Текст книги "Рубеж веков-2 (СИ)"

Автор книги: Ludvig Normaien

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Теодор же увидел, что следование военным традициям не всегда приносит пользу. Никто не ходит зимой в походы в их краях. А они пошли и их действия принесли и успех! Наступали новые реалии и то, что работало раньше, теперь не работало. Иногда ведь традиции следуются просто потому, что "это всегда было так". Без четкого объяснения или обоснования, они могут быть просто бессмысленными и несостоятельными.

А ещё он думал о том, что на разоренных войной землях Фракии, придунавье и землях болгар обретаются сотни бродяг и беглых бандитов, ускоков, гайдуков и юнаков, бывших мартолов и войнуков, разочарованных сарацин из джебеджи, гуреба и прочих, которые за еду, золото и оружие пойдут войной даже на родных. Он верил и знал, что Федос Зарбас прав: люди, привыкшие к войнам, в мирной жизни не смогут найти себя. И таким людям нужна будет другая жизнь – и это далеко не жизнь горожан и сельчан.

Никто не ушел раньше, не настоял на разделе добычи. На берегу Осьмы набились в их длинную избу, прогрели очаг и устроили пир, не забыв угостить от щедрот и бывших рабов. Для них тоже нашлось место в углу, место у очага и сухая подстилка.

Сварили “желтую” уху, в одном котле натушили несколько видов мяса с луком и чесноком, начинили большие рыбы малыми – и запекли. Каши не варили – не в такой день. Веселились, пили бузу, кумыс и вино, вспоминал как кто себя вёл, делали замечания Теодору что порой от него не хватало команд, но в целом отзывались хорошо. Те ромеи, которых позвали в этот поход, говорили о том, что если их позовут ещё, то непременно согласятся составить компанию.

В тот вечер их можно было брать голыми руками, что поняли наутро, когда отоспались.

Начали укорять сами себя, а потом начали делить добычу. Поход выдался выдающимся и делили добычу примерно, “на глазок”.

Гора бытовых вещей, оружие юрюков. Запасы еды пошли в общий котел, а скот решено было продать, как только доберутся до закупщиков.

Но из всей своей доли Теодор выделил бы несколько вещей. В частности, он обратил внимание на защитное вооружение. Он видел юрюков довольно легко вооруженными, однако среди добычи были интересные вещи. А может то прежде принадлежало акынджи…

Во-первых – обычная турецкая кольчуга, которая состояла из больших колец, изготовленных из расплющенной проволоки, где каждое звено склепано. Плоская, ничем не примечательная поверхность была украшена приделанными девятью медными звездами.

Вторым было одеяние, которое называли казарханд. То есть кольчуга, покрытая изнутри и снаружи тканью. Удобное и практичное в носке, покрытая темной коричневой тканью это всё замечательно выглядело.

Ну и шлемы – шишак с шпилем, что был отличительным знаком типичных сарацинских всадников. Шлем был неглубокий, и покрывал лишь верхнюю часть головы, поэтому к нему была прикреплена кольчужная бармица. Теодор видел, что его его надевали поверх шапки или типичного головного убора исмаилитов – фески, вокруг они навертывали небольшой тюрбан. Купол шлема был закругленной формы с прямыми желобками – для красоты, а возможно и для крепости.

Были ещё несколько защитных чеканных пластин, как ему объяснили – они могли подвешиваться на кольчугу, но как это сделать было непонятно. Да и надо ли? Вес и так значительный. А Лемк протодекарх скопефтов – его дело стрелять, а не стоять в первом ряду, ожидая ближнего боя.

В течении зимы скот отогнали в город, где было немало мелких и средних купцов, либо их приказчиков, что сидели в городах в зимний сезон и жадничали давать хорошую цену (а когда не жадничали?) в преддверии новой весенней кампании.

