Текст книги "Упавшие с небес (СИ)"

Автор книги: Майский День

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Упавшие с небес

Глава 1

Забот оказалось столько, что я не знал, как с ними окончательно разобраться. В санитарном контроле пришлось долго доказывать, что судно у меня новое и подлежит только постановке на учёт, а никак не проверке. То ли их база что-то наврала, то ли меня опять нагрели при оформлении документов, но разговор двух параноиков грозил затянуться до конца рабочего дня.

Выпутавшись из этой неурядицы, я вылетел в бесконечный кольцевой коридор станции, щедро продуваемый свежим ветром от поочерёдных вентиляторов и несколько минут пытался сообразить, какие ещё неотложные задачи я могу решить прямо сейчас и стоит ли это делать, рискуя нагородить новых проблем вместо улаживания старых. Голова соображала не так чтобы хорошо, во рту совершенно пересохло, в глазах плавали не то мухи, не то блики фейерверка – я окончательно не решил.

Прямо перед носом высветилась реклама какого-то питательного заведения, и я машинально притормозил. Порылся в карманах в поисках завалявшихся монеток, посмотрел на свои браслеты: кредитный, дебетовый и коммуникационный, а потом бесхитростно заскочил в ватерклозет кафе и вволю напился бесплатной воды из-под крана.

В голове немного прояснилось: как видно в разжиженном состоянии мой мозг работал лучше, нежели в твёрдом, и я вспомнил, что нужно ещё посетить агентство по найму. Я оформил там заявку, и, хотя за все дни, прошедшие с покупки корабля, никто так и не откликнулся на более чем скромное предложение, не оставлял надежды обзавестись персоналом.

Переговорную я арендовал на час и моё время уже шло. Контора тоже работала не допоздна, но я как раз успевал, потому свернул на правильном радиусе и скоро переступал нужный порог. Входной сканер пискнул, считывая данные со стояночного браслета, а дежурный автомат тут же сообщил что меня ждут в помещении номер восемь, и напоследок пожелал удачи бархатным модулированным голосом.

Везение мне требовалось всегда, вот только судьба за последние столетия ни разу им не побаловала. Как у меня с этим обстояло раньше, я не знал – память заблокировали так качественно, что пробить барьер с нынешними возможностями не стоило и стараться, хотя я, конечно, пробовал. Кто бы на моём месте поступил иначе?

В очередной раз запретив себе об этом думать, я отыскал нужный кабинет и вошёл. В крошечной приёмной сидели целых два человека. Я слегка оторопел. Собирался взять любого, кто рискнёт разделить тяготы начального экономического разгона с небогатым, хотя скорее нищим, владельцем малого торгового судна и не готовился к тому, что придётся выбирать.

Я скомкано поздоровался и предложил первому в очереди заходить в крошечную переговорную. Агентство гарантировало полную приватность бесед и доступ в контролирующую сеть. Я не слишком верил рекламе, впрочем, и скрывать в данный момент ничего не намеревался.

Кресло напротив занял юноша с волосами, выкрашенными во все цвета радуги. Рубашка его тоже не оставляла глазам надежды и избавления от колористических мук, зато штаны оказались предельно строгими и элегантными. За птичьими завесами я не сразу разглядел лицо кандидата в напарники, скорее нахальное, чем решительное. Документы оказались в порядке, хотя послужной список настораживал. Парень часто менял работу, а это говорило о склочном характере или слабой компетентности. Не скажу, что он мне приглянулся, хотя с отчаяния я был готов взять любого, но тут вспомнил о втором человеке в приёмной и попросил яркоокрашенного подождать, пока я беседую с его конкурентом. Юноша снисходительно кивнул, как видно вполне уверенный в своих правах на меня и предлагаемую работу, вышел, а в комнатку ступил другой соискатель. Точнее – другая. Я только теперь сообразил, что это женщина.

