Текст книги "Упавшие с небес (СИ)"

Автор книги: Майский День

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

– Она не бросила бы меня на дядю, если бы любила! – выпалила Таисия, сверкая глазами. За её гневом я отчётливо ощущал отчаяние. – Дядя сказал, что предлагал хорошую работу, лучше этой и мы могли бы с мамой жить вместе, а она не захотела. Потому что, когда я рядом, она уже не кажется такой молодой, и в космосе мужиков много, и можно легко подцепить нового.

Наверное, глупая девчонка за дядей или тёткой почти дословно повторяла стандартные обвинения, уловленные в сторонней беседе, а то сказанные в лоб. Я вполне допускал такой вариант развития событий, пообщавшись немного с Шоном: не сама же девочка навыдумывала подобной ерунды. Если честно, я не знал точно, что следует ответить, чтобы слова прозвучали правильно и не растревожили и так измучившееся существо, двинулся вперёд осторожно:

– Я полагаю, твоя мама хотела обеспечить вам обоим достойную жизнь. Здесь, наверху, заработки гораздо выше. Рейсы опять же не длятся годами как в старые времена, вы бы часто виделись. В любом случае точка зрения твоих родственников – их личное дело, ты не обязана ни выслушивать их, ни с ними считаться.

– Я там живу! – выкрикнула она, опять начиная трястись и жамкать ладонями край курточки.

Успокоил, называется, ребёнка. Бестолочь я, ничему не научившаяся за долгие века. Люди – это временами так сложно. Вроде бы начал понимать их чувства, но воспользоваться этим так и не смог. Я лихорадочно искал выход, надеясь, что застывшая за дверью Даниель помедлит ещё немного, даст мне шанс погасить извергающийся сомнениями вулкан раненой подростковой души. Правды мало в такой ситуации, потому что противостоит ей давняя устаканенная ложь, слов вообще недостаточно для настоящего дела, нужен поступок, и что я мог предпринять?

Не иначе как от отчаяния я произнёс всё тем же ясным командирским тоном:

– По факту бегства – уже нет. В воспитательных целях отругать бы тебя и вернуть обратно, но раз уж ты здесь, почему бы нам не решить эту забота более человечным способом?

Это проняло. Широко распахнутые глазищи опять уставились на меня. Я в очередной раз собрался с духом и договорил:

– Задерживаться на станции не в нашей власти. Мы с Даниель обязаны доставить по назначению важный груз. Зато мы можем взять тебя с собой. За время рейса вы с мамой обменяетесь мнениями по любому поводу и решите вдвоём, как вам жить дальше.

Девочка ничего не успела ответить, лишь открыла и снова закрыла рот. Даниель влетела в номер, частично разроняв коробки с едой.

– Она не может полететь с нами, это нарушение правил!

– Не такое большое, как может показаться, – ответил я терпеливо. – Ты прежде не работала на малых судах, вот и не в курсе, а я, когда купил Тревора, выучил законы наизусть. Капитан вправе принять на борт несовершеннолетнего пассажира, если его сопровождает взрослый.

– Но я – член экипажа, это совсем иное!

– Для крупных кораблей и больших команд – да. Там цепляются к каждой мелочи, вполне вероятно, не без причины. В небольшом частном предприятии капитан и владелец свободнее в своих решениях. Следует лишь зафиксировать согласие всех сторон в журнале. Гораздо сложнее будет задним числом оправдать перелёт Таисии с планеты на станцию. Вот здесь действительно имело место серьёзное нарушение.

Я сурово уставился на девочку. Она всё же смутилась, хотя и ненадолго. Я видел, что надежда отправиться с нами готова смыть как волна все прочие измельчавшие на этом фоне горести. Всё теперь зависело от Даниель. Она не подвела. Короткий вздох словно освободил душу от смятения и боли, а потом моя милая напарница просто шагнула к дочери, села рядом и обняла угловатые плечи, которые на этот раз и не подумали дёргаться, сбрасывая заботливую руку.

– Спасибо, Фабиан!

– Не за что! – ответил я, поднял одну из оброненных коробок, открыл её и принялся есть.

