Текст книги "Незапертые чувства (СИ)"
Автор книги: Muza_90
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)
========== Глава 1 ==========
Я бегу по лабиринту серых коридоров Тринадцатого дистрикта. В голове пульсирует только одна мысль: «Пит жив».
Три часа назад мне сообщили, что отряд добровольцев, который отправился вытаскивать из капитолийского плена победителей Голодных игр, вернулся. Но только сейчас мне разрешили пойти в больницу.
Пит. Сейчас я увижу его, услышу его голос, который все это время в Тринадцатом был лишь мутным воспоминанием во сне. Возможно, он будет целовать меня, согревая мою замерзшую душу в своих объятиях.
У двери в больничные палаты путь мне преграждает Хеймитч.
– Хеймитч, пусти меня, – я пытаюсь убрать его руку, но не тут-то было.
– Китнисс.
Мне хочется вцепиться ему в глотку. Как он может не пускать меня к нему? Снова пытаюсь протиснуться в дверь, но впустую.
– Хеймитч!
– Помни, что через все это он прошел из-за тебя, – он прищуривает глаза и отходит в сторону, пропуская меня вперед.
А я стою как вкопанная. Словно молния ударила прямо в мою голову, врезалась в мозг и отпечаталась в сердце.
Я его не заслуживаю. Да, так оно и есть. Пит слишком чист: душой, мыслями. Все мои поступки были эгоистичными. А он… Мы словно ангел и бес. Жемчужина и уголь. Может, я и так всегда это понимала, но боль осознания приходит только сейчас.
Стеклянным взглядом смотрю на Хеймитча. Сейчас я понимаю: ментор любит Пита и заботится о нем. Будь его воля, он в первую очередь попытался бы вытащить с арены Мелларка. Но символ восстания – я, и у него не было иного выхода.
Хеймитч усмехается:
– Ты так и будешь стоять или все-таки пойдешь к нему?
Ватными ногами делаю шаг. Еще один. Пит должен ненавидеть меня за все, что я с ним сделала. За все зло, которое я ему причинила.
Но все мысли вмиг исчезают, как только я перешагиваю порог палаты. Все становится настолько неважно, когда я вижу его. Пит лежит, свернувшись калачиком, на белых простынях, завернутый в серое одеяло. Светлые ресницы подрагивают, тело напряжено. У меня все сжимается внутри. Появляется безумное желание закрыть его ото всего мира, защитить.
Хеймитч, Прим и Гейл стоят у стены. Я чувствую удовлетворение ментора. Оба его подопечных трибута в безопасности, хоть, возможно, и временной. Прим поджимает губы, пытаясь скрыть счастливую улыбку. Она понимает, как важен для меня мой напарник. Гейл стоит неподвижно, но все же я ощущаю напряжение в его позе, в его взгляде, которые укалывает мою душу тысячами иголок. Он боится моих чувств к Питу.
Я задвигаю мысли о присутствующих в дальний ящик своего сознания. Никто сейчас не важен так, как Пит. Колени дрожат. Медленно приближаюсь к больничной койке, в которой сейчас сосредоточен весь мой мир.
Я почти забываю, как дышать, когда прикасаюсь рукой к его лицу, скользя по щеке, по лбу. Кончики пальцев начинает покалывать. Пит чувствует мои прикосновения, его ресницы перестают дрожать, а тело расслабляется. Глубоко вздыхаю и опускаюсь перед его койкой на колени. Теперь я вижу следы издевательств Капитолия над ним. Следы ран, ожогов. Врачи Тринадцатого уже успели слегка подлатать его, но они не излечат боль и страдания.
Я поглаживаю его по голове и начинаю давиться слезами:
– Прости меня, Пит. Прости.
И тут в палату заваливается наша съемочная группа с уже включенной камерой. Вероятно, хотят заснять счастливое воссоединение несчастных влюбленных.
Ну уж нет. Это только мое, личное. Я вскакиваю и прикрываю Пита собой:
– Убирайтесь! Убирайтесь отсюда! – начинаю шипеть на них.
– Сейчас не самый удачный момент, Крессида, – встает на нашу защиту Эбернетти. – Им сейчас нужно хоть немного личного пространства, без камер.
– Но это отличный материал, – шепчет в ответ женщина. – Капитолий будет в бешенстве, а повстанцев это вдохновит! Им ведь даже играть не надо!
