Текст книги "Во что поверит сердце (СИ)"

Автор книги: MarLen-Mor

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Глава 44.

*** Поместье Линарэса на границе людских земель.

– Наги! – Учителю казалось, что он уже умер, и только какая-то частица души еще жила, взывая к мести. – Наги... – простонал он и вдруг почувствовал дрожь под руками.

Нагайна! Она жива! Он убирал золото волос с тела, стараясь рассмотреть рану, но крови не было. Но что-то же должно быть! И только на шее он увидел длинную колючку акации, кожа вокруг укола посерела. Яд.

Ранс, отбросив колючку, вспорол когтем запястье и понемногу стал вливать в рот нагайны собственную кровь. Учитель, постоянно имея дело с ядами, уже очень давно начал принимать яд в минимальных дозах, приучая себя к нему, и теперь только и мог надеяться, что это поможет нагайне.

С лица нагайны постепенно сходила мертвенная бледность, глаза медленно принимали осмысленное выражение.

– Яйцо... – прохрипела она.

– Что? Яйцо...

– Украли... они не могли войти в дом... там Тени... выманили меня, заставили... – нагайна хрипела через силу.

– Кто? – дернулся Учитель.

– Не знаю...

– Я знаю!

Ранс поднял голову, возле них, вытирая глаза передником, стояла няня Ташера, Бетти.

– Это не по-божески – дитё с матерью разлучать! Только я ничего сделать не могла, их четверо было... но я знаю, кто это. Позавчера в деревне остановился купеческий караван с гор и четверо с ним не ушли, в трактире остались, а сегодня они сюда пришли... – Бетти громко высморкалась в платочек, – я слышала, они что-то говорили про собственного оракула и заброшенную башню в лесу. Может, они туда ушли?

– Ты знаешь, где она? – спросил Ранс.

– Да. Я покажу.

– Сейчас, только наги домой отведу.

– Нет, – прохрипела нагайна, – я с вами. Ребенок вот-вот должен вылупиться. Я не говорила, думала, что если он появится дома, это не будет играть роли...

– Что?

– Ранс... Побочным действием накачивания яйца магией является то, что ребенок полюбит первое существо, которое увидит при рождении. Если бы это была его мать, то проблем бы не возникло, дети мать и так любят, но если ребенок родится и увидит своих похитителей... Как мы их убьем потом? Он возненавидит нас, – вздохнула нагайна.

– Значит, мы должны успеть раньше, – прорычал Учитель сквозь стиснутые зубы.

– Идем, – нагайна приподнялась, опираясь на руки.

– Наги... – Учитель смотрел на нее, и сердце сжималось от боли.

– Ты впереди, ты быстрее, с четырьмя людьми ты справишься, я догоню, я смогу, я по запаху найду... иди быстрее и помни, первым, кого увидит наш ребенок, должен быть ты или я... беги...

Учитель встал на ноги.

– Куда, Бетти? – и после объяснения исчез в направлении ее вытянутой руки.

Нагайна медленно, но верно ползла по следам на запах, пока в просветах между деревьями не увидела полуразрушенную башню. Откуда-то слева раздавались звуки борьбы, но нагайну вел запах. Яйцо. Только это имело сейчас смысл, только этот инстинкт вел ее сейчас. Туда, в развалины башни.

Нагайна вползла под тень обвалившихся стен, справа разрушенные ступени уводили вниз, и она, принюхиваясь, осторожно заскользила в темноту провала. Яйцо было близко, почти рядом, и кровью здесь не пахло, надежда, зародившаяся в душе, пела птицей.

Тихо, медленно, боясь сорваться со скользких ступеней, нага продвигалась вперед. Становилось все темнее и только впереди у открытой двери виден был свет факела.

Доползая донизу, нагайна втянула воздух и поняла, что ребенок уже родился и родился не только что. Детский запах уже притуплялся, становясь все слабее. Она притихла, медленно и осторожно выглядывая из-за угла.

Первое, что нагайна увидела, была маленькая фигурка человека до пояса укрытая в золото длинных волос, единственное, что можно было различить – это маленькую розовеющую попку и две длинные стройные ножки. Фигурка стояла напротив большого металлического щита и с удивлением разглядывала себя.

– Чшшеловек? – не выдержав, прошипела нагайна.

Ребенок, подпрыгнув от испуга, развернулся почти в полете.

