Текст книги "Эннера (СИ)"
Автор книги: Merely Melpomene
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)
– Привет, – просто сказал Ллэр, не позволяя остановиться.
– Ты… – еле слышно выдохнула Мира, когда снова обрела дар речи.
– Я, – как ни в чём ни бывало он улыбнулся. Сжал руку чуть крепче.
– Я соскучилась, – она бросила острожный взгляд по сторонам. На них никто не обращал внимания. Снова посмотрела на Ллэра. – Очень…
– Не волнуйся, им плевать, что я несколько не по форме одет, – отозвался Ллэр. Привычные чёрные джинсы, конечно, ещё могли вписаться в местную моду, но белая рубашка – вряд ли. – Помнишь, как тогда на вашей чудной розовой полянке в Миере?
– Уже на вашей, – ехидно заметила Мира. – Твоя гениальная Таль изгнала меня оттуда, помнишь?
– Неужели хочешь обратно?
– Замолвишь словечко? – она плотнее прижалась, обхватив его шею руками. Какая разница, как танцевать, если их всё равно никто не видит? – Хотя, знаешь, не надо. Мне здесь очень даже нравится… В Миере слишком много солнца. Кожа быстро стареет.
– Я знаю, ты тут неплохо устроилась, – руки Ллэра скользнули вниз, он наклонился, мягко поцеловал, крепче обнял. – На здешние шмотки уходит слишком много ткани… Поверишь, если я скажу, что тоже соскучился?
– Каждый раз, когда ты так спрашиваешь, хочется не поверить. Но верить хочется сильнее, поэтому верю, – она опустила ладони на его плечи, встретилась взглядом. – Зачем ты здесь?
– Соскучился, – повторил Ллэр. И в его глазах она увидела, что это, кажется, действительно так. А ещё там была усталость. Не та, что раньше, когда его утомляла лишь долгая жизнь, а другая: когда не дают выспаться, когда всё время нужно куда-то спешить, что-то делать, с чем-то разбираться.
Здесь, сейчас, в этом мире так легко было прочитать его мысли, узнать всё самой, но делать этого не хотелось.
– Пойдем, – Мира ласково подхватила под руку, вынуждая Ллэра остановиться и подчиниться.
В её комнате всё ещё горели свечи. Немного – в самом углу, на высокой каменной подставке, выхватывая из полумрака очертания огромной кровати. Остальные потухли, пропитав воздух сладковатой горечью. Снизу, сквозь несколько метров цельного камня, доносились приглушённые звуки музыки, но достаточно тихие, чтобы помешать разговору.
– У тебя что-то случилось, я вижу, – Мира на мгновение задержалась, прижимаясь к Ллэру и удерживая в руке его холодные пальцы. Потом отступила назад, обвела комнату широким жестом, приглашая располагаться там, где захочет. – Могу чем-то помочь?
Ллэр выбрал нишу у окна, но сел не сразу. Некоторое время стоял, глядя словно в никуда. Потом всё же опустился на камень.
– Я – идиот. Можешь помочь с этим?
– Попробую. Подскажешь, как лучше?
– Пулей в лоб. Скоро это станет возможно… – он протянул руку. – Иди сюда.
Мира послушно приблизилась, опустилась на его колени, обхватив Ллэра за шею. Нежно поцеловала в голову, вдыхая родной запах. Легкая тревога, не покидавшая с самого утра, заметно усилилась.
– Всё так плохо?
– Всё… Меняется. А они не верят. Атради. Замок развернулся, утратил многомерность, поломал на фиг половину леса, а Надстаршие не верят, что это конец.
– Конец? – Мира удивлённо вскинула брови. – Значит, ты всё-таки нашёл способ?
– Я искал возможность выбора, а нашёл – тебя… Я хотел измениться сам. Не утопнуть в вышедшем из берегов Море Истока, а обрести возможность ценить время. Я хотел отдать долг… – он смотрел мимо неё: за стекло, в темноту, будто мог там что-то увидеть. А может и мог. – Знаешь, на что меня в своё время поймала Роми?
Мира не знала.
– Мой отец умер до моего рождения, и мне его чертовски не хватало. А потом пришла Роми, и… безграничные возможности с вечной жизнью шли бонусом.
