Текст книги "Звезда на излом (СИ)"

Автор книги: М. Кимури

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

В конце концов, Рыжих тоже иногда хотелось… Нет. Не прибить. Тогда и там даже мыслей таких не было. Но взбучки они порой получали.

– Я не знаю, Элерондо, – сказал он через силу. – Ведь один раз это уже случилось.

«И после Дориата я не могу надеяться на второй».

…Ольвен не спала. Скорее всего – не спала и когда близнецы уходили поговорить.

*

Их встретили, выслав дозоры, и ждали, распахнув ворота. И Макалаурэ порадовался возвращению, как смог. На душе стало немного теплее – все же годами это место было их домом. Его домом… Теперь – его. Амбарто вряд ли вернётся скоро.

Тень радости отступила.

Входя в ворота во главе пёстрой толпы, он с удивлением заметил, как стражи крепости, особенно атани, потрясенно разглядывают сириомбарцев, и как перешептываются друг с другом. В воздухе повисло странное напряжение. Оглядываясь, настороженный Макалаурэ подметил ещё нечто странное. Люди. Людей в страже меньше чем обычно, а оставшиеся смотрят особенно хмуро. Наугрим. Их просто нет нигде, хотя договор, что осенний караван прибудет в эти дни месяца нарбелет, был заключён, и Бреннан всегда строго их соблюдал. Райаринкэ должен был рассчитаться с ними, уж с этим можно справиться и без князей. Словом, когда к нему двинулся один из старшин здешних халадинов, Макалаурэ счел, что к неприятностям он готов.

 – Приветствую тебя, князь Маглор. От имени моих людей хотел бы спросить тебя… – начал тот хмуро. Посмотрел на толпу беглецов. Вскинул брови удивлённо, разглядывая среди них синдар в серых плащах.

 – Говори, – сказал Феанарион негромко.

 – Все окрестности только и говорят, князь Маглор, что вы с братьями сожгли Гавани Сириона, – бухнул старшина халадинов.

 – Что? – выдохнул Макалаурэ. Ему показалось, что он пропустил удар под дых, и не может никак вдохнуть.

 – Люди Дортониона ушли, чтобы советоваться. Вы и князь Маэдрос при всех говорили, что не хотите проливать кровь, но и года не прошло, а тут такое… Не знаем, правда ли это, но беглецы из Сириомбара с вестями проходили на восток два дня назад и рассказали нам.

 – Что – ты – сказал?! – прохрипел Макалаурэ, чувствуя, как темнеет в глазах.

Халадин сделал шаг назад.

 – Не я. Но эти люди были из народа Хадора и с ними два эльфа из лесных. Они говорили, что двенадцать ночей назад город вдруг вспыхнул, подожженный с нескольких сторон разом…

В ушах Макалаурэ, заглушая человеческую речь, раздался разом треск пламени, крики горящих заживо орков и рог Майтимо, доносящийся с вершины холма. В глазах темнело, он видел только человека перед собой. Человека, обвинившего его… в том, что они не сделали. Очень дорогой ценой не сделали. Феанарион медленно, с лязгом вытащил меч.

 – Язык отрежу твой поганый вместе с головой, – пообещал он очень тихо.

Что было затем, осталось в памяти обрывками. Вот на нем повисли сразу трое, а халадин мчится прочь с резвостью мальчишки. Вот он тащит этих троих куда-то вперёд, за ним, все равно куда, едва различая перед собой дорогу. Вот раздается голос Фаньо – «Сюда!» – и перед Макалаурэ возникают нелепые темные фигуры, смутно знакомые, какие-то ненастоящие. Он обрушивает на них удары один за другим… Эти упорно не падают. Он рубит молча, яростно, не видя ничего другого вокруг себя… Долго. Пока не остаётся ни одной темной фигуры. И тогда на него обрушивается поток ледяной воды. И ещё один. И третий.

 – Кано!!!

Четвертое ведро выплескивают ему в лицо, заглушив слова.

 – Кано! Очнись!