Ничто так не успокаивает противоречия разума, как правильная работа желудка. Мой пример оказался вдохновляющим. Даниель подобрала остальные порции, одну деловито вручила дочери за другую взялась сама. Девочку стремительное развитие событий, кажется, немного сбило с толку. Она переводила насторожённый взгляд с одного из нас на другого и явно не решалась заговорить. Бешеный напор исчез, пожалуй, она впервые всерьёз задумалась о том, что, строго говоря, совершила преступление, выдавая себя за другое лицо.

Я тоже так полагал, но изрядный опыт помогал относиться к происходящему трезво. Проще говоря, я умел улаживать незначительные неприятности. Большими обеспечивали палачи, так что здесь не приходилось заморачиваться.

– Сейчас идём прямо на борт, – говорил я не для Даниель, конечно, которая и так всё знала, а для нашей общей теперь строптивой заботы. – Полагаю монтаж закончен, хотя сигнала и не было, но самое время лично присмотреть за финальными аккордами. Заодно окончательно утвердим интерьеры. Таисия, ты время зря не теряй, обдумай, как хочешь обставить свою каюту, с учётом стандартной базы, конечно. Диапазон потребностей у нас пока невелик. Даниель тебе поможет определиться с каталогом. Я буду в рубке.

– Вы, правда, меня возьмёте? – спросила она, превращаясь ненадолго в ребёнка, каким, собственно говоря, и была.

Я ответил спокойно, как и прежде, капитанский голос работал при любых обстоятельствах:

– Ну я от этого не в восторге, но другого рационального решения не вижу. У нас каждый час расписан, и нет возможности отвезти одну взбалмошную девочку обратно на планету, а могу ли я доверять тебе, отправляя без надёжного сопровождения, пока не знаю. Мы ведь практически незнакомы. Я предлагаю уладить дело миром. Рейс продлится неделю. За это время сможем спокойно разобраться со всеми недоразумениями. Как ты полагаешь, это разумный выход?

– Да! – пробормотала она.

– Вот и отлично!

Полный благодарности взгляд Даниель послужил лучшей наградой. Я решил, что для нечеловека справился с проблемой вполне прилично. Странное испытывал ощущение, настолько незнакомое, что пока не пытался с ним разобраться, но знал, что обдумаю всё потом. Неужели я так долго жил среди людей, что стал отчасти человеком?

Глава 6

Я не лукавил. Мы и без того опаздывали, задержка в номере добавила вынужденной прыти. К счастью с транспортом повезло, в пути не потеряли лишней минуты и прибыли в доки как раз вовремя, чтобы принять корабль и не задерживать бригаду рабочих. Я немедленно поднялся в рубку, оставив улаживание бытовых проблем на откуп Даниель. Инженеры отлично ладили со всем, что составляло материальную суть корабля, а красота диванов и портьер меня вообще не волновала. Я и на полу мог спать, но на счастье кровати входили в базовую комплектацию любого судна и остаться без нормального ложа мне не грозило.

Экипаж, как я уже говорил, предполагался численностью до четырёх человек, так что и кают насчитывалось четыре. Предоставить девочке отдельную не составляло труда. Я разумно полагал, что собственная норка прибавит ей уверенности, а заодно и спокойствия. Ребёнок плохо ориентируется во внешнем мире, ему полезно иметь безопасное убежище, изучать мир, подобно улиточке, укомплектованной личной ракушкой. Собственно говоря, домик и мне бы не помешал: все мы местами дети. Об этом я подумал мельком.

За время рейса Даниель договорится с дочерью, разберёт заботы на запчасти, решит, как ей распорядиться своим семейством дальше. Я знал, что крайне нежелательно брать на борт в качестве пассажиров несовершеннолетних родственников кого-то из членов экипажа, но другого решения просто не нашёл. Оставлять за спиной инженера такой раздрай и пускаться в нелёгкий путь получалось ещё рискованнее. Человек должен сосредоточиться на работе, а постоянная тревога за отпрыска этому не поспособствует.

Я и сам несколько утратил равновесие от наплыва собственных и чужих чувств, углубиться в задачу сумел не сразу, но размеренный баритон Тревора, ещё не приобретший индивидуальных модуляций вернул мне нужный настрой.

Взаимодействие пилота с его кораблём было процессом тонким, сложным, почти сакральным. Первичное знакомство мы уже свели, но для работы предстояло сдружиться теснее. Сознание, что я здесь один на один с кораблём временами накачивало нервы до эйфории, но и это медитативное состояние приносило пользу. На волне доброго настроения моделирование маршрута шло особенно легко.

