Текст книги "Эннера (СИ)"
Автор книги: Merely Melpomene
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)
– Знаешь, звучит, как предвыборный лозунг политической партии, – ухмыльнулся Адан. – Но даже если у вас тут оправдывают преднамеренное убийство, я всё равно не понимаю, какое это имеет отношение…
– Прямое, – перебила Таль. Видимо, заметив его изумление, торопливо добавила: – Я объясню. Постараюсь, но сначала ответь на один вопрос. Это важно, – она умоляюще сложила руки. – И, правда, имеет отношение к тому, что я хочу рассказать.
– Ну?
– Ты можешь, сейчас, здесь, – Таль обвела глазами беседку, – вернуться к себе? В свой мир?
Адан в сотый раз за этот долгий день удивлённо вскинул брови.
– Это не простое любопытство, поверь. Можешь? – настойчиво переспросила она, приближаясь и не сводя с него пристального взгляда.
Он прислушался к себе, и как будто к привычным шести чувствам добавилось ещё столько же. Надо только понять, что хочет, куда, и становится ясно – как. Невидимые до вчерашнего дня поля, ощущения, запахи, звуки. Обычное пространство наполняется светящимися точками, коридорами, проходами, порталами между соприкасающимися гранями Вселенных. Остается только нащупать нужный и шагнуть, вынуждая две точки сблизиться, соединиться, на каком бы расстоянии они не находились.
– Могу.
– Я знала! Ты прокалываешь пространство, – Таль довольно хлопнула в ладоши. – Значит, я не ошиблась. Моя теория верна – ты особенный. Не такой, как мы.
– Это типа должно меня радовать?
– Конечно! Это великолепно. Это замечательно. Это же… Ты же… как они!
– Мы, они… Да я вот теперь даже и не знаю, – саркастически протянул Адан, – радоваться мне или начинать беспокоиться.
– Понимаешь, я не могу, – Таль возбуждённо взмахнула руками, – взять и оказаться вот отсюда, с этого места, – она зачем-то топнула ногой, – в другом мире!
– Это должно меня огорчить? – хмыкнул Адан.
– Знаешь, почему не могу?
– Не имею ни малейшего представления.
– Потому что отсюда нет коридоров. Вообще, нет, – Таль застыла, выразительно глядя в глаза.
– И? – выдержав паузу, спросил Адан.
– Мы не такие, как ты.
– О, теперь я, наконец-то, понял! – он усмехнулся. – Вы не такие, как я, они не такие, как вы. И знаешь, что я думаю? – Адан театрально вытаращил глаза: – Это же охренеть, как всё стало ясно!
Таль перестала улыбаться. Какое-то время задумчиво смотрела на него.
– Ладно. Я попытаюсь, чтобы стало яснее. Дело в том, что в отличие от тебя мы…
– Мы?..
– Я и такие, как я. Актарионцы, наделённые способностями с рождения. Мы не можем прокалывать пространство для телепортации. Для переходов между мирами используем порталы, которые есть далеко не везде и не всегда. Ты тоже должен их чувствовать… Они, как окна, ведущие из одного измерения в другое.
– Вижу, – согласился Адан, прищуриваясь и снова прислушиваясь к себе. – Только не понимаю, как это вообще возможно… С точки зрения науки…
– Забудь о вашей науке, – оборвала Таль. – Пытаться что-то объяснить с её помощью, это все равно, что рассказывать трёхлетнему ребенку, откуда берутся дети.
– А у вас они берутся оттуда же? – не удержался он, ухмыляясь.
Таль отмахнулась.
– Проблема Актариона в том, что нас мало.
– Опять вас? – Адан вопросительно изогнул брови.
– Способных, – пояснила она. – Тех, кто обладает паранормальными способностями. Это делает нас очень уязвимыми. Во-первых, то, что мы можем, далеко не всегда передается по наследству. Ген, отвечающий за способности, не стабилен. Во-вторых, мы довольно сильно ограничены в наших перемещениях. Между мирами – только через порталы, но и внутри Актариона телепортация забирает колоссальное количество энергии. Любой, самый одарённый Способный, по сравнению с тобой – неумелый младенец. Мы не приспособлены накапливать энергию так, как это делаешь ты. Наш организм рано слабеет, изнашивается. Мы даже не успеваем стареть. Средняя продолжительность жизни очень невелика – большинство из нас не дотягивают до сорока лет.