Но за скот получили не менее чем по 10000 акче каждому. Да, мелкие, уже довольно испорченные медью монеты, но десять тысяч! Все тут же начали тратить деньги на одежду западной моды, подражая всем сразу и каждому в отдельности. Но стоило ли того? Теодор приобрел себе лишь новый кафтан с поддевкой, а старый изношенный чуть не сжег, до такой степени он был изношен.

На оружие же спроса не нашли и решили пока припрятать, что и сделали. Углубили яму у выворотня, завернули в промасленную ткань, сделали грубые стены из небольших бревнышек, положили и сверху прикрыли крышкой – и закопали.

Глава 5

Слухи на самом деле не ошиблись – франкский король Генрих IV, известный тем, что неоднократно меня веру когда-то было выгодно, ещё зимой объявил войну западным, ложным имперцам по всем правилам – с вызовом посла, с уведомлением о начале враждебных действий не менее чем за 90 дней до начала боевых действий.

В начале войны многие обвиняли обретавшегося в Городе Франсуа Савари де Брева, французского посла. Его тут же взяли под арест, до выяснения – распространяются ли враждебные действия Франции против ромеев? Стоит ли арестовывать их корабли в гавани и вообще ввести запрет на передвижение их граждан и арест их имущества? Русворм, как представитель латинян, настаивал на самых жестких мерах, но император и его советники медлили – им не хотелось портить отношения с могучим западным государством.

При этом, конечно, все высказывали франкам своё презрение. Это же надо умудриться! Государство, являющееся ныне одним из столпов мессианства и фактически борются за спасение стародавних врагов всей кафолической церкви (от автора: термин не ошибка). И когда объявляют войну – когда только начали одерживать серьезные успехи, когда Силистрийский султанат практически оказался уничтожен, повергнут в адскую пучину. Уму непостижимо!

Впрочем, как многие из франков рассказывали после – даже королевские протестанты (те, кто ещё не так давно были верной и надежной опорой Генриха IV в период гражданской войны), находящиеся, в вечном противостоянии с властью высказались нелицеприятно по этому поводу. В частности, старик Франсуа де ла Ноуэ, которого звали Бра-де-Фер (Железная рука), один из капитанов гугенотов поднял мятеж в Провансе, выступив на стороне имперских сил.

Что уж говорить о папе римском – Клименте VIII, испанском короле Филиппе III и прочих благочестивых правителях. Правда, своими возмущениями они только ограничились. Между испанскими Габсбургами и Генрихом еще действовало перемирие, заключенное не так у давно.

Теодора Лемка это известие тоже огорчило. Не так страшны французские воины – вряд ли они доберутся до этих далеких земель.

– Бусико, наверное, в гробу вертится.

– Наверняка.

Героическому воителю прошлого наверняка было бы стыдно за нынешних своих соотечественников.

Не отставали от франков и валахи. По весне, пока солдаты только выступали с зимних квартир, около двух тысяч их воинов переправились через Дунай и опустошили всю силистрийскую округу. Гарнизон заперся в крепости, а многие мирные жители добраться до нее не успели, настолько неожиданным был визит “союзников”. И хоть эти места и так пострадали от войны, задунайские грабители не брезговали ничем, и не пропустили ничего.

– Что они творят, сукины сыны? Они же на нашей стороне!

– Да я сам видел, как эти их… э-э-э… бояре были тут. Те уж точно видели что-то уже наша территория!

Многие предлагали совершить поход на их сторону, вернуть награбленное и уведенных людей. Конечно же, пограбить в ответ, но автокатор ограничился лишь в отправлении послов с грозными посланиями. Многие говорили, что так и надо, что надо в первую очередь громить султанаты, но ярость в крови толкала ромеев на самые решительные действия, а оставшееся без ответа унижение отложилось в душе очередным камнем.

А войска собирались.

Износившиеся за зиму, ромеи требовали денег, но в ответ получили только их часть, а также обещания вскоре выплатить весь долг. Кто-то верил. Другие же обвиняли офицеров в том, что они присваивают себе часть выплат. Впрочем, для иноземцев деньги нашлись в полной мере. Их, кстати, стало заметно меньше. Генуэзцы братьев Спинола не обнаружилось. Они поспешно переправили своих людей обратно в Лигурию, в Геную, так как опасались вторжения франкских войск.

