Текст книги "Звезда на излом (СИ)"

Автор книги: М. Кимури

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Амрод дернулся. Элуреда несло, теперь слова сыпались горохом. Нет, это не Элурин, это старший и опасный эльда… Но и вправду поздно, язык развязался, обнаружить рядом сочувствующего старшего было невыносимо важно и нужно.

– Я даже сложить эти слова в картину не могу, один бред! Что я скажу Эарендилю, как ему в глаза посмотрю? Здравствуй, друг, я потерял твою семью, где сестра – не знаю, дети, наверное, прячутся по лесам с учителем? Брат с отцом остались в городе, прямо у ворот, их убил второй балрог, и то облегчение знать, что случилось! Только меня там уже не было! Знаешь, почему? Потому что я невезучий криворукий дурак! Е-едва начался штурм, в меня попала стрела, и я свалился с-со стены, даже мимо земляной кучи п-под ней почти промахнулся, потому и п-переломы! Мой брат сражался, защищал нас, а я…

Горло перехватило, свело окончательно, и Элуред снова зарыдал, комкая чистую бумагу и разрывая ее в мокрые клочья.

Его грубовато похлопали по плечу, от чего слезы только полились сильнее.

…И, словно этого было мало, вскоре за стеной и дверью раздались возмущенные голоса мужчины и женщины, затем взвился тонкий голос Гвирит и детский плач.

– Акула их ухвати!.. – Ожесточенно комкая бумагу, Элуред пытался вытереть слезы, но они упрямо лились. – Ещё и этих дураков болотная нежить принесла… Родня невестки… я велел не пускать…

– Сейчас унесёт.

Амрод рывком воздвигся во весь немалый рост в маленькой комнате, шагнул, опираясь на стену, и распахнул дверь – петли крякнули. Ровно в нужное мгновение, чтобы увидеть, как заплаканная Гвирит с размаху хлещет рослую круглолицую тётку по лицу пеленкой. Разворачивается – и лупит уже здорового бородатого мужика.

– Вон пошли! – звеняще крикнула девчонка. – Плакать буду, сколько захочу! Своих детей несчастных поучайте! От вашей заботы удавиться хочется!

Потом Элуред жалел, что не видел лица Феанариона в такой миг. Зато вытянутые, обалдевшие лица кузнеца с женой, глядящих снизу вверх на возникшую рядом ходячую угрозу всего Сириомбара, он видел очень хорошо.

– Вон отсюда! – Амрод и голос не сильно повысил, но незваные гости торопливо отступили к выходу, а Элуреду на мгновение тоже очень захотелось выполнить приказ, ну хоть под стол нырнуть. – Этьяро, выстави их.

Не беспокоясь больше, Амрод посмотрел на Гвирит сверху вниз и спросил:

– Птенец, ты кто?

Гвирит, ужасно боявшаяся своей матери, братьев и большинства больших человеческих мужчин, задрала голову и улыбнулась ему сквозь слезы почти счастливо. Не мог быть для нее плох и страшен тот, кто выгнал пугающую родню.

– Я Гвирит. Рисовальщица карт. Жена Элурина…

Громко всхлипнула – слезы покатились градом снова – и снова спряталась в комнату. Взревели дружно детские голоса, затем унялись.

С неловкой усмешкой Амрод вернулся на койку – ему был один шаг – тяжело сполз на нее и спросил:

– Здесь хоть кто-то взрослый распоряжается, в этом… гнезде пуганых птенцов?

– Я, – мрачно сказал Элуред, вытирая лицо. – Нэрвен. И ты вот ещё. Остальные лежачие. Нет, лекарями командовать не надо.

– Дожил, – вздохнул Феанарион. – Я – и по палатам целителей дураков распугиваю. Ну, это я могу.

Не спрося, Амрод взял со столика скомканный лист с записями, расправил. Пробежал взглядом.

– Великий Охотник, да здесь целая поэма… Так. Драка с балрогом настоящая, ты пометил. Я тоже все пропустил, проклятую ящерицу одолели без меня. Присутствие Силы… Из остального, по мне, повторяется свечение моря и то, что в море кто-то или что-то бросается. Аданы плохо видят, не упускай это.

– Ты прав. Упускаю.

– Свечение моря, – повторил Амрод. – Эльвинг бежала от балрога… Куда?