Работа пилота казалась простой только дилетанту. Когда-то на заре космонавтики люди считали, что пространство – это большое пустое место. Лети себе и не спотыкайся, вот разве астероид какой на пути мелькнёт или звезда с планетами. Так оно и было, пока корабли перемещались по законам прямолинейного хождения, но с открытием и освоением технологии сжатий, мир волшебно переменился. С одной стороны, пропала нужда годами тащиться от солнца к солнцу, с другой новая дорога поражала воображение кучей ухабов. Одно только перечисление их всех занимало целый семестр в лётной школе. Временами я задавался вопросом: кому понадобилось творить столь сложный мир и гадал, судьба ли мне когда-то получить ответ. Вот случится чудо: стражи наконец смягчатся, я вернусь в ангельский чин или какой-то иной – я точно не знал, а постигну ли то, что с таким трудом усваивал человеком? Трудно сказать.

Впрочем, способностей мне хватало, учился хорошо и пилотом стал не из последних. Работу находил всегда, несмотря даже на предосудительный чокер, надеялся не оплошать и теперь.

Зная точки старта и финиша, я сделал предварительную раскладку курса, всё время сверяясь с расчётами Тревора и внося нужные коррективы. Многие пилоты суеверно опасались столбить дорогу загодя, но я занимался прогнозированием всегда и не испытывал внутреннего сопротивления. Казалось бы, жизнь и палачи учили не смотреть вперёд, но в иных вещах я так и не привык остерегаться.

Любимая работа доставляла почти физическое наслаждение. Наметив маршрут, я вновь прошёлся по внутренним опорным точкам, с удовольствием убеждаясь, что всё на судне работает как часы. Даниель отсоединяла последние коммуникации, кропотливо собирая в кучу своё хозяйство.

– Как там? – спросил я мягко.

Тревор подгрузил сводку, но поглядывая на неё я ждал ответ от напарницы. Мне нравилось общаться с людьми, а не только с корабельными нервами. В такие минуты я чувствовал себя человеком, ценил единение с товарищами.

– Порядок! – ответила она удовлетворённо. – Еду и интерьеры контролировать будешь?

Ни в том, ни в другом я ничего не понимал. Вещи представляли интерес, когда служили определённой цели, пища вообще годилась любая. Будь кирпичи калорийными, я жевал бы и их.

– Всё на твоё усмотрение. Я неприхотлив и в первом рейса хочу заработать денег, а не проверять мягкость подушек и сбалансированность пайков.

– Ну и отлично. Как на мостике?

– Я всё сделал. Запросил коридор отхода. Очередь приемлемая. Два часа у нас есть, так что предлагаю собраться в кают-компании и слегка перекусить.

– Принято. Отсчёт пошёл.

Я нехотя поднялся из замечательного пилотского кресла, погладив на прощание ручки и панель механического доступа. Стены построений плавно погасли. Тревор помалкивал, не научившись пока болтать по собственной инициативе. Судовые навигационные компьютеры со временем если не обретали полноценный разум, то вполне удачно его имитировали.

Даниель и Таисия уже сидели в компактной совмещённой с камбузом каюте. Минимализм помещения меня вполне устраивал. Для четверых тут, пожалуй, было бы тесновато, но втроём мы помещались отлично.

– Как только загрузимся, можно будет приготовить приличный обед, – чуть виновато сказала Даниель, ставя передо мной стандартный продуктовый набор.

– Да, ребёнку требуется хорошее питание, чтобы вырасти.

– Я не ребёнок! – тут же встряло недоразумение.

– Тебе решать. Правда и доказывать заявленное придётся, а то я голословным утверждением не верю.

Показалось, что я девчонку уел, она замолкла и лишь поглядывала на меня пытливо широко раскрытыми глазами. Я сделал вид, что мне это всё равно.

Мы с Даниель принялись обмениваться впечатлениями. Нет на свете ничего более волнующего, чем знакомство с новым судном, постепенное врастание в его плоть. Оно вдохновляет и когда приходишь новичком в большой экипаж, а уж собственный, только со стапелей, корабль разгоняет кровь по венам до невероятных скоростей. Потребность обсудить с напарниками все замечательные детали момента почти нестерпима, и я решил, что дать волю нам обоим – лучший выход из положения. Пусть девочка увидит, как важна для её матери работа, каким смыслом и красотой она наполняет жизнь. Я понимал теперь, что Даниель держалась за свою профессию более всего потому, что та не давала ей сосредоточиться на горе, требовала шагать вперёд, служа и маяком, и костылями. Не только добыть денег на содержание себя и дочери велел инстинкт, но и ясно показать миру, что существуешь, не сдался, готов шаг за шагом пройти свой нелёгкий путь. Потеря – это ведь не только беда, это ещё и преодоление последствий.

