Текст книги "Незапертые чувства (СИ)"
Автор книги: Muza_90
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
– Морник, морник, морник! – четко проговариваю я и, замахнувшись, бросаю голо в ловушку.
Раздается взрыв и лезвия с тяжелым скрежетом замирают на месте.
Капитолийцы испуганно смотрят на нас. На фоне выстрелов я слышу, как люди начинают выкрикивать наши имена – нас узнали. Кто-то хватает меня за руки, скручивая их за спиной и срывая парик с моей головы. Двое мужчин оттаскивают Пита в сторону и швыряют его на асфальт.
Судорожно оглядываю толпу, пытаясь найти глазами Финника или Гейла, но вижу лишь нескольких миротворцев, быстро приближающихся к нам. Меня толкают, и я падаю, больно приземляясь на колени.
Мы с Питом неотрывно смотрим друг другу в глаза. Кажется, будто время замирает. У нас нет возможности применить оружие, спрятанное под одеждой. У нас нет морника, который помог бы нам уйти без мучений. И нам уже никто не сможет помочь. Нас никто не спасет.
– Я люблю тебя, – шепчу я.
Эти слова – единственное, что я могу сейчас сказать, единственное, что приходит в голову перед концом.
Голову пронзает резкая боль, и последнее, что я вижу – дуло автомата у виска Пита. Звучит выстрел, и я проваливаюсь во тьму.
========== Глава 45 ==========
Little Dragon – Twice
Warpaint – Baby
Я на дне тьмы. Ее тяжесть давит на тело, заставляя его гореть в огне. Нет возможности пошевелиться или закричать от боли, сжигающей плоть.
Звук того выстрела раз за разом звучит в голове, отдаваясь глухим ударом, выбивающим жизнь из моего тела, разрывая в клочья душу.
Похоже ли это на смерть? Нет. Вряд ли судьба может быть настолько добра ко мне, чтобы просто дать умереть. Струна оборвалась, и я упала в бездну. В вязкую, черную. Она заполняет все внутренности, разбегается по венам, отравляя кровь.
Я хочу приподнять руку, чтобы разогнать тьму, но тщетно. Перестаю чувствовать конечности. Рот наполняет густая тягучая жидкость. Она разливается по горлу, оставляя после себя сухой вязкий привкус. Пламя охватывает меня изнутри. Кажется, будто я растворяюсь. Каждая клеточка тела пылает огнем.
Я не могу дышать. Тяжелые вдохи разрывают легкие изнутри. Но мое тело предает меня, заставляя чувствовать эту боль снова и снова. Приторно-сладкий запах с оттенками тяжелой горечи заполняет все вокруг.
Выстрел убил мою душу. Она хочет вырваться из тела, взмыть, словно птица, но я застряла между мирами. Все мое существо рвется к свободе, к смерти. Но кто-то упрямо продолжает держать меня здесь, в этой холодной черной бездне, наполненной болью.
Однажды Цинна сотворил мне крылья. Я птица. Сойка-Пересмешница. Я не могу выжить в воде. Мне нужен воздух и полет. Но мои крылья сгорели вместе с телом, душой. Вместе с последним взглядом глубоких голубых, как небеса, глаз.
Яркий белый свет вспыхивает перед глазами. Я резко дергаюсь, и это движение отдается в голове спазмом. Тихий писк режет слух. Пытаюсь оглядеться, но все вокруг подернуто белой пеленой, расплываясь перед глазами. Не сумев сфокусировать взгляд, снова зажмуриваюсь и роняю голову на что-то мягкое. Сквозь звон в ушах слышу в отдалении приглушенные женские голоса.
– Очнулась. Нужно увеличить дозу морфлия.
– Может, сама выкарабкается?
– Слишком рано. Не выдержит.
Сознание с трудом воспринимает происходящее. Голова нещадно кружится, и я уже готова снова позволить мраку поглотить меня, когда холодные пальцы касаются горящей в огне кожи. Воздух пропитывается резким запахом спирта вперемешку с чем-то очень знакомым, вязким и сладковатым. Морфлий.
Я не чувствую укола иглы, лишь приятное тепло, быстро разливающееся по телу. Боль медленно отступает. Тяжесть сменяется легкостью. Сознание затуманивается, и меня начинает покачивать на волнах. Это не то покачивание, которое заставляет голову кружиться, а желудок сжиматься. Это приятные волны, воздушные. Легкий ветерок касается кожи. Сквозь ресницы смотрю на расплывчатый силуэт, суетящийся возле меня, а затем снова впадаю в беспамятство.
