Текст книги "Упавшие с небес (СИ)"

Автор книги: Майский День

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава 19

Реальность воспринималась сквозь больной туман, то есть не попадала в голову вообще. Меня рвало кровью, желчью, кажется, даже кишками. Могли же они самостоятельно доползти до горла после того, как где слиплись, где порвались от ударов? Собственного говоря, кроме вот этого я ощущал только электрические толчки трущихся друг о друга сломанных костей. Весёлая выдалась ночь или день – деталей не запомнил. Я сто раз подох прежде чем воскреснуть, но всё же выплыл из колеи боли. Очнулся.

Попробовал оглядеться, но уткнулся взглядом во мрак. Где нахожусь, не понял, знал только, что не на борту собственного корабля. Утёк я оттуда, хотя и не слишком точно представлял – как. Кости срослись, тело остаточно ныло, напоминая о том, что обращаться с ним следовало гуманнее. Я попробовал подняться, сесть, и у меня получилось. Как выяснилось, лежал мордой в песок, потому и не видел ничего вокруг. Теперь же обнаружил себя в пустыне. Неживой мир вокруг дышал холодом, звёзды в небе горели нестерпимо ярко. Я прищурился, разбирая их узор, но без Тревора нечего было и надеяться определить место и время.

Последнее слово так зацепило, что я вскочил, машинально поддёрнув пижамные штаны.

Значит, я не ангел и небесам никогда не принадлежал, что бы там не понимали под этим понятием другие. Я бес времени и потому угодил не в другую галактику, а в безопасное безвременье, утонул в глубине веков, там, где меня не отыщут палачи, слишком слабые для таких вояжей. Голова работала ясно и не болела. Джон Доу в гневном запале произнёс то, что не следовало, и во мне начали просыпаться воспоминания и, что ещё важнее – инстинкты. Слушаться их оказалось куда проще, чем действовать рассудочно.

Зрение немного прояснилось, и я ещё раз осмотрелся. Видел лучше человека, так что разглядел довольно много и не особенно удивился, обнаружив вокруг всё тот же дважды знакомый пейзаж: ленивое море, каменистую равнину и холмы, на горизонте. Я вернулся на планету, где уже был. На которую и когда – другой вопрос. Не самый по моим представлениям важный.

Я машинально побрёл к морю, как сделал бы на моём месте всякий. Попытался выстроить мысли в нужном порядке. Сказал Джон Доу правду или его оговорка намеренна и знаменует собой всего лишь ещё один хитрый способ надо мной поиздеваться? Нет. Я ощущал истину шкурой и нутром – уцелевшим скудным имуществом. Недаром и прежде всё, связанное с течением лет, особенно привлекало моё внимание, я угадывал свою подлинную суть сквозь блокировку и прочие ограничения.

Бес времени. Кажется, на самом деле моя ипостась называлась немного иначе, но я за века так привык к человеческому языку, что не видел существенной разницы. Смутно создавал, что в родном мире вообще нет ангелов и чертей, там всё устроено по-другому и наделено собственной гармонией, но привычные аллегории помогали освоить новые знания в несовершенной человеческой оболочке.

Я повёл плечами, поёжился. Прохладный ветер нёс запахи воды и жизни. Дойдя до кромки вялого прибоя, я поглядел на море, честно отражавшее звёздную бездну.

Неразумный палач отомкнул маленький, но вместительный ларчик моего прошлого, и оно понемногу вырастало в сознании, проясняя голову как рассвет очищает небо от ночной мглы. Я смотрел на линию горизонта и позволял образам, зреющим на дне рассудка, разворачиваться во всей полноте. Слова Джона Доу послужили паролем, и, хотя мне открылась только часть меня настоящего, но именно та, за которую я и угодил в переплёт и на полку.

Моё преступление. Я смутно, словно заезжего гостя в родном доме, ощущал внутри то существо, каким был века назад. Могущественный и надменный, готовый посмеяться над всеми, потому что кто же был мне ровней? Не желающий признавать правил, не ведающий резонов. Блестящий и жестокий распорядитель времени.

