Текст книги "Мне не жаль...(СИ)"

Автор книги: Luchien.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Всё это время он жил, будто во сне, отказываясь верить в своё счастье. В то, что Натали открылась ему, доверилась, что позволяет не просто быть рядом – позволяет любить себя, открыто, не таясь. Видя, как тяжело ей даётся разрыв с цесаревичем, он не пытался давить на неё. Не спешил, не ждал ответа на свои чувства. Но после того как озвучил их, скрывать уже не мог. В ней всей сосредоточилась вся его жизнь, все стремления и помыслы. О ней он думал постоянно, а всякий раз, когда она улыбалась, внутри расцветала нежность, огромная, необъятная. Он даже не думал, что можно любить так сильно, и только мысль о том, что те же чувства Натали испытывает не к нему, омрачали его счастье. Дмитрий убеждал себя, что ему достаточно того, что имеет, но в глубине души понимал, что мечтает о большем. О том, чтобы она полюбила его с такой же силой. Чтобы смотрела на него так, как смотрела на Александра. Но это оставалось мечтой, тем более не осуществимой, чем ближе подходил срок рожать.

Он говорил себе, что любит этого ребёнка, потому что он – её. Но порой внутри всё переворачивалось, стоило вспомнить, кто его отец. И напоминание об этой связи, о той любви, что случилась у его жены до него, о связи, благодаря которой он стал её мужем, – это напоминание будет перед глазами вечно. Понимая, что ребёнок совершенно не виноват, Дмитрий говорил себе, что любит и сам в это не верил.

К концу марта пришла весть о том, что принцесса Мария ждёт ребёнка, и Натали долго прислушивалась к себе, пытаясь понять, что чувствует. Александру нужен был наследник, но так ли тяжело было ему выполнять свой супружеский долг? Теперь, когда её не было рядом? Ведь Мария – красивая, молодая женщина, которая наверняка одаривала его той же нежностью, что с лихвой получала Натали от мужа. А так ли тяжело было ей самой ложиться в одну постель с Дмитрием? Всё стало так сложно, скрутилось в такой клубок, что Натали всё больше приходила к выводу – выбор, который она сделала, был верным. У неё была своя семья, у него – своя. И чувства, какие бы сильные они ни были, не шли ни в какое сравнение с простым душевным равновесием и тихим счастьем, которое им было не позволено. У них с Александром не могло быть уютных вечеров у камина, когда за окном бушует ветер, а здесь тихо потрескивает огонь. Когда можно вдвоём обсудить книгу, а день провести, гуляя по парку и вникая в дела поместья. Не могло быть покоя, мира в душе, когда за спиной маячил трон, а над головой – венец. Можно было сколь угодно долго рассуждать о том, что было бы, не будь Александр наследником, но ведь это была реальность, уйти от которой не представлялось никакой возможности.

Апрель в этом году выдался особенно ясным и чистым, словно говоря о том, что самое время начать новую жизнь. Натали часто выходила на веранду и садилась в широкое плетёное кресло, так напоминавшее о солнечной Италии. Смотрела, как из земли пробиваются острые стрелки крокусов и нарциссов, представляя, как совсем скоро всё зацветёт, наполняя её мир яркими красками. Уже сейчас в воздухе витало столько ароматов, что хотелось дышать, дышать полной грудью, забыв обо всём. И Натали дышала, закрывая глаза, подставляя лицо нежным солнечным лучам. Несколько раз с визитами приезжали местные дворяне. Далёкие от столичной жизни, они вели долгие разговоры об охоте и ценах на зерно, рассказывали о том, чем живёт провинция, а для Орловых всё это было внове и так интересно, как и им – слушать рассказы о балах и приёмах.

– Вы правда служили при самой императрице? – восхищённо спросила Аделаида, дочь графа Курякина, много лет назад оставившего Петербург после того, как несколько раз невыгодно вложил деньги и больше не смог держать дом в столице и вывозить семью в свет.

– Императрице я служила недолго, – с улыбкой ответила Натали. – Я дольше пробыла при принцессе Марии.