– Стоп. Это всё, конечно, очень познавательно, но… Какое отношение имеет ко мне? И к убийству Миры…
– Именно это я и пытаюсь объяснить. Ты можешь просто выслушать, не перебивая?
– Обещаю попробовать.
– Основное различие между нами и теми, у кого нет никаких способностей – кровь. Я работаю в Институте Крови. То, что мы пытаемся выяснить, это возможно ли создать способности искусственным путем, – Таль перестала мерить беседку шагами и опустилась в кресло напротив.
– Насколько я понимаю, пока у вас ничего не получилось, так?
– Так, – она кивнула. – И тогда я предложила попробовать позаимствовать кровь Способных из других миров.
– И что? – улыбнулся Адан. – Неужели не нашли добровольцев-доноров?
– Нашли, – усмехнулась Таль. – Только их кровь оказалась несовместимой с нашей или слишком слабой.
– Наверное, я должен посочувствовать, но ты же не обидишься, если не буду? И прости за нетерпение, но всё, что ты наговорила, даже на миллиметр не приблизило меня к пониманию, какого чёрта ты пыталась убить Миру, а я стал каким-то доа.
– Доа? – с довольной улыбкой повторила Таль, видимо, решившая игнорировать его сарказм напрочь. – Значит, это так называется. Как ты узнал?
– Так сказал Ллэр, – Адан не сводил с её лица пристального взгляда.
– А он кто? – она удивлённо моргнула. Он мог поклясться – не фальшивила.
– Он… Не важно. Друг. Атради.
– Атради? – Таль презрительно скривилась. – Я бы не стала доверять им. Вечные отморозки не признают никого, кроме своих. Кичатся своей бессмертной отравленной кровью. Но, собственно, это не меняет сути. Как бы ни называлась ваша раса, твоя кровь…
– Бессмертной? – перебил Адан. – В каком смысле?
– В прямом. Они не умираю и живут вечно. Видишь перед собой молодую девушку, а на самом деле её возраст исчисляется десятками тысячелетий… Твой Ллэр тебе ничего об этом не сказал?
***
Просыпаться без головной боли было приятно. Даже когда в правую щеку упирается что-то острое, левая рука неестественно вывернута, видимо в бессознательном поиске несуществующей подушки, а правая нога, согнутая в колене, чуть свисающая с края лежанки, затекла.
Просыпаться там, где пахнет книгами, тоже доставляло неожиданное, новое по краскам удовольствие. Особенно, когда запах знакомый, почти родной. Такой, словно Роми снова вернулась на много, очень много лет назад. Туда, где всё только начиналось.
Где было тепло. Даже жарко.
Нет, это сейчас жарко. Несмотря на то, что она ничем не укрыта, а одежды по-прежнему, считай, что нет. На лицо падают мягкие солнечные лучи. Значит – ещё утро. Или уже – утро… Но всё равно жарко и пробуждает воспоминания.
Алэй всегда любил бумагу. Книги. В их с Ллэром мире ещё не успели заменить всё и вся электронными версиями, но, кажется, к этому шло, когда она забрала его оттуда. Алэй, получив в своё распоряжение любые технологии из любых миров, не вступающие в конфликт с биополями атради, остался верен своей старой страсти: всё от руки, всё на бумаге… Ему нравилось, что практически любая техника не любит Основателей, что машины – глохнут, бытовая аппаратура сходит с ума, даже электронные часы останавливаются. Карандаши, ручки, чернильные перья, грифели, фломастеры – что угодно, в чем не будет микросхем и кнопок – это было его.