Время не поддается счету. Кажется, целую вечность я плаваю в теплых, окутывающих сознание, волнах морфлинга. Но наркотик не прогоняет кошмары. Перед глазами снова и снова появляется дуло автомата, приставленное к виску, и голубые глаза, неестественно яркие из-за действия морфлия. Руки в белых перчатках ложатся на его плечи, а потом я снова слышу выстрел.
Пытаюсь кричать, умоляя кого-то дать мне умереть. Но ответом служат лишь хрипы, вырывающиеся из моего горла.
Вспоминаю Прим. Мысленно прошу у нее прощения. Не хочу оставлять ее, но я больше не смогу быть для нее хорошей сестрой. Я мертва. Прим не нужен призрак, тень, вместо прежней Китнисс.
Борьба окончена. Мне остается только ждать. Миротворцы не убили меня, значит Сноу не захотел легкой смерти для Сойки-Пересмешницы. Ему этого мало. Он захочет использовать меня в своих целях. Скорее всего, заставит выступать с речами в свою защиту. Возможно, мне промоют мозги. Наверно, так будет даже лучше – не думать, не сожалеть, не чувствовать боли. А потом меня убьют. И я жду этого с нетерпением.
Медленно открываю глаза и щурюсь от яркого белого света, едва различая расплывчатые силуэты, мелькающие передо мной. Я балансирую на грани сознания. Голова все еще кружится, а неприятное тянущее чувство внизу живота заставляет морщиться от боли. Подо мной растекается что-то мокрое, но теплое и почти приятное.
Чей-то вскрик пронзает тишину, нарушаемую лишь уже знакомым тихим писком, а потом меня снова вырубают, вколов внушительную дозу морфлинга.
Во тьме вижу легкий светлый силуэт. Маленький, совсем крошечный. Меня наполняет странное чувство. Жгучая боль, саднящая в области сердца. Я не понимаю что это, но ощущение потери накрывает меня с головой. Хочу ухватиться за этот свет, но он ускользает, оставляя после себя лишь пустоту.
В какой-то момент ко мне возвращается сознание. Я открываю глаза и вижу вокруг себя несколько медицинских аппаратов с мигающими лампочками, к которым я подключена через множество трубочек и проводков. Именно они и издают тот назойливый писк, разрывающий тишину. Стены небольшой палаты выкрашены в белый цвет, неприятно режущий глаза. В углу стоит стеклянный шкафчик с медикаментами, запертый на замок.
Я одна. Возможно, они думают, что я все еще без сознания, потому никто не приходит.
Задумчиво рассматриваю мешок с прозрачной жидкостью внутри, которая медленно струится по трубке, попадая в мои вены. Под мешком есть маленькое колесико. Регулятор скорости поступления лекарства. Слишком быстрая подача морфлия, возможно, приведет к смерти.
Нужно выбрать что-то одно. Умереть или стать наркоманкой, зависимой от морфлия.
Глубоко вздохнув, я пытаюсь приподнять руку, чтобы достать до колесика. Это дается не без труда. Жду, пока проходит легкое онемение и снова поднимаю руку. Дотянувшись до колесика, хочу повернуть его до максимальной отметки, но оно не поддается. Похоже, стоит на блокировке.
От отчаяния хочется столкнуть капельницу и вырвать все проводки из руки, но я просто обессиленно падаю на подушку.
Через какое-то время приходит врач. Я бросаю на нее мимолетный взгляд и снова смотрю в потолок, в котором уже просверлила глазами дыру. Во мне не осталось никаких чувств, лишь апатия. Мне все равно что со мной будут делать. Внутри – пустота. Она наполняет меня, каждую клеточку моего тела. Я сломлена.
Врач подходит к аппаратам. Взглянув на показатели, нажимает на несколько кнопок. Писк исчезает, оставляя после себя лишь легкое гудение.
– Как себя чувствуешь, Китнисс? – заботливым тоном интересуется женщина.
Я ничего не отвечаю, продолжая смотреть в потолок.