Также покинули войска многие немцы и испанцы. Кто-то остался, заявив, что их честь требует продолжить воевать здесь, пока король или император не призовет их. Остался и Русворм, хоть большую часть времени проводил в Константинополе, решая какие-то дипломатические вопросы. Наверняка участвовал в дележе уже награбленного, как считали простые ромеи.

Ещё из крутившихся слухов были новости о том, что деньги, что ранее были обещаны автократору ещё от Филиппа Второго за войну, не поступили в ромейскую казну. Филипп Третий занимался чем угодно, кроме государственных дел, тратя огромные деньги на развлечения, и считал некоторые проекты своего отца слишком убыточными. И конечно же он не находил нужным посылать золото на Балканы. Хотя всем было известно, что Серебряный флот едва добирается до берегов из-за перегруженности золотом и серебром.

Хороший был день – 7 марта 1600 года. День, когда армия Карла Эммануила 1 встретилось с румелийским войском Селима Второго.

В конце апреля Сицилийская терция вместе с остальными силами спешно выступила из Никополя и отправилась на запад, чтобы выполнить план прошлого года и выйти к Софии с севера. В общей сложности, после прошедшей зимы в выдвинувшихся было около 18000. Это было в разы меньше, чем в предыдущем году, когда было 26 000, но с учетом потерь, вновь набранных сил, и сидящих в гарнизонах войсках – это была армия с которой приходилось считаться всем в этих краях, хоть состояла по большей части из зарубежных, наëмных войск. И даже если в списке значились практически всё те же наименования отрядов, терций – то вот людей в них оставалось гораздо меньше.

Войско было в не самом лучшем состоянии, среди солдат было много больных. Многие радовались теплу, хотя для войска нет ничего худшего, чем приход тепла после зимы, так как по ночам еще холодно, что лужи покрыты льдом, и в начале движения ты скользишь, и запинаешься о твердые комки застывшей грязи, а немногим позже всё вокруг тает и сапоги вязнут, набирая на себя такую грязевую тяжесть, что их невозможно поднять. Никаких битв и сражений воину не нужно, чтобы почувствовать себя самым уставшим, самым несчастным человеком.

Через дыры в обуви попадают камушки и не хватит времени вытряхивать их – сержанты быстро отучат отставать – но к концу дня прощай ноги! С каждым днем все больше людей плетутся уже позади, выпадают из колонн, едут на телегах в обозе. И таким войско тает быстрее, чем в кровопролитных сражениях. Это всадникам хорошо – не они бьют ноги, но у тех свои сложности, поскольку отвечаешь не только за себя.

Таким образом вооруженные люди разной степени оборванности двигались по дорогам к югу, пользуясь тем, что отощавшие, ослабевшие кони противника не могли их задержать.

На общем фоне люди протдекарха Теодора Лемка смотрелись хорошо. Сытые, одетые в целую и относительно (для солдат) чистую одежду, не светя пальцами ног в дырках сапог, они свысока поглядывали на оборванцев вокруг, выставляя напоказ некоторые элементы из захваченной зимой добычи – украшенные кинжалы, кольчуги, поверх которых были натянуты красивые пояса.

Текли отряды всадников, выряженные в доспехи разных исторических периодов, многие из которых были с длинными пистолетами, торчащими из седельных сумок. Кентархии скопефтов, с вечно обожжёнными пальцами, со своими длинными ружьями, которые они ставили во время стрельбы на сошки; отряд немногочисленных рейтаров, одетых в легкие доспехи, прикрывающие только грудь, с длинными пистолями, чьи многочисленные рукояти торчали из кобур и пояса; колонны пеших контарионов с пиками длиной в 18 футов, что были основой пехоты, той скалой, о которую должны были обломать зубы враги; грязно ругались пушкари, что только успевали чинить разваливающиеся телеги с тяжелыми ядрами и рвущуюся упряжь лошадей, которые тянули отлитые из бронзы пушки. В некоторые из них впрягали по двадцать три коня. В легкие подвижные фальконеты впрягали две пары. Пушкари выбивались из сил, практически на руках поднимая на склоны многочисленных оврагов и небольших гор эти тяжелые орудия, поливая землю потом.

