Текст книги "Марина. Хорошо ли ты меня знаешь (СИ)"

Автор книги: Ореанна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Ч.1. 1. Полиция не любит Блейка

Киев, 2005.

Следователю Коваленко не повезло. Однажды, месяца три назад, на вызове ему пришлось битый час возиться с контактером, уверенным, что трещина в кирпичной кладке и издаваемые ветром звуки – это послания внеземных цивилизаций. Рассказал сдуру в отделении на пьянке по случаю рождения сына у Сергеева из соседнего отдела, да так хорошо рассказал, что любящие коллеги с тех пор всех «контактеров» посылали ему. Сейчас перед ним сидел очередной.

– Меня зовут Иннокентий Борисович Мишкин, – представился мужчина. – Я муж Марины Мишкиной. Той самой.

Сержант удивленно посмотрел на него. Никакой «той самой» Мишкиной он не знал.

– Писательницы. – Уточнил мужчина.

Писательницы Мишкиной следователь тоже не знал.

– Разве вы не читали?

– Я не читаю бабские романы.

– И правильно делаете. Там, как правило, нет ничего хорошего. Но, видите ли, Марина очень известна. Да вы найдете ее на любой раскладке!

– И что она пишет?

– Детективы. Писала. Она умерла.

– Сожалею.

– Да, несчастный случай. Авто– авто– авто… – голос мужчины задрожал, но он справился с собой и закончил, – авария. Одиннадцать месяцев назад.

– Очень жаль. – Сержант сделал скорбное лицо и посмотрел на часы. Скоро четыре. – Так что вы хотели?

– Вы смотрели новый фильм – «Хорошо ли ты меня знаешь?» Он сейчас идет во всех кинотеатрах. – Мужчина внезапно изменил тему.

– Нет, – озадаченно, сказал сержант. – Я редко хожу в кино.

– А я смотрел. Семь раз.

«Псих», – подумал сержант.

– А потом я нашел книгу. Это снято по бестселлеру нового английского автора. Очень быстро разошлось и было переведено на разные языки. Я прочел в переводе, а потом нашел в интернете оригинал и тоже прочел.

– И что?

– Это написала Марина. Этот сюжет она придумала семь лет назад, когда только начинала писать, и так и оставила черновик, не стала дорабатывать.

– Вы хотите сказать, что у вас украли рукописи? Гражданин… Иннокентий Борисович, мы не занимаемся делами о плагиате.

– Что? Плагиат? Да бог с ним! Стал бы я из-за этого…

– Так что же?

– Нет, я хочу сказать, что Марина жива.

Вот тогда сержант Коваленко и понял, что перед ним сидит псих.

– Почему вы так думаете?

– Это ее сюжет, ее стиль, ее манера излагать материал, в фильме почти все вырезано, но в тексте больше десяти пересказов наших с ней разговоров.

– Совпадение.

– Один раз – совпадение, два раза – совпадение, три раза – закономерность, больше десяти – это уже статистика.

«Ах, дубина ты…», – подумал о себе сержант и кинулся утешать бедного мужа. Вообще-то он был не обязан это делать.

– Вы не верите, что в Англии может найтись другая ба… писательница, с похожим стилем?

– Марина была… не просто талантлива, она лингвист по образованию. Она обожала словесные игры и психологические ловушки, все ее тексты содержали намеки и отсылки к разным литературным формам…

«Попался», – подумал следователь. Четыре двадцать, а я теряю тут время.

– Ну и что? – Уныло спросил он.

– Я провел лингвистический анализ текста. Обоих вариантов – англоязычного и русского. В русском девяностосемипроцентное, а в английском – семидесятипятипроцентное совпадение синтаксических элементов.

– Это много?

– Можете мне поверить.

– Ага… Может, переводчик?

– Молодой человек! Мы с Мариной получили образование до развала системы образования, и уверяю вас – писать по-английски Марина умела!

– Обращайтесь ко мне «следователь»! Какой я вам молодой человек.

– Извините.

– Заключение о смерти у вас есть?

– Да.

– Опознание производили?

– Да. Но там было нечего опознавать.

– В смысле?