– Мальчик? – нагайна в изумлении придвинулась ближе.

Сын. Сын, она это чувствовала по запаху, ее сын, но человек.

Перед ней стояло само совершенство. Нираахам с их неземной красотой можно было только посочувствовать, на земле появилось создание прекраснее них. Тоненький в кости, как все наги, но не обладающий их тяжелым хвостом, мальчик был словно дорогая, изящная статуэтка, воплощающая грезы о совершенстве. Изящные черты лица, кошачий разрез больших золотистых глаз, пухлые, чуть отливающие бронзой губки, все это нагайна увидела почти за мгновение до того, как в закрытом подвале поднялся ветер.

Малыш, увидев приближающуюся к нему змею, в страхе вдруг зашипел, из приоткрытого рта на верхней челюсти показались немаленькие ядовитые клыки, зрачки глаз вытянулись и стали узкими, а за спиной распахнулись золотом кожистые крылья. Ветер, растрепав золото волос, вдруг, подкинув их вверх, переплел во множество косичек, которые не упали вниз под своей тяжестью, а через миг прямо на глазах обзавелись змеиными головами. Тридцать или около того золотых змеек ощерились на нагайну и, не доставая ее, пытались плеваться ядом.

– Горгон! – умилилась нагайна. – Мальчик мой! Сынок! Какой же ты красивый! Золотко моё единственное. Любимый мой.

Нагайна задыхалась от восторга, горгоны, она читала о них только в хрониках, но уже очень давно считалось, что их больше нет. И вот теперь это чудо.

– Красавец мой!

– Ты, правда, считаешь меня красивым? – вдруг успокаиваясь, спросил малыш.

– Правда, золотко!

– Хм... я чувствую, что ты не врешь... а то вот тот назвал меня уродом, – малыш махнул рукой куда-то за спину.

Нагайна отклонилась посмотреть и увидела у стены труп мужчины.

– Золотко, а кого ты увидел первым, когда родился? Кто тут был? – спросила нагайна, не понимая уже ничего.

– Здесь никого не было... – озадаченно произнес мальчик, змейки с его волос исчезли, когда он успокоился, косички расплелись, – а потом пришел этот, – малыш опять махнул рукой, – и помешал мне любоваться своим отражением, да еще почему-то сказал, что я монстр... Но я ведь красивый?

– Ты самое красивое создание, которое я когда-либо видела, – произнесла нагайна, не покривив душой, – и я рада, что я твоя мама.

– Ты? Мама? – ребенок изучающе смотрел на нагайну, а та под его взглядом почему-то начала нервничать, – и ты не врешь, я чувствую, – малыш задумался. – Ладно. Я разрешаю тебе меня любить, – произнес он, – и поцеловать, только волосы не путай, они красиво легли.

– Золотко... – умилилась нагайна, – какой же ты эгоист.

Нагайна уже протягивала руки к сыну, когда в подвал ворвался Ранс.

– Наги, а где... – и замер, увидев малыша, – ничего себе... – в изумлении протянул он.

Нагайна второй раз смотрела явление золотых змеек напуганным малышом.

– Нравится? – заулыбалась нагайна, – это твой сын.

– Сын! – задохнулся от удивления Учитель, он все смотрел и смотрел на успокаивающегося малыша. Словно видения растворились змейки, косички опали, расплетаясь. – Сын! – мечта всей его жизни, мальчик, наследник теперь стоял перед ним, настороженно разглядывая отца. – Какой же ты красавец! Подойди ко мне, сын, дай обнять тебя.

Малыш удовлетворенно кивнул головой на заявление о своей красоте и прищурился, разглядывая Ранса.

– Руки сначала помой, прежде чем за меня хвататься... – недовольно протянул он, косясь на заляпанного кровью Учителя.

Ранс с вопросом посмотрел на нагайну. Та, вздохнув, развела руками.

– Первым, кого он увидел, было его собственное отражение в щите, но со временем магия ослабнет, и если ты его не будешь баловать...

– Подожди, маленький, я сейчас, я только вымоюсь, я быстро. Хорошо? Я вернусь... – проорал Учитель, уже скрываясь на лестнице.

Глава 45.

*** Сайрэн.

Я на руках вынес Арта из храма, и хоть меня самого изрядно шатало, я ни за что не выпустил бы своего брата, не доверил бы его другому. До шатра совсем недалеко, я дойду.

