Текст книги "Звезда на излом (СИ)"

Автор книги: М. Кимури

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Обоз не растерялся. Им командовали люди, не орки. По приказу те и другие старались поставить телеги в круг, чтобы из-за них расстреливать нападавших, а сзади уже спешил отряд сопровождения.

Маэдрос спрыгнул вниз, сбросил с коня неровную белую попону, вскочил в седло – и пронзительно засвистел.

Свистеть – это было очень удобно, надо сказать.

Полсотни всадников Первого Дома, наклонив копья, вырвались из рощи и помчались по полю, взвихряя снег. Россыпью, совершенно несвойственно для эльдар, с яростными криками, охватывая врага с двух сторон. Отряд вастаков слаженно выстрелил, но вреда причинил немного. А затем прямо на ходу каждое крыло нападающих сомкнуло ряды – и они ударили с двух сторон.

Вместо затрудняющего движения большого щита Руссандол сегодня надел тяжёлый наруч с треугольным щитком, заканчивающийся остриём, похожим на клюв, которым можно было и бить, и колоть. Прорубившись к обозу, он направил коня в щель между телегами, пронзительным свистом зовя за собой ближайших воинов. Обозный круг почти сомкнулся, но теперь он ворвался внутрь – и кинулся рубить сгрудившихся внутри вопящих орков, рубить и колоть этим жутким остриём.

– Айа, Феанаро!! Айя, Руссандол! – непрерывно неслось над берегом.

Люди с воплями кидались под телеги и убегали прочь, чаще удачно. Многие неслись на лёд Гэлиона и кидались на тот берег. Их пропускали, приглядывая, чтобы не ударили в спину. Оркам Маэдрос велел пощады не давать.

На глазах последних уцелевших вастаков он проткнул ближайшего своим жутким шипом насквозь, поднял в воздух – и швырнул в людей. Те с воплями кинулись и наземь, кое-кто – бросая оружие.

Бросающих порой не трогали.

Снова раскатился по берегу рог Маглора. Руссандол, бросив недорезанного орка, поспешно выбежал из кольца телег, вскочил на коня, уже кусавшегося от злости, и направил его к лесу, свистом созывая свой отряд.

Последние всадники кидали в телеги с кожами горящие факелы и тоже уносились к лесу. Две повозки с зерном уже исчезали за деревьями.

Издалека, со стороны становища, доносились звуки рога. Но когда поднятый по тревоге новый отряд прибыл, никого из нападавших уже не было. Только горящие телеги, только взрытый окровавленный снег, только стеной стоящий Большой лес. И множество раненых и недобитых.

– Поджечь бы лес этот... – сказал с тоской молодой воин. Поежился

Словно в ответ из-за деревьев донёсся трубный, стонущий звук. Далёкий, но он заставил вздрогнуть некоторых бывалых вояк.

– Знаешь, кто тогда тебе навстречу из него выйдет и на тебя пойдет? – ощерился сотник. – Молчи, дурень безусый! В этом проклятом лесу и деревья ходят!

– Деревья нас не догонят... – Парень осекся, наклонил голову.

– Собирайте людей, – рявкнул командир. – Если опять хоть что-то вякнут про Железнорукого – языки отрежу!! И волкам скормлю!!

Уцелевшие охранники уже вылезали из-под телег. Иных ещё трясло от страха. Не было сомнения – дойдя до становища, они начнут болтать, не сегодня, так завтра, и разнесут новую страшную историю по всему войску. И даже если несколько языков оттяпать, всех заткнуть не удастся.

Сотник подъехал к полыхающему тележному полукольцу. Присмотрелся к телам. Древком копья перевернул на спину одно из людских тел.

Дыра в нем была такая, что всю грудь человека разворотило, и сквозь нее виднелся грязно-алый снег.

– Чтоб его гауры сожрали живьём, тварь белолицую! – Прошипел сотник. – Демонов ублюдок! Попадется – никакому Гортауру Ужасному отсылать не стану! Порву конями гада! Зенки его бледные вырву! И собакам дам тулово живьём сожрать! И брата его смотреть заставлю!! А потом... Заставлю второго демона жрать то, что собаки не доедят!

...Сделав по лесу крюк, маленький отряд Маэдроса вышел на опушку почти напротив становища.

– Как рука? – спросил тихо Маглор.

