Текст книги "Карантин (СИ)"

Автор книги: Майский День

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Карантин

Глава 1

Ночная мгла ещё не накрыла город, я пришёл рано. Любимая скамейка под колоннадой хранила тепло дня. Приятное. Я устроился на привычном месте и принялся смотреть на дома, цеплявшиеся крышами за остатки вечерней зари. Наступил тот чудесный момент, когда освещение ещё не включили, но в морщинах улиц уже скопилась, как пыль в трещинах, тень. Город хмурился в ожидании ночи.

Кто другой принялся бы философствовать или тихо грустить, оказавшись на макушке красивого здания, гордо воздвигнутого на вершине холма, только не я. Настроение оставалось привычным – ровным. Я просто созерцал мир и вдыхал сладкое предощущение тьмы.

Туристы уже исчезли, последние спешно удались вскоре после моего прихода, хотя не видели меня и учуять не могли. Эти несовершенные существа, люди, ухитрялись как-то знать то, что им вроде бы и не полагалось. Ну и ладно.

Я наслаждался привычным отдыхом, простором, далям, куда без труда проникал взор. Внизу я временами уставал от тесноты. Там везде стояли стены, ограничивая возможность свободного движения, а здесь и шевелиться не хотелось потому что я мог обозреть холмы, равнину и море на горизонте. Этого полёта души хватало заодно и телу.

Когда благостную красоту момента нарушил грубый шум человеческих шагов, я лишь поморщился и не повернул головы. По ночам тут редко кто бывал, да и эти случайные странники исчезали быстро. Приходил иногда смотритель здания, но его я хорошо знал, а он всегда делал вид, что не замечает меня, чтобы не вступать в опасные пререкания.

Сегодняшний нарушитель моей личной тишины был незнаком. Когда он оказался в поле зрения, я рассмотрел его с головы до ног, темнота мне не мешала. Молодой мужчина, обыкновенной наружности, но взволнованный чем-то или основательно озабоченный. Впрочем, человек в полном равновесии чувств сюда бы и не пришёл, ведь наступила ночь, время злых сил, а огни в этом месте не горели. Лишь город, уже залитый искусственным светом, озарял вершину холма, да та из лун, что рискнула сегодня покинуть уютный мир за краем горизонта. Зеленоватое свечение спутника хорошо гармонировало с оранжевым оттенком фонарей. Гул транспорта, снующего по улицам, достигал моего приюта рокотом, сходным с морским прибоем.

Рассмотрев человека, я опять отрешился от него и чужих неинтересных мне проблем, и вновь он привлёк моё внимание, когда громко застонал и заломил руки над головой. Откровенная театральность происходящего заставила сморщить нос, но последующие события так быстро вернули в жёсткие рамки реальности, что я и отвернуться не успел.

Человек решительно взобрался на балюстраду и не то прыгнул, не то упал за край обзорной площадки. Смертный, похожий в полёте на скорченный осенний лист, ещё живой, хотя и ненадолго.

Я сорвался с места в тот миг, когда он только начинал своё безумное предприятие, потому успел, а то ведь и моя быстрота имеет пределы. Ухватив мужчину за ворот, я дал ему секунду-другую повисеть над тем, что не дождалось внизу, а затем втащил обратно на неуютные плитки балкона.

Когда я отпустил его одежду он перестал хрипеть и пошатнулся. Ну шею не сломал и то ладно. Ошеломлённый взгляд пытался сосредоточиться на моей особе, но получалось плохо.

– Высота здания – двадцать метров, – проинформировал я, стараясь говорить размеренно и чётко. – Дальше простирается крутой каменный склон.

– Я в курсе! – прохрипел он, скорее зло, чем благодарно и закашлялся, перхая так, словно в груди у него помещалась специальная чахоточная фабрика.

Ах так!

Я схватил его за ближнее запястье, а затем перебросил всё тело через ограждение. Человек брыкнулся, скорее от неожиданности, чем по доброй воле, сначала попытался освободиться, а потом поймать парапет. Я чуть развернул строптивца, чтобы лишить такой возможности и покачал его над призывно темнеющими внизу скалами. Очень хотелось отправить его в задуманный полёт, но я выбрал более интересный вариант развития событий. Решил позабавиться, раз уж развлечение само заявилось.

