Текст книги "Эннера (СИ)"

Автор книги: Merely Melpomene

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)

Глава 17

– А если, скажем, так?

Ллэр отыскал наверное самое длинное белое перо в ранее развороченной подушке. Поводил им по воздуху, потом выпустил. Пёрышко зависло в сантиметрах в пятнадцати от её носа. Несколько минут назад он спросил, боится ли она щекотки. Мира соврала, потом пару раз даже удалось сдержать смех, но теперь, глядя на плавающее пёрышко, на ухмылку Ллэра… в общем, долго сопротивляться всё равно не получилось бы.

Она засмеялась, ловко взгромоздилась на него, ласково, но с силой обхватила ладонями его лицо, встретилась взглядом.

– Ты что-то такое делаешь со мной… Это потрясающе! – плотнее прижалась к обнажённому телу. – Ты потрясающий!

Ллэр вскинул одну бровь, хитро прищурился. Пёрышко взлетело выше, едва касаясь, скользнуло по её плечу, вызывая ворох мурашек.

– Пытаешься сбить меня с мысли? – он перевернулся со спины, теперь оказался сверху. – Я всё равно доберусь…

– Я могу стать призраком, – смеясь, напомнила Мира.

– И что?

– И не доберёшься, вот что.

– Думаешь? Мы не на Тмиоре.

– Вот именно, здесь суперская луна, – она несколько раз многозначительно кивнула. Потом попросила, хотя тон смахивал на требование: – Поцелуй меня.

Уговаривать не пришлось. Как не пришлось упрашивать продолжать, не останавливаться, не отпускать до тех пор, пока переполненные энергией и наслаждением их тела не рухнули в изнеможении на смятые простыни.

Мира медленно приходила в себя. Со счастливой улыбкой приоткрыла глаза, лениво потянулась. Слегка приподнялась, чтобы поудобнее устроиться в объятьях Ллэра.

Он полусидел на кровати, опираясь спиной на мягкое изголовье, крепко прижимал её к себе. Мира не видела его лица, но была уверена – Ллэр тоже довольно улыбается, только чуть сдержаннее. А она не собиралась сдерживать эмоции. Да и бесполезно – ничего бы не вышло, потому что сейчас она для Ллэра, как открытая книга. Каждое биение сердца, каждое движение, каждая мысль, каждое желание, каждое ощущение – всё доступно. Хочешь узнать – окунись, почувствуй. Ей нечего скрывать.

Свечи давно погасли. Через два овальных окна напротив постели струился призрачный лунный свет, превращая темноту в приятный полумрак. Их кожа тоже всё ещё светилась, хоть не так ярко, как пару минут назад.

– Знаешь, я безумно тебя люблю, – прошептала Мира, перехватывая руку Ллэра и сцепляя свои пальцы с его в замок. – Наверное за это придется дорого заплатить. Но я готова. Теперь готова.

Он только крепче обнял её, мягко коснулся губами виска. Ничего не сказал, но Мира вдруг почувствовала легкое покалывание, а потом тепло. Мягкое, обволакивающее, ласковое, проникающее в каждую клеточку. А по-другому он бы и не смог сказать.

Бесконечно долго они просто лежали в полном молчании, наслаждаясь близостью друг друга. Бесконечно долго Мира никак не могла решиться прервать это чудесное молчание. Бесконечно долго обдумывала, как правильно сказать то, в чём необходимо признаться.

– Знаешь… Тогда у Алэя в комнате я жутко злилась… Это даже не злость была, а какая-то ярость. Необъяснимая. На него, на Роми, на всех атради. Не получалось контролировать, успокоиться. Как захлестнуло и… Мне не просто хотелось убить его, – она повернулась к Ллэру, виновато опустила глаза. Тише продолжила: – Я даже попыталась… Но потом что-то случилось и захотелось сделать совсем другое. Помочь, спасти, избавить Алэя от боли. Я вдруг поняла, как… и… Это ничего не меняет. Я всё равно сначала хотела убить… – она подняла голову, встречаясь с ним взглядом. – Я много об этом думала, и знаешь… Я не ищу оправданий, но мне почему-то кажется, что та ярость, гнев – не моё… Это из-за Теней. И потом то, что случилось у Самара. Там было что-то странное, я не знаю что, но чувствую, как будто меня специально туда швырнуло. Может, если я смогу узнать, кто или что, это как-то поможет спасти Тмиор?

