Текст книги "Практика по Магловедению (СИ)"

Автор книги: Magenta

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

– А поцелуй? – вдруг сказал он.

Снейп втянул носом воздух.

– Да ты пьян, Люц! – возмутился он. – Пропусти меня, в твоих же интересах.

– Какой ты стал порывистый, Северус, – томным голосом отозвался Малфой-старший. – Вот оно, чрезмерное общение с молодым поколением. Ну, проходи, Парацельс ты наш драгоценный, – слегка пошатнувшись, он отодвинулся, пропуская Снейпа в холл.

– Где они? – хмуро спросил профессор.

– В спальне Драко, где еще, – протяжно произнес Люциус. – Лучше не ходи, Сев.

– Что значит, не ходи?

– Мало ли, желчью изойдешь от зависти, – сказал Малфой-старший.

– Чему мне тут завидовать? – пожал плечами Снейп. – Я отдам зелье и уйду.

– Ну-ну, – пробормотал Люциус.

Добравшись до спальни, расположенной на втором этаже, профессор деликатно постучал. В ответ послышались какие-то смешки и возня.

– Драко? – Снейп приоткрыл дверь и замер. Драко и Гилдерой валялись на сбившихся простынях в чем мать родила и обмазывали друг друга магловскими сливками из тюбика. На подбородке Локхарта красовалась сливочная борода. Драко выдавил немного сливок на нос поэту, изобразив свиной пятачок.

«Мунго на дому», – подумал Снейп.

– О, Северус, хочешь присоединиться? – спросил Драко. Он развернулся к Снейпу, и тот увидел на его лице нарисованные сливками очки. – Я тебе никого не напоминаю, а? – хихикнул он.

– И что все это значит? – с недоумением спросил Снейп, ожидавший увидеть скорбное бдение у постели больного.

– А то и значит. Гарри Поттер и Свинтус, – сказал Драко. Гилдерой счастливо хрюкнул. – Или нет, не так, – Драко наклонился к поэту и слизал с его носа «пятачок»: – Гарри Поттер и Санта.

«Гребаная мантикора», – чуть не сказал вслух Снейп.

Поэт вдруг взял в ладони лицо юноши и медленно и нежно слизал импровизированные очки.

– Поттер увидел своего профессора и слинял, – засмеялся Гилдерой, и, выхватив тюбик, пририсовал хохочущему Драко кошачьи усы. – Альбус и Минерва, похоже?

– Он разговаривает? – открыл рот Снейп.

– Некрасиво в присутствии человека называть его «он», – тоном отца сказал Драко. Повернувшись к Снейпу, юноша свесил ноги с кровати, и профессор заметил на его члене любовно нарисованные цветочки из сливок. Чувство, подозрительно похожее на ревность, укололо тонкой ядовитой иглой сердце Северуса Снейпа.

– Я принес зелье для восстановления памяти, – холодно сказал он, отгоняя непрошенную мысль о слизывании цветочков. – Но я так понимаю, можно было не утруждаться.

– Мерлин! Северус, у вас и вправду есть это зелье? – вскочил Локхарт. Снейп метнул взгляд на обнаженного мужчину, и еще одна нехорошая игла уязвила его сердце: ревность была небезосновательной. Можно сказать, имела достаточно веское основание, мрачно подумал он.

– Вам оно не нужно, как я понял, – вежливо произнес Снейп, избегая смотреть туда, куда уже опрометчиво посмотрел.

– Не мне. Лонгоботтомам, Фрэнку и Алисе! У вас хватит на двоих?

– Мне нет дела до Лонгботтомов, – буркнул Снейп.

– Северус, не притворяйся хуже, чем ты есть! – воскликнул Драко. – Раньше мне было плевать на Лонгботтомов, но я не задумывался, как страшно, когда близкий человек тебя не узнает… И Гилли тебя просит, и я прошу. Ну пожалуйста, – он вдруг встал, подбежал к профессору и обнял его за шею, безжалостно измазывая сливками любимую мантию Снейпа: – Мы оба тебя просим!