А позади тащились обозы: телеги с провиантом, лекарями, возов с фуражом (сеном, соломой, овсом). Здесь были отличные саксонские крытые брезентом фургоны, корявые деревенские телеги, двуколки, шарабанды.

А уже следом брели и ехали нестройные толпы солдатских жен и инвалидов, калек и мелких купцов. В городах всегда хватало швали, ищущей удачи. А где она ещё может быть, как не в победоносной армии? Богатые купцы, конечно, старались не отставать от командования. Впрочем, дворяне не всегда спешили их как-то к себе допускать, поскольку брать у них деньги -это конечно хорошо, но всё же это не воинское сословие, чтобы вот так запросто с ними общаться. Пусть знают место.

Шли сухопарые рядовые священнослужители и ехали в повозках более высокие рангом представители церкви – куда же без них…

Главнокомандующий, савойский герцог Карл Эммануил I, на глаза солдатам не показывался. А когда его всё же видели – был весьма хмур.

Дата выхода сарацин в поход давно была известна. День Хизир Ильяс Гуню, которому их силы обычно собирались в единый кулак, приходился на начало мая. Турмархи и друнгарии торопили людей вперёд – все знали, что враги уже собираются и было бы отлично нанести удар до того, как все их отряды соберутся воедино. Это солдаты одобряли и потому спешили.

Авангард сходу выбил отряды сарацин из Плевен, переправились через Виту и не задерживаясь силы двинулись на Орхани, через который лежала северная дорога на Софию/Сердику. Где-то там был и сын герцога, да и вообще то был богатый, важный город.

Ромеи шли у горных потоков, украшенных чудесными лугами и цветущими плодоносными деревьями – орехом, сладким каштаном, яблоней, миндалем, черешней, грушей и сливой. А у дорог стояло множество пустых селений с покинутыми харчевнями – люди предпочитали разбегаться перед идущими войсками, предпочитая выйти потом, переждав самые опасные времена.

Двигаясь вдоль реки вверх по течению в глубь страны авангард порой задерживался у множества мелких укреплений. Приходилось расчищать завалы, которые были устроены как зейбеками, так и природой – после схода снега и вод дороги были довольно сильно испорчены.

А там уже навстречу стали попадаться толпы цветастых легкоконных румелийцев. Они гарцевали вдали, останавливаясь смотрели издалека и не вступая в бой уносились прочь, либо же выпустив несколько стрел отбегали на безопасное расстояние. Много ума не надо было – где-то рядом находилось уже и войско врагов.

Вскоре военачальники нашли подходящую местность и начали готовится к бою.

Вся конница встала в открытом поле на правом фланге, так как левый упирался в холмы и лес, пехотным же частям – терциям, пришлось занять холмы. Первыми встали малые части скопефтов, за которыми выстроились баталии контарионов/пикинеров за ними. Изгибы холмов мешали выстроить их ровно, и люди вставали порой весьма произвольно.

Когда перед силами союзников стали скапливаться толпы пеших сарацин помимо всадников, мелькнули высокие головные уборы и бороды янычар, то ромеи уже были готовы к бою.

Каждый из скопефтов вынул по деревянному патрону с порохом, забил пулю в ствол и поджег еле тлеющий фитиль. Удерживая в руках аркебузы или мушкеты с сошками, и держа фитиль по ветру солдаты наблюдали как они занимали всё новые и новые места.

Выстраивались отряды стрелков из ружей, тюфенгчи – секбанов, левендов, сариджи. Натягивали тетиву на луки многочисленные азапы. Выкатывались большие орудия маленькими людьми. Знатные тюфекчи, светя рукоятями пистолетов гарцевали совместно со страшными дели и недисциплинированными мюсселимами. Заметили и джебеджи в сверкающих доспехах, и несметную рать конных акынджи в красных шапках.