– Это был бесформенный кусок металла и тела… мне сказали, что это Марина, но саму я ее не видел.

– Может, вы хотите заявить об убийстве? – С надеждой спросил следователь.

– Нет. Марина жива.

– И только на основании книжонки вы считаете, что ваша жена жива?

– Да.

– Ну а что, если это старый текст?

– Не может быть. Там есть подробности… очень личные подробности – описание дома, наших общих друзей, похода к эндокринологу… ну, в общем, события, которые произошли недавно. И еще. Когда-то мы в шутку, на спор, переводили Блейка. Уильяма Блейка. То место: «в чашечке цветка…» Ну, вы знаете.

– Ага…

– В романе есть место, в котором приводятся оба варианта – мой и ее. Слово в слово.

– Так вы считаете, что ваша жена жива и подает вам, лично вам одному понятные знаки?

– Да.

«Контактер!» – подумал следователь. – «Ну, вот опять! Ну, сколько же можно посылать их ко мне!»

– А знаете, как называется роман? – Прервал его мысли Иннокентий Борисович.

– Да говорите уже.

– «Найди меня». И в тексте есть места, например… – он, было, собрался что-то зачитать, но следователь замахал руками.

– Стойте, стойте! Ну, предположим, что ваша жена жива. Ну, вдруг. Что, если она захотела уйти?

– Что значит – уйти! – возмутился мужчина.

Ага! Задело за живое! А вот следователь прекрасно знал, как бывает, хочется уйти.

– Ну, уйти. Оставить вас. Спрятаться.

– Но кто же прячется, печатая роман?

Действительно.

– И потом, следователь, Марина… была – очень порядочной женщиной! Брак для нее – все! Она перезванивала, даже если задерживалась на час. Она никогда не ночевала вне дома и ни разу не дала повода, за все двадцать лет! Вы женаты?

– Да. – Следователь скривился, вспоминая вчерашние крики жены. Она все чаще кричала, и он все чаще думал о разводе.

– Ну, тогда вы знаете, как это бывает в браке.

О, это следователь знал!

Но мужчина имел в виду иное:

– Через какое-то время ты знаешь другого так же хорошо, как себя.

Пять ноль пять. Следователь сдался.

– Хорошо, запишите показания. Я посмотрю, что можно сделать.

Он отвернулся к окну, пока мужчина писал. Пятница, вечер. Еще можно успеть к Люсе. Нет, ее муж сегодня дома. Не выйдет. К Танечке? Или позвонить Зинке?

Когда Иннокентий Борисович ушел, он скомкал исписанный лист, выкинул его в мусорник и набрал Зинку. Занято. Значит, Танечка.

Перед уходом он вытащил из мусорного ведра лист и положил его в папку, которую запихнул подальше – вниз, под кучу бумаг на дне стола. Пусть будет. На всякий случай.

Дома – Иннокентий Борисович прошагал сразу в комнату, не разуваясь в прихожей – а, ну кому оно теперь надо? – долго сидел на кровати и думал. Потом снял башмак и швырнул его в угол. В одном башмаке прошел в соседнюю комнату, взял телефон, набрал номер.

– Да, привет, – сказал он в трубку. – Да, все как ты и говорил. По официальным каналам не получилось. Кто там твой гений? Диктуй адрес. Я приеду.

Марина Петровна Мишкина, в девичестве Кочубей, иронично называла свои романы пирожками, отмечая тем самым легкость и скорость их создания. Ее друзья были с этим не согласны. В один из следующих дней они собрались у Иннокентия Борисовича, чтоб обсудить создавшееся положение.

– Ну и срач тут у тебя! – сказала Катя, лучшая Маринкина подруга.

– Срач – это не характеристика дома, а состояние души. – Парировал тот. – Мы же имеем тут дело всего лишь с отсутствием линейной упорядоченности элементов. И никогда не найдем Марину, если будем отвлекаться на мелочи.

– Да молчи уж! Если б не Катя, ты бы до сих пор считал ее мертвой. – Вмешался в разговор Катин муж, Сергей.

