Текст книги "Рубеж веков-2 (СИ)"

Автор книги: Ludvig Normaien

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Когда безбородый отвлекся на мельника, ударившего его вновь вилами, Лемк бросился вперёд, отвел клинком выпад ятагана и пропустив руку противника над собой, ударом корзинчатого эфеса рассадил губы и нос противнику. И когда тот, инстинктивно отшатнулся, закрывая рукой лицо, простым, но эффективным рубящим движением ударил по лицу, рассекая мышцы тонкие кости кистей рук.

Однако едва сумел отмахнуться от выпада последнего врага и тотчас был сбит с ног безбородым. И тут уже в ход пошли руки, ноги, ногти, зубы. Вскоре к ним присоединился мельник. И тут уже, после катания по земле, диких криков, пыхтения, дикого ржания возбужденных лошадей ромей и его союзник победили. Безбородый бился как загнанная в угол крыса, но несколько ударов кинжалом в бок и грудь успокоила даже такое бешеное животное.

Во двор выбежала дочь мельника с лампой, плача от ужаса, страха и переживаний за отца. Пока тот успокаивал дочку, Лемк осматривал врагов, ища в них признаки жизни. То один, то другой ещё конвульсивно вздрагивал конечностью, еще корчился в предсмертных судорогах безбородый, но не прошло и минуты, как затих и он.

Все сарацины лежали мертвые в луже крови.

Пришло время считать свои потери. И пока Теодор осматривал свои новые ссадины, болгарская семья прекратила обниматься и причитать. Лемк представил, в каком виде он предстал потрясенному мельнику. Отросшие волосы взлохмачены, в них застрял мусор, рваная одежда испачкана, пылью, грязью и щедро полита кровью. Единственное, что было в хорошем состоянии – это сапоги, да холодное оружие. Кинжал, скъявона, а потом и взятая аркебуза… Вряд ли Теодор подходил под описание воина имперской армии. Скорее уж – душегуб, разбойник. Ну или уж как тут у местных – гайдук, юнак. Хотя они, местные, вроде не все считали их разбойниками.

– Младежо, не знам кой си. Надявам се, че сте ни помогнали по чисти причини. – хрипел он, периодически кашляя, обняв дочку. – Бог вижда, че сте се появили навреме, сякаш самите ангели са ви изпратили. Ти ни спаси от смъртта. Но най – важното-ти спаси нашата чест и добро име. Като уби тези бесни, ти направи не по-малко добро дело! За това всички хора в района ще ви благодарят! Тези злодеи са напълно развързани!

(Перевод: – Юноша, я не знаю, кто ты такой. Я надеюсь, что ты помог нам из чистых побуждений. – хрипел он, периодически кашляя, обняв дочку. – Видит Бог, ты явился вовремя, будто сами ангелы тебя послали. Ты спас нас от смерти. Но главное – ты спас нашу честь и доброе имя. Убив этих бешеных, ты сделал не менее доброе дело! За это все люди в округе скажут тебе спасибо! Эти злодеи вконец распоясались!)

Он всмотрелся:

– Кой си ти и как се казваш? (Кто ты такой и как тебя звать?)

– Ничего особенного я не сделал. Меня зовут Теодор Лемк. Я протодекарх, то есть старший десятник Сицилийской турмы Ромейской империи. Мы воюем с ними. Недавно нашу турму здорово поколотили, и я теперь ищу своих друзей. Тех, кто отступил из боя и ушел к Дунаю, или может быть оказался в здешних лесах да горах.

– Ааа, ромей. – не сказать, что в глазах болгарина добавилось теплоты. Он стал более насторожен. Хотя казалось куда уже, после произошедшего. – Ясно-ясно.

– Могу я у вас остаться, передохнуть? Я бы также не отказался от съестных припасов. Но для начала может спрячем трупы?

У любого местного обычно всегда есть такие укромные местечки, в которых можно спрятать целую кентархию, не то что три трупа. Пришлось поработать ещё заступом и киркой, да и ворочать камни. Однако если кто и вздумает теперь искать пропавших -то это будет гиблое дело.

В холодном ручье они вдвоем с мельником отмылись, а Бильяна постирала из одежды. В жилом помещении мельницы их уже поджидал горячий гювеч (мясное рагу), густая пшеничная каша и подогретые на печи пита (хлебные лепешки).

