Текст книги "Рубеж веков-2 (СИ)"

Автор книги: Ludvig Normaien

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– Теодор, вы славно потрудились, – заговорил Лекапен. Его тон был ласков. – Император, конечно, оценит ваш успех, как только я преподнесу ему доклад о ваших подвигах, если они были. Однако добыча, добытая вами, принадлежат государству. Вам надлежит передать ее казне незамедлительно.

– Вся добыча?

– Вся, конечно. Наше государство находится в моменте, когда каждый нечестивый акче, отнятый у врага и доставленный в казну сможет укрепить древние стены и переломить хребет диаволу, с которым мы сражаемся!

Теодор посмотрел на чиновника, словно на муху, севшую на край кубка.

– Казне? – переспросил он медленно. – Это той самой, которая задолжала нам денежное и продовольственное жалованье за последний год? Той, от которой мы не получали ни порода, ни пуль, ни оружия?

Чиновник не дрогнул, но скривил губы.

– Закон есть закон. Я лишь выполняю волю императора.

Командир усмехнулся.

– Воля императора священна для нас. Император получит свою долю, когда мы начнём делить её между всеми участниками нашего похода.

– С каких пор безродные набрались смелости так разговаривать с доверенными людьми басилевса?

– Высокопочитаемый, – спокойно ответил Теодор, – то, что вы посчитали смелостью, есть не что иное, как уверенностью в своей правоте и силах.

Чиновник прищурился, но остался на месте. Он явно собрался что-то сказать, но их отвлекли. Прибывшие комиты из его свиты что-то зашептали ему на ухо, явно важное, так как удивление и тревога появилась на его важном лице.

Теодор на это мало обращал внимание. Праздник возвращения и встречи для него оказался испорчен.

Обида поселилась в груди Лемка, как осадок в дне кубка с вином. Разве они – его люди, и он сам в особенности – не заслужили большего, чем это формальное и холодное приветствие, требования отдать добычу, заслуженную воинами? Разве эти длинные ряды обветренных и испытанных войной лиц не стоили хоть немного искренней благодарности?

Он ехал обратно вдоль толпу, хмуро разглядывая нарочито важные лица местных комитов и чиновников. Их плоские речи, пустые комплименты и торопливые взгляды выдавали истинное отношение. Не уважение, а скорее опасение. Или зависть? А может, это всё подстроено? Ведь Лекапены умели плести интриги. Может, их холодный приём – это тонкий намёк: ты здесь чужак, Теодор, каким бы героем тебя ни считали твои воины.

Мысли о Лекапенах обжигали недобрым предчувствием. Эта семья имела длинные руки.

Застолье, устроенное для прибывших воинов, обошлось без особой пышности. Длинные деревянные столы, застеленные выцветшими полотнами, были уставлены мисками с хлебом сыром, похлёбками, тушеными овощами, и многочисленной рыбой. На серебро с позолотой или редкие восточные вина надеяться не приходилось, зато были кувшины с местным красным вином и пивом, наполняя воздух терпким ароматом.

Для кого-то этого было бы мало, но на взгляд Лемка всё выглядело добросовестно.

К Теодору и другим его людям то и дело подходили воины из местного гарнизона. Каждый норовил спросить о походе, о битвах и добыче.

– Расскажите, как это было, господин … – просили они и мялись, не зная как к нему обращаться: вроде бы старший десятник, а командует сотнями воинов. Теодор сперва отвечал скупо, почти сухо, но затем оживился, вино и их интерес помогли рассказывать о прошедших событиях. Он говорил о долгих переходах, о схватках, о бандах зейбеков, о том как страдают люди, о том, как умирают товарищи и как добываются победы.

Потом они пили вино, слушали новых людей. Время шло, а круговорот людей и событий и не думал заканчиваться до самого вечера. Ховр, Юц, сербы, болгары, ромеи, Лазарев и Рыжеусый – все толпами перемещались по полю, распивая напитки и распевая хором народные песни.

В горах крутых и на полях,

Где кровь и сталь, где меч блестит,

Бился герой, без страха в глазах,

Смерть за свободу лишь сердцу сладит!