– Вверх по улице к вершине холма. Потому что огнем балрога терем отрезало от гавани. И потому что дети…

– Где Майтимо догнал огненную тварь?

– Видимо, почти у вершины холма, раз битву видели с моря…

– Свечение моря, – повторил снова Амрод, и его щека дернулась. – Эльвинг ведь несла Сильмариль, можешь не говорить. И тварь ее почти догоняла там, на холме. Свечение моря…

Его лицо исказилось, как от горя.

– Она… Могла броситься в море с Камнем, чтобы не достаться врагу. Она – могла. – Элуред наконец выговорил это вслух – то, что никак не мог до того ни представить, ни назвать словами – и закрыл лицо руками. – Присутствие Силы… Только на него и надежда. Иначе – все…

Оказалось, Амрод сидит, в точности повторив его самого, закрыв руками лицо. От него тянуло ужасом.

– О чем ты…

– Не надо, – отрезал тот. – Уже не сбылось.

Элуред вспомнил рассказ про Маэдроса, якобы гнавшегося за Эльвинг, и понял. По спине пробежал мороз. Сестра бросилась бы в море – в любом случае. Лишь бы не отдать победу врагу.

Не сбылось – но кажется, прошло близко.

– Я… – он запнулся.

– Ты вправе ненавидеть меня. – Амрод вскинул голову. – Переживу.

– Не получается, – сказал Элуред очень устало. – А Маэдроса я просто боюсь. Благодарю…

– Да ты сам нашел все следы и все понял. Тебе даже не надо было уговаривать Нэрвен.

– Тогда я этого не знал. Я и сейчас едва смог подумать… Не верю. Просто не верю, – сказал он устало. – Я был уверен, что…

Бледный Амрод молчал, стиснув зубы.

– Я уверен, что она есть, – повторил Элуред. – Этой дыры… вместо нее… во мне нет. Значит, она есть.

«Или ты хочешь так думать».

Амрод точно поймал эту торопливую мысль с лету за хвост и не отдал, но по его лицу сейчас тоже читалось неплохо.

А помолчав и покраснев до ушей, он подумал о другом, и сказал вслух совсем другое.

– Старший возвращался дважды, когда мы… я считал его потерянным. Нам его возвращали. Иногда это сбывается.

– Он еще не совсем вернулся, – а вот теперь была очередь Элуреда ляпнуть лишнего и краснеть.

Амрод только махнул рукой.

– Он не в плену и еще не умер. Он упрямый. И… – он поколебался. – Если Майтимо выживет, это благодаря тебе в первую голову. Я хочу… Клятва тяготила его сильнее всех нас. Но он отказался взяться за меч ещё раз ради Сильмариля. Если вы спасёте его – это будет… Нет. Справедливо тут не лучшее слово.

– Справедливость, на войне? – спросил Элуред грустно. – Молчи уж. Пусть просто выживет. В отряд орков, кстати, я не верю, после балрога. Он и так первый, кто пережил свою победу.

– Я верю, – сказал Амрод серьёзно. – Это Майтимо. Он мог.

И вздохнул.

– Знать бы ещё, где Макалаурэ… – это прозвучало с такой тоской, что добросердечный Элуред не выдержал.

– Я пожалею, что сказал… Из города был тайный ход по примеру Гондолина. Из той самой дальней части. О нем знали немногие, но среди тех сотен воинов точно были знающие, хотя бы Галдор. И учитель детей Эльвинг его знала. Твой брат мог выбраться из города вместе с ними.

Лицо Амрода вспыхнуло такой радостью и облегчением, что Элуред покраснел.

– Лишь бы Нэрвен теперь не отступилась от Майтимо, – хрипло сказал Феанарион.

– Она не отступится, раз взялась, не беспокойся. А умалчивать я не буду. Это… слишком важно.

– Как знаешь. Надеюсь, ты не ошибёшься в Нэрвен, я слишком долго ее не видел. И она меня тоже. Доброй ночи.

Амрод снова встал рывком, едва не касаясь головой потолка в этой комнатушке, и позвал Этьяро.

С ним рядом было тесно и неловко. Без него стало пусто. Элуред снова напомнил себе слова Нэрвен и лег спать.

С утра после обхода палат он собирался найти Нэрвен. Вместо этого утро двенадцатого дня с падения Сириомбара началось с шума за стеной. К палатам целителей пришли аданы.