– Хотя бы одним глазком увидеть их, – вздохнула Аделаида, подперев щёку кулаком. Они сидели на веранде и пили чай, пока Дмитрий и старший брат Курякиной, Николай, вышли посмотреть коллекцию ружей графа. Натали вздохнула, прекрасно понимая стремление юной барышни – едва ли её отцу хватит денег свозить её хотя бы на один сезон. У самой графини никогда не было подобных терзаний. Она родилась в знатной и богатой семье, получила блестящее образование, была помолвлена с одним из самых именитых дворян России… Натали хотелось бы сказать, что она вспоминала об Андрее, но это было бы ложью. Только теперь она поняла в полной мере слова Александра о любви, что он объяснял ей на камнях…[1]

Андрей был яркой вспышкой, первой влюблённостью, не пошедшей проверку временем. Тогда она не смогла простить ему измену. А Александру не могла бы поставить в укор даже взгляд на другую женщину. Лишь бы её любил…

– А он красивый? Говорят, красивый, жуть как!

Аделаида, видно, давно пыталась привлечь внимание Натали, и та, встрепенувшись, обратила свой взор к девушке.

– Цесаревич! Наталья Александровна, вы же видели его? Каков он, наш будущий царь?

– Хорош, конечно же, – улыбнулась невольно Натали, кладя руку на живот. – Все были в него влюблены хотя бы немножечко. – Она подняла пальцы, показывая расстояние чуть больше дюйма.

– Вы, видно, шутите! – воскликнула Аделаида, начиная рассуждать о прелестях наследных принцев, но Натали уже не слушала. Внизу живота потянуло, словно туда приделали канат, и она замерла, прислушиваясь к ощущениям. А после меж ног разлилось горячим, и Натали невольно вскрикнула, хватаясь за живот.

Суета следующих минут сложилась в часы, в которых Натали забылась. Курякины, невзирая на любопытство Аделаиды, отбыли домой, а имение наполнилось суетой и шумом. Дмитрий послал за Вилье в Петербург, надеясь лишь, что сил местной повитухи хватит на то, чтобы помочь Натали до приезда врача.

Часы тянулись мучительно медленно, а протяжные стоны, разносящиеся по дому, были тем страшнее, чем реже они звучали. Натали почти не кричала. Лишь изредка до Дмитрия доносился полный муки стон. Граф бродил по кабинету, заложив руки за спину, огрызаясь на все попытки слуг закрыть дверь, ведущую на лестницу. Он старался не думать о том, что может вот-вот лишиться Натали. Но мысли ядовитым туманом расползались по душе, подкидывая картины его будущего: Натали больше нет, а он вынужден воспитывать ребёнка цесаревича, выдавая его за своего…

– Как она?

Дмитрию поначалу показалось, что он грезит – голос, что раздался над головой, не мог принадлежать цесаревичу. Но это было правдой. Он стоял перед ним, нервно стискивая белоснежные перчатки в руках. Его лицо выдавало такое беспокойство, что впору было сочувствовать, но у Дмитрия сейчас не было на это сил. Он лишь неопределённо качнул головой, пожал плечами.

– Я прибыл с Вилье, – начал Александр, бросая, наконец, перчатки на стол, и останавливаясь в метре от Дмитрия у окна. – Собирался ехать в Красное село завтра, но…

Новый стон разнёсся по дому, заставив обоих мужчин испугано вскинуть головы. Объяснения причин, по которым цесаревич оказался здесь, были совершенно излишни – всё отражалось в его лице, в помертвевших губах, стиснутых в узкую полоску. Глубоко вздохнув, Дмитрий вновь отвернулся к окну: все мысли о сопернике и его чувствах сейчас стали совершенно неважны. Только бы с Натали всё было в порядке. Он готов был ждать, а если понадобится – вновь отдать Александру, только бы она была жива. Во всём доме было тихо, даже слуги ходили неслышными тенями, накрывая стол в кабинете. Впрочем, ни Дмитрий, ни Александр не обратили на это ни малейшего внимания. Кровь шумела в ушах, сердце то замирало, то начинало биться, как заполошное, стоило раздаться новому крику. Не хотелось думать, что они стихают, становятся слабее, что тени сгущаются в кабинете, обступают, или это только так кажется?