– Выпей, воин, то доброе вино из Плиске! Сам привозил в прошлом году!

Пока Теодор расправлялся с едой, болгарин ждал. А потом сказал:

– Спасибо тебе еще раз, добрый господин, за помощь! Спас ты нашу честь и жизнь. Но тебе нужно будет утром уйти, и пораньше. Но когда вновь придут новые турки-чалмоносцы, я уже спрячу дочь. А если увидят тебя, то сразу поймут кто ты такой. Не местный ведь ты. Но знай, мельник Радан – твой друг.

(– Благодаря ви отново, добър господарю, за помощта! Спасихте честта и живота ни. Но ще трябва да си тръгнеш рано сутринта. Но когато новите турци-тюрбани дойдат отново, вече ще скрия дъщеря си. И ако те видят, веднага ще разберат кой си. Не си местен. Но знайте, мелничарят Радан е ваш приятел.)

В одном из углов ему соорудили мягкую постель, и Теодор, доверившись этим людям, моментально уснул. Это был первый раз уж точно за год, когда он спал в месте, в какой-то мере абсолютно мирном. Не казарма, не сооруженное и обустроенное своими руками жилище. Пахнущее хлебом помещение навевало воспоминание о церкви, в которой Теодор с друзьями прожил не один год.

На дорогу ему собрали большую торбу: лепешки-пита, полотняный мешочки крупы и муки, соли, немного сушеной рыбы и вяленого мяса. Этого должно было хватить не на один день пути.

Из добычи с “чалмоносцев” он практически ничего не взял. Очень хотелось взять всё оружие, но унести его Теодор бы не смог. Вернее смог – но не далеко. Взял лишь половину монет из кошелей (там в общем и было чуть более сотни акче, да несколько западных имперских талеров – в запас тем, что сохранились в собственном поясе: несколько золотых, да с десяток талеров), запас пороха, пыжей и свинца побольше, чтобы и охотой можно было прожить какое-то время. Поменял и аркебузу на более ладную румелийскую – с более длинным стволом, граненным прикладом, костяной пластиной-пятой на нём же. Пистоль, который мог так внезапно оборвать его жизнь, Теодор не нашел. Черти ведают, куда он провалился в той ночной суматохе. Вроде всё обыскал, но увы, дорогая и полезная вещица ушла из рук.

Брать коней отговорил Радан.

– Тебе надо выйти к ромейской территории, а это довольно далеко. На лошадях, конечно, было бы быстрее. Но наверняка все дороги заняты войсками, и тебе там не пройти. Можешь попытаться выдать себя за того, кто обрёл новую веру – сплюнул старик, перекрестившись, – тогда тебе на север, вон туда. Выйдешь к Вите и по ней, по её течению доберешься к Дунаю, где кишмя кишит от бусурман. А можешь пойти другими путями. В чем-то они более трудны. Может в чём-то и более опасны.

Он рассказал, что можно пойти не к устью Виты, а к её истоку, переходящему в Белую Виту, что течет уже в очень высоких горах. Да, войско там не пройдет, а потому и сарацин встретить шансов мало. Гайдуки и прочие лихие люди любили когда-то там прятаться. Если пройти же те горы, то можно было выйти к Тырнову, и пойти южнее – к Старой Загоре, Ямболу и прочим контролируемым ромеями с прошлого года городам. Так же туда можно было пробраться не только по Вите, но и по речке Кальник, и к озеру Сопот. И лошади там во многих местах могут вовсе не пройти.

– Выбирай сам, ромей, а мне не говори, чтобы я не мог тебя выдать. Будь здоров и возвращайся живым! (Ти избери, ромей, не ми казвай, за да не мога да те предам. Бъдете здрави и се върнете живи!)

Бильяна на прощание поцеловала его как брата, Радан пожал руку. Теодор улыбнулся им как можно увереннее и отправился в дорогу.

Так и расстались.

Теодор был рад, что смог помочь этим добрым людям в миг смертельной опасности. Он мог себе примерно представить, что могли сотворить с ними сарацины, так как видел уже всякое за свою короткую военную карьеру. К сожалению, много чего ужасного могли с ними сотворить и солдаты имперской армии. Особенно из числа иноземцев, прибывших на эту землю раздобыть золота, сытно есть, спать с любыми доступными женщинами и в общем красиво жить, как они это понимали.