Я начинаю закипать от злости – она обсуждает это с Хеймитчем так, словно меня тут нет.
– Хочешь лишить сопротивление символа? Валяй. Только отвечать перед Койн будешь самостоятельно. Да и царапаться эта девочка умеет просто мастерски, будь уверена, – он показывает ей уже едва заметные следы моего гнева на своем лице.
Крессида разочарованно хмыкает и, щелкнув пальцами, выходит из палаты. Вся съемочная группа мгновенно испаряется. Я киваю ментору в знак благодарности. Этого вполне достаточно – у нас все же еще много причин злиться друг на друга.
– Им надо побыть наедине, – спохватывается Прим и начинает подталкивать мужчин к двери. – Давайте, давайте.
Дверь за ними захлопывается, и я вздыхаю с облегчением.
– Китнисс? – слышу слабый шепот позади себя. Резко оборачиваюсь и ловлю на себе мутный взгляд голубых глаз.
Я снова опускаюсь перед ним на колени и тянусь рукой к его лицу. Пит приподнимается и накрывает мою руку своей:
– Ты мне снишься, – горько выдыхает он.
– Нет, Пит, – шепчу я. – Это не сон. Мы в Тринадцатом дистрикте. Они спасли тебя. Ты в безопасности.
Он с минуту внимательно разглядывает мое лицо, словно размышляя – верить мне или нет. Но потом его взгляд проясняется, приходит понимание:
– Ты здесь, – Пит протягивает руку к моим волосам.
Приглядевшись внимательней, я обнаруживаю шрамы на его запястьях, словно он стирал их в кровь. Наручники.
– Пит! – прикрываю рот рукой, чтобы не кричать от ужаса, холодом сковавшего мое тело. Из горла вырываются отвратительные хлюпающие звуки, но я ничего не могу с собой поделать. – О Боже, Пит, прости меня! Я ушла, ушла… Нельзя было…
– Китнисс, прошу тебя, не плачь, – сморщившись от боли, он садится, опираясь на спинку кровати.
Я сажусь рядом и, прижавшись к Питу, прячу лицо на его груди. Чувствую сильные руки на своей спине. Как мне не хватало этих объятий, они всегда дарили мне чувство покоя и безопасности. И сейчас я готова задохнуться от счастья, ощущая все это снова.
Наконец, взяв себя в руки, я отстраняюсь и смотрю ему в глаза:
– Я думала, они убили тебя.
– Они убивали, – шепчет он, – доводили до полусмерти. И когда я уже прощался с жизнью, с тобой, меня возвращали. Лечили, чтобы потом убивать снова и снова. Мне пытались внушить, что ты мой враг и всегда хотела моей смерти. А я верил. Верил и хотел только одного – убить тебя.
От этих слов я вздрагиваю.
– Но потом это наваждение проходило. Я боролся с этим. Но тяжелее всего было, когда они внушали мне, что ты умерла на Арене – тогда я уже сам просил о смерти. Потому что думал, что не смог тебя спасти, – Пит замолкает.
Он убирает от меня руки и вцепляется ими в простыни. Его пробирает мелкая дрожь, словно Пит снова оказался в своих кошмарах.
– Я видел это. Во многих вариантах: тебя разрывали на части переродки, ты умирала от ядовитого тумана. Я видел, как Джоанна перерезала тебе горло, как ты сгорала заживо…
На меня накатывает волна ужаса. Я практически чувствую его боль, ведь мне самой снились сны о смерти Пита.
– Пит, – я обхватываю его лицо ладонями и заставляю посмотреть мне в глаза. – Все хорошо. Я жива, и теперь мы снова вместе. Мы будем бороться за жизнь, будем спасать друг друга, как делали это…
– Всегда, – продолжает за меня Пит.
Нахлынувшее воспоминание заставляет мое сердце споткнуться и ускорить ритм. Не убирая рук, я наклоняюсь к нему и целую. Пит кладет ладонь на мой затылок, притягивая меня еще ближе. Из горла вырывается стон, и я углубляю поцелуй, вкладывая в него все свои чувства.
Слышу, как скрипит дверь палаты, но мне плевать. Я не прекращаю целовать Пита. Просто физически не могу этого сделать – слишком долго я мечтала о его поцелуях, прижимая к губам жемчужину.
– Китнисс, тебе пора уходить. Питу нужен отдых, – это мама.