 – Хватит, – выдыхает Макалаурэ. – Хватит…

Он стоит посреди третьего, тренировочного двора, который теперь усеян обломками учебных чучел и просто обломками чего попало. И солнце перевалило за середину дня, хотя только что ведь входили в ворота утром. И накатывает внезапная слабость, а с ней волна черная и беспросветная, как после Битвы Бессчетных Слез и даже хуже. Бессмысленным и напрасным в эти мгновения показалось все, что они сделали в Сириомбаре, и на что отдали себя его братья. Он начал дышать размеренно и медленно, как будто снова сдерживая боль от ран, сосредотачиваясь только на этом и мысленно пропуская темную волну над собой. Прислонился к тому, что оказалось рядом. В руке возникла фляга, Фаньо незаметно подтолкнул его под локоть, и Макалаурэ сделал несколько больших глотков. И только на пятом глотке понял, что это не вода, не вино, не мирувор и даже не пиво, а незнакомое, исключительной крепости и мерзости пойло, вонючее, горькое и пряное разом. Фляга полетела прочь, Макалаурэ зашипел, жадно вдохнул несколько раз. Но внутри теперь разливалось какое ни есть, но тепло, и волна черноты от души немного отступила, не накрывая больше с головой.

 – Кххх… Какая мерзость!

 – Кано Макалаурэ. Люди Сириомбара ушли говорить с халадинами и дортонионцами в поселок. Услышь меня, кано.

 – Я слышу.

Фаньо показался вдруг чуть выше ростом, чем был. Справа Рингвэ. Слева Нарион. Свои. Впрочем, начало наверняка видели все. Проклятье.

 – Линдэлас говорит с атани из стражи. Тоже расскажет все. Детей Эльвинг отвели в жилые покои, в комнату Карнистиро, за ними присмотрят, – продолжал размеренно и спокойно говорить Фаньяран.

 – Где наугрим?

 – Мне сказали – они собрались и ушли сразу после появления ложных беглецов.

 – То есть, гномы сразу поверили, – сказал он медленно.

 – Лучше бы ты ругался, кано.

Макалаурэ оттолкнулся от опоры, выпрямился.

 – Отправляйте голубя с посланием на гору Долмед, – приказал он глухо. – Сообщите, что Морьо погиб. Пусть собирают все силы и все ценное и как можно скорее выдвигаются сюда, на юг. Наугрим как союзники потеряны. Объяснять им ничего не надо. Соберём силы здесь. Будем укреплять Амон Эреб и готовить новую опорную крепость в северной части Леса-между-рек.

 – Кано Макалаурэ, подожди до завтра с решением, – Рингвэ стиснул его плечо. – Прошу тебя.

 – Отправляйте послание.

 – Прошу тебя!

 – Иди к нашим атани, Рингвэ. Я не хотел бы потерять ещё и их перед новой дракой. И пусть отыщут этих якобы хадорингов и особенно эльдар!

 – Я это сделаю. Кано, поднимись к себе, прошу. Ты ранен, кано Макалаурэ. Здесь и сейчас, словами.

 – Воды дай.

Жадно глотая воду, он понимал, что из-за крепкого пойла вместе с водой его скоро будет мутить. Но лучше так, чем он убьет здесь ещё какого-то болвана. Ещё какое-нибудь длинноязыкое угробище, трижды варгами жраное. А ведь всегда был и считал себя самым сдержанным в семье. Когда была та семья… Шатаясь, он поднялся, но не к себе в спальню, а в Комнату Документов, туда, где они так часто сидели вдвоем со Старшим. Вскоре принесли сухую одежду. Мытьём с дороги он решил пока считать те четыре ведра холодной воды.

Феанарион мерял комнату шагами до сумерек, не в силах ни лечь, ни уснуть, ни остановиться. Ни выйти самому к атани с опровержением, потому что ещё одно обвинение ему в лицо – и чья-то голова полетит с плеч быстрее, чем успеет договорить.

Он пил, словно воду, приносимое слугами слабую настойку на травах. Ждал. Посылал к драугам заботливых с пожеланиями отдыха. Требовал отчитаться о том, как разместили беглецов, с чем прекрасно справлялись и без него.

Временами садился за стол и хватался за перо. По памяти набрасывал карту их пути через болота, вспоминая каждый холм. Обозначил три места, где можно ставить новую крепость. Начерно ее зарисовал для лучшего выбора из трёх, даже вместе с будущими мостами. Обязательно с такими, которые легко разрушить при приближении врага, а значит, только дерево, а значит – везти дерево от берегов Гэлиона, энтов злить нельзя… Убивал время, раз уж нельзя больше убить никого. Рингвэ, Линдэлас и Дирхавель поднялись к нему в сумерках. Фаньо развел огонь в камине, молча разлил на всех очередной кувшин простенького вина, выставил кубки на резном столе. Придвинули тяжелые стулья. Зажгли свечи в низком кованом подсвечнике, окутав сидящих теплым желтым светом дома.