Чтобы запутать возможную погоню, Теодор взял одного коня, собираясь с ним расстаться позднее.

Здравствуйте, уважаемые читатели! Как вы могли заметить, в тексте появились вставки на болгарском языке. Стоит ли так или всё на русском, или немного иначе в дальнейшем тексте?

Глава 8

Остались позади несколько сёл.

Вдоль дорог тянулся кустарник от срубленного соснового леса, и лишь кое-где высились оставшиеся колки, которые становились тем гуще, чем выше. Но только до определённой высоты, где уже деревья переставали расти.

Здесь, на дороге, было прохладно, пахло смолой. Вокруг ходили тучи, пахло возможным дождем.

В низинной части и на равнинах снег давным-давно исчез, но даже в тёплую пору он мог пролежать мокрыми слежавшимися кучами в тени скал. Вокруг быстро всходили посевы в полях, показалась трава, закачались головки чемерицы, первоцвета, петушков, проснулась и расцвела вся природа.

Теодор собирался выйти на территорию, контролируемую ромеями как можно быстрее, а потому экономил силы. Добираться предстояло долго. Более длинная и точная турецкая аркебуза должна была помочь в охоте.

Было немного страшно.

Это заставляло быть более внимательным.

Так как Лемк вообще был осторожен, если была такая возможность, то прятался от всех крупных отрядов и всадников. Всегда успевал их заметить заранее. К счастью их было не слишком много, и он не потерял много времени. Местные жители сами опасались всего на свете и сразу отходили на обочину дороги или старались скрыться из виду в кустах или за камнями, если видели вооруженного всадника. Оставшиеся так и стояли, не поднимая глаз, пока Теодор не проезжал мимо.

Остановился в одном месте, набрал в небольшой глиняный горшочек углей. Привязал тесьмой к поясу за горлышко. О него можно было греться, это могло сэкономить фитиль, а в сырую погоду, после дождя легче было развести огонь. Главное подкармливать угольки.

Он был в любой момент повернуть коня прочь, пришпорить его и умчаться в самые непроходимые части местных гор. Главное не нарваться на всадников...

И где же все ромеи? Неужели всех перебили? Взяли в плен?

Хотя, чего им делать на дороге... Сидят по укромным местам, либо, сбивая ноги, спешат в безопасные места.

Вскоре Теодору довелось увидеть первых ромеев и встреча с ними была связана с риском для его жизни.

Было около полудня, когда он остановился для того, чтобы набрать воды во флягу из небольшого ручейка, чуть в стороне от дороги. Привязал коня, чтобы не вздумал куда-нибудь уйти и отошел едва ли на десяток шагов от него.

А когда, набрав воду, вернулся к нему, то навстречу шли более полудюжины азапов. «Холостяки» румелийцев, наверняка патруль, были пешими и судя по их состоянию, этим легким пехотинцам давно не попадалась хорошая добыча.

Распашные камзолы-субун и поверх них куртки-суджери из когда-то синего и красного сукна, с крупной вышивкой, с половиной отсутствующих по бортам костяных пуговиц, едва доходили длиной до бедер. У некоторых субуны держали шерстяные кушаки, на концах которых болталась грязная бахрома. У других – кожаные ремни. Войлочные шапки по случаю теплой погоды заткнуты за пояс, обнажая засаленные волосы. Двое несли луки в походном положении, а в остальном вооружение было смешанное – булавы, сабли, топорики.

Они уже прошли мимо, когда вдруг остановились и несколько мгновений пошушукавшись, развернулись и пошли к коню Лемка.

Их взгляды не сулили ему ничего хорошего, хотя на лицах были улыбки и натянутое дружелюбие. Один из них обратился к нему на своём наречии:

– Эй, ты! Ты кто такой? Вылазь оттуда и отвечай – ты откуда, э?

Теодор, постарался справиться с небольшой паникой и мыслями, как выпутаться из данной ситуации, и собрал все свои знания на их языке:

– Я драгоман, то есть терджуман, переводчик! Еду из Самунджиево в Ускуб, к джеррах-баши Усману, врачу.