И он был прав. Именно Катя с подругами пошла в кино на разрекламированную драму и именно она обратила внимание на совпадение сюжетных линий, не поленилась – полезла в старые папки, извлекла ранний экземпляр романа – а потом кинулась к телефону.

– Некоторые до сих пор не прочли собственную жену, – съехидничала Катя.

Вообще-то они дружили. Но тут она была права: некоторые действительно до сих пор не прочли книг своей собственной жены, и не прочли бы и дальше, если б не случилось то, что случилось.

В углу комнаты в единственном удобном кресле сидел, приглашенный на роль Пинкертона, гений собственной персоной и с иронией слушал стариков. Гению было двадцать семь, и он знал о жизни все.

– Итак, что мы имеем? – подвела итог Катерина Михална.

– Страница восемнадцать, письмо мужу, первый абзац: «И если ты все еще думаешь, я это или не я, если ты колеблешься, то это я. Помнишь пароль? У тебя родинка на попе…»

– У тебя действительно…?

– Нет. Но мы когда-то в шутку договорились, что если будут сомнения, мы используем провокационную фразу с родинкой. Только там была не попа, а…

– Конспираторы! Что еще?

– В русском варианте вместо Блейка стоит ее сонет, тот, который…

– Кстати, о Блейке: ты сказал об этом в милиции?

– Сказал.

– И даже это их не убедило?

– Милиция не любит Блейка.

Звонок в дверь прервал разговор. Пришли еще двое: Мила Сергеевна Сотник и ее друг, композитор Иванов. Достоинствами Милы были ее энергичность и ее связи. Например, ее муж был братом теперешнего министра здравоохранения.

– Ребята! Все торчком! – с порога закричала она. – Я добилась аудиенции у Челюсти.

Все обернулись к ней, а гений даже присвистнул. И только Иннокентий Борисович удивленно спросил: «Это кто?»

– А он-то каким боком сюда влез? – спросил один из присутствующих мужчин.

– Не поверите! Он сам мне позвонил! Он, оказывается, сам Маринкин поклонник и тоже смотрел фильм. Он и венок присылал на похороны, а как фильм увидел – сразу позвонил.

Мир тесен. Последние дни Иннокентию Борисычу стало казаться, что тесен даже чересчур. Людей прибавлялось, и все оказывались либо друзьями, либо поклонниками Марины. И неожиданное открытие, которое поначалу шокировало даже его самого, поддержанное друзьями, стало казаться вероятным, затем вполне возможным, а затем и единственно правильным.

Особенно укрепил его в этом мнении разговор с Челюстью. Вот уж кого не надеялся увидеть Иннокентий Борисыч никогда в своей жизни.

Это был, что бы ни говорили, неприятный человек. И Иннокентий Борисыч был рад, что вместе с ним на встрече присутствовали Милка с Ивановым, Катя с Константином и увязавшийся за ними молодой гений. Беседа проходила в теплой дружеской обстановке за чаем. И к концу ее все присутствующие были заверены в поддержке криминальных структур в пределах СНГ. Иннокентий Борисыч никогда бы не подумал, что Марину читают и в этих кругах, а что у нее могут быть такие поклонники, казалось уж совсем из ряда вон.

Побочным эффектом было то, что их ряды пополнились еще одним шлагбаумом по имени Сережа, приставленным к ним по спецраспоряжению самого Челюсти.

План постепенно прорисовывался. Милка и К. оставались в Киеве и искали по каналам внутренних дел: если смерть инсценирована, то те, чьи подписи стояли в заключении о смерти, теперь крупно попали. Люди Челюсти проверяли, кто из их среды мог быть с этим связан. Молодой гений сыска по имени Дима должен был ехать в Англию, чтоб на местности узнать побольше о книге. Иннокентий Борисыч не слушал возражений, он, конечно, поедет тоже. Ну и амбал, разумеется.

Много позже в далеком Стамбуле один старый отставной генерал сказал своей влюбленной красавице секретарше по имени Птичка:

– Понимаешь, Птичка, Аллах Всемилостивый и Всемогущий, лучше нас с тобой знает, как управить наши дела.

– А вы, Омар-эфенди, вы ожидали, что так все обернется?