Элуред, едва умывшись, вышел к ним с тростью, и нашел у крыльца небольшую толпу. Пришло много дравшихся за город, толпа белела свежими повязками. Пробежав взглядом по лицам, Элуред узнал беорингов и хадорингов из Кузнечного угла и понял, что без новоявленных родичей снова не обошлось.

Из толпы выступил старый мастер Фер, которого уважали в Кузнечном углу и нередко отправляли говорить от их имени.

– Княжич Элуред, семья Молот на обиду жалуется от твоего гостя Феанариона, и на то, что ты сестру их от людей прячешь! – заявил он. – Родичей к ней не пускаешь!

Мысленно пожелав семье Молот, чтобы им акулы откусили ползадницы каждому и дали другие поводы для беспокойства, Элуред сел на верхнюю ступеньку высокого крыльца, откуда его было неплохо видно.

 – Нога болит ещё. Я посижу и по порядку на все отвечу…

Дверь снова скрипнула, и на крыльце палат возник неизбежный как ненастье Феанарион. Во всей семейной красе: точеное лицо мрачное, брови нахмурены, густо-рыжая грива заплетена в косу, будто в бой собрался. И неважно, что он опирается на плечо верного, что он босой, бледный до зелени и вообще еле ползает по стенке, а не ходит. «Ну, куда ты лезешь опять, несвежий ты беспокойник?» – возмутился Элуред. «Шумели». «Это мое дело!» «Посмотрим».

 – Выкладывайте свою обиду, – велел юноша хмуро.

 – Твой гость вчера старшего Молота с женой выгнал, а его оруженосец их силой с крыльца спустил! – начал старик.

 – А за что выгнал, они сказали? – тут же спросил Элуред.

 – Они сестру навещали, помочь ей хотели, пока она отдыхает после родов. Это другая обида, что ты их подпускать к ней не хочешь. А ещё говорят они, Гвирит рыдает и плачет беспрестанно уже дюжину дней, и неладно это. Не обижают ли ее там, в целительских палатах? – добавил старик осторожно.

 – Так… – Элуред не выдержал, вскочил снова. – Я очень зол, и могу быть невежлив! Первое. Гвирит поручена моим заботам по слову ее мужа, моего брата! Второе. Гвирит оплакивает мужа! И не семье Молот ей указывать, сколько положено плакать. И вообще никому, даже эльфийскому королю! А мое дело – дать ей плакать от души, и не смейте говорить, что мой брат не заслужил ее любви и ее слез!

Он с трудом заставил себя разжать кулаки.

 – И да, я приказал не пускать семью Молот в палаты целителей. Они нарушили мой запрет! Они думают, что проявляют доброту и заботу о сестре. Они ошибаются. И даже сейчас приходят поучать ее, указывать ей, как себя вести и как показывать чувства. Пугают ее, что если та не будет их слушать, то навредит детям! Я не собирался говорить о таком при всех, но семья Молот сама вынесла наши дела на собрание, это теперь их забота. Я при всех запрещаю братьям Молот входить в любое место, где Гвирит живет, и донимать ее поучениями! Сама Гвирит вольна с ними говорить, если захочет. А не захочет, век пусть их не видит. К Гвирит приставлена няня моей сестры, она навредить детям никак не может.

Собравшиеся загомонили, переглядываясь, а младший из братьев Молот, красный до корней волос, нырнул в толпу и поспешил прочь.

 – Что ж, ясно, что это семейное дело, и обиды Гвирит здесь я не вижу, – рассудил старый мастер. Зыркнул на оставшегося Молота многообещающе. – Я бы зашёл сам ее навестить. А как дочерей Гвирит назвали, известно ли уже, княжич?

 – Да, мастер Фер. Зовут их теперь Аннаэль и Аннаэр, Дар звёзд и Дар моря. Они родились прямо на корабле, когда ясной ночью подходили к Балару. Да, навести ее. И передай мастеру Антэ, детей поможет вырастить сама госпожа Нэрвен.

…И это будет совсем не дело уважаемой и властной в своей семье бабки Антэ, закончил Элуред про себя. Увидел, что мастер Фер его отлично понял и ухмыльнулся.

– Но остаётся обида от твоего гостя и его оруженосца, – сказал старый мастер. – Мы не можем позволить эльфам, даже князьям, чинить обиду людям.

– Мой гость, – это звучало так странно про Феанариона, что слова казались ненастоящими, – не оскорблял семью Молот. Он просто велел им убираться. И они ушли.