– Привыкну. Сталь не особо хороша. Запястье мерзнет, утеплю еще.

– Амбарто и так сделал все, что мог с болотной сталью.

– Надо было по твоему совету перековать на него сломанные клинки и оковку щитов. Там сталь лучше.

– Лучше перековать их на новые мечи.

Звезда на востоке коснулась верхушки далёкой горы, и Маэдрос тихо приказал:

– Вперёд. Круг по лагерю, факелы в шатры – и обратно. Со всех ног.

Теперь маленький отряд мчался молча и в полной тишине. И даже часовые подняли тревогу на несколько мгновений позже, чем надо бы. Наверное, глазам поверили не сразу.

*

Укрывшись отбеленными плащами, они подобрались к становищу по снегу, в сумерках, и, когда на северном краю началась суматоха – проскользнули через ограду. Да немного было той ограды, строить города и укрепления вастаки ещё не научились.

Хотя если все продолжится, могут научиться, думала она.

Они скользили от одного войлочного шатра к другому, то падая в грязный снег, то скрываясь в тенях, подбираясь к нужному. Мысленно Келонниль звала его «шатер женщин», как бы не называлось это у людей. Не то, чтобы ей хотелось узнать. Но издали ей было видно, как из него по вечерам выводили женщину – то одну, то другую, то теперь третью уже десять дней – и сопровождали к вождю. К военачальнику Ульгэру.

Когда вастака поставили над армией Тху – это была просто новость.

Когда он едва не взял Болотную крепость, и князь Маэдрос велел её оставить и уйти в леса – о нем крепко задумались.

Когда Ульгэр стал наместником земель южнее Амон Эреб и возглавил захват земель вдоль Гэлиона, убеждая землепашцев, что разницы для них между князьями нет, Маглор задумался, не договориться ли с ним не замечать друг друга, если уж ума ему не занимать.

Потом Ульгэр объявил охоту на эльдар и разорвал конями двух раненых пленных нандор, Келонниль осталась без мужа – и с целью, которую выцеливала с лета. С осторожной, хитрой и злой целью, готовой, что ей будут мстить.

Но от женщин Ульгэр не отказывался, в шатер к нему их водили почти каждый день. И после любой стычки – непременно.

Нандор и так невысоки ростом, а вот в сопровождение ей выбрали самых низкорослых из нолдор, и то с трудом нашли таких, кто сойдёт за вастака размером. Моррамэ для этого беспощадно сутулился.

За женщиной пришли уже в полной темноте, когда улёгся шум. Двое воинов в одинаковых длинных одеждах, крытых синей тканью и с красными поясами, подошли к шатру, обменялись с охраной несколькими словами – и повели с собой худую и хмурую девицу с каштановой косой. Почти как у Келонниль.

По пути к шатру военачальника они на короткое время скроются с глаз караульных между двух богатых шатров...

Моррамэ со спутником убили их за один вдох, вскочив со снега почти у них под ногами и вогнав длинные, в локоть, ножи – одному в горло, другому в щель доспеха. Зажав рты, чтобы не допустить предсмертного крика. Келонниль зажимала рот девице в тот момент, просто чтобы та не заорала с перепугу.

Тем больше она удивилась, когда услышала ее голос, опустив ладонь.

– Я с вами! – сказала аданэт отчаянным злым шепотом.

– Под шубу вдвоем не влезем, – покачала головой Келонниль.

– Тогда заберите меня с собой! Или закричу! – зашипела та.

– Жить надоело? – шикнул Моррамэ.

– Да!

– Если убьем Ульгэра – заберём, – Келонниль решила не спорить, времени было слишком мало. Вытряхнула аданэт из шубы – та оказалась в одной нижней рубашке и мягких сапожках, бросила ей свой белый плащ, жестом велела ждать тут. Рядом нолдор торопливо надевали вастакские теплые халаты и шлемы, затыкали мечи за пояса. Накрывали тела белыми тряпками.

– «В темные травы!!» – прошептала женщина, цепляясь за руку нандэ. – Тебе надо отвечать – в темные травы!

...Стражи женщин обычно не говорили со стражей шатра. Потому что все знали, кто здесь и зачем. Вот они, как это делали виденные со стороны люди, подтолкнули женщину в шубе ко входу в шатер. Сейчас... Если потребуют сказать... Если аданэт солгала…

– Куда идёшь, женщина? – процедил один из стражей. Привычно.