В какой-то момент рядом не оказалось никого, кроме Ховра, который бесцельно крутил в руках веточку. Теодор, ковырялся в маслинах, пил вино, наблюдая за огнём.

– Слушай, Ховр…

– Знаете, – начал вдруг Ховр, – меня на самом деле зовут Георгием.

Теодор поднял бровь, но не отреагировал сразу.

– Георгий, значит, – протянул он. – Хорошее имя. А Ховр.?

– Фамилия.

– Чего раньше не сказал, что мы тебя неправильно зовём?

– Да это не важно, – Ховр махнул рукой, словно отметая разговор. – так тоже нормально. В войске каких только имён не встречается… Артамон, Евстрат-кастрат…

Теодор не удержался от улыбки.

– Знаете, Теодор, чего я хочу? Домой.

– Так теперь можешь. Хоть завтра собирайся и иди.

– Не всё так просто. Дом далеко. – Он махнул рукой в сторону севера. – Где-то там.

У Теодора дома не было. В церковь или храм ему возвращаться не хотелось.

– А вы? – вдруг спросил Ховр. – Чего хотите вы?

– Вернуть друзей. А потом найти корону Маврикия, – отозвался Теодор,

– Зачем? Ну, с друзьями понятно. А корона? – удивился парень.

– Потому что верю, что она может принести покой в империю. – Теодор поднёс руки ближе к теплу огня. – Людям нужен символ, Ховр… Георгий. Ну или мне.

Ховр кивнул, но молчал, раздумывая. Теодор не стал развивать тему. Каждый был погружён в своë.

Вбежал Юц, возбуждённый от вина и, судя по следам на щеках, девушек, :

– Вот ты где! Пойдём, кое-что покажу! Там такое… Тебе понравится!

Глава 25

Теодор не успел никуда уйти, погружённый в свои мысли, когда тихо и уверенно подошли двое. Теодор почти не обратил на них внимания, пока они не оказались рядом с ним.

Первый из них, высокий и с холодным взглядом, кивнул в знак приветствия. Его голос был спокойным, ровным, без тени угрозы:

– Добрый вечер, господин Лемк. Можем мы присесть?

Теодор лишь слегка кивнул в ответ, не изменяя своего выражения. Люди заняли места напротив.

Тут заговорил первый, уже имеющий седые волосы:

– Нас зовут Хрисаф и Игнат. Мы слышали о вашем приключении, господин. Мы не могли не выразить уважение за ваш поход. Многим из нас он известен. Ваша смелость, решимость… трудно не восхищаться. Мы рады, что времена меняются и выходцы из низших сословий сражаются за императора, мало чем уступая выходцам из старых благородных семей. Не будет ли для вас зазорно подружиться с теми, кто ценит это?

Теодор поднял чашу с вином, выпил небольшим глотком, прежде чем ответить.

– Я ценю ваше внимание, господа. – Теодор чуть склонил голову в знак признания. – Благодарю. Однако вся моя заслуга – в том, что выполнял долг.

Второй из вошедших, чуть более молодого возраста, присел на стул рядом и внимательно смотрел на Лемка, не скрывая интереса:

– Мы бы с радостью послушали рассказ о ваших приключениях, господин.

Лемк отпил ещё один глоток вина, медленно и без спешки. Его лицо не выдавало никаких эмоций.

– Простите меня, господа, – сказал он спокойно, – но мне надоели уже слова. О войне и походах говорят сегодня все. Порой даже слишком много. Я не считаю нужным повторять одно и то же.

Мужчины переглянулись. Один из них кивнул:

– Тогда, может быть, хотя бы о ваших товарищах, о командирах отряда? Например, о Ховре. Мы слышали немало о нём. Хотелось бы узнать, что думаете вы.

Лемк повертел чашу в руках, снова приподняв взгляд. Он внимательно посмотрел на прибывших, заметив их пристальный интерес.

– Он хороший воин и отлично послужил империи в прошедший год. Увы, уважаемые, но это всё, что я могу о нём сказать. Расспросите его самого.