Сдался суицидник на удивление скоро, хмуро повис, зыркая на меня через плечо. Решив, что внушение подействовало, я вновь втащил человека на площадку и бросил на ней, позволяя в дальнейшем самостоятельно разбираться с оскандалившейся жизнью. Мне надоело созерцать чужие заботы. Я пришёл сюда не за этим. Я хотел наслаждаться одиночеством и относительной тишиной народившейся ночи.

Устроившись на любимой скамейке, я вновь обратил взор к прекрасным далям, которые не стали хуже от того, что их бархатно обволокла зреющая мгла. Самоубийца сидел у ограждения, тяжело дыша и давясь время от времени своим утомительным кашлем. Не уходил, но и вниз более не стремился. Наверное, решал что-то для себя. Я не вмешивался в процесс. Невнятные и неприятные шумы изрядно раздражали, так что иногда я откровенно жалел о своём вмешательстве в чужое лётное упражнение. Лежал бы теперь человек тихим трупом на камнях, и когда ещё начал бы разлагаться. На один вечер мне покоя бы точно хватило.

Решив, что он не уберётся без дополнительного увещевания, я вознамерился уйти сам, когда с той стороны прозвучало хриплое, но откровенно виноватое:

– Спасибо…

Я проанализировал скудные интонации. Угрозы новых попыток спуститься вниз, используя ускорение свободного падения вместо лифта не усмотрел и ответил холодно:

– Не за что.

Помолчали. Он всё не устремлялся обратно в свою человеческую суету, и я решил поторопить, заметив раздражённо:

– Шёл бы ты отсюда, а то ведь я – злой вампир. Ещё покусаю ненароком.

– Хотел бы – давно покусал, – ответил он рассудительно.

Надо же, какие мы логичные. Сообразил, что обычный смертный не смог бы проделать с ним то же что проделал я и ничуть при этом не запыхаться. Что же он руки на себя накладывал, если соображать умеет? Я-то думал, с крыш сигают одни дураки. Жизнь ведь такое диво, что растратить её зря можно лишь сглупа.

– Я тебе мешаю? – спросил он, короткое время спустя.

Понял всё-таки намёк, правда, я к тому времени успел слегка смягчиться душой. Ответил ровно:

– Да не очень. Сиди. Место публичное.

Опять помолчали, но людей никогда не хватает надолго, они всегда говорят: тишина их угнетает, вот и мой таинственный незнакомец завозился, как бы деликатно предваряя очередное словоизвержение, но фразу изобразил странную:

– Вампир, не бросай меня, пожалуйста!

– Так я и не бросил.

Мне тоже в логике не откажешь.

– Не на камни, а просто. Я попал в трудно положение, и у меня нет близких. Да и далёких тоже, если разобраться.

– Меня это не касается, – ответил я как мог сухо.

– Разве? Ты вмешался и не дал мне умереть, значит, тебе не всё равно.

Ведь знал же, что зря связываюсь с этим ненормальным, но рефлекс хватать, пока не убежало, оказался много сильнее возвышающего благоразумия. Я демонстративно вздохнул, потом объяснил, едва не зевая, потому что разговор откровенно наскучил:

– Ты не первый, кто пытается свести здесь счёты с жизнью. Здание высокое, да, но склон внизу крутой, и стопроцентно удачной бывает лишь одна попытка из трёх. Тело, достигая скал, не разбивается сразу, начинает скользить, и во что в итоге выльется затеянное предприятие, предугадать нельзя.

– Это твои наблюдения? – поинтересовался он задиристо.

– Статистика! – отрезал я. – Мог поинтересоваться ею прежде, чем прыгать. Так что у тебя было больше шансов сломать хребет и превратиться в хнычущего, гадящего под себя получеловека, нежели решить разом все проблемы, каковы бы они ни были.

Испортил он мне бархатную ночь и почти что настроение, так что маленькая месть выглядела вполне резонной. Я поднялся и пошёл прочь, чтобы навсегда забыть нелепое происшествие, но человек вскочил и кинулся наперерез, благо шагал я не спеша.