Казалось будто бы султан хотел показать все свои наличествующие силы, хотел посеять сомнение в ромеях и их союзниках, внушить страх одним своим видом.

Трудно вот так на глаз оценить численность войск врага, ведь всегда кто-то скрывается в складках местности, а ряды их уходят и вправо, и влево покуда глаз видит. Тысяч двадцать. Предположение это было взято наобум, но прочно осело в голове. Быть может их было больше, а может и меньше – Теодор не взялся бы судить. Но как солдату ему было немного не по себе от их вида. Ведь точно такой же ряд ромейских войск он не мог оценить взглядом, так как находился в строю и потому все эти сотни и тысячи врагов перед ним, представлялось, стояли тут чтобы напасть и убить именно его.

Стоящие в кирасах, кольчугах и железных шлемах солдаты неистово потели в теплую погоду. Только народившиеся насекомые тоже соскучились по нам и привлеченные запахом пота старались укусить или залезть поглубже. Страшно хотелось пить. Никто воду не разносил, некоторым становилось дурно и пришлось бежать к Моленару с просьбой отправить часть войнуков для того, чтобы они просто принесли воды из обоза. Не отпустили, сказали, что скоро обозники сами начнут разносить воду. Появился Никколо да Мартони, призывал потерпеть.

Сам Никколо да Мартони, а также маркиз Гомес Де Виллаб, Томас де Вальверде поснимали шлемы, тогда как кентарх Герард Дипар его вовсе не снимал – и казалось ему это не доставляет никакого дискомфорта.

С нашей стороны и от врагов выскакивали отдельные всадник на середину пространства, вызывая смельчаков на бой. Отдельные из них, похваляясь, приближались к самому строю. Шум вокруг стоял как в лесу в бурю – тихий гул голосов, шум ветра, дующий под шлем, лязг и бряцанье, стук кирас, ругань, лай команд на разных языках.

Долго. Что так долго? Выдержать такое стояние было трудно.

Утешало лишь то, что так же плохо приходилось не только нам, враг наверняка испытывал те же сложности.

Так думали, пока не увидели, что как раз воду у них разносят

– Целый корпус у них тем только и занимается, водоносы, сака.

– Продуманные.

– Так воюют беспрестанно, вот и набрались опыта.

Теодор вспомнил, что в “Стратегиконе” тоже были подобные наставления, чтобы каждой части войска придавать из “лишних” солдат и обозников тех, кто будет снабжать водой и тогда еще стрелами, чтобы солдаты не имели возможности покинуть поле боя. А ведь вон, с холмов было видно, как часть воинов уходят в обоз. А кто там за ними проследит, если они струсят и вовсе решать убежать?

Шло время и многим скопефтам пришлось выбросить фитиль, который догорел до самого основания и стал уже жечь пальцы. Начали поджигать новый.

– Они уходят! Уходят!

– Кто?

– Что там? Расскажите!

– Карл уводит войска! Савойцы уходят!

Сначала не поверили, но действительно, савойцы выходили из строя и развернувшись, медленно отряд за отрядом уходили, прикрываемые своей конницей. Сарацины их не преследовали.

Перестроение? Наверное они просто занимают новые позиции, да?

Солдаты тянули шеи, пытаясь увидеть что происходит. Ропот поднимался над войском, и бледные офицеры пытались навести порядок.

Иноземцы, особенно бывшие разбойники и прочие случайные люди, составляющие значительную часть, прямо выходили из строя, следую за тысячами савойцев. Друнгарии и турмы распадались на глазах, особенно когда в стане исмаилитов забили барабаны и взревели боевые трубы.

– Трусы! Предатели! – взревели растерянные люди.

– Нас предали!

Лемк, да как и другие, стоял растерянный, не представляя что делать и по уже въевшейся привычке смотря на командиров.

– Что нам делать?