– Нет, я был болваном.

Ч.1. 2. По горячим следам

Из дневниковых записей Марины

Сегодня проснулась божья коровка. Она ползает по подоконнику, а я жду тебя. Я лежу в нашем маленьком подвальчике у окна и смотрю на небо. Оно отражается в лужах, которые отражаются на стекле. Тройное отражение.

Падает снег.

Лондон, 2005.

Поездка в Англию упиралась в несколько закавык. Первая – деньги, вторая – документы. Вопрос с документами решился бы легко, если б были деньги, но их не хватало. Юный гений сыска стоил недешево, билеты тоже. Вежливое предложение Челюсти Иннокентий Борисыч так же вежливо, но твердо отклонил. Он воспользуется помощью кого угодно, но – если не будет других вариантов. Насколько он знал Марину, ей бы не понравилось быть спасаемой на бандитские деньги. В некоторых вопросах она была щепетильна. Ее бы очень рассмешило, если б она знала, в каких кругах пользуется популярностью. Если б она тут была.

Работа переводчика давала немного, именно поэтому Марина в свое время стала писать романы. Поэтому же в сложные девяностые Кеша переключился на полиграфию. В данный момент он был главредом одного малоизвестного, но авторитетного издания, и, по совместительству, со-редом нескольких неавторитетных, но известных. Он зарабатывал, хотя и недостаточно для того, чтоб зайти в кассу аэропорта и купить с десяток понравившихся билетов. Так что Иннокентий Борисыч взял кредит на бытовые нужды, а именно на ремонт квартиры, под неприличные проценты. На это ушло несколько дней, наполненных беготней по городу и нелепыми разговорами.

Англия встретила героев солнцем. Известные по книгам и рассказам путешественников хваленые туманы, видимо, решили уступить свое место свету. Может быть, это был обман, может, дань уважения к новичкам-спасателям. Впрочем, новичком тут был только Иннокентий Борисыч. Юное дарование Дима уже занимался подобными делами – и даже в других странах мира. Чем занимался в своей жизни Сережа, лучше не спрашивать.

Самолет приземлился в Хитроу. Неприязненно рассматривая окружавший пейзаж, Иннокентий Борисыч вспоминал все причины для нелюбви к этому городу. Конечно, пресловутая английская напыщенность. Почти кастовая система социальных отношений. Английские колонии. Саксонские вытянутые лица уродливых западных женщин – большие челюсти, торчащие скулы. Навязанная миру псевдокультура поклонения деньгам и комфорту. Пластиково-неоновый рай идолопоклонников, то, с каким придыханием превозносились ценности западной европейской культуры сотрудниками там, дома. И главное, главное, разрушительное влияние англосаксов на остальной мир. Причин было более чем. Иннокентий Борисыч вообще не любил путешествовать. Это был его первый выезд за границу. И только ради Марины.

Первое же, что поразило его, еще в аэропорту, это отвратительные запахи – чего-то, похожего на горячее масло и несвежую еду, что-то неестественное и забивающееся даже в поры. Этот запах был повсюду и не исчезал во все время его путешествия. Хотя уже через несколько минут Иннокентий Борисыч привык к нему и больше не вспоминал об этом.

Молодые люди, наоборот, явно пребывали в восторге от самого факта нахождения в другом мире.

Издательство, выпустившее книгу, находилось в западной части Лондона, но до него нужно еще добраться. Солнце уже склонялось к закату.

Нужный автобус нашли достаточно легко, сели на него без проблем, автобус был комфортным и ехал быстро. Но все это не умаляло неприязни Иннокентия Борисыча к Англии.

В Лондон прибыли около шести вечера. Ясно, что идти в издательство уже не было смысла. Нужно определиться с местом ночлега. Юное дарование заикнулось было о разрядах и звездочках, на что Иннокентий Борисыч ответил своим знаменитым взглядом и быстро напомнил, кто в этой компании платит. Сережа, как более сведущий в практических вопросах, довел группу до нужного места, после чего буркнул что-то нечленораздельное и исчез. Двое оставшихся вздохнули с облегчением и пошли изучать место ночлега. Что бывают такие дыры, Иннокентий Борисыч где-то читал и даже предполагал нечто подобное по старым американским фильмам, тем не менее, место его удивило своей эклектичностью. Вдоль стены рядами стояли трехэтажные нары, иначе не назовешь. Отдельными комнатами – душ, туалет, кухня с плитой, холодильником и телевизором, гостиная, и даже бар с бильярдом. Бедность в соединении с излишествами. Но стоило все это приемлемо, постель относительно чиста, выбирать не приходится.