– Вампир, постой, у меня к тебе чисто деловое предложение!

– Валил бы ты домой, не к добру выживший смертный, – ответил я.

Терпение моё тоже имеет границы, и прямо возле них билось сейчас как рыбка на леске это несносное существо.

– Мне некуда! – ответил он. – Нет дома, ничего нет! Я даже не могу спуститься в город, потому что там меня сразу схватят. Я проигрался и всё имущество уйдёт за долги.

Он замялся, тяжело дыша, но хоть не кашляя больше, а потом добавил с тихим отчаянием:

– И я тоже. Ты ведь понимаешь, что это значит.

Моё холодное сердце не дрогнуло, но всё же я помедлил. Любопытно стало: что он может мне предложить? Всё потерявшему дать нечего.

– Итак? – спросил я сурово.

Он ответил сразу и с куда большей решимостью, чем лез на парапет:

– Забери меня ты. Съешь. Хоть всего сразу, хоть по частям. Убей. Я не смогу вновь решиться на прыжок, но и жить мне нельзя.

Выслушав это, я слегка разозлился. Человек хотел слишком много. Кровь, конечно, вещь нужная и полезная для изменённого организма, но пить её из должника – значит взять на себе обязательство. Смертному хорошо, он отчалит без забот, а мне ввязываться в тяжбу? Я выгляжу таким идиотом? Прыгнуть он, видите ли не может? Да ещё несколько фраз, и я его сам спихну!

Произнеся эту тираду мысленно, я успокоился и ничего не сказал вслух. Решил повременить. Человеку не повезло, он в отчаянии, а я – нет, и трудно сердиться на того, кто по-настоящему страдает. Я никогда не был чудовищем, да и не стремился им стать, наш мир вообще не располагал к глупостям.

– Ладно, расскажи подробнее.

Беседа успокоит его нервы, а там, глядишь, найдётся решение проблемы, не тревожащее грядущими заботами мою постороннюю всему делу особу. Люди иногда бывают милы и благодарны, хотя и редко в последнее время. Я вернулся на прежнее место, а человеку велел сесть рядом и в первую очередь представиться.

– Никон Терранин, – назвался он.

– Северен, – отрекомендовался я.

Он шире раскрыл глаза, как видно, ожидая продолжения, пришлось уточнить для особо непонятливых:

– С тебя и этого довольно.

Он, что удивительно, не спорил. Сообразил, как видно, что встать и уйти я могу в любой момент, потому принялся торопливо излагать свою историю. Банальную и грустную, надо сказать.

Люди вечно придумывают игры, и мало среди них таких, что не приводят к трагедиям. Сам наш мир – квинтэссенция поражения, хотя нет, это не точно – символ полного краха. Хреново это, кто бы спорил, но мы живём. Мило пляшем на краю могилы – как поётся в широко известной и преимущественно нецензурной песенке.

Так вот, последним изобретением больных умов нашего захолустья и были виртуальные игры в реальном пространстве. Когда планету отключили от базы, лишив наработок бодро вышедшего в космос человечества Земли, поначалу никто не понял, что деградация не за горами, но время шло, и люди по своему обыкновению, начали строить как бы прогресс, вместо того, чтобы утереться, забыть нажитые обиды и со временем утереть нос всем остальным. Вот и игра происходила из тех же мутных соображений. Она велась на серьёзные деньги, потому находила участников. На каком-то этапе ещё оставался шанс уйти, но затем провалившие очередной уровень теряли и вклад, и надежду на приз. Помимо этого, они в большинстве становились ещё и мясом. Марионетками игрового поля. Их истязали, насиловали, избивали. Подлечивали и снова запускали в оборот. Быстрая смерть проигравшему не грозила. Теперь меня не удивляло желание Никона как можно скорее и надёжнее покончить с собой. Представляю, как напугала его моя статистика, ведь инвалиды были лакомым куском для организаторов шоу.