– Послушай, я понимаю, что ты через многое прошла…
Женщина продолжает что-то говорить, но я почти не слушаю ее, размышляя о своем. У капитолийских врачей весьма широкий профиль. Кого-то они лечат, но могут и покалечить. Тело и разум. Возможно, передо мной стоит именно тот самый врач, который пытался изменить сознание Пита, экспериментируя с ядами и наркотиками.
Руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Каждый человек теперь кажется врагом.
Назойливый голос врача не дает мне расслабиться. Я воспринимаю фразы урывками. Она долго за что-то извиняется, ее голос полон скорби и сочувствия. Что-то говорит о потере. А потом я слышу слово «ребенок», и оно отзывается во мне болезненной пустотой внутри.
Я резко перевожу взгляд на врача, отчего она замолкает и непроизвольно делает шаг назад. Со мной решили поиграть. Надавливают больнее на рану, а потом приносят свои извинения. Пытаются вылечить, чтобы потом снова заставить страдать.
– Мне очень жаль, – произносит женщина.
В этот момент во мне что-то ломается. Не в силах совладать со своей яростью и ненавистью, я срываюсь вперед, успевая схватить врача за край халата перед тем, как тянущая боль пронзает мое тело. Не удержавшись на дрожащих коленях, падаю обратно на постель. Из глаз начинают течь горячие слезы. Мои плечи сотрясаются от рыданий, а по телу проходит волна неприятной дрожи.
Две пары рук приподнимают меня с постели. Из груди вырываются тяжёлые хрипы. Я кричу, прошу оставить меня в покое. Руки и ноги оказываются в плену мягких светлых лент, которые не позволяют пошевелиться.
Я боюсь, что мне снова дадут морфлий, чтобы вырубить, но этого не происходит. Зафиксировав лентами мое тело, врачи покидают палату, и мне остается лишь лежать, давясь слезами и задыхаясь от непрекращающихся рыданий.
Я отключаюсь только тогда, когда меня покидают силы.
Крошечный светлый силуэт ускользает от меня, растворяясь в темноте. Пустота. Потеря.
Слова врача больно врезаются в мое подсознание. Потеря. Ребенок.
Я открываю глаза и резко сажусь, отчего на мгновение все вокруг темнеет. Ледяная волна ужаса сковывает мое тело. Дрожащей рукой дотрагиваюсь до своего живота.
Потеря. Ребенок. Я была беременна. И потеряла ребенка.
– Китнисс.
До боли знакомый голос заставляет меня вздрогнуть. Я начинаю падать в бездну, но в приятную и теплую, когда, обернувшись, встречаю взгляд голубых, как небо, глаз.
========== Глава 46 ==========
Deptford Goth – Feel Real
Daniel Powter – Am I Still The One
Сердце пропускает удар и срывается куда-то вниз. Это не наркотики. Кроме морфлия никаких инъекций мне не делали. А обезболивающее слишком медленно поступает в вены, чтобы вызвать галлюцинации.
– Нет, нет, нет, – я прикрываю глаза ладонями и начинаю покачиваться взад-вперед.
– Китнисс…
Этот тихий голос заставляет тело дрожать, а по щекам текут предательские слезы. Сглатываю, пытаясь удержать рвущиеся наружу рыдания. Я не имею права показывать свою слабость.
Тихий шорох. Он присаживается на край кровати. Теплая ладонь ложится на мое предплечье, отчего я резко дергаюсь в сторону.
– Не трогай меня, капитолийский переродок! – кричу я, хватаясь за спинку кровати. До боли сжимаю дерево пальцами. – Не трогай меня!
– Китнисс, я не… – растерянно произносит он, но я не даю ему договорить.
– Заткнись! Заткнись! – закрываю уши руками. – Ты не имеешь права говорить его голосом!
Я вся сжимаюсь. Крупная дрожь сотрясает тело. Зажмурив глаза, продолжаю раскачиваться.
Это не он. Это не может быть он. Его убили, я слышала выстрел. Нас никто не спас.
– Посмотри на меня, Китнисс.
Я лишь теснее прижимаюсь к спинке кровати. Сноу решил раздавить меня, растоптать мою душу, прежде чем лишить чувств. Он хочет, чтобы я умоляла его об этом. Теперь Пит – его оружие. Точнее, его лицо, голос. Мой Пит – мёртв. А эта тварь лишь обладает его телом.
– Ненавижу, – шепчу я, давясь слезами. – Ненавижу… Он забрал их, забрал.