Ллэр сел ровнее, и Мире пришлось высвободиться, тоже устроиться как-то иначе. Может, и к лучшему, иначе никак не получалось настроиться действительно на серьёзный лад. Нет, нет, но соскальзывала в ощущения, не оставляющие места мыслям.

– Мы ни фига так и не узнали об этих Тенях. Такого, чтобы наверняка, – он покусал губу. – Роми знает кое-что, но оно не вписывается в то, что произошло… не совсем вписывается. Ты можешь быть права. Потому что… Я вообще не понимаю, какого ты там оказалась, кроме как целенаправленно убрать Самара. Да ещё и от Алэя.

– Может, и целенаправленно. Я вряд ли смогу объяснить. Но одно совершенно точно, – она пристально посмотрела ему в глаза. – Я понятия не имела о существовании Самара. Ни кто он, ни что, ни где, ни что вообще есть такой… Ты же мне веришь?

– Конечно, я тебе верю, – он усмехнулся. – Ты сомневаешься?

– Нет, я просто хочу это слышать.

– Я верю тебе… И… что бы там ни было, ты не должна испытывать угрызений совести из-за того, что хотела и пыталась убить Алэя. Не потому, что в тебе были Тени, и ты вряд ли отвечала за свои поступки. Подозреваю, он внёс посильную лепту в то, чтобы подтолкнуть тебя к этому, а?

– Не настолько, он всё-таки твой отец, – улыбнулась Мира. – Но ты сам согласился, что я не имею права судить, так что… – она пожала плечами. Стала серьёзной. – Ты, конечно же, скажешь, что я ничего не понимаю. И будешь прав, но! Я уверена, что Тени – ключ к тому, что случилось. Не только с Самаром.

– Я скажу, что я тоже ничего не понимаю, – невесело улыбнулся Ллэр. – Я вернулся туда… Исследовал каждый миллиметр места, где раньше стояла деревянная халабуда Самара. Каждую щепку, что не унесло ветром. И единственное, что там сейчас есть – выход в подземные пещеры. Может быть, Тени явились туда убить Самара, потому что только так можно было распечатать вход в пещеры, но мне кажется сомнительным. То шоу, что Тени устроили нам… Роми говорила, если переложить изменения температуры воздуха на ноты, получится мелодия. Я не чувствовал ничего подобного. Чёрт, не знаю. Что помнишь ты о Тенях?

– Я не помню почти ничего, но… Мне кажется, ты можешь узнать, что именно я не помню, – она придвинулась ближе, сжала пальцами его ладонь. – Не знаю, насколько получится, но мы ведь можем попробовать?

– Предлагаешь, чтобы я влез к тебе в голову, как ты – к Роми?

– Интересно, откуда ты знаешь, как именно я влезла в голову к Роми, а? – обиженно хмыкнула Мира. Выпустила его руку, развернулась спиной, собираясь соскочить с кровати, чтобы одеться. – Забудь, я ничего не предлагаю.

– Ты… – Он схватил её за руку, удержал, потом потянулся за ней. – Ты чего?..

– Ничего, – буркнула Мира, но не вырвалась. Обернулась, хмуро взглянула на лежащего на боку Ллэра. – Можешь не упоминать Роми в каждом втором предложении хотя бы? А то начинает казаться, что ты Тмиор только ради неё спасаешь.

Ллэр ухмылялся.

– Адан между прочим тоже в курсе, как ты по головам шарилась.

– Адан, между прочим, в курсе много чего, о чём ты не в курсе, – парировала Мира.

Его улыбка стала ещё шире.

– Да, и о чём же?

Она разозлилась, теперь уже на себя, потому что ведётся, как маленькая глупая девчонка. Весело ему, конечно… А она зачем-то ревнует, хотя дала слово, что не будет. И вообще…

– Ты хочешь попробовать или нет? – вместо ответа спросила Мира, уставившись в окно на лунную дорожку.