– Хорошо, хорошо, – поспешно сказал Северус, отталкивая от себя Драко, пока тот не почувствовал нездоровый интерес к происходящему некой части его тела, этой самой мантией скрытой.

– Спасибо, – обрадовался Драко. Он вдруг полез в какой-то пакет возле кровати, выудил оттуда еще один тюбик сливок и протянул его Северусу: – Держи. Это для Гарри, – сказал он.

Чувствуя себя последним идиотом, Снейп спустился вниз, где полулежал в плетеном кресле подвыпивший Люциус, в блаженстве покуривающий загадочное сухое зелье.

– Наливай, – обреченно сказал Снейп.

*****

Теплоход «Симфония» издал низкий протяжный гудок и неторопливо отошел от Вестминстерского причала. Вслед отплывающему теплоходу доносились звуки провожающего оркестра.

Гарри и Северус стояли на палубе, опираясь на фальшборт, и глядели вниз на сверкающую воду в отражениях огней. Гарри положил свою ладонь поверх руки Снейпа.

– На каждой практике ты обещал мне эту прогулку. Почему? – с любопытством спросил он. – Почему теплоход, а не Лондонский Глаз, к примеру?

Северус вздохнул.

– Помнишь, я сказал тебе, что давно… думаю о тебе. На самом деле ты был в моих мыслях с той секунды, как переступил порог Большого зала. Но однажды, когда я перестал видеть в тебе только ребенка…

– Когда это? – Гарри сжал пальцами его руку. Он больше не глядел на огни вечернего Лондона. Он смотрел в лицо Северуса, тонул в черных печальных глазах, околдованный странной нежностью и горечью, спрятанной в самой глубине.

– Тремудрый турнир, – сказал Снейп. – Я не знал, что я чувствую к тебе… до этого не знал, Гарри, – он вдруг схватил юношу за плечи и сжал почти до боли. – Я чуть не обезумел, пока ты испытывал судьбу в проклятом турнире! И потом чуть не сошел с ума, когда понял… что ты для меня значишь, – тихо добавил он и прижал к себе юношу, так крепко и нежно, что Гарри вдруг подумал – если бывают на свете счастливые люди, то он – один из них.

– Мне казалось, ты совсем на меня не смотрел, – прошептал Гарри. Он лег щекой на грудь Северуса, касаясь треугольника нежной кожи в вырезе рубашки. – Ну, а при чем тут теплоход?

– Когда турнир закончился, я аппарировал в Лондон… – Северус замялся, отгоняя воспомниания о гей-клубах и безуспешных поисках зеленоглазых четырнадцатилетних мальчиков. – Не знаю, зачем, я просто взял билет на «Симфонию»… Стоял на этой самой палубе и не мог ни о чем другом думать, только о тебе, Гарри. И пообещал себе, что когда-нибудь ты разделишь со мной… эту красоту, – вздохнул Снейп, навязчиво думая о другом.

– Только красоту разделить? – улыбнулся Гарри, любуясь, как порывистый ветер играет с волосами Северуса. – А каюту?

– Гарри, – Северус обнял его и прошептал в самое ухо: – Я знаю, что ты хочешь. Но еще я точно знаю, что ты боишься этого, – совсем тихо добавил он.

Гарри открыл рот. Его глаза испуганно расширились, он так растерялся, что не сразу нашелся, что сказать.

– Откуда ты … как ты узнал? Противный хитрый легилиментор! – он спрятал лицо на груди Снейпа.

– Я не использовал легилименцию, – покачал головой Северус.

– Как ты тогда узнал? Я приставал к тебе по всем правилам! – с обидой сказал Гарри.

Снейп криво улыбнулся.

– Может, поэтому и узнал. Не надо по правилам, в любви нет никаких правил, – он запустил пальцы в волосы Гарри, и юноша почувствовал столько нежности в этой простой ласке, что из его груди вырвался вздох облегчения.