Совершить ошибку в данном случае мог любой: рослая, крепкая, широкоплечая – она действительно с первого взгляда походила на молодого мужчину. Облик дополняли короткая стрижка и отсутствие украшений.

Полётная карта так удивила, что я поднял глаза от контрольной таблицы и ляпнул глупость, которую серьёзному судовладельцу произносить никак не следовало:

– У тебя же отличный послужной список и последнее место работы – просто сказка. Я ведь не могу предложить ни комфорта, ни престижа, ни таких денег. Новый корабль, первый рейс…

Бизнесмен из меня получался, конечно, тот ещё. Мысленно дав себе пинка, я попытался сообразить, как исправить ситуацию, когда претендентка на должность, не дожидаясь моих оправданий, спокойно ответила:

– Знаю. Видишь ли, я вдова. После смерти мужа мне стало трудно находиться среди большого количества людей. Особенно тех, кто знал меня прежде. Ну, ты понимаешь.

– Нет, – честно ответил я, – но это и не моё дело. Чего-чего, а уединения на моём судне хватит. Есть даже отдельная рубка для бортового инженера – собственное хозяйство. Полагаю, встречаться мы будем только за едой, да и то не наверняка. Работы много, а нанять в экипаж третьего специалиста я пока не могу себе позволить.

Вывалив чуть ли не все свои затруднения совершенно незнакомому человеку, я едва не пришёл в отчаяние, полагая, что моя собеседница тут же встанет и уйдёт, но она осталась.

– Место твоё, – произнёс я быстро, стремясь завершить переговоры раньше, чем допущу очередной промах. – Меня зовут Фабиан Феб.

Полным именем меня называли крайне редко, вспомнил я его не иначе как от растерянности, но женщина даже не поморщилась. Спокойно кивнула и тоже представилась, хотя я мог прочитать, как её зовут, в полётной карте, не догадался только сразу это сделать.

– Даниель Брендон.

Мы скрепили договор рукопожатием, я внёс её данные в реестр и вышел, чтобы сказать ярко раскрашенному претенденту, что в его услугах не нуждаюсь. Он выразил удивление не только лицом, но и причёской (именно так я понял возмущённое подрагивание вздыбленных прядей), скандал, впрочем, не устроил, да и не из-за чего было, если уж говорить откровенно. Работу, что я мог предложить, никто не назвал бы лакомым кусочком.

Аренда помещения стоила денег, время пользования истекало, потому я расплатился и предложил Даниель договорить на ходу. Она ничуть не возражала против прогулки, и мы вышли в искусственный сквозняк здешних унылых улиц.

Для начала я уточнил:

– Где ты остановилась? Судно сейчас у ремонтного причала, как раз идёт внутренняя отделка, так что туда пока нельзя.

– Найду что-нибудь на пару дней.

– У меня номер с двумя кроватями, и вторая мне совершенно не нужна, – предложил я.

Сообразил запоздало, что прозвучало, наверное, провокационно, а то и неприлично, но Даниель не возмутилась, спокойно кивнула:

– Спасибо. Меня устроит.

Я облегчённо вздохнул, радуясь, что мы так быстро начали находить общий язык, назвал гостиницу и скинул на стояночную карту разрешение в доступе.

– У меня ещё дела, вернусь хорошо если ночью, а завтра вместе поднимемся на борт. Полагаю, рабочие за ночь успеют протестировать оборудование. И да, если хочешь индивидуальный дизайн каюты, составь пакет требований заранее.

Она отмахнулась:

– Стандарта вполне достаточно.

Мы ещё раз пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. Она – не представляю куда, а я – к предполагаемым заказчикам. Прощупывать почву и попутно обалдевать про себя от того, что я теперь не только самый настоящий судовладелец по факту и закону, но ещё и работодатель. У меня появился персонал – всё как у большого.

Нет, за долгую жизнь среди людей я, конечно, не однажды пытался, как они говорят, подняться, и каждый раз меня аккуратно спихивали обратно на дно. Наверняка изрядную часть этих падений обеспечивали мне собственные наивность и неумение правильно хозяйствовать, но не все же. Нет, не все.