 – Начинайте с худшего, – велел Макалаурэ тихо.

 – Споры у атани продолжаются, – начал Рингвэ, – Ритар-халадин твердит, что не хотел оскорбить тебя, и обижен несправедливо. Завтра они собирают совет вожаков.

– Еще?

– Наугрим, – Рингвэ нахмурился. – Их что-то крепко убедило в нашей вине, подозреваю. Они не стали даже слушать никого, кроме тех беглецов, отказались ждать, досрочно завершили расчеты и поспешно уехали. Словно узнали что-то ещё.

 – Голубя на Долмед отправили?

 – Сразу. Я рискнул от себя добавить – пусть напишут в ответ, что говорят в тех местах. Если ложь успела добраться и туда…

Они переглянулись.

 – Саурон, – одно имя Линдэлас произнес, как выругался.

Дирхавель развел руками.

 – Плохо то, что по всем описаниям те люди были действительно из народа Хадора. Не удивительно, что им поверили. Я подумал – это могли быть люди, выросшие в рабстве у вастаков.

 – Но при них не было никаких вастаков! – воскликнул Линдэлас. – Они уже свободны!

 – Вастаков и не нужно, – отозвался книжник. – Выросшие в рабстве… Они как покалеченные с детства. Запуганные. Страх будет править ими даже после бегства ещё долго.

 – Ты знал и таких? – подал голос Фаньо.

 – Знал. Все эти годы находились те, кто бежал из рабства на юг, сам или вместе с более храбрыми друзьями. Но в последнее время – совсем мало. Думаю, еще оставшиеся в Дор-Ломине наши сородичи либо слишком стары, либо смирились, либо с детства запуганы.

Рингвэ обхватил кубок ладонями.

 – Но зачем они в войске Тху? Тот не мог вооружить рабов…

Дирхавель только рукой махнул.

 – Сами вастаки и взяли их с собой, как слуг и конюхов. Никто их не вооружал. А что при них было оружие – так вастаки либо орки с мертвых сняли. А вот эльдар…

– В Доме Гневного молота, – тяжело сказал Линдэлас, – я слышал рассказы беглецов об эльдар, сломленных самим Морготом или его умайар. Один такой от страха выдал готовящийся побег из рудников. Их мало, но они теперь настолько боятся, что будут исполнять приказы Темных даже на свободе. Кто-то из них мог жить вблизи Сириомбара…

 – Ищите их.

– А будет ли толк, князь? – спросил Дирхавель. – Если у тех бедолаг хоть немного ума, они будут бежать на восток, не останавливаясь, чтобы оказаться подальше от хозяев и от нас. Вред нам, какой исправим, уже исправляется, а переубедить гномов с их помощью, не знаю, удастся ли вовсе. Зачем мстить подневольным глупцам?

 – Не мстить, – отрезал Макалаурэ. – Показать их всем, сделать ложь Тху ещё очевиднее.

Сириомбарский книжник с сомнением покачал головой. Он был готов подчиниться, но напоказ соглашаться не хотел. Неудобно, но хотя бы честно.

– Что иатрим? – обратился Феанарион к Линдэласу.

Тот кивнул и обстоятельно изложил сделанное и случившееся за день, не забывая при этом о кубке вина. Что иатрим, в отличие от гондолинцев, не захотели размещаться внутри крепости, для них пока разбили походные шатры за стенами, и они до холодов готовы построить себе несколько бревенчатых домов. Что своим предводителем они признали Бронвэ и назвали себя «отрядом Близнецов». Что Тиннахаль и десятка два самых отчужденных иатрим готовы уже завтра взять обещанные инструменты, уйти на берег Гэлиона строить свой корабль, и не будут попадаться ему, Макалаурэ, на глаза. Да, и потому, что видели вспышку гнева… На этом месте Линдэлас несколько замялся, а Рингвэ усмехнулся.

– Говорите уже, – бросил Макалаурэ с усталой досадой.

Верный вскинул голову.

– Меня потом спросили дважды, почему мы не делаем это каждый раз, когда вы вспыхиваете вот так.

Макалаурэ молча приподнял брови, ожидая продолжения. Рингвэ пожал плечами:

– С твоего позволения, кано, я готов.