Пока Никон излагал свои невзгоды, я большей частью созерцал простор, но иногда и на собеседника поглядывал, вдыхал запах. Здоровый, молодой, неглупый, судя по всему, мужчина – как он умудрился влезть в этот кошмар? Не скажу, что сгорал от любознательности, но слабый такой интерес во мне присутствовал. Как дымка над морем: дунь – и нет её, а смотреть приятно. Насколько я помнил такие вещи.

Когда он умолк, я всё ещё колебался. Не слишком сильно мне требовался человек, не особенно волновали его беды, но собственное вмешательство в чужую судьбу налагало маленькую, но обязанность. Я привык отвечать за свои поступки. Кроме того, полагал, что внезапному импульсу поддался не просто так. Интуиция подсказала, что этого человека надо спасти, я её послушался. Предстояло выяснить, правильно поступил или нет.

– Твой номер в торговом списке, – потребовал я, доставая коммуникатор.

Он послушно назвал. Найти нужные данные оказалось несложно, я и не подозревал, что так много сведений о перипетиях игры лежит в свободном доступе. Люди ничего не стеснялись, хотя иногда и следовало. Оценив долговой минимум бедняги, я ещё минуту размышлял над решением, но потом пальцы словно сами, повинуясь очередному неясному предчувствию, набрали нужные коды. Сумма ушла с моего счёта, и неожиданно это показалось забавным. Неслышные неосязаемые деньги решали судьбу живого из плоти и крови существа. Подлинное и мнимое так причудливо перемешалось в нашей жизни.

– Ну пойдём, обед, завтрак и ужин! – сказал я, с трудом сдержав улыбку.

Никогда у меня не было прирученных людей, и пришла, наверное, пора проверить, каково это. Человек послушно потопал следом. В сущности, он мог и сбежать, только не подозревал о вновь открывшихся возможностях. Разыскивать его, преследовать я бы не стал. Люди для меня значили мало. Деньги – ещё меньше. Не то чтобы у меня их водилось с избытком, так ведь хватало того, что есть, и ладно. Я бы посмеялся над героическим побегом подопечного и забыл о нём, но мифы наделяли нас мстительностью и властолюбием. Смертные велись на всякий вздор как дитя на конфетку.

Лифт доставил нас в недра холма – родное логово тех, кому отказали в месте под солнцем.

Большинство жителей верхнего города ни разу не спускалось в нижние пределы, или делало это крайне редко. Нас устраивало. По ночам мы поднимались сами и получали требуемую кровавую дань. Впрочем, закусить удавалось и на месте. Здесь обитало немало людей, да и туристы нередко забредали в поисках приключений целыми толпами. Этих мы кусали, не убивая, чтобы они могли впоследствии хвастаться шрамами и рассказывать леденящие душу истории чудесного избавления от ужасной опасности.

Повествования страдальцев привлекало в наши коридоры новые полчища идиотов, что оставляли нам не только кровь, но и деньги. Знай жители верхнего города, насколько богаче них обитатели подземных уровней – удавились бы от зависти.

Вот и Никон мог пораскинуть умишком и покончить с собой самым тривиальным способом. Это куда надёжнее, чем прыгать с обрыва, да и стоит верёвка совсем недорого. Мыло к ней вообще покупать необязательно: петля и так работает хорошо. Ну не сложилось так не сложилось.

Я привёл его в логово номер пять. Оно и близко находилось, и, сколько я помнил, там остались кое-какие вещи, что могли на первых порах обеспечить быт кормильца. Это была уютная квартира из трёх просторных комнат, без окон, конечно, но с тихим шорохом хорошо работающей вентиляции. Я велел Никону идти в ванную и помыться, выдав ему с собой одну из собственных пижам из мягкой, нежно прилегающей к телу ткани.

Обычно-то я спал голым, но иногда любил посидеть за книгой в комфортной домашней одежде, потому запас у меня имелся. Чтобы сделать совместный быт уютным, я облачился в такой же ночной костюм. Человеку постелил на диванчике в моей спальне, но ему не понравилось. Он посмотрел на меня с ханжеским ужасом, воскликнул так же театрально как до этого самоубивался:

– Мы будем спать в одной комнате? Это ненормально!