Вот он уже шатер, там большая походная кровать, и, пристроив Арта на нее, я понял, что силы кончились. Примостившись рядом, я закрыл глаза.

Проснулся я только утром с удивительным, невероятным чувством, что нахожусь дома. Странно, ведь именно дома я никогда и не знал. Но чувство… Наверное, такое бывает у ребенка на руках у матери, полное, абсолютное доверие и защищенность.

Я открыл глаза. На одной кровати нас было шестеро. Кроме нас пятерых, сверху еще притулился моран, распахнув крылья, разбросав поверх нас лапы, псина дрыхла самым беззастенчивым образом.

Я попытался осторожно выбраться из клубка наших сплетенных конечностей и попутно никого не задавить. Но, похоже, не разбудив никого, мне это не удастся. Руки Ташера намертво вцепились мне в шею, мой хвост терялся где-то между телами, а ноги-руки расплетать надо было со следопытом. При этом кто-то усиленно сопел мне в поясницу, а на ухо тихо порыкивали во сне. А может, и не надо выбираться? Может, ну его?

И только то, что вся эта сопящая стая, проснувшись, наверняка захочет есть, толкало меня на подвиг. Я минут семь выпутывался из этого клубка и только потом сообразил, что высвободил не свой хвост, пришлось все начинать сначала.

И когда я наконец-то освободился, Арт открыл глаза. Они поменяли цвет! Я с удивлением смотрел на ставшую золотистой радужку, по которой словно пробегали красные всполохи, переливаясь, становились голубыми и синели до черноты, все это было какой-то миг, затем глаза стали просто светло-карими, какими-то ореховыми и на этом успокоились.

– А ты знаешь, – вдруг проговорил Арт, – у тебя глаза поменяли цвет, вот прямо сейчас…

– Дай-ка я угадаю, поменяли, значит, на светло-карие, почти золотые?

– Да, – протянул Арт, – ты себя уже видел?

– Нет. Я видел тебя. Сначала промелькнули все оттенки наших энергий, потом глаза стали такими.

– Ясно. А что за оттенки?

– А, – протянул я, – так ты не видел… – и я рассказал ему, как все прошло. – Ты как? Вставать будешь?

– Если ты сможешь выпутать меня, – улыбался Арт.

– Ну, хвост твой я уже распутал, – ухмыльнулся я.

– Так это был ты… – протянул разочарованно Арт, – а я уж размечтался…

– У тебя есть силы на такие мечты?

– На мечты-то есть, – горько усмехнулся Арт, – на остальное нету, меня словно выпотрошили.

Я аккуратно выпутывал Арта, Валент сонно завозился. Я погладил его по голове, прошептал, что еще не пора вставать, и он успокоился, рядом я уложил Ташера, тот сонно вцепился в Валента руками и засопел. Лин протестующе замычал, когда его оторвали от Арта, но успокоился, стоило Арту его поцеловать, моран свернулся в ногах кровати и прикрылся крылом. Арт наконец-то был свободен.

Мы вышли на улицу, вчера я мало что соображал по дороге к шатру, да и темно было, а сегодня я с удивлением рассматривал то, что раскинулось передо мной от края до края.

Не было больше Великой Пустоши, и только горы за спиной говорили о том, что мы все еще на том же месте, на котором уснули.

А впереди расстилалась зеленая цветущая равнина. Недалеко слышался шум водопада, новая река, срываясь с гор в озеро, стремилась напоить зеленую долину. Она разрезала ее синей лентой, устремляясь за горизонт.

– Ничего себе… – У Арта хватило сил только на это.

Он так и стоял, шатаясь, бледный до синевы, слабый словно ребенок.

– Дети…

Я обернулся, большая темная крылатая Тень стояла на прямом солнце и словно находилась в тени.

– Мама… – Арт обессилено упал в открытые черные объятия.

А я слышал только одно слово «мама». Арт рассказывал об этом. Тьма. Я стоял и смотрел на этих двоих и не мог шагнуть вперед, а внутри что-то мелко-мелко тряслось.

– Вы молодцы, вы все сделали правильно. Вы восстановили Равновесие, теперь Ненависть начнет покидать наш мир.

Тень гладила доверчиво прильнувшего к ней Арта по спине и тихо улыбалась. Затем подняла голову и, глядя на меня, улыбнулась еще шире.