Теодор взмолился всем древним богам и нынешним святым, чтобы его придумка устроила этих вчерашних крестьян.

– Покажи разрешение на передвижение по дорогам! Покажи разрешение на оружие!

И тут же, видя, что парень забегал глазами, закричал:

– Машалла, братья, мы нашли разбойного гяура! Бросай оружие, грязная свинья, домуз!

Трое лучников начали натягивать тетиву, остальные выхватили свое оружие. Теодор прыгнул к коню, вцепился в уздечку, поставил одну ногу в стремя и попытался дать шенкелей. Вышло не очень, но испугавшись воинственных криков сарацин, трофейный конь, доставшийся от безбородого, вывернув голову, боком прыгнул вперёд.

И оступился, упал на спину.

Теодор едва успел оттолкнуться, едва не вывихнув ногу в стремени.

Конь забился, дико заржал. Тут же вскочил, и хромая, попытался уйти от людей, двое из которых тут же попыталась поймать его за узду.

Для Лемка и это был шанс. Небольшой, но все же.

Твое ещё возились с луками, двое отвлеклись на коня и против него сейчас стояло трое. К несчастью азапов, на минимум одного у него был убойный аргумент

Порох с закрытой полки аркебузы не сдуло. Это стало ясно, когда Теодор, удерживая ружье под мышкой, высыпал из горшка угольки на полку, нещадно просыпая большую часть мимо, прямо на ничем не защищённую кожу руки.

Жахнуло!

Клуб дыма и искр вырвался из длинного ствола, ударив в грудь одного азапа, уже подобравшегося практически в упор.

Размахнувшись аркебузой как дубиной, Лемк отогнал второго и использовав размах, метнул её в третьего. Фунтов десять в ружье было, а потому удар в грудь откинул и этого.

Тут уже Теодор выхватил из ножен скьявону. Славяно-венецианский тонкий меч превосходил по длине жалкое оружие сарацин, главное держать их на расстоянии.

Но «тюрцей» просто больше и у них были луки. Он понимал, его дни будут сочтены на этом свете, если будет только обороняться.

Пока второй азап махал короткой булавой, Теодор проткнул ему бедро, а когда третий кинулся ему на выручку, отогнал его несколькими выпадами и побежал к лучникам.

С разгона плечом сбил первого, весьма худосочного лучника, и скьявона тут же вошла в живот второго, ударившись о позвоночник, не ожидавшего такого «холостяка», так быстро, что он не успел выхватить свой клинок. Осталось только нанести несколько быстрых, куда придется, ударов сбитому плечом.

Третий взвизгнул, и, теряя стрелы из узкого вытянутого колчана, бросился в сторону, зовя на помощь.

– Держите его! Чего вы там застряли?!

А Теодор, желая жить, вовсю прыть догонял убегающего:

– Стой, чатлак! (придурок)

Странная должно быть была со стороны картина: убегающий бородатый смуглый воин, который держал в одной руке лук, а второй во время бега пытался вытащить клинок. За ним гонится молодой светловолосый парень с обнаженной шпагой. Уже за ним ещё несколько смуглых, потрепанных воинов, почём свет клянущих попавшегося им разбойника. И все это под жалобное, болезненное ржание охромавшего коня.

Неизвестно, чем бы вся эта ситуация кончилась для Лемка, если бы навстречу по дороге не мчался, под храп и грохот копыт, гнедой конь.

Не останавливаясь, он сбил грудью убегающего лучника, скосил глаза на Лемка и бесстрашно бросился на его преследователей.

Он сбивал грудью, давил, лягал, кусал, вертелся волчком и прыгал всеми четырьмя копытами на упавших сарацинах.

Не отставал и Теодор. Упавшего лучника пригвоздил клинком к земле, и, развернувшись, набросился на остальных.

– Уй, калтак!

Теодору осталось проткнуть только одного, так как двоих подавил гнедой. Вдавленные грудные клетки, торчащие сломанные ребра, раздавленные головы – тут и добивать, чтобы не мучились, не надо.

Вместе с неожиданно появившимся Гоплитом они расправились с основной группой патрульных азапов. Основной, так как один из первых лучников, с несколькими ранами, абы куда нанесенными Лемком, уже убегал, крича как недорезанный.