Ллэр завозился позади. Сел, обнял её со спины. Шепнул в самое ухо:

– Мне весело, потому что я не умею по-другому. Прости, – мягко коснулся губами её виска, пальцами – шеи. – Но не вспоминать Роми не выйдет. Её было слишком много в моей жизни и будет слишком много в твоей, раз уж мы пытаемся удержать Тмиор…

– Знаю, – так же шёпотом ответила она. Злость куда-то испарилась, уступая место нежности и… страху. Неизвестно, что может увидеть Ллэр в её памяти. Тем более неизвестно, к чему это приведёт. Но отступать не собиралась. – Ты готов?

– Готов… – Он перебрался вперед, устроился поудобнее напротив. Обхватил её лицо ладонями. – А ты? Ты тоже можешь ненароком зацепить что-нибудь из моей памяти. Что тебе не понравится.

– Обещаю не устраивать истерик и сцен ревности, – она взялась обеими руками за его запястья, сжала. – Но всё равно постарайся показывать поменьше.

– Уже начинаю возводить блоки на всё несущественное, – улыбнулся он.

Мира не ответила. Усмехнулась, подумав, каким нелепым кажется теперь обычное желание всех влюблённых знать друг о друге всё. Она не хотела. Так или иначе за плечами у Ллэра столетия, впереди – бесконечно много лет. Он будет жить, совершать ошибки, исправлять их, опять ошибаться, наслаждаться, страдать, расставаться, прощать, забывать, снова влюбляться и так по кругу. А у неё – ничтожно мало времени, когда тратить драгоценные минуты на ревность к прошлому – непозволительная глупость. Сегодня Ллэр с ней. Это главное. И поэтому она должна избавиться от всех сомнений, страхов, неуверенности. Их с Ллэром завтра – слишком зыбкое, чтобы ссориться из-за их вчера.

Больница никогда не нравилась Мире. Здесь давили стены. Дышать трудно, воздух пропитан стерильностью, если она вообще может чем-то пахнуть, множество непонятных приборов и пугающих роботов. Только почему-то сейчас она сидит в удобном кресле и терпеливо дожидается кого-то. Стены уже не давят, запах не раздражает, яркий свет не режет глаза.

– Знакомое место, – шепчет голос Ллэра, его самого не видно, но незримое присутствие ощущается. Наверное точно так же чувствовала её тогда Роми. Свидетель…

И сразу становится спокойней.

Мира вспоминает, зачем она здесь. Уверенней оглядывается и только сейчас замечает в конце длинного, пустого коридора Таль.

Она стоит, прислонившись спиной к красной стеклянной стене, рядом с незнакомым низкорослым, полным мужчиной в голубом халате, о чём-то озабоченно переговаривается, то и дело кивая в её сторону. Как всегда шикарная – накрашенная, разодетая. Синее облегающее платье повторяет каждый изгиб идеального тела, высокие каблуки делают стройную высокую фигуру ещё выше. Жесты властные, как будто ей принадлежит не только эта больница, но и весь мир.

Видимо, отдав последние распоряжения, Таль знаком отпускает немолодого сотрудника и направляется к ней. Грациозная походка хищницы – неторопливые, уверенные шажки пожирают пространство. Мира машинально вжимается в кресло. Почему-то в её присутствии она всегда робеет, хотя Таль очень мила и любезна. Может, потому что в голосе нет-нет да проскальзывают ледяные нотки, а в тёмно-синих глазах – холодное равнодушие.

Сейчас Таль смотрит по-другому. В пристальном взгляде легко просматривается жалость… Хотя… Мира вдруг понимает, что это не жалость, а сожаление. Настоящее, искреннее.

– Как ты себя чувствуешь, Мира? Ничего необычного? Всё в порядке? – она кивает, ещё больше ощущая дискомфорт. Кажется, глаза Таль просвечивают её голову насквозь, подчиняют волю. Скажет сейчас – пойди спрыгни с крыши, и она послушно пойдёт и спрыгнет. – У меня хорошие новости, – теперь в голосе отчетливо слышится разочарование. – Пришло время расстаться. Больше у нас нет причин задерживать тебя здесь.

К Мириному страху перед Таль добавляется задорный интерес Ллэра. Вряд ли он специально позволяет понять, что чувствует, но обещанные блоки на несущественное слишком слабы, и всё под ними не скроешь. Теперь Мира точно знает – Ллэр испытывает почти уважение к разуму Таль. В его глазах она почти равная. А может, без почти.