Подумайте, какая щепетильность! В игре наверняка и насиловал, и резал ради прохождения уровней и конечного приза, а тут устрашился дивана.

– Да ничего я тебе не сделаю. Я утомлён, а нам, вампирам, хорошо спится, когда ощущаем рядом живое тепло.

– Ну так нашёл бы себе девушку и устроился с ней хоть в обнимку! – огрызнулся он.

– Когда хочу секса, я нахожу себе девушку, – ответил я. – Сейчас же расположен отдохнуть.

Я схватил его, бросил на приготовленное ложе и придавил ладонью. Он побрыкался, но вскоре прекратил сопротивляться, и я его отпустил. Человек дёрнулся раз другой, но без особой уверенности, потом смирился, только одеяло натянул по самые уши. Мне было плевать на его предрассудки. Я забрался в свою постель, устроился как можно удобнее и закрыл глаза. Сон пришёл, нежный, словно ткань моей пижамы, ласково обволок. Живой жар человеческого тела, пульсация крови в жилах, её крепкий запах, остаточный трепет страха или волнения – умиротворяли меня, как кошку зажатая в зубах словленная мышь. Давно я не отдыхал так хорошо.

Никон спал как полено, даже не храпел, а возиться начал под утро. Попробовал осторожно и с его точки зрения бесшумно вылезти из постели.

– Чего тебе? – спросил я, не открывая глаз. – Еду получишь, когда я высплюсь.

– Мне надо… Здесь ведь есть ватерклозет?

Ах да, удаление отходов. Платить за лишнюю стирку я не собирался, потому возражать против шума не стал.

– Подружки мои чем-то пользовались, значит, есть.

Никон прошлёпал в нужном направлении. Я вяло прислушивался к неуверенному копошению. Не было человека гораздо дольше, чем требовали несложные процедуры, но и в сторону наружной двери он панически не спасался. Что там делал, не знаю, только в спальню вернулся по доброй воле, хотя и без видимой охоты.

– Ложись, – сказал я. – Замёрзнешь.

На самом деле у нас здесь постоянная приятная температура, другие люди не жаловались.

– Я от тебя весь дрожу, – ответил он, а потом спросил, помявшись: – Ты не боишься, что я на тебя нападу?

Ох уж эта логика древних проклятий!

– Ну, попробуй! – предложил я.

Он милостивым разрешением не воспользовался. Я спокойно ждал, когда ему надоест ломаться: спать ведь хотел не меньше меня, и он смирился с обстоятельствами и тихо залез обратно в постель, старательно умащиваясь на узком ложе. Его наивные попытки выторговать себе привилегии могли только насмешить. Я не шевельнулся. На мой взгляд каждому хватало личного пространства. Я своё уже получил. Живое тепло и сытный запах убаюкали и умиротворили. Я вновь погрузился в сладкое забытье, а когда открыл глаза, обнаружил, что уже середина дня.

Человек лежал, подбив подушку повыше и разглядывал меня с неподдельным интересом.

– Знаешь, ты словно изваяние. Такое чувство, что даже не дышишь, хотя и на покойника не похож, как о вас говорят.

Меня его наблюдения не волновали. На лирику, видите ли потянуло, совсем страх потерял и пора вернуть каждого на законное место. Ночью я хотел спать, а сейчас – есть, потому без всяких разговоров преодолел разделявшее нас расстояние, сгрёб законную добычу и вонзил клыки.

Глава 2

День кипел и плавился не только наверху, но и здесь, в пещерных чертогах. Едва я вышел на одну из центральных подземных улиц, как бестолково бродящие, путающиеся под ногами у коренных обитателей туристы начали попадаться буквально на каждом шагу. Они честно пялились на красоты подземного города, но при этом старательно косили глаза на встречных и попутных – выискивали романтические фигуры вампиров.

Я внимания к себе не привлекал, ибо не отрастил пышных локонов и не завёл демонических взглядов, выглядел обыденно и скучно. В простой одежде, с незаметными манерами на человека я походил куда больше, чем на представителя загадочного племени изменённых. Не скажу, что маскировался специально, заурядным создала меня когда-то природа, и впоследствии я не стал в себе ничего переделывать ради угождения чужим вкусам.