И на крик раненого из-за поворота выскочили ещё двое азапов. Отстающие? А нет ли там ещё больше отстающих? И нет ли у них коней?

Пришлось Теодору с клинком наголо атаковать и их. Промелькнувший сумасшедший бой придавал ему силы и, что важнее, уверенности в себе.

Бой и с этими двумя в чем-то повторился: Гоплит подскочил и отпрянувший азап нанизался на лезвие Теодора. Заколоть последнего из оставшихся патрульных тоже оказалось легко, так как тот только и пытался что и сделать, так это убежать.

Но ведь оставался ещё один недобитый...

Кровавый след тянулся на небольшую тропинку, что терялась среди кустарника.

– Стой, подожди меня здесь, друг! Я скоро вернусь, как только разберусь с оставшимся!

Гоплит лишь фыркнул, тяжело поводя боками. Его раны на спине вскрылись. Из-под уже поджившей корочки на ране текла кровь.

Надеясь, что его поняли, Лемк оставил поле боя и бросился за раненым. Он бежал во всю мочь, без передышки, так как тревога придавала сил и резвости. Раненый мог позвать помощь и тогда все окрестные исмаилиты кинутся преследовать его. А убитые на дороге... Это тревога второго плана. Оставалось надеяться, что на погибший патруль пока никто не наткнется.

Он ориентировался на чёткий след придавленной пробивающейся в тени деревьев травы. И вторым ориентиром была кровь. Азап не мог зажать все раны и терял немало крови.

Кустарник неожиданно поредел, образуя небольшую поляну. А на ней, склонившись над телом азапа, стояло двое мужчин.

– А ты кто ещё такой будешь? – спросил один из них нагло тем непередаваемым говором, которому можно было научиться только на улицах Города.

Ромеи. Вот и встретился Лемк с теми, кого так разыскивал. Однако это ещё ничего не значило, так как жители Города, особенно ставшие солдатами – вольно или невольно, были зачастую не самой доброй и приятной публикой.

Так что приходилось выбирать сейчас, как себя поставить в будущем. Примкнуть к ним и слушаться. Или же попытаться навязать свою волю. А судя по гнусной роже говорившего, Теодору бы нелегко пришлось терпеть команды подобного типа. Спасибо, ему хватило Глёкнера и Моленара. Хотя те ещё были неплохи, они лишь прививали дисциплину как умели. А вот некоторые, оказавшись вдали от власти, придумывают свой собственный закон, который навязывают всем тем, кому только возможно.

Он небрежно взмахнул клинком, напуская самый уверенный вид:

– Я протодекарх скопефтов Сицилийской турмы, друнгария де Вальверде, кентархия Моленара, Теодор Лемк. А вы кто такие?

Один, что гнусный промолчал, бросая взгляды на Лемка, поспешно обшаривая убитого. Молчание становилось напряженным. Лемк смотрел по сторонам, обдумывая как ему поступать дальше, и не лучше ли ему было бы вернуться назад и попытаться скрыться с конями подальше от оставленных на дороге трупов и этих вот типов.

Второй же затараторил:

– Мы тоже из Сицилийской! Друнгария де Новарета, кентархия Георгия Венеса. Стояли на переправе при Вите, когда нас смели! Еле скрылись от поганых! Ох и страху натерпелись! А теперь, видишь, удача – попался нам бусулман в руки, да прибили сгоряча.

Как только не называли сарацин – турци-турки, бусулмане, бусурмане, чалмоносцы и прочие эпитеты... Что же, они сами заслужили.

– Вы прибили? Или добили раненого?

– Как там тебя, Лемк? – подал голос тот, что обыскивал мертвого азапа. – Слышь, Лемк, чего стоишь? Помоги тело оттащить! Железку свою отставь, а то работать будет несподручно.

– Ты разве не слышал меня, солдат? Я старший десятник и не тебе мною командовать.

– Мы не в армии.

– В армии. Вы подписали контракт.

– Армии нет, её разбили. уничтожили! Там, за Орхани/Самунджи и на переправе у Вите!

– Я для тебя армия! Твоё дело – подчиняться старшему по званию!

– Отстань, что ты привязался... Декарх! Ты ещё молод! Поучись лучше у людей, что прожили подольше. И первое, что я тебе говорю, хватай тело за ноги и тащи в кусты.