– Драко такой опытный, раскованный, – он поднял на Северуса взволнованный взгляд: – А я – трус…

– Ты не трус, и ты это знаешь. Не сравнивай себя ни с кем и никогда. Если ты думаешь, что я приглашаю тебя играть в какую-то игру, правил которой ты не знаешь, то, уверяю, это не так. А именно то, чего ты боишься, совсем не обязательно делать. Пусть будет только то, чего ты сам захочешь.

– Ты это серьезно? – удивленно спросил Гарри.

– Можешь сам придумать правила. Что хочешь, то и делай, – прошептал ему на ухо Северус.

– А если тебе не понравятся мои правила? – лукаво спросил Гарри, прижимаясь к профессору еще крепче и уже чувствуя бедрами твердое опровержение своих слов.

– Это следует проверить, – пробормотал Северус.

Они спустились в каюту. Гарри повис на шее у профессора и прошептал:

– Северус, а можно мне сделать то… о чем я мечтал… давным-давно? Еще до турнира.

Вместо ответа Снейп осторожно снял его очки и покрыл лицо поцелуями.

– Тебе все можно, – сказал, наконец, он, раздумывая, о чем таком мечтал Поттер давным-давно.

Вопросительно глядя в черные затуманенные желанием глаза Северуса, Гарри медленно опустился на колени. Его пальцы коснулись пряжки на ремне профессорских брюк. Черные глаза Снейпа распахнулись в изумлении.

«До турнира! Сколько времени упущено», – мелькнула и погасла последняя мысль в сознании профессора.

Через полчаса Гарри извивался на постели, как уж.

– Умоляю, сделай это! – стонал он. Ему казалось, в его теле нет ни одной клеточки, которая не просит о помиловании. Три пальца – это ничтожно мало, осознал он, и желание сжигало его огнем, лишая воли и отнимая остатки контроля.

– Кто-то боится, – коварно напомнил Снейп, поглаживая подушечками пальцев что-то такое внутри тела юноши, от чего его возбуждение стало буквально непереносимым.

– Не-е-ет! – выкрикнул Гарри. В эту секунду он не побоялся бы и вторжения коня.

Сострадание было не особенно свойственно Северусу Снейпу, но на этот раз его сердце дрогнуло.

Милосердие вошло в тело юноши плавно и нежно, и хотя надолго его не хватило, Гарри, захлебываясь криком долгожданного наслаждения, впервые в жизни по-настоящему понял, как велика награда за смелость.

*****

Глава 33. Магия Любви

Так роскошно Большой зал не украшали, пожалуй, со времен Основателей. Пространство трапезной пришлось магически расширить, чтобы вместить всех предполагаемых гостей. Под сводами зала всеми цветами радуги сияли свечи, они пребывали в плавном движении, составляя новые и новые узоры. Казалось, потолок превратился в фантастический радужный калейдоскоп. В центре зала, сотканная из света крохотных красных огоньков, горела цифра сто двенадцать: возраст расцвета сил волшебника Аберфорта.

– Почему это мы должны убрать знамена факультетов? – сердито спросил Альбус Дамблдор. – Мало того, что на праздник приглашен Риддл со своей сворой, так еще и это!

– Гэндальф не разделяет волшебников ни по убеждениям, ни по полу, ни по возрасту, а уж тем более по такой чепухе, как принадлежность к факультету, – сказал Аберфорт, наполняя серебристым свечением маленькие букеты одуванчиков.

– Хочешь сказать, студенты будут обедать рядом с преподавателями? – почесал бороду Альбус. – И гнусные Упивающиеся усядутся рядом с членами Ордена Феникса, как волки с ягнятами?

– Именно так, – спокойно сказал Аберфорт, любовно расставляя одуванчики в стеклянные вазы в виде медуз.

– Тогда я сяду с Томом, – сказал Альбус. – Слава Мерлину, я ему вроде бы ничего уже не должен.

– Да на здоровье. Жаль, что Великое Перемирие прекратится, как только Гэндальф вернется в Валинор.

– Надеюсь, он тут не задержится. Перемирие – не что иное, как самообман.