– Алэй… – она осеклась. Задумалась, стоит ли говорить то, что на самом деле думала о его отце, о том, какой выбор он сделал и как сделал. Не потому что опасалась реакции Ллэра. Просто не была уверена, нужно ли ему сейчас это. Казалось, он просто хочет рассказать, поделиться, а не слушать её мнение по каждому пункту. И препятствовать его желанию, помешать, испортить… боялась. В конце концов, что она понимает? У неё никогда не было родителей, ей не пришлось делать самостоятельный выбор между бессмертием и обычной жизнью, между способностями и ограниченной реальностью мира. – Вы говорили? Я имею в виду, с тех пор, как он… я…
– О том, что ты сделала?
Она мотнула головой, хотя Ллэр по-прежнему не смотрел на неё.
– О том, как он теперь собирается жить дальше… вечно.
– А он не собирается жить вечно. Он, как раз, в курсе всего, что нам грозит. И… – Ллэр поднял на неё глаза. – Ты хотела что-то сказать, но остановилась. Алэй – что?..
Мира вздохнула. Какое-то время молчала, наблюдая, как лунный свет отражается на тёмной ряби моря за окном. Потом всё же решилась:
– Алэй виноват… во всём, что случилось с тобой. Может быть, только он. Не потому что выбрал жизнь и пошел за Роми, бросив вас, а потому что ничего не сделал, чтобы вернуться и быть рядом. Хотя бы с тобой… В те минуты, когда тебе это было нужно. Тогда всё, наверное, было бы по-другому.
– Всё тогда, действительно, могло быть иначе. Было бы. Но я никогда его ни в чём не винил. И я не жалуюсь на свою… – он хмыкнул, – первую жизнь. Я тот, кто я есть, потому что тогда всё сложилось именно так. У меня было чудесное детство. До тринадцати лет я, вообще, вёл себя, как избалованная маменькина сволочь. Смерть отца неожиданно принесла успех его последней книге… Моя семья и раньше не испытывала стеснения в средствах, но к моему рождению пришёл именно Успех. Невероятный. Я ни в чём не знал отказа. Мог делать то, что хочу, как хочу и где хочу… И делал, – он помолчал. – Алэй не знал о моём существовании. Роми ничего не говорила ему до последнего. Запретила мне. Ждала, пока я изменюсь. Боялась, что не выйдет, ведь такого никогда не было – чтобы кровные родственники обладали равным даром. Переживала, что тогда отец не выкарабкается. Что потеряет его. Она, наверное, никогда ни за кого так не боялась, как за него, – Ллэр усмехнулся. – И я не знаю, хватило ли у неё смелости сложить два и два, посчитать… У меня – хватило, я спросил… Он был там. Дома. С моей матерью. Спустя день после похорон, и за день или два до того, как в его ДНК не осталось ничего человеческого.
– Почему-то меня это совсем не удивляет, – Мира отвернулась. Поджала губы. – Не мне его судить.
– Не тебе, но ты судишь.
Хотелось огрызнуться, но Мира промолчала. Ллэр же почему-то тихо рассмеялся и крепче её обнял.
– Он лучше меня. Когда-нибудь ты это поймёшь.
Она хмыкнула. Желание ляпнуть в ответ какую-нибудь пакость росло, но контролю пока что поддавалось.
– Так что у вас там стряслось?
Он помолчал. Не выпуская Миру, устроился в нише поудобнее.
– У нас там… Тмиор возвращает себе былое состояние. Изначальное. Естественное. Море беснуется, солнце идет пятнами, воздух то становится ледяным, то раскаляется… Очень скоро всё закончится. Там. Но не с ними. Не с нами… Мы останемся прежними.
– Это как?
– Тмиор – искусственный мир. Точнее, изменённый для того, чтобы атради могли в нём жить. Существовать. Вся эти лесные просторы вокруг, Море Истока, многомерный замок – не возникло само по себе. Даже сам воздух. Только не спрашивай меня, как. Я не знаю. Может быть, если бы знал, смог бы починить, – усмехнулся Ллэр. – У меня всегда было в порядке с самомнением. Ломать – не строить…
– Я не об этом, – Мира нахмурилась. – Ты сказал, всё закончится… Это как? Атради не смогут жить на Тмиоре?