Александр, тяжело облокотившись о колени, обхватил голову, боясь лишний раз вздохнуть, а Дмитрий, прислонившись лбом к окну, бездумно наблюдал за тем, как темнеет лес далеко впереди, сливаясь в сумерках в сплошную чёрную полосу. Наверное, надо было что-то говорить, хоть о чём-то завести разговор, но молчание сейчас было красноречивее всех слов, оно вдруг объединило их, стирая различия. Помыслы обоих сейчас сосредоточились на Натали, и в глазах плескались одинаковые надежда и отчаяние. Протяжный громкий крик заставил испуганно вскинуться, переглянуться. Александр поднялся, не находя слов от ужаса, что разлился в груди. Дмитрий с какой-то сумасшедшей тоской посмотрел на дверь, прислушиваясь к шагам в коридоре. Заплакал ребёнок, звонко, пронзительно, но никто не сдвинулся с места, и когда на пороге появился Вилье, слова застряли в горле, только две пары глаз уставились на лейб-медика.

– С графиней всё в порядке, – начал он, правильно истолковав молчание. – Если не разовьётся горячка, в чём я лично сомневаюсь, к утру уже может вставать с кровати.

Облегчение обрушилось, расцвело несмелыми улыбками на лицах. Вилье покачал головой, добродушно пробормотав что-то под нос, и подошёл к столику, наливая себе полный бокал вина.

– У вас сын, – сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно. Александр дёрнулся было к двери, но тут же замер и подошёл к столу, наполняя свой бокал. Дмитрий кивнул и поспешно вышел из кабинета.

– Поздравляю, – тихо сказал Вилье, салютуя бокалом. – Я слишком долго служу при дворе, чтобы не замечать очевидных вещей, – ответил он на растерянный взгляд цесаревича. – И отлично умею держать язык за зубами.

Александр склонил голову, глядя на рубиновую жидкость в своём бокале, прокрутил его в руке и залпом осушил. Ему хотелось подняться к ней. Быть рядом со своей любимой и сыном… Только сейчас он начал понимать – она подарила ему наследника. Пусть он никогда не взойдёт на трон, но именно Натали стала матерью его первого сына.

– Как вы? – тем временем Дмитрий робко остановился в дверях, глядя на Натали. Она была такой бледной, что почти сливалась с белоснежным кружевом чепца. Слабо улыбнувшись, Натали протянула руку, и Дмитрий тут же оказался рядом, сплетая их пальцы.

– Просто отлично, – хрипло прошептала она. – Вы уже видели его?

– Кого? – моргнул Дмитрий, подумав, как она успела узнать о приезде Александра.

– Сына, – улыбнулась Натали. – Вы видели его уже? Мне его ещё не показывали, Вилье сказал, что надо бы привести в порядок нас обоих.

– А вот и он! – в спальне появилась служанка, осторожно держа в руках свёрток в ворохе расшитой ткани. – Держите, ваша светлость. Поздравляю!

Она передала сына Дмитрию и тихо вышла, оставляя счастливых родителей наедине. Граф смотрел, не дыша, на крохотного человечка, который сейчас не был похож ни на маму, ни на папу, а был просто маленьким, красным и сморщенным существом. Натали протянула руки, и когда Дмитрий дал ей сына, лицо графини осветилось, она жадно впилась взглядом в малыша, на глазах заблестели слёзы. Любовь обрушилась на неё разом, оглушила, сметая всё на своём пути. И желание защищать, оберегать, лелеять этого малыша поглотило с головой. Натали казалось, что он – точная копия Александра. С теми же пухлыми губами и длинными ресницами. И глаза у него наверняка будут синими, удивительными, ясными.

– Как вы хотите назвать его? – севшим голосом спросил Дмитрий. Натали, не сводя глаз с малыша, прошептала:

– Александр. Разве могут быть другие варианты?

– Он здесь, – вздохнул граф. Натали подняла на него глаза, нахмурилась:

– Кто?

– Вы знаете, кто. Цесаревич.

– Но… Как?.. Я не ждала его, не звала. Вы верите мне? – Она обеспокоенно ловила его взгляд, ведь думать, что Дмитрий мог решить, будто она вновь обманула его, скрыла что-то, оказалось неожиданно страшно.

