Текст книги "Brainstorm (СИ)"
Автор книги: Miss_Ank
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)
Глава 42
Мэтт Коэн и его братва поработали на славу – обнесли фасад фабрики блестящим сетчатым забором, выставили охрану, чтобы избежать случайных посетителей; из года в год старая ткацкая фабрика использовалась как место для сомнительных встреч и сделок. Махнув рукой парню в чёрном комбинезоне, который стоял в воротах, я въехал во двор, очищенный от битых стёкол, и остановился перед тёмным провалом главного входа в здание фабрики. Здание выглядело совершенно не так, как я себе представлял: со спутника оно было похоже на гигантскую букву П, снаружи, с земли, оно казалось огромной бесформенной махиной, зияющей провалами выбитых окон. Двор очистили от стёкол и мусора, и только яркое белое пятно в виде небольшого креста сияло на вздыбленном растрескавшемся асфальте. На том самом месте, где, согласно полицейским протоколам, любезно предоставленным мне окружным управлением Мемфиса, был найден несостоявшийся самоубийца Дженсен Росс Эклз, двадцати двух лет.
Разумеется, окружное управление полиции Мемфиса ни ухом, ни рылом не ведало о том, что нанятые мной умельцы аккуратно позаимствовали нужную информацию из базы данных, включая фотографии и письменные отчёты. Спасибо Мэтту, у которого оказалась куча полезных знакомых. Этот парень был настоящим подарком мне на Рождество. Ещё одним ответом свыше на мои молитвы на волшебной лавочке у магазина.
Дженсен вышел из машины следом за мной, обвёл взглядом серый облупившийся фасад, устало хмыкнул.
– Очередной ужин в условиях затяжного ремонта? Уже неоригинально, Джаред.
– Здесь закончилась твоя жизнь в Мемфисе, Дженсен, – проговорил я. – Здесь произошла та «авария», после которой ты утратил память. Здесь случилось то, что не даёт тебе покоя до сих пор – даже если ты этого не помнишь.
– Но по отчётам полиции, я влетел под грузовик на трассе около Далласа, – пробормотал Дженсен. – Кома, потеря памяти... Я полгода пролежал в центральном госпитале Далласа, у матери была выписка...
– Идём, – сказал я, беря его за руку. – Всё по порядку.
Мы вошли в пронизанную серым светом проходную – сквозь выбитые стёкла залетал мелкий дождь, на полу растекались лужи, в воздухе висела мелкая водяная взвесь, но она не могла испортить несколько заламинированных фотографий, развешанных на натянутой между колоннами бечёвке. Начальная школа Беркнера в Ричардсоне. Множество мелких детских лиц, два из которых обведены алым, словно кровь, маркером. И те же лица – только увеличенные в несколько раз – на больших портретных снимках: грустное лицо зеленоглазого мальчика, обещающего вырасти в красивого мужчину, и угловатая физиономия с чуть раскосыми тёмными глазами, обрамлённая взлохмаченными вьющимися волосами. Всегда рядом.
Дженсен замер. Прижал пальцы к вискам, словно в приступе внезапной головной боли. Его взгляд метался между снимками затравленной лисицей. Я снова очутился рядом, поддержал его под локоть.
– Девяносто третий – девяносто шестой. Школа Беркнера в Ричардсоне. Ты помнишь, что учился там?
– О, господи, да, – простонал он. – Из этого никто не делал тайны, Падалеки...
– Себя ты, разумеется, узнал, – я кивнул на портрет зеленоглазого мальчишки. – А парнишка рядом с тобой – Джейсон Фергюсон Коул. Помнишь его?
– Джей? – беззвучно прошептал Дженсен, и глаза его расширились, лицо побелело, даже губы, казалось, побледнели до мелового оттенка.
– Джей, – подтвердил я. – Мальчик, которого ты любил все последующие семь лет. Дженсен, ты здесь?
Эклз часто-часто дышал, облизывая губы и сжимая кулаки, глаза невидяще смотрели вдаль, ноздри раздувались, словно он вдыхал одному ему слышимый запах.