Признаться, я, нынешний, ощутил робость оказавшись в пустынном месте наедине с этим существом. Я никак не мог совместить себя с ним, страшился, и оттого моя прежняя суть казалась особенно могущественной и отчасти отвратительной. Теперь я не удивлялся жестокости наказания, только недоумевал, как эти слабаки даже всем скопом сумели меня одолеть?

Повезло или придумали способ? Подробностей я пока не выведал, да и не слишком заботила сейчас эта мелочь.

Джон Доу не обманывал. Груз вины тяжко давил на плечи. Я развернулся и вяло побрёл по берегу вдоль волн, погружаясь в вязкий бред воспоминаний. Почему я так поступил? Чем помешали жалкие ростки жизни, рискнувшие выбраться на сушу? Наверное, пустой мир выглядел прикольнее, или мне нравилось повелевать всем, что попадалось на пути. Я был горд и неумерен в желания. Я был другим существом, а изменился сейчас? Пожалуй. Так долго прожил среди людей, что сам стал почти человеком.

К рассвету я устал и сел отдохнуть. Море совсем затихло, его ладони едва касались влажного песка, выглаживали блестящие камешки. Солнце величаво всплывало в почти безоблачное небо. Звёзды растаяли. В те давние времена, когда жизнь выбиралась из океана на сушу, узор ночного неба был совсем иным, вот почему искусственные разумы обоих кораблей так и не смогли с ним разобраться. У людей, да и у тангеров тоже, путешествия в прошлое считались бредовой идеей, только я теперь знал, что это не так. В потоках времени существовали прямые и обратные течения, были свои сжатия и ровный ход, присутствовало единство, а выполаживания, как я уже сообразил, являлись пересечением разнородных путей. Я легко нашёл в них дорогу потому, что согласно своей природе ощущал все переливы.

Старая добрая планета Земля. Я погладил ладонью песок и камешки, вяло соображая, что сумел на какое-то время ускользнуть от палачей и отыщут они меня здесь не скоро. А вот что произойдёт, когда найдут? Память вернулась лишь фрагментом, а прежней силы я не ощущал в себе вовсе. Да и то сказать: обрети я мощь, разве сорвался бы в бегство? Пересчитал бы кости тем, кто истязал меня и получал от самого процесса изощрённое удовольствие. Месть никто не отменял, и каждый имеет на неё право.

Ладно, я немного отдохнул и пришла пора сообразить, что воспоследует, когда неизбежно вернут в прежний круг вины. Надо полагать, наказание станет ещё более суровым: я ведь помнил, как усердно меня прессовали за любое неповиновение.

От этой неприятной мысли дёрнуло словно током, и я поднялся, снова пустившись в бессмысленный путь вдоль линии прибоя. Я ничего не искал и ни к чему не стремился, а, пожалуй, инстинктивно хотел спрятаться. Знал, что не сумею, но устал от унижений в человеческой жизни, которых теперь вообще стало две, так что и огорчений прибавилось в той же пропорции.

На растение я не наступил по чистой случайности.

Я уже забыл о посаженном где-то и когда-то кустике, да этот пучок невзрачных нитей не походил на него ничем, но в затылке засвербело, а сердце стукнуло сильнее обычного. Я смотрел на жалкую кучку биомассы, не веря своим глазам. В голове поначалу варилась сущая каша, но постепенно мысли приходили в порядок, и помимо ясности я уловил в них и логику.

Меня наказали потому, что я причинил урон планете, притормозил славный путь будущих разумных существ, но разве так обстояло на деле? Да, в той другой реальности правили тангеры, а люди вели едва ли не рабское существование, но ведь был иной мир, и в нём именно человечество заняло ведущую роль. В обоих снах (хотя теперь я уже точно знал, что они были явью) я прожил несколько веков, изучил их досконально и теперь не понимал, как так случилось, что сбылись оба прогноза и где они существуют раздельно, если вместе я их не видел?