– Не смогут. И останется или перестать быть атради, или найти другой источник питательной энергии.
– Таль знает, как помочь?
– Пытается узнать. Пока что она умеет только превращать человека в доа. Это не совсем то же самое, как сделать из доа – атради. Но у неё… Ей нравится мысль получить несколько тысяч для дальнейших опытов. И у нас с ней есть идея, которую пока не довелось испробовать. Если поставить опыт на мне, то в лучшем случае мы получим чуть одарённого человека. В худшем – я могу оказаться мёртв гораздо раньше, чем хотел бы.
Мира растерялась. Замерла, вцепившись в Ллэра, сбивчиво прошептала:
– Ты… ты не можешь умереть… Я не хочу… не надо…
– Я тоже не спешу умирать. Я – идиот, но не… – он вдруг замолчал. Наверное, хотел сказать – самоубийца, но прозвучало бы двусмысленно. – Смертность и уязвимость сейчас не лучший подарок.
– Я могу помочь?
– Можешь. Будешь рядом, если я… всё-таки сделаю ещё какую-нибудь большую глупость?..
– Какую ещё глупость? Слишком много на себя берёшь! Ты ничего не делал, ты… ты просто искал, наблюдал… Всё вышло из-под контроля без тебя! Если кто и виноват, так это я, потому что привела Тени к вам… И Таль со своими экспериментами! – Мира вскочила, несколько раз нервно прошлась по комнате, словно угодивший в ловушку дикий зверь: понимая всю беспомощность в сложившейся ситуации и одновременно не желая её признавать. Резко сорвала с плеч платье, переступила через него и так и оставила валяться на полу бесформенным комком. Оно было хорошо для бала, сейчас – мешало дышать, стягивало кожу. Ещё раз метнулась туда-обратно, остановилась напротив Ллэра. – Конечно, я буду рядом. Буду, но не хочу быть просто последним утешением, если… когда… – Мира тряхнула головой, продолжила, нервно жестикулируя: – Ты хотел, чтобы я не лезла. Я послушалась. Ушла, не мешала, ждала. Предлагаешь продолжить жить и дальше, зная, что с тобой в любой момент может что-то случиться, потому что Тмиор сгинул или Таль ошиблась с лекарством? Не стану. Не буду, слышишь? Должен быть способ помочь тебе… им… Всем, кто тебе дорог.
Глава 15
Она знала, где найдет его в это время.
Оказалось, в замке есть спортзал. Напичканный всем, чем только можно, из каких угодно миров. В одном из боковых тренировочных помещений даже была установлена проекционная спарринг-система тирканов, единственной расы, устройства которой не требовали для работы электричества, а потому могли функционировать на Тмиоре. Бассейн же имел несколько режимов, позволяя не только наматывать круги, но и устраивать себе плаванье с препятствиями.
Кто и когда все это обустроил – Роми не интересовалась. Раньше, если была необходимость тренировок, они проходили на свежем воздухе, в открытых павильонах вне замка, в других мирах, где угодно, только не здесь. Теперь – открытые павильоны остались в прошлом, зато был этот зал и уйма пустых смежных помещений.
Она старалась незаметно проскользнуть внутрь, держаться в стороне, не хотела нарочито мешать, обращать на себя внимание, хотя и знала, что он все равно заметит, отвлечется, собьется с ритма. Может быть, как в прошлый раз пропустит удар и получит от Оэна несильный, но обидный подзатыльник. Оэн Гретт, взявшийся помогать вновь полноценно встать на ноги, сказал, что помехи – это даже хорошо, это помогает развивать умение концентрироваться, отсекать все ненужное, и попросил Роми приходить каждый раз в новое время, иногда – не одной, иногда – не приходить вовсе. Сбивать с толку, злить, мешать… Алэй не новичок, сказал Гретт, так что пусть не расслабляется.
Ей нравилось наблюдать, а ошибался он не так уж часто, чтобы ее присутствие, действительно, могло помешать.