– Нас ненавидели, – его голос звучал тонко и странно, словно ломающийся тенорок подростка. – Нас все ненавидели.
Он вскинул руки и заслонил лицо, покачнувшись. Я подхватил его, удержал, тряхнул за плечи, отвёл ледяные ладони.
– Дженсен, вернись.
Он что-то пробормотал. Я подтащил его вплотную к фотографиям, которые чуть покачивались от сырого сквозняка.
– Кто это?
– Я и... и... Джейсон Коул.
– Ты помнишь его?
– По-прежнему смутно, – неожиданно ровным и трезвым голосом сказал Дженсен. – Только глаза. Похожие, кстати, на твои.
– Вы учились вместе до окончания школы, – я повёл Дженсена к лестнице, стены которой были увешаны размытыми, но узнаваемыми снимками: за ними пришлось лезть в электронный архив школ Беркнера и Аполло. Я разместил их на презентационной подложке, снабдил подписями и датами – которые мне удалось выяснить. – После этого Джейсон Коул уехал. Бросил тебя на целых два года. Мать не рассказывала, что ты около десятка раз лежал в психиатрических лечебницах и несколько раз пытался покончить с собой, начиная с одиннадцати лет?
Дженсен запнулся и упал бы, если бы я не поддержал его.
– Почему? – глухо спросил он.
Пока мы поднимались по полуразрушенной лестнице на последний этаж, медленно, замирая надолго у каждого ярко подсвеченного снимка на изрисованной граффити стене, я рассказал Дженсену всё, что знал о том периоде его жизни. Не скрывал ничего, говорил размеренно, чтобы каждое моё слово закреплялось в памяти Эклза-настоящего, пресекал попытки уплыть в спасительное прошлое, заставлял смотреть мне в глаза и слушать мой голос... Меня трясло, я едва держался, чтобы не сорваться с катушек. Эта лестница из двух десятков раздолбанных ступеней стала самой длинной и жуткой лестницей в моей жизни, потому что она была единственной, которая вела не вверх, а... вглубь.
– Вы поссорились, – закончил я. – Он уехал сюда, чтобы решить свои дела, и, как выяснилось, не слишком удачно.
– Я помню, – пробормотал Дженсен внезапно, хватаясь за мою руку. – Он сказал: «Делай с этим, что хочешь».
Покачнулся, прерывисто вздохнул, широким жестом утёр лицо. Фраза-якорь была произнесена, но Эклз остался здесь. Ещё несколько дюймов липкого слоя отошло от бумажной подложки. У меня жутко ломило в висках, до нервной дрожи, но я держался. Я должен был. Понимаете? Я не мог сдаться раньше Дженсена.
Внезапно я вспомнил наш полёт сквозь ночь, мерцающую разноцветными огнями, наш медленный взлёт над Гудзоном, туда, где небо пестрит бесчисленными звёздами, про которые я хотел рассказать Дженсену. Про которые он не дал мне рассказать.
Последний этаж фабрики был озарён бледным светом угасающего дня – сквозь провал в крыше моросил мелкий дождь, на чисто убранном полу были разложены последние слайды презентации, формируя жуткую мозаику вокруг нарисованного мелом силуэта лежащего человека. Жёлтые ленточки полицейского заграждения обтягивали колонны, поддерживающие полуразрушенный свод крыши, очерчивая место преступления. Дженсен качнулся назад, прерывисто вздохнув, и я вновь поддержал его. У меня самого возникло странное ощущение, что я каким-то образом нырнул в прошлое, в тот момент, когда тело Джея Коула увезли в морг, а полумёртвого от шока и боли Дженсена Эклза – в участок. Я словно смотрел на всё это глазами... Кинни. Человека, который оттаскивал Эклза от трупа Коула, вызывал полицию, пытался вывести обезумевшего Дженсена из оцепенения...
– Брайан... – прошептал Эклз, хватаясь за колонну и расширенными от шока глазами вглядываясь в меловой абрис на полу.