Ревность кольнула и отпустила. Было бы странно, если бы Ллэр не восхищался Таль, её умом, амбициями, знаниями. Впрочем, сейчас это совершенно не важно, только отвлекает. Мира машинально ставит блок, сосредотачивается только на собственных воспоминаниях. И неожиданно сознание раздваивается, как будто существуют две Миры. Одна – там, в больнице, в прошлом. Вторая – над ней, словно заново переживает события, изучает, отмечает каждую деталь, анализирует.

Бесконечный красный коридор. Совершенно пустой – они идут уже минут пять, а им до сих пор никто не попался навстречу. Зато уже раз семь свернули направо, отчего ощущение, что идут по кругу, только растёт. Миру так и подмывает распрощаться с Таль и броситься бегом вперёд, чтобы поскорее оказаться на шумной улице. Почувствовать себя свободной. Вдохнуть наконец-то приторно-сладкий, густой, как карамель, воздух, запрокинуть голову, чтобы увидеть небо, улыбнуться птицам, потом зажмуриться от удовольствия, подставляя лицо ласковым лучам солнца, рассмеяться. Она так давно не была снаружи…

Тогда Мира никак не может вспомнить, сколько именно дней находится в больнице. И дней ли? Может, даже недель. Или месяцев. Уточнять у Таль не хочется. Почему-то решает, что всего одну неделю. Эта мысль нравится, успокаивает.

Сейчас она уже знает, что провела там ровно пятьдесят один день.

Тогда Мира нетерпеливо идёт рядом, почти не слушает, что говорит Таль. Какая разница? Она свободна, свободна, свободна…

Сейчас это кажется странным. Эйфория, счастье, необыкновенный прилив энергии. Сейчас она уже знает, куда и зачем посылает её Таль. Хочется остановиться, прикоснуться к её вискам, считать эмоции, подслушать мысли, заставить поделиться.

Тогда Мира ничего не подозревает. Даже не догадывается, что с каждым шагом приближается к гибели.

Коридор кончается. Неожиданно. Мира замедляет шаг, неуверенно топчется на пороге широко раскрытой двери, недоверчиво косится на остановившуюся в проеме Таль.

– Я заказала тебе таксилёт, – холёная белая рука с синими овальными ноготками изящно взлетает в воздухе, указывает на неподвижную машину на стоянке. – Подумала, что так тебе будет проще добраться домой.

Сейчас Мира понимает – Таль всё продумала, подготовилась. Служебный выход без лишних свидетелей, заказанное к порогу такси, заглюченный водитель-смертник. Никаких осечек в идеальном плане. Почти идеальном. Ей почему-то чудится фальшь, игра в каждом жесте, в каждом слове Таль. Но она не успевает сосредоточиться. Мимолётное, невнятное ощущение, мелькнув тенью, растворяется.

Тогда Мира смущённо бормочет слова благодарности, не поднимая взгляда, несется к таксилёту, торопливо кивает на прощание и лезет внутрь. Уже из салона сквозь затемнённые окна бросает осторожный взгляд исподтишка на Таль. Она улыбается, и почему-то появляется уверенность, что непрозрачное стекло – не помеха её взгляду. Следом накатывает тоска, вперемешку со страхом. Сердце то замирает в груди, то бешено колотится, словно собирается выскочить. Пульс громко стучит в висках. Становится холодно, хотя в машине не продохнуть от жары. Внезапное головокружение вынуждает зажмуриться. А когда Мира снова открывает глаза, далеко не сразу понимает, таксилёт уже оторвался от земли и, набрав высоту, мчится над городом.

Сейчас Мира уже знает, что произойдёт дальше.

Сначала плавно опустится перегородка из непробиваемого стекла между пассажирским салоном и водителем. Потом неприятно ударит в нос запах газа, её затошнит. Со стороны, как будто смотрит кино, она увидит сначала огненный шар, потом разлетающийся на кусочки таксилёт в клубах чёрного дыма. Мозг успеет предупредить об опасности, она – испугаться и вцепиться в поручень на дверце.

Мира пытается остановить мелькающие картинки, отмотать назад, вернуться в то странное ощущение – у дверей с Таль. Не получается. Яркой вспышкой обрывается изображение.