– Стоять! – закричал как можно строже Теодор. – Слушаем команды! Всем заткнуть рты!

Ганчо Михов попытался было отступить в глубь строя, что-то говоря товарищам и Теодору пришлось ударить его, чтобы заткнуть. Теодора жёг взгляд войнука, но сейчас на это было плевать. Требовалось бежать к Дипару, чтобы выяснить что вообще происходит. Поручив всем слушаться декарха, он как старший десятник побежал лично.

Однако, хоть и тут же его встретил, Герард Дипар сам мало что знал и теперь страшно ругался.

Эх, сколько было проклятий произнесено вслух в адрес вероломного герцога!

Глава 6

Никто так и не узнал точно, что же получил Карл Эммануил за то, что отвёл свои войска, оставив ромеев одних против всей султанской орды. Конечно же кроме того, что ему вернули сына. Люди гадали, были ли ещё какие-то мотивы. Учитывая, что вскоре после возвращения в Северную Италию герцог выплатил всем своим кредиторам причитающееся, а потом начал кампанию против Женевы, все сошлись на мнении, что заплачено ему было немало. Другие же твердили, что расплатился он награбленным и тем, что получали савойские гарнизоны в целом ряде освобожденных городов Фракии, Македонии и Мезии.

Оставшиеся растерянные люди, испытывая терзающие душу страдания от предательства, и о том, как поступать им в данный момент. Потому как дело казалось уже вовсе проигрышным.

Все находили отдушину в проклятиях на всех итальянцев скопом.

Теодор не видел где точно, немного в стороне, правее от Сицилийской турмы начали бить орудия. Били не по «сицилийцам», ядра здесь не пролетали, за что можно было благодарить высшие силы, чем солдаты и занимались, удерживая оружие.

Выяснение, кто же ныне главный, для Лемка показалось весьма затянутым. Главным оказался хартуларий Гарид. Представитель василевса в войске, занимавшийся изначально лишь снабжением, ему предстояло взять на себя ответственность за жизни всех собравшихся под ромейскими знамёнами здесь, в Гемских горах, перед лицом превосходящих числом румелийцев.

Хотелось бы, конечно, чтобы ромеи устояли и в меньшинстве разгромили врага, и если не новый Лалакаон, то устроив новый разгром врагов при Биддоне. Но увы...

Хартуларий делал что мог. Он хотя бы попытался спасти наличествующие силы. Ему было не отказать в быстрой оценке ситуации. Не имея военного опыта – он сразу понял, что к чему и приказал отходить. Причём не абы как, а устроив очерёдность, чтобы войско оставалось организованной силой, а не толпой.

Начали уходить кто мог, а могли не все.

Румелийцы послали вперед конницу с заданием изматывать ромеев, держать их на месте до подхода янычарского корпуса, но не сближаться с ними. Румелийский же бей, возглавлявший мюсселимов и другие приданные конные части, видя плохое состояние ортодоксов, решился на атаку в лоб, желая опрокинуть пехотные полки гяуров и таким образом выиграть сражение одним ударом и забрать всю славу себе. Это было обычное дело – сарацины часто ставили всё на сокрушительный удар своей могучей конницы. Только турмы, обученные по испанскому образцу, выстояли и нещадно обстреливая массы конных, остановили их и раз, и другой. Мюсселимы, после столкновения с ромеями отступили к своим, смешав ряды наступающей пехоты и создав не на самом просторном месте пробку, и чуть не посеяв панику среди армии Селима Второго. Это дало какое-то время ромеям, чтобы отвести основную часть войск назад под прикрытием артиллерии.

Пока ромеи отступали, многие иноземные воины показали, что они добрались до этих земель не для грабежа, и до последнего следовали своему воинскому долгу. В частности, в этом сражении с лучшей стороны себя показали госпитальеры/иоанниты – старый монашеско-рыцарский орден.