– Он был с тобой в тот день. Это он вызвал полицию.
Дженсен привалился лбом к колонне, царапнув пальцами по штукатурке; его заметно трясло. Он рассматривал слайды с фотографиями, позаимствованными из архива полицейского управления Мемфиса: мёртвое лицо Джейсона Фергюсона Коула крупным планом, качество просто отличное. Глаза приоткрыты, смотрят в никуда. Губы белые, нос – и без того заострённый – стал похож на маленький треугольный акулий плавник. Тёмные вьющиеся волосы лежат на лбу как прикленные. Я смотрел на самого себя – безнадёжно мёртвого. Это было странно и очень пугающе.
– Джей... – прошептал Дженсен, переводя взгляд на меня.
– Мы даже не родственники, – отозвался я.
– О господи... – Дженсен закрыл лицо руками и съехал по колонне вниз. – Блядь, я сошёл с ума, да?
Что-то щёлкнуло за моей спиной, и луч света упал на противоположную стену, затянутую белой тканью. Я подошёл к Дженсену, сел рядом с ним, привалившись спиной к колонне, и обхватил его за плечо, притягивая к себе. Эклз дрожал – крупно, лязгая зубами. Я начал говорить, глядя в мерцающий белый прямоугольник, на котором в луче проектора появились изображения наших лиц – моего и Коула, мёртвого Коула, которые плавно и медленно совместились в одно, наложились друг на друга, совпав почти идеально. Я рассказывал Дженсену о том, о чём он не помнил, о призраке прошлого, преследующего его в реальности, о поступке Кинни, о моём желании, несмотря ни на что, быть вместе с ним, Эклзом, о моём постоянном страхе, что моё место в любой момент может занять Джей Коул... И изображение, слитое воедино, дрожало и плыло перед моими глазами, размываясь в радужной дымке слёз. Я чувствовал, как рядом со мной дрожит Дженсен, слышал его частое быстрое дыхание, и продолжал говорить, пока не кончились все слова, и не осталась последняя часть презентации, почти не требующая комментариев.
Кое-как я поднялся на ноги, потянул Дженсена вверх. Он, спотыкаясь, потащился за мной – я поддерживал его, словно смертельно раненого, бережно и аккуратно. Мы поднялись по узкой винтовой лестнице на крышу. Дождь усилился – он лупил с серых небес длинными струями, холодными и тягучими; такой ливень отлично смывает кровь... Дженсен растерянно озирался, щурился, смаргивал влагу с ресниц. Я откинул с лица намокшие волосы, слизнул с губ дождевые капли. Солёные. Почему?...
– Ты пришёл сюда спустя два дня после смерти Коула, – я повысил голос, стараясь перекричать грохот дождя по ржавой жестяной кровле. Схватил Дженсена за ледяную руку, ощутил слабый спазм ответного пожатия, потянул его за собой к краю крыши. Дженсен упёрся, попятился, замотал головой, но я упрямо тащил его за собой, пока мы оба не остановились в нескольких дюймах от пропасти.
– Ты остановился здесь, помнишь? Я не знаю, долго ли ты стоял и смотрел вниз, но в конце концов ты сделал шаг. Вспоминай, Дженсен. Он тебя не дождался. Ты просил его не уходить, но он, как всегда, не выполнил своё обещание.
Дженсена качнуло вперёд, но я крепко держал его. Мой взгляд как магнитом притягивал яркий белый крест на том месте, где Кинни нашёл Эклза. Крест, который отмечал начало нового отрезка жизни Дженсена и начисто стёр то, что было до.
– Вспоминай, Дженсен! – повторил я настойчиво. – Только не смей уходить, слышишь? Держись за меня и вспоминай. Вот твоя «авария», Дженсен. Вот почему твоя мать никогда в жизни не рассказала бы тебе правду.
Ещё один рывок из моих рук – к пропасти. Невидящий зелёный взгляд, словно подёрнутый поволокой. Я почти орал ему в ухо, перекрикивая свист ветра и грохот капель по ржавой жести.