Я отстраняюсь от Пита и оборачиваюсь. За спиной мамы стоит Гейл, и я встречаюсь с ним взглядом. Смесь боли и разочарования, капля злости.
– Тебя вызывают в штаб, – холодно произносит он и, развернувшись на пятках, покидает палату.
Я поворачиваюсь обратно к Питу. Он внимательно всматривается в мое лицо, явно пытаясь понять мою реакцию на то, что Гейл видел наш поцелуй. Но я лишь улыбаюсь.
– Зайду позже, – я встаю и наклоняюсь, чтобы подарить ему еще один легкий поцелуй. – Отдыхай.
Выхожу из палаты и, прислонившись к стене, медленно сползаю по ней на пол. Я – самое настоящее зло. Все страдания Пита, боль Гейла – все из-за меня.
«Проживи ты хоть сотню жизней, все равно не заслужишь этого парня!» – эти слова Хеймитча пульсируют в моем мозгу, отдаваясь болью в сердце. Я не заслуживаю их обоих. Но Пит любит меня, несмотря ни на что. И если я оставлю его, ему станет еще больнее, чем после всех этих пыток.
– Любишь его? – только сейчас замечаю Гейла, стоящего напротив меня. Все время забываю о его способности очень тихо передвигаться.
Я молчу.
– Ты любишь его, Китнисс? – спрашивает Гейл снова.
Холод в его голосе заставляет меня съежиться. Хочется разрыдаться, накричать, что это не его дело. Но мой рот автоматически открывается, и я произношу:
– Люблю.
И тут я понимаю, как легко было произнести эти слова. Это мои чувства. Отпечаток встречи с Питом помог мне признать это. Я не успела запереть на замок привычной отстраненности то счастье и блаженство, которые я испытываю рядом с ним. Не успела нажать на кнопку «без чувств». Сейчас я – открытая книга.
– Прости, – одними губами произношу я, но Гейла уже нет рядом.
========== Глава 2 ==========
Словно в тумане я добираюсь до кабинета, где обычно проходят собрания. Меня раздирают смешанные чувства. Эйфория с одной стороны – Пит снова в безопасности. Чувство вины с другой – я причинила боль Гейлу. И возможно, отчасти, себе. Мы были вместе много лет. Вместе не в смысле романтических отношений – я в этом аспекте никогда никого не рассматривала. Друзья, напарники по охоте. Он научил меня многому. Но охота мне сейчас не нужна, и напарника я нашла в лице другого человека.
Уезжая на Квартальную бойню, я не планировала возвращаться, и не стала рушить надежд Гейла насчет развития наших отношений. Но я осталась жива, и он ждал, что я перестану играть в любовь с Питом. Но игра закончилась – она изначально была обречена на провал. Так распорядилась судьба: соединить сына пекаря и дочь охотника. Способы у нее не всегда честные по отношению к людям, и в итоге есть пострадавшие. Я в их числе. Я теряю друга. Мы уже не сможем вести себя так, как раньше, когда я была его Кискисс.
– Не думал, что тебя удастся так быстро оттуда вытащить, – усмехается Хеймитч, вырывая меня из моих размышлений.
– Меня прогнали, – я присаживаюсь в кресло. – Что за срочность?
– Не имею понятия, – разводит руками ментор.
Постепенно подтягиваются остальные: Плутарх, Крессида, Боггс, Финник и Гейл. Последний садится напротив, но на меня не смотрит. Он обижен, зол, ему больно.
В помещении стоит гробовая тишина. Это угнетает еще больше. Я начинаю ритмично постукивать по столу ногтями, точнее тем, что от них осталось. От переизбытка нервов я практически до мяса их сгрызла.
Наконец, в кабинет входит Альма Койн, президент Тринадцатого Дистрикта.
В дистриктах обычно главой является мэр. Но Тринадцатый считает себя отдельным государством, поэтому во главе него стоит президент.
– Полагаю, у нас сегодня есть хорошие новости, – начинает женщина.
Хорошие новости? Она смеется? О хороших новостях не говорят столь холодным и безразличным голосом.
Я смотрю на Одэйра. Он явно очень нервничает. В руках веревка. Финник беспрестанно вяжет узлы, хотя сам смотрит в одну точку.
– Хоторн, доложите, – Койн впивается взглядом в Гейла.
– Да, президент, – кивает он. – Мы спасли всех, кроме Энобарии. Ей ввели какую-то дрянь, и она, можно сказать, сгнила заживо.
