армию, но о таком даже не слышал. Не упустил бы случая рассказать.

– Слушай, – вспомнил старший лейтенант, – а что за траншея поперёк дороги появилась? Мы едва в неё передними колёсами не грабанулись. Вам что делать было нечего? Как теперь на другую сторону выезжать?

– А вы и про это ничего не слышали? – Обрадовался капитан свободным ушам. – Так это из-за Маркулеску.

– Какого Маркулеску? – Переспросил Каренин. – Костюм, что ли?

– Ну да, – кивнул капитан и хихикнул, – тот самый, которому мама прислала деньги, чтобы он себе цивильное пошил на дембель, а мы его на пятый день в Евпатории нашли в женской общаге.

– И что он на этот раз отчебучил? – Заинтересовался старлей.

– Бахтиярову Жигули отремонтировал, – снова хихикнул капитан, – генерал пообещал, что если найдёт неисправность, он ему лично дембельский приказ выпишет.

– А, Костюм, с каких пор в автомобилях стал разбираться? – спросил Каренин.

– Так он и не разбирается, но пообещал всё сделать. Ну ты слушай дальше. Через час прикатил Маркулеску к штабу на Жигулях. Генерал спускаться не стал с третьего этажа, а позвонил, как и обещал в автобат и приказал выдать дембельские Костюму. Он и так тут две недели пересидел. И всё бы получилось, если бы не Устамбеков со своей самоволкой.

– Ничего не понял, – произнёс Каренин, – что получилось и, причём тут Устамбеков?

– Ну так ты не перебивай, – обиделся капитан, – я рассказываю. Маркулеску с вечера на хлеб крем сапожный намазал, а утром скормил эти бутерброды Устамбекову. Вот тому, с вышки и почудилось, что его невеста, без паранджы с каким-то мужиком за холм пошла, он и побежал догонять. А при ЧП, сам знаешь, все в ружьё и ловить беглеца. Вот и Маркулеску погнали. Он ведь генералу автомобиль не отремонтировал на самом деле. Тельфером двигатель вытащил и посадил двух духов, чтобы они, значит, кружок по плацу сделали. А когда генерал решил прокатиться на любимой ласточке, тогда и обнаружили под капотом этих придурков. Вот и выходит, что не скорми Маркулеску бутерброды Устамбекову, успел бы уехать из части, а теперь что с ним будет, неизвестно.

Пришлось реально зажимать рот свободной рукой. Какой разгул фантазии у парня или это у него проявилось от желания покинуть доблестные вооружённые силы? И вот на хрен, такие в армии нужны?

– Ну и причём тут траншея, – спросил старлей в очередной раз отсмеявшись, – я ведь за неё спрашивал. Зачем вырыли?

– Ты бы слышал как генерал орал, – пожал плечами капитан, – и приказал копать ров отсюда и до обеда в полный рост. Обещал лично проверить.

– Хорошенькие дела у вас творятся. И где этот герой? – поинтересовался Каренин.

– Костюм? Так в автобат ушел. Ему генерал два дня дал на ремонт машины.

– Пешком? – удивился старлей.

– Часа два назад, – подтвердил капитан, – дембель, не дембель, но если бы остался, ему ночью всей ротой тёмную устроили. Сначала гонялись за Устамбековым, потом копали, теперь ученья. Все злые. Так что от греха подальше.

– Вот это у вас тут весело, – рассмеялся старлей, – а что за бензовоз стоит, – он кивнул в сторону.

– Бензовоз, – подтвердил капитан, – для слёта, – туда бензиновую ВПэЛку доставили, а она жрёт будь здоров.

– Да ладно, – не поверил Каренин, – сколько туда электричества нужно?

– А 375-ую не хошь? – Усмехнулся капитан. – Туда восемь плит привезли и сорок утюгов. Почти полторы тысячи людей и всем срочно гладить вещи понадобилось. Так что тридцать литров в час не хошь? Ещё гляди, чтоб хватило двадцать тонн.

– Понятно, а кстати, – вдруг вспомнил Каренин, – а ты что тут делаешь? Ты ведь на слёте?