Впрочем, за века пребывания в недрах человечества я привык не думать о плохом, а заодно и о хорошем тоже. Жил в целом нормально. Одним днём и так год за годом.

Бригада доводчиков обещала подготовить судно в сжатые сроки, так что я счёл необходимым начать искать клиентов. Реклама разошлась по системе, на дальний прицел денег не хватало, как и на порожний рейс, так что выбирать не приходилось. На объявление откликнулся пока только один человек, мы переговорили по линку, он предложил встретиться, чтобы обсудить детали, потому я топал сейчас в базовый сектор станции в надежде, что контора предполагаемого заказчика ещё не пуста. Работали там допоздна, об этом меня предварили заранее.

Уже стемнело, точнее говоря, скаредные муниципальные службы изрядно убавили свет на улицах, но меня сумерки не напрягали. Я хорошо видел, в том числе в темноте, даже полной, хотя и не понимал – как. Общеизвестная физика таких чудес не предполагала. Включался неведомый механизм, позволяя различать предметы – одно из нечеловеческих свойств, что мне оставили, отправляя в эту ссылку. Я гадал иногда, где сработала чужая воля, а где недосмотр, но точными сведениями не располагал и не особенно по этому поводу парился.

Помимо острого зрения при мне остался хороший нюх, а вот вкус пищи, я совершенно не различал. И не испытывал влечения к человеческим женщинам, того оглушительного желания, о котором твердили без запинки все вокруг. К мужчинам, впрочем, тоже. Людская специфическая анатомия служила только для выведения из организма отходов. Временами я думал, что в истинной ипостаси вообще не имею пола, иногда полагал, что облик моей основы чересчур нечеловечен, чтобы испытывать в навязанном извне образе нормальные эмоции. Ничего кроме версий в моём распоряжении не имелось, так как памяти меня лишили почти полностью. Я даже не знал, за какое преступление отбываю совершенно неизвестный мне срок.

Поначалу мутность своих возможностей и чужих целей сводили с ума. Я не понимал причин подобного зверства. Чудовища в себе не находил и очень хотел бы знать, где его обнаружили другие.

Потом привык, притерпелся и научил себя существовать в предложенных условиях, временами вообще забывая, что я тут не свой, правда, следует заметить, мне напоминали об этом достаточно часто.

Грустные мысли забрели в голову не просто так. Сработали тренированные инстинкты. Местечко, где я оказался, относилось к разряду тех, куда добропорядочные граждане без крайней нужды не ходят. На благопристойной и благоустроенной орбитальной станции имелись и опасные уголки, причём в избытке. Как ни старались люди повернуться к миру исключительно благодетельной стороной, ничего у них не получалось в задуманном совершенстве.

В боковых коридорах свет горел совсем скудный, а прохожие попадались того сорта, что уже ничего не боятся, зато сами всех страшат. Я благоразумно держался середины улицы и мимо всех встречных, попутных и поперечных шагал с плавной уверенностью завсегдатая. Ко мне покуда не цеплялись, смотрели мельком, да и правду сказать, не выглядел я жирным тельцом, с которого есть надежда содрать золотую обёртку.

А потом очередной унылый тоннель разом оказался удручающе пуст, и я, как люди выражаются, задницей почуял, что сейчас мне в очередной раз подробно объяснят, кто я такой и зачем здесь нахожусь. Палачи всегда расчищали себе место для плодотворной деятельности – не любили они свидетелей.

Я попытался ускорить шаг, но, по обыкновению, не ускользнул от расправы. Стражи возникли из ничего прямо у облезлой стены холодного склада. Двое. Они всегда появлялись в чётном количестве и старательно изображали контрастное разнообразие. Вот и сейчас передо мной были ангел и чёрт, задекорированные так тщательно, что хоть выставляй их на сцену для участия в любительском спектакле. Крылья светлой половины и не пытались казаться материальными – так средней достоверности голограмма, но всё прочее сверкало первозданным реализмом.