Хеймитч напрягается. Ему тяжело – он хорошо ее знал.
Тем временем, Гейл продолжает:
– Джоанна Мэйсон, дистрикт Семь. Энни Креста, дистрикт Четыре. Вения, Флавий и Октавия – команда подготовки Китнисс. Пит Мелларк.
Так вот в чем дело. Энни Креста, возлюбленная Финника. Я снова смотрю на него. У парня такой вид, словно он не рад. Не успев задуматься на эту тему, я вновь прислушиваюсь к словам Койн.
– У нас великолепные перспективы, господа, – она почти улыбается, чего я никогда не видела. И признаться честно, мне это совершенно не нравится.
– Много работы предстоит! – Крессида нервно ёрзает в кресле.
Эта женщина никогда не угомонится со своими интервью.
– Да, вы правы, – кивает Койн. – Все победители должны принять участие в съемках промо. Но естественно, основное внимание на Пита и Китнисс.
Имя Пита она произносит практически с нежностью. Я понимаю, именно он ей и необходим. Восстание уже обрело свое лицо. Ему нужен только голос, голос Пита. Меня недостаточно. Им нужно покалечить нас обоих.
– Я думаю, стоит провести съемки в Двенадцатом, – предлагает сохранявший молчание до этого момента Плутарх.
– А я считаю, что стоит, – я делаю небольшую паузу, чтобы успокоиться и не выразиться нецензурно, – стоит подождать, пока они придут в себя. Или из огня да в полымя? Некоторые еще не догадываются, что их дома и семей больше нет.
– Разумеется, солдат Эвердин. Спасенные пленники получат весь необходимый уход. Но это не значит, что у нас нет работы, – Койн окидывает меня ледяным взглядом. – В Восьмом сейчас очень неспокойно. Повстанцев становится с каждым днем все больше. И нам стоит поддержать эту динамику. Мы отправим туда отряд со съемочной группой и нашей Сойкой.
– Вы хотите отправить ее в дистрикт, где сейчас разворачиваются военные действия и гибнут люди? – спокойно спрашивает Хеймитч.
– С ней отправлюсь я и мои люди, – отвечает ему Боггс.
– Хорошо, я еду, – я пожимаю плечами.
– Нет. Могу поехать я. Снимем там необходимый материал, и можно смонтировать с речью Китнисс, – хотя Гейл и говорит обо мне, но по-прежнему не смотрит в мою сторону.
– Я не собираюсь фальсифицировать свое местонахождение, – возражаю я.
– Нет, она туда не поедет, – стоит на своем Хеймитч.
Да что происходит? Я не ребенок, в конце концов, чтобы меня так оберегали и вместо меня принимали решения.
Я уже собираюсь раскрыть рот, чтобы сказать, куда все могут пойти со своими мнениями, но тут же закрываю его под взглядом Хеймитча. Он едва заметно качает головой из стороны в сторону, пристально глядя мне в глаза.
И тут я все понимаю. Койн не нужен материал из Восьмого, так же, как и искалеченные бойцы дистрикта. Ей нужен подходящий момент, чтобы избавиться от меня. Голос восстания она заполучила, и во мне больше нет нужды. Спасение Пита – это переломный момент.
Могу поспорить, если я отправлюсь в Восьмой, то откуда-нибудь из-за угла выскочит наемник, и его целью будет попасть мне в сердце, ну или в голову.
Люди любят меня, и они возненавидят Капитолий. Мое убийство подстегнет их к борьбе.
И Пит. Моя смерть сломает его. Но он сделает все, чтобы отомстить за меня. И все заработает так, как того хочет Койн.
И что же мне делать? Сидеть здесь и трястись от страха? Или все же пойти на этот риск в надежде на то, что я ошибаюсь?
========== Глава 3 ==========
– Какого черта, Гейл! – я вылетаю из кабинета вслед за другом.
Он глубоко вздыхает и, наконец, смотрит мне в глаза:
– Что не так?
– Я сама могу о себе позаботиться!
– Ты так о себе позаботиться решила? Соглашаясь отправиться в пекло? – Гейл повышает голос.
Я молчу.
– Там война, Кискисс… – уже мягче произносит он.
Я вздрагиваю. Он назвал меня Кискисс. Гейл больше не злится?
– Я должна, – мой голос немного дрожит.
– Что и кому ты должна?
– Помочь людям.