Прошлое не воротишь, сделанное не исправишь – так говорили люди, но я знал, как всё происходит на самом деле, точнее сказать, краешком глаза заглянул в своё низвергнутое величие и усомнился в непреложности людских аксиом. Если меня занесло именно туда, где я наломал дров, то почему бы не попытаться что-то исправить? Хотя бы сложить поленницу, если не сумею возродить сгубленное и высохшее дерево.

Я сел на влажный песок рядом с растением, робко жавшимся к полосе прибоя и внимательно его рассмотрел. Жалкий клочок сохнущих волокон будил сострадание. Этот пришелец из моря хреново чувствовал себе на неуютной суше и не скрывал своих проблем от проницательного бесовского взгляда.

– И как же я смогу тебе помочь? – спросил я, дотрагиваясь до болезненных нитей, поливать водой и закрывать от безжалостных лучей солнца? Впрочем, свет тебе нужен, он требуется всем.

Говорить с травой было невероятно глупо, но я ведь не имел поблизости иных собеседников, а тонкие волосинки словно приободрились от моей заботы.

Легонько касаясь организма, я словно делился с ним силой, желал ему крепости и процветания, хотя до цветов было ещё ох как далеко! Так я развлекался, полагая своё занятие блажью, когда заметил, что изменения мне не мерещатся. Крохотный кустик не просто выглядел здоровее и бодрее прежнего, он ещё и подрос. За считанные минуты набрал листья и стебли, хотя я и не отличил бы одно от другого.

Наблюдая это тихое волшебство, я затаил дыхание. Никогда не видел ничего прекраснее и, хотя кустик не доразвился ещё до полной эволюционной красоты, детали выглядели маловажными. Душа моя расцвела вместо него.

Понимание сути момента окрылило так, что я вновь вскочил на ноги, прошёлся, утопая босыми ступнями в песке, поглядел на солнце, начавшее изрядно пригревать.

Поправлю я испорченное, или всё останется как было, я обязан попытаться. Выбор невелик, если о нём вообще идёт речь. Единственное, что я способен сделать – это отдать себя миру, который так неосмотрительно обидел. Если стражи заплутают на непростых тропах времени, я могу успеть много. Ну хотя бы что-то, и потому неотложно возьмусь за дело.

Я прилежно обшарил берег и сумел отыскать другие проявления сухопутной жизни. Крохотные стебельки иногда были так малы, что я различал их с трудом, но я не успокаивался и наткнувшись на очередной, принимался за своё колдовство.

Энергия во мне была, я не очень хорошо понимал её суть и не слишком уверенно ею владел, но старался как мог. В человеческой ауре (или как это там называется?) отчётливо проступали иногда бесовские всполохи, но я более не пугался прошлого себя, а хватал что мог и выцеживал неподвластную смертному силу. Получалось в целом неплохо.

Управляя хотя бы крошечным промежутком времени, я мог помочь нарождавшемуся миру куда существеннее, чем пользуясь скудным людским ресурсом.

Я трудился до заката и к концу этого длинного дня ощущал себя невероятно вымотанным. Похолодало, но прохлада не беспокоила. Я отошёл подальше от воды и улёгся рядом с крупным камнем, загораживавшим меня от ветра. Жёсткое ложе не удручало, а распускавшийся вверху звёздный сад радовал истосковавшееся сердце знакомой красотой. Мысленно я опять был там, среди великолепных стихий космоса, летел сквозь них на собственном корабле и радовался каждому прожитому часу.

В этой доброй сказке рядом были Даниель и Таисия и совсем не нашлось места палачам. Я улыбался, грезя невероятным. Как много жаждут люди для счастья и как мало для этого на самом деле надо. Свобода заниматься любимым делом и близкие люди рядом. Я соглашался на этот расклад, считая, что не получил бы дара ценнее, принадлежи мне все прочие сокровища мира.

Единственный разумный обитатель не проснувшейся пока планеты я с любопытством разглядывал малознакомые светила и мысленно рисовал из них узоры созвездий, а потом прокладывал пути, доставляя грузы и радуя людей.