Сноу забрал у меня все. Моего мужа, моего ребенка. Нашего с Питом ребенка.
Гнев жидким огнем растекается по венам. Я резко вырываю иглу от капельницы из руки и, вскочив с кровати, срываюсь к стене.
– Где ты? – кричу я, пытаясь найти глазами камеры. – Где ты прячешься? Выходи! Выходи, Сноу!
Уши начинает закладывать от моего же крика. Голос срывается на хрипы. Горло горит огнем.
Я толкаю один из аппаратов и опрокидываю его на пол. Перехожу к шкафчику с медикаментами. Стекло рассыпается по полу мелкими осколками. Пузырьки с лекарствами разбиваются, и приторно-сладкий запах наполняет воздух.
Я опускаюсь на корточки, чтобы подобрать с пола один из осколков, но сильные руки обхватывают мои запястья, заставляя выпустить стекло из рук.
– Посмотри на меня, Китнисс, – прикрикивает он, встряхивая меня за плечи. – Посмотри!
Судорожно вдыхая ртом воздух, пытаюсь сфокусировать свой взгляд. Пелена слез застилает глаза. Его рука касается моей щеки, аккуратно стирая соленую дорожку.
– Посмотри на меня, – снова повторяет он, но уже тихим голосом. – Пожалуйста, Китнисс.
– Это не ты, – я быстро мотаю головой. – Это не ты.
Я хочу попытаться вырваться, но его руки лишь крепче сжимают меня в объятиях.
В палату вбегает женщина в белом халате и застывает на пороге.
– Вам помочь? – спрашивает она.
Парень в ответ лишь качает головой, и врач спешит покинуть палату.
У меня нет сил сопротивляться, нет сил кричать. Тело предает меня, подчиняясь знакомым рукам. Я готова упасть, но он не дает мне сделать этого, прижимая к себе.
– Убей меня, – еле слышным шепотом прошу я. – Он послал тебя мучить меня, но пожалуйста, убей.
Слышу тяжелый вздох, его теплое дыхание касается моих волос. Он аккуратно поднимает меня на руки, и я снова оказываюсь на кровати. Сев рядом, он кладет мою голову себе на колени.
Я не двигаюсь, просто смотрю в одну точку. Слезы скатываются по виску, растворяясь на светлых тренировочных брюках. Мокрое пятно с каждой секундой становится все больше.
Стараюсь дышать ровнее. Сквозь запах медикаментов улавливаю один, до боли знакомый. Сердце болезненно сжимается.
– Ты пахнешь, как он, – хриплым голосом произношу я.
Он касается моих волос и начинает накручивать на палец одну из прядей. Пит так успокаивается.
Я вздрагиваю и резко сажусь.
Переродок – это новое существо, в нем не остается прежнего человека, прежних привычек, воспоминаний. Это лишь тело, оболочка. Мог ли Сноу сделать большее и оставить часть прежнего Пита?
Я заставляю себя повернуться к нему и ловлю взгляд небесно-голубых глаз, переполненный боли и грусти. Сердце пропускает удар. Оно разрывается, кричит, что он не может быть переродком. Но разум отказывается верить. Я видела дуло автомата у его виска, слышала звук выстрела.
– Я не переродок, Китнисс, – тихо произносит он, медленно протягивая ко мне руку, будто боясь спугнуть.
Как только прохладные пальцы касаются моей щеки, очерчивая линию скул, легкая дрожь проходит по телу. Нежное, настолько привычное прикосновение заставляет сердце забиться быстрее.
– Пит? – мой голос дрожит.
Я готова сдаться, готова поверить.
– Это я, – Пит придвигается ко мне ближе. – Я.
Резко выдохнув воздух из легких, я бросаюсь в его объятия. Сильные руки смыкаются на моей спине. Я прижимаюсь к нему, пряча лицо на груди Пита и вдыхая аромат, присущий только его телу. Его футболка быстро намокает от моих слез.
– Ты любишь булочки с козьим сыром и терпеть не можешь кофе, – начинает говорить Пит, слегка покачиваясь, словно пытаясь убаюкать меня. – Твой любимый цвет – зеленый. Ты спела песню Долины на уроке в школе, и в тот момент я понял, что буду любить тебя всю оставшуюся жизнь. У тебя тогда еще были две косички, а не одна, – Пит снова накручивает прядь моих волос на палец.