«И пока остановись на этом».

– Тогда передай в мастерские, пусть позволят фалатрим выбрать инструменты на время работы. И пусть предупредят потом, где устроят стоянку. А что атани? – устало спросил Феанарион у Дирхавеля.

– Почти все в крепости, князь. Часть женщин с детьми и кое-кто из беорингов остались в поселке. И думаю, это неплохо, пусть их там тоже расспросят.

– Согласен. Гондолиндрим?

– Едва твой военачальник увидел наше снаряжение, – Линдэлас улыбнулся, – нам освободили крыло Дома Стражи, с отдельным входом.

Макалаурэ ненадолго закрыл глаза ладонями. Пришла усталость. Или стояла рядом, но он не замечал. Не та усталость, которой нужен телесный отдых.

– Хорошо. – Все вокруг уже казалось не совсем настоящим. День кончался, военачальник Райаринкэ, Хранитель крепости, справлялся сам. А его, Макалаурэ, задачей сегодня оказалось просто никого не убить, и это выполнено тоже.

Фаньо увел книжника с гондолинцем непринуждённо и легко, избавляя кано от необходимости быть вежливым самому. Рингвэ допил свое вино, посмотрел выжидательно.

– Тоже спрашиваешь себя, почему не сделал так раньше? – спросил Макалаурэ.

– Спрашиваю, – Рингвэ умел, если хотел, оставаться непроницаемым, как глыба льда.

– А если бы я приказал тебе ночью идти жечь Сириомбар?

– Нет, кано. Я бы не пошел. Считай меня ненадежным.

Молчание. Свечи мигали, заливая подставку белесыми каплями.

– Я понял тебя… надеюсь. Ты надежнее, чем я думал. Благодарю за сегодняшнее. Иначе Тху порадовался бы куда больше. Иди.

…Стукнула, закрываясь, дверь. Кажется, этот чудовищно длинный день наконец-то закончился.

Он прилёг на лежанку, накрылся старым теплым плащом Майтимо, который служил здесь пледом третий год. Пообещал себе позже перейти в спальню – и открыл глаза только утром, когда постучали в дверь с известием, что вернулся скальный голубь.

…Обратное послание с горы Долмед – тонкая полоска кожи с бисерно-мелкими тенгвами. Казалось, она жжет руки.

«Сборы начали. Наугрим затворились от нас еще три дня назад, словно получив внезапные злые вести. Нандор сегодня пересказали слухи о сожжении Гаваней Сириона».

Слово – тоже оружие. Падение Альквалондэ и предательство в Лосгаре, умноженные на разгром Дориата, стали беспощадным оружием против них. Даже теперь… Нет. Особенно теперь.

«Таурон мог готовить его и заранее», – в руках сломалось перо. Брать писчую палочку Макалаурэ даже не стал. Заметался по комнате.

«Он готовился обвинить нас еще до своего нападения на Сириомбар! И наугрим заранее получили известия… еще не о нападении, возможно даже, о его подготовке! И тогда слова ложных беженцев стали прочным подтверждением. Заверили их в том, что наши слова дешевы.

Он воюет против нас даже просто словами. Потому что мы щедро дали такую возможность! Слов ему хватит после Дориата хоть на следующие пятьсот лет…»

Еще несколько раз Макалаурэ пересек комнату, отталкиваясь ладонями от стен при разворотах. Самому ему слов теперь не хватало. Словечки Морьо не шли сейчас на язык, при попытке подобрать их шуршали жухлыми листами и бессильной злостью. Горло сдавило, и он раз за разом ловил себя на том, что хватается за ворот в попытке высвободиться.

Не хватает слов. Ему!

Работа снова станет спасением, несомненно, а ее будет море. Но прямо сейчас руки опускались вслед за исчезновением слов. Казалось, он не в силах даже взять в руки перо, чтобы не сломать его!

Еще хуже, он даже в ярость на себя сейчас прийти не в силах, чтобы одолеть это состояние.

И мысленное прикосновение к Амбарто не могло согреть – Младший снова тосклив и замкнут в безопасности далекого Балара. Перед своей бессловесностью Макалаурэ тоже будет один.

Заперев дверь, чтобы не помешали, Феанарион шагнул к арфе. Стер с нее пыль ладонью. Медленно сел. Ключ настройки лежал здесь же, на подставке, и он, не торопясь, подстроил каждую струну. Понял, что тянет время.