В христианской тематике (насколько я знал) эти сути противопоставлялись друг другу, служа один носителем добра, другой же воплощением злобы, но мои палачи плевали на каноны. Они развлекались.

Пускаться в бегство не имело смысла. Мерзкая улыбочка на ангельском личике обещала все круги ада. Благостный и ударил первым, бросая меня на кулаки рогатого.

В копилке имелись века предыдущего опыта общения со стражами. Я пробовал сопротивляться им, пытался сносить очередную экзекуцию покорно, но невзирая на особенности моего поведения, били каждый раз от души, и я твёрдо решил делать всё возможное, чтобы вернуть хотя бы часть колотушек, которыми эти гады старательно меня наделяли.

Сокрушительный белокожий кулак выбил дыхание, но я всё же сумел развернуться и попытался врезать тёмному, гадая, где он настоящий, а где кажущийся. Попал, хотя и вскользь и услышал шипение скорее раздражённое, нежели болезненное. Теперь мне прилетело по голове, да так крепко, что на несколько счастливых мгновений я полностью выбыл из бытия, но упорный базовый инстинкт быстро вернул обратно в несчастье и боль.

Меня пинали злобно и точно, а жалкие попытки сопротивления не достигали цели. События развивались рутинно. Палачи попросту были могущественнее бесправного изгнанника. Сколько-то я ещё продержался на ногах, а потом особенно злой апперкот в несчастную челюсть бросил меня на загудевшую от удара стенку, и я сполз по ней, зная, что подняться мне не дадут и стараясь хотя бы свернуться в клубок, чтобы чуть уменьшить последствия экзекуции.

Ноги этих существ оказались твёрже лошадиных копыт, и там, где они врубались в моё тело, словно взрывались боевые снаряды. Бешеные мучительные вспышки боли сводили с ума. Я слышал треск собственных костей, пока один из пинков не прилетел по уху, после чего из всех звуков вселенной остался в голове лишь мучительный гул.

Может к лучшему вышло, потому что гадкие слова, валившиеся на меня вместе с ударами, жги почище физических страданий. Они душу наравне с телом подставляли под истязание.

Когда пинки прекратились, я не шевельнулся. Не верил, что палачи ушли. Они часто давали мне тень надежды, передышку, чтобы позднее загнать в новый адский круг, но на этот раз тишина царила так долго, что я рискнул приоткрыть уцелевший глаз.

В коридоре никого не было. Людей на место расправы допускали далеко не сразу, как видно мучители старательно следили, чтобы никто не пришёл мне на помощь, ну или не позабавился бесплатно с их и только их жертвой. Я втянул в себя воняющий кислым воздух.

Долее валяться тут в дерьме и блевотине не имело смысла. За века я твёрдо усвоил сложившийся порядок вещей. Заживали на мне любые повреждения и делали они это довольно-таки проворно, но каждый клочок плоти мстил за восстановление изрядной болью. Собравшись с мужеством, я поднялся сначала на четвереньки, потом по стеночке на ноги. В первый миг поехало всё: коридор, подошвы, далёкий тусклый свет лампы, но я пошатался немного и не упал. Вновь валиться на грязное жёсткое покрытие значило получить новую порцию мучений.

Наведываться в таком виде к заказчику не имело никакого смысла, так что я развернулся, прищурился и, когда частично восстановился второй глаз, пошёл себе потихоньку в гостиницу.

Тело зудело, скрипело и протестовало как изношенный механизм, но вполне прилично слушалось, а больше от него ничего и не просили. Я тащился знакомой дорогой, экономно отвешивая шажки и переваривал щедрые полновесные пайки боли. Всё шло привычным чередом, не стоило делать из обыденности трагедию. Будь я человеком, уже бы сдох, а так воскресал понемногу, хотя ожить совсем почти не надеялся.