– Так за бензовозом и приехал, но если честно, в гробу я его видал, – ответил капитан и оглянулся, словно высматривая, не подслушивает ли кто.

Ну да, я же мебель.

– А что так? – хохотнул старший лейтенант.

– Да ты бы видел этих разгильдяев, соревноваться они приехали. А одна, бестия, вся из себя расфуфыренная явилась. Выдал ей форму, так она из неё посмешище сделала. Юбку укоротила до самых ягодиц, из гимнастёрки черти что сотворила, вся грудь нараспашку. Сама пигалица, ещё шестнадцати нет, а булки громадные и всем их демонстрирует. Я на месте её отца, каждый день её порол ремнём за неуважение старших. Утюг спалила, кофе на нём варила себе, потому что без кофе, только послушай: она никакая. И представь, землячка этого Маркулеску. Они, наверное, в Молдавии, все с придурью. А замполит ей благоволит, говорит, батю её знал, давно. Врет, поди, польстился на её ножки и всё остальное.

Я, на всякий случай, вся скукожилась и прикрыла лицо рукой. Если сейчас узнает во мне ту самую, они мне втроём всыпят по первое число. А я с прикованной рукой и сдачу дать не смогу. Уж лучше замполита дождаться, кругленького, добренького. Тем более если он действительно знал в прошлом отца Бурундуковой. Неожиданный поворот, а мне ни слова не сказал.

Парни посмеялись над незадачливым капитаном и Каренин, наконец-то поинтересовался, если майор не приезжал, а то им груз сдать ему нужно. Ага, так и сказал – груз. Но уж лучше так. Намекнул бы про английскую шпионку, капитан точно полез разглядывать чудо невиданное.

– Так он здесь. Он минут за двадцать до вас приехал и что самое интересное, сам за рулём. Даже не знал, что он водить умеет. Прилёг, сказал разбудить, как ты появишься. С этим слётом вторые сутки на ногах, а тут ещё и это. Влетит Дружинину, как только на глаза ему явится. А что у вас за дело? А то он мне на вопрос только кулак показал.

– Вот и я тебе сейчас покажу и не только кулак, – вспылил мгновенно капитан, – вместо того чтобы бежать и будить, он лясы точит. А я, между прочим, в отпуске. Давай, сообщи.

– Ну ладно, ладно, – капитан обиженно махнул рукой и потопал в сторону палаток.

Вдали раздался треск мотоцикла и через несколько секунд рядом остановился глазастый паренёк на Яве.

– А ты куда пропал, – сразу накинулся на него Каренин, – я думал ещё и тебя разыскивать придётся.

– Там яму вырыли на дороге, я и не заметил, – стал оправдываться солдатик, – пришлось всё выгрузить, чтобы вытащить, насилу управился.

– А где твои глаза были? – Уже беззлобно сказал капитан и махнул в сторону часового стоящего около сетки. – Давайте вдвоём всё внутрь заносите.

Меня отстегнули в последнюю очередь и проводили туда же. Спасибо хоть наручники не стали вновь надевать.

– Товарищ капитан, – поинтересовался солдатик со штык ножом, – мне её охранять? А если она через сетку полезет?

– И вещдоки, которые занесли. – Подтвердил Каренин. – А в помощь тебе ещё двое. С автоматами. И никуда она не денется. Ты пробовал по этой сетке лазить?

– Никак нет, – часовой отрицательно мотнул головой.

– А ты попробуй, а потом будешь задавать глупые вопросы, – Каренин усмехнулся и захлопнул калитку.

Я внимательнее присмотрелась к ограде. Сетка, как сетка, только с мелкой ячейкой. В обуви сложновато будет, но босиком управиться, наверняка получится. Но, если думают, что невозможно, пусть так и думают.

Замполит задерживался, а мне вдруг захотелось есть. Причём конкретно, словно кишки марш играть начали. Капитан со старлеем уселись в автомобиль, солдатики, что меня сопровождали, на кучу песка, которая была вывалена тут же под сеткой. В общем, никому пока до меня дело не было, и я решила подкрепиться.

Достала банку с килькой и покрутила её перед глазами.