– В темные травы, – Келонниль умела подражать голосам многих птиц, не так тяжело и голосу другой женщины подражать...

Неспешным движением стражи раздвинули копья. Она прошла между ними, повторяя движения, виденные со стороны – пригнуть голову, перешагнуть порог, отпустить тяжёлый полог. И ещё один за ним.

В шатре горели масляные светильники на подносе, и тлел очаг, наполняя воздух дымом. Дым тянулся к небольшому отверстию в куполе шатра.

Полуголый мужчина, широкоплечий, мощный, грузный, в распахнутом лёгком халате, даже на отдыхе не поворачивался ко входу спиной. Покосился на нее, встал с лежанки, застеленной шкурами рысей.

– Хватит кутаться, – сказал он недовольно. Взялся за плётку из пучка кожаных ремней. – Тебя снова проучить, дура? Я мог быть ласковее, но ты сама меня злишь!

Наверное, можно было что-то сказать. Пропищать. Можно было напомнить об убитых эльдар...

Келонниль убивала и животных, и орков, и людей. Впервые она убила смертного на стенах Болотной крепости. Но глаза в глаза – ещё никогда.

От мужчины шел запах нестираной рубахи, плохо вымытого тела и пива.

– Споешь сегодня – буду добр, – сказал он. – Раздевайся и пой.

Она медлила, стоя столбом в этой глупой шубе. Взгляд мужчины скользнул по ней, спустился вниз – зацепился за что-то...

Она не успела ни подумать, ни понять, что ее выдало. Она только прыгнула вперёд и вогнала клинок в уже раззявленный для крика рот. Под остриём нолдорской голубой стали что-то хрустнуло, нож прошел шею насквозь, она с силой рванула его назад и вбок.

Из распоротой шеи кровь ударила ключом, брызги долетели до очага. Забулькало. Плюхнулся на пол язык лоскутом мяса – Келонниль отчаянно передёрнуло, накатила тошнота.

Нельзя, сказала она себе. Нельзя.

У нее было от полусвечи до свечи времени – столько обычно женщины проводили в шатре. А все уже кончилось...

Сапоги. Вот что ее выдало. Ай, скверная из нее разведчица ещё! Не пришло ведь в голову разуть на снегу аданэт – и чуть не провалила дело...

Она словно раздвоилась. Я убила человека, ножом, как кабана, думала в ужасе нандэ Келонниль, резчица по дереву и рисовальщица, которая и стрелять-то научилась лишь потому, что сестры уговорили, а то как так, в их семье – и не охотница... Зарезала, глотку распорола, так нельзя с эрухини, так нельзя с говорящими...

Нельзя раздирать эрухини лошадьми и смеяться, что не сразу умерли, отвечала себе Келонниль-стрелок, обходя шатер и открывая сундуки один за другим. Нельзя вырубать леса Оссирианда и травить нандор орками и гаурами. Нельзя силой забирать женщин из семей и бить их. Нельзя жечь Таур-им-Дуинат. Нельзя палить онодримов орочьим огнем, который липнет к стволу и не гасится водой. Нельзя делать морготовы дела и думать, что так и надо.

На мгновение Келонниль показалось – за уверенность, что так и надо, она ненавидит больше, чем за что-либо другое. Потому что она – основа всего.

Бумаги, вспомнила она слово. Ох, вот это напугало ее больше всего. Она забыла само слово! Бумаги, пергамент, письма...

Какие-то письма, свёрнутые трубочками, нашлись только под подушкой лежанки.

Келонниль отсчитала время, поставила масляные лампы у дальней стены возле ковров, спрятала письма и нож в одежде – и вышла наружу. Прежняя нандэ из Оссирианда плакала у нее внутри.

...Девчонка-аданэт уже замёрзла и тряслась под белым плащом. Ей бросили синий ватный халат, подпоясали. Это чудо, что все удалось – но у них совсем мало времени.

– Сейчас выходим, твердым шагом идем к шатру женщин, заходим за него, – Моррамэ поглядел на звёзды. Говорил он только для аданэт. – Начинается тревога – бежим что есть силы.

Что произойдет первым, неотрывно думала нандэ, шагая по грязному утоптанному снегу – загорится шатер Ульгэра, или князья поведут вторую атаку?