– Увы, мы пока этого делать не будем. И всё же вы нам ответите, господин Лемк.

С этими словами перед Теодором лег лист бумаги.

«По воле великого басилевса ромеев с требованием к соблюдению воли Его.

Перед вами встает необходимость поддержки благочестивых и достойных палатинов, что суть близкие к царствующему престолу служители.

Так как судьба нашего великого дома часто требует внимания к каждому, кто служит в числе его слуг, благоволите обратиться с помощью к тем, кто, возможно, в данный момент находит свою службу в трудных обстоятельствах. Каждый подданный должен принять меры, дабы во всем содействовать им в их деле, предоставляя поддержку, сколь это возможно в ваших возможностях».

И подпись – асикрита (секретаря, ныне главы тайной канцелярии) императора.

Печать с имперскими гербами не оставляла вопросов в подлинности.

– Теперь у вас найдутся силы ответить на наши вопросы?

Вино смочило пересохшее горло Теодора. В голове было пусто и звонко – он впервые держал подобную бумагу в руках.

А прибывшие важные палатины, скрестив руки на груди, начали неторопливо расспрашивали Теодора о событиях похода, постепенно перейдя к разговору о входящих в отряд людях. Постепенно разговор дошёл перешёл до Ховра.

– Что вы знаете об этом молодом человеке? Ховр. Странное прозвище. Откуда он взялся? Когда присоединился к вашему войску?

Лемк, откинувшись на спинку деревянного стула, слегка нахмурился, но ответил спокойно:

– Нечего скрывать, господа. Ховр появился в нашем отряде осенью. Вернее, мы его вытащили из плена. Было тогда накануне одно несчастливое сражение, когда хартуларий Гарид оказался в непростой ситуации… Мы потерпели поражение, нас, кто не погиб, разбросало, многих забрали в плен. Когда мы напали на вражеский оьоз, среди освобождённых пленных был и Ховр.

– Вытащили из плена, значит? – уточнил молодой палатин, поигрывая массивным перстнем на пальце. – И он сразу остался с вами?

– Сразу. Он сам попросился. Он был с другим нашим воином – Юцем. Они познакомились незадолго до пленения. Он был худ, избит, но глаза… – Лемк сделал паузу, словно вспоминая. – Он был готов сражаться, что и доказал дальнейшем не раз.

– Вам не показалось в нём ничего странного? – спросил седовласый палатин, с хитрым взглядом, словно привыкший искать подвох в каждом слове.

– Странного? – Теодор чуть пожал плечами. – Нет. Он всегда был верен. Смелый, находчивый, крепкий. В бою знает своё дело. Я бы не взял его с собой в поход, если бы у меня были сомнения.

Палатины переглянулись. Один из них, седовласый, задал последний вопрос:

– И среди ваших людей он никого не вызывал подозрений?

– Наоборот, – твёрдо ответил Лемк. – Если бы не он, мы потеряли бы ещё больше людей в тех зимних стычках. Ховр знает своё место и дело.

Палатины не стали развивать тему дальше, но их взгляды ясно выдавали, что вопросы к Ходу остались.

– Я не понимаю всех этих расспросов, уважаемые. Если Ховр что-то совершил недостойное – то вы должны сказать мне, и мы вместе разберемся во всех проблемах. Но я уверен, что Георгий Ховр достойный молодой человек.

– Георгий?

– Да, это его имя.

Посланники асикрита переглянулись.

– Мы тоже уверены, что он достойный молодой человек! Примите наши извинения… И мы надеемся, что наш разговор останется между нами.

– Да вы ведь ничего секретного и не спрашивали!

– Тем более.

Они спешно удалились, оставив Теодора в недоумении.

Солнце маняще блестело на монетах, так, словно из серебра струился живой свет. Бочонок, доверху набитый разными монетами, стоял в центре у колченого стола, притягивая всеобщие взгляды. Монеты доставали из него и они лежали грудами, тускло сверкая – чистейшее золото и серебро Фракии, Болгарии, Македонии и сопредельных стран. Акче, талеры, дукаты, флорины, алтуны, динары… Весь мир казался заключённым в этих кусочках металла, которые обещали тепло, пищу, одежду и всё то, что походы и битвы отбирали без остатка.