Куда его приведет, он не представлял. И даже не слишком хорошо понимал, что хочет сделать с собой. Ему был нужен голос, прямо сейчас, и если собственного нет, придется говорить чужим…

Коснувшись струн, он закрыл глаза.

Звуки долго были беспорядочными, разбросанными, словно первые музыкальные опыты ученика. Он искал мелодию, как ступени в полной темноте, наощупь, шаг за шагом. Просто звук шагов, скрежет камня под ногами, неровный, сбивчивый шаг и ритм сквозь сумрак и блуждающие неясные образы в нем.

Потом пришел размеренный далекий шорох моря, повторенный и раздробленный эхом, и он двинулся сквозь темноту на этот звук. Каменные стены сблизились, угрожая сомкнуться. Он шел, окутанный эхом собственных шагов, долгое время лишь на звук.

Потом возник бледный и нежный рассветный отсвет далеко впереди, и словно бы раздвинул камень. Каменная щель медленно раскрылась и спустя еще тысячу-другую шагов выпустила его на берег…

Виноград обвивал здесь каждую скалу, каждый камень и даже взламывал корнями кладку пристаней. Листья его были оторочены красным, ягоды наливались кровавым светом и манили к себе руки. Коснулся – отвел руку. Живой вздох почудился ему под упругой кожей виноградины, нажми – и брызнет кровь. Его лицо дробилось в отражении на каждой ягоде.

Или не его.

Рука дрогнула, отчаянно налитая гроздь падает от одного прикосновения, веером разлетаются алые брызги, покрывая его с ног до головы.

Вытирая брызги, он увидел сквозь рассвет и виноградные листья три звезды далеко впереди, над самой землей, и ноги сами понесли к ним. Одна из них покатилась и упала на землю, скрывшись из глаз – но став гораздо ближе, он знал это ясно, будто видел своими глазами.

Сад сгустился вокруг него, пророс лесом, тяжелым, старым как Дориат, пророс Дориатом. Виноград обвивал стволы дубов и сосен, прорастая сквозь кольчуги и обрывки серых плащей, обвивая выщербленный мост, исписанный уродливыми знаками, закиданный мусором. Виноград тянул к нему листья с алой оторочкой, похожие на маленькие ладони.

– Богатый урожай, и вино выйдет славное, – засмеялся рядом кто-то. Вышел из теней и зарослей, рослый и ладный, небрежно отбрасывая ветви с дороги. У него было точеное лицо эльда, рыже-алые волосы, спадающие почти до земли, и желтые внимательные глаза.

– Пью за ваш успех.

Протянул руку, не срывая, выжал целую гроздь в подставленную чашу словно бы без малейшего усилия. Ягоды лопались с тихим стоном. Смеясь, он пил большими глотками, и сок струился по его щекам, пятная роскошные одежды и тут же исчезая с них.

Макалаурэ неудержимо влекло дальше, мимо него, в темный зев дориатских пещер. Под ногами хрустело и звенела сталь. Шею сдавило.

Главный зал Менегрота завалили сухие листья, скрыв под собой всех лежащих. Здесь тоже змеились по стенам зелено-алые лозы, запуская отростки в камень, подставляя листья солнечному свету. Куруфин стоял здесь, с мертвенно-бледно улыбкой, поднимая чашу с вином обеими руками. Усики обвили его с разных сторон, и когда он шевелился, то вздрагивали, похожие на паутину.

– Это придаст нам силы, чтобы дойти до цели, – сказал он и протянул чашу Макалаурэ. – Не говори, что ты брезгуешь. Старший уже пил из наших рук. Ты не знаешь, где он? Его с нами нет, брат.

Макалаурэ шарахнулся в сторону, но цепь, тянувшаяся от его ошейника, вновь натянулась, увлекая вперед, в сумрак переходов. Потянуло холодом. Там мела метель, и сквозь нее мерцала упавшая на землю рукотворная звезда. Свет ее повлек к себе сильнее, чем даже цепь.

Наугрим возникли вокруг него, выступили из темноты и метели. Они брели туда же, охваченные жаждой достичь света, разрубая топорами заиндевевшие виноградные лозы на своем пути и топча тяжелые грозди. Темное и красное хлюпало под ногами. Ближайший гном развернулся вдруг и обрушил на него топор. Руки Макалаурэ были пусты, он едва успел увернуться.