Гиль-Эстель, Звезда надежды, хорошо видимая отсюда, коснулась кромки Большого леса. Затем раздались крики, и затрубил вастакский рог с северного края стойбища. Князь Маэдрос успел первым.

Они бежали, как нандэ никогда в жизни не бегала. Потому что никогда ещё нандэ не пыталась обогнать вражьи стрелы по сухому снегу, который даже ее ноги словно бы плохо держит, одновременно таща за собой смертную женщину, проваливающуюся в этот проклятый снег почти по колено. Когда Моррамэ взвалил ее на плечо – начал проваливаться он.

Стрела возникла рядом в этом рыхлом снегу, утонув почти целиком, потом другая, третья. Обожгло ногу. Дёрнуло волосы.

Эделлин глухо охнул, шатнулся, побежал дальше, но медленнее. Келонниль ухватила за руку его.

– Бегите, – тот выдернул руку. – Без девчонки затаились бы.

– Да, – она снова его ухватила. Дальше, дальше...

Что быстрее, доскачут свои заснеженные всадники, выскочившие из какой-то низины, или подстрелят, или догонят вастаки?.. Вон уже тревогу трубят от шатра вождя, вон далеко слева конники нолдор снова разворачиваются и врассыпную уходят к лесу...

Когда она готовилась вскочить на лошадь, ровно в то самое мгновение, нандэ поймала стрелу в зад. Пока ее долго везли по лесу, перекинутую через седло, как мешок – думала, что ей не повезло.

Потом увидела, как снимают с коней белого полуживого Эделлина и заледеневшую девчонку, и решила, что обошлось.

Холодно только было ужасно.

*

– Как близнецы? – был первый вопрос Маглора.

– Все хорошо, – отозвался удивленный Амрод с небольшим колебанием. – Халадины сложили, наконец, свою… баню. Сейчас отогреем вас.

Зубами Маэдрос еще не стучал – но злой холод донимал его непрерывно всю обратную дорогу. Ночь выдалась ясной и ледяной, казалось, звезды тихонько хрустят наверху, и невольно опять догоняли мысли – в Хэлкараксэ было уже так, или еще холоднее?

Интересно, чем измерить холод?..

– Пусть разведчики отогреваются, наверняка поморозились хуже нашего, – Маглор спешился, бросил поводья мальчишке-адану, а щит – оруженосцу.

Этьяро принял у Маэдроса щит-коготь, помог снять доспех, исчез с грузом в дверях княжьего дома.

– Поморозившихся в баню нельзя, – сказал тут же старая Нэл из хадорингов, поставленная следить за мыльным и банным хозяйством. – Шкура снимется вместе с одеждой. Мы их просто в тепло, а горячее внутрь.

Маэдроса едва заметно передернуло. Он снял перчатку, привычно прижав к боку, развернул теплый рукав на правом запястье. Оно было ледяным и тихо ныло от холода, но чувствительности не потеряло.

– По Хитлуму знаешь? – спросил ее Амрод.

– По нему. Зимы там были… как здешние. И через горы… – старуха махнула рукой и поставила перед ним две деревянные бадейки с веревочными ручками. Внутри постукивали ковшики поменьше, плетеная мочалка. – Только она еще не в полную силу протопилась.

– А нам и не нужно в полную. – Амрод подхватил бадейки. – Эти сумасброды халадинские топят так, что дышишь еле-еле, а потом купаются в снегу. Говорят, еще их предки за Синими горами такое придумали, там тоже были холодные зимы. А я хочу вас просто отогреть и вымыть.

– И себя не забудь.

– Забудешь тут! Хотя ты прав, скоро мне в мастерской вовсе нюх отшибать начнет. Любопытно, как же делали кожи наше первое поколение? Там, на востоке?..

Этот поселок был кольцом из приземистых, с крышами до самой земли длинных домов, полуутопленных в землю, сложенных по большей части из торфа. Сейчас, под снегом, и с нескольких сотен шагов нельзя было отличить от холмов или курганов, только струйки дыма и выдавали жилье. Но дым мгновенно развеивался под северным ветром, даже не поднимаясь высоко.

Только баню построили из дерева. Не лучшего, но что делать. Онодримы указывали сухие, больные, грозящие упасть и порой очень старые деревья для вырубки, и только радовались, когда рубили упавшие стволы – это очищало лес, сберегая от пожаров.