Сегодня она пришла позже всего, и из-за двери доносился звон стали. Роми знала, что без фехтования тоже не обходится, но Алэй просил не появляться именно на эту часть тренировки. Она обещала, но сегодня весь день был какой-то не такой.
– Вы оба рехнулись?! – Роми даже застыла от неожиданности. Наверное, закричала очень громко, потому что они почти мгновенно остановились. Опустили клинки. Она тут же оказалась рядом. – У вас мозги набекрень? От многочисленных ударов по голове? Что это?
Практически неуязвимым атради не было необходимости использовать защитное снаряжение, порезы никого не беспокоили, шрамы не оставались, риска смерти или даже более менее серьезной травмы – не существовало, но прежде Роми никогда не видела, чтобы они шли друг на друга с боевым оружием.
– Роми, мы полностью себя контролировали, – сказал Оэн. Рубашка Гретта в нескольких местах была порвана и пропиталась кровью, Алэй выглядел не лучше.
– Ага, я вижу.
– Согласись, поединок получился шикарный! – Алэй ухмыльнулся.
– Я не… – Роми шумно выпустила пар, потом несколько раз раскрыла и закрыла рот. Она не могла понять, что именно так разозлило. Ведь по сути – они были в безопасности. Атради может пострадать, только если в нем почти не осталось энергии, а эти два красавца – как сытые коты, обожравшиеся сметаны. Никакой объективной угрозы. Мира поставила Алэя на ноги, над болью в отвыкших мышцах и позвоночнике он работал. Финал танца со шпагами, что застала она сегодня, говорил о том, что справлялся Алэй отлично. Былая легкость и кошачья грация движений вернулась почти полностью. Ну, а кровь… Вон Оэн тоже весь в крови. И все-таки она была в ярости от увиденного. – Вы степень шикарности по лужам крови устанавливаете?
– Залечим, – уверенно заявил Оэн. – Уже залечивали.
– Я теперь понимаю, почему была здесь лишней! Ты хочешь… ты…
– Нет, – Алэй не дал ей договорить. Но она и не смогла бы сказать этого вслух: на миг испугалась, что настроение у него не хорошее, а истерическое, и за этим скрывается желание еще раз попробовать со всем покончить. – Приятно контролировать свое тело. Приятно ощущать силу. А это, – шпага со свистом рассекла воздух, – мне, вообще, нравилось всегда больше всего.
Роми вскинула руки.
– У меня нет на это сегодня времени… – пошла прочь.
– Роми, стой… Черт, Гретт, подержи, – звякнул металл, наверное, Алэй всучил свою шпагу Оэну. – Рэм! – Он догнал ее уже в коридоре. Поймал за руку, заставил остановиться. – Ну что ты…
– Ну что я?! Вы двое… Вы, как дети!
– Ага, – просто сказал он, улыбаясь.
– У вас ветер в голове.
– Ага. Всегда ты была ветром – теперь мой черед. И это здорово, это очень… живое ощущение. Светлое.
– Светлое… – передразнила она. – Алэй, ты же знаешь, вечной жизни впереди больше нет. А без нее не будет и неуязвимости. Все это – временное. Еще день, два, месяц – и все. Может, час! Ты сегодня себя изрежешь, развлекаясь с Оэном, а завтра не сможешь залечить! И он это знает… И…
– Ты права.
– Что?
– О, меня услышали! – он взял ее за вторую руку, сжал ладошки. Посмотрел в глаза. – Ты права, я, как ребенок. Как заново родился. Мир кажется другим, и я ветром по нему ношусь. Не знаю, что со мной сделала Мира, но будто… Знаешь, я верю, что она не просто починила мой позвоночник, а убила остатки рака, который продолжал меня травить все эти семьсот лет. А еще, может быть, я страшный эгоист, но я рад, что Тмиору наступает конец. Что придется вывернуть себя наизнанку. Что, может быть, мне понадобится пластырь, или даже поход к врачу и наложение швов, и что, может быть, останется шрам.
– Разве так просто? Посмотри! – она вырвала руку, махнула на окно. – Там который день идет дождь. ДОЖДЬ! Облака не мешают солнцу, но… Если… когда Тмиору наступит конец – мы погибнем. Нам некуда идти. Не у кого просить помощи. Содружества уже тысячелетия как не существует. Они заперли нас, чтобы мы тут сдохли, но в итоге мы пережили их. Заплатили свой долг Вселенным, нашли, как себя исправить…, но все равно погибнем.