– Они не ушли, – возразил мастер. – Оруженосец князя взял их за шиворот и вынес из палат.

«Вот как! Завидую…»

– Да, я это сделал. Князь мне именно это не приказывал, – Этьяро и не думал отсиживаться за спинами вождей. – Мой князь велел их выставить. Я выставил, как счёл нужным. Вынес. Потому что слов не понимали.

– Это всем нам оскорбление! – набыченно сказал старший брат Молот.

– За что ты велел их выставить, князь? – старый мастер не утерпел и обратился прямо к Амроду, благо вот он здесь, оскорбитель и смутьян.

Сердце Элуреда ёкнуло. Он в красках представил, что способен Феанарион сказать аданам и куда их послать за ответами, и как мало после этого его, младшего в семье, здесь будут уважать…

Все, что он мог сделать, это мысленно погрозить братцу по несчастью кулаком.

– За то, что шумели вечером в палатах целителей, – сказал Амрод с усмешкой, глядя сверху вниз. – Нарушили приказ Элуреда. Не желали уходить, когда их о том просила сестра. За то, что надоедливые болваны, можно и так сказать. Но уж никак не за то, что они аданы, а я нет.

Люди ухмылялись, переглядываясь. Элуред выдохнул.

– Мы знаем упрямство братьев Молот, – старый мастер нахмурился. – В том, что сказано, нет обиды никому, кроме самих мастеров Молот.

– Неправда!

Вот тут замерли все. Элуред захотел провалиться сквозь землю, не зная, как предотвратить беду.

– Ты меня во лжи обвинил, что ли? – Амрод даже не злился, Амрод попросту растерялся.

– Ты, князь, выгнал нас как щенят. Мы, люди, все для тебя болваны да щенята, – набыченно процедил кузнец. – А мы не шумели, мы с сестрой говорили…

– Во лжи. Меня. Парень, да ты совсем глуп, – Амрод покачал головой, усмехаясь, но щурился уже нехорошо.

Кузнец пьян или что, пытался понять Элуред. Гари надышался? И еще не прошло? Если Амрод его высмеет или снисходительно отнесётся – покажет, что люди ему и вправду щенята, наверняка так и есть ведь, а ещё – что его можно обвинить во лжи и ничего не будет. Ответит всерьез – и новая кровь ляжет между его семьёй и Феанариони, словно…

Словно что-то пытается ее пролить вновь. Именно сейчас, когда наследник Тингола говорит с одиноким Феанариони как с другом!

Или это горе и усталость ему рисуют такие страхи?

– Я свидетельствую, что слова князя Амрода правдивы, я был у себя и слышал его. Не было в них обиды людям, – сказал Элуред медленно. – Обвинишь ли во лжи меня?

Ухватил Амрода за локоть. «Остынь. Подожди!.. Здесь неладно!»

Тот медлил, сдвигая брови. Сделал шаг вперёд, опираясь на столб крыльца.

– Я правду говорю! – Кузнец багровел, наливаясь дурной кровью и злобой.

Снова скрипнула дверь – кто-то ещё выскользнул на крыльцо, привлеченный голосами. Гвирит! Совсем маленькая, в серой накидке няни. Глаза сухие и красные. Ох, нет, только ее тут не хватало…

– Вчерашней пеленки тебе было мало, братец? – воскликнула она. – Решил выпить и добавки попросить? Как же вы, мастер Фер, не разглядели, что он пьян? А ещё собрание созвал… Опять спьяну решил, что его все обижают!

«Но я не чувствую запаха выпивки… Гвирит, ты лжешь здесь в открытую? Нет, не слышу лжи…»

Амрод коротко засмеялся.

– Я уже думал, твой родич на поединок напрашивается!

– Стойте! – велел Элуред. Ему было страшновато, но предчувствия не давали покоя. – Отведите его в караульную у ворот порта и вызовите туда лекаря! Мне не нравится его лицо. Он не просто пьян. Он или выпил что-то опасное, или болен!

Бледный мастер Фер жестами подозвал несколько человек, и они ухватили кузнеца за локти.

Несколько мгновений Элуред думал, что ошибся, что хватил через край – и тут старший Молот начал яростно рваться из рук подмастерьев, его глаза налились кровью, как у быка. Если бы не слова юноши – мог успеть броситься на кого угодно. Даже на Феанариона. Но теперь на него навалились все стоявшие рядом мужчины и женщины, не давая шевельнуться и от души охаживая по чему попало. Кто-то сдергивал с себя плетеные пояса, кто-то бежал от ближайшего колодца с ведром воды. Буяна скрутили, окатили водой, и он затих.