Амрод распахнул дверь, пригнувшись, исчез внутри. Все же и эта постройка была приземистой, хоть и ушла в землю с лица больше чем наполовину. А вот задом она выходила на берег озерца, и Маэдрос мимолетно подумал – будет выше уровня воды.

Потолок внутри все равно был для него низким. Так было везде, кроме их охотничьих и княжьих домов. Он с недовольством подумал – неужели придется однажды привыкнуть?

В сухой комнатке братья уже скидывали одежду. Из следующей двери текло теплом. Он привычно сбросил кафтан, распустил завязку ворота рубахи одной рукой, стащил за ворот. Разулся, наступая одной ногой на носок сапога другой. Этьяро жестом предложил помощь – он отказался. Слишком привык делать все сам.

Все еще порой доказывал, что может.

Хотя железной руки немного не хватало. Даже неподвижная ладонь позволяет больше, чем пустое запястье.

– Железная тебя обожжет внутри, – сказал Амрод, поймав его взгляд.

– Я снял бы ее последней, – Маэдрос раздражённо отбросил штаны, потом все же подобрал, перекинул через правое предплечье, сложил, как остальную одежду.

Вошёл, нагнувшись, следом за братьями во внутреннюю дверь.

Здесь светился только очаг, в котором калились крупные округлые камни, над ним уходила в крышу тонкая глиняная труба с задвижкой. Вдоль стены тянулись лавки, почему-то двух высот, обычные и повыше.

– Зачем это?

– Когда в полную силу, на верхних особенно жарко.

Котел воды над очагом. Бочка холодной воды у входа. Пустые бадейки. Ещё одна дверь, наружу, в дальней стене, обитая старыми тряпками. Простые массивные табуреты из обрезков досок. Желобок в полу, уходящий под стену. Маэдрос привычно отмечал детали на случай... На случай внезапной опасности.

Но главное – тепло, забирающееся под кожу, шепчущее о безопасности...

– Майтимо!

– Не смотри так. – Он бросил нож на высокую лавку. Сел, откинулся назад с облегчением.

– Майтимо, это баня.

– И что? – спросил он.

Амрод пожал плечами, начал смешивать в бадейке холодную и горячую воду.

Протянул кусок мыла, ещё из старых запасов, и берестяной туесок со смесью сухого ила и глиняного порошка, который использовали для мытья все чаще. Смывался он хуже, но очищал неплохо.

– Помочь?

– Я справлюсь, – повторил Руссандол, расплетая спутанную косу.

Выбор между тем, чтобы обрезать волосы или ходить грязными вокруг него обсуждали все чаще. Мужчины народа Бора, собиравшие хвост на выбритой с боков голове, первыми начали его укорачивать, но не срезали. Другие аданы тоже стали подрезать покороче, едва ниже плеч.

Даже иные нолдор так стали делать.

Маэдрос думал, что отрежет волосы как пленный только в случае, если придется выбирать между ними и пальцами. Но ухаживать за ними становилось все труднее.

– Вот упрямец. Я помочь хочу.

– Мне перечислить, сколько я живу вашей помощью?

– Мне тебе сколько повторять, что я просто рад тебе помочь?

– Майтимо. Прошу, не упрямься, – Маглор опрокинул на себя бадейку воды и теперь тоже намыливал себе волосы, спадавшие блестящим черным потоком. На боку его ещё виднелся недавний шрам. – Я знаю, что ты можешь сам.

Маэдрос вздохнул. Гребень опять застрял в волосах, которые несколько дней не было времени расплести и расчесать. По правде говоря, у них и поесть было немного времени.

На прядях остались темные пятна с последних стычек, заметил он вдруг с омерзением.

– Хорошо. И... Благодарю.

Амрод засмеялся и опрокинул на него ведро горячей воды. Отдельно вылил несколько ковшей на волосы и начал ловко намыливать темно-медную гриву Старшего обеими руками, распуская пальцами колтуны.

Мыло напомнило об Амон Эреб, обустроенном, домашнем настолько, насколько было возможно после разгрома, о купальне, заботливо устроенной Младшими, в которой огонь разводили под гладкой мраморной лежанкой, дверца печи оставалась снаружи, и там не было ни дыма, ни копоти, лишь чистый пар от воды и нагретого камня, где воду в чан подводили по желобу, а отводили по трубке, стоило только вынуть… И многом другом хорошем, о чем не стоило вспоминать. Или стоило, но не прямо сейчас, чтобы не размякнуть у братьев на глазах.