– Не пойдёт. Вначале всё, что собрал, в кучку рядом положи, а сами тело в кусты утащите и след затрите. За это я поделюсь с вами частью добычи.

– Да с чего бы вообще претендовал на этот наш труп? Не наш, в смысле, на труп азапа... Ну это, ты понял...

– А вы что, думали он сам себе удары нанес, и сам истек кровью?

– Слышь, молодой, по голове ударили? Железо оставь, а сам шуруй.

– Да-да, слушайся давай! Нас тут двое, если что! Мы тут, знаешь ли, и не таких на хрен посылали. Подрезал он какого-то дохлого тюрца...

Не было никаких особых взглядов исподлобья. Но обстановка накалилась до той степени, когда драка могла начаться в любой момент.

Но это солдаты, надо было дать им ещё шанс. Вместе выжить больше шансов, а потому их надо было как-то убедить.

Теодор попытался разрядить обстановку.

– Стойте-стойте! Вы ведь голодны, так? А у этого с собой ведь ничего особого нет, верно? Если пойдете со мной, то я дам вам немного еды.

Наглый рыжеусый и болтливый переглянулись.

– С чего бы нам тебе верить? А вдруг обманешь?

– Делать больше нечего. – он вложил скьявону в ножны. – Хотите – оставайтесь и блуждайте в лесу. А я устал бегать за этим покойником и пойду обыщу его вещи, да поем нормальной еды и выпью вина.

– А вдруг ты там не один?

– Так я и не один. Со мной – нас там трое.

То, что оставшиеся двое – кони, не имело значения.

При упоминании вина и ещё двоих товарищей, поубавило прыти и тон ромеев стал ниже.

Из сарацин уже успело належать немало крови. Новые сарацины, если и были – то либо убежали в ужасе за помощью, либо помчались преследовать разбойников на дороге. Возможно. Гоплит никуда не делся – стоял рядом с охромевшим конем.

Ромеи увидели разметанные, окровавленные тела на дороге и побледнели:

– Ну, кхе... Это ты их с друзьями? И где они?

– А вон, – кивнул на коней Теодор. – Мои друзья.

– Кхе... Ты, декарх, что-то говорил про еду?

– Протодекарх.

– Ты говорил что-то про еду, протодекарх?

– Сначала надо убраться здесь. Мне за полдня попалось несколько человек, и я не хотел бы чтобы сейчас кто-то вышел... Ай, лишь тратим время за разговорами. Быстрее!

Болтливый и рыжеусый взялись за тела и шатаясь, за несколько ходок оттянули их в кусты. Кровь посыпали землей и пылью, потоптались сверху.

– Я с тел ничего не снимал. Проверьте их пояса и сумки. Если из одежды что подойдёт – берите себе. Еду – в общее. Деньги – мои.

При упоминании о деньгах ромеи лишь вздохнули. Но немного меди и серебра, что оказались у азапов, немного успокоили их.

– Не унывайте, воины! Выйдем к нашим городам, отметим хорошенько своё возвращение! А по пути, если попадутся подходящие чалмоносцы, возьмём своё, что потеряли в обозе. У вас же там кое-что было?

– Было, старший, было... Ты не против, если мы так будем называть?

– Не против.

Рыжеусый прекратил все попытки ворчать, не то что начинать драку.

Сделав дело, они поспешили уйти с опасного места. Двигались к поляне, где встретились ромеи и дальше, через овраги, кусты, внезапные торчащие скалы. Коней взяли с собой. Вернее, даже это Гоплит соизволил пойти с нами. А второй, хромая, потянулся за ним.

Расположились у небольшого ручья, журчащего в доступности между камней. Маленький горшок с углями разбился во всей этой суете, а потому сварить хоть немного горячей каши или похлёбки не было возможности. Лемк выделил свои съестные богатства на троих, дав ромеям по небольшой сушеной речной рыбине и лепешке и тут же перекусили. Новым спутникам Лемка (как и ему самому) этого, конечно же, было мало, но напившись чистой и вкусной воды, получили определенную сытость.

– Рассказывайте, что знаете о наших, о войске. Вообще об уцелевших.