– Мы всегда можем вернуться домой.
– Бэар не примет нас.
– Нас может не принять мегаполис под Сферой. Но планета, которую вы называли Эннера – пуста. Солнце даст необходимое, пока мы найдем решение. Выход, который не уничтожит впридачу пару-тройку миров.
Они не первый раз заговаривали об этом. Алэй, который никогда не считал себя атради, говорил – мы. И от этого ей становилось тепло. От этого она начинала верить, что все может еще получиться. А сейчас переставала злиться на порезы у него на предплечьях.
Он был с ней там, в пещере, полной светящихся шаров, когда Роми решила вернуться. Потом она ему все рассказала. Первому. С самого начала. С того, что еще совсем недавно не помнила.
Она боялась, что это испугает его. Отвернет. Ведь раньше Роми была абстрактно вечной, а теперь бесконечная жизнь превратилась в цифры. Но Алэй сказал, что это не имеет значения. Ничто не имеет. Ни древняя вина, ни старые ошибки. Есть только Мир, что рушится, и будущее, которое надо создать. Есть задача, и она, Роми, вовсе не одна против почти четырех тысяч идиотов, которые не хотят верить.
Но в первый раз она была именно одна. Перед Надстаршим. Теми, кто должен принимать решения. Кто должен заботиться и искать выход. Кто прожил столько, сколько существовали атради, как раса. Кто столько забыл.
Даже когда пошел дождь, первый за многие тысячи лет, а может быть, вообще, первый, Надстаршие ей не поверили. Роми видела, они боятся. Хотя ни за что не признаются в этом. Цепляются за прошлое, которое на самом деле лишь кроха в море их жизней, и отказываются делать шаг вперед.
Их Мир, наконец, получил возможность сдвинуться с мертвой точки, а они… они не хотели. Перемены за окном казались им просто временной непогодой. Пока еще ничем не грозили. Они играли в равнодушие. Но сделать вид, что ничего не происходит, не выходило даже у самых твердолобых.
Семьдесят шесть дней назад Замок утратил свою многомерность. Развернулся в плоскости, подминая лес, превращая деревья в щепки. Теперь это было гигантское полупустое строение, которому не хватало хорошей транспортной сети внутри. Об истинных размерах Замка никто, оказывается, не имел даже примерного представления. Непостижимым образом никто не пострадал.
Пятьдесят три дня прошло с тех пор, как взбунтовалось Море. Северное крыло Замка выходило теперь почти на самый берег, и когда первая волна врезалась в террасу, Роми была там. На балконе последнего этажа. Смотрела, точно так же не верила своим глазам, но не боялась. Вода ушла, откатилась на километры. Застыла, набралась сил и снова двинулась на каменные стены. Стихия хотела смыть их с лица Тмиора. Стихия видела в них заразу, болезнь, нарыв, который необходимо вскрыть, вспороть, вывести…
Ллэр оказался прав: этот Мир – искусственное образование, и так не будет продолжаться вечно. Надстаршие и в это не верили.
Пятьдесят один день тому назад Роми решилась. Вернулась в пещеру, полную сверкающих шаров, и в этот раз не стала отдергивать руку.
Теперь она знала – это место – пещера Вэра. Древнего бога, которому они перестали поклоняться за десятки тысяч лет до того, как первому доа пришло в голову шагнуть за грань возможного и дозволенного. Шары – капсулы памяти. Их воспоминания. Надстарших. Основателей. Семи с половиной тысяч атради. Тех, кто был до того, как Плешь стала втягивать новичков. Больше пятнадцати тысяч капсул. Только две тысячи четыреста двадцать шесть человек пережили последнюю перемену. Вторую перемену.
Вот что имел в виду Самар под «цена вам не понравится». Цена за уют нового мира. Цена за силу, власть. За свободу, на которую они уже не смели и надеяться. За перегрызенные прутья клетки, в которую их бросило Содружество пришлось заплатить смертью как минимум половины доани. Они отдавали себе отчет, на что идут, но все равно не думали, что результат окажется таким.