– Ты не прав, Альбус. Перемирие дает волшебному миру ощутить свое единство. Борьба Тьма и Света была, есть, и будет, но, так или иначе, мы живем на одной земле. Гэндальф приходит, чтобы напомнить нам об этом.

– Куда всунуть эти розы? – спросил Гриндевальд, прижимая к животу ворох крупных роз и оглядываясь в поисках вазы.

– Себе в зад, – буркнул Альбус.

Геллерт задумчиво потрогал пальцем трехдюймовый шип.

*****

Никто еще не видел знаменитого волшебника, но его магия уже заполнила Хогвартс. Казалось, сам замок ожил: лестницы издавали звуки, похожие на игру гармоней, портреты невесть каким образом покинули свои рамы и собрались на стенах Большого зала, скользя по украшенным цветами и лентами стенам, свечи перемигивались и даже хихикали, чего за ними раньше не водилось. На самым необычным было то, что никому не хотелось ссориться.

– Гэндальфа еще нет, но по замку уже гуляют Чары Дурносмеха, – сказала Макгонагалл, поправляя скатерть.

– Это еще что? – удивилась Сибилла Трелони.

– Попробуйте сказать какую-нибудь гадость, Сибилла, – мурлыкнула Макгонагалл.

Трелони наморщила лоб и задумалась.

– Не знаю, ничего в голову не приходит, разве что пророчество на понедельник… Вон профессор Снейп, он специалист по гадостям.

– Северус, как я выгляжу? – с невинным видом спросила Макгонагалл, припудривая свесившиеся кошачьи усы.

– Гэндальф не из пугливых, – сказал Снейп и вдруг захохотал, распугав стайку первокурсников. Профессор пытался что-то сказать, но его душил смех. Он повалился на стул и минут пять трясся от беспричинного хохота.

– Смотрите, профессор Снейп смеется, – с благоговейным ужасом перешептывались ученики. – Что-то сдохло в Запретном лесу.

Профессор Трелони, собравшаяся было изречь тягостное пророчество на понедельник, передумала. Только сейчас она заметила, что Гриндевальд, Альбус, Филч и еще несколько человек буквально корчатся от смеха.

Зал понемногу заполнялся учениками, преподавателями и гостями. Все рассаживались как заблагорассудится, – возможно, это тоже было влиянием магии Гэндальфа. Филиус Флитвик попытался было собрать свой хор, но дети куда-то разбежались, и на ступеньки для хора запрыгнул невесть откуда взявшийся светящийся козел с ромашкой за ухом. Козел гнусаво проблеял какую-то мелодию, подозрительно смахивающую на гимн Хогвартса, и, оставив на ступеньках совершенно немагическую кучку, взвился под потолок, сделал несколько кругов, и, наконец, присмирел, мирно жуя радужные свечи.

Заиграла музыка: из развешанных по стенам цветочных гирлянд вылетели маленькие феи и заиграли на тонких флейтах-травинках и крохотных банджо из рябинных ягод.

Внезапно двери Большого зала с грохотом распахнулись, и в зал широким шагом вошел Том Риддл в совершенно невероятном наряде: на нем была белоснежная мантия с красным крестом, напоминающая тунику крестоносца. Упивающиеся также были в белом.

– Сукин сын, Том, ну ты и вырядился! – возмутился Альбус Дамблдор и вдруг согнулся пополам, трясясь от смеха и хватая ртом воздух.

– На себя посмотри, старый пердун, – ответил Риддл и вдруг зашелся от хохота, вытирая слезы и по-женски взвизгивая.

Шатаясь от собственного регота, Риддл дошел до Дамблдора и шутливо ткнул его кулаком в плечо. Подвывая от смеха и едва дыша, оба повалились на соседние стулья. Альбус попытался отпить глоток тыквенного сока, но не сдержался и прыснул, от чего тыквенный сок выстрелил из директорского носа прямо в гордо выпяченную грудь Петтигрю. Возмущенные слова Хвоста потонули в его собственном хохоте. Вскоре половина зала корчилась над тарелками, вытирая слезы смеха.