– Сайрэн, мальчик мой, какой же ты красивый вырос!

Тьма распахнула одно крыло, словно приглашая меня, и протянула руку. Я сорвался с места и сам не знаю, как оказался в темных словно ночь объятиях.

– Сын, – прохладные губы поцеловали в висок, в темных объятиях было до удивления уютно.

– А ну, пусти их! – от палатки прогремел гневный окрик Валента.

– Шшшш, дурной, я не обижу своих детей...

– Своих... – Валент в удивлении смотрел на меня. – Что я еще не знаю?

– Еще ты не знаешь, что теперь тоже стал моим сыном, иди сюда... – и Тьма протянула к нему руку.

– Угу, прямо сейчас... – буркнул Валент, – мне прямо так и нужны эти ваши нежности...

Тьма вдруг рассмеялась.

– Ох, Рэн, и часто он такой?

– Всегда... – и я протянул к Валенту руку. – А ко мне пойдешь?

– Ну, если только ненадолго... – Валент шагнул вперед, – у меня еще дел полно...

А вот это уже не имело значения, потому что я успел поймать его в кольцо рук. Мой, дурной, глупый, любимый и такой нежный.

– А мы? – Лин выглядел обиженным, – бросили нас с Ташером одних...

Лин стоял, переминаясь с ноги на ногу и прижимая к себе Ташера.

Тьма распахнула крыло.

– Иди ко мне, Огонек, и котенка захвати.

Лин доверчиво шагнул в черные объятия, и Тьма нежно прижала еще двух детей.

Все пятеро под тенью черных крыльев.

– Добрый день, Дариэн, – Тьма с улыбкой смотрела на подошедшего Повелителя, – я хочу сказать тебе спасибо за то, что ты так воспитал моих сыновей.

– Я не спас... – начал Дариэн, опуская глаза.

– Не надо об этом, тут нет твоей вины. Сейчас все семеро со мной в темных чертогах и нам неплохо вместе. А у тебя есть еще двое моих сыновей. – Тьма рассмеялась, видя недоумение на лице нирааха.

– Двое?

– Ты не в курсе, что Нега и Темо поженились вчера?

– Но...

– Отпусти мальчиков, пусть они живут с Артом.

– Но разве он не будет жить у меня?

– У них своя судьба, они будут приезжать к тебе и ты будешь приезжать к ним, но жить они будут так, как хотят сами, не мешай им, не связывай крылья, лучше помоги.

– Конечно, помогу, – Дариэн печально улыбнулся, – вот мне бы кто помог, – и вздохнул, закусив губу.

– Ты сам напророчил себе беду, только тебе ее и отводить. Иди к нему сейчас, иначе будет поздно... – Тьма посмотрела вслед Дариэну. Семеро детей на светлой стороне и семеро на темной, как и было предопределено...

Глава 46.

*** На просторах Великой Пустоши. Храм Хаоса.

Ритуал свершился. На глазах у Нирэя храм Хаоса восстанавливался, стены, крыша, затем от храма вдаль поползли ручейки зеленой травы, сливаясь в поляны, а затем и в целые поля, с гор водопадом обрушилась река и устремилась вдаль, питая уже цветущую равнину. Значит, ритуал прошел нормально, Арт обещал сделать открытыми души нираахов…

Нирэй оглянулся вокруг, те нираахи, что стояли на холме, теперь подошли ближе и с удивлением разглядывали не только чиэрри, но и друг друга. Получилось?

А как проверить? Нирэй приоткрыл лепесток души, чуть-чуть, самую малость, и задохнулся от изумления. Нираахи были открыты, но не это так изумило Нирэя, их энергия…

Море тепла, а для измученной замерзшей души чиэрри это было слишком больно. Нирэй в испуге закрылся. Он не сможет открыться, подставляясь под этот испепеляющий жар.

Значит, все пропало? Он сам загнал себя в ледяную ловушку? И выхода нет?

Нирэй искал глазами Дариэна. Ему казалось, что Дариэн должен был сразу подойти к нему. Но того нигде не было видно.

А потом он увидел, как из храма показался Рэн, шатающийся словно под ветром, но стойко несший на руках Арта, и Дариэна, рванувшегося ему помочь. Но Рэн, что-то сказав, ушел в шатер. Дариэн же, развернувшись, вошел в храм.