Миг, и она видит только пронзительные голубые глаза. Ещё не соображает, кто перед ней. Через какие-то доли секунды скорее догадывается, чем понимает – это Роми. Они в комнате Алэя. И почти сразу сильный спазм сдавливает грудь, следом чья-то невидимая рука ледяными сильными пальцами сжимает горло. В голове звучит лишённый каких-либо эмоций голос. Не поймёшь – мужской или женский. Бесполый, монотонный. Повторяет одну и ту же фразу, смысла которой Мира не знает. Силится разобрать слова, но всё сильнее болит голова, всё труднее дышать.

И вдруг становится легче, кажется, будто обдувает мягкий, ласкающий, летний ветерок, и тут же прорывается другой голос, мужской, знакомый, уверенный, зовёт по имени. Это говорит Ллэр:

– Мира… Мира, слушай меня… Меня! Вернись на шаг… Вернись к Алэю…

Мира послушно возвращается. Удаётся не сразу, но потом словно отматывает назад события. Наугад останавливается.

В комнате тишина. Роми, Алэй испуганно смотрят на неё.

– Ты что натворила? – спрашивает отец Ллэра.

– Не я… Это вирус… Так… – говорить сложно. Пытается сглотнуть, не помогает. – Так уже было… Там… Дома… – почти шёпотом заканчивает Мира. И снова начинает задыхаться.

Почему-то сейчас тревожит только одно – что Ллэр узнает, почему она не осталась, почему попыталась сбежать от Роми и Алэя.

– Молодец, – снова слышится голос Ллэра. – Молодец… ещё чуть-чуть. Шаг за шагом, хорошо? Не торопись, и будет не так больно… Дыши.

Он не говорит больше, но Мира понимает – Ллэр не знает, почему ей и сейчас больно. Эта память – всего лишь отпечаток, она не должна переживать всё снова и снова так же, как и в первый раз… Она должна лишь наблюдать. Но чувствует всё, и всё передает ему. Ллэр совсем немного растерян, обеспокоен и в то же время – он уверен, что бояться нечего. Надо лишь шаг за шагом, секунда за секундой разматывать спираль времени, показывая каждый миг…

Мира осторожно прикасается к прошлому.

Следующая секунда там в комнате наполнена одиночеством. И страхом. Кашель мешает соображать, и только одно навязчивое желание – убраться. Как можно дальше. Туда, где никто не найдёт. Где не будет Ллэра и жалости в серых любимых глазах.

– Но почему – Самар? – спрашивает Ллэр. Не у Миры, у памяти. И у того, что всё время оставалось за гранью, у тонких нитей, которые пеленают её, как куклу, и тянут куда-то.

Бесполый голос монотонно что-то говорит. Сопротивляться не получается. Ещё миг, и залитая солнечным светом комната в Замке атради сменяется зелёной поляной. Перед Мирой одноэтажный домик, вокруг лес. Ни души. Дверь распахивается.

Сколько лет человеку на пороге – не понять. Даже внешне: на лице юноши глаза старика.

Но Мира теперь эхом узнает то, что недавно выяснил Ллэр – самому старому атради больше тридцати тысяч лет.

Вероятно Самар почувствовал чьё-то присутствие. Он удивлённо смотрит на Миру. Она испуганно таращится на него. Не успевает ничего сказать, сделать… Цепенеет от ледяного холода. Необъяснимого, потому что с неба светит раскалённое солнце, под ногами зеленеет трава, за спиной атради – горшки с цветами.

– Что тебе надо? – грубо бросает Самар.

Мира улавливает недоумение Ллэра: самый старый атради не удивлён гостье.

– Ты знаешь сам… – она покорно озвучивает, что требует всё тот же голос в её голове.

– Этого не будет!

– Тогда Тмиора тоже. И таких тварей, как вы, – повторяет следом Мира. И ни капли не сомневается – голос в голове не шутит.

Голову словно сдавливают тиски. Память сопротивляется. Хозяин голоса не хочет, чтобы она добралась до сути, чтобы догадалась. Он не может знать, что сейчас за всем подглядывает Ллэр, но ему, видимо, не сложно было предположить, что рано или поздно атради доберутся до её разума, попробуют вскрыть. Наверняка перестраховался, и теперь блоки, защита одна за одной срабатывают, пытаясь убить.

Мире кажется, что ещё немного – и она потеряет сознание. Но в этот момент, здесь, сейчас, в реальности, Ллэр перестаёт сжимать её руки, ладони поднимаются к её голове, пальцы ложатся на виски.