Я не надеялся увидеть когда-нибудь тех, кого ценил, но мысленно ведь мог насладиться их обществом, вспомнить теплоту присутствия и сохранить её в сердце.

Потом я, конечно, заснул и дрых до самого рассвета, а утром вновь занялся освоенным делом, странствуя по берегу, уходя всё дальше от того места, где очнулся и, хотя не надеялся отдалиться таким способом от судьбы, мечтал сделать как можно больше полезного до той минуты, когда меня найдут палачи и примутся методично вколачивать в девственный песок.

Во второй половине дня, перевалив гряду, ощетинившуюся зубьями устоявшей в процессе эрозии горной породы, я обнаружил настоящий оазис. В мелкой бухточке, где волны совсем обленились и лизали берег без лишнего усердия, а солнце иногда пряталось за отвесными скалами, не стремясь сжечь всё вокруг, находилось, как видно, место, самой природой предназначенное для отважного продвижения жизни на сушу. Тихий в меру тёплый, в меру влажный пляж служил приютом целой полянке и некоторое время я просто бродил по ней, осторожно ступая по нетронутым жизнью камешкам и любуясь травинками.

Тут хозяйственно обосновались не единичные экземпляры, а десятки и сотни первопроходцев, более того, я заметил среди тощих зарослей крошечных животных. Насекомые это или какие-то другие звери, я не знал, но обрадовался им как родным.

Здесь я задержался надолго, бережно обихаживая каждый кустик и наблюдая за шустрыми тварями. Я нашёл озерцо с дождевой водой, скорее конечно, лужу, чем настоящий водоём, и полил самые несчастные экземпляры, используя вместо ведра найденную на берегу раковину моллюска или панцирь трилобита – я недостаточно разбирался в предмете, чтобы верно судить.

Ночь я тоже провёл здесь, ловя запахи сухопутной эволюции временами перебивавшие сочный аромат моря. Я стал тише и спокойнее и почти ни о чём не думал. Ступни за день ходьбы и беготни вокруг растений покрывались ранами и ссадинами, за ночь привычно заживали, боли особой я не чувствовал. Брёл вдоль кромки моря, отдавал частицы тепла и растворялся в мире, который когда-то обидел, не стремясь извиняться, но поневоле это делая.

Не представляю, как долго продолжался мой путь, дни прошли или недели, но вряд ли странствие затянулось. Силы таяли поначалу незаметно, но проснувшись однажды утром я заметил, что раны не исчезли за ночь, лишь кровь на них подсохла и свернулась. Ноги опухли – не иначе пробиралась по ним, стремясь освоить весь организм, местная инфекция. Я провёл несколько минут раздумывая, есть здесь уже таковая или я притащил что-то с собой. Ни к какому выводу, естественно, не пришёл, поскольку не имел соответствующего образования, но мне ведь было без разницы, не так ли?

Этим утром я понял, что скоро умру.

Огорчился? Не знаю, мне было некогда размышлять о таких сложных вещах.

Чуть дальше по берегу я обнаружил очаровательное болотце, лентой уходившее от моря в сторону гор, здесь тоже не сказать, чтобы кипела, но вполне прочно обосновалась жизнь. Мне даже показалось, что я узрел ползающих и довольно резво рыб, но поймать и разглядеть их я не стремился, веря, что эволюция и без меня отлично разберётся со своими творениями. Важно не мешать. Здесь я решил остаться. Я угадывал, что, поделившись остатком сил с этим удивительным мирком, я не смогу продвигаться дальше. Впрочем, выход выглядел наилучшим, поскольку моё тело, разлагаясь постепенно на приволье, могло послужить отличной пищей для новых растений. Я не сообразил, есть ли у них корни, или они ловят необходимые вещества иным способом, но точно знал, что хорошо удобренная почва для дела эволюции лишней не станет.