Синицына, твою мать. Я еду заказывала в Пятёрочке и консервы, которые привозили оттуда, имели колечко. Потяни и откроется. А чем я собиралась эти банки вскрывать? Технологии двадцатого века, которыми владел Петенька, мне были недоступны, а как открывал Пуговкин подобную консерву, в каком-то фильме, я помнила. Никак. Хороша бы я была сидя в пещере и таращась на продукты, до которых добраться невозможно.

Сплюнула под ноги и взяла коробку с тортом. Сняла верхнюю часть и уставилась на это чудо кондитерской фабрики. И это грильяжный? Похоже, от него была только коробка, а внутри просто вафельное печенье. И за что целый рубль, спрашивается, содрали?

Почему назвали тортом, стало понятно, когда попыталась вытянуть кусочек. Он не был разрезан, цельный на всю коробку, вот и обозвали так. Оторвала сбоку часть картона и, вытолкав торт на свет Божий, раскрыла рот в предвкушении наслаждения. Громкий возглас, относящийся явно ко мне заставил закрыть рот и обернуться.

Часовой, млять. Смотрел на меня и ругался:

– А ну немедленно положи вещдок где взяла! Руками не трогать, и отошла к дальней стенке!

Я глянула на него, как ненормального. Во-первых, я это купила на свои честные сбережения и деньги одноглазого старлея считала таковыми. Что с боя взято, как говорится – моё личное. А во-вторых, где он здесь стенку увидел, придурок? Я в клетке из сетки, как её там, рабицы.

А ещё прикинула, пока он откроет калитку, пока ему придут на помощь, чтобы отобрать у меня продукты питания, я запросто полтора торта умять смогу и хоть немного заморить червячка.

Поэтому показала часовому фак и, раскрыв рот пошире, откусила здоровенный шмат.

– Товарищ капитан, – заорал часовой, не отводя от меня взгляда, – она вещдоки уничтожает!

Двое с автоматами подскочили с песочка и растерянно начали переглядываться. А что они могут сделать? Пригрозить? Расстреляют за то, что ужинаю?

Старлей и Каренин прибежали как на пожар и уставились на меня. Им тоже показала фак и отвернулась. Не знаю, поняли они, что это такое или нет, но Каренин беззлобно сказал:

– Да пусть ест, а то худющая как глиста.

Я едва не подавилась. Вот же сволочь, как он оценил мои прелести. А ему что, буренка нужна в постели? Бычара недоношенный. А я ещё жалела, что замполит его без мыла поимеет, когда выяснится, какого иностранного шпиона он приволок, зараза. За это, проглотив очередной кусок, нагло потребовала:

– Капитан. Прикажи часовому мне выдать штык-нож. Консервы нечем открыть.

Ожидаемо в ответ прилетело нечто невразумительное. Ну и флаг им в руки. Достала колбасу и, оторвав горбушку от хлеба, продолжила ужин. Потом взяла две бутылки Боржоми и, упираясь крышками друг в друга, откупорила одну.

– Ничего себе, как ловко, – высказался старлей наблюдая за мной, – первый раз вижу такой способ.

– Потому что привык бутылки с пивом макаркиным открывать, – усмехнулся Каренин.

Он явно, что-то хотел ещё сказать, но в этот момент сбоку ударил свет фар от нескольких машин и донёсся рокот двигателей.

– О, а вот и народ с учений явился, – сказал старлей. Чует моё сердце, что ты раньше утра не покинешь расположение.

– Догадываюсь, – буркнул в ответ Каренин и вернулся к автомобилю.

На моё удивление на освещённое фонарями пространство около палаток выехали не Уралы или нечто военное, а три ЛиАЗа, копия того утконоса на котором наш отряд добирался из Симферополя. Остановились, заглушив двигатели, и в салонах зажёгся свет.

На новобранцев, сидящие в автобусе парни и девушки, похожи не были, а вот на комсомольцев, явившихся на слёт, отстаивать честь своей республики – вполне. Только за каким лешим их в расположение полевой части занесло, а не в развёрнутый лагерь, где собирались соревнования устроить, было непонятно, но интересно. Поэтому с удовольствием уставилась на автобусы, хоть какая-то развлекалочка.