Когда-то Алэй играл на скрипке. И на гитаре. И ещё на нескольких музыкальных инструментах, известных только в его родном мире. В детстве его пытались убедить, что дар этот, как говорили у него дома, от Бога, но он не особо любил музыку. Алэй любил сочинять истории. И сделал ставку на это. Он не был гением, но воображение никогда не подводило, слова подчинялись легко, и в двадцать семь Алэй уже умудрился издать несколько книг, которые неплохо продавались. Ему ничего не было нужно, только свобода и возможность делать то, что ему нравится. И это он сумел себе и не только себе обеспечить.
В его доме всегда пахло солнцем и книгами. Но жизнь имела свои планы на молодого, подающего надежды писателя.
Ллэр не умел ничего. Точнее, он не хотел уметь. Ему всё давалось легко, щелчком пальцев. Любая затея, любой идиотский план с раннего детства без труда воплощался в реальность. У него был острый ум, склонность к манипуляциям, желание власти и одновременно – свободы, а ещё ни с чем не сравнимый талант обольщать и очаровывать. Вся семья в один голос пыталась вразумить бездельника. Твердила ему, что он смог бы многого достичь. Что игнорировать свои таланты – безответственность. Ллэр ухмылялся, пожимал плечами и срывался с места в очередное безумное путешествие на поиски древних цивилизаций. Это единственное, что ему было интересно. Вся его не такая уж долгая смертная жизнь была похожа на игру.
А потом появилась она и предложила Вечность и Невозможное. Роми знала, чего больше всего на свете не хватало Ллэру, и предложила это ему. В отличие от Алэя, он поверил сразу.
Как же они оказались похожи! Ллэра точно так же тянуло ко всему бумажному, написанному от руки. И плевать, что на один единственный манри-кристалл можно залить всё, чем он забил полки от пола до потолка в нескольких комнатах, которые именует берлогой. Плевать, что его жилище походит на библиотеку и архив.
Сначала ей это нравилось, потом…
Нет. Не стоит. Сейчас – не самый лучший момент вспоминать, как оно всё было. Потому что так недолго и размякнуть, расслабиться, перестать быть начеку и подставить себя и, скорее всего, многих других под удар. Это же Ллэр. Он далеко не белый и пушистый романтик, увлекающийся мифами и историей всех миров сразу.
Роми пошевелилась, пытаясь принять вменяемую позу, но только ещё сильнее вывернула суставы, охнула. Открыла один глаз. Правый. Прямо перед носом действительно лежала толстая, старая книга. Даже не одна. А ещё стопка помятых листков бумаги, исписанных мелким, аккуратным почерком, затертая от множества прикосновений папка с пожелтевшими газетными вырезками, огрызок карандаша, какой-то неизвестный хлам…
Всё это и многое другое она успела рассмотреть вчера, пока проявляла несвойственные ей чудеса выдержки, дожидаясь, когда Ллэру надоест возиться с нахальной девчонкой.
Конечно, когда он решил выполнить просьбу «морской свинки» и «вернуть её в клетку», Роми и не подумала оставить их в покое и свалить восвояси. Она могла бы отправиться на поиски Адана, попытаться понять, что именно он такое вспомнил, что так поспешно утащил её с Бэара, а потом так же мгновенно исчез из Тмиора, едва задав несколько вопросов Мире.
Вместо этого Роми упрямо последовала за Ллэром, пусть это даже означало наблюдать за тем, как он любезничает с Мирой, организовывает ей полноценный ужин из трёх блюд, укладывает спать. Та бурчала что-то благодарное, а Роми, некоторое время понаблюдав за всем, подумала, что не так уж та хочет, чтобы её оставили в покое и вернули к прошлой жизни. Разве будет в ней место настоящему чуду и исполнению любой прихоти?
Потом она не выдержала всего этого и ушла в другую комнату. Ждать.
Все её поведение было такой несусветной глупостью, таким ребячеством, что Роми даже не стала искать вразумительное объяснение. В итоге просидела в эркере на диване, листая книги и перебирая записи. С Ллэром они не обменялись и десятью словами. Он больше не пытался её гнать, Роми не хотела начинать при лишних ушах. Раз за разом прокручивала в голове предстоящий разговор, продумывала вопросы, перебирала события дня, репетировала реплики, а потом – просто пыталась вспомнить, когда последний раз общалась с ним, даже находилась в одной комнате!