К вечеру я закончился весь, только и сумел что доползти до заранее присмотренного места. Уютно лёжа среди камней я наконец позволил себе отпустить беды и вспоминать только хорошее. Я не пытался выяснить более каким был в бесовском ранге, думал лишь о человеческой доле – той и этой и сожалел, что так мало отдавался людской жизни, вечно помня о другой – высшего порядка, радовался меньше, чем мог, хотя и записным страдальцем себя не назвал бы.

В целом я накопил воспоминаний на несколько отличных столетий, жаль только что настоящие привязанности позволил себе лишь на их склоне. Прежде долгий век нередко останавливал меня: ведь пережить того, кого любишь – та ещё боль, но судьба распорядилась как всегда саркастично, поскольку это я умирал первым.

Впрочем, до рождения дорогих мне людей оставались сотни миллионов лет, так что переживал, скорее всего, зря. Здесь и сейчас я создал иное будущее, в котором, возможно, вообще не появлюсь в том обличии, в котором меня привыкли видеть.

Даниель наймётся на другой корабль и иной пилот будет вызывать приступы ревности у её дочери. Грау достанется какой-нибудь увалень, не умеющий уследить за бассейном так классно, как получалось у меня.

В разных историях судьба подарила мне разных друзей, и я даже поразмыслил немного, которого предпочёл бы, имей возможность выбирать. Впрочем, вот это вряд ли от меня зависело. Каким не уродись я сильным бесом, совместить две разные реальности вряд ли бы сумел.

Сознание ещё не совсем погасло, и я вновь попытался сосредоточиться на этой странности. Как же так вышло, что я одновременно жил двумя жизнями? Неужели палачи устроили этот цирк, чтобы удвоить мои страдания? Джон Доу, помнится, говорил, что по моей вине люди отстали в развитии от тангеров, но ведь так было лишь в одном сбывшемся историческом процессе.

Я уже думал об этом прежде, но и сейчас, как и в первый раз, так ничего и не понял. Обидно стало не столько умирать, сколько не получить ответа на последний важный вопрос. Ну да такое случается сплошь и рядом. Мир существует не для того, чтобы удовлетворять нашу любознательность. Он сам по себе, а мы – как получится.

День погас, на небе прорезались звёзды, и я снова смотрел на них с нежностью. Я полагал, что это не самая плохая компания для того, кто отсчитывает свои последние минуты. Кажется, за прошедшие дни я пережил тут несколько дождей, но был несказанно рад, что провожают меня не мокрые струи, а искры живого огня.

Силы таяли, я уже и дышал с трудом. Последнее, о чём мучительно сосредоточившись, подумал – была судьба Даниель.

Грау, я знал, справится и без меня, а Даниель, прекрасная напарница так много дала мне в короткие дни нашего знакомства, что о ней я скорбел с особенной грустью. Даже тешил себя мыслью, что и сам сумел чем-то с ней поделиться, находился рядом как один из упавших с небес, а не исчадие символического ада

Мы отыскали друг друга, два горестных обломка судьбы и, видит вселенная, могли быть счастливы как товарищи, а не любовники. Я бы с радостью летал в компании Даниель, Таисии и Тревора, мы бы составили отличный боевой экипаж и заработали кучу денег.

Палачи? Ну имел я право хотя бы в мечтах обойтись без их смердящего присутствия? В той жизни, что я сейчас мысленно построил не нашлось места отморозкам, взявшимся пинать сильного во времена его слабости. Попробовали бы сунуться ко мне, когда я процветал, но на это кишка оказалась тонка.

Мысли путались, дышал я всё реже, глаза сами собой закрывались, хотя я мечтал до последнего смотреть на звёзды. Подумал ещё мельком, что не отказался бы заодно встретить рассвет, и улыбнулся напоследок этой чисто человеческой жадности.

Я умирал человеком и не видел в том печали. Те травинки, которые я лелеял на недолгом пути, однажды дадут начало деревьям, зашумят на планете леса и рано или поздно некая обезьяна возьмёт в руки палку, чтобы тысячелетия спустя построить с её помощью первый космический корабль. Далеко отсюда до моего Тревора, но я знал, что подожду. Лишь бы у людей всё вышло как надо.