Солдаты и офицеры один за другим подходили к столу, получая от Евха, как одного из самых грамотных и честных свою долю. Каждый держал в руках свою награду с разной степенью почтительности: кто-то быстро засовывал монеты в суму, словно боялся, что они исчезнут, кто-то пересчитывал на глазах, скрупулёзно, по-деловому, а кто-то сжимал свою долю в кулаке, не веря, что добыча стала реальностью.

Теодор стоял неподалёку вместе со своими командирами и дюжиной ветеранов, которые, как сторожевые псы, следили за процессом. Их лица были спокойны, но взгляды пристальны. Они смотрели не на блеск монет, а на тех, кто их брал. Теодор знал цену дисциплины и не хотел, чтобы с трудом завоёванная добыча стала началом раздоров. Монеты сверкали, как приманка, но порядок – вот что должно было остаться непоколебимым.

Доля императора существенно облегчила бочонки с монетами. И Теодор очень хотел верить, что эти деньги пойдут на выплату жалованья солдатам, на ремонт обветшавших крепостей, на закупку оружия и припасов.

– Прости, друнгарий, опоздал! – подбежал взъерошенный Юц, за которым тащился бледно-серый, но очень довольный, Ховр.

– Хорошо отдохнули?

– Можно сказать что чересчур… Чуть не пропустили самое важное. Как делим добычу?

– По испанским правилам.

– А? Это как? – в один голос удивились юноши.

– Мы делим добычу по чести, хотя для тех же латинян… да и ромеев это звучит так же странно, как сказка про драконов. Прежде всего, мы отдали долю императора – пятую часть. Ему положена только денежная часть.

Остальное делим между теми, кто проливал кровь. Те, кого выбрали командирами получают свою долю за ум, риски и заботу о войске – по три доли. Потом – простые солдаты, им по доле. По две доли тем, кто отличился и с нами с самого начала. Тем, кто присоединился недавно, после Клейдионского ущелья – по половине доли. Да, им достается меньше, но зато это честно заработанное серебро. И если ты спросишь, нет ли у нас воровства или хитростей при дележке, скажу тебе прямо: если кто и захочет урвать лишнее, ему это дорого обойдётся. Ветераны следят за порядком.

– Сколько долей всего?

– Много.

– Мне просто интересно, сколько нас всего…

– 3674 человека на данный момент.

Юц замялся:

– А мы… Эта… Мы сколько получим?

– По три доли.

– Хвала господу! Благодарю!

– Благодарю, друнгарий! – подхватил Ховр.

– Заслужили!

Долю свою они получить не успели, так как спокойствие внезапно нарушилось.

Сначала послышался топот копыт, потом на площадь въехал отряд всадников. Поднятое было оружие оказалось опущено, когда все увидели имперское знамя. Пыль, поднятая их копытами, заволокла поле, и на мгновение всё стихло: воины замерли, повернув головы к неожиданным гостям. Впереди ехал человек в богато украшенном плаще, с мечом, усыпанным драгоценными камнями. Это был Исаак Лекапен, не менее богато одетый, только уже по-дорожному. Он соскочил с коня с изяществом, которому позавидовал бы любой из присутствующих, и, слегка кивнул Теодору:

– Протодекарх Лемк…

– Доля императора уже…

– Да-да, но это сейчас неважно!

– А что…

– Ваши труды и подвиги не остались незамеченными, и вы получите все причитающиеся вам награды, которыми вас наградит наш великий император! Однако цель нашего визита касается не вас.

Затем он повернулся к Ховру, и сдержанно, уважительно произнёс:

– Молодой господин, мы пришли за вами. Ваша дорога теперь ведёт в столицу.

Тишина, наступившая в лагере, казалась почти осязаемой. Теодор нахмурился, взглянув на Ховра. Тот стоял неподвижно, явно ошеломлённый.

– Что это значит? – спросил Теодор, стараясь не выдать своего раздражения. – Почему вы увозите моего человека?