Разговор обещал быть долгим или кратким, но при любом раскладе тяжелым и рано или поздно скатился бы в припоминания ошибок и взаимные обвинения.
Вспоминать – лучший способ заснуть, особенно, когда организм отключается от непривычной усталости. Может быть, хорошо, что вырубилась в этом совершенно не приспособленном для сна месте. Переспав со своими вопросами и размышлениями, на свежую голову оглянувшись на всё, что случилось вчера, Роми поняла – давить и требовать ответов уже не хочется. Хотелось, чтобы разговор действительно был разговором.
Чтобы Ллэр рассказал об Адане. О доа.
Это название одновременно ни о чём не говорило и заставляло внутренне вздрагивать. Но не только из-за того, чему она уже была свидетелем. Словно оживали в ней какие-то древние инстинкты, о которых не знала или забыла, как забыла тот день, когда появилась на свет, как не помнила, где… Будто просыпалась генетическая память и говорила – держись от доа подальше. И в то же время толкала ещё глубже в трясину происходящего. Что-то не давало остановиться, вычеркнуть из памяти – словно это тоже было частью какой-то давней программы, заложенной в ней.
Не раз за вчерашний безумный день Роми ловила себя на ощущении, что окажись на её месте любой другой, давно уже лишившийся любопытства вечный атради, он тоже не смог бы остаться в стороне. Какая-то тайна, связанная с доа, не даст просто забыть. И что Ллэр всё это понимает, гонит её и в то же время готов ответить, готов принять. Главное, подобрать верные слова – чего Роми уже много лет не удавалось.
Тайна. Страх. Опасения… Такие неожиданные эмоции и чувства, которые невозможно игнорировать. У неё не было объективных причин вмешиваться, но если бы судьбе было не угодно её участие, она бы не устроила всё так, что завертелась карусель именно в её, Роми, дежурство.
Она снова закрыла глаза. Всё-таки хотелось нырнуть обратно в сон. Ненадолго убежать от бешеного ритма поиска ответов, от которых Роми легко могла и одновременно была не в состоянии отказаться. В этот момент она самой себе напомнила вдруг Миру. Девчонка тоже кричала, что хочет, чтобы ничего такого с ней не происходило. Чтобы всё было, как раньше. И вряд ли хотела этого.
Миру хотелось размазать тонким слоем по стенке. С самого первого мгновения. Даже тогда, когда она полагала, что их знакомство продлится ровно столько, сколько необходимо, чтобы стереть память и отправить домой. Задолго до того, как на сцене появился Ллэр и дал ей более-менее очевидный повод злиться.
И чем дальше, тем сильнее Мира раздражала Роми. Последующей истерикой, претензиями, заискивающим тоном с Аданом. Тем, что Ллэр с ней нянчится, как с маленькой, беспомощной и беззащитной, коей она вовсе не является, опекает, уговаривает, успокаивает… Тем, что та даже не пытается начать соображать и стать полезной, упростить всем задачу по выяснению, какого чёрта происходит и кому это она так мешала, что её пытались убить, не особо заботясь о возможных свидетелях. В общем – всем, и это было глупо, но справиться с собой Роми не могла, и вместо того, чтобы постараться найти подход, продолжала её провоцировать. А та в долгу не оставалась.
Ллэр эти выбрыки просто игнорировал, и на берегу моря, и позже, в комнате, чем только добавлял масла в огонь. В оба огня. В конце концов, она не выдержала, ушла от греха подальше, но не очень далеко.
Роми видела, что Ллэр далеко не всё понимает, что у него масса вопросов. Кто-то пытался, и довольно успешно, переиграть его. Перехитрить. Кто, зачем? Кому-то мешают его затеи? По-настоящему мешают? Значит, он затеял что-то грандиозное или натолкнулся на что-то стоящее. Она хотела быть частью этого.