Острота зрения вернулась полностью, и я видел куда иду, а не наполовину догадывался об этом. Теперь стали попадаться люди, спешащие по своим делам, но мало кто обращал на меня внимание, считая обычным пьяным идиотом, влипшим в крупные неприятности или мелкие разборки. Ни для кого я не представлял никакого интереса.

Доковыляв до относительно респектабельных секторов, я задержался возле уличного фонтанчика, чтобы отчистить лицо руки и одежду. С листа полированного металла на меня смотрело расписанное гематомами и ссадинами лицо, я скорчил ему рожу и едва не удивился, когда оно меня передразнило. Не узнавать себя в зеркале было обычным развлечением после побоев. Я привык.

Избавившись, насколько это было возможно, от пятен крови и нечистот, я поковылял дальше. Синякам предстояло сойти только к утру, и я уже прикидывал, как мне оправдаться перед автоматом-привратником, когда вспомнил, что нанял сотрудницу и она уже должна находиться в моём номере.

Предстать перед персоналом избитым и испачканным показалось не самой лучшей идеей, но ночевать на улице хотелось ещё меньше. Я нашарил в кармане чудом уцелевшую карту допуска в номер и постарался миновать холл обычной человеческой походкой, а не судорожным рывками подстреленной птицы. Не знаю, удалось или нет, и не стал бы спрашивать чужого мнения.

В лифте я необдуманно расслабился и едва не стёк по тёплой пластиковой стенке, но сумел всё же собрать себя в кучу, выйти в коридор и дотащить измочаленное тело до нужной двери. Она услужливо отъехала в сторону, и при мысли о том, что дополз до пусть временного, но родного логова, я едва не застонал вслух.

Даниель лежала на кровати, я видел темноволосую голову на подушке, но никак не мог сообразить, спит моя подчинённая или нет. Впрочем, детали и мелочи тревожили сейчас меньше всего. Я героическим усилием мускулов и воли бросил себя к свободной койке, но не дотянул какой-то злосчастный шаг.

Рухнув на тёплое шершавое покрытие дешёвого ковра, едва удержался от крика – боль злобно прошлась по оплошавшим нервам – вознамерился тут же подняться и достичь цели, но вожделенная горизонталь почти лишила ярости сопротивления. Авторитет капитана я уже безнадёжно утратил, не стоило мучить себя напрасно. Я просто закрыл глаза. Почти провалился в нервический бред, когда чей-то голос спросил:

– Эй, Феб, вид у тебя не божеский. Позвать врача?

– Ни в коем случае!

Перспектива оказаться в лапах человеческих лекарей немедленно вырвала из объятий небытия. Помимо скандальной способности самовосстанавливаться из разобранного состояния в функциональное, чего категорически не одобряла каноническая медицина, я ещё обладал практически пустым кошельком и экономил на многом, в том числе личной страховке.

Даниель помолчала, как видно, размышляя, стоит ли принимать во внимание приказы так основательно побитого капитана, но, что удивительно, подчинилась. Я услышал мягкий шорох, а потом меня укрыли одеялом. Сильные руки бережно ощупали шею и лишь потом осторожно приподняли голову и подсунули под неё подушку. Я так растерялся, что даже ничего не сказал. И не требовалось.

– Спи, ненормальный! – пробормотала она.

Прозвучало так спокойно и тепло, что я сразу повиновался. Боль ещё вгрызалась там и здесь, жевала меня по своему усмотрению, но самое страшное осталось позади, и я позволил себе провалиться в уютную тёмную бездну временного забвения всех бед, прошлых настоящих и грядущих.

Глава 2

Пробуждение получилось необыкновенно приятным. Боль ушла, оставив в покое измученное тело. В коконе одеяла я ощущал себя уютно как младенец, хотя и не помнил своего детства. Даже жёсткость ложа не портила впечатления. Нежился бы и нежился, ощущая рядом доброе тепло.