Из тамбура палатки выбрался замполит, а вслед за ним рассказчик юморных историй про армию и оба уставились на автобусы и нужно так понимать, с изумлением.

Я уселась удобнее, хотя какое удобство на деревянном ящике, и запив водой, хлеб с колбасой, снова принялась за торт. Люблю так чередовать. Я даже водку предпочитала закусывать «Наполеоном» или «Мадонной». Тыгляев меня за это тоже извращенкой называл.

А около автобусов начало разворачиваться целое представление.

Из первого утконоса вылез не только водитель, но и какой-то вояка, к сожалению, погоны разглядеть не удалось, но мужик был явно в возрасте и принялся что-то докладывать замполиту, отчего у последнего лоб покрылся испариной. Так предположила, учитывая, что майор вынул из внутреннего кармана нечто, похожее на платок и, обнажив голову, стал её усиленно протирать, начиная со лба. Потом напялил фуражку обратно и, глянув на водителей, которые успели сгруппироваться вокруг, громко рявкнул.

Опуская нецензурные слова, можно выразиться так. У автобусов баки пустые и водилы не нашли ничего лучшего, как отправиться ночью разыскивать определенную в/ч, где их должны заправить. А в Черноморском им отказали в связи с тем, что воинская часть, которая отвечает за проведение слёта, в этом месяце выбрала все фонды. На что майор выдал длинную матерную тираду, совершенно позабыв о вольных юных слушателях в автобусах, заявив, что именно для них, был выделен соответствующий мизер топлива и оставлен на базе. Водилы дружно закивали, мол, мизер и получили, по 200 литров на нос, но в договоре ясно прописано 350. А тех двести как раз и хватило от Оленевки до Симферополя и обратно, да по бездорожью и колдобинам. А им ещё в автопарк возвращаться.

Казалось бы, чего проще, вот бензовоз, залей автобусы, раз часть отвечает за слёт, тем более, что под это дело, вероятнее всего и лимит повысили и выдали в числе первых, но имелась заковырка в лице прапорщика. Низенький, метра полтора ростом, может чуть больше, всем в пупок дышал и с вполне подходящей фамилией – Лютиков. Прибежал на огонёк и грудью встал на уже принятое топливо под его ответхранение и требовал на эти 450 литров разнарядку с подписью и печатью, а иначе срывать пломбы не будет. Его-то понять можно, завтра отгонит бензовоз на слёт и сдаст его вместе с пломбами, такому же разгильдяю как и он сам и никакой ответственности. А если отлить по устному приказу, через месяц другой недостача всплывёт и получит люлей. Разберутся, вспомнят, но как говорится: осадочек всё равно останется. Были прецеденты.

А потому, не трудно ли товарищу майору сгонять в штаб и привести соответствующие бумаги? Он вообще понял, кому это предложил? А с детьми, что делать? Провожатые, которых оказалось немало, человек десять выползли из всех автобусов и активно принимали участие в дискуссии, обязательно настрочат заявления в соответствующие органы ЦК ВЛКСМ и прочие и вот тогда всем будет не до веселья.

Даже при слабом освещении было видно, что у всех участников переговоров рожи покраснели от натуги, словно последние полчаса котельцы таскали на пятый этаж, а не мирно беседовали, но к концепции так и не пришли.

И в этот момент, когда вроде начало формироваться единое мнение, вдали высветились ещё две пары фар и через несколько секунд около автобусов остановились уже знакомые, за последние сутки советские джипы, один из которых особенно и в простонародье называемый – канарейкой с большой надписью на дверце: милиция.

А когда из первого автомобиля выбрался уже знакомый майор, зять которого не без моей помощи угодил в реанимацию, я почувствовала, как между лопаток заструился пот. Не стал ждать гаденыш, когда Каренин ему меня на блюдечке с голубой каёмочкой доставит, лично сам явился.