Только теперь, утром, была готова признать, как нелогично, чтобы не сказать, по-идиотски, вела себя вчера. Вряд ли поможет, если сказать Мире: «Давай начнем всё с начала – мы же не враги и завязли во всём этом теперь уже вместе». Точно не станет лучше, если она скажет: «Смирись, я никуда не денусь». Но по крайней мере можно попытаться поговорить с Ллэром.
Надо всё-таки просыпаться. Вернуться к себе, принять душ, одеться в конце концов… Уж если через пару часов всё начнет повторяться, уж если вновь выжмут как губку, высосут всю энергию, потом попытаются утопить в ядовитом море, вытащат под незнакомое и в то же время почти родное солнце чужого мира, то пусть она при этом хоть выглядит вменяемо, а не как бездомная оборванка.
Роми села. Потянулась. Зевнула.
– Доброе утро, – послышалось из дальнего тёмного угла. От удивления она моргнула. Надо же! Он заговорил первым! Не удержалась:
– Тебе тоже ночь на пользу пошла? Доброе…
Ллэр хмыкнул.
– Кофе?
– Из твоего холодильника? Спасибо…
– Не моя идея была заснуть на диване.
Роми промолчала. Встала. Поправила халат. Приблизилась к письменному столу, за которым расположился Ллэр.
– Давай свой кофе.
– И никакой благодарности! – он, ухмыляясь, протянул стакан. Напиток оказался ледяным, абсолютно не похожим на кофе, но тем не менее вкусным.
Несколько секунд она потягивала светло-коричневую жидкость, глядя то на Ллэра, то на разложенные по столу бумаги и книги, заметила выглядывающий из-под вороха листов пластиковый угол чего-то, что вполне могло оказаться ноутбуком. Вот это уже что-то новое!
Ллэр молчал и не сводил с неё хмурый взгляд. Роми опять заговорила:
– Ненормальная реакция моря, странное солнце Бэара, которого просто не может существовать. Мёртвый Наручник Тайко. Доа Адан со всеми его непонятными способностями. Невесть кто Мира, светящаяся, как гирлянда из лампочек, – неторопливо перечисляла Роми. – И после всего этого ты, правда, думал, что я просто уйду, если попросишь?
– А ты проснулась и сразу в бой, – пробормотал он. Покачал головой.
– Ты втянул меня в какую-то хрень! Конечно, я в бой! – Настрой на конструктивный разговор куда-то улетучивался. Ллэр же оставался спокойным. – Верни Наручник!
– Он не принадлежит тебе.
– О, конечно! Зато тебе – да?
– Рэм…
– Не называй меня Рэм.
– Ромиль, пойди к себе. Умойся. Прими душ, долгий и холодный. Переоденься. Поешь обычной еды. И приходи. Поговорим.
– И я застану тебя здесь?
– Мира ещё спит и будет спать некоторое время. Я никуда не денусь.
– Ты…
– Обещаю, – он не дал ей отпустить очередную колкость. – Ты заснула у меня в комнате. Я понял, что от тебя не отделаться.
Роми фыркнула, залпом допила «кофе», шумно поставила стакан на стол, на какой-то листок. Кажется, пустой – судя по тому, что Ллэр никак не отреагировал. За порчу своих записей она могла бы и вылететь из комнаты спиной в дверь. Но его неожиданное утреннее спокойствие почему-то раздражало.
– Зачем тебе нужна эта девчонка?
Ллэр не ответил.
– Эль, дай мне хоть что-нибудь! И я отправлюсь, как ты предложил, в душ! Всё не обязательно должно быть… так.
– Согласен, – он кивнул. – Не обязательно. Но ты же знаешь, что будет. Потому что это ты и я. Мы по-другому не умеем.
– Ты собрался меня воспитывать?
Он хмыкнул:
– Ещё скажи – дрессировать.
Роми вспыхнула. Заехать бы ему сейчас! Но мешал стол. Сжала руки в кулаки. Мысленно выдохнула и вдохнула несколько раз как можно глубже.
– Я – часть всего этого.