– Верю, – улыбнулся он, с лёгкостью разгадав её волнение. Неужели она действительно беспокоится о том, что он скажет и что подумает? – Я позову его, если вы желаете.

– Это всё так странно, – пробормотала Натали, прижимая к себе сына и пряча лицо в кружевах, в которые он был закутан. – Я, вы, он и… – Она посмотрела на малыша, коснулась кончиком пальца шелковистой щёчки.

Дмитрий тихо поднялся, покачал головой, желая было сказать, что можно оставить прошлое в прошлом и попробовать начать жизнь с чистого листа, особенно теперь… Но решил оставить этот разговор на будущее. А сейчас позволить Натали окончательно распрощаться с прошлым.

– Ваше высочество. – В то время, как граф появился в кабинете, Вилье успел уйти в отведённые ему покои – на улице уже давно была ночь, и ехать до Красного села по темному лесу могло быть опасно.

Александр вскинул голову, сонно моргнул – он успел задремать прямо в кресле. Поднялся, прочитав в глазах Орлова приглашение пройти наверх. Кивнул коротко и поспешил выйти, легко находя спальню Натали. Дом уже погрузился в сон, и только из-под одной двери лился свет, падая тонкой полоской. Александр вдруг вспомнил, как шёл к ней так в их первую ночь, почти два года назад. Как нашёл её спящей в кресле, и как трогательно она смущалась его ласк… А теперь – она чужая жена, и только что родила ему сына. Причудливо переплелась их судьба, кто бы мог представить, что так будет… Он тихо толкнул дверь, прикрыл её за собой, проходя внутрь, и замер у кровати, глядя на Натали. Она не поднимала глаз, любуясь на малыша.

– Он так похож на тебя, – прошептала она. – Саша. Мой Саша, только мой.

Александр осторожно опустился на кровать рядом с ней, чувствуя, как в горле разрастается комок и становится тяжело дышать. В носу защипало, и перед глазами всё поплыло, когда он протянул руку, коснувшись пушка на лбу сына.

– Мне всегда казалось, что невозможно быть счастливее, чем я становлюсь рядом с тобой. – Александр покачал головой, встречаясь взглядом с Натали. – Но сейчас мне кажется, что грудь вот-вот разорвётся от переполняющих её чувств. Я так люблю тебя…

– Я всегда буду любить тебя, – вздохнула Натали, – но наша история подошла к концу.

– Я понимаю. – Александр потянулся к ней, осторожно взял сына на руки, разглядывая его. – И не понимаю одновременно. Но очень хочу понять. И отпустить.

– Я тоже. – Натали прикусила губу, не обращая внимания на слёзы, что потекли из глаз. – У нас почти не осталось возможности встречаться. И знаешь, это к лучшему, так будет проще. Со временем, быть может, мы сможем даже видеться спокойно, и будет почти не больно.

– На этот раз мы точно прощаемся навсегда? – тихо спросил Александр.

– Наверное, – прошептала Натали. – Я буду писать тебе. И когда-нибудь ты увидишь мои письма.

– Моя Наташа… – вдохнул Александр, склоняясь над ней и нежно целуя. – Навсегда моя, навсегда в моём сердце.

– Ты тоже в моём, – улыбнулась Натали через силу. Странно, но в этот раз прощаться было гораздо проще. Быть может, дело было в том, что сердце начало принимать правду, а может, в том крохотном человечке, лежавшем в его руках. Натали потянулась и взяла сына. – Я – счастливейший человек, ведь в моём сердце теперь живёт двое Александров.

Цесаревич не ответил. Просто смотрел на них, запоминая до мельчайших деталей то, как разметались по подушкам её волосы и светятся глаза, то, как морщит губы малыш во сне, то, как она смотрит на него, не отрываясь… Видя, что Натали клонит в сон, он осторожно забрал сына и положил его в кроватку, что стояла рядом с постелью. И долго стоял посреди спальни, не в силах заставить себя уйти.

Он вышел, низко опустив голову. Не стал заходить в кабинет, а прошёл через дом, на крыльцо, тяжело опёрся о перила, зажмурился крепко. Шаги за спиной заставили взять себя в руки, выпрямиться и расправить плечи.