Лекапен вновь склонил голову, его голос остался спокойным:

– Мы обязаны доставить его к тем, кто давно ищет его. Это дело государственной важности. Уверяю вас, с ним будут обращаться с наивысшим почтением.

Ховр, казалось, хотел что-то сказать, но лишь вздохнул, когда один из всадников вручил ему небольшую сумку. Лекапен кивнул, жестом пригласив юношу следовать за ним.

Теодор и его офицеры молчали, недоумение читалось на их лицах. Когда отряд всадников двинулся прочь, оставляя за собой лишь облако пыли, Лемк обернулся к своим друзьям:

– Что это, дьявол меня раздери, было?!

Но ответа никто не знал.

Он выяснился позже.

Но для начала объяснить ситуацию, сложившуюся в империи.

Говорили, что император Андроник IV за свои долгие годы правления если не превзошёл всех предшественников в умении устранять потенциальных претендентов на трон, то был одним из первых в десятке в этом деле. С помощью венецианцев и прочих заинтересованных лиц он избавился от всех. Одних он запирал в темницах, где они погибали от голода, других казнил под предлогом мятежей, третьих ослепил и оскопил. Традиционные ужасные методы, но их результатом было почти сорок лет относительного мира. Никто в городе не хотел новой гражданской войны, а слабый, но законный император был предпочтительнее хаоса.

Однако судьба сыграла с ним злую шутку. Детей, которые могли бы унаследовать трон, император потерял – младенцы умирали один за другим, оставив его старым, бездетным и, как поговаривали, уже не вполне здравым рассудком. Встал вопрос, кто будет его наследником. Это беспокоило всех: придворную знать, горожан, иностранное купечество, соседних правителей.

Начали искать дальних родственников, углубляясь в генеалогию императорского рода. Династия Гаврасов, из которой происходил нынешний император, оставила след в разных частях разваленной на куски империи. Что говорить – среди них было даже двое святых! Когда-то изначально династия владела Трапезундом, но их выгнали Комнины в XII веке. Гаврасы разошлись по всей империи ромеев и за её пределы: они были теперь в Константинополе, Трапезунде, Таврике (Крыму), Болгарии – везде были их ветви, породнившиеся с правящими домами, а то и сменившие веру. Родство с Палеологами позволило одной из ветвей прийти к власти в XV веке, но остальные ветви в других странах никуда не исчезли.

Оказалось что Ховр тоже принадлежал к этой линии. Его семья, русские бояре Ховрины, вели своё происхождение от Гаврасов – правителей маленького княжества Феодоро в Крыму. Из своего княжества они потом, после войн с кочевниками, перебрались в Москву, к единоверцам. Прошло немало времени, в течении которого они вжились в северное государство, стали занимать высокие посты казначеев. При предыдущем правители Москвы, могучем Иоанне IV часть этой семьи попала под его горячую руку и была казнена. Но они выжили. И потому Ховрины были приглашены в столицу ромеев.

Неизвестно что случилось у мыса Калиакрии – нападение исмаилитских пиратов; казаков; латинских корсаров прибывших на войну с сарацинами, но грабивших всех подряд. Однако корабль подвергся нападению, и спасти удалось немногим. Те, кого удалось спасти, говорили, что видели, как Георгий прыгнул за борт. Но его так и не смогли найти. Гонцы передавали сведения о нем во все новые города, его приметы были розданы всем комитам.

В хаосе войны найти его было, конечно, трудно.

И может бы так и не нашли, если бы отряд Лемка его не подобрал, а потом и привел в пределы границ.

Таким образом, сейчас Георгий, был, возможно, одним из последних, кто мог претендовать на трон древней империи ромеев, Второго Рима. Конечно, если не считать династий Душанов, Цымблаков и ряда других старых семей, породнившихся когда-то с династией Гаврасов. Неудивительно, что его увезли в столицу с таким почётом: басилевсу нужен был наследник, а Георгий подходил по крови.