– Ты не часть меня и не часть Алэя. Ты хочешь что-нибудь? Вот тебе что-нибудь: ты не должна была тогда приходить к нему. Отведённое Алэю время измерялось десятилетиями. Он знал едва ли не с рождения, что умрёт молодым. И потому он был ярким. Неординарным. А потом появилась ты, и всё стало другим.
Такого поворота разговора она не ожидала. Ллэр никогда не пытался читать её мысли, это было табу, единственное, в чём он оставался верен себе всегда. А потому он не мог знать, о чём она вчера думала. Угадал? Или сам думал о том же?
– Я стала ему шансом.
– Ты дала ему пустоту. Он – не я. Он не умеет придумывать цель. Не умеет обманывать себя и идти вперед, только потому что дорога – есть, а значит надо двигаться. Не умеет жить без смысла. Не умеет просто существовать, – Ллэр вдруг встал. Роми от неожиданности отпрянула, но он, кажется, не заметил. – А ты никогда не умела разбираться в людях. Алэй устал от молодости уже за тридцать лет, и тогда тебя посетила другая гениальная идея!
– Я пыталась помочь! Не могла же я… Он… – Роми сорвалась на крик, осеклась. Заговорила почти шепотом. – Ты вынуждаешь меня оправдываться… Опять… Как всегда… Дьявол, не говори, что все это из-за Алэя!
– Нет. Это всё из-за бессмысленности вечности. Из-за всех нас, уставших, скучных и скучающих, равнодушных ко всему атради. Это так… – он зажмурился, тряхнул головой. – Всё наше существование – ошибка. Бессмертие чуждо нам. Я не могу больше так. Простые слова – «надоело, устал» – и на десятую долю не описывают того, что я чувствую. Я – не Алэй, я не сделаю того, что сделал он. Слишком себя люблю, – криво усмехнулся. – Но и так продолжаться не может. Не может! Хочешь быть частью всего этого? Хочешь по-настоящему помочь? Помоги мне все исправить.
– Исправить? Что? – она поискала глазами, куда бы сесть, не нашла.
Когда-то он хотел вернуть атради всю их силу. Был уверен, что их зависимость от солнца – как болезнь, от которой можно вылечиться. Избавиться. Найти другие источники питательной энергии, найти способы остаться в Песочнице навсегда, обрести полный контроль над всем своим потенциалом… У него было столько теорий… Это было в самом начале. Точнее, после первой сотни лет, когда просто вечной молодости и практически неуязвимости стало мало. Он наслаждался тем, кем он стал, не понимал депрессию Алэя и, позже, обиду и злость Роми. Теперь он говорит – исправить.
– Ты же знаешь, это нельзя исправить, потому что ничего не повреждено, не сломано. Это естественный ход вещей. Особая ветка эволюции… Нестандартный способ поддержать популяцию… У атради не бывает детей, наши дети – люди с особыми генами. Те, кто в определённый момент выходит на новый уровень… Как Адан…
Роми замолчала. Как Адан? Действительно? Тот был уверен в том, что кто-то с ним это сделал. Как-то подтолкнул. Может быть, ускорил развитие… Или даже искусственно вызвал. Роми в тот момент подумала – что если кто-то и мог сотворить подобное, то это Ллэр.
Плюс Мира. Странная Мира, которая ни то, ни другое. Но что-то среднее, или наоборот – большее. И которая каким-то образом связана с Аданом.
Вчера его будто осенило, когда они сидели на скале под солнцем Бэара. Он что-то вспомнил, бросился в Тмиор только затем, чтобы тут же помчаться дальше. Понял связь? Скорее всего.
– Это не эволюция. Это старый эксперимент, – сказал Ллэр.
Роми моргнула. Надо же как задумалась, почти забыла, где и с кем находится!
– Эксперимент?
Ллэр кивнул, ожидая продолжения реакции. Роми сглотнула. Обойдёшься.
– Кто такие доа? – вместо ответа спросила она.
– Инициаторы.
– Инициаторы? – она задумалась. – Хочешь сказать… наши предки? Истинные основатели?