Пусть о судьбе заплачет лишь сшибленный с небес. Ему пристало. Впрочем, рыдать я не стал, улыбнулся. Так и умер.

Глава 20

Оглушительная тишина прорезалась слабым шумом. Словно где-то гудел водный поток или время сливалось в воронку истории.

Странно.

Осознать себя существом оказалось нелегко, гораздо приятнее было расстилаться в пространстве блеском чистой энергии. Я недовольно скользнул сквозь ближайший поворотный тоннель в лагуну, которая настойчиво звала к себе, обещая что-то интересное, и сосредоточился на планете. Почему-то следовало туда заглянуть. Память спала, но беспокоило это не слишком заметно: я ощущал в себе невероятную мощь и ничего в это мире не боялся.

Океаны, континенты – я не отвлекался на мелочи, стёк ниже к границе суши и вод. На краю болота среди камней лежало тело, хрупкая оболочка биологического существа. Несколько мгновений я рассматривал мертвого, точнее сказать, ещё живого человека. Бедняга отчаянно цеплялся за существование, и судорожные вдохи поднимавшие изредка его грудную клетку, никак не прекращались. Сознание полностью померкло, отливало тусклым, а плоть упрямо не сдавалась наступлению полной тьмы.

Почему-то я ощущал сродство с этим объектом, настолько сильное, что, когда его рёбра содрогнулись в последний раз, отдавая жизнь на откуп смерти, я влился в тело и принял на себя слепок его энергетического поля.

Необыкновенные ощущения накрыли резко, только что не доводя до помрачения рассудка. Я ощущал себя одновременно и живым существом, и неуязвимым бесом, но мощные колебания энергий почти сразу успокоились, и вместе с этой новой куда более интересной, чем прежняя тишиной, ко мне вернулась память.

Загрузка произошла стремительно и точно. Я пошатнулся, но слегка. С любопытством оглядел свой мускулистый торс, едва прикрытый тряпьём, исцарапанные ступни, залечившиеся от ран практически мгновенно, долго изучал кисти рук, рассматривая с пристрастием каждый палец. Не забавлялся, а прикидывал полезность приобретения на будущее.

Мне нравился этот облик. Бес и человек отлично совместились в одной оболочке, словно так и следовало сделать для дальнейшего существования на отдельном этапе вечности. А почему нет? Приключения ведь только начинались.

Я улыбнулся новыми губами и легонько, слегка, оставляя всю полноту удовольствия напоследок, представил, как расправлюсь с теми, кто закопал меня в этом теле на долгие века ничтожного существования. Я вспомнил всё, и ничего не собирался прощать. В конце концов эти ублюдки могли попросить об услуге, но они предпочли подкараулить колосса, до которого не могли дотянуться обычным порядком и завалить его в пыль. Мелкие подлые моли. Прощать такое – значило быть ангелом, а не бесом, а я ведь не с небес свалился, топтал самую что ни на есть законную твердь. Не следовало меня так долго и перманентно злить.

Теперь я понимал, каким способом эти букашки справились со мной и, не переставая улыбаться, быстро воздвиг защиту в сознании, беззастенчиво воспользовавшись для этого человеческими разделами памяти. Мне вполне подходили их компьютерные программы, и я не постеснялся пустить их в ход. Пусть только палачи, эти убогие черви, попробуют ещё раз сунуться ко мне – чуждая логика поотсекает с кровью и мясом все бесчестные совалки. Наказать они меня решили! Боком им выйдет такая инициатива.

Мой буйный нрав метался внутри тела, норовя вырваться на волю и крушить всё, что ему мешало или просто раздражало. Я сдержался, но это ведь только до поры. Теперь я понимал, почему палачи всегда останавливались на некой грани, боялись заходить слишком далеко. Именно смерть биологического тела освободила меня от блокировки. Предвидели убогие такой результат, или опасались его по привычке, я решать для себя не стал. Ничтожные существа не заслуживали лишних размышлений.