– Ты и так помогла им. Ты зажгла в них надежду! Надежду на то, что Капитолий не всесилен, что даже эта глыба имеет слабые места.
– Какие слабые места? – из груди вырывается стон. – Это мы, как крысы, вынуждены прятаться в подземелье! И напомни – от кого мы прячемся?
– Перестань. Что ты еще можешь сделать? У тебя не хватит стрел на весь Капитолий! – он слегка встряхивает меня за плечи, словно таким образом я быстрее пойму.
– Очень жаль, что ты в меня не веришь, – шепчу я.
Гейл отходит от меня и, уже повернувшись спиной, произносит через плечо:
– Я верю. Но Сойка-пересмешница обречена – надеюсь, ты понимаешь это.
Он сказал вслух то, о чем я боялась подумать. И ведь это правда – в битве с таким врагом я вряд ли выживу.
***
– Как дела? – я ставлю поднос с едой на стол и присаживаюсь напротив Финника.
В ответ он лишь пожимает плечами и продолжает ковыряться в тарелке. Проходит не меньше минуты, прежде чем Одэйр решается заговорить:
– К Энни меня не пускают.
– Почему?
Он нервно проводит рукой по волосам и, наконец, смотрит на меня:
– Ответа на этот вопрос я не добился.
Я смотрю на содержимое своей тарелки и подавляю рвотный позыв – мутное жидкое месиво из капусты и грибов. В Тринадцатом повара не слишком заботятся о вкусе пищи.
– Все будет в порядке, – говорю я, отодвигая поднос подальше от себя.
– Я заходил к твоему жениху, – Финник задумчиво склоняет голову набок.
Внизу живота что-то легонько кольнуло. Пит – мой жених.
– Он странный.
– Что ты имеешь ввиду? – я напрягаюсь.
– У него словно какие-то приступы. Мне кажется, ему больно.
Вспоминаю, как утром Пит, зажмурившись, вцепился руками в простыни, но тогда я не слишком обратила на это внимание.
Я вылезаю из-за стола и практически бегом несусь к выходу из столовой, по пути швырнув поднос на конвейер.
Теперь до больничного крыла. У дверей в палату Пита сталкиваюсь нос к носу с Делли Картрайт. Кажется, она была его подругой в детстве. Но что ей сейчас тут надо?
– Привет, Китнисс, – тихо здоровается она.
– Ты была у Пита? – откуда ни возьмись, в моем голосе появился холод.
– Да, хотела убедиться, что с ним все хорошо, – она уже собирается уходить.
Её печальный тон оседает онемением на кончиках пальцев.
– Ты сказала ему?
Делли оборачивается:
– Сказала. Пит должен знать, что его семьи больше нет.
Внезапно меня охватывает волна ярости. Я подлетаю к девушке и впечатываю ее в стену:
– Я должна была сказать ему сама! Я! – испуг во взгляде Делли отрезвляет меня, и я отпускаю её. – Это моя вина.
Теперь она смотрит на меня с сожалением:
– Не стоит себя винить, Китнисс. Не в твоих силах было остановить восстание. Ты дала нам всем надежду.
Я молча сверлю серую стену взглядом. Перед глазами начинают плясать цветные точки. Тишина шипит звуком закрывающейся двери – Делли ушла, но её слова все еще звенят в ушах. Снова это слово. Почему все сегодня говорят мне об этом? Я символ, я дала людям надежду. Как так вышло? Ведь я просто пыталась защитить дорогих мне людей и спасти свою шкуру.
Захожу в палату. Пит сидит, поджав ноги.
– Как ты? – я присаживаюсь на край его койки.
– Ты не сказала мне, – говорит он после минутного молчания.
– Прости, я не успела.
Мы молчим. Пять минут, десять, пятнадцать. Мне кажется, что я сейчас взорвусь от напряжения. Пит сидит в тридцати сантиметрах от меня, я хочу прикоснуться к нему, но боюсь. Он не смотрит на меня, только на свои руки.
– Пит, – наконец, произношу я.
– Я не злюсь на тебя, не бойся. Я просто… мне трудно осознать, что я больше никогда не увижу своего отца, мать, братьев, – Пита начинает немного колотить. Он закрывает глаза и обхватывает себя руками. На лбу выступают капельки пота.
Это то, о чем и говорил Финник. Приступ.