– Давайте определимся с дальнейшими действиями! – после обустройства и ужина мужчины сидели в комнате, выполнявшей функции гостиной. Иннокентий Борисыч просматривал рукописи и делал пометки в записной книге, юное дарование Дима возился с ноутбуком. Но вот он не выдержал и затронул волновавший его вопрос. Ему казалось, что этот старый, грузный педант не вполне отдает себе отчет в происходящем. Это 2005 год, и это Англия. И это детективный сюжет, а вовсе не литературная прогулка по местам боевой славы, или как хотите.

Иннокентий Борисыч оторвал голову от бумаг и вопросительно посмотрел на него.

– Завтра я пойду в издательство. У меня есть список вопросов. Очень важно выдерживать правильную линию, – почему-то волнуясь, стал объяснять Дима. – Вы можете все испортить, если начнете встревать невпопад.

– Вмешиваться.

– Что?

– Не встревать, а вмешиваться. Так правильнее.

Дима выругался про себя. Этот мастодонт точно встр… вмешается. Тот, кто просил его заняться делом Мишкина, предупреждал его о характере клиента.

У Мишкина же был только один вопрос – где Марина? – и такие глупости, как «правильная линия» его никогда не волновали.

– Конечно, я пойду с вами. – Сказал он.

Этот пойдет.

– Поздно, ложитесь. Завтра нам рано вставать.

И, удивительно, юный гений Дима, последние пятнадцать лет считавший себя помесью совы и Шерлока Холмса, вдруг почувствовал, что да, уже поздно и хочется спать. Он зевнул.

– Пойду, пожалуй. А вы?

– Еще немного посижу.

Почему-то Марина любила эти идиотские английские романы. Он никогда не мог понять, что она в них находит. Она глотала их пачками, пролистывая по диагонали и морщась, со смешанным чувством брезгливости и восторга.

Однажды он взял одну из книжек и прочел несколько страниц. Там было пространное описание того, как некая юная дева, прекрасная и непорочная, колеблется в своих чувствах к дьявольски обольстительному герцогу. Три страницы были посвящены вопросу о том, любит он ее или нет, и что в связи с этим нужно делать героине. К концу эпизода к окончательному решению она так и не пришла. Далее следовали события, которые могли прийти в голову только садисту-женоненавистнику.

– Неужели это нравится женщинам? Они что, действительно это читают? – спросил он Марину.

– Ты не поверишь!

– Не верю.

Ну ладно еще садизм – он случался и в классической литературе, взять хотя бы французов девятнадцатого века, да и в современной фантастике или детективах. Человечество, видимо, не вполне здорово, и это один из симптомов. Удивляло то, что Марина выдерживала этот чудовищный стиль: предложения были несогласованны, персонажи и десяти страниц не придерживались последовательной линии в поведении, события были никак логично не связаны между собой. И кому не чувствовать чудовищной бессмысленности этого, как не Марине, с ее острым умом и чувством слова? И, тем не менее, она глотала книжонки в моменты так называемого застоя. «Ты ничего не понимаешь! Я не могу без этого писать» – говорила она. И потом в ее текстах появлялись новые обороты и та удивительная легкость, которая отличала ее от большинства похожих романисток. Но он избегал читать ее книги, он боялся встретить в тексте следы, выдающие его легкомысленное происхождение.

К утру Сережа не вернулся, и его компаньоны вздохнули с облегчением.

– Ушел в загул наш бандит! – радостно заметил Дима. – Все, не вернется. А зачем? У него тут, наверно, свои связи. Прибьется к местной банде, и только его и видали.