– Я уеду на рассвете, граф, – глухо проговорил цесаревич. И добавил еле слышно: – Берегите её.

Комментарий к Глава двадцать четвёртая

[1] Отсылка к сцене из сериала, в которой Александр, показывая Натали различные минералы из своей коллекции, сравнивал из с любовью.

========== Глава двадцать пятая ==========

Поначалу все мысли Натали и впрямь занимал сын. Она не могла на него наглядеться, наблюдая, как он ест, касаясь груди кормилицы крохотными пальчиками. Как он воркует о чём-то сам с собой, пытаясь поймать ножку. А потом… его глаза стали светлее, а улыбка, пока почти неосознанная, показалась такой знакомой, что становилось тяжело дышать. Натали безумно любила сына, но с болью понимала, что не может перестать любить его отца. Особенно теперь, когда его крохотная копия была совсем рядом, постоянно с ней. К июлю решено было ехать в имение под Петергофом, чтобы вновь вернуться ко двору – служба Дмитрия отнимала почти всё его время, и ездить туда и обратно каждый день из дворца к жене он не мог. Натали же не желала даже приближаться к дворцу, о чём заявила мужу, стоило ему предложить переезд.

– Вы хотя бы понимаете, о чём вы меня просите? – возмущённо спросила она, распахнув глаза.

– Я прошу вас быть рядом со мной, – в тон ей откликнулся Дмитрий. После родов прошло два месяца, а Натали не делала никаких попыток к сближению, всякий раз мягко отнекиваясь, когда он выражал желание остаться у неё на ночь. Раздражение росло, а вместе с ним накатывала безнадёжность – всё зря. С самого начала он не должен был её любить, позволять себе смотреть в её сторону, погружаться в это чувство с головой. Теперь каждый день вдали от неё был наполнен тоской, а каждый, проведённый рядом, превращался в пытку.

– Я постоянно рядом с вами, разве это не так? – Натали вздохнула, подходя к окну – они сидели в гостиной, окна были распахнуты, и комнату заполнял густой аромат отцветавшей сирени.

– Вы знаете, что это не так. – Он подошёл и встал рядом, кладя ладони на её плечи. Склонился к её шее, проводя носом по коже от плеча вверх, к мочке уха. – Мне не хватает тебя.

Натали прикрыла глаза и вздохнула. То, как тело откликалось на его прикосновения, как сбивалось с ритма сердце, а внизу живота разливалось тепло, – всё это сбивало с толку. Это было правильно и неправильно одновременно, ведь Дмитрий был её мужем. И в то же время, она его не любила. Неужели Натали стала настолько испорченной, что с лёгкостью готова была отдаться мужчине лишь потому, что желала близости с ним?.. Мучаясь от этих мыслей, она тщательно избегала общества мужа, надеясь, что это пройдёт. Или же, что она сможет полюбить его, хоть немного, и тогда станет легче. Не будет более противоречия разума и сердца, наступит долгожданный покой.

Его ладони сжали плечи чуть сильнее, он прижался к ней со спины, ободрённый её молчанием. Руки скользнули ниже, к локтям, пробираясь под пышные рукава, обжигая кожу. Натали откинула голову ему на грудь, подставляя шею под шквал обжигающих поцелуев, не желая сейчас, конкретно в этот момент, ни о чём думать и ничего анализировать. Просто побыть желанной женщиной в объятиях мужчины, который её любит.

– Пожалуйста, не заставляй меня ехать туда, – задыхаясь, прошептала она, когда его ладони накрыли её грудь, слабо сжимая через лиф платья. Дмитрий коротко выдохнул, отстраняясь, и Натали разом стало холодно. Она обернулась, касаясь его груди, слушая заполошный стук сердца, ударявшегося в ладонь. Поймала его взгляд, отмечая упрямо стиснутые челюсти, нахмуренные брови. – Дай мне время.

– Сколько можно его давать? – горько прошептал он, не стремясь, впрочем, уходить. Наоборот, его ладони легли на её талию, рассеянно поглаживая.