Осторожно приблизившись, Элуред склонился над ним и принюхался. Пивом не пахло, пахло травами. В том числе травами, отшибающими запах выпивки. Старший Молот выпил что-то на травах и ещё зажевал от запаха, может, даже по привычке. Тут нужен опытный травник.

– Отведите в караульную, заприте и охраняйте, лекаря я сейчас пришлю, – велел Элуред. – Он выпил не пиво, а нечто другое, и быть может, оно так странно повлияло.

– Если разберётесь, что он выпил и почему так вовремя, я не стану требовать… назову исчерпанным это недоразумение, – сказал Амрод с крыльца почти весело. – Не хочу огорчать гостеприимных хозяев и достойных мастеров.

После этого целый хор голосов заверил Феанариона, что уж они-то разберутся, пусть гость не беспокоится.

Собрание разошлось, Гвирит убежала, но идти к Нэрвен сразу после такого очень не хотелось.

– Ты соскучился по каше на воде? – спросил Элуред неловко.

– Уже, – усмехнулся Амрод. – Госпоже Маурвен больше нечем меня напугать. Нежиться в постели подолгу я не привык. И не держи меня за дурака, неспособного сдержать руку и язык.

Элуред потёр глаза.

– Я сам тебя не боюсь. А вот что ты можешь дел натворить в гневе, опасаюсь.

– И выставить тебя глупцом, приютившим безумца? Услышать такое обиднее, чем аданские глупости. Мы не одичали в лесах и думать не разучились, даже если нам непривычно разбирать дела аданов…

Амрод осекся.

 – Мне непривычно, – повторил он глухо. Не успев подумать, Элуред протянул руку и сжал его плечо. Так, как привык делать, если брат грустил. Только это плечо было выше, чем надо…

Здесь, на виду, плакать нельзя, напомнил он себе. И эхом осанвэ услышал, как Рыжий твердит себе то же самое. Развернувшись и едва не упав на ровном месте – Этьяро успел поддержать – Феанарион поспешно ушел в дом. А Элуред остался сидеть с мыслями, что готов был выступить против доверенных ему аданов за убийцу сородичей, так поступать нельзя, и сидел, пришибленный этим, пока не вспомнил, что травник ему все-таки нужен.

Он поймал пробегавшего мимо случайного помощника лекаря, велел найти травника и прислать к нему. После этого понял, что расторопный помощник нужен и ему самому, как можно скорее. Помощник. Слуга. Никогда не был нужен раньше. У брата последние несколько лет был оруженосец, а зачем слуга или оруженосец целителю? Теперь понадобился… Даже Амрод быстро поставил себе в помощь единственного верного, способного ходить, из двух десятков уцелевших.

А потом… Потом Элуред вместо Нэрвен отправился к Новэ Корабелу, грустно удивляясь, что не подумал об этом еще вчера вечером. Ему нужен был корабль с командой самых упрямых моряков, умеющих крепко молчать – и он такой корабль знал.

*

– Ты же хочешь надеяться, – сказал Хальгаэр. – Зачем тебе мы? Чтобы потерять последнюю надежду? Это очень легко теперь.

– Чтобы знать, – отрезал Элуред.

– А если мы найдем не только ее? Впрочем, потребуешь выкинуть этих, со звездой, в море – выкинем.

– Если вы найдете не только ее – возвращайтесь за мной, – сказал Элуред. – Если вам что-то нужно…

– Мы это сделаем ради твоего брата. Он был бы рад.

Хальгаэр соскользнул с борта на палубу – тощий, жилистый, длиннорукий. Ведущий «Чайки» казался рядом с большинством сородичей некрасивым, зато глаза сверкали, как чистая вода в ясный день. Одно время и Элуред учился у него вместе с братом…

– Если там еще опасно – не приближайтесь. Не дайте понять, что вы ищете.

– Мы ищем выживших, это поймет и морской еж. Корабел ведь один раз отправлял разведчиков. Но город тогда еще тлел, а вокруг бродили темные. И мы вправду поищем выживших. И помни, что…

– Я никого не стану бросать в море, – повторил Элуред. – И что ж ты не пошел к Эрейниону за этим? Или к Корабелу?