– Да нечего особо рассказывать, старший! Там такой страх Божий творился, что побежали мы так, что глаз ничего не видел, а слух не слышал! – затараторил тот, что помоложе и болтливей. Рыжеусый в основном помалкивал, сказав уже всё накопившееся ранее. – Мчимся – а за нами погоня – сарацины! И рубят одного за другим, пока мы через глубокий овраг, который им на лошадях не перелезть, не встретили! А потом бежали в лесу, выбирая овраги и наоборот, камни всякие, и там и там обдирая одежду. И так целого не было – а тут совсем изорвались. Бежали не одни – да толку с них... Мушкеты все побросали, у всех только ножи да мечи, а толку с них в лесу? Всё сидели, думали, что дальше, пока животы не заурчали. Тут уж что думать – пошли мы вот, узнать, где тут чем можно разжиться в плане пропитания. Вот, значит – где селения есть, чтобы, значит, у них чего взять.

– Что, монет много с собой прихватили?

– Да зачем монеты? Это же местные! Им нож под нос или ихней бабе только юбку задерешь, так они сразу готовы всё отдать.

– Вас вообще, как звать?

– Евстафий и Константин.

– Так вы знаете где ещё находятся наши?

– Да чего там знать... Если не ушли, то знаем где. Но делать там нечего – еды у них тоже нет. А есть раненые, и несколько верховодящих, наглых латинян.

– А о Гариде, о том куда пошли сарацины, где ушедшие савойцы – слышали что?

– Э, нет, думаем что знаем не больше твоего...

Глава 9

В середине дня пошел дождь. Озябший, усталый, мокрый маленький отряд пробирался к возможной стоянке разбитых солдат двух турм.

Теодор шёл и думал о том, что лишь бы не намок среди припасов и в бандольере порох. А ещё хотелось не помереть в безвестности в этих горных лесах. Зажав рукой одну из деревянных бутылочек (колб, зарядцев), он забормотал искаженную молитву, подходящую к случаю:

– Святые апостолы, искоренители безбожия и истиной веры насадители, помогите избавиться от всякого зла и вражьей лести, твёрдо сохранять веру, в ней ни ранами, ни прещением, ни мором, ни каким гневом от Создателя своего истреблены будем, но мирную проживём здесь жизнь и когда-нибудь увидим всё же благосостоятельность на земле живущих, славя Отца, и Сына, и Святого Духа, Единого в Троице славимого и покланяемого Бога, ныне, и всегда, и во веки веков. Двенадцать апостолов, сберегите меня, а я отслужу. Аминь.

Дождь прекратился, когда до наступления темноты оставалось совсем немного времени. Ночь хотелось провести в безопасном месте, и потому Рыжеусый Евстафий и Болтливый Константин, приодевшиеся в более целые одежки азапов, вели Теодора с конями выкладываясь изо всех сил.

Когда ещё только подходили к тому самому месту о котором говорили солдаты, то не встретили ни одного охранного поста, что говорило о том, что: либо уже никого на месте лагеря нет, либо всем плевать, либо народа слишком мало для того, чтобы ещё и в охране стоять.

Но так как вокруг воняли кучи остатков жизнедеятельности, то по крайней мере люди тут когда-то были. По этому запаху можно было отыскать любой армейский лагерь.

Довольно большая поляна была окружена старыми буками, они росли плотно, смыкаясь кронами, и на поляне от этого создавался резонанс.

Ткодор прикинул, что выбрал бы другое место, где было бы больше обзора. Или хотя бы выставил охранные посты, как советовали в Стратегиконе.

На поляну он вышел с зажженным фитилем, удерживая аркебузу на предплечье. Слава Всевышнему – порох не промок. Да и вообще р в плохом иногда есть хоть что-то хорошее: благодаря дождю вычистил одежду от крови – она была залита кровью от ворота до самого пояса.

В глубине поляны горели несколько небольших костров, нещадно треща и дымя мокрыми ветками, отчего на ней казалось было более темно, чем за её пределами. Возле них сидели, молча или разговаривая и спали, похрапывая, на кучах веток и под своими истершимися кафтанами, бормоча сквозь сон.