Мишкин был согласен с этой оценкой, но вслух пробормотал нечто невразумительное. Он давно уже встал и был готов, и терпеливо ждал, пока Дима соберется. Как большинство теперешних мальчиков, Дима был расхлябан и самоуверен. По пути Мишкин слегка протестировал его – к тому же и безграмотен. Он смело и категорично судил, при этом имея очень слабое представление об истории, политэкономике, и не разбираясь в сути обсуждаемых вопросов. Так их теперь учат.

Но, наконец, Дима был готов, и они выступили.

Издательство не входило в группу крупнейших в стране, но и не относилось к маленьким частным однодневкам, которые возникают тут и там, выпускают десяток-другой книжонок небольшим тиражом, и исчезают, практически, бесследно. Нет, это было солидное издательство с хорошей репутацией. По пути Дима собирался кратко ввести Мишкина в курс дела – рассказать про ISBN коды и систему УДК, но оказалось, что тот о них знает. Посвящать же старика в правила сыска, Дима понимал, бесполезно. В соответствии с этими правилами необходимо было бы ворваться в издательство, очаровать секретаршу на рецепшене, узнать у нее, кто занимается отбором материала, пообещать ответственному лицу чудо-контракт, или чудо-книгу – по обстоятельствам, и в процессе разговора, незаметно выпытать подробности интересующего контракта. Но, глядя на лицо Мишкина, можно ожидать, что тот начнет задавать вопросы в лоб и все испортит. И слушать его, Димины доводы, не станет. Про себя он поклялся, что это первый и последний раз, когда он берет с собой клиента.

Как и следует чужестранцам, они потратили лишний час на поиски нужного здания, стоявшего почти под носом. А в самом издательстве их ждало разочарование. Начнем с того, что никакого рецепшена не оказалось. Люди сновали по коридорам и лестницам, все были заняты делом, и все, казалось, знают, куда идут. Справившись по табличкам, спутники нашли отдел литературных агентов. Там обнаружилась очередь из начинающих авторов с толстыми папками в обнимку.

Решительно растолкав авторов (надо признать, большинство из них оказалось не миролюбиво и не тщедушно), вломились в кабинет к ближайшему агенту. Там выяснилось, что это не тот агент, да и не агент им вообще нужен, а редактор. Редактор отослал в архив. «У нас все книги – бестселлеры! Ищите по каталогам» – заявил он.

В архиве молодая и приятная сотрудница помогла отыскать нужную папку, после чего отправила их к заместителю главреда, тот – к еще одному агенту, агент – обратно к замглавреду.

– Это не в моей компетенции! – сказал он. – Все произведения под… гм, под этим грифом обсуждаются только в присутствии главного редактора!

При этом вид у него был несчастный и какой-то… испуганный.

– Вижу, вы снова у меня! – радостно констатировал замглавред очевидность.

– Да, мы снова у вас, и мы бы хотели видеть главного редактора. – Сказал Дима.

– О! Вы, к сожалению, опоздали! – Замглавред демонстративно посмотрел на часы. – Главный редактор вот уже полчаса как в аэропорту. Дела, дела!

– А когда он вернется?

– Сложно сказать! Может быть, завтра к вечеру, может через два-три дня. Хозяин может позволить себе каникулы, в отличие от нас, простых работников.

Дима поднял глаза и вздохнул, выражая международную солидарность наемных работников.

– Но, может быть, вы можете помочь нам? Мы были бы очень благодарны. – Спросил он, делая упор на «очень».

– И с удовольствием бы! Да не могу!

Этот приятный человек явно огорчился тем, что не может ничем помочь. Его открытое лицо выражало готовность оказать содействие – да, во всем, в чем сможет, но, увы, увы! – только не в этом, к сожалению.

Он понизил тональность и доверительно произнес:

– Видите ли! Решение по этому проекту мистер Керрингтон, – (тут он ткнул пальцем в потолок, иллюстрируя высоту положения главного относительно простых смертных), – принимал сам. И с кем он вел дела – неизвестно!

– Так значит, текст был предложен через посредника? – Быстро спросил Мишкин.

– О дааа! – Протянул замглавреда, но вдруг его голос слегка дрогнул.