Главным было и оставалось то, что я стряхнул с себя все мороки и обрёл полноценную мощь, да что там – существенно превзошёл себя прежнего, собрав немалый энергетический запас и присовокупив массу человеческого опыта к прежним знаниям и умениям, а люди – хитрые существа. Я знал, что их наработки пригодятся мне, да и просто придутся по душе.

Мои силы не рассеивались по вселенной, а копились все эти века, смешной теперь казалась наивная попытка стражей удержать в узде повелителя времени, да ещё и на всю оставшуюся вечность. Один раз застали врасплох, но более я промашки не допущу. Я приобрёл опыт, какой им и во сне не мог присниться.

Раньше, чем прыгать в очередной временной сгусток, я глянул по сторонам. Чахлая растительность, убого прилепившаяся к прибрежной грязи, не впечатлила, вызывала, скорее, презрение, чем любопытство, но трогать я её не стал. Мой предшественник отдал свою жизнь чтобы процветала эта красота, и его услуга пошла на пользу всему миру. Пускай! Я ничуть не возражал, более того, намеревался учесть и эту возможность, какой бы малой она не казалась сейчас. Пришло моё время. Теперь все заинтересованные стороны узнают, как они феерически вляпались. Я коварно усмехнулся и сделал один шаг.

Поначалу хотел выманить стражей сюда и произвести полный расчёт на месте преступления, но потом решил, что нечего им делать на моей планете. Не заслужили лишних милостей. Обломаю их там, где они находятся сейчас. Я справлюсь без труда, они и сориентироваться не успеют, ещё и посмеюсь над их ничтожеством, как они пытались глумиться над моим. Кто кроме повелителя самой могущественной стихии так виртуозно владеет временем?

Утвердившись в намерениях, я безотлагательно вернулся в момент последнего избиения. Я ничего не забыл и намеревался теперь от души припомнить эти милые вещи палачам.

Попал ожидаемо точно, никто и не заметил моей эскапады. Я снова висел тряпкой в руках бугаёв, выплёвывая после каждого удара стоны и сгустки крови. Впервые узнавший о своём попранном величии бог в облике человека. Бес, если говорить точнее, а, впрочем – невелика разница. У нас там всё устроено иначе, чем представляют люди.

Я вытерпел ещё один пинок прежде, чем поднять голову и заглянуть в сумасшедшие глаза на кукольном лице Джона Доу. Чудное вышло мгновение! Полное истинного триумфа. Я бы назвал его сказочным!

Страж, надо отдать должное, без подсказки понял, что роли переменились. Короткий вопль завис с загустевшем потоке мгновений. Я конечно же, не стал ждать самостоятельного развития событий, отшвырнул подручных, постаравшись устроить всё так, чтобы они от души врезались в стенки каюты, а мерзавца, их предводителя, схватил за грудки и переместился вместе с ним.

Нет, не в идиллические кущи цветущей вселенной – ещё чего, а в тихое нутро безвременья, где был только один хозяин. Я. Никто и никогда не мог последовать сюда за мной, потому что никто не знал дороги. Здесь царил перламутровый туман развеянных вне пространства лет, ну и твердь имелась – я её сам создал для личного пользования.

Швырнув на эту неуютную поверхность Джона Доу, я наступил ему на грудь босой ступнёй. Сапог со шпорой смотрелся бы авантажнее, но внушение и так хорошо подействовало: несчастный страж трясся как лист осины – губой в губу не попадал. Не помнил я минуты слаще этой и просмаковал каждый её миг.

– Поговорим, красавчик?

Он молчал. Человеческие черты иногда расплывались, как видно облик парень лепил, не слишком заботясь о его достоверности и стойкости иллюзий. Впрочем, я видел это с самого начала. Я рыкнул на Джона Доу для внушения ему должного трепета, но отползти прочь не позволил.

– Тебе это не сойдёт с рук!