Но вот что за хрень в расположении части творится. Не воинское подразделение, а проходной двор. Все кому не лень приезжают. Но если за майора можно было не особо волноваться, то тот, кто выбрался из УАЗика вторым, мне совершенно не понравился. Военный. В парадной форме, с аксельбантами, увешанный ими как новогодняя ёлка гирляндами, при наградах на кителе, окинул орлиным взором территорию и вальяжной походкой направился прямиком к замполиту.

Все расступились перед ним и он, раскрыв красную папку, которую держал в руках, заявил:

– Товарищ майор. Письменный приказ командира батальона, полковника Уфимцева. Немедленно передать в руки милиции, незаконно укрываемую вами Бурундуковую Еву Илларионовну, совершившую ряд тяжких уголовных преступлений.

Глава 31

Дональд Трамп выразил озабоченность. Ага, выразил он. Уверена, по сравнению с глазами замполита он ничего не выразил, хотя про озабоченность Трампа я только читала в сводках и лица при этом не видела, чтобы определить степень его озабоченности. Он каждый день это выражал. Про Байдена, вообще молчу, он по жизни озабоченный и заглядывать, что одному, что другому в глазки, не было никакого желания. А вот на товарища майора, в момент, когда франт в парадном мундире с пафосом озвучил приказ комбата, с удовольствием посмотрела, но, увы, вокруг замполита столпилась уйма народа, и разглядеть его лицо у меня не получилось. Мельком подумала встать на ящики, но только мельком. Разгляжу что либо, или нет, неизвестно, а вот поглощать глюкозу перестану, а она моим мозгам срочно требовалась, потому как выхода из создавшейся ситуации не видела.

Была бы я на самом деле английской шпионкой, майор костьми лег, но, ни за что не отдал саранче на растерзание. А вот вступаться за непонятную Еву Бурундуковую, отца которой он, возможно, знал, очень давно, но не факт, это знаете ли, под большим вопросом. Приказ командира, как ни как. А она, в смысле я, к тому же, наворотила столько дел за одни сутки, ни в одном приключенческом романе про такое не читала. Даже Паганель, с его невероятным везением влипать в неприятные истории, ни в какое сравнение.

Сейчас товарищ майор разберётся в ситуации, в которой пока плавает как свинья в апельсинах, вызовет Каренина, глянет в мои ясные очи и сдаст на радость победителей. Конечно, сдаст, как вспомнит, что по моей милости ещё и вертушку послал припугнуть неразумных хазаров. Может замполит и не давал такого приказа, что скорей всего, а командир Ми-8 сам принял решение, увидев сложившуюся ситуацию, но сути это не меняло. И что со мной сделают в советских подвалах МВД, даже думать не хотелось. А значит попадать туда ни в коем случае нельзя.

Отбросила пустую коробку из-под торта и полезла за вторым. Или мозг советскую глюкозу не воспринимал, либо мало её было в самом тортике, но ничего путного в голову не приходило.

Замполит тем временем, видимо, дочитал приказ, который ему всучил прибывший вояка и заговорил громко, чётко в своей манере:

– Какая Бурундуковая, капитан⁈ Что это вообще такое?

Капитан? Так этот франт всего лишь на побегушках у комбата. Что-то типа адъютанта, то-то вырядился, значимость свою продемонстрировать. В парадной форме припёрся или он по жизни такой? И две медали непонятные на груди. Или, в самом деле, геройский товарищ, потому его полковник и приблизил к себе.

– Что за приказ? – Продолжил майор говорить, размахивая бумажкой, – О чём вообще идёт речь? Что вы наплели командиру, что он не глядя, подмахнул, да ещё и в воскресенье? Я завтра ему доложу по форме, тогда и разговаривать будем. Бурундуковую им подавай. Да я про такую, знать не знаю.

И непонятно, забыл или прикидывается. Склонялась всё же к первому варианту. Ему диверсанта доставили, а вокруг творится непонятно что и сбоку бантик. Да и связать девочку со слёта с медалькой и каким-то уголовником в этот момент он точно не мог. Абсолютно разный типаж, даже если в лагере уже хватились меня, в чём сомневалась. Капитан об этом мог упомянуть, но не сказал, ни слова.