– Извините, больше ничем не могу вам помочь! А теперь, если позволите, мне нужно сделать важный телефонный звонок. Дела, дела!

Поняв это как предложение уйти, Дима с Мишкиным вышли. В приемной Дима использовал свою известную обольстительность, чтоб выманить у секретарши телефон главреда и предложение заходить еще.

На улице Дима закурил. Пробежка по издательству заняла больше времени, чем планировалось, а льстить секретаршам он вообще никогда не любил.

– Ну что, Конан Дойль, тебе ничего не показалось странным? – Прервал его мысли Мишкин.

– Он был слишком вежлив. Кто мы такие, чтоб любезничать так долго?

– Сечешь! – усмехнулся Мишкин.

Снова сверкнуло солнце. И в его лучах «мастодонт», как прозвал его про себя Дима, не выглядел ни старым, ни неповоротливым.

За всей этой беготней по издательству прошло почти полдня. Поздно затевать что-то новое, да и нечего затевать. Неудача. Издательство – это единственный их след. Возможно, об авторе романа знает что-нибудь кто-нибудь на той киностудии, где снят фильм. Но это слишком нечеткий след. «Алло, это Голливуд? Студия Уорнер Брозерс? Мне нужен исполнительный продюсер Джо Смит, да, Джо Смит, фильм «Найди меня». Я звоню из Украины/Англии…» – в любом случае, откуда не звони, вряд ли дослушают до конца фразы.

– Что будете делать? – Спросил Дима.

Еще не вечер, возвращаться в ночлежку нет смысла, а делать все-таки что-то надо.

– Пройдусь по книжным, зайду в библиотеку.

– Зачем?

– У меня свои методы.

Сейчас ему нужен был интернет и телефон.

Тут их пути разошлись. Мишкин отправился воплощать свой план, а Дима пошел бродить по городу. «Изучать местность», как он это называл. Иногда во время таких изучений ему попадалось на глаза что-то интересное, или приходило в голову нечто неожиданное, что служило толчком к расследованию. Хотя, будем честными, чаще всего это были праздные прогулки по разрекламированным районам чужого города.

Лондон! Просто не верится! Он ходит по Лондону! В самом деле, по правде!

В этот раз его маршрут не отличался особой оригинальностью. Пелл-Мелл, Трафалгарская площадь, Гайд-парк. Ближе к вечеру он вернулся обратно к издательству и занял наблюдательный пункт. Ровно в восемнадцать ноль семь секретарша вышла из здания. Ее звали Эммой, у нее была спортивная фигура и чуть лошадиное лицо, и она была не против продолжить утреннее знакомство где-нибудь в пабе.

Все шло хорошо, точно так же, как это происходило бы в Киеве, Москве или любом другом городе. Женщины – всегда женщины. Но потом она вдруг на что-то обиделась и ушла. Ну и фиг с ним! Зачем нам женщины?

Ближе к полуночи было сделано важное открытие: эти лондонцы – неплохие парни! С ними можно общаться!

Поздно ночью кто-то из новых приятелей довел его до отеля. Кое-как Дима заполз на кровать и отключился. Утром он узнал, что Сережа так и не вернулся.

Закономерное следствие прогулки – раскалывающаяся голова, и грызущее недовольство собой.

– Кофе? – предложил Мишкин.

Дима покачал головой, после чего пришлось ждать, пока мир опять станет на место.

– Нет уж, спасибо.

– Анальгин?

Вряд ли это как-то могло бы повлиять на шторм в его голове. Однако после двух таблеток шторм затих до небольшого волнения. Так лучше. С легким бризом как-то жить можно. И даже ду… это, думать. Может быть.

– Что нового?

И как это он умудряется быть таким умытым и спокойным, подумалось Диме.

– Она ничего не знает.

– Кто?

– Секретарша не в курсе.

– А, ну конечно. Это с ней вы вчера напились?

– И с ней. И не с ней тоже. Нас было много.

– Это очевидно.

Это его пристрастие к литературным оборотам! Раздражает.

– А у вас что?

– Калифорния, Голливуд, человек по имени Адам Стравински, встреча назначена на послезавтра, десять тридцать по местному времени. Самолет сегодня в три.