Внезапный удар невидимого колокола привел всех в чувство. Двери зала медленно отворились, и в зал вошли двое – именинник Аберфорт и почетный гость всего магического мира – волшебник Гэндальф.

Поначалу все взгляды устремились на Аберфорта. Некоторые даже приняли его за самого Гэндальфа – Аберфорт был совершенно неузнаваем в струящейся серебристой мантии и шапочке, расшитой золотыми якорями. И только потом присутствующие заметили обычного с виду белобородого старика в простой черной мантии, шедшего следом за именинником и улыбающегося всем, с кем встречался взглядом.

Все вскочили на ноги. Раздались крики, свист и шумные хлопки.

Дойдя до середины зала, Гэндальф поклонился и поднял вверх ладонь.

Наступила тишина. Все взгляды были прикованы к самому обыкновенному с виду старику в скромной мантии. Но стоило ему заговорить, как обволакивающие чары неведомого обаяния коснулись каждого – так проникновенно звучал его голос, так приятно светилось улыбкой лицо, и каждому казалось, будто взгляды и слова удивительного гостя обращены именно к нему.

– Сегодня счастливый день, – тихо сказал Гэндальф, и все отчего-то заулыбались: день был и вправду необыкновенный. – Я рад всем вам, мои дорогие. Я рад тому, что у нас есть прекрасный повод для праздника и веселья – день рождения моего друга и ученика, Аберфорта Дамблдора.

Все опять зааплодировали, но смолкли, как только волшебник вновь заговорил.

– Я не мастер красивых слов и цветистых речей. Скажу одно: пусть всегда нас объединяет Любовь и собирает вместе под своим крылом. Пусть каждый из нас хоть однажды изгонит из сердца печаль и впустит туда маленький огонек любви и благодарности. Посмотрите друг на друга – мы суть одно. Не в моей власти продлить драгоценные мгновения дружбы и любви, но это – в вашей власти. Пусть в ваших сердцах навсегда останется этот день, как память о том, что в наших и только в наших руках магия мира и любви. Волшебный день, один раз в тысячу лет, когда не прольется ни единой слезы, ни единой капли крови, – это мой подарок всем вам. За здоровье именинника! За здоровье всех и каждого! – выкрикнул Гэндальф.

Грянула музыка, заглушая радостные крики и смех.

Внезапно каждый обнаружил в своей руке бокал. Шипящее искристое зелье переливалось через край, играло искрами и чудными огоньками.

– Надо же, куда лучше хереса, – сказала Трелони и засмеялась: волшебный напиток оказался на редкость веселящим.

Задорная мелодия была под стать шампанскому – это был такой зажигательный танец, что никого не удивило, когда на середину зала вылетел Аберфорт в обнимку с Гэндальфом, и оба волшебника понеслись в вихре танца, выделывая дурацкие коленца и хохоча до слез.

– Они что, тоже э-э… м-м… вместе? – прошептал аврор Айзекс на ухо Скримджеру.

– Вас это удивляет, Айзекс? – спросил Скримджер, потягивая магическое шампанское Гэндальфа. – А не вас ли я вчера видел в Лондоне на Чаринг-кросс? – хитро прищурился министр.

Айзекс слегка покраснел.

– Да я так, собственно… гулял, – пробормотал он.

– Я тоже там вчера… гулял, – в тон Айзексу ответил Скримджер. – Чертов клуб откроется только через год. Мы были там в будущем, – со вздохом сказал он и положил руку на колено аврору.

По лицу Айзекса словно пробежал солнечный луч.

– А может, нам не нужен клуб? – тихо спросил он.

– Я думаю открыть свой собственный, – авторитетным тоном сообщил министр.

– Но это будет не скоро, – протянул аврор.

– Кто знает, – улыбнулся Скримджер. – Потанцуем?

– Потанцуем, – обрадовался Айзекс.

Рядом с ними кружились в танце Билл и Долорес.

– Билли, милый, прости, что я потребовала вышвырнуть того петуха, – прошептала Амбридж. – Я просто ревновала тебя к его грудям, – созналась она.