– Мне хорошо с тобой, – честно ответила Натали. – Но ты же понимаешь, что там, совсем близко… Я не хочу ничего возвращать. Прошлое осталось в прошлом, так позволь же мне там его и оставить. Для этого мне нужно время. Не день, не месяц и может, даже, не год.

– Ты никогда не полюбишь меня, – вырвалось у него, и Дмитрий застыл, понимая, что время для подобных разговор ещё не пришло. Натали подняла руку, проводя по его щеке, убрала привычным жестом прядь, упавшую на лоб, запутавшуюся в ресницах.

– Полюблю. Уже начинаю любить, ты же видишь…

– Не вижу. – Он упрямо тряхнул головой, подцепил двумя пальцами её подбородок, приподнимая голову. – Вижу только тоску по другому мужчине. Сейчас ты не со мной, не душой, по крайней мере.

– Как раз сейчас я с тобой, – прошептала Натали, обжигая напряжённым, требовательным взглядом. – Только с тобой сейчас, почему ты этого не видишь, не слышишь?

Дмитрий смотрел на неё долго, будто пытался прочесть, что на самом деле скрывается за весенней зеленью её глаз. Выдохнул прерывисто, склоняясь над губами, целуя так жадно, что у Натали на миг перехватило дыхание. Она покачнулась, вцепляясь в его рубашку, а в следующую секунду уже обвила руками его шею, прижимая к себе его голову, позволив наслаждаться каждым мгновением, не думая ни о чём больше, кроме вкуса его губ, его рук, когда он поднял её, собираясь нести в спальню, его прерывистого дыхания…

– Подожди… – задыхаясь, прошептала Натали, когда он подошёл к дверям, ведущим из гостиной. – Сейчас день, что подумают слуги?..

– Меня это совершенно не волнует, – хрипло откликнулся он, толкая ногой дверь и пересекая холл, направляясь к лестнице, ведущей на второй этаж.

Вихрь страсти закрутил супругов так сильно, что даже к ужину никто из них не покинул пределов спальни. Быть может, виной тому было желание покончить, наконец, с прошлым, поддаться зарождающемуся чувству к мужу, отвечать на его ласки с не меньшим жаром. А может, всё дело было в том, что после родов, по слухам, женщины начинают чувствовать близость иначе, полнее, ярче. Натали лежала в объятиях Дмитрия, тяжело дыша, не имея сил заговорить, не желая ничего обсуждать. Ей просто было хорошо, именно здесь и сейчас.

– Я поеду с тобой, – сказала она, спустя время. – Но не заставляй прибыть ко двору. Уверена, там меня никто не ждёт.

– Мне главное, чтобы ты была просто рядом. – Он поцеловал её в плечо, улыбнулся, пощекотав усами. – Моя жена. Рядом.

Ей не стало проще. И сердце по-прежнему болело, но что-то изменилось, неуловимое, невесомое. Что-то, что толкнуло Натали в объятия Дмитрия не от отчаяния, не от желания забыть, а от того, что она хотела быть вместе с ним. Но всё же, тень Петергофского дворца маячила над душой, и с каждой верстой, что приближала к нему, на душе становилось тоскливо. Натали посмотрела на сына, спящего на руках кормилицы, и тяжело вздохнула. Стоило ли говорить, что она скучает по Александру так сильно, что просто думать о нём больно, физически больно? Тяжело вздохнув, она отвернулась и посмотрела на небольшое имение, появившееся из-за поворота. Дом из серого кирпича почти полностью скрывался за яркой зеленью плюща, парк пришёл в запустение и дорожки были расчищены только перед входом в дом. Натали, приподняв юбки, осторожно обошла двор, выслушивая сетования управляющего на то, что в имении несколько лет не появлялись баре, и нужды вести сад и парк за домом не было.

– Мы пробудем здесь до сентября, – прохладно ответила Натали, возмущаясь про себя халатности управляющего. Её родители могли годами не появляться в стране, но каждое имение содержалось в чистоте и было готово принять хозяев в любое время. – Надеюсь, вы найдёте садовника раньше.