– Эрейнион – нолдо, Новэ тоже не любит никого бросать в море, а ты… А ты сын Нимлот, твое слово мне весит больше. Только не надо повторять, что наши раздоры порадуют Темного. Я знаю. Но ты все равно помни. Я потерплю, если темный порадуется… раза два.

– Что ж ты не выбросил в море Рыжего, которого привез из Сириомбара? И других – сколько у тебя на борту оказалось расстрелянных перед воротами?

– Они не могли сопротивляться. Теперь – могут. Да и я не смотрел, кого везу, – развел руками Хальгаэр. – Корабль тогда заполнили весь.

– Ты тоже не любишь никого бросать в море, Хальгаэр. И не надо об этом больше. Я… буду очень ждать вестей. В любое время.

*

Эрейнион замер перед закрытой дверью в палату, бросил на Элуреда удивленный взгляд. Изнутри доносились негромкие, но душевные ругательства. Элуред развел руками. Всех предупредили. Что могло случиться за ночь? Точно не худшее, иначе никто бы не ругался… Молодой король без королевства, несомненно, подумал так же, а потому распахнул дверь и вошёл. Упала тишина.

Кара несносному беспокойнику оказалась очень своевременной и изощрённой.

Хмурый Амрод замер, ссутулившись на кровати. Выпрямиться он не мог, даже сидя – его рыжая грива была вплетена в сетку кровати по обеим сторонам и привязана к ее спинке многими десятками крошечных прядей! Тоже сонный Этьяро с трудом расплетал эту коварную ловушку, и не справился ещё и с четвертью работы. Остальные верные в палате выглядели едва очнувшимися, а кто-то и вовсе дремал. Возле кровати Амрода валялись стружки и щепки.

Вряд ли на всех навели сон, проще было добавить сонных трав к лечебным настоям.

Маурвен!

Элуред решил на будущее не пренебрегать так открыто требованиями старшины хитлумских лекарей. В этот раз ее отвлёк на себя Феанарион, повезло.

В остальном ничего не изменилось. За полотнищем, отгораживавшим неподвижного Маэдроса от прочих, виднелась тень: возле князя дежурили неотлучно. Даже если верный ночью заснул под действием зелья, сейчас он был на посту.

Эрейнион не выдержал и улыбнулся. Амрод сперва побледнел от злости, потом залился румянцем. Тряхнул головой, но веер прядей держал исключительно прочно.

Тогда Феанарион почти не глядя выхватил нож из ножен, привешенных к той же спинке кровати, и, шипя от досады, короткими взмахами стал обрезать пряди у самых узлов. Все быстрее и быстрее.

«Дай зажить своим несчастным ранам! Сумасброд!» – Не выдержал Элуред.

Амрод хмыкнул, не глядя на него, но движение замедлил. Обрезал последнюю прядь.

– Сожалею, что заставил моего короля ждать, – сказал он, поднялся и склонил голову так медленно, что неловко стало уже Эрейниону.

Элуред нестерпимо захотел снова дёрнуть Амрода, чтобы дурака не валял, но сдержался. Это будет уже глупо. Это… не тот, кого он привык одергивать.

– Не нужно церемоний, – Эрейнион улыбнулся снова. – И сразу скажу, ты не первый, кто поплатился за пренебрежение требованиями Маурвен. Мне она пришила одежду к постели по всему краю, до самого горла. Я и шевельнуться не мог.

– Когда? – от удивления Амрод почти забыл о злости.

– Ещё в Хитлуме, когда я был совсем юным. Ты легко отделался, поверь. Резать штаны было бы куда грустнее.

Амрод переменился в лице, представив это. Он ещё злился, но уже не мог сдержать усмешку.

– Словом, мы упустили свой шанс заговорить как король и князь, и славно, – Эрейнион посмотрел на занавесь, погрустнел и сел на край кровати Амрода.

– Тогда спрашивай. Я все равно не знаю, с чего начинать, как князь или просто как Амрод, – Феанарион развел руками.

– Для начала я был бы рад услышать новости о Маэдросе. Хоть какие.

– Искусство Нэрвен исцеляет его тело, он жив, но сам видишь – он не возвращается, несмотря на все старания. Не могу ни в чем ее упрекнуть. Мы не оставляем его и ждём. Это все.