Откуда оно идёт, я сообразил лишь теперь. Даниель устроилась рядом и мирно спала, завернувшись в другое одеяло. Вроде бы через два таких препятствия до меня не должен был доходить здоровый жар её тела, но я его чувствовал. Может быть, не физически, а в душе. Эта едва знакомая женщина, мало того, что выполнила без пререканий странную просьбу не звать врачей, так ещё устроилась подле меня, стремясь поддержать и прийти на помощь в случае нужды. Я слышал, что сопереживание бывает у нормальных людей, но сам никогда ничего подобного не испытывал. Да, жил внутри человечества, работал с отдельными индивидуумами и целыми коллективами, поддерживал нормальные отношения с сослуживцами и соседями, всеми, с кем сталкивала судьба, но внутренне сторонился окружающих, и они отвечали мне тем же самым.

Я напрягся, проверяя готовность восстановленного организма к новым лишениям, если можно так выразиться, не погрешив против грамматики. Даниель тотчас проснулась, выпутала руки из одеяла, приподнялась, внимательно изучая моё лицо.

– Ну ничего себе – даже синяков не осталось. Или ты меня вчера разыграл? Хотя – нет. Так обмануть нельзя. Есть боль, которую просто не скроешь.

Обычно я успевал заползти в нору и отлежаться, пока никто меня не засёк, а если не получалось, помалкивал или придумывал любой подходящий бред, но этой женщине лгать не хотелось. Она поддержала в трудную минуту, да так правильно и надёжно, что меня до сих пор наполняло блаженное тепло. Я ответил небрежно:

– Шкура дублёная, всё быстро заживает.

– Именно поэтому ты таскаешь чипы на цепочке, а не под кожей как все добрые люди? Я сначала подумала, что религия запрещает усовершенствования тела и разума, но ты не производил впечатление человека склонного усердствовать в вере.

Углядела чокер на моей шее, хотя воротник я вроде бы не расстёгивал. Зоркая, но мне это нравилось. Я любил внимательных людей: они не позволяли себя обманывать и одновременно надёжно прикрывали спину. Хорошего напарника найти было трудно, а если таковой отыскался, следовало его беречь. Я тоже сел. Медленно, избегая судорог от возможных остаточных явлений. Случались они нечасто, но иногда изрядно подводили в самый неподходящий момент.

– Помочь?

Я отмахнулся.

– Справлюсь. Проверяю, не скрипят ли узлы машины после аварии и беглого ремонта. Пора нам приводить себя в порядок и браться за дело. Давай ты первая в душ, а я ещё немного посижу. И да: спасибо тебе большое.

– Не за что, – ответила она.

Пока Даниель плескалась в ванной комнате, я с грустью обдумывал результат вчерашнего нападения. Я-то восстановился: эта функция всегда работала как часы, но вот нужный визит сделать не смог и наверняка потерял заказ, который уже был практически в руках и требовался мне, как человеку воздух. Теперь предстояли поиски новой работы, но для начала я всё же связался с тем, кто не дождался меня вчера, извинился и попробовал объясниться. Меня довольно быстро простили, но груз тем временем приняла другая фирма, так что главное опасение подтвердилось. Не для того ли и явились палачи, чтобы в очередной раз погубить на корню моё скромное начинание? Стоило ли задаваться вопросом при полной очевидности ответа.

В ванной я осмотрел себя сколько мог в довольно скудном по площади зеркале, ничего криминального, как выражаются люди, не обнаружил. Осталось отмыть грязь случившегося и жить своим чередом. Что я и сделал.

Поесть мы зашли в дешёвое кафе. Даниель сделал скромный заказ, но я ещё скромнее и даже не потому, что приходилось считать каждый грош. Казалось после той работы, что проделал организм, заживляя все переломы и гематомы, голод просто обязан был растерзать на части, но у меня аппетит, напротив, всегда пропадал. День или два я клевал как птичка, хотя ветром при этом и не шатало. Я не задавался вопросом – почему так происходит, принимал вершащееся как должное. Организм сам решал, как ему выкручиваться. Потом всё возвращалось в привычный ритм.