– Что значит наплели? – Тут же возмутился франт. – Сегодня у чёрной балки. Не вы ли вызвали вертолёт, чтобы…

Вот. Началось, блин, а глюкоза ни одной подсказки не выдала.

– Капитан, за мной, – замполит перебил адъютанта и двинулся в сторону клетки.

Ага, совершенно не для посторонних ушей разговор. Пока, не для посторонних. Не для ментов и уж тем более не спешащих на слёт. Меня решил продемонстрировать – словно зверушку невиданную. Лишь бы раньше времени не поведал адъютанту в двух словах историю, а то потом смеха не избежать.

Я откусила кусок побольше, чтобы если прозвучит вопрос, иметь время на раздумье, пока буду пережёвывать, но далеко уйти майору не дали.

Сразу несколько голосов потребовали решить вопрос с автобусами, заявив, что они прибыли первыми и в очередь за ментами им вставать не резон. У них ведь дети. Не так грубо, конечно, сказали и скорее в просительной форме, но майор остановился. Глянул на автомобиль, в котором сидели Каренин со старлеем, оглянулся и, бросив адъютанту:

– Стойте здесь, – зашагал обратно.

Даже стало жалко замполита. Со всех сторон прижали. У него дело государственной важности, а без него решить заправку автобусов не могут. Как в армии, это нормально. Подумала, снова будет спорить с прапорщиком по-поводу бензина, но майор решил всё кардинальным способом. Прошёл мимо людей ожидающих от него ответа прямиком к бензовозу. Сделал манипуляции руками, словно оторвал что-то ненужное от цистерны и, подозвав капитана, любителя баек, всучил ему это нечто со словами:

– Пломбу сохранить. Автобусы заправить по 150 литров каждый.

– А чем замерять, товарищ майор? – Подскочил тут же прапорщик, ответственный за топливо. И голос поменялся с возмущённого на елейный. Дошло, что перешёл красную черту и замполит вне себя. – Никакой посуды нет, а счётчик не работает. Это ведь лишку можно случайно слить.

Этот сольёт лишку, скорее водилы не досчитаются. Не будут ведь они возвращаться, значит можно.

– Я у тебя, Лютиков, видел банки трёхлитровые, по пятьдесят банок каждому выдать. Выполнять! – Замполит даже не оглянулся. Сказал на ходу и вернулся к адъютанту, с которым проследовали мимо клетки, на меня даже не обратив внимание.

Ну, да. Я всё ещё мебель. А на груди у франта юбилейные медали. Странное дело. Ветеранам – это понятно, им сам Бог велел памятные медали выдавать в связи с победой в Великой Отечественной. А вот молодым офицерикам с какого перепуга те же юбилейные выдавали? Вот адъютант, к примеру, он точно родился лет через пять после Победы. И за что ему?

Каренин и старлей уже подскочили и в ожидании уставились на майора.

– Где? – Спросил замполит.

– В зиповой, – отозвался Каренин, сразу сообразив, кого майор имеет ввиду.

Они вчетвером приблизились к калитке и уставились, как женщины в фильме «Девчата» на Тоську, пожирающую огромнейший бутерброд. У меня не бутерброд, вафельное печенье, но размерами не меньше.

Ну вот, момент истины. Я схомячила очередной кусок, отряхнула руки, сделала обаятельную улыбку и поздоровалась:

– Доброго вечера, товарищ майор, – а потом добавила, чтобы он меня ни с кем не перепутал, – это я. Ева Бурундуковая. Помните такую? Флаг носить буду. На слёте.

И тут же сообразила: добрый вечер не имеет ничего общего с замполитом. Во всяком случае, его глаза.

Меня, разумеется, даже в столь неприглядном виде узнал, но молчал, не меньше минуты созерцая через решётку. Даже подумалось, что подзабыл мою рожицу и теперь активно вспоминает. Или со слухом что-то произошло, и он меня не понял.

Первым заговорил адъютант, который из-за отсутствия информации заблудился в действиях майора и теперь, когда все дружно замерли, решил поинтересоваться:

– Товарищ майор. Вы мне что-то хотели сообщить конфиденциально?