Как же жаль, что самый древний атради мертв! Может быть, он подсказал бы, как все остановить. Как не дать их миру вернуть себе изначальное состояние, погубив по пути тех, кого приютил на почти двадцать семь тысяч лет. Благодаря Самару, атради отгрызли у жизни огромный кусок, который потратили впустую.
Она теперь знала, сколько лет прошло с тех пор, как Фахтэ горела в огне, чтобы превратиться в Тмиор. Роми понимала, что становится другой. Смотрит на все иначе, что воспоминания последних тысяч лет – блекнут, что пустоту заполняет то, что когда-то принадлежало не ей, но от этого не становится легче.
Теперь она помнила время, когда ее не существовало. Помнила, как звали родителей. Знала историю своего народа, по книжкам, которые читала очень давно. Боги, в их мире были бумажные книги! По инфо-кристаллам, которые изучала, уже взаперти, потому что больше нечего было делать. По рассказам тех, кто старше.
В их истории хватало перемен. Сотни тысяч лет назад солнце Эннеры едва не убило молодую расу, вызвав резкий поворот в эволюции. Оно заставило приспосабливаться. Направило естественное развитие по другому пути. Чтобы выжить, древние доа должны были стать сильными. И они стали, начав с того, что поняли, как использовать отраженный свет Луны. Женщины научились лечить, себя, других. Мужчины – просто противостоять вредному излучению Солнца.
Они не жили вечно, но постепенно способность к регенерации увеличила продолжительность жизни почти вдвое. Они не ворочали основаниями Миров, но со временем развили умение по ним свободно путешествовать. Они многому научились. Телепатия, телекинез, левитация – все это больше не было сказкой. Но все равно в какой-то момент им стало тесно. В себе. В своей такой короткой жизни. Ведь сто пятьдесят – это так мало, только успеваешь во вкус войти! В болезнях, которые все еще приходилось лечить.
Им захотелось большего, и долгие годы лучшие ученые умы Эннеры работали над секретом долголетия, пока не нашли ответ. Способ превратиться в доани.
Конечно, не всем оказались доступны места в новую жизнь. Да и кто решится на эксперимент планетарного масштаба, не проверив предварительно последствия на контрольной группе? Критерии первого отбора занимали не один печатный лист, подбор кандидатов велся долго, тщательно и – открыто. Весь мир доа с замиранием следил за новостями в ожидании первых результатов. Не сомневался в успехе. И уже верил, что не за горами тот день, когда появится простой, безболезненный способ для любого желающего, а может быть, даже повсеместная вакцинация в младенчестве, чтобы новое поколение жило дольше, лучше.
Доа не думали о других Вселенных. Не задавались вопросом, почему ни в одном мире никто не живет дольше ста– ста пятидесяти лет. Как оказалось потом – ученые так до конца и не понимали, во что именно собрались превращаться. Они верили, что нашли способ жить дольше.
Их предупреждали. Закон Содружества, в которое входила на правах младшего члена молодая, но дерзкая Эннера, был категоричен. Вильʼлари напомнили о тайко, расе, что перестала существовать тысячи лет назад. Расе, из-за которой в свое время и возникло Содружество. Расе, что на собственном опыте показала: эксперименты подобного рода – опасны. Доа едва ли не отмахнулись. Предоставили тысячи и тысячи террабит материалов, результатов исследований, доказательств и объяснений. Они не сомневались в своей гениальности.
И ошиблись. Во всем.
Новая раса совсем не походила на улучшенный вариант доа. Они создали нечто принципиально новое. Первые же часы изучения показали – те, кто прошел превращение, будут жить вечно. Доани лишь внешне остались теми же. А внутри… Другая суть жизни как таковой заключалась в обычных с виду телах. Энергия, запертая в материи. Невероятная мощь биополей, вторгающихся в поле самой планеты.
Последствия ощутили повсюду. В считанные дни новая раса поставила под угрозу существование Эннеры и сместила баланс энергий в других Вселенных. Они повторяли историю тайко.
Тлай, самая могущественная цивилизация Содружества, сделала предложение, которое единодушно приняли остальные. Закон Кольца запрещает ничем не мотивированный революционный подход к собственному развитию и не терпит нарушений.