Люди, подумал Нирэй, там остались их люди, и сам, упрямо тряхнув головой, пошел ко входу.

Дариэн, подхватив на руки рыжего человека и белобрысого малыша, уже шел на выход, рядом с ним семенил моран, на ходу заглядывая нирааху в глаза.

На выходе, встретившись глазами с Нирэем, Дариэн на мгновение застыл. Нирэй кивнул в знак приветствия и прошел в храм.

– Привет, драчун, – Нирэй улыбался.

– Давно не виделись, – пробурчал в ответ Валент, упрямо пытаясь встать.

Когтистая рука за шкирку приподняла, ставя его на ноги.

– Я так понимаю, на ручки ты ко мне не пойдешь?

– Куда? – заржал Валент и выпрямился, словно из смеха черпая силы.

– Тогда хоть обопрись, и поверь, я не враг тебе.

– Не враг, говоришь, а что ты с Рэном делал, морда рогатая, что он до сих пор иногда ночами мечется и кричит? Были бы силы, прибил бы тебя. За что, скажи?

Нирэй, сжав зубы, отвернулся, но потом на каком-то порыве проговорил:

– За то, что он не Дариэн…

– Урод ты… – Валент замолк.

– Знаю... – замолк и Нирэй, потом все же поднял голову и проговорил, – пойдем, что ли, – и подал Валенту руку.

– Пойдем… – Валент словно невзначай оперся о Нирэя.

Так, вдвоем, медленно они и вышли из храма.

*** Чиэррдар – столица чиэрри. Дворец Повелителя.

Нирэй, задумавшись, шел по дворцу в свои апартаменты. После шатра Арта, Дариэна он видел всего лишь мельком. Дариэн метался среди своих нираахов, успокаивая и что-то объясняя, а потом, собрав всех, кто там был, отбыл с ними домой.

Нирэй, конечно, понимал, что Дариэну сейчас не до того, но в душе словно заноза, сидела обида. Не подошел, не поговорил, не извинился…

Ну и ладно, ну и пусть. Жил четыреста лет, не умер, и еще проживу.

Нирэй, толкнув дверь, вошел и ахнул, в гостиной, сидя в кресле, спал Дариэн. Нирэй придержал дверь, чтобы не хлопнула, и, стараясь не шуметь, подошел к нему.

Нирэй жадно смотрел на спящего супруга, четыреста лет он отказывался видеть его, а теперь отчетливо понимал, что наказывал сам себя, но видно не только себя. Вот этой морщинки между бровями у Дариэна раньше не было, не было и горьких складок у губ, он никогда не был таким худым и измученным. Золото волос потеряло былой блеск, бледные губы сохранили лишь тень прежней красоты.

Что же мы сами с собой сделали? Ноги не держали его, и он почти упал на пол рядом с креслом.

А душа? Попробовать приоткрыться?

Нирэй приоткрыл один лепесток, и на него дыхнуло теплом, не обжигающим зноем, а давно забытой нежной лаской. Он словно вернулся домой из долгого-долгого странствия, в дом, где его ждали, где на пороге его обнимут нежные руки и прижмут к родной груди. Дом, где нет холода и одиночества, дом, где его никогда не предадут... Так, стоп! Что это он вдруг сопли распустил? Растрогался! Забыл все, да? Забыл, как по этой родной груди шарили чужие руки? Мало тебе было? Еще хочется?

Нирэй вскочил на ноги, но отойти так и не сумел. Рука Дариэна поймала его руку, удерживая. Дариэн встал и склонился, заглядывая Нирэю в глаза.

– Не уходи, Нир, не бросай меня, пожалуйста! Прости!

– Оставь меня в покое! – раздосадованный Нирэй, вырвав свою руку, оттолкнул Дариэна от себя, тот, не удержавшись на ногах, плюхнулся обратно в кресло, с досадой вытащив из-под себя подушечку. – Не будет тебе ничего! – Нирэй отошел на безопасное расстояние. – Ты что думал, придешь, скажешь «извини» и сможешь снова распоряжаться, как захочешь, моим телом? Так, что ли? А вот тебе! – соорудив из пальцев фигу, он выставил ее в сторону Дариэна и рассмеялся.

– Ах так, да!?