Эх, если бы это вскрылось раньше и Теодор бы сам его привел в Большой дворец! Какие возможности открывались бы тогда! Ну почему же Ховр им ничего не рассказал, не признался в своем происхождении, черт его дери!

Теодор даже увидел во сне, как он входит в тронный Золотой зал – Хрисотриклиний, и сам басилевс говорит ему благодарность.

А вот Лекапены, когда приведут его во дворец, явно сумеют повернуть всё к своей выгоде. От этого становилось тошно.

И хотя сам Ховр вряд ли осознавал, что ждёт его впереди, Теодор и его соратники поняли одно: их судьба, как и судьба Империи, могла изменится навсегда.

Через какое-то время они получили приказ от военного магистрата помогать Василию Веру охранять границу по реке Марице.

Лемк и его люди разбили лагерь у брода, где сами переправились через реку и где в любую минуту можно было ожидать стычки с румелийскими налетчиками.

Дни тянулись медленно, ожидание неприятностей от врага вперемешку с рутиной изматывало. Они патрулировали берега, укрепляли позиции лагеря, собирали сведения от местных рыбаков и купцов. Но, несмотря на важность задачи, из столицы не поступило ни задолженности в жаловании, ни нового снаряжения.

Интенданты, словно бы забыв про отряд, выдали только устные обещания и один раз прислали гонца с приказом передать артиллерию – пушки забрали и увезли, не предложив ничего взамен. Отряд остался без поддержки, и лишь богатая добыча, захваченная ранее, позволила воинам поддерживать себя в боеспособном состоянии.

Через месяц пришёл новый приказ: отправиться в Адрианополь. Лемк, оставаясь командиром, собрал своих людей. Теодор понимал, что за время службы они стали почти автономной армией, привыкшей к самостоятельности.

Где бы ни проходил их отряд, особенно хорошо их встречали братья-солдаты и командиры невысоких рангов. Эти люди понимали, что с ними не были в игре ни высокие чины, ни политические интриги. Им не требовались громкие слова и пустые обещания. В глазах этих простых людей было только уважение (порой – не без зависти, потому что слухи разносились, приукрашивая все возможные детали), которое невозможно подкупить деньгами или званиями. Они знали, что такое стоять в первых рядах, принимать врага на пику, что такое долгие переходы.

Они приветствовали Лемка не с теми глупыми учтивыми улыбками, которые часто можно было увидеть на чиновников/бюрократов. Нет, эти люди с уважением склоняли головы, потому что знали цену не словам, а поступкам. С ними не нужно было играть в политику, подбирать слова. Было просто понимание и молчаливое признание того, что он вместе пережили и, наверное, ещё переживут.

Глава 26

Недолго находясь в Адрианополе, Теодора позвали к эпарху/префекту города на ужин. Как позже узнал, это было традиционное мероприятие, и среди гостей были офицеры иностранных контингентов и наемников, рыцарь-иоаннит, иностранные купцы.

Этот ужин оказался мероприятием, больше напоминающим спектакль, чем ужин. Возможно это была встреча между «своими» для решения важных вопросов. Гости, собравшиеся в просторной трапезной, представляли собой довольно пеструю мозаику. Среди них были офицеры иностранных контингентов, разнаряженные так, будто они проводили больше времени перед зеркалом, чем в поле; неприветливо смотрящие друг на друга купцы из Генуи и Венеции, щеголявшие дорогими тканями и непринужденным высокомерием; рыцарь-иоаннит весьма строгого вида и прочая подобная публика.

Сначала был ужин. На столах, украшенных канделябрами, стояли блюда, многочисленные и разнообразные блюда: от тушеной баранины в пряностях до восточных сладостей. Среди напитков господствовали коммандария и мальвазия как среди мужчин, так и среди женщин. Теодор ел осторожно, больше наблюдая за окружающими. Знакомых у него здесь не было, и как держаться и какие правила были в ходу не понимал.

На него смотрели как на деревенщину, улыбаясь шептались, и Теодор принимал всё на свой счёт. Он остро воспринимал себя здесь лишним.