Волосы становились все мягче. Пальцы Рыжего помассировали голову, прошлись ещё раз по всей длине волос.

Маэдрос невольно закрыл глаз. И даже не шевельнулся, когда снова получил поток воды на голову.

Воды здесь, на озере с теплым источником, можно было не жалеть. Хоть этим они богаты.

– Высохнешь – заплету. Возьми. – В его ладонь лег кусочек мыла, уже небольшой.

Тепло заползло, наконец, в самую глубину тела. Захотелось растянуться на лавке и забыть обо всем, особенно о холоде снаружи.

Но он просто осторожно умылся, плеснул в лицо воды. Ожог на месте правого глаза был чувствительнее и к теплу, и к холоду, на воздухе он леденел, а здесь вода показалась совсем горячей.

Амрод развалился у самого очага и расчесывал уже свою гриву. Закутался в мокрые рыжие волосы, как в плащ.

– Есть ли возможность обновить запас? – Подумал Маэдрос вслух.

– Я сварю, но только самое простое, из жира, и опять нужны дрова. А лес вокруг чист на несколько лиг. Дождемся хорошей бури, и тогда...

– Опять о делах! Да угомонитесь вы уже! – И Маглор плеснул в них с двух рук холодной водой. Амрод немедленно ответил тем же.

Маэдрос только отмахнулся.

– Кстати, о делах. Что опять без нас натворили?

– Что?

– Натворили. Без нас. Что?

Смутившийся Амрод вздохнул. Теперь и Маглор сверлил его взглядом.

– Взяли трёх гауров своим малым отрядом, – от этого признания Амрод слегка покраснел. – Красный плащ твой стащили и поочередно ездили по той дубраве, пока их не заметили, а остальные в засаде. Хорошо взяли, я примчался, а они уже свежуют. И меня успокаивают...

Маглор сперва молча расколотил о ближнюю стену черпак, а затем опрокинул ведро холодной воды себе на голову. Зачерпнул второе – и резко выплеснул на Амрода, забрызгав и Старшего. Тот вздрогнул.

– Поздравляю, – сказал Маэдрос. – Теперь ты полноправный старший брат. Неопытный, правда, ещё какой-то.

– А раньше был не настоящий? – ощетинился Амрод, вскакивая.

– Раньше ты ими командовать ещё мог. А теперь уже не можешь. И вот теперь ты понимаешь.

– Я не хочу брать их в оруженосцы! – голосу Маглора резко стало тесно в бане. Он выдохнул и сказал уже тише:

– По меньшей мере, до тех пор, пока они не перестанут выглядеть мальчишками. Они одни такие среди нас! Их за лигу опознают враги.

– Так в охотничьем отряде им уже тесно! Послушайте, я хотел, чтобы вы отдохнули, а не говорили только о делах! – возмутился Рыжий. – Черпаков после наших споров... не напасешься.

– Что ты сделал?

– Будут пять дней работать со мной в кожевенной мастерской. Уж за пять дней мы что-нибудь придумаем.

– Ты прав, – Маглор вздохнул, сел рядом со Старшим. – Но я всерьез испугался.

– Ну, положим, они больше не одни такие, – Забулькала вода в котле, Амрод зачерпнул горячей и подлил холодной. Плеснул что-то на камни – под потолок рванулся пахнущий мятой пар.

– Что ты хочешь сказать? – Удивился Маглор.

– На острове родились дети у двух семей эльдар.

– Это не выдумки?

– Это не выдумки, Кано.

Они помолчали. Рыжий плеснул ещё отвара на камни, снова радостно запахло мятой.

– К весне начнется ответ Тху. Если все же попытаться их отослать, когда утихнут зимние бури... – Начал Маэдрос – и осекся. Усмехнулся.

– Ты не сможешь их заставить, Майтимо, – сказал Амрод. Но смотрел при этом на Маглора. – Никакой силой.

– Пожалеем остров, – бросил Маглор, отворачиваясь и неловко улыбаясь.

*

– Вот теперь все как надо, – сказал Халин-халадин, захлопывая внутреннюю дверь, чтобы не упустить жар. – Князья ваши так, погрелись чуток, пополоскались – словом, не понимают они ничего. В мытье.