Замполит оглянулся на него и, не ответив, повернул голову к Каренину. Указал на меня рукой и спросил:

– Это что?

Полный кринж. И этот меня принял за нечто неодушевлённое, а я ведь только что разговаривала как живое существо. Не заметил? Не услышал? На всякий случай поздоровалась повторно, привлекая к себе внимание.

– Так это она и есть, та самая, – растерянно выдавил из себя Каренин, вероятно уже сообразив, что звание майора досрочно ему не светит. К тому же у потенциального шпиона внезапно пропал английский акцент.

– Бурундуковая, как ты здесь оказалась? – В голосе замполита тоже прозвучала растерянность, к которой примешивалась, обречённость, что ли. Не смогла определить, но сам факт, что узнал, порадовал. Не отшибло память, а то уже стала беспокоиться.

– Товарищ майор, – я сделала серьёзное лицо, – я вам сейчас всё подробно объясню. Товарищ Каренин здесь вовсе не причём. Это исключительно всё на мне. Так сказать проявила находчивость в сложившейся ситуации.

– В какой ситуации? – Мало того, что он меня перебил и не дал высказаться, так ещё и голос возрос на две октавы. – Какая находчивость? – Он потряс бумагой в руке, вероятно, тем самым приказом о моей немедленной выдаче. – О какой ситуации идёт речь? Ты что сотворила в МВД? Что за стрельбу устроила в городе? Это всё, правда?

В руке майора разглядела две бумаги и сообразила что одна из них кляуза ментов на художества Бурундуковой, потому как вряд ли комбат в своём приказе стал бы перечислять мои заслуги. А значит и нападение на старлея со всеми вытекающими там прописали. И пляжик, небось, не забыли и качели, и что там ещё висело на молдаванке? Да мало ли что могли приплести. Соглашусь с одним, и всё вывалят сверху и утрамбуют. Значит отрицать.

Но ответить я не успела. Завелся КрАЗ, оглашая округу ревом своего мотора так, что звук двигателей автобусов, которые подъехали вплотную к огромной бочке на высокой платформе, вообще не было слышно.

Вот и поговорили. Орать теперь, чтобы донести до замполита свою историю, не очень то и хотелось. Такое рассказывается в спокойной обстановке, негромко, чтобы слова капали, как самогон из бака, а не текли быстрой речкой.

К тому же, они как по команде поморщились и оглянулись на грохот.

Захотелось подсказать, что по технике безопасности следовало детей выпустить из автобусов, а не держать их внутри как в консервной банке рядом с бензовозом. Случались истории самовозгорания.

Даже в Подмосковье пару лет назад ЧП произошло районного масштаба. Автобус на заправке вспыхнул как спичка, и вообще непонятно было, как при таком раскладе всего несколько человек получили ожог, но без смертельного исхода. Только везенье.

А вспыхнуть бензин может от чего угодно.

Это и статическое электричество или повреждение цистерны, или просто неисправность мотопомпы. Да мало ли что ещё. Додумать не успела, словно накаркала своими мыслями.

Задняя часть цистерны полыхнула, разбрасывая в разные стороны снопы огня с такой силой, что в лагере сразу стало светло как днём. Раздались громкие крики и несколько человек охваченные пламенем бросились врассыпную от бензовоза.

Замполит, адъютант и солдатики остались на месте, а вот капитан Каренин и старший лейтенант бросились с пригорка вниз, на помощь пострадавшим.

О чём я думала в тот момент и не ясно. Кажется, мелькнула мысль, что если не воспользуюсь таким случаем, буду конченой дурой. Уйти в темноту, пересидеть, пока менты свалят, а там замполиту объяснить. Хрень в общем в голове Бурундуковой витала. Но, туфли отстегнула и повисла на сетке. Для моих пальчиков отверстия были в самый раз, и потому беспрепятственно взмыла вверх, перекинула своё тело на другую сторону и полетела вниз на кучу песка. Сделала кувырок через левое плечо, но понеслась не в сторону темноты, а к горящему бензовозу разглядев, как Каренин тащит кого-то волоком по земле одной рукой, а вторая ярко полыхает. Машинально, пока бежала, стащила гимнастёрку через голову, задержавшись лишь на мгновение, и кинулась тушить одежду капитана.