Тогда Теодор этого не мог знать, но иоанниты (среди которых были и французы), заняли селение, рядом с которым располагались их позиции. Они несколько атак даже янычар, из-за чего не смогли вовремя отступить, и постепенно оказались в окружении наступающих румелийцев. На все предложения сдаться они отвечали ружейным огнем своих мушкетеров, мешая преследованию отступающим турмам.

И султану пришлось задержаться, чтобы подавить этот очаг сопротивления.

Разобрав дома крестьян на укрепления/завалы, превратив деревню в укрепленный лагерь во время передышек, иоанниты, осененные красным флагом с восьмиконечным орденским крестом, засели там крепко. Всего около пятисот мушкетёров и столько же рондашьеров, и прибившихся к ним отдельных воинов других турм. Пока румелийцы не подтащили пушки и не снесли все их баррикады, и все хоть сколько-нибудь целые дома. Но вместо того, чтобы ждать когда их расстреляют, оставшиеся орденские солдаты под пение псалмов и орденского гимна ринулись на изумленных сарацин.

– Ave Crux alba, summae pietatis signum,

Ave Crux alba, salutis nostra sola spes,

Corda fidelium inflamma, adauge gratiam, adauge gratiam.

Ut omnia vincat tuorum ardens caritas,

Ut omnia vincat tuorum ardens caritas.

(Радуйся, белый Крест, знак высшего благочестия,

Радуйся, белый Крест, единственное наше упование на спасение,

Зажигай сердца верных, умножай благодать, умножай благодать,

Чтобы все побеждала пламенная любовь твоих людей,

Чтобы все побеждала пламенная любовь твоих людей)

И сами сарацины в дальнейшем говорили, что мало в их истории было случаев, когда им приходилось драться с таким тяжёлым, упорным противником, который показал презрение к смерти

– Allah! Allah! – звали они своего бога. – Inşallah!

– Pro Fide! Pro Utilitate Hominum! – летело им в ответ.

– Смерть неверным! – звучало с обеих сторон.

В яростной схватке все орденские братья и приставшие к ним в этот печальный день дорого продали свои жизни, но не дрогнули и кровью вписали свой подвиг в историю мальтийского ордена. Их останки были растерзаны мстительными врагами (головы убитых были насажены на пики, а раненые подверглись чудовищным пыткам) и не удостоены погребения.

Именно подвиг иоаннитов, жизни их рыцарей и солдат дали шанс солдатам разбитой ромейской армии, спешно отступающих по узкой горной дороге, по которой только утром шли в обратном направлении, отступая обратно в узкие горные долины. Им пришлось бросить пушки и практически весь обоз. Лишь несколько самых лёгких калибров утащили где на телегах, где пушкари вытянули на себе.

Они вновь отходили в долины, где румелийцам, наседающим на пятки, не было возможности развернуть свои маневренные войска. От вражеской пехоты оторвались, а оставшиеся длинные пики и тяжелые пули на узкой дороге позволяли не так опасаться всадников

Уставшие солдаты бросали тяжелое железо, торопясь спасти свои жизни. Ведь многие из солдат, и так уставшие, под теплым дневным солнцем очень скоро начали осознавать всю тяжесть того немалого груза, под которым мы были обречены совершать переходы и сражаться.

Тяжесть, которую Лемк сам испытывал, была огромной, и он не раз видел, как многие из солдат, не бросивших доспехи и оружие, надеясь на них в столкновении с врагом, либо опасаясь трибунала, тонули на переправе, либо просто падали без всяких сил. Теодор сам закрывал глаза на то, как его люди избавлялись от некоторых «ненужных» элементов экипировки.

Вдоль дороги можно было увидеть скинутые половинки кирас, лежащие подобно яичной скорлупе, и кучки кольчуг. Были даже те, кто избавился от пик. С 18 футовым другом особо не побегаешь, а для «личных» нужд всегда есть клинок на поясе.

– Вы хоть знаете, сколько они стоят?

– Жизнь дороже... – отвечал один, шатающийся от усталости солдат, укладывая вещи под только начинающем зеленеть деревом, чтобы успеть за товарищами. Если отстать от войска, то быть убитым преследователями шанс был слишком высоким. Оказаться же их рабом было хуже смерти.