Кто-то вынырнул из-за ало-зеленых зарослей, растрепанный и в мохнатой белой накидке, забрызганной алым.

– Уходи. Скорее. – Тьелкормо вложил свой меч ему в руку. Ошейник тоже охватывал его шею, обрывок цепи метался по вороту и звякал о пластины кольчуги. – Руби ее! Не стой столбом, болван, второй ты голос!

Но Макалаурэ уже не удержался и его увлекло в безумный бег через темноту.

Впереди звезда падала на берег моря. Круг замыкался.

– Мы попытаемся, – засмеялся из-за плеча Амбарусса. – Смотри, вот она, рукой подать!

На мгновение Макалаурэ обернулся и увидел его. Вастакские стрелы посыпались с неба, и одна из них, тяжелый срезень, прибила цепь от ошейника Амбаруссы к земле, брат остановился – и исчез.

Звезда маячила у самой воды. Притягивала неудержимо. Пошатываясь, он шел вперед, снова оставшись в одиночестве.

Нет, ненадолго. Желтоглазый снова стоял рядом, слева от него.

– Выпей, – засмеялся он, протягивая чашу. Густое, тяжелое, багровое вино ходило в ней волнами, в них дробились отражения множества лиц. – Выпей за то, что ты для нас сделал, и за то, что сделаешь еще.

Макалаурэ взмахнул мечом – но тот уже стоял с другой стороны.

– Ты предсказуем на годы вперед, сын Феанаро. Нужно просто подождать. Беги же, – желтоглазый нетерпеливо дернул цепь ошейника Макалаурэ. Но цепь не заканчивалась в его руке, уходя на север.

В отчаянии он рубанул цепь. Раздался звон, на цепи и лезвии меча разом появилось по зазубрине, ошейник рванул болью.

– Куда же ты, без Старшего-то, Второй братец? За кем тебе идти? Забудь про эти глупости. Смотри – ты уже выпил его тогда, на берегу.

Растерянный, Макалаурэ смотрел на свои руки, залитые темно-алым.

– Так будет всегда, – вдруг показалось, что желтоглазый смотрит с сочувствием. – Оно никогда не исчезает. Этого никто тебе не забудет. Но можно научиться прятать… А можно выпить и забыться. Тебе же нужно с кем-то выпить, пока нет Старшего.

Чаша возникла в его руках, словно сама собой. Запах дурманил как море и солнце, оставшиеся где-то очень далеко. Окунуться в него – и все станет проще…

– Пей же, Второй братец. За ваш Свет.

Задержав дыхание, Макалаурэ швырнул чашу ему в голову.

В ответ рывок цепи едва не бросил его на колени.

Вокруг стремительно темнело, земля наливалась холодом. Цепь натянулась и дрожала, уходя в снежную темноту.

– Кто здесь? – спросил из темноты голос, который был голосом желтоглазого – и не его голосом. Макалаурэ точно его слышал, но не мог узнать.

– Какой глупец пытается меня найти? – спросил голос, заполняя собой и темноту, и мороз. На мгновение ветер метнулся из стороны в сторону – и принес очень слабую, но несомненную вонь гниющей плоти и дикого зверя. Как у варгов в Сирионе.

«Беги. Не дерись с ним! Беги! Здесь не выиграть!» – кричал кто-то знакомый внутри.

Рывок цепи заставил его сделать шаг вперед, навстречу голосу и гнили. С размаху он снова ударил натянутую цепь мечом, оставив новые зарубки и на звене, и на клинке.

– Сколько же вас там осталось, – хмыкнул голос задумчиво. – Один? Двое? Трое? Живучие, как тараканы.

На третьем ударе подряд клинок Тьелкормо звонко раскололся у самой рукояти, а из-под ошейника потекло за ворот горячее и теплое. Цепь больше не дергалась – ее медленно и неумолимо тянули в темноту навстречу северному ветру.

– Один или двое, – решил голос. – И один от большого отчаяния полез, куда не звали. Какая удача. Иди сюда, Феанарион. Если ты Майтимо – будет забавно снова свидеться.

Мокрые от вина руки Макалаурэ бессильно скользили по цепи, пытаясь ухватиться за надрубленное звено. Еще один шаг следом за цепью. И еще.

«Беги, – требовал издалека Финдарато. – Беги! Не говори с ним! Не дерись на две стороны, с ним и с прошлым разом!»