В изнаночном городе не было частного транспорта: мы берегли дорогой здесь кислород, потому по специальным тоннелям летали электрические поезда, а по улицам и коридорам все передвигались пешком. Никто не жаловался, даже туристы, которым столкновение в привычном зевательном состоянии грозило разве что с другим смертным.

Я прошёл по верхнему, самому оживлённому уровню и свернул в кафе. Аккуратно просочившись сквозь набитый битком общий зал, я поднялся в приватную комнату. Здесь наши спасались от докучливого любопытства смертных, если имели на то желание. Хозяин заведения был вампиром и тоже не напоминал выставочный экземпляр породы. Полноватый, с высокими залысинами и добродушным взглядом, он являл собой канонический образец трактирщика, чем и пользовался, сам обслуживая клиентов, балагуря при этом напоказ и с великим рвением. Наверное, ему нравилось быть невидимым на самом виду. Я не спрашивал.

В зальце оказалось относительно пусто. Двое незнакомцев разговаривали у боковой стены, подавшись навстречу друг другу, но так тихо, что до меня долетали только отдельные слова. Биг полулежал на диванчике. Он слегка кивнул мне, приоткрыв один глаз, я вежливо наклонил голову в ответ и занял свободный угол. Посидел немного праздно, размышляя о том, как взяться за дело и стоит ли за него вообще браться, потом вырастил из столешницы коммуникационную панель и углубился в работу.

Конечно, у меня и дома имелось всё необходимое, точнее, в каждом из оборудованных для личного пользования логов, просто сидеть в публичном месте было ещё и приятно. Получая и передавая информацию, я заодно отслеживал происходящее вокруг. Что называется, держал нос по ветру.

Два неизвестных мне вампира невольно привлекали взгляд. Их углублённость в разговор, серьёзное выражение молодых лиц, говорили о том, что тема увлекает не на шутку, а достигавшие моих ушей фрагменты речей намекали на общность наших интересов. Игра. Всех она занимала. Мне стало любопытно, какое отношение к человеческой забаве имеют два новообращённых. Ну да, матёрых-то я всех знал, значит встреченные в любимом кафе свежие ребятки приобщились наших чудес недавно.

Прежде я не слишком интересовался людскими развлечениями, а теперь, углубившись в правила шоу, осознал насколько в них всё до отвращения просто. Ничего не изменилось. В былые дни участники с охотой мочили виртуальных монстров и прочих ужасных противников, теперь делали то же самое, но с реальными людьми и животными. Пройти уровень – значило проявить себя психопатом и садистом. Как я уже говорил, на начальных стадиях позволялось ещё добровольно сойти с дистанции, потеряв всего лишь стартовый взнос, а потом система поглощала азартного игрока полностью. Сколько отработанного материала она впоследствии выплёвывала, я не знал. Если верить слухам, развлечение выходило за грани рассудительности.

Кто бы удивился, только не я: сам ведь когда-то был человеком.

Листая информационные страницы и наблюдая между делом за неизвестными и якобы безмятежно дремавшим Бигом, я неплохо провёл время, а когда хозяин, вырвавшись ненадолго от клиентов, принёс объёмистые бокалы с тёмным пряным напитком, жизнь и вовсе показалась стоящим предприятием.

В зальце постепенно становилось оживлённее, потому что наступал вечер. Многие из наших не слишком любили бродить днём, не потому, что солнечный свет ввергал нас в сонливость, как выдумывали иногда смертные, а спасаясь от суеты. Столики заполнялись молодняком, на диванчиках отдыхали (непонятно – от чего) самые взрослые и уважаемые. Я закрыл панель, уничтожив предварительно все следы своего любопытства, и принялся прихлёбывать стабилизированную кровь и прочими средствами изображать благодушие. Со мной здоровались, но никто не подсаживался, привыкли, что я не слишком стремлюсь к общению, а если возникнет такое желание, дам знать окружающим, что я сегодня весёлый и добрый. Мне хотелось поразмыслить, а вовсе не выслушивать сплетни, потому я распространял вокруг себя прохладное отторжение, хорошо понятное тем, кто меня знал.