На первый взгляд, собравшихся тут было примерно две дюжины. Как и все солдаты, эти производили впечатление битых жизнью людей. По сравнению с обычными городскими жителями (даже с прочими ромеями), они как бы усохли от солнца, от ветра, от непогоды и неба, которое круглые сутки было над ними. Кожа на их лицах, руках, на груди была загорелой почти дочерна, сильно обветрилась, огрубела. Ни в одном из них не осталось ни жиринки. Тела состояли из костей, жил и твердых, как дерево, мускулов. Другим было не выжить.

Виделись и шалаши. Для полноценного армейского лагеря было слишком тихо. Не визжали кони, не блеяли овцы.

Тишина и дух уныния витали над этим местом.

Двух вернувшихся ромеев встречали негромкими приветствиями. Люди подтягивались к ним, чтобы узнать о том где они были, что видели, откуда кони, вещички и не принесли ли они еды. Среди расспрашивающих были и те, кто, заложив большие пальцы за ремни, молча стояли и внимательно слушали, изучающе глядя на Теодора, и на его выделяющуюся, богатую, в сравнении со всеми, экипировку.

Пока эти двое рассказывали всём о своих приключениях, Теодор попросил показать ему старшего из присутствующих.

Его и провели к одному из костров, у которого лежали люди, ткнув пальцем в одного, рядом с которым лежало короткое копье, символ власти офицеров в ромейских турмах – эспонтон.

– Вот этот старший.

Старший среди беглецов лежал, молчал, кашляя и порой харкая кровью. Одна сторона его лица страшно опухла. В нём с трудом можно было узнать гемилохита Натана Молинара, командира его кентархии.

Передвигаться гемилохит уже не мог. Он порой пытался что-то показать знаками, но никто ничего не понимал. Моленар не мог принимать пищу, и только порой еле-еле глотал тёплую воду.

Теодор посидел рядом с ним. Хоть и никогда не было особого взаимопонимания между ними, он сочувствовал храброму зарубежному офицеру, который получил тяжёлое ранение в войне за восстановление империи в том числе.

Прежде чем он ушёл, Моленар за кряхтел, привстал и выплевывая тёмную кровь, пододвинул ему эспонтон. Это видели бывшие рядом люди, и никто не сказал Теодору ни слова, когда он забрал его с собой.

Лемк слишком устал за день, и когда увидел несколько человек из своей кентархии, соорудил немудреную постель и согревшись у костра – сам не заметил, как уснул. Глубокой ночью, когда все уже спали, проснулся. Да, посты не выставлены. Да, опасно. Но 👦 пообещал себе подумать об этом утром и вновь крепко уснул.

Проснулся по привычке на рассвете, одним из первых и промерзнув от весенней свежести, отправился разводить костер. Там, где лежал Натан Моленар, стояли пару латинян.

Взглянув на Лемка, один из них сплюнул:

– Лейтенант подох!

Гемилохит лежал точно так же, как вчера его Лемк и оставил. Только закоченевший, абсолютно спокойный и полностью мертвый. Белое, молочное лицо, полуприкрытые веками белёсые глаза, посиневшие губы.

Лагерь пробудился и все начали обсуждать главный, насущный вопрос: Кто будет главным и что вообще делать?

Теодор считал, что ответ на первый вопрос может быть только один: старшим по званию среди собравшихся был он, и дальнейшие дискуссии были бесполезны. Однако был ещё один человек из латинян – декарх латинян, настоящий сицилиец (в отличие от ромеев Сицилийской турмы) Гастон Манкузо, заявивший о том, что именно он становится теперь главным. Главным его доводом было то, что именно Моленар и он вывели большую часть из находившихся в лагере солдат из-под удара наседавших агарян. Были у него и товарищи – Фоти, Каррадо, Иво, Джачинто и несколько ромеев не из родной теодоровской турмы.

В ходе возникшей перепалки, на сторону Лемка встали Рыжеусый Евстафий и Болтливый Константин, и ещё человек семь: пару Аркадиев, Влас, Харитон, Орест, Митрофан и Ефим (как узнал он позднее). Мало того, что Моленар отдал ему свой эспонтон и Теодор был свой, из своей турмы и старший по званию. Так ещё Константин разболтал о том, какая бойня была на дороге, и что Лемк устроил с десятком патруля. Это добавило очков в пользу Теодора. Ну и все помнили ситуации в казармах, когда были новобранцами, и как эти иноземцы гнобили тех, кто не держался за своих.