Он заявил, а не я, хотя чья бы корова мычала! Я честно отпахал немалый срок, а они вообще ничего полезного не сделали. Пинали век за веком слабого и гордились этим вкладом в торжествующий хаос! Облажались в итоге и виноватым всё равно считали меня. Козлы! Меня переполняли человеческие образы, и я не спешил от них избавляться. Мне нравилось.

– Поверь, Джон Доу, если я вырвался из ваших рук, обратно вы не отыграете. Свой шанс на обман использовали сполна, другого я не предоставлю. Даже не надейся, ушлёпок.

Он разинул рот для очередной нелепой тирады, но я надавил слегка – так чтобы у него треснули рёбра и заставил на время заткнуться – толку было рыпаться-то? Иные настали времена и, соответственно, события

– Тебе нечего сказать, – заявил я. – Потому ты будешь слушать! И внимательно: повторять ведь я не намерен. По уму если, так я должен разнести всю вашу шайку в неопределяемую труху и памяти о ней не оставить, но мне в целом без разницы. Вы слишком боялись последствий, чтобы действовать разумно, и кто же станет принимать во внимание точку зрения трусов? Трещите и дальше громкими лозунгами, моего слуха они не достигнут.

– Твоё преступление не перестаёт быть таковым, и рано или поздно…

– Да, я повёл себя неосмотрительно и нарушил правильный порядок вещей, но в человеческое тело вы ведь упекли меня не за это. Вам не по нутру приходился мой независимый нрав.

– А кому он будет по сердцу, если могущество ты употребляешь на скверные дела и гордыней подпираешь крышу вселенной?

Его ненависть кипела как кислота на извести и пахла так же едко, но в ней я уловил подлинность. Джон Доу честно считал, что поступает правильно. Красивые черты, смятые болью и потому не столь совершенные, как прежде, показались мне почти человеческими.

– Знаешь, – сказал я спокойно, – вам следовало только попросить меня восстановить порядок и не пришлось бы унижаться, издеваясь над сильным.

– Скажешь ещё умолять? – выплюнул он. – Чтобы услышать в ответ высокомерный посыл? Никому и в голову не пришло…

– Что ходатайствовать и не надо? – ядовито уточнил я. – Поверь, сколько бы ни было во мне зла, я знаю ему меру и начал постепенно исправлять то, что совершил, но тут налетели вы со своей моралью и всё испортили! Почему по-твоему развитие вселенной пошло по двум дорожкам? Не говори только, что вы могли такое задумать и совершить – не с вашим всеобъемлющим ничтожеством посягать на действительно серьёзные вещи. Ещё немного, и я закончил бы восстановление попранного мира легко и просто. Но вмешались силы добра, и в итоге всем разумным существам пришлось страдать лишнюю тысячу лет.

Он молчал, кажется, до него начало доходить. Глупые пылкие чувства не мешали, как видно, трезво мыслить.

– Ты это устроил?

– Конечно, я. И когда вы недавно меня потеряли, я не видами чужих планет любовался, а завершал начатое. По мере оставленных мне скудных сил. Да я не понимал толком, что делаю, был слаб и немощен в человечьем обличии, но всё равно справился с задачей и теперь осталось наложить последний штрих, а затем порядок двинется путём гармонии. Мир переиграет себя в очередной раз, но никто ничего не заметит. Даже вы, идиоты!

– Нет! – воскликнул он.

Я не понял, что Джон Доу имел в виду, но из одной только строптивости торжественно ответил:

– Да!

Джон Доу вскрикнул – по собственной инициативе или я ненароком сильнее прижал рёбра, но разбираться стало уже неинтересно. Я позволил ему выползти из-под моей карающей ступни. Грязноватой, надо признать, но так месть выглядела даже слаще.

Он поднялся на ноги. Хотел перекинуться в родной облик (я уловил знакомую вибрацию), но не рискнул. Сомневаюсь, что он понимал, где находится. Я читал все слои его растерянности, как раскрытую книгу. Прежнее могущество вернулось ко мне полностью, но я ещё толком не разобрался в нём, ловил жадно потоки, оценивал их и восторгался собственным всесилием.