– А вот этого не надо, – обиделся Этьяро. – Ты ведь служил в отряде на Амон Эреб, можно подумать, в купальне ни разу не был!

– Был. Ну, чисто, красиво, а так ничего особенного. Слабовато.

– Хвалишься.

– И хвалюсь. Хорошая баня должна до костей жаром пробирать, чтобы еле дышалось. Чтобы аж светился после нее!

– Я принес кое-что, – сказал Фаньо, пригибаясь и входя в предбанник. Достал из-за отворота шубы резную деревянную коробку.

– Ух ты, феанорова лампа! Ни разу с таким светом не мылся, – простодушно обрадовался Халин. – Да в новенькой баньке, не копчёной, совсем славно будет!

Третьим пришел усталый, только что отмерзший Моррамэ, вливший в себя половину котелка горячего отвара сосновых игл и все ещё недовольный. Другие эльдар пока не решились пробовать «полную силу» халадинской бани.

«Только отмороженные со звездой во лбу», сказала им вслед Хитуиаль. Моррамэ молча показал ей язык и нырнул в предбанник. Для шестерых тут было уже тесно...

Люди поскидывали одежду, бросили небрежно и исчезли за второй дверью. Фаньо пожал плечами, свернул и сложил свои вещи, особенно штаны, которые пора было бы чинить, раз заменить так просто не получится. Открыл шкатулку с лампой, и по тесной комнатке разлился яркий теплый свет, как у вечернего солнца.

Сделав шаг во внутреннюю дверь, он схватил ртом раскаленный влажный воздух – и зашипел.

– Сядь, – толкнули его в сторону скамьи, – внизу легче. Привыкнешь. Голову прикрой!

Кто-то забрал шкатулку с камнем из его руки и поставил на полочку. Стало видно, что там стоят туески с очищающей смесью и полотенца... Ну, то, что использовалось для вытирания.

Двое других нолдор вели себя также – входили и застывали, их пихали на скамейку – «пообвыкнуться». Фаньо ошеломленно смотрел на аданов, весело гомонящих вокруг бочки с водой, будто и правда в ласковой купальне.

Третий адан, кряжистый и плотный, принес ещё одну бадейку с черпачком, и бережно поставил на скамью. Запахло...

Не может быть! Летним слабым пивом.

– Вот, сберёг, – сказал Дарен гордо. – За удачу.

Черпачок пошел по кругу. Пиво было почти ледяным, Фаньо едва его пригубил. А затем кто-то плеснул воды на камни очага, и белый пар заволок всю комнату...

Моррамэ без лишних слов лег на лавку. Сам Фаньо, кажется, начал привыкать. Пот, правда, уже катился градом, унося грязь, скопившуюся в порах кожи. Он опрокинул на себя ковш прохладной воды – и охнул от удовольствия.

– О! – сказал Халин, подняв палец. – Начинает понимать.

И выплеснул ведро воды на двух других нолдор. Моррамэ, который только начал согреваться, очень по-адански взвыл от возмущения и швырнул в него куском мочала.

– А этот ещё не понял, – хмыкнул Халин, доставая связки сушеных берёзовых веток. Ухмыльнулся. Фаньо понял, что трое нолдор смотрят на адана с очень одинаковым недоумением.

А вскоре – с совершенно одинаковым потрясением.

– По-моему, это похоже на пытку, – сказал ошеломлённый Этьяро, невольно потирая руки в старых ожогах при виде того, как один адан хлещет другого с размаху связками берёзовых прутьев по спине и заднице, а тот довольно ухает.

– Вы, главное, князю Маэдросу не предлагайте, он же сперва прибьет, потом поймет, что плохого не хотели и огорчится, – сказал Фаньо очень вредным голосом.

На это Дарен из-под тех самых прутьев, ухмыляясь, ответил только одним словом:

– Слабо?

– Что? – спросил Этьяро, выпрямляясь.

– Это он нам? – заинтересовался Моррамэ.

– Это он за кого нас принимает?

– Или за мальчишек, ведущихся на подначки, – отозвался Фаньо, – или...

– Или за трусов, – закончил Этьяро с улыбкой.