– «Истинные основатели»! – передразнил Ллэр. – Какое громкое название… Истинные… Не было никаких Основателей, Ромиль. Черт вас разберёт, зачем вы себя так обозвали… Название «Песочница» возникло не потому, что там резвятся ваши дети, а потому что там резвились вы сами. Выросли, возмужали, и вам надоело. Вы захотели больше. Но ничего вы никогда не основывали… Никакими первоистоками не ворочали. Да, могли летать, лечить и молнии глазами пускать. Да, черпали энергию у небесных светил… Но это всё! Доа – самая древняя раса из известных, из живущих по ту сторону. Их почти не осталось, а те, что остались – далеко не ровня своим предкам. Но среди них встречаются… интересные личности. Вы… мы – следующая ступень. Но ступень другого уровня, шаг – который был вызван искусственно, и поэтому нам нет открытого хода туда. В Песочницу.
– Ты… Откуда ты всего этого… – с сомнением проговорила Роми.
– Нахватался? С людьми разговаривал. Книжки умные читал. Ты знаешь, это всё есть в библиотеке. Ну, не всё, конечно. Но многое. Начал проверять. Сверять. У меня было достаточно времени… Вы верите в то, что раньше солнце было бледнее, ваша связь – тоньше, а приливы Моря Истока позволяли создать связь между атради и звездами Песочницы. Кто-то считает миры той стороны вашими детьми, которых вы должны были оберегать, но кто-то вас наказал… Но у вас даже нет ни одного свидетельства, что это действительно было так. Самый древний атради и тот не помнит, чтобы когда-то было иначе. И не факт, что он самый древний!
– Ты нашел Самара?
– Ага. Поразительно, чего можно достичь, имея в руках вечность и упрямство.
Долгая жизнь отнимает способность испытывать чувство неожиданности. Привыкаешь к тому, что рано или поздно произойдёт все, что угодно. Потому что времени не просто много – оно бесконечно, и то, что кажется невозможным сейчас, будет доступно через тысячу лет. А потом начинаешь думать, что всё уже было, что всё уже видели, всё пережили. И новые чувства на самом деле просто хорошо забытые старые, и тоже будут вскоре забыты. Проходит время, и так и случается. Как там говорят? Все пройдёт – пройдёт и это.
Так зачем чувствовать? Зачем удивляться, зачем переживать… Зачем что-то создавать? Пусть этим занимаются другие. Те, чья жизнь быстротечна…
Такие неправильные чувства и мысли – такие привычные для атради. И всё же… далеко не всех они затронули. Многие продолжают жить, делают вид, что им столько лет, на сколько они выглядят, год за годом, век за веком обманывают себя и окружающих, путешествуют по Зрелым мирам, высовывают нос в Песочницу, чтобы быстро оттуда сбежать… Верят, что раньше были способны на большее. Но не в то, что их создали другие, такие же, как когда-то они сами, смертные.
– Эксперимент? Не верю…
– Твоё право.
– Кто-то так хотел бессмертия, что был согласен на клетку?
– Подозреваю, клетка всё же случайность. Побочный эффект. Тебе никогда не приходило в голову, почему Тмиор – такой? Почему в этой Вселенной больше нет ни одной населенной планеты?
– Сейчас ты скажешь, что это искусственно созданная Вселенная, – Роми недоверчиво покачала головой.
– Вряд ли созданная. Скорее – изменённая.
– Вся Вселенная? Ллэр, правда? Если кто-то способен на такое… Бессмертие для них должно быть пройденным этапом. А максимум, что этот кто-то мог получить – вечная жизнь. Больше в нашем существовании нет ничего ценного. У тебя есть хоть какие-то доказательства твоей теории?
– Доброе утро! – за спиной послышался голос Адана. Роми обернулась. Он стоял в метре от них, уже в другой одежде – в светлых джинсах и голубой рубашке с небрежно закатанными чуть выше локтя рукавами. На мгновение задержался на Роми взглядом, ухмыльнулся, скользнув глазами по фигуре снизу вверх, потом развернулся к Ллэру. – Надеюсь, не помешал, и нам всё ещё по пути, потому что надо поговорить. Серьезно поговорить.