– Лагатор, не можу! – обливались потом даже упертые войнуки, зная, что если теперь попадут к сарацинам, то не стоит и надеяться на пощаду после перехода на сторону единоверцев. Фляги с водой, мушкеты и аркебузы, патроны на бандероли, не считая сушеной говядины и сухарей, было лучшим, что у них было. Находились ромеи, которые избавились и от клинков. Что же, с каждым километром небольшой вес даже в три фунта увеличивался всё больше и больше. Местные жители немало в дальнейшем собрали в кустах панцирей контарионов на «дороге горя».

Теодор всех сейчас понимал, у него у самого уже одеревенели плечи, спина и руки от мушкета, пусть он и был янычарский, облегченный. Но если контарион без доспеха встанет в первый ряд против сарацинской конницы, то долго ли он сможет выстоять под ударами и выстрелами?

С начала войны это было самое тяжелое испытание, которое выпало на долю солдат.

Лемк был в числе тех, чья рота/кентархия в числе первых шла на штурм переправы на реке Вите, которая, как узнали, была занята либо обошедшим их отрядом врага, либо бандой недобитых зейбеков. Никто не разбирался. Ведь когда части отступающих ромеев вышли на берег речки, они оказались под ружейным огнем. И прежде чем ромеи добрались до них, также пришлось пересечь длинную дорогу, при переходе через которую много столпившихся в кучу солдат были ранены либо кем-то из врагов, залегших в засаде. Тем не менее, яростным ударом, в отчаянном рывке, скопефтам и растерявшим пики контарионам не потребовалось много времени, чтобы вброд перейти речушку, и когда оказались за ней, открыли огонь, а затем бросились в атаку, перебив или обратив врагов в мешковатых шальварах в бегство.

Усталые, изможденные солдаты не могли совершать переход дальше. И кое-как наладивший управление хартуларий по совету офицеров приказал занимать оборону здесь, надеясь на ландшафт.

Берег здесь был удобный, высокий, постепенно поднимающийся, переходящий в гору, что густо поросла поверху деревьями. Лишь на месте переправы было довольно пологое место. Вокруг различались не только черно-бурые стволы багряника, но и ольсовые дубы, светлый миндаль, а у воды местами ивы свешивали в воду длинные косы. Течение было хоть и спокойным, но оно было, мешая выбивающимся из сил людям и лошадям.

Кое-как установили орудия напротив речных перекатов, по которым сами ромеи перешли на этот берег Виты. Впрочем, пороха было minimum, а потому надеяться на них не стоило. С другой стороны, участок обороны был не слишком широк – две турмы/полка вполне могли оборонять данный участок. Наверное именно поэтому хартуларий Петр Гарид, не задерживаясь, поспешил покинуть войско, умчавшись куда-то в сторону контролируемой придунавской Мезии. Теодор не увидел ни одного лица вокруг, кто был бы рад этому. А уж когда объявили, что переправу будут оборонять Сицилийская и Латинские турмы, то все погрузились в печаль. Никто не горел встречаться с противником, дух и мораль был на таком уровне, что наёмники Латинской терции собрались вокруг своих офицеров, требуя уводить их из этой гибельной ситуации.

Ромеи Сицилийской не сговариваясь, решили, что будут драться. Этому способствовали и командиры, которые уверяли, что их позиция замечательная и врагу не перейти здесь реку. Да Мартони, оставшийся и осуществлявший общее командование турмой после убывшего на Сицилию маркиза де Виллаба, а также де Вальверде в друнгарии. Лемку было некогда. Натан Моленар, проклинающий своё решение задержаться в этих восточных горах и ленивых декархов, не давал ему времени и Теодор, толком и не отдохнувший после марша, бегал, проверяя снаряжение у всей кентархии, считал запасы свинца, фитилей и пороха, а потом и вовсе мчался к уходящим скопефтам других турм и друнгарий, выпрашивая у них припасы для боя.