Тем временем, Дарен встал, красный и распаренный, опрокинул на себя ведро воды – до трёх нолдор долетели ледяные брызги. Блаженно плюхнулся на скамью.

Трое переглянулись.

– Так, я первый, – сказал Этьяро мрачно и отбросил за спину длинные мокрые волосы.

Сперва он терпел.

Потом стал браниться.

Потом вскочил, схватил другой веник и погнался за Халином вокруг бочки с водой в центре бани, ругаясь длинными гномскими словами. Халин вопил и хохотал, удирая, и громко ухал после особо удачных ударов. Какое-то время они просто хлестали друг друга наотмашь, но тут Фаньо догадался плеснуть воды на камни, повалил пар, плеснуло влажным жаром... Дарен окатил обоих из одного ведра, они радостно завопили.

– Хм, это очень необычное ощущение... – сказал Этьяро, переводя дух и падая ничком на верхнюю лавку. Спина и грудь у него были все красные, на заду отпечатался узор прутьев от особенно хлесткого удара.

Фаньо задумчиво его оглядел – и развернулся к бадейке с вениками.

– …Они что там, с ума посходили? – Хитуиаль, сидевшая в дозоре на дереве, оглянулась на крики с озера.

– Как всегда, наверное, – фыркнул ее напарник.

Из приземистого домика на самом берегу выскочил широкотелый, кряжистый голый адан и помчался по мосткам, за ним несся жилистый нолдо с развевающейся черной гривой, весь раскрасневшийся, хлеща адана по чему дотянется вязанкой прутьев. Один за другим бухнулись они в ледяную воду, вскарабкались обратно – и унеслись в домик снова.

– Нолдор, – сказала она, поднимая глаза к небу, словно хотела попросить у Элберет терпения их выносить и дальше. – Смотри – ветер с юга подул... К утру мороз ослабнет.

Завернулась в потертую шкуру и поежилась.

– ...Опять драугов холод... – проворчал Моррамэ.

– Не хочешь, не прыгай, – сказал Этьяро. – Не ведись.

– Хм. Знаешь... Если нолфинги шли через те проклятые льды, то что же, я всего-то в прорубь нырнуть откажусь? Да после такого тепла?!

Он сорвался с места и выскочил за дверь.

*

Гонец был убежден, что сейчас его пнут под зад ногой и заберут послание к Жестокому Господину, чтобы доставить пред его сияющие глаза. А ему – ждать ответа и, если повезёт, выпить горячего пива на конюшне.

Вместо этого его повели одними коридорами, другими и третьими. Вниз и вниз, ниже и ниже. Поначалу в боковых дверях мелькнули несколько великолепных и безумно странных покоев – гонец, скосив глаза изо всех сил, видел странные ступени прямо на блестящих каменных стенах и развешенные в неведомом порядке щиты и мечи белолицых. А потом его просто вели коридорами и лестницами. Порой в сторону убегал округлый тоннель со странным морщинистым полом или наоборот, обычная пещера с натеками и наплывами камня, только их соседство даже гонцу казалось немного странным, такие камни и породы обычно рядом не лежат...

Навстречу по лестнице плыли клочья водяного пара, поднимался жар, и гонец впервые за всю дорогу почувствовал, как наконец отогреваются ноги и ему становится по-настоящему жарко.

Лестница оборвалась, словно утонула в каменном полу, темно-сером и блестящем. Только блеклая серая дорожка из шершавого камня повела его по огромному залу, тонущему в клубах вонючего пара. Пахло... Очень нехорошими вещами тут пахло. Едкая вонь щекотала ноздри и горло.

Затем перед ним открылось озеро медленно, лениво кипящей воды, пар поднимался над поверхностью. Там и сям вода принималась бурлить. Вздулся пузырь воды на ровной поверхности, выплюнул струю кипятка вверх, окатил каменный бортик горячими брызгами – и опал сам в себя.

Гонец глухо кашлянул, с испугом сумел проглотить второй позыв.

– Гонец из стана военачальника Ульгэра, Повелитель воинов! – провозгласил человек, ведущий гонца, опускаясь на колени. Гонец в точности повторил его движение.

Что-то зашевелилось в клубах пара. Светлый силуэт возник среди них. Очень высокая человеческая фигура двигалась к ним в кипящей воде ровно и плавно, как в танце. Гонец дрожал, струйка пота поползла у него по спине. Оторвать глаз он не смог.