Когда мы делились друг с другом сокровищами наших открытий и постижений, Даниель забывала обо всём, её глаза сияли счастьем и меркла в них привычная боль. Я верил, что это общение разумов продезинфицирует нас обоих от накопившихся обид на судьбу, хотя и не понимал, где и каким чудом набрался таких соображений.

Время пролетело незаметно, и по своим постам мы буквально разбегались, спеша успеть на разрешённое маневрирование. Станцию трудно было назвать оживлённой, но дефиле здесь отличались немалой сложностью.

Девочка ушла с матерью, хотя и почудилось мне, что не прочь была напроситься ко мне на мостик. Я по дороге обдумал наскоро эту тему. С одной стороны, доступ в святая святых каждого судна разрешался лишь экипажу, с другой владелец имел право делать исключения. Ради семейной гармонии между Даниель и Таисией я был готов пойти на поблажки, но чуть позднее, когда получим груз и отработаем маршрут с учётом плавающих поправок.

Мир и покой на борту наступал не сразу и длился недолго. Рейсы теперь заканчивались быстро.

Маневрировать в тесном прямом пространстве – задача нелёгкая даже для сработавшейся спарки, а мы с Тревором ещё только притирались друг к другу, но оба справились если не на отлично, то очень хорошо. Опустив судно на погрузочный стол, я выдохнул воздух и невольно огляделся, забыв на минуту, что один в рубке и никто не выдаст никаких замечаний по поводу только что состоявшейся стыковки. Секундная досада не стоила того, чтобы жалеть о сделанном шаге. Свобода себя окупала.

Закольцевав связь, я поспешил в трюм. Прибыли мы ровно, когда следовало, так что поспешить с погрузкой выходил самый резон.

Даниель уже распоряжалась механизмами. Спустившись вниз, я даже затормозил на входе, разглядев плывущее к нам в брюхо диво. Конечно я знал размеры ящика, но не представлял их воочию. Наглухо запаянная оранжерея поражал воображение не только габаритами, но и материалом, на удивление неоднородным: где прозрачным, где матовым, где тускло отсвечивающим бронёй. Датчики и энергопреобразователи прилепились со всех сторон. Даниель споро переключала их на местное питание. Она успела протянуть нужное количество кабелей, и я тут же бросился помогать. Подтаскивал, расправлял, а напарница топила штекеры в соответствующие слоты.

– Как Таисия? – спросил я между делом, потому что девочки в трюме, к счастью, не наблюдалось.

– Посадила её делать школьный реферат. Если ей и дали поблажку, позволив полетать по галактике, это ещё не значит, что нужно запускать учёбу.

– И она не протестовала?

– За всё приходится платить! – ответила Даниель, чуть усмехнувшись. – Всё доказывать – сам сказал, и очень вовремя. Спасибо, Феб!

– Не за что! Мой воспитательный порыв для самого оказался прорывом.

Мы завершили погрузку, потом обошли (а кое-где и полазить пришлось) весь контейнер, собирая показания счётчиков, чтобы сверить их со стандартом и данными, полученными Тревором. Кабельное соединение иногда давало сбои и вообще считалось устаревшим, но стоило не в пример дешевле скачкового и обеспечивало большую стабильность при прыжках.

Отчёты сошлись не идеально, но в пределах допустимой погрешности, и я подписал все нужные документы. Заказчик провожал своё сокровище лично и оглядел его не без сожаления, словно успел сродниться не то с техническим, не то с биологическим чудом всей душой.

Даниель осталась поболтать с ним (это всегда производит хорошее впечатление на клиентов), а я поднялся на мостик, чтобы заняться своими непосредственными обязанностями.

Загрузившиеся суда в очереди не держали, то есть она и здесь была, но весьма короткая или как у нас говорят – быстробегущая. Я подключился к общему каналу и, дождавшись сообщения от Даниель, снялся с позиции и встроился в карусель.