– Я сильнее, – уверяет он Миру. – Веришь? Я – сильнее. Я не позволю ему до тебя добраться.

Он раскрывается, позволяя прикоснуться к его энергии, взять её себе.

Мира кивает. Конечно, она верит. Сначала осторожно, потом все смелее пользуется согревающим живительным теплом. Вместе с ним приходят картинки из памяти Ллэра.

В темноте кажется, что там, где они находятся, ничего нет. Только низкий каменный алтарь и свеча позади него. Чёрно-красные стены украшают странные не то объёмные рисунки, не то лепные надписи, мерцающее пламя заставляет их отбрасывать тень, делает ещё необычней, даже пугающими.

Такое место подошло бы для какого-нибудь мрачного демона, но Ллэр, а вместе с ним и Мира, знают: местные верят, здесь обитают добрые духи, время которых – ночь. В этом мире у Добра чёрный цвет, который помогает им скрываться от захватившего день Зла. Вот уже почти пятьсот лет здесь всё наоборот.

Девушку возле алтаря Мира видит впервые, понимает, она – не атради. Худенькая фигурка, затянутая в узкие, совершенно несоответствующие месту джинсы и майку-топ. Маленькие босые ступни. Прямые чёрные волосы, длинные, ниже талии.

Ллэр её знает. Ллэр знает, что она, закрыв глаза и положив руки на камень, пытается сорвать завесу с прошлого. Что-то вспомнить. И у неё может получиться, потому что алтарь – не просто обработанный кусок скалы. Тонкий прибор неизвестной этому миру технологии. Информационный блок, к которому доступ имеют лишь избранные. Но не эта девушка.

Внезапно её охватывает серебристое сияние, и облик меняется: на ней оказывается светящееся белое платье почти до самого пола, открывающее босые пятки на каменном полу. Чёрные волосы почему-то совсем не отражают свет, а даже наоборот, словно поглощают его, и только венчающая их серебряная диадема мерно мигает в темноте.

– Это крайне неразумно с твоей стороны, – тихо говорит Ллэр.

Девушка оборачивается. Она молода и невероятно красива, но не яркой красотой… Её лицо будто светится изнутри. В такую не влюбляются, такой хочется поклоняться, почитать. Как божество, ангела-хранителя.

Ллэр же смотрит на неё спокойно. И недовольно.

– Что именно ты имеешь в виду?

– То, что ты сейчас здесь, – он зол. – Урсейя, в этот Храм нельзя так просто взять и войти, на него наложено заклятие.

– Тебя злит, что я прошла сквозь твою охрану? – Её губы кривятся в усмешке.

– Это не моя охрана. Заклинание наложено Древними. Его не сложно обойти, но не стоит этого делать. Ты должна сейчас быть с остальными, они уже заметили твое отсутствие и начинают нервничать. Ты же не хочешь, чтобы они узнали?

Урсейя усмехается.

– Оставь этот бред, Майоти. Я в курсе, кто ты.

– И кто же я?

– Ты сам – Древний. Из тех, кого мы теперь зовём раммари – Ушедшие. Ты когда-то жил здесь, но потом умер, а теперь вернулся, чтобы нас уничтожить.

Он удивлён, но это ничего не меняет. Ллэр продолжает злиться, хотя голос его остается ровным.

– Я пытаюсь помочь.

– Это не имеет значения. Ты уничтожишь.

– Это сказали тебе Боги?

Урсейя медленно обходит алтарь, останавливается по другую сторону, протягивает руку, касаясь свечи, тут же отдёергивает руку. Ллэр знает почему – воск ледяной, так же как и пламя. Это лишь иллюзия. Холодный огонь, который Ллэр притащил из другого мира. Атрибуты загадочности, призванные убедить местных жителей, что здесь пристанище добрых духов, которые спасут и защитят.

– Я должна была увидеть Храм изнутри, – на последний вопрос Урсейя не собирается отвечать. – И прикоснуться ко всему, чем он наполнен. Даже к тому, чего ты не видишь…

Видение обрывается. Картинка опрокидывается, наливается светом. Солнце отражается от облаков.

Здесь Мира уже была. Три месяца назад, в воспоминаниях Роми.