После ужина начались танцы. Музыканты, расположившиеся в углу зала, заиграли лёгкую, но сложную мелодию. Мужчины приглашали дам. Фигуры танца, полные поклонов и плавных движений, казались Теодору чем-то совершенно чуждым.

Он, не зная, куда деть себя, отошел к стене, держа в руке бокал вина.

Время от времени к нему подходили гости, как например капитан-неаполитанец пытался рассказать о своих прошлых летних походах против крестьян, ушедших в горы с таким жаром, будто это был настоящий подвиг, а не банальный грабёж. Теодор отвечал сдержанно и вежливо, но ощущал, что в этом обществе ему нечего делать.

Понимал его тут, скорее всего лишь молчаливый иоаннит по имени Жан, с которым они стояли молча (потому как не могли понять речи друг друга) у одной из стен зала приёмов и пили вино.

Его наблюдения прервались, когда к нему подошла одна из дам. Высокая, изящная, с густыми тёмными локонами и взглядом, в котором читалась смесь любопытства и легкого пренебрежения.

– Вы странно одеты, – заметила она, не скрывая лёгкой улыбки.

Теодор мельком взглянул на свой наряд – полурасстегнутая дублет поверх рубахи, широкие штаны с серебряной вышивкой и пояс, с кинжалом в ножнах.

– Это на мне смесь латинской, болгарской и сарацинской одежды. – ответил он сдержанно.

Дама приподняла тонкую бровь.

– Странно это, носить такую одежду. Вы ведь видите, все мужчины носят другую одежду. Вы выглядите диковато.

– Я только с войны, – пояснил Лемк спокойно, почесал шрам на щеке, затем скрестив руки на груди. – И ношу то, что удалось отнять. Заимствовал, что оказалось удобным.

Она тихо засмеялась, словно это было забавной выходкой.

– Сейчас тон в моде задают выходцы из республики святого Марка, – произнесла она с тонкой ноткой превосходства. – Все носят их одежды.

Теодор улыбнулся краем губ, в его голосе прозвучал суховатый сарказм:

– Когда мы будем воевать в Италии, то непременно возьму их одежду.

Дама отпрянула на шаг, не зная, что ответить.

– Знаете, я вас сегодня видела. Вы были на Бычьей площади. Я видела как вы смотрели на тех бедолаг… на площади. Так, нууу… тяжело. Вы очень тяжело смотрели на рабов, – сказала она, глядя на него с любопытством. – Вы плохо к ним относитесь?

Теодор ответил просто:

– К ним – нет, – ответил он. – Мне просто не нравится само рабство.

– Но ведь это… обычай, – осторожно заметила дама. – В империи это всегда было.

– Обычай, который давно пора реформировать, – сухо бросил Теодор. – Раб работает плохо, если его бьют. Он никогда не будет думать о завтрашнем дне, никогда не возьмёт на себя труд защищать свою землю.

Дама нахмурилась, будто пыталась понять, не шутит ли он.

– Почему вы так уверены?

Теодор усмехнулся:

– Потому что мы уже проходили это. Когда-то, после распада империи, выжили только те, у кого были арендаторы – свободные люди, которые работали за долю урожая и могли взять в руки оружие, чтобы защитить себя и своих господ. А рабы… они громили всё вокруг, били в спину и переходили на сторону врагов. Рим пал не только под ударами варваров, но и из-за собственных цепей.

Она молчала, разглядывая его лицо, будто искала в нём ещё одно объяснение.

– Рабы нужны только ленивым хозяевам, – добавил он. – А ленивый хозяин – враг сам себе.

Дама смерила его взглядом с головы до ног и, развернувшись, ушла.

Теодор выдохнул и смахнул невидимый пот – как общаться с благородными дамами он даже представить не мог. Но вроде бы все прошло не так уж плохо.

Вскоре, видя что на него не обращают внимания, тихо ускользнул с этого вечера.

В Адрианополе пришло известие, что нужно идти дальше, в Подунавье. Команда к походу уже не удивляла никого. Лемк принял приказ без споров и провел свои сотни через Велико-Тырново, двигаясь к Никополю. Этот путь занял две недели – не из-за препятствий, а потому, что спешить было особо некуда.