– Какие планы? – спросила Даниель, энергично расправляясь с завтраком.

– Клиента я из-за вчерашнего недоразумения потерял, новых пока не нарисовалось, так что предлагаю пойти и посмотреть, как идёт работа на «Треворе». Так называется наша посудина, уж не знаю почему. Ребята обещали к утру смонтировать главную сеть, лучше протестировать её пока есть возможность внести изменения.

– Много осталось?

– Отделочные работы. Заодно проверишь техническое оснащение.

Даниель спокойно кивнула:

– Годится. Как я понимаю, жировать пока не приходится? Кто на тебя напал вчера, конкуренты? Не думала, что дела в этом сегменте перевозок обстоят так кисло.

– Скорее личные разборки, – ответил я искренне. – Оттоптал кое-кому копыта, а успокоиться эти ребята никак не могут.

Тут бы Даниель развернуться и уйти от столь незадачливого работодателя, но она осталась. Великодушия в этой женщине хватало на целый экипаж, и я мысленно пообещал себе из кожи вон вылезти, но не подвести её ни в чём.

Я не стал скрывать, насколько пиково положение моих коммерческих начинаний. Мне всё больше нравилась Даниель и, судя по рекомендациям, инженером она была отличным, и обман послужил бы скверным началом для сотрудничества.

– Ты права. Я вложился в судно и оборудование практически до последней монетки. Всё, что сейчас смогу – это заплатить тебе жалование за первые месяцы, так что найти подходящий груз и получить прибыль для меня жизненно необходимо. Если есть какие-то сомнения по поводу подписанного между нами договора, лучше говори сразу. Вчера у меня был почти верный заказ, а сегодня я опять начинаю с нуля.

Даниель рассеянно прихлёбывала кофе, но больше вертела кружку в пальцах, я ожидал результата её раздумий. Иногда мелькала мысль, что я зря во всё это ввязался, мог ведь, как и прежде, летать в больших экипажах, выполняя рутинные обязанности одного из младших пилотов. А может и нет. Сделать карьеру на этом поприще мне не светило: капитаны крайне неохотно нанимали ребят с ожерельем из чипов на шее. Считалось, хотя официально такой точки зрения не существовало, что вживлённые элементы действуют лучше отстранённых. Я делал нужную работу не хуже, а часто лучше других, но этого в упор не замечали. Человеческие предрассудки противостояли переменам усерднее каменных стен.

– Я тоже не хочу оставлять недомолвок, – сказала Даниель. – Ты со мной честно, и я намерена так же. Наверное, ведь спрашивал себя, почему это инженер с такой крепкой полётной картой соглашается на скромное жалование при существенных нагрузках?

– Ну не без этого, но ты объяснила про сложности в больших экипажах.

– Мои проблемы с общением – не единственная причина. У меня есть ребёнок – дочка. Раньше, пока я была в полётах, она жила с отцом, у него спокойная служба и он каждый вечер бывал дома. Я в семье появлялась урывками, но всех вроде как устраивал такой порядок вещей. Теперь же моя дочь вынуждена жить с тёткой и дядей, ей это не нравится, и я никак не могу убедить её, что так надо. Но и это не главное. Капитаны терпеть не могут одиноких матерей и в экипажи берут неохотно.

Я слышал краем о таких вещах и сам находясь в аналогичном положении, принял сообщение Даниель спокойно. Мы оба являлись не то чтобы совсем изгоями, но достаточно нежелательными элементами системы. Ожерелье вместо честно вживлённых чипов казалось капитанам манерностью или религиозным сдвигом, а размер страховых гарантий на единственного опекуна малолетнего члена семьи превышал обычный предел, и работодателей это раздражало. На них, помимо прочего, давил профсоюз космолётчиков, а никто не любит оказывать услуги, которые никогда не будет возвращены. Как частный судовладелец, я обладал куда большей свободой воли, потому проблемы Даниель приватным порядком решались проще. Мы оба это понимали, и я подумал, что у нас уже начали складываться отношения, которые делают из двух разных индивидуумов подлинных напарников.