Знакомые умиротворяющие действия ласкали душу, пропитывали меня теплом, я даже мурлыкал что-то под нос, наблюдая за очередью и прокачивая готовую маршрутную программу по последним сводкам. Дорога впереди лежала относительно гладкая, путешествие обещало быть рутинным. Кое-где набухали тревожные потенциалы, но я надеялся обойти их с минимальными отклонениями, если до этого сами не рассосутся.

Так разомлел, дурак, что почти забыл о палачах и прочих неприятностях бытия, надеясь от души, что хоть на время все они оставят в покое. Не знаю – почему. Наверное, просто мне этого хотелось.

Позиция подошла незаметно. Первый импульс давала кораблю сама станция. Энергия здесь стоила дёшево, зато впечатление эта услуга производила благоприятное. Как только нам открыли стартовый коридор, я тут же связался с Даниель и передал точку временного отсчёта. На самом деле много летавшие в космосе экипажи никогда этим не заморачивались, потому что и так было ясно, что к прыжку надо подготовиться сообразно своей реакции на него. Я не хотел обидеть Даниель мелочной опекой, беспокоился лишь о Таисии.

Люди на удивление хорошо переносили сжатие пространства. Даже на старых кораблях в былые времена, когда технологию только осваивали и не имелось в заводе никакой защиты и то не зафиксировали случаев действительно серьёзных нарушений здоровья. Присмотреть за ребёнком следовало лишь для порядка. Первый прыжок часто вызвал приступы головной боли, расстройство кишечника, а то и сексуальное возбуждение. Мужчины, на которых, как правило, и снисходила последняя напасть не упускали случая этим прихвастнуть. Женщины, если у них такое и случалось, непременно помалкивали. Я не пытался вникать в разницу восприятий и вообще подобную ерунду. Меня чисто человеческие глупости не касались.

Сам выдерживал как начало прыжка, так и выход в обычное пространство без всяких последствий, потому считался стабильным пилотом. Подобная запись в протоколе всегда шла на пользу.

– Ну, вперёд! – сказал я, как только стартовая установка влепила нам импульс под зад.

Время остановилось собралось в тугой комок, а потом выстрелило во все стороны гулким фейерверком. По коже потянуло томной ленью, но слабенько и неотчётливо. Я равнодушно подумал, что возможно испытывал бы на прыжке оргазм если бы знал, что это такое не понаслышке, а технически. Впрочем, плакать о том, чего не изведал смысла не находил никакого. Зачем осложнять и без того непростую жизнь?

Я прилип к шероховатой поверхности кресла, машинально вслушиваясь в глухие шумы сжатия. Ни о чём они не сообщали, но, согласно легендам, могли. Люди сотворили целый букет мифов о чудесах нелинейного пространства, но мне ни разу не удалось столкнуться там, внутри с чем-то действительно любопытным.

Тревор притих. Его первый прыжок через весьма сложно устроенную пустоту тоже знаменовал очередной этап взросления. На искусственные интеллекты прохождения сжатия действовали не так, как на людей. Давали отчётливый толчок в развитии. Кто-то из высоколобых даже вывел на основании этого наблюдения теорию о первичности людей во вселенной, их гармонии с жёсткими законами пространства. Смотрелось красиво, но работало хреново. Проще говоря, никак не работало.

Кроме того, я точно знал, что палачи всё равно первичнее всех.

Миновав верхнюю точку бессмыслицы, шумы пошли на спад, я машинально подобрался в кресле. Хотя пассажиры больше всего боялись старта, оно того не стоило, особенно на стационарном импульсе, а возвращение на ровный ход иногда предлагало сюрпризы. Очень редко, но случался сбой и при самых идеальных расчётах корабль сходил с маршрута и выскакивал не совсем там, где планировалось. Именно поэтому судоводителям и владельцам приходилось тратиться на обычные движки. Большинство пилотов, кроме самых безбашенных предпочитало несколько не дотянуть до цели, чем выскочить в пугающей близости от неё.

Промежуточный выход не обещал заметных проблем, но я всё же отследил его полностью, проверил скрупулёзно параметры, корабля и груза. Даниель сообщила, что у них с Таисией всё в порядке. Я задал курс к точке нового сжатия и пошёл проверить, так ли оно на самом деле.