– Много слышал о том, что он сделал в Гаванях. Буду ждать известий. И я порадуюсь его возвращению.

– Если после его возвращения нас ждёт здесь королевский суд… – Амрод вскинул голову. – Я хочу знать.

– Никто из иатрим до сих пор не пришел, чтобы требовать от меня суда над вами, – сказал Эрейнион ровно. И посмотрел на Элуреда, о котором, казалось, забыли.

Юноша вздрогнул.

Посмотрел на него и Амрод – с усилием. Стоявший рядом Этьяро не столько побледнел, сколько посерел сквозь ожог. Но Элуред каменно молчал, и хмурый, замкнувшийся Амрод перевел взгляд на Эрейниона.

– Тогда, сын Финдекано, скажи Старшему сам, что ждёшь его.

Нэрвен возникла в дверях через несколько мгновений после этих слов. Посмотрела невесело. Кажется, она высказала уже давно все, что думает – но Эрейнион выслушал ее и сделал то, что считал нужным.

И теперь он, не оборачиваясь, подошёл к занавеси. Верный, сидевший у постели князя, встал и отступил, опираясь на грубую трость.

Элуред сделал тоже шаг вперёд – и остановился. Его разрывало даже не пополам. Он слишком хорошо чувствовал всех этих троих. Холодную тягостную тоску Нэрвен, сплетенную со старой и новой болью, а поверх всего – удивление и неверие. Грусть Эрейниона, тоже дважды терявшего все, для которого Дориат – далёкая невообразимая жуть, а страшный Феанарион все равно ещё добрый друг отца, которого он надеется увидеть. Боль Амрода, как щитом закрытую обычно злостью или весельем, и привычную, давнюю холодящую тяжесть на его душе…

Все же он подошёл ещё на несколько шагов. Впервые взглянул на лицо Старшего Феанариона. Как ни старалась Нэрвен – а Элуред и мысли не мог допустить, что она, взявшись за дело, не приложила всех усилий, как обещала – правый глаз спасти она не смогла, и самые страшные ожоги оставили глубокие шрамы на этом чеканном лице.

Элуред боялся его даже беспамятного.

– Князь Маэдрос. – Эрейнион прикоснулся к неподвижной левой руке на краю постели. Остальное он говорил не вслух. Элуред не мог слышать его по всем законам природы – но невольно видел вместо него просто мальчика, с восхищением глядящего на друга отца и героя. Только теперь друг отца был слишком далеко и не ответит… В этот раз не ответит.

Иногда Элуред думал, что ему из двоих братьев с наследием крови майя не повезло больше. Быть Элурином, драться, злиться, охотиться и любить Гвирит казалось намного проще, чем видеть и знать лишнее… Он отвернулся и почти выбежал из палаты, едва не задев Нэрвен.

Она пришла перед закатом. В маленькой каморке лекарей, где все ещё ночевал и прятался Элуред, для Нэрвен и ее света было слишком мало места – но все же она вошла, и рядом с ней словно потускнели две маленькие свечи. Молча обняла его, как в детстве, и Элуред снова долго и беззвучно рыдал, уткнувшись в ее колени, как они с братом плакали когда-то в походе на юг, в тесной палатке на берегу Сириона. Там было ещё теснее чем здесь, и они прятались у Нэрвен от всего разом – от того, что возвращаться некуда, от того, что не вернётся мама, а потом и от принесенного на носилках отца, который едва мог назвать их по имени…

И ещё от того, как умер Турко у них на глазах. Им нескоро сказали, кем он был.

Келеборн приходил реже, сестра не отходила от отца вовсе, туда их почти не пускали. А Нэрвен старалась быть с ними – все то время, когда не была с сестрой и отцом. Без нее они с братом прятались в теплые плащи, обнимались и спали, видели порой кошмары, как замерзают в темном лесу, прячась от страшных воинов в черно-красном, плакали – и снова засыпали. Вдруг мы проснёмся однажды, и это будет просто сон, говорил Элурин. И Элуред даже сперва тоже надеялся. Но на закате Нэрвен возвращалась, чтобы их обнять, и ничего не заканчивалось.

В тесной каморке тоже проще было думать, что все плохое однажды закончится.

– Оно совершится и уйдет в прошлое, – сказала ему Нэрвен вслух. – Однажды оно просто завершится.

– Даже ты не ответишь мне, куда ушли отец и брат, кого я найду однажды и кого потерял совсем…

– Отвечу. Диор – сын двух смертных, и свою дорогу он знал.