– Тебе и правда следовало найти наземную работу, сказал я больше для порядка, потому что меня как раз устраивало сложившееся положение вещей: я получал больше, чем мог рассчитывать при моей бедности.

– Моей дочери двенадцать, – ответила Даниель. – Через шесть лет она станет совершеннолетней и отправится строить свою жизнь, не оглядываясь на меня, а я к тому времени окончательно утрачу квалификацию и уже не оторвусь от поверхности.

– Не думай, что я не понимаю. Более того: я целиком на твоей стороне. Ты вправе сама решать, что лучше, что хуже, как сегодня, так и завтра. Для меня твоё семейное положение значения не имеет. Мне требовался хороший инженер. Полагаю, рейсы нас ждут самые банальные, да и тех вряд ли окажется много, так что ты сумеешь достаточно часто видеть своего ребёнка.

– Вот потому я и стала искать работу в малом экипаже.

Мы оба, наверное, испытали облегчение, прекратив этот разговор. Ну сошлись на одном борту два отщепенца, что из того? Космос слушался грамотных, упорных и отважных, а не тех, кто нравился начальству. Я усмехнулся высокопарности своих мыслей и предложил Даниель допивать кофе и отправляться в доки.

«Тревор» болтался в пустоте в зоне безгравитацонной тишины, но всякий, кто работал в пространстве, управлялся с невесомостью шутя. В рейсах разное бывало, а капитаны торговцев, экономившие на всём, частенько отключали искусственное притяжение, причём не только в грузовых отсеках. Я привык, да и Даниель повела себя уверенно. Мы поднялись на борт и освободились от скафандров.

Пахло привычно и незнакомо одновременно. На каждом судне существовал свой набор ароматов, несмотря на стандартное оснащение и прочую унификацию, впрочем, вполне возможно, что замечал эти тонкости только я – нечеловек. Я втянул воздух благоговейно. Сложная смесь отдавала забортной пустотой, сухостью космических равнин.

На планетах существовали собственные атмосферы и люди по мере возможности приспосабливались к каждой, но суда генерировали кислород и прочие составляющие в стандартной комплектации. Я узнавал её сразу.

Мы добрались до рубки, уверенно пользуясь леерами, но перед самой дверью Даниель уступила мне право войти первым, и я от него не отказался. Мой собственный корабль казался прекрасным.

На мостике стояло всего два кресла, не имея возможности ещё кого-то нанять, я сэкономил и на рабочей мебели. Мы расположились каждый за своим пультом, пристегнулись, надвинули шлемы, и я дал команду к расконсервации искусственного интеллекта.

Базовый мозг имел обычный набор характеристик, пока это был просто очень совершенный компьютер, но я знал, что со временем он приобретёт индивидуальнее черты, почерпнутые, то ли от экипажа, то ли от других аналогичных устройств, привычки. Пока нам следовало познакомиться и сделать прокачку – обычную операцию с которой начиналось сложное единение человека с машиной.

Признаться, я иногда опасался, что кристаллический мозг каким-то образом почувствует мою инакость и выдаст её людям, ведь он создан был для служения человечеству, а не опальному ангелу, но до сих пор всё шло нормально, вот разве что дальнейшее совершенствование приборов могло однажды подвести под монастырь. Правда, я не особенно много думал о будущем, не надеясь, что оно принадлежит мне хоть в какой-то степени. Судьбой изгнанника распоряжались стражи, я жил и летал, строя лишь минимальные планы, и кто бы на моём месте поступил иначе?

– Подключение. Малый круг, – доложил Тревор. Ровный баритон звучал приятно, я решил, что эту настройку менять не буду.

– Есть. Базовая загрузка.