– Куда ему до твоих сладких сисек, – промурлыкал Билл. – Моя драгоценная пышечка.

– Мой нежный воришка, – ласково шепнула Долорес.

Драко и Гилдерой со вкусом целовались в углу под портретом Годрика Гриффиндора. На лице Годрика изобразилась откровенная зависть. К счастью, муки Основателя были не долгими. Салазар, Ровена и Хельга налетели на него, сбили с ног и с хохотом уволокли куда-то за раму картины. На холсте промелькнула его босая нога, полетели какие-то тряпки цветов факультета, и, наконец, все стихло, и только в центре картины осталась кучка сброшенной впопыхах одежды.

В противоположном углу зала неотразимый Том Риддл в мантии крестоносца пил поцелуи ненасытной Беллатрисы.

– Укуси меня, мой Лорд, – простонала Белла, обвиваясь вокруг возлюбленного.

– Гэндальф запретил проливать кровь, – сказал Риддл, пробираясь длинными пальцами под тунику Беллы и незаметно крутя ведьме сосок. – Кровопускание отложим на завтра, дорогая.

– Даже твои глаза поменяли цвет, – удивленно прошептала Белла, всматриваясь в карие глаза Лорда.

Музыка сменилась на более молодежную, и Гэндальф, не выпуская руки Аберфорта, пробрался к Альбусу через толпу танцующих.

– Я еще с тобой не здоровался, милый мой, – сказал Гэндальф. Альбус пожал ему руку, ожидая встретить суровость в глазах волшебника. Суровости не было и в помине, а когда директор выпустил руку Гэндальфа, то с удивлением обнаружил в своей ладони птичье яйцо.

– Яйцо феникса, – сказал маг. – Пусть все доброе, что когда-то было в твоем сердце, Альбус, возродится из пепла. Я в тебя верю, – улыбнулся он.

Директор открыл было рот для благодарности, но смеющийся Геллерт Гриндевальд налетел на него и бурно закружил в каком-то диком пируэте, увлекая в гущу танцующих.

Гарри и профессор танцевали с такой страстью и экспрессией, что вокруг них собрался круг зрителей. Когда музыка смолкла, оба едва дышали, и не только от усталости.

– Поттер, – простонал профессор на ухо Гарри, зарываясь римским носом в его растрепанные волосы. – Я не доживу до конца вечеринки.

– На нас все смотрят, Северус, – прошептал Гарри.

– Не думаю, – мурлыкнул Снейп.

Гарри оглянулся. В самом деле, на них больше никто не смотрел. Каждый в зале нашел чьи-то любящие глаза, встречал дружеские руки и видел сияющие ответные улыбки.

Опять провозгласили тост, и по залу поскакал жизнерадостный козел с запотевшей бутылкой шампанского между рогами и подносом звенящих бокалов.

– Дорогой Аберфорт, мы дарим тебе песню, – выкрикнул профессор Флитвик. Внезапно, подхваченный в воздух неутомимым козлом, Флитвик гордо вознесся над публикой, сжимая маленькими ножками светящиеся бока патронуса. – Музыка Северуса Снейпа, слова Гилдероя Локхарта, – провозгласил он и взмахнул дирижерской палочкой.

Грянула музыка. Ученики четырех факультетов запели песню, и вскоре ее подхватили все:

Мы будем петь, смеяться и шутить,

Великий Гэндальф радуется с нами,

Ведь сердцу каждого так хочется любить,

Быть не заклятыми врагами, а друзьями.

Пусть в каждом сердце вспыхнет огонек

Любви, надежды, радости и счастья.

И пусть никто из нас не будет одинок,

Забудет горе, беды и ненастья.

Пусть всё вокруг сияет торжеством,

И магия любви сердец коснется,

И каждый пусть поверит в волшебство

И каждому счастливо улыбнется.

*****ЗАНАВЕС*****

“Сказки, рассказанные перед сном профессором Зельеварения Северусом Снейпом”