Так всё и продолжалось бы, привычно и спокойно, не появись в зальце ещё один посетитель. Опять новичок, чуждого облика с неприятно тревожным взглядом. Порядков он явно не ведал и посмел усесться напротив, хотя свободные места ещё имелись. Я кротко вздохнул, разглядывая нахала и делая вид, что не замечаю замешательства остальных. Он же и вообще не ощутил заискрившего в атмосфере электричества, а то хоть оглянулся бы перед неизбежной кончиной. Ну или в случае благоприятного исхода событий – стремительным полётом за дверь.

Впрочем, воспитанность не покинула его окончательно, и он спросил запоздало и при этом с бесшабашной агрессивностью:

– Можно? Не занято?

Если человек дурак, то и вампира из него толкового не получится. Я мог отправить его на расправу неумолимой нашей звериной составляющей, но рассердился более, нежели полагал сам и ответил с мягкостью, никого из меня знавших не обманувшей бы:

– Нельзя, но ты уже сел.

Извинится и уйдёт – жить будет, а не догадается вострепетать за свою шкуру – прогноз его не порадует.

– Ну ты один, а мне требуется компания! – произнёс он дерзко.

– Представься, полусмертный! – велел я, добавив в голос толику яду.

– Как меня раньше звали? – спросил он с горечью. – Или теперь я должен взять другое имя и изображать демоническую обречённость судьбе?

Я не ответил, а косые взгляды других вампиров и некоторая скованность их поведения сообщили ему с запозданием, что он изрядно налажал. Кажется, внезапное прозрение слегка протрезвило.

– Прости. Жан Верне меня зовут. Звали. Не нужен стал никому.

Нельзя сказать, что я совсем ему не сочувствовал, все проходили стадию потрясения, когда в одночасье и без видимой причины, жизнь делала крутой поворот. Я видел, что неофита переполняют чувства. Главенствовал страх, но под ним ощущались и иные томления. Целый букет. После превращения умнее было спрятаться и пережить ломку организма на дне, но этот юноша явился прямо в вампирский бар и тем заслуживал или уважения, или быстрой расправы.

Хозяин мялся в сторонке, набираясь храбрости вызнать потребности нового посетителя, а я решил, между тем, что не моё это дело. Выживет Жан Верне – его проблемы, погибнет – тем более. Я встал и пошёл прочь. Пусть всё произойдёт за моей спиной. Давать повод для сплетен – социальный долг каждого гражданина, почему я должен считать себя исключением из правил?

В человеческом зале уже меняли посуду на ночной рацион, туристов почти не осталось. Припозднившиеся торопливо глотали заказанную еду и залпом допивали коктейли. Местные понемногу сползались для обычного времяпрепровождения, начиная проявляться с углов, откуда поглядывали с задумчивой пресыщенностью театральных монстров.

Приезжая девчонка, сказав своему спутнику что-то резкое, вскочила и гордо прошествовала к выходу, ясно показывая спиной злую непримиримость. Знал я эти позы. Прикрой вызывающе вздёрнутые плечики новой шубкой и куда только денется женская стойкость?

Я замедлил шаги, пропуская смертную к двери, ещё и задержался у стойки, чтобы расплатиться за кровь. Не ожидал вновь увидеть эту особу, но наткнулся на неё прямо за порогом. Она рылась в сумочке и никуда не спешила – дурочка на каблучках посреди вампирского города. Впрочем, мне-то что за дело? Я успел нарыть себе достаточно забот.

Обходя её как минуют стороной манекен, я услышал нарастающий шум, а потом и мой недавний знакомец вылетел на камень улицы, испуганный до одичания и не контролирующий ни себя, ни других. Он наскочил с разгона на девицу, и оба как в плохой комедии полетели кувырком.

Я бы и не улыбнулся, прошёл себе мимо, потому что давно привык не обращать внимания на суету вокруг, но крохотная несообразность происходящего, тихая фальшь во всём этом деле зацепили тренированное внимание. Насторожило едва заметное замешательство, которое одолело обоих, когда они распутались друга от друга и оказались лицом к лицу. Словно были знакомы прежде, но теперь договорились этого не выдавать, только встреча вышла до обидного внезапной.