Я забираюсь на кровать с ногами и притягиваю Пита к себе. Он не сопротивляется и кладет голову мне на колени. Я глажу его по волосам, и Пит понемногу успокаивается. Дрожь исчезает, дыхание выравнивается.
– Останься со мной.
Эти слова вышибают меня из колеи. Хочется расплакаться. Что с нами сделал Капитолий? Мы были подростками, но нам пришлось пройти через ад и повзрослеть раньше времени.
– Всегда, – шепчу я в ответ и, наклонившись, целую его в лоб.
========== Глава 4 ==========
Кто-то легонько тормошит меня за плечо. Я заснула?
Открываю глаза. Я лежу в объятиях Пита, а рядом с кроватью стоит Прим.
– Тебя искал Гейл, – шепчет она.
Я тихонько поворачиваюсь и смотрю на Пита: он еще спит.
– Что ему нужно в такое позднее время?
– Китнисс, сейчас семь утра, – судя по виду Прим, ей было немного неловко увидеть старшую сестру, спящую с парнем.
– Семь утра? – переспрашиваю я, принимая сидячее положение.
В подтверждение этих слов по всем коридорам дистрикта раздается сигнал подъема. Каждый день в одно и то же время один и тот же сигнал. Про «поспать подольше» тут никто даже не задумывается.
С первыми звуками сигнала Пит резко садится и испуганно озирается по сторонам. Звуки не из приятных.
Я кладу руку ему на плечо:
– Это местный будильник. Хуже не придумаешь. Даже разбить нельзя.
– В Капитолии я просыпался от ударов ботинок миротворцев, – усмехается Пит.
Внутри меня что-то обрывается. Я тянусь к нему, чтобы обнять.
– Все закончилось, мы снова вместе, – утыкаюсь носом в его шею.
Через несколько секунд он отстраняется от меня и, улыбнувшись, заправляет выбившуюся прядь волос мне за ухо:
– Похоже, тебе пора.
Я глубоко вздыхаю и встаю:
– Я зайду к тебе вечером, после тренировки.
Пит кивает и снова ложится:
– Буду ждать.
– Прим, с ним все в порядке? – спрашиваю я сестру, как только мы выходим с ней из больничного блока.
– И да, и нет, – вздыхает она. – У него бывают резкие приступы боли.
– С чем это связано? Ему можно помочь?
– Врачи пытаются. Его обследовали, серьезных физических повреждений обнаружено не было. Небольшое сотрясение мозга, внутреннее кровотечение, гематомы, обезвоживание.
– Это, называется, нет серьезных повреждений? – хриплю я.
– Я имела в виду, что не было повреждений, которые невозможно залечить. Он вроде бы здоров, но приступы случаются. Возможно, это последствия воздействия какого-то наркотика. Ему колют лекарства.
Я смотрю на сестру и удивляюсь, откуда в ней столько врачебного хладнокровия? Даже раньше, когда к нам домой приносили раненых, я сразу старалась убежать. А моя маленькая сестренка, засучив рукава, бежала помогать матери.
– Он поправится, – говорю я. – Обязательно поправится.
– Конечно, Китнисс, – Прим обнимает меня. – Пит сильный, с ним все будет хорошо. А теперь, иди домой и приведи себя в порядок, а то выглядишь немного растрёпанной.
Я улыбаюсь и, легонько ущипнув ее за нос, иду в сторону нашего отсека.
Домой… Прим сказала «домой».
Теперь это наш дом? Две небольшие комнатки с серыми стенами, жесткими постелями и небольшим окошком, которое скрыто металлическими ставнями.
Нет, я не могу назвать это своим домом. Это временное убежище, только на время войны.
Возможно, с возвращением Пита я начинаю поддаваться наивности, и мечтать, что все наладится. Начинаю надеяться, что мы одержим победу над Сноу. И в итоге все будет хорошо.
Глупо.
Я быстро принимаю душ. Заплетаю еще влажные, подсушенные полотенцем волосы в косу. Одеваюсь в старую одежду, сохранившую запах Пита. Я сказала ему, что приду после тренировки. Но никакой тренировки не будет. Сегодня запланирована поездка в Восьмой дистрикт.
Я намеренно не поцеловала Пита перед уходом. Пусть желание прикоснуться к его губам будет со мной как стимул не ввязываться в неприятности.
Столовая уже почти опустела – все уже поели и разошлись по своим делам. На завтрак сегодня вареные яйца и какое-то месиво, по виду напоминающее кашу.