– Ты сам поставил точку, Дженсен! Выбрал место, время, способ... Но этим ты не смог ни вернуть Джея Коула, ни присоединиться к нему. Коул мёртв, Дженсен. Коул – это не я. Я – жив, я с тобой. Я люблю тебя, Дженсен. Слышишь меня, чёрт тебя подери? Я люблю тебя!
Он дёрнулся, медленно поворачиваясь ко мне. Лицо белое, веснушки тёмные, яркие. Крупные капли воды сбегают по лбу, носу, скулам. Волосы потемневшие, торчат острыми иголками.
– Ты... – прошептал он. – Ты не Джей.
– Да, да... – я лихорадочно сжимал его плечи. – Я Джаред Падалеки, которого угораздило родиться копией твоего любовника. Ты не можешь знать меня всю жизнь, потому что мы знакомы всего пару недель, но за это время я успел влюбиться в тебя до безумия. В тебя целиком, а не только в твою настоящую сторону. И я решил, что отберу тебя у Джея Коула, у этого грёбаного призрака, который постоянно утягивал тебя в прошлое.
– Ты не Джей, – в отчаянии повторил Дженсен срывающимся голосом. – Он никогда не говорил мне, что любит меня.
Он внезапно обмяк, рухнул на колени, опасно качнувшись в сторону пропасти, и я упал рядом с ним, ухватив его за отвороты намокшего пальто. Пальцы сводило от холода. Ветер усилился, ливень остро и колко бил по лицам, заставляя кожу неметь. Я отстранённо подумал, что всё завершается совершенно безумным спектаклем, в котором в роли сцены выступает грохочущая скользкая крыша, вместо занавеса – косые струи дождя, а почтенную публику в лице невидимых сотрудников из компании Мэтта развлекают два совершенно безумных актёра-любителя. Эта мысль вызвала у меня истерический смех, который я подавил с огромным трудом. Поймал блуждающий взгляд Дженсена, обхватил ладонями его мокрое лицо, прижался лбом к его лбу.
– От тебя скрывали эту жизнь, Дженсен, прятали, как постыдную тайну. Но гнойник прорывается, рано или поздно, и становится ещё больнее, но и чуточку легче. Ты понимаешь, что случилось тогда, Дженсен? Что всё это было – и прошло. Что призраки не возвращаются. Что не моя вина в том, что я похож на твоего потерянного Коула, и в том, что меня угораздило влюбиться в тебя. И я не могу больше видеть, как ты закрываешь глаза, – я тряхнул его за локти, голова безвольно мотнулась, и сотрясаемый беззвучными рыданиями Дженсен Эклз тяжело привалился к моему плечу, – и позволяешь тому, кто мёртв уже десять лет, трахать тебя.
Он что-то пробормотал, задыхаясь, и я склонил голову, стараясь расслышать его голос сквозь шум ливня и свист ветра.
– Дженсен?
– Помоги мне, Джаред, – прохрипел он, и я коснулся губами мокрых холодных губ, ощутив знакомый вкус соли. – Помоги мне, пожалуйста…
Если бы мы могли, как по мановению волшебной палочки, очутиться на той звёздной крыше, под медленно падающим снегом, я бы всё-таки рассказал Дженсену о том, о чём не удалось в тот раз. Я бы сказал ему, что многие из звёзд, которые мы наблюдаем, попросту не существуют, что вполне может быть так, что звезда давным-давно погасла, но её свет только сейчас добрался до нас через миллионы световых лет. Можно сказать, мы заглядываем в прошлое без всяких там машин времени…И прошлое Дженсена – это его погасшая звезда, и её свет слепит его, создавая грёбаную иллюзию того, что она ещё сияет. Но на самом деле – нет. Её – уже нет. Когда-то она была, огромная, страшная, сверкающая, сумасшедшая… Но сейчас мы видим только её свет, который больше не сможет причинить никому вреда. Скоро и он погаснет.