– Кто такой Адам Стравински?

– Агент, который договаривался о правах на экранизацию. Было бы неплохо найти Изабел Йорк, режиссера, и добраться до продюсера. Но главный упор – на Стравински.

– Йорк, Стравински, Голливуд… – послушно повторил Дима. Голова кругом! Счастливчик этот мастодонт!

– Могут быть пробки, в любом случае выехать нужно заранее, так что собирайтесь.

– Что?

– Вы летите сегодня в Америку, самолет в три, я же сказал.

– Я лечу?

– Ну не я же. Я остаюсь тут.

Дима быстро проглотил кофе, покидал вещи в сумку – голова к тому времени успокоилась, но думать упрямо не хотела – собрался и выехал в аэропорт. За ночь мастодонт успел не только найти нужных людей и как-то договориться о встрече с ними, купить билеты, оформить визы, но и составить план действий. По пути Дима просмотрел записи Мишкина – довольно толково, как для непрофессионала.

Уже в аэропорту ему позвонила Эмма и зачем-то долго извинялась о вчерашнем. Это было сумбурно и неприятно, особенно потому что о вчерашнем он помнил смутно. Закончилось обещанием писать и договором о встрече «когда он вернется». Если он когда-нибудь вернется.

Из дневниковых записей Марины

Ты удивляешься, почему я читаю такие книги. Я знаю, что тебе это не нравится. Поэтому я читаю их тайком. Возможно, это даже придает моему чтению каплю очарования. Потому что сами по себе они ужасно скучны.

Я хочу найти идеальный сюжет. Она – конечно – должна быть юной, красивой невинной девушкой. Но не дурой. Так почти никогда не бывает, все женские персонажи оказываются либо юными идиотками, либо стервами. Даже если автор клянется в том, что его героиня прочитала всю философскую библиотеку того периода (конечно, включая Платона и Вольтера), она вдруг не может связать двух слов и ничего не знает о вопросах пола. Т. е. книг по истории и ботанике ей не давали, о Ричардсоне она в жизни не слыхала. Ну ладно. В общем, с героиней незадача.

Далее, мне бы хотелось, чтоб мужской персонаж был благородным, сильным, смелым и героичным. Как в детских сказках. Помнишь, как это бывало у Стивенсона? Но вместо этого авторы постоянно подсовывают замученных комплексами невротиков. Стандартный сюжет состоит из длительных размышлений о том, можно ли доверять теперь кому-нибудь после того, как в детстве убежала любимая кошка и пересказов того, как «люблю, но не скажу». Это скучно.

Далее. Героиня, конечно, должна быть красивой. И что я нахожу? В лучшем случае выражения типа «ее лоб/брови/глаза были идеальной формы», «ее лицо было совершенным», «ее губы созданы для поцелуев». Но это не описательно. Редко, но встречаются озарения о том, что лицо – это маска, оживляемая тем, кто внутри. Но этот внутри обычно оказывается истеричкой, так что и оживлять, собственно, некому.

Теперь. Любовь. Любовь у них описывается, как производная от влечения и, чаще всего, ничего кроме влечения не включает в себя. «Когда он увидел ее, внутри него зажглось», «в ней полыхнула гормональная буря», «она никогда не знала, что прикосновение может быть таким…» – и т. д. Мы с тобой взрослые люди и знаем, что такая вульгаризация любви не просто глупа, она вредна и опасна, если принимать ее всерьез. Это чтиво, которое не годится даже для подростков. Но я-то – я вышла из возраста, когда взахлеб читают Вальтера Скотта, мне хочется снова пережиь то же очарование от встречи благородного и доблестного рыцаря Айвенго с прекрасной дамой Ровеной – но не так скучно, как это было у самого Вальтера Скотта, а так, как в нашем старом фильме. Я все еще считаю Бальзака лучшим писателем, но читать его не хочу. Когда я была молода, одинока и несчастна, я бы оскорбилась, скажи мне кто-нибудь, что я опущусь до бульварных романов, я смотрела Альмодовара и Озона, потому что они были такими же сумасшедшими, как я сама.