Я сажусь за стол и, взяв яйцо в руки, начинаю его чистить. Кусочек скорлупы вонзается мне под ноготь. Я тихонько выругиваюсь.
– Это же неприлично, Кискисс, – напротив меня садится Гейл. На его подносе почти вдвое больше еды – ему полагается по весу.
– Больше не злишься? – я приподнимаю бровь.
Он вздыхает:
– Я искал тебя утром.
– Зачем? – пробую кашу, она похожа на клей из овсянки.
– Надеялся поговорить до завтрака. Где была?
– Действительно хочешь знать? – я не хотела говорить колкости, но это вырывается само собой. Конечно, он догадывается, где я была.
– Понятно, – Гейл поджимает губы. – Ты не передумала насчет Восьмого?
– Все будет в порядке, Гейл! – раздраженно отвечаю я.
– Почему ты всегда такая упрямая? Постоянно пытаешься доказать, что ничего не боишься!
– Ты хочешь снова ругаться? – начинаю злиться.
Он замолкает.
– Я боюсь. У меня много страхов. Но я пытаюсь с ними бороться.
– Доброе утро! – к нам подсаживается Бити.
Я молча киваю ему. Остаток завтрака они с Гейлом обсуждают какие-то разработки Бити. Даже не пытаюсь к ним прислушиваться.
Через час я прихожу в свой небольшой центр подготовки, выделенный стараниями Плутарха. Моя команда снова со мной. Но теперь все иначе– они больше не похожи на капитолийцев. Нет вычурной цветастой одежды, кучи косметики на лице. Они не болтают без умолку. Им тоже пришлось несладко. Бледные, исхудавшие, с мешками под глазами.
Октавия начинает заниматься моими ногтями:
– Боже, Китнисс! Ты их грызла?
Я пожимаю плечами и замечаю, что ее руки немного дрожат.
Вения делает эпиляцию и мажет кожу всевозможными кремами. Флавий подстригает мои волосы и снова заплетает в косу. Его научила мама, когда мы готовились к туру победителей. Мне наносят легкий грим.
Наконец, приходит пора одеваться. Октавия достает мой костюм.
– Цинна… – дрожащим голосом произносит Вения.
Творение моего стилиста, друга. Он пожертвовал своей жизнью ради идеи восстания.
Дружно вспоминаем Цинну, плачем.
Флавий, всхлипывая, поправляет мне грим:
– Ну все, ты готова.
Подхожу к зеркалу и замираю. Я вижу в нем не Китнисс Эвердин, охотницу из Двенадцатого дистрикта. Из отражения на меня смотрит Сойка-пересмешница, символ восстания.
========== Глава 5 ==========
У выхода из центра подготовки меня поджидает Боггс.
– Это сделал твой стилист? – спрашивает он, оглядывая костюм.
– Он умер за этот костюм, – мысленно содрогаюсь от воспоминаний. – За меня.
– Очень жаль, – сочувствует Боггс, а потом снова переключается на свой бесстрастный тон. – Нам пора, планолет уже готов.
Я киваю и иду вслед за ним к лифтам. Впервые замечаю у Боггса намек на проявление чувств. Он всегда напоминал мне робота – без чувств, без эмоций, со слепой верностью Койн. А если он вовсе не такой на самом деле? Возможно, он добрый и даже веселый человек, которого так же, как и многих из нас, сломала война. На вид ему чуть больше сорока лет. Есть ли у него семья? Могли бы мы с ним подружиться? Скорее всего, я не узнаю ответы на эти вопросы – война отбирает возможность доверять людям и заводить дружбу.
– Китнисс! Китнисс!
Я оборачиваюсь: к нам бежит Финник.
– Финник? Что ты здесь делаешь?
– Вы забыли про меня! – возмущается он, пытаясь отдышаться.
– Стой, я не думала, что ты с нами, – удивляюсь я и перевожу взгляд на Боггса.
Кажется, он немного растерялся:
– Ты не значился в приказе, Одэйр.
– Бити сказал, что уже приготовил нам оружие и отправил его вместе с Плутархом, – в глазах Финника мольба. – Пожалуйста, я не могу оставаться в этих глухих стенах. Я сойду с ума.
– Хорошо, – Боггс сдается, – Срочно беги в отсек А210. Получи форму. У тебя 20 минут. Опоздаешь – не ждем.