Снег не смывал алую влагу с рук, а только размазывал ее. На ветру руки стремительно коченели.

Он продел с трудом сгибающиеся пальцы в соседние звенья цепи.

– Или ты тоже пришел мне спеть? – хмыкнула темнота. – О чем на этот раз? О Дориате? О том, как бежали в лес синдарские женщины, поскальзываясь на крови своих мужчин и подруг? Как замерзали их дети в ночном лесу? Интересно, вы знали, сколько женщин там взялось за оружие после поражения от наугрим? Бородатые выбили лучших, цвет пограничной стражи, и девок в страже стало больше трети. Хотя вам не привыкать, среди приморских тоже встречались… лебедушки с веслом, как я слышал.

Руки снова соскользнули с цепи. Макалаурэ ухватился опять, чувствуя себя слабым, как щенок… Не дерись на две стороны?

Дурак. Здесь нет двух сторон! Здесь и сейчас нет двух сторон…

Есть только цепь.

– Может быть ты думал, что сумеешь смыть ту кровь, убив побольше орков под стенами Сириомбара? Даже глупец поймет, зачем вы туда пришли на самом деле.

Есть только цепь, повторил себе Макалаурэ, проигрывая еще пару шагов. Цепь чуть обвисла, и он быстро, пока не натянулась, обмотал по обороту вокруг каждого запястья, чтобы точно не соскользнуло. Снова взялся за надрубленное звено. Снова сжал скользкие, влажные пальцы, согнув их с трудом. Холод усиливался, алое загустело, и пальцы уже не столько скользили, сколько прилипали к железу. Губы коченели.

Рывок.

Голос что-то говорил, слова скользили мимо. Да, его руки в крови. Да, это ничего не отменит и не изменит.

Все уже сделано.

Есть только цепь, его руки на ней и надрубленное звено.

Мир схлопнулся в малую точку, и центр ее – неровное звено цепи и две его руки. Вдох. Выдох. Рывок. Снова. Повторить. Просто не жалеть руки. Плевать, пусть больше не сгодятся для игры.

Голос, ветер, мороз – все мимо, где-то над головой.

Вдох. Выдох. Рывок. Сбился со счета. Просто еще раз. И еще.

Проходит много-много времени – и однажды сталь вздрагивает и рвется под его руками, упругая, со странным, знакомым стоном.

Как… Как струны.

И мир начинает возвращаться, медленно, шаг за шагом.

Сперва Макалаурэ почувствовал теплое дерево арфы под своей щекой, и только потом – боль в пальцах и запах крови. Своей. Холод превращался в воспоминание о холоде, но заставил вздрогнуть. Не исчезала только усталость.

Кажется, так глубоко в видения он не уходил никогда.

Кажется, повторять это… больше не стоит. Тоже никогда.

Даже воспоминание о том, куда он добрался, обдавало холодом.

Жильные струны арфы были изорваны почти все, кроме одной, последней басовой. Не успев задуматься, он торопливым движением разорвал и ее, словно она могла снова послужить последним проводником по этому пути.

Пальцы снова вспыхнули болью, красные капли брызнули на светлую кленовую вставку старой арфы. Что бы ни случилось, куда бы он ни забрел – этот путь закрылся надежно. В последний момент, но накрепко. Струн больше нет, а старый корпус арфы из дерева Валинора не пропустит через себя ничего лишнего. Как и клен, выросший и состарившийся у его дома на Вратах Маглора, над любимым родником.

«Спасибо, Финдарато… Спасибо, Тьелко…»

Он коснулся горла жестом Майтимо. Боль от ошейника держалась дольше всего.

Чудовище.

Чудовище на цепи.

Как они все.

Когда она снова стиснет его горло, хватит ли сил сорвать, наконец, ошейник и посмотреть во тьму прямо?

А затем он обернулся, ощутив вдруг сквозь усталость чье-то присутствие в комнате.

– Князь Маглор?

Элронд сидел на подоконнике, свесив ноги, и смотрел с настороженным любопытством на все безобразие разом. Встретив его взгляд, мальчишка улыбнулся. Вечернее солнце выглядывало из-за его плеча, заливая комнату светом ярким и теплым, как золотистое вино, смывая холод видения.