И родится сверхновая.
Эпилог
Я больше не работаю в «Киннетике». Моя славная карьера началась и закончилась за две недели, предшествующие Рождеству 2010 года, но я совершенно об этом не жалею. Всему своё время, знаете ли. Разбрасывать камни и собирать их. Собирать куда труднее, скажу я вам. Так же, как и исправлять чужие ошибки, совершённые больше десятка лет назад.
Я – фрилансер. Свободный «художник», работающий из дома. Никаких брейнштормов в офисе, летучек, обсуждений с коллективом – всё решается с помощью электронной почты, скайпа и мобильного телефона.
За исключением одного клиента, с которым я предпочитаю работать лично.
Он в меру требователен, спокоен, часто улыбается, но иногда у нас бывают стычки, которые, впрочем, быстро заканчиваются. Мы оба знаем, что для этого нужно.
Иногда его слегка клинит – он будто бы спотыкается на моём имени, но это происходит всё реже и реже: с тех пор, как он обратился за помощью, прошло несколько месяцев, и результаты налицо. С ним работают лучшие специалисты, и настоящее уже вовсю доминирует над прошлым, которое постепенно из реальности обращается в воспоминания, которые не могут причинить вреда. Иногда он просит меня показать ту презентацию, которую я создал специально для того рожденственского дня в Мемфисе, и мне кажется, что она действительно помогает ему окончательно разорвать сросшиеся слои двух времён.
Рядом с моим компьютером стоит серебряная фляжка, подаренная им на Рождество. Он признался в этом, как только смог вспомнить. Это произошло, по-моему, после первой недели интенсивной психотерапии, но не стало для меня сюрпризом. Сообщение от Жен до сих пор хранится в моём телефоне, и я не собираюсь его стирать.
Отношения с Кинни остались сложными, но терапевт порекомендовал возобновить общение и, возможно, явиться на приём вместе. Я не знаю, последовал ли он совету врача, но, как мне кажется, при имени Брайана его лицо больше не кривится, как от боли. Возможно, что у них всё наладилось. Мне хотелось бы верить, что это так. Я не держу зла на Кинни, я просто больше не могу думать об этом. Иначе на месте Дженсена Эклза вполне могу оказаться я.
Я помирился с Джастином. Во всяком случае, мне хочется так думать. Но если учесть, что после рождественских каникул я подписал заявление об уходе, мы оба вздохнули спокойно. Я знал, что Кинни расскажет ему обо всём, рано или поздно. В конце концов Брайан хоть и сукин сын, но чувство вины творит чудеса.
Восемь часов вечера. В замке шелестит ключ, в прихожей раздаются шаги. Я улыбаюсь, не оборачиваясь. Сегодня среда, плановый визит к психотерапевту только завтра. А послезавтра мы собрались в тот питомник, навестить недавно родившую мамашу-лабрадора...
На мои плечи ложатся тёплые ладони, к затылку прижимаются губы. Я поворачиваю голову и ловлю быстрый глубокий поцелуй.
– Что у нас сегодня? – спрашиваю я, закрывая глаза. – Презентация для этой чёртовой пивной компании или грязные сексуальные игры с шарфом и наручниками?
– М-м-м, – тянет мой босс Дженсен Эклз, легко проводя губами по моей щеке, – чертовски сложный выбор для креативного директора и совершенно очевидный – для человека, который заново учится любить.
***
Женевьев я подарил замечательные кожаные перчатки, которые купил в Мемфисе. Белый шёлковый шарф теперь украшает изголовье моей кровати – как напоминание о моей первой небольшой победе над Джеем Коулом.
***
Эклз по-прежнему женат на Дэннил, но ни он, ни я не особенно верим в её существование. Лос-Анджелес чертовски далеко от Манхэттена.
***
Джастин Тейлор и Брайан Кинни взяли одновременный отпуск и улетели куда-то в тёплые края. Кажется, на Маврикий. Впрочем, это не так уж важно, верно?
КОНЕЦ