Финник вмиг испаряется. Надеюсь, успеет. Мне почему-то хочется, чтобы он был рядом. На арене мы стали отличными союзниками, он хороший боец. Возможно, мы даже теперь друзья.
В ангаре нас уже ждут Плутарх и Хеймитч. Съемочная группа перетаскивает оборудование в кабину планолета под командованием Крессиды. Она порхает вокруг каких-то черных ящиков и постоянно тыкает то на один, то на другой пальцем:
– Не забудьте этот, иначе ничего не выйдет!
Рядом с трапом по стойке смирно выстроились трое солдат. Трое, четвертый – Боггс. Это так они обеспечивают мою безопасность? Даже операторов с камерами будет больше. Я нервно усмехаюсь. Боггс косится на меня с удивлением, но в ответ я лишь качаю головой.
Плутарх нетерпеливо машет рукой, подзывая нас к себе.
– Пришлось согласиться взять с собой Одэйра, – докладывает Боггс бывшему распорядителю.
– Он стабилен? – спрашивает тот.
– Вполне.
– Он станет нестабильным, если ему не позволить немного проветриться, – говорю я.
В этот самый момент в ангаре появляются Гейл и Финник, оба в военной форме. Теперь я не буду чувствовать себя такой уж беззащитной – со мной мои друзья.
– Неплохо смотришься, Китнисс, – Гейл оглядывает меня с ног до головы.
Я невольно улыбаюсь. Не могу долго злиться на Гейла. Мне не нравится та пропасть, которая начала появляться между нами. Я хочу вернуть наши прежние отношения. Гейл по-прежнему является частью меня, моей жизни. Он нужен мне.
– Китнисс, Финник, – обращается к нам Плутарх. – Для вас кое-что есть.
Он вручает Финнику трезубец – явно та самая разработка Бити, о которой он говорил на днях с такой гордостью. Уверена, оружие не такое простое, как кажется на первый взгляд.
Для меня у Плутарха нечто большее. Он помогает мне надеть защитную экипировку, также разработанную Цинной в дополнение к костюму: бронежилет, шлем, на пояс – маску для защиты от газовой атаки.
Экипировавшись, я получаю в руки футляр со своим новым модифицированным луком. Как только касаюсь корпуса, он начинает мягко вибрировать – лук активирован. Только я могу брать его в руки, стрелять из него. Это мое оружие и реагирует оно только на меня.
Тем временем Плутарх пристегивает колчан. Внутри он поделен на три отсека, в каждом из которых особые стрелы. В первом – обычные, во втором – зажигательные, в третьем – подрывные. Бити не знает, что такое «попроще». Его просили сделать лук, подходящий под мой костюм, но он решил, что просто сделать оружие черным – это слишком скучно, и добавил пару деталей.
– Раз все готовы, пора отправляться! – Плутарх дважды хлопает в ладоши, призывая всех подниматься на борт.
Я плетусь к планолету вслед за Финником, но Хеймитч хватает меня за руку и дергает в сторону.
– Когда будешь внизу, ни в коем случае не снимай его, слушай все, что я тебе говорю, – он цепляет мне микрофон и вставляет в ухо наушник. – И еще…
Ментор достает из кармана небольшую серебристую тряпочку.
Я широко распахиваю глаза и смотрю на Хеймитча, ожидая объяснений.
– Я попросил Прим. Думаю, тебе не помешает держать эту вещицу при себе, чтобы было о ком думать, в случае чего, – он делает особое ударение на последних словах.
Другими словами – «не смей ввязываться в неприятности».
Я немного цепенею, пока Хеймитч прячет жемчужину в кармашке у меня на груди, почти в том месте, где находится сердце. И только сейчас я осознаю, что отправляюсь не просто сказать на камеру пару слов на фоне пейзажей Восьмого дистрикта. На мне бронежилет, шлем. Это не шутки, не арена, где помимо тебя и твоего напарника – всего двадцать два трибута. Это поле боя, где будут сотни миротворцев, взрывы, выстрелы… Я и вправду отправляюсь на войну. Вот Хеймитч это понимает.
– Как ты узнал, что я ее сохранила? – тихо спрашиваю я.
– О, мне рассказали, как ты чуть не сломала нос одному из врачей, когда узнала, что твой костюм выкинули. А потом, когда его принесли, ты вытащила оттуда жемчужину и…
– Ясно! – резко прерываю его.