– Если ты не остановишься…

– Это и наш мир, наш дом. Алэй, я не могу…

– Эль, я не буду начинать всё с начала. Не буду тебе снова объяснять, что Нэшта теперь живет по другим законам. Остановись.

– Они себя разрушают.

– Это их жизнь. А ты не их Бог. Хватит играть чужими жизнями.

– Играть? Мы сделали это. Ты. Я. Роми. Я…

– Ты? Эль, знаешь, кто такая Урсейя Канра?

Ллэр молчит. Смотрит на облачное море.

– Почему мы всегда встречаемся в этом месте? – он не хочет отвечать, не хочет и слушать. Он знает, кто она. И знает, что если не остановится и проиграет…

Мира отгораживается от памяти Ллэра.

Когда-нибудь, если этому суждено случиться, если она выживет, если у них получится спасти атради, если… Если все эти бесчисленные «если» позволят, она обязательно расспросит Ллэра обо всём, что произошло тогда. И кто такая Урсейя. Она должна знать. Но не сейчас.

Пока в ней снова достаточно энергии, стоит попытаться ещё раз.

– Ты ведь не позволишь им… – Мира не договаривает. Память, это всего лишь память, успокаивает себя. Всё это уже было, всё это уже не может причинить ей вреда.

Она набирает в лёгкие воздуха, прикасается к воспоминаниям и будто проваливается в глубокий колодец.

Мучительные секунды падения, перед глазами снова калейдоскоп картинок. И снова возвращается боль, удушающий кашель разрывает лёгкие на части. Во рту – привкус крови. В голове – тот же монотонный голос.

Мира чувствует – Самар колеблется, не знает, как поступить, сомневается. И это ощущение само по себе болезненно. Она откуда-то знает, его решение коснется и её тоже. Сопротивляться голосу не выходит.

– Это твой окончательный выбор, Самар? – хрипло, через силу произносит Мира.

Он едва заметно улыбается. Отвечать и не думает, и это само по себе – ответ.

– Мира, что-то… Уходи… – просит Ллэр. Он чувствует опасность, даже сейчас, когда это всего лишь срез памяти.

Она слышит, но ничего не может изменить. Безвольной марионеткой отдается во власть уже случившегося, пережитого только для того, чтобы показать и пережить снова.

Боль… Тупая, обжигающая изнутри. Болят мышцы, вены, кожа. В ней будто застряло инородное тело, пытается высвободиться. Любой ценой, даже если цена – её жизнь.

Голоса, запахи, звуки, картинки, ощущения теперь уже троятся. Мира одновременно чувствует тремя ипостасями сразу. Одна – пассивно наблюдает, две другие борятся между собой. И эта борьба сводит с ума.

Одна из них оказывается сильнее. И Мира скорее замечает со стороны, чем чувствует: там, на поляне – она снова призрак. Как на пляже с Ллэром, как потом на скале, когда Тени…

Тени! Она вдруг видит их совсем близко. Ещё через миг понимает – они всё время находились в ней, а теперь беспрепятственно покидают убежище, множатся, из серых превращаются в тёмные, чёрные, блестящие на солнце, как гладкая морская галька Актариона.

Холодно. Ужасно холодно. Воздух стынет в горле, обжигает нёбо. Но дышать, как ни странно, легче. Кашель пропал, во рту исчез привкус крови.

Невидимая сила лишает Миру опоры, бестелесной оболочкой она стремительно пронзает пространство, взлетает вверх – туда, где Теням до неё не добраться. Зато она видит всё. Позволяет увидеть и Ллэру.

Самар почему-то не боится. Просто стоит на своем крылечке и ждёт, пока Тени до него доберутся. Кажется, ему всё равно, чем закончится сегодняшнее противостояние. Кажется, он готов ко всему. А может быть, даже хочет, чтобы всё закончилось. Прекратилось. Ллэр ведь говорил, он – самый старый. Мира чувствует – Самар невероятно, невозможно устал.

Тени будто нарочно не спешат. Полукругом выстраиваются перед атради. На поляне долгие секунды ничего не происходит. А потом… В этот раз твари не вскидывают костлявые руки, но Мира ощущает, как из Самара начинает медленно вытекать энергия. Колючая, холодная, чужая… Атради продолжает стоять, улыбаться. Он не падает на колени, не начинает задыхаться, корчиться, хотя лицо, застывшее будто маска, становится бледнее и бледнее, пока не начинает синеть. Улыбка намертво приклеивается к губам. В буквальном смысле. А потом, неожиданно он разворачивается и уходит в дом.