Роми помнила свой первый вдох, как вечной. Все было совсем не так, как обещала мать. Ей казалось, изнутри что-то рвется на свободу, требует избавиться от материальной оболочки. Тело горит, чешется. Помогает, если какое-то время не дышать. Боль утихает, становится ноющей, но никогда не проходит. Потом начинаешь задыхаться, и приходиться снова сделать вдох, и снова окунуться в волны боли. Она не чувствовала тогда время, но потом ей сказали – это длилось не дольше нескольких часов. Завершающая стадия перемен… Которую никто не ожидал.
Роми помнила, в исследовательский центр на острове Мариай пришло сообщение о том, что творится за его стенами. Об Эннере, терпящей одно бедствие за другим. Об иных Мирах, которым досталось еще больше, и о решении, которое приняло Содружество. Что было дальше, она не хотела думать.
Их изолировали, всех. Изменившихся обрекли на верную смерть в медленно загибающейся Вселенной. Остальных упрятали под Сферу, накрыв ей столицу планеты – Бэар. Никому не удалось скрыться – у Содружества все было готово для такого поворота событий.
Роми помнила, как содрогнулись Миры, когда Тлай активировали невидимую, неощутимую Границу. Как заработало поле, которым спеленали Вселенную тайко, выделенную тем, чье присутствие грозило гибелью миллиардам. Как Содружество выпустило Гончих. Те самые «Тени», что впервые пришли за Аданом три месяца назад.
Технология на десятки тысяч лет пережила своих создателей…
Через почти три тысячи лет доани, на грани отчаянья, вновь решили нарушить закон. Злой бог Самар понял, что нужно сделать, как стать невидимыми для Гончих и Преграды. А еще – как исправить то, что когда-то пошло не так. И появились они нынешние – атради, почти такие же всесильные, какими были когда-то доа, вечные и при этом безопасные для Миров. И возникли Тмиор и Плешь.
– Они не пойдут. Зачем им голые горы Эннеры, когда есть уютный Замок? Мы не сможем заставить.
– Когда запахнет жареным – побегут. Вот увидишь.
– А если – нет?.. А если – не успеют? Мы должны уйти раньше, чем все начнется. Но в это сложно поверить. Почти невозможно. Когда Гончие чуть не убили меня, когда Мира меня оживила, я не долго верила в собственную смертность. Легко убедила себя, что просто была без сознания. Когда мы нашли Самара… Тогда… – она покачала головой. – У меня нет слов, которые убедят. Я не лидер, никогда им не была. Я только несу теперь в себе память Кайи Эннаваро. Это она была одной из тех, кто стоял у истоков. Я же просто…
– Ты – ее дочь, и это уже не «просто». А еще у тебя есть я.
– Ты тоже не лидер.
– Уверена? – Алэй усмехнулся. Странно усмехнулся, неожиданно серьезно. Она никогда не видела такого выражения у него в глазах. Желание ляпнуть, что он не из Надстарших, пропало. Легкий ветер может набрать силы и задавать курс. – У тебя есть еще и Эль, где бы он ни шатался.
– Если Надстаршие поверят, они сочтут его виновным в сегодняшних бедах. Он привел сюда Миру, из-за него оказались здесь Гончие, сломавшие печати на пещере Вэра…
– Им будет нужен крайний. Как всегда. Мы все – слишком люди… И…
– И крайней станет Мира, – закончила за него Роми. – Думаешь, Ллэр знает, где она?
Алэй многозначительно хмыкнул, криво улыбнулся.
– Если кто-то и знает… – вздохнула Роми. – Ты говорил с ним?
Алэй едва заметно качнул головой.
– Давно.
– Вы должны постараться…
– Мы сделаем, – он отвернулся к окну, Роми вместе с ним посмотрела на дождь. – Она сказала, что я не люблю его. Не прямо так, но… Ты же знаешь, что это не так?..
Роми кивнула, хотя не была уверена, что он видел. Нашла его руку, сжала ладонь.
– Можно я тебя испачкаю? – неожиданно спросил Алэй.
– Что? – она удивленно обернулась.