Он охнул и оглянулся.

– Ева? Ты откуда?

Я не ответила, перебегая взглядом с одного объекта на другой и понимая, что времени до взрыва совсем мало, потому как пламя вовсю тянулось к горловине цистерны.

– Уходи отсюда, – заорал Каренин, махая здоровой рукой на меня и пытаясь перекричать ор людей, слившийся в один общий гул с рёвом двигателя. Старший лейтенант, которого он оттащил в сторону, прикрыв глаза руками, что-то бубнил. Заднее колесо автобуса подъехавшего первым начало чадить. Собственно, как говорил прапорщик Тыгляев: «Имеем полную жопу».

Несколько тел на земле и непонятно, живы, нет, но в спасательных работах участие принимать точно не будут.

– Каренин, – я, наклонившись вперёд, прокричала ему в ухо, – автобус горит, выводи детей. Брось старлея, ему хуже не будет.

– Только он может сесть за руль КрАЗа, а ему огнём лицо опалило.

– Выполнять! – Заорала я в полный голос и, не оглядываясь, бросилась к пассажирской двери бензовоза, потому как водительскую дверь лизали языки пламени.

Перебралась за руль, ага руль, здоровенное колесо, которое за края даже было сложно обхватить. Машинально окинула взглядом панель приборов. Нет, на такой дуре мне ездить не приходилось ни разу, но чем отличается один автомобиль от другого?

Вставила передачу и придавила педаль газа. Вероятно чем-то всё же отличалось. Кабину встряхнуло, дёрнуло, так что я налетела грудью на руль, злобно шипя и матерясь. Уцепилась крепче, вспомнив, что это не «Шкода», а многотонная махина и за спиной цистерна в которой двадцать тонн бензина и к тому же полыхает, и надавила на газ ещё сильнее.

И автобус стоящий сбоку медленно поплыл назад.

– Давай родимый, давай, я тебя очень прошу, вытаскивай меня из этого дерьма, очень тебя прошу, – запричитала я, подпрыгивая вместе с трясущейся, словно от страха кабиной.

Воткнула вторую, придавила газ, третью. И дальше, умоляя и одновременно матеря автомобиль, повернула руль в сторону УАЗика, на котором старлей меня привёз в этот дурацкий лагерь. Там находилась единственная грунтовка, которую я могла найти в этой темноте.

Пошарила руками и, отыскав нужный тумблер, щёлкнула его, осветив серую землю перед кабиной, потому как красный яркий свет только мешал, раздражая глаза.

Мне показалось, что время замерло где-то внутри меня, а внутренний голос орал, напоминая, что до взрыва остались секунды, и неплохо было бы покинуть негостеприимную кабину, но я продолжала давить на газ, утапливая его в полик.

– Давай, давай, миленький. Ещё чуток и дальше пойдём под гору.

Мимо проплыла моя недавняя тюрьма и рожа адъютанта. Он единственный продолжал стоять около сетки и вовсю пялился на бензовоз. Куда подевались остальные, я не знала, но очень надеялась, что не остались безучастными и кинулись вытаскивать горе – комсомольцев из горящего автобуса ясно сознавая, что одному капитану никак не справится.

Яркое пламя ударило в боковое стекло, заставив меня машинально отпрянуть в сторону, и перед глазами встал старший лейтенант с обгоревшим лицом. Кинулся со стороны водителя к дверям, но в этот момент полыхнуло около бака. Ветром задуло или что, но факт остался фактом. Больше никто не торопился сесть за руль горящего бензовоза.

Свет фар, наконец-то, выдернул из красной пелены грунтовую дорогу, и КрАЗ покатил быстрее.

– Давай, давай, – заорала я в нетерпении и принимая единственно правильное решение. Сбросить пылающий автомобиль с обрыва в воду.

Хреново для экологии Чёрного моря, но в него в будущем столько нефти сольют, что двадцать тонн бензина покажется небольшой кляксой, которую никто и не заметит.