– Непременно, ваша светлость, непременно! – рассыпался в заверениях управляющий, а Натали уже спешила к дому. Здесь, несмотря на её опасения, всё было готово: чехлы сняты, комнаты проветрены, окна распахнуты, в вазах – цветы. Сменив гнев на милость, дальше Натали общалась с управляющим теплее, и он, видя, что графиня не злится, успокоился и принялся с расстановкой, основательно докладывать о том, что и как было сделано к их приезду.

Уже к вечеру Натали, уложив Сашу и убедившись, что кормилицу поселили в надлежащей ей комнате, в тепле и с удобной кроватью, ждала Дмитрия, неспешно обходя дом. Белые ночи позволяли видеть всё на несколько метров вперёд, и Натали не стала просить зажигать фонари. Укутавшись в шаль, она медленно брела по дорожке, прислушиваясь к пению сверчков. Душа оживала, хотела любить, жить, чувствовать. Забыть бы обо всём и однажды проснуться свободной. От самой себя, от страхов, боли, воспоминаний…

Горько вздохнув, Натали вернулась в дом, бросила взгляд на часы – почти десять. Быть может, Дмитрий остался во дворце? Он не сообщал, во сколько его ждать. Велев накрыть ужин в спальне, ведомая чувством грусти и пронзительного одиночества, Натали расположилась на кровати и достала письма Александра. Но не смогла прочитать ни одного – слёзы душили, перед глазами всё расплывалось. Натали прикрыла глаза, приложила ладонь ко рту, чтобы не разбудить никого в доме громкими всхлипами. Сжалась в комок, опуская голову к коленям, задышала глубоко, медленно. Постепенно сердце вновь забилось спокойно, медленно, только в висках слабо стучало, напоминая о коротком приступе страха. Внизу послышалось ржание, и Натали, спешно собрав письма, сложила их в шкатулку и подбежала к зеркалу. Плеснув на лицо прохладной воды, едва успела вернуться в кресло, когда в спальню вошёл Дмитрий.

– Ты ждёшь меня, – улыбнулся он, и Натали поднялась, протянула руки, касаясь его, горячего, настоящего.

– Ванна, вероятно, совсем остыла, – извиняющее пробормотала она. – Я не знала, когда ты вернёшься.

– Я тоже не знаю. Но ты не обязана ждать меня каждый вечер. Просто помнить, что ты здесь, что рядом, мне достаточно. Как и знать, что найду тебя в этой кровати, даже если вернусь под утро.

– Ты слишком самоуверен, – не сдержавшись, усмехнулась Натали. – Вдруг я буду ночевать в спальне сына?

– Этому Александру я позволю подобную вольность, – прошептал Дмитрий, прежде чем поцеловать её.

– Отчего графиня не выезжает в свет? – поинтересовался как-то князь Вронский. Полдень миновал, и цесаревич, закончив завтракать, отбыл с принцессой на прогулку по реке, а половина адъютантов осталась на берегу, ожидая их возвращения. На столах, накрытых белоснежными скатертями, остывал кофе и чай, на других – вино и коньяк, лёгкие закуски и пирожные. С реки доносился звонкий смех: многие из придворных решили сегодня прокатиться по реке, опуская ладони в прохладную воду и весело брызгая друг друга.

– Сейчас она всё время посвящает воспитанию сына, – ответил Дмитрий, откинувшись на стуле. Они сидели за одним из столов, вытянув ноги, и вели неспешную беседу. Трое из шести приставленных к цесаревичу адъютантов, знакомых достаточно долго, чтобы говорить практически на любую тему.

– Говорят, вас навещал цесаревич, – небрежно заметил граф Черкесов. Высокий, худой, с угольно-чёрными усами и обжигающим взглядом чёрных глаз, он заслужил при дворе славу отчаянного бретёра и дамского угодника. Ходили слухи, что когда-то он пытался выказать свою симпатию княжне Репниной, но встретил решительный отказ.

– А вам ни разу не была оказана подобная честь? – приподнял бровь Орлов. – Я слышал, на прошлой неделе принцесса Мария навещала вашу матушку.

– Едва ли мне пришлась бы по душе честь подобного толка, – насмешливо протянул Черкесов, покосившись на Дмитрия. – Но может, мне не понять пока, каково это, ведь у меня нет жены.