– А что здесь такое жуткое случилось? – спросил Элронд. – Там Фаньо и Райаринкэ уже думают, чем ломать дверь. Я решил, что влезть в окно будет быстрее. Ты играл тихо, но такое страшное, что из башни все разбежались. А что с твоими руками? – Он наклонился, собираясь спрыгнуть внутрь и подойти.

– Стой, – велел Макалаурэ, стараясь понять, безопасно ли к нему подходить вовсе. Он встал, пошатнулся. С изрезанных рук еще капала кровь, к счастью, не чужая, а всего лишь своя. Оглядевшись, он сдернул со стола простенькую полотняную дорожку, скомкал ее, чтобы остановить кровь и не измазать на глазах мальчишки все вокруг. – Запомни, Элерондо. Если вокруг меня творится какая-то жуть – не приближайся, беги за старшими. Это приказ.

– А это часто бывает? – немедленно спросил Элронд.

– Одного раза хватит. Раз ты здесь, открой Фаньо, – велел он. – И впредь входи сюда через дверь.

– Хорошо, – сказал Элронд, лукаво улыбаясь. Улыбка у него чем-то знакомая. Кажется, так улыбался Курво когда-то давно. А потом – близнецы… Можно было ручаться, что Элерондо размышляет, не влезть ли сюда в другой раз через каминную трубу, потому что ее не запретили.

Вбежавшему Фаньо Макалаурэ приказал подать чистую ткань для перевязки и седлать коней. Оруженосец молча достал перевязку из нижнего ящика стола, осмотрел внимательно своего кано с ног до головы, осмотрел комнату, успокоился и умчался.

– Я могу помочь? – спросил тут же Элронд.

– Нет. – Макалаурэ торопливо обматывал полосами ткани правую руку, привычно затягивая зубами узлы. – Перестань. Я не собираюсь отсылать вас на Балар, разве что «Вингилот» приплывет за вами по Гэлиону. Где Элероссэ?

– Уехал на сбор вождей аданов, – сказал Элронд невинно. – А я послушал, что доносится из башни, и решил, что могу больше пригодиться здесь.

– Что? – переспросил Макалаурэ, едва не уронив кусок перевязки. – Он уехал?!

– С Бронвэ, Хитуиаль и еще несколькими аданами и гондолинцами, ты не беспокойся, – объяснил Элронд. – Он сказал, что ему, как правнуку Берена Однорукого, вожди беорингов наверняка поверят больше, чем каким-то беглецам. А Ольвен согласилась.

Макалаурэ очень быстро и кое-как перевязал левую ладонь. Выбежал из Комнаты Документов. Спохватившись, вернулся и вывел Элронда, который уже с интересом рассматривал забрызганную кровью арфу, примериваясь к ней.

– До моего возвращения – ни шагу сюда, – сказал он. – К арфе пока не прикасаться.

– Хорошо. Ты потом расскажешь, что там случилось, князь Маглор? – спросил тот немедленно. – А где у тебя запасные струны?

– Расскажу, когда вернусь. Не разбирай замок на части до моего возвращения. Тогда я дам тебе запасные струны, и, если будет все в порядке, ты их сам натянешь. Договорились?

– Да!

…Фаньо ждал его внизу с лошадьми. Но главное, там же нашлась Ольвен. Она сидела у стены и невозмутимо расстегивала свою круглую сумку, доставая оттуда не одежду и не оружие, а…

– Турмалиндэ? – Воскликнул Макалаурэ, узнав круглый и выпуклый с обоих сторон как чечевица инструмент. Последний из ему известных пропал при бегстве из Химринга! Совет атани и Элрос важнее всего, но на одно мгновение Макалаурэ-музыканту захотелось разорваться. Слишком… много всего.

– Да. Работы того самого мастера.

Кажется, она знает его? Или, скорее, знала.

– Мы поговорим об этом вечером. Но сейчас… Ольвен, если Элерондо или Элероссэ свернут себе шею до моего возвращения в попытках кого-то еще спасти или что-то сделать, я оторву голову тебе. На месте.

– Договорились, кано Макалаурэ, – кивнула она спокойно. – Но с крыши самого высокого терема Сириомбара Элронд не падал, поверь. Мы уже проверяли несколько раз. Твоя башня лишь ненамного выше. А у Элроса достойная охрана. Кано, позволь спросить, не упадешь ли ты сам с лошади по дороге на совет?

Это было не ее дело, и Макалаурэ молча забрался в седло.

Не должен, решил он, прислушавшись к себе.