– А у меня и Рино?

– Я тоже не знаю, Рэдо. Я тоже не знаю. Я теряла родных и подруг…

– И ты когда-нибудь найдешь их.

– А ты однажды найдешь брата или узнаешь его судьбу.

– И ещё… Со мной неладно, Нэрвен.

Он вытер слезы, собираясь со словами.

– Я слышу вас всех. Тебя. Эрейниона. Амрода. Гвирит. Все время. Всех, с кем я связан близко и кому плохо. Других тоже, но реже или не так сильно. И я все время помню, что не успел сделать ничего.

– Там. Не здесь.

– Здесь я тоже мало что сделал…

– Только вылечил Феанариона и лечил многих других, да еще установил судьбу Эльвинг, – Нэрвен вздохнула. – Если изгрызешь себя виной, только навредишь себе и другим, Рэдо.

– Не установил, предположил… Я уже готов спросить, как мне оглохнуть.

– Не вижу простого ответа. Думаю – кровь майя сказывается, а твое обучение еще не закончено. Тебе по-прежнему страшно?

– Непрерывно, Нэрвен…

– Перебирайтесь в наш дом вместе с Гвирит.

– Я… Нет. Заберите ее. Я хотя бы перестану бояться за нее и детей. И что наврежу ей.

– А чего ты боишься больше всего?

– Что беда вот-вот повторится, и я потеряю тех, кто ещё остался. И пытаюсь найти ее признаки заранее. Чтобы успеть что-то сделать. Это тем больше пугает, что один раз получилось. С тем человеком…

– Что пугает сейчас?

– Маэдрос. Не он сам. То, что будет, если он не очнётся.

– Что может случиться?

– Страх и обида иатрим станут копиться, а Амрод и его верные без брата не уйдут. Однажды страх прорвется, и между ними произойдет нечто дурное или страшное… И тогда смысл того, что случилось в Сириомбаре, рассыплется. Все очень непрочно… Ненадёжно…

– Чем ты видишь Сириомбар? – Нэрвен взяла его руки в свои. – Что тебе кажется?

– Что-то изменилось, Нэрвен. Изменилось, когда раздался рог Маэдроса, который поднял тревогу в Сириомбаре и развеял темноту. Словно невидимая река пробила новое русло прямо через них. Сестра… сестра тоже так решила.

– Рэдо, иатрим не поверят в то, что Феанариони искали искупления. И я не поверю.

– Это неважно. Важно то, что они пришли сами… И что решал не Амрод, он просто пошел за Старшим. Это Маэдрос. И Эльвинг, потому что не прикажи она открыть им ворота… Ещё никто не знал о балрогах. Все смерти оказались бы напрасны.

– Я не могу сделать большего. – Нэрвен закусила губу, как ребенок. Коса упала с ее плеча, едва не светясь в сумраке. – Что хуже, я не могу захотеть большего. Я не могу забыть о том, что стою у ворот души убийцы моих близких и разрушителя Дориата. Вы не видели разгрома Менегрота и битвы в зале. Тем лучше для… Тебя.

– У ворот?

– Неважно. Я поняла твой страх. Это серьезно. Феанариони придется уехать, очнётся князь Маэдрос или нет. Я обещаю попытаться снова и сделать то, что в моих силах.

Обняв его ещё раз, Нэрвен ушла. Без нее стало совсем уже пусто. А где-то внутри возникло чувство истекающего времени, словно капли потекли из треснутого кувшина.

*

Прошло ещё несколько дней.

Гвирит перебралась в дом Келеборна и Нэрвен, часть души Элуреда успокоилась.

Раненые эльдар и люди набирались сил и покидали дом целителей один за другим.

Родня Гвирит после соседских поучений – Элуред подозревал, что без вразумляющих тумаков тетки Антэ и соседей тут не обошлось – сидела тише мыши. Аданы плакали, пили, порой дрались, но вспышек злости среди них не случалось.

Гвирит поочередно навещали мастер Фер и замужняя старшая сестра. Нэрвен обещала занять ее перерисовкой карт для кораблей, которые они с Келеборном отправляли на восток вдоль побережья, на поиски бухт и лесов для переселения.

Келеборн все также занимался постройкой домов для переселенцев, и это лишний раз напоминало Элуреду основание Сириомбара. И его причину.