Идя мириться, Дариэн готов был вымаливать прощение и на коленях, он готов был стерпеть любое наказание, любую боль, но только не смех. Только не смех над всеми своими выстраданными и до сих пор горящими болью чувствами. И теперь, не задумываясь, что он делает, только бы оборвать этот смех, Дариен бросил в Нирэя то, что держал в руках. Маленькую подушку...

Нирэй, защищаясь, взмахнул выпущенными когтями и застыл в изумлении под белым потоком лебяжьих перьев. Дариэн, не выдержав, фыркнул.

– Ахшш... – сейчас Нирэй был похож на рассерженного кота. – Смешшшно?

И схватив первое подвернувшееся под руку, он отправил это навстречу Дариэну. Тот отклонился, ваза, ударившись о спинку кресла, обдала его водой, засыпав цветами.

Нирэй рассмеялся, Дариэн сгреб хризантемы в кулак, встал и отправил их назад.

– Я по-хорошему пришел, а ты... – и шагнул навстречу.

Нирэй, получивший цветами по морде, разъярился.

– По-хорошему? У тебя со всеми все по-хорошему! И с тем мужиком в нашей постели! Никогда не прощу тебя! Никогда! – и он запустил в Дариэна вазу, стоявшую рядом на полу.

– Никогда... – Дариэн не стал уворачиваться и огромная напольная ваза, ударив его в лоб, откинула к стене.

Звук удара и осознание того, что ваза была металлическая, одновременно дошли до Нирэя.

– Дариэн!!!

Тело медленно сползало по стене. Залитое кровью лицо казалось безжизненным, Дариэн завалился на бок, хрустнуло неудачно подвернутое крыло, и воцарилась тишина.

– Дар? – шепотом позвал Нирэй.

Но тишина упрямо не отвечала, давя на уши уже даже не страхом – паникой.

– Дар!

Нирэй кинулся к неподвижному телу. Дариэн лежал, до ужаса напоминая мертвого, на виске зияла рана, оставленная острым краем вазы.

– Дааар... – простонал Нирэй, протягивая дрожащую руку.

На шее пульс бился все тише и тише...

Сотнями разных способов Нирэй мечтал отомстить коварному супругу, но не убить, тем более так нелепо.

– Дари!!! – в отчаянии он до крови закусил губу, – Дари... – простонал он, роняя капли крови на грудь неподвижному супругу, а затем, улегшись рядом на пол, обнял его руками, – Дари... – душа болела, разрываясь от горя.

Душа! Слияние! Может быть... И Нирэй распахнул душу, чуть ли не срывая лепестки. Но слияния не было, за столько лет его душа отвыкла доверять, отвыкла отдавать свой свет, свою силу, и тот, кого можно было бы спасти, умирал сейчас прямо на его руках. Из-за гордости, из-за глупых амбиций, из-за упрямства...

Тот, кого он любит, умирал из-за него. Тот, кого он любит...

Осознание этого пришло со всей ясностью, и Нирэй увидел это так ярко, тем более теперь, когда он терял своего любимого, своего Дара. Какими мелкими казались теперь обиды, каким неправильным горькое чувство мести... Теперь, когда уже ничего нельзя было сделать...

Дар умрет и ему не останется ничего, кроме стужи внутри, кроме холодного одиночества, в котором не будет даже осознания, что Дар где-то есть. Не останется ничего, кроме этого теплого света, который согревает его, света такого нежного, родного... Стоп! Это еще что?

Нирэй, открыв глаза, с удивлением увидел, что их обоих окружает золотой свет единения, но не его, нет, Дара! Этот дурак из последних сил утешал его! Идиот! Придурок! Любимый мой! Единственный! Да что ж ты делаешь! Умираешь и отдаешь всего себя!

Нирэй аккуратно вплетал свою энергию в слабый ручеек Дара, сливаясь с ним, поддерживая, леча...

И две души слились полностью, такого не было даже сразу после их свадьбы. Так полно...

Перед Нирэем встали все чувства Дариэна, все желания, ничто он не мог скрыть или утаить. Открытый полностью, со всей своей горечью, со всей болью.

Дар мой! Любимый мой! Только живи, пожалуйста!

И Нирэй приник к его губам, мешая свою кровь и слезы с его кровью. Губы Дариэна дрогнули и стали отвечать, сначала тихо и неуверенно, потом смелее и, наконец, забрав инициативу, полностью завладели Нирэем.