Он говорит все это, чтобы доказать мне, что он не переродок. И это успокаивает, помогает отбросить неуверенность. Пит всегда умел подобрать нужные слова.
– Что случилось? – тихо спрашиваю я. – Где мы?
– В Капитолии, – отвечает Пит. – Мы победили, Китнисс. Сноу под стражей. Все кончено.
Эта новость должна была вызвать во мне бурю эмоций. Случилось то, чего мы все так отчаянно желали. Но я ничего не чувствую. Внутри – лишь пустота. Эта победа обошлась нам слишком дорого. Мы потеряли так много людей, теперь наши руки запятнаны кровью.
Непроизвольно прижимаю ладонь к животу. В груди образовывается неприятное тянущее чувство.
– Когда нас схватили, я подумал, что это конец, – шепчет Пит, крепче прижимая меня к себе. – Кто-то из толпы пытался застрелить тебя, но, к счастью, промахнулся, попав в того капитолийца, что ударил тебя по голове.
Я разрывала свою душу на части, раз за разом прокручивая в голове тот момент. Я хоронила Пита в своих мыслях. И вот, значит, что это был за выстрел. Стреляли не в Пита, а в меня. А отключилась я из-за удара по голове.
– Миротворцы хотели доставить нас в президентский дворец, но не успели, – продолжает Пит. – Повстанцы уже успели добраться до ворот. Они бросили газовую гранату, чтобы мы не пострадали.
– Очень мило с их стороны, – горько усмехаюсь я, слегка отстраняясь от него. – Могли просто всех перестрелять.
– Это был Гейл, Китнисс, – тихо произносит Пит. – Когда появились солдаты Тринадцатого, они с Финником ринулись к ним за помощью. Вдвоем они бы не справились. Гейл хотел в одиночку кинуться в бой, но Одэйр остановил его. Миротворцев было слишком много.
Я вздыхаю. Узнаю своего друга. Однажды Гейл обещал, что всегда прикроет меня. И он пытался выполнить свое обещание. И смог. Мы с Питом живы благодаря ему и Финнику. И теперь мы в безопасности. Все кончено. Почти все.
– Что будет со Сноу? – спрашиваю я, нервно теребя ткань футболки Пита.
– Временной главой страны назначена Лайм, – отвечает он. – Хеймитч сказал, что она обещала придержать его для тебя. У тебя будет возможность стать его палачом, если ты этого захочешь…
Я некоторое время молчу, вспоминая все причины моей ненависти к Сноу. Игры, тысячи убитых детей, Квартальная бойня. Вспоминаю Цинну и его кровь на ботинках миротворцев, казнь Порции в прямом эфире. Вспоминаю тело Руты в цветах. Самые страшные эпизоды проносятся перед глазами с бешеной скоростью. Взрыв арены, уничтоженный Двенадцатый, улицы Капитолия, усеянные ловушками, Транзит. Но самое главное – саднящая пустота внутри и светлая тень, ускользающая из моих рук.
– Пит, – шепчу я, прикрывая глаза. – Я была беременна.
Пит замирает.
Я не хотела говорить ему о ребенке. Не хотела, чтобы он страдал. Для него эта потеря будет не менее болезненной, чем для меня. Но удержать это в себе я не смогла – мне не справиться с этим в одиночку. Я нуждаюсь в его помощи.
– Я не знала, – мой голос дрожит. – Я не знала и не жалела себя. А здесь мне дали морфлий, его нельзя беременным, – я с трудом держусь, чтобы не сорваться. – Прости. Прости, что не уберегла его…
Пит зарывается лицом в мои волосы. Его теплая рука ложится на мой живот. Легкая дрожь сотрясает его тело. Ему требуется несколько минут, чтобы справиться с первыми эмоциями. Я накрываю ладонью его руку и прижимаюсь к нему.
– Я убью Сноу, – тихо говорю я. – Не могу иначе. Я должна отомстить ему.
Пит отстраняется от меня. В его глазах решимость.
– Нет. Мы убьем его вместе.
========== Глава 47 ==========
Feist – Fire in the Water
Густой горячий пар поднимается к потолку. Холодная плитка нежно-оранжевого цвета покрывается маленькими капельками воды, а зеркало, расположенное на потолке просторной ванной, быстро запотевает.