Картина, открывшаяся перед ними, напоминала о том, что война неоставляла эти места в покое. Если год назад Теодор считал, что земля разорена, то теперь понял, насколько ошибался. Перед ним была пустая, словно вымершая страна. На месте селений – редкие обугленные остовы, едва заметные среди сорной травы. Крестьяне, научившиеся никому не доверять, при виде любых вооруженных людей, не разбирая кто это – сарацины или ромеи – бросали всё и скрывались в горах и лесах, словно звери. Никто из них не верил, что армия несет что-то кроме бед.

Сарацин у Данубы уже не было.

Уход их объяснялся многим: ударами армии Петра Кавасила, беспорядками в горных районах Болгарии, нехваткой припасов. Лемк верил, что и его люди внесли свою лепту. Он был уверен, что именно действия их отряда – многочисленные стычки, уничтожение обозов и диверсии в горах – заставили султанскую армию ослабить хватку в этих краях.

На пути к Никополю им довелось не раз пересекаться с отрядами иностранных солдат, обосновавшихся в отвоёванных городах. Вид их повседневной жизни вызывал у людей Лемка то ли раздражение, то ли досаду. Чужаки вели себя не как защитники, вернувшие землю её жителям, а как захватчики, продолжающие грабёж.

Савойцы и их наёмники умудрялись обложить местных налогами, выбивая дополнительную часть на собственные нужды. Они беззастенчиво устанавливали свои порядки, обращаясь с местными как с побеждёнными. Из окон домов, в которых они квартировались, раздавался пьяный хохот. В переулках то и дело слышались крики, да и мелкие ромейские и болгарские торговцы явно не могли расслабиться, чувствуя в чужаках постоянную угрозу.

Пока добирались до места, узнавали новости не самые приятные новости. Нигде об этом неофициально не объявляли, но слух несся по стране со скоростью лесного пожара – произведена порча монеты!

Когда в казне не осталось средств, а солдаты стали требовать своего, император отдал приказ, который лишь на время решал проблему. Теперь в каждом громмо куда меньше серебра и гораздо больше меди.

Монеты разошлись по рынкам и лагерям, и сначала никто ничего не заметил. Но вскоре торговцы, приглядываясь к новому серебру, стали просить расплачиваться старыми монетами. Новые серебро темнело быстрее обычного, а на весах монеты стали подозрительно лёгкими. Поняв, чем им платят, в лавках стали расти цены.

Недовольство росло, и слухи о том, что монету «испортил» сам император, быстро разошлись. Казна пополнилась, но доверие к власти обесценилось вместе с её деньгами.

Появились сведения и о Георгии Ховрине. В Большом дворце было объявлено что в гости к императору прибыл его дальний родственник. Со временем его и других, живых или погибших в скрытой и явной борьбе за трон стали называть «Μακρινοί συγγενείς» – дальние родственники, макрин сингенис, оставив только первую часть – Макрин или Макрины.

Дукс новосозданной провинции Мезия Антон Конталл встретил Теодора так, как встречают людей, которых не ждали, но от которых трудно отделаться. Взгляд, полный едва скрытого раздражения, и тон, полный превосходства, не оставляли сомнений: разговор этот был для него обременительной формальностью.

– Вас утверждают на должности гемилохита, – произнёс он, словно выносил приговор. – Сотня человек под вашим командованием. Симеон вас проводит. – указал он на человека возле себя.

Для Лемка это стало откровенным ударом. Он еле сдержал раздражение. А Конталл продолжал:

– Траян Лазарев, Евстафий Фотиад, Марк Галани, становятся протодекархами, – продолжал дукс, скользя взглядом по бумагам. – Сидир Мардаит, и эти… Евх и Юц – десятниками. Остальных ваших людей мы распределим по другим турмам и друнгариям.

Слова о «распределении» звучали как упоминание о скотине, что отправляют в разные загончики. Лемк почувствовал, как кровь прилила к вискам, и, невзирая на всю очевидную опасность, позволил себе возразить:

– Простите, господин, но мы сражались вместе, и мне казалось, что имею право…