Бесшумно вздыхает невидимый Ллэр.

Звон бьющегося стекла звучит громом. И ещё. И ещё. Что, где раскалывается на осколки – не понять.

Тени не спешат за Самаром. Только вскидывают свои головы к небу, будто чувствуют, что оттуда за ними наблюдают. У них нет глаз, но это не мешает им видеть.

Мира сжимается. Чёрные твари, завершив миссию, не скрывают своих намерений – они собираются вернуться обратно в неё. Это не просто подозрение, а знание. Откуда ей это известно, Мира задуматься не успевает.

– Время пошло, – произносит голос, и она понимает, что именно это означает. Что-то случилось. Изменилось. Дни Тмиора сочтены.

Тени взмывают в Надпространство, плотным ледяным кольцом окружают её. Все силы, физические и ментальные, вся энергия теперь уходят только на одно – не позволить. Не дать превратить себя в оружие. Не допустить, чтобы по её вине погибли другие.

Снизу доносятся приглушенные мужские голоса. Мира узнает их, но всё равно опускает голову – на поляне, прямо под ними появляются Ллэр и Адан. О чём-то обеспокоенно переговариваются, один за другим бросаются в домик Самара.

Вместе с узнаванием приходит ужас – хозяин бесполого голоса хоть и молчит, но посылает вполне понятный импульс Теням – уничтожить Ллэра. Те безропотно подчиняются.

Что это означает – Мира даже не думает. Не пытается представлять, как это может быть. Как будет после, если Ллэр погибнет. Лихорадочно ищет способ их остановить, удержать, заставить вернуться в себя. Знает – это не выход, но любым способом пытается оттянуть неумолимое, выиграть драгоценные секунды, если получится – минуты. Может быть, Ллэр успеет уйти, спастись.

В начале почти получается, но недолго. Тени сильнее, а она слабеет. Почти не слышит вторую себя, не контролирует голос, отключается. В сознании – ослепляющая вспышка, похожая на взрыв, только бесшумный.

И следом каскад из ярких картинок сменяется темнотой. В ней – почему-то очень тепло, уютно. Глаза закрываются, руки безвольно падают. Мира умирает, только почему-то это совсем не тревожит. Наоборот, её тело будто жаждет конца, сулящего вечный покой.

Она снова слышит голос, но уже другой, зовущий мягко, но настойчиво. Но нет ни силы, ни желания прислушиваться. Так хорошо, когда тот, первый умолк, когда перестал требовать и вынуждать. Ей кажется, что она отмахивается от назойливого голоса, как от мухи, но тот все твердит и твердит что-то, только с каждым разом тише. Мягкое, нежное тепло и темнота становятся ближе…

И вдруг заканчиваются… Обрываются ледяной вспышкой, будто кто-то бросил её в прорубь.

Она вернулась, и оказалось, что ледяная вода – не мираж, не игра памяти. Перед ней стоял Ллэр с тазиком в руках.

– Прости. Другие способы не действовали.

Мира равнодушно окинула взглядом влажную постель, ворох из слипшихся перьев, недавно служивших ей мягкой подушкой, скатывающиеся по обнаженной коже в мурашках прозрачные капли воды, убрала с лица намокшие пряди волос.

Память отпускала, но лучше не становилось. Наоборот – с каждой секундой голова раскалывалась сильнее.

Мира с силой сжала виски пальцами, попыталась сосредоточиться, избавиться от боли – не помогало, как будто способность излечивать себя бесследно испарилась.

– Чёрт… Таблеток у них нет…

Ллэр поставил тазик на пол, подошел ближе, положил ей руку на лоб. Мира почувствовала легкое покалывание, но боль стихла лишь на самую малость.

– У тебя тут выпить есть? Вдруг поможет.

– Выпить? – она не зло ухмыльнулась. – Тазик, значит, нашёл, а алкоголь мне тащить? – Почти сразу в руке появилась бутылка вина. В другой – два медных кубка. Мира облегчённо вздохнула – ну хоть с этой способностью ничего не случилось. Бросила быстрый взгляд на этикетку. Лучшее вино Эйтана. – Подойдёт?