Я глубоко вздыхаю и тяну руку к панели управления кондиционером. Через несколько секунд приятная прохлада касается кожи, заставляя ее покрыться мурашками. Прикрываю глаза и откидываюсь назад, прижимаясь спиной к широкой груди.
Запах лесных ягод наполняет воздух, а звенящую тишину нарушают лишь гудение кондиционера и редкие всплески воды.
Мягкая поверхность губки легко касается кожи на моих плечах, руках, оставляя дорожку из пушистой пены. Тонкие пальцы несмело поглаживают шрам от датчика слежения на правой руке, чуть ниже локтя. Это единственное напоминание обо всем, что с нами произошло, оставшееся на моем теле навсегда.
В Капитолии врачи творят чудеса. Они быстро справились с трещиной в ребре и повреждением кожи на ладонях. Но после того, как мне перестали давать морфлий, начались головные боли – удар по голове привел к легкому сотрясению мозга. На все просьбы дать мне обезболивающее доктор Олден, главный врач, лишь качал головой. В конце концов, меня выписали из больницы несколько дней назад, прописав строгий постельный режим.
Президентский дворец был освобожден от беженцев, которые вернулись в свои дома, и теперь здесь расположилось «новое правительство». Нам с Питом выделили просторную комнату в восточном крыле. Лайм выразила беспокойство по этому поводу, так как мы все еще считаемся несовершеннолетними, на что Хеймитч лишь махнул рукой, сказав: «Пусть живут».
Пока я лежала в больнице, пропустила самое важное. Суд над Сноу. Он длился три дня и, в конце концов, приговор прозвучал. Казнь.
Судебный процесс транслировали на всю страну. Хеймитч предлагал мне посмотреть запись, но я отказалась. Хочу увидеть его, взглянуть в эти змеиные глаза лишь в тот момент, когда пальцы натянут тетиву лука, а стрела будет готова в любую секунду сорваться и поразить сердце заклятого врага.
Дни ожидания тянутся мучительно долго. Мне трудно находиться в этом доме. Кажется, будто все здесь пропитано запахом роз, заставляющим голову кружиться.
Нас окружает пустота. В бесконечных коридорах и залах нет ни души. Иногда встречаются солдаты Лайм. А Хеймитч очень редко покидает свою комнату, и только ради того, чтобы пополнить запасы спиртного.
Гейл, Финник и сотня других солдатов-повстанцев под командованием Боггса направлены во Второй дистрикт для ликвидации последствий после уничтожения Ореха. Там же сейчас находятся Крессида и Кастор, снимают материалы о восстановлении стратегически важного объекта для будущего новой страны.
Джоанна все еще в больнице. К тому моменту, как прибыла команда медиков, вызванная Боггсом по коммуникатору, девушка потеряла много крови и уже была на грани потери сознания. Но врачи сумели откачать ее. Надеюсь, она быстро поправится и сможет присутствовать на казни. Уверена, Джоанна хотела бы увидеть смерть Сноу.
Лайм предлагала привезти из Тринадцатого маму и Прим. Но как бы мне ни хотелось увидеть моего утёнка, как бы ни хотелось обнять ее, я лишь покачала головой в ответ. Казнь состоится через неделю, и я не могу допустить, чтобы Прим сейчас оказалась в Капитолии. Успокаиваю себя той мыслью, что скоро все кончится, и я увижу ее. Крепко прижму к себе и заправлю выбившийся «хвостик» блузки за пояс юбки. Как же давно я не видела сестру. Перед глазами стоит ее испуганное лицо, а крики, разносящиеся по коридорам Тринадцатого, до сих пор заставляют сердце сжаться. Кажется, с того момента прошла вечность.
– Тебе пора пить лекарства, – тихо произносит Пит, вырывая меня из пучины воспоминаний.
Лекарства. После выкидыша врачи обязали меня принимать антибиотики и гормональные контрацептивы, если хочу избежать осложнений с беременностью в будущем.
Судорожно вдыхаю ртом воздух и вся сжимаюсь, подтянув колени к груди. Меня не отпускает боль, тянущая и прожигающая сердце. Я разожгла войну, пытаясь избавить детей от смерти на арене. И поплатилась слишком дорогой ценой, убив ребенка внутри себя. Как после этого я смогу стать матерью?
Руки Пита скользят по спине, талии и смыкаются на моем животе. Он ничего не говорит, лишь крепче прижимает к своей груди. Пит чувствует меня. Он разделяет со мной мою боль, ведь она у нас общая.