– Вымажу в собственной крови, – он засмеялся, ничего больше не объясняя, не дожидаясь ответа, привлек Роми к себе, крепко обнял. – Вот так, – прижался щекой к ее волосам. – Теперь, может, они тебя испугаются и, наконец, прочистят уши.
– Они?
– Те, к кому ты сейчас пойдешь. Ты же пойдешь? Твир, Алок, Санала?.. Кто там еще…
– Откуда ты…
– Я все всегда знаю, это у Ллэра от меня.
Роми тихо засмеялась. Ее, действительно, ждали Твир, Ара, Санала, Ками, Фияр… Еще несколько человек, из тех, с кем она решилась поговорить наедине, и если надо – за шкирку отволочь в пещеру и ткнуть носом в капсулы. Пусть вспомнят. Пусть поверят… Ведь завтра уже может быть поздно. Если Тмиор накроет огненным морем, возвращая ему лицо Фахтэ, кто его знает, удастся ли добраться до воспоминаний тогда? Пещера герметична, но как поведет себя Надпространство после всего?
Капсулы слушались только тех, кто их оставил. Каждому – своя. Это было объяснимо: память вставала на свое место, туда, где раньше была не ощущаемая пустота. Роми так и не смогла понять, зачем нужно было лишать себя воспоминаний. Но тогда, давно, не спрашивала. Следовала инструкциям. Кайя Эннаваро, похоже, этого тоже не знала. Роми получила доступ к воспоминаниям матери только потому, что та хотела этого. Потому что знала откуда-то, ей не пережить перемен, и завещала образы своей жизни дочери. Кто знает, додумался ли кто-то еще до такого шага?..
Последние дни все время болела голова. Чужая память очень тяжело приживалась, затуманивая то, что когда-то случилось с самой Роми, уже в этой жизни. Оставляя лишь опыт, умения, знания. Свои, и теперь – чужие. И все равно недостаточные, чтобы легко найти выход. Оставалось надеяться, что Твир или кто-то другой, кто был много ближе Самару, чем Кайя, в курсе, что он сделал. Не может же быть, чтобы Самар держал весь процесс единолично в своих руках и никому не раскрыл деталей.
Она обязана заставить хотя бы некоторых пойти с ней в пещеру.
– Испачкай сильнее, чтобы уж наверняка страху навести, – Роми запрокинула голову, встретилась с ним взглядом. Алэй обхватил ее лицо ладонями, мягко поцеловал. Она не знала как так получилось, но когда все завертелось с новой силой, как-то само собой вышло – то, что давно считалось сломанным, угасшим, вновь будоражило кровь. Нет, она никогда не переставала любить Алэя, но со временем чувство переросло в какую-то невероятную, глубокую близость, почти родство, растеряв страсть и пыл, и даже просто желание прикасаться. Теперь же… Впрочем, ей было абсолютно все равно, почему и как.
Роми нехотя отстранилась.
– Вот, так еще лучше. Красавица, – он щелкнул ее по носу.
– Пойду вселять страх.
– Ага.
– Иду, – улыбнулась.
– Иди.
– Выпусти, и сразу пойду.
Он отпустил левую руку, чтобы тут же перехватить правую.
– Так?
– Обе.
– Иди уже… – когда она отошла на несколько шагов, снова окликнул: – Рэм!
Она обернулась, вопросительно смотрела на него.
– Хочешь, я схожу в Бэар?
– Зачем?
– Осмотрюсь, – засмеялся. – Поговорю…
– С Аданом? О чем?
– О гостях.
– Он хотел вернуться к прошлой жизни. В ней он адвокат, а никак не спаситель цивилизации атради. Мы у него в печенках сидим. Мы там никому не нужны, и уж если придется возвращаться, то как ты верно говорил раньше – за Сферу. На голые скалы, и никому не мешать.
– Я говорил. А еще я говорил «может не принять». Ты не знаешь этого наверняка и почему-то оттягиваешь момент.
Алэй был прав. Она тормозила с решением. Надо было сразу же сходить к Адану, спросить, рассказать. Но Роми не стала. Боялась услышать в ответ – нет? Боялась, что первая реакция Адана окажется – слинять от нее подальше? От неприятностей, которые она олицетворяет?