Долю секунды, не более, кипели досадой удивлением и конкретной такой злостью взгляды любопытной парочки, а потом события двинулись традиционным маршрутом. Она обругала юного вампира и отпихнула прочь, он извинился и поднялся. Опять секундное колебание предваряло довольно нелюбезно протянутую руку, словно мужчина остерегался оказать женщине дежурную любезность, чтобы не возбудить подозрений в связи между обоими.

Не берусь судить, для кого разыгралась эта сцена. Я сделал вид, что ничего не заметил, пошёл спокойно своей дорогой, но решил держаться начеку. Не пришлись по душе эти всплески внимания к моей особе. Сначала суицидник лезет через парапет, чтобы полетать над обрывом, теперь вот это представление ребятки затеяли. Я прикинул, мог ли поступок Никона иметь преднамеренный характер? Не бросался ли он вниз в надежде быть подхваченным и спасённым?

Гуманизмом я не страдал ничуть, но вот разбирательство, неизбежное при гибели человека, могло нарушить очарование моего уединения на холме. Потому прыгуна я хватал за шиворот не ради его неинтересной мне судьбы, а сберегая собственный покой. Рискнул бы человек единственной короткой жизнью, имя в виду столь призрачный шанс на спасение? Кто же их разберёт, люди иногда способны на невероятное самопожертвование, хорошо, что вовремя и насовсем я от них отпочковался.

Навстречу шла красотка, из тех, что ищут заработка, продавая тело и кровь. Я окинул её взглядом, а когда разминулись, оглянулся, словно заинтересованный очертаниями её тыла. Та, другая девчонка так и стояла у двери в кафе, теребя сумку, а незадачливый юный вампир спешил следом за мной. Что они делали те мгновения, что провели рядом? Договаривались о совместных действиях или просто о кормёжке. Я вздохнул, с грустью признавая неизбежность перемен. В мой спокойный быт грозил ворваться внешний хаос.

Верне догнал в узком коридоре, куда я свернул нарочно, чтобы беседа прошла без лишних глаз.

– Подожди, пожалуйста, старший. Позволь принести извинения.

Он чуть запыхался, новообращённые не сразу привыкают к тому, что в этом нет нужды. Я развернулся, чтобы контролировать всё пространство коридора и позволил юноше стать напротив. Он опять выглядел скорее раздосадованным, чем виноватым. Я понимал, что причина всему оглушённость новым бытием, но немного удивлялся глубине этого провала. На нашей планете каждый с малолетства знает, что не застрахован от превращения, пусть шанс на то и ничтожен.

– Прощаю, – сказал я коротко.

Любопытствовал, что он предпримет дальше. Верне потоптался, пытаясь изобразить смущение, но наверняка мой скептический взгляд подсказал ему, что получается неважно и тогда он пошёл на прямой контакт. Не ожидал, честно сказать, и почти растерялся, когда этот навязчивый юноша быстро развернул и показал мне бумажный лоскут, на котором было написано: «Помоги мне!» Одновременно произнёс:

– Я недавно здесь, потому не знаю ваших правил и совершенно не желал нанести оскорбление…

Болтал чепуху, а глаза буквально кричали бедой. Вот теперь выплеснулся из них весь скопившийся страх, а ещё отчаяние, и растерянность.

Шпион, значит, с навешенной прослушкой. Пошёл по воду, а вернулся мокрым. Знал бы он, как мир устал от подобных вещей. А то люди не пытались вызнать изнутри, чем мы живём. Сколько я уже перевидал этих отважных и глупых борцов с нечистью. Правда никогда они не просили у меня поддержки, чаще лгали притворялись и пытались провести. Я и сейчас заподозрил бы обман, но видел, что напуган Верне всерьёз. С какой бы великой миссией не задвинули его в наши подземелья, поехало всё не так, и несчастный посланец наших врагов жить стремился так же отчаянно, как предыдущий навязавшийся на мою шею людской экземпляр – умереть.