Меня успокаивают его объятия и размеренное дыхание, щекочущее шею. Я чувствую, как поднимается и опускается его грудь. Мы дышим в унисон. Теплая вода, пушистая пена и его руки. На меня накатывает волна других, новых, но уже знакомых эмоций. По телу проходит приятная дрожь.
Громкий всплеск воды нарушает тишину, когда я отстраняюсь от Пита и разворачиваюсь к нему лицом. Он внимательно наблюдает за моими действиями. Я вытягиваю ноги и скрещиваю ступни за его спиной, придвигаясь вплотную к груди. Нас отделяют жалкие сантиметры. Пит кончиками пальцев касается моей щеки, бросая мимолетный взгляд на губы. Прохладный воздух, разгоняемый кондиционером по ванной комнате, не спасает, когда меня бросает в жар. Я обхватываю ладонями лицо Пита, проводя большим пальцем по линии скул. Прикрываю глаза, когда наши носы едва соприкасаются. Сладостное ожидание поцелуя заставляет сердце пропустить удар и забиться быстрее.
– Китнисс, – выдыхает Пит мне в губы. – Лекарство.
Из груди вырывается стон. Разочарование и раздражение.
Я резко отстраняюсь от него и поднимаюсь на ноги, разбрызгивая капли воды на пол. Не потрудившись вытереться, обматываю мягкое махровое полотенце вокруг тела и выхожу из ванной. Мокрые следы от моих ступней быстро исчезают на подогреваемом полу.
Просторная комната погружена в полумрак, рассеиваемый лишь лунным светом, проникающим сквозь тонкие занавески. Одно из окон распахнуто настежь, впуская в помещение морозный воздух.
Я слегка ёжусь и иду по направлению к столику, стоящему у окна. По очереди открываю два маленьких пузырька и вытряхиваю на ладонь две капсулы. Неприятная горечь образовывается во рту, когда я слегка зажимаю зубами одну из них. Делаю несколько жадных глотков холодной воды из стакана, но горечь не уходит.
– Простудишься, – тихий шепот над ухом заставляет меня вздрогнуть. Когда Пит научился так тихо подкрадываться?
Кожу на плече обжигает легкий поцелуй. Мои губы трогает улыбка. Едва успеваю поставить стакан обратно на хрустальный поднос, когда Пит подхватывает меня на руки, а через несколько секунд я уже оказываюсь на мягкой постели.
Пит склоняется надо мной. Приятная тяжесть его тела сводит с ума. Прохладные капли воды падают с мокрых белокурых волос на мою кожу, заставляя ее покрыться мурашками. Я обхватываю шею Пита руками и слегка приподнимаю голову, чтобы дотянуться до его губ. Горечь во рту сменяется сладостью поцелуя. Пальцы Пита запутываются в моих волосах, когда он аккуратно обхватывает мою голову. Провожу ладонями по сильной спине и, ухватившись за край полотенца, медленно стягиваю махровую ткань с его бедер.
Кровь стучит в висках. Желание, густое и обжигающее, разливается по животу. Дыхание сбивается. В такие моменты боль и пустота, отравляющие наши сердца, отступают. Мы снова пытаемся защитить друг друга от тьмы, пытаемся почувствовать себя живыми.
Его руки, губы и слова, что он шепчет мне под покровом ночи, заставляют поверить в то, что жизнь продолжится, независимо от наших потерь. И в сердце зарождается надежда.
Откидываю руку в сторону и, проведя по уже утратившей тепло ткани, слегка сжимаю пальцами мятую простынь.
Ни одного кошмара за всю ночь. Я спала так крепко, что даже не услышала, как Пит собирался на тренировку. Перевожу взгляд на настенные часы и, глубоко вздохнув, снова откидываюсь на подушки. Сейчас десять, а значит, я проведу в одиночестве еще около двух часов.
Каждое утро Пит выскальзывает из постели и отправляется на четырехчасовую тренировку в спортивный зал, расположенный в подвале дворца.
Мы официально назначены исполнителями приговора. У нас нет права на промашку.
Бити прислал подарок из Тринадцатого. Два модифицированных лука, похожих как две капли воды. Свой прежний я оставила в подвале у Адена, поэтому сердце едва не выпрыгнуло из груди, когда блестящая черная рукоять приятно завибрировала в моих руках, узнав владельца.