В капитанскую каюту заходить не стал: мало меня тревожило, что я там увижу. Обеих женщин нашёл в пассажирской. Таисия лежала на постели и, по всей вероятности, пыталась спорить. Даниель сидела рядом.

– Со мной всё в порядке! – заявила девчонка, явно не в первый раз и теперь совершенно точно в расчёте на мои уши.

– Никто и не сомневается, – ответил я рассудительно, – однако порядок один для всех. Любой человек после первого в своей жизни прыжка проходит тестовую проверку, даже если он пилот, а не просто так попал в неприятности.

– Какие? – тотчас спросила Таисия.

– Вот сейчас и посмотрим.

Переносной сканер уже работал, выдавая параметры. Я быстро просмотрел растущий на глазах столбец. Девчонка не врала – прыжок почти ничего ей не стоил. С учётом возраста и подготовки, конечно. Даниель, наверное, предпочла бы подержать дочку в постели, но я разрешил встать. У нас на борту имелось хорошее средство для развеивания скуки.

– Кормиться ещё рано, до следующего прыжка почти два часа, так что предлагаю пойти в трюм и взглянуть на груз. Как ты на это смотришь, Тася?

Она ожидаемо скорчила скучающую мину, явно представлял багажный отсек пространством, забитым кучей коробок ящиков и тюков.

– Не пожалеешь! – сказал я. – Впрочем, если совсем неинтересно, ты вполне можешь почитать учебник.

Девчонку с кровати словно ветром сдуло. Я договорить не успел, а она уже напяливала курточку поверх лёгкой блузки. Почему дети так не любят учиться, я не знал. Но это ведь не мешало пользоваться самим прискорбным фактом в своих целях.

На маленьком корабле всё находится рядом. Минута прошла или чуть более, а мы уже дружно переступали порог грузового отсека. Насупленная ввиду грозящей скуки Таисия едва не споткнулась, разглядывая технологическое чудо, сверкающее свободными гранями. Мне и самому не терпелось заглянуть внутрь и насладиться неспешной жизнью запаянного в скорлупу мира.

– Что это?

– Инкубатор для чудодейственной вакцины, – ответил я неточно, зато внушительно.

А вообще потянуло оставить взрослую серьёзность и прилипнуть мордой к одному из смотровых иллюминаторов. Откуда взялась эта дурь, я и сам не понимал. Я ведь никогда не был человеческим ребёнком, поступил в эту жизнь сразу во взрослом виде, тем не менее горел отчётливым желанием полюбоваться доступным пока чудом.

Мы так и поступили все трое.

Вид, надо сказать, открывался и впрямь захватывающий. Коренастые кустики в половину высоты контейнера топорщились листьями, такими толстыми и посаженными так плотно, что ветки рассмотреть не удавалось. Сквозь этот энергичный частокол с трудом протискивались кривоватые шипы. Цветы, точнее бутоны я заметил не сразу, они ещё прятались в листве, лишь кое-где сыто проглядывая сквозь налитые соком пластины. Между кустами торчали равномерно другие растения – субтильные деревца. Тонкие веточки гнулись под тяжестью плодов, цветов листьев – всё существовало здесь одновременно. К потолку ползли по специально встроенным опорам жгуты лиан, а над всем этим вяло кружились, часто присаживаясь отдохнуть прелестные золотистые бабочки с прозрачными как световые лучи крыльями.

Приглядевшись, удалось рассмотреть ещё какую-то живность. Не то зверьки, не то насекомые скользили в траве, лазали по веткам. А когда невидимые прежде форсунки орошения увлажнили воздух изящными фонтанчиками, запаянный сад показался особенно прекрасным. В свете ярких ламп возникли, танцуя над растениями, мимолётные радуги.

Райская обитель – такое определение родилось само собой и невольно мелькнула мысль: а похож ли мой родной мир на это упакованное в технологии чудо? На мгновение показалось, что я вспомнил – нечто очень важное, из прежней жизни, но ощущение улетело так же быстро, как и пришло, оставив после себя непрошенный ледяной озноб и знакомую головную боль. Она всегда являлась, когда я пытался пробиться сквозь барьер блокировки. Поначалу я пытался её терпеть, надеясь всё же протаранить лбом стену, но ухищрения не помогали. За неким порогом я терял сознание и, очухавшись, возвращался в предписанное мне неведение.

Жизнь изгоя шла своим чередом.