В Тринадцатом я учила Пита стрелять из лука, и у него отлично получалось. Но он хочет быть уверенным в себе. Да и к новому луку нужно привыкнуть. Его пальцы быстро покрываются мозолями, и каждый раз после тренировок я обрабатываю их заживляющей мазью.
Я хотела тренироваться вместе с Питом, но мне запретили появляться даже на пороге спортивного зала. Постельный режим все еще в силе. Но каждый день я упорно нарушаю его, бесцельно бродя по пустым коридорам в ожидании возвращения Пита.
Сегодня решаю отправиться в дальнее западное крыло, где еще ни разу не была. Беззвучно ступая по мягкому ковру, внимательно разглядываю картины, висящие на стенах. Некоторые из них вызывают неподдельное восхищение, а другие заставляют слегка скривиться от отвращения, взрываясь перед глазами буйством несочетаемых красок.
Когда я, наконец, отвлекаюсь от картин и оглядываюсь по сторонам, понимаю, что заблудилась. Пит скоро вернется, поэтому пора искать обратную дорогу, но я не могу вспомнить какой из коридоров вывел меня к этому залу.
Наугад выбираю тот, что справа. В этой части дома я не видела ни одного человека и дорогу спросить не у кого, поэтому придется положиться на свое чутье.
И оно не подводит меня. Свернув за очередной угол, я попадаю в небольшой холл, где напротив массивных дверей стоят три солдата с автоматами. Едва увидев меня, один из них выхватывает пистолет из кобуры, закрепленной на поясе, и направляет в мою сторону.
Я не реагирую на это – мое внимание привлекает нечто иное. Желудок сжимается, и к горлу резко подкатывает тошнота, когда я улавливаю в воздухе аромат роз.
– Вы не имеете права находиться в этой части дома, – холодно произносит солдат, опуская пистолет.
– Что там? – хриплым голосом спрашиваю я.
– Возвращайтесь в свою комнату, солдат Эвердин, – настойчиво повторяет мужчина.
Я не двигаюсь с места, прожигая его взглядом. Вряд ли они стерегут розовый сад. За этими дверями нечто большее. И мне необходимо туда попасть.
Не успеваю задуматься над тем, будут ли в меня стрелять, если я попытаюсь прорваться, как сзади раздаются глухие шаги.
– Пропустите ее, – приказывает громкий голос.
Резко оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с Боггсом. Я вижу его впервые с того момента, как он скрылся за углом переулка с Джоанной на руках. Он гладко выбрит и на нем новая черная форма.
Первый порыв – обнять и поблагодарить за все, что Боггс для нас сделал. Но сейчас важно другое.
Солдаты на мгновение прикладывают руку ко лбу и отходят в сторону, распахнув передо мной двери.
Я киваю Боггсу и несмело прохожу вперед. Меня начинает колотить, а ноги становятся ватными. Я делаю несколько шагов по маленькому коридору, который заканчивается стеклянными дверями. Распахнув их, застываю на месте.
Эти цветы, они повсюду, насколько хватает глаз. Я переступаю порог. Аромат роз окутывает меня и поглощает без остатка.
========== Глава 48 ==========
Mikky Ekko – Who Are You, Really?
Сбежать – единственное мое желание в этот момент. Но я, как зачарованная, продолжаю медленно ступать по припорошенной землей дорожке между рядами высоких кустарников. Аккуратно обрезанные, безупречные и ненавистные мною цветы. Красные, оранжевые, нежно-желтые и лимонные. Разные оттенки ароматов смешались в один и я уже перестаю ощущать его.
В парнике поддерживается определенная температура и влажность. Мягкий воздух приятно ласкает кожу. Возможно, мне понравилось бы это место, не ищи я здесь своего врага.
Перейдя на соседний ряд, невольно вздрагиваю. Насколько хватает глаз, до конца парника простираются кусты с белыми розами. Плотные бутоны покрыты маленькими капельками воды, поблескивающими на дневном свете, просачивающемся сквозь стеклянный потолок. Нежные белоснежные лепестки безупречной формы так и манят коснуться, сжать пальцами упругий бутон. Самые красивые из всех, эти розы таят в себе опасность. Острые шипы, скрытые листьями, готовы вонзиться в кожу любого, кто неосторожно возьмется за стебель.