– Не могу понять, куда вы клоните. – Орлов поджал губы и осторожно поставил чашку с чаем, которую держал в руках, на блюдце. Фарфор жалобно звякнул.

– Господа, давайте оставим эту тему, – попытался успокоить офицеров князь Вронский. – Все знают, что цесаревич является другом семьи графа, так к чему эти намёки?

– Я не могу понять другого, князь. – Дмитрий впился пристальным взглядом в лицо Черкасова: – Чего пытается добиться граф своими намёками? Вы желаете опорочить чьё-то имя? Так имейте смелость сказать о том прямо, без экивоков.

– Что толку порочить то, что уже опорочено? – насмешливо бросил Черкесов. – Я слышал, княжна была в особом почёте у императорской четы: сначала государь, после – цесаревич… А вы, Орлов, подобрали объедки с венценосного стола… Каково это – воспитывать чужого ребёнка? Или вам нравятся ветвистые рога?

– Довольно! – Дмитрий поднялся так резко, что чашки на столе зазвенели, и одна из них опрокинулась, проливая густой кофе на скатерть. – Вы немедленно извинитесь передо мной и перед моей женой, потому что каждое слово, сказанное вами – грязная сплетня. У вас нет ни одного доказательства оной, кроме намёков и домыслов.

– Я не собираюсь извиняться за правду, граф. – Черкесов поднялся следом, бросая салфетку на стол. – Быть может, вы считаете, что находиться в приличном обществе для вас не зазорно. Я же полагаю обратное – ни вам, ни вашей жене не место при дворе.

– А это уже решать не вам! – холодно парировал Дмитрий. Благо, что свидетелей у ссоры, кроме князя, не нашлось – в данный момент все были слишком увлечены, прогуливаясь вдоль набережной. – Если бы их высочества не желали видеть нас, они поставили бы нас в известность, уж будьте уверены.

– А может, его высочество просто ждёт, когда графиня вернётся ко двору? Вам не впервой воспитывать чужих детей, сколько их будет ещё?

– Дмитрий, прошу вас, остановитесь! Господа, право слово, к чему этот спор? Черкесов, извинитесь немедленно! – увещевал князь, побледнев, наблюдая, как медленно Орлов стаскивает перчатку с руки и бросает её в лицо Черкесову.

– Я не сомневался в вас, граф, – холодно улыбнулся Черкесов. – Ожидайте моего секунданта к вечеру. Честь имею. – Он дёрнул головой, бросил быстрый взгляд на князя Вронского и ушёл.

– Ну, к чему вы повелись на эти провокации? – устало простонал Вронский. – Он ведь специально вывел вас!

– Если бы я мог понять причины этой ненависти, – протянул Дмитрий, вновь опускаясь на стул. Он потянулся к чайнику, наполняя чашку; его руки слегка подрагивали, и носик застучал о позолоченный край.

– Сегодня утром прошёл слух о новых назначениях, – проговорил князь. – Вас ждёт повышение, граф. И возможность получить княжеский титул, который обещали Черкесову. Вот он и взвился. Но, право слово, вы же понимаете, что весь бред, который он тут наговорил, никто не поддерживает! Да и кто посмеет говорить подобное о венценосной семье?!

Дмитрий вздохнул и потёр переносицу: да, знай он заранее, что причина раздражения графа кроется в назначении, едва ли так же вспылил бы. Но он боялся за Натали, ему было больно слышать, как марают её имя с грязью, пусть даже почти каждое слово было чистой правдой… Откуда Черкесов узнал? Догадался или ткнул пальцем в небо? В любом случае, после таких слов другого выхода кроме дуэли существовать не могло…

– Вы окажите мне честь, князь?.. – начал было Дмитрий, но Вронский уже перебил:

– Конечно же! Я и сам хотел вам предложить…

– Спасибо. – Орлов поморщился. – Да уж, я не думал, что сегодняшний день может завершиться дуэлью.

– Черкесов – хороший стрелок, – задумчиво проговорил князь. – Но разве вы сами не многим хуже?

– Тут всё будет зависеть от фортуны, я полагаю, – вздохнул Дмитрий. Потом поднял глаза в ярко-синее небо и пробормотал: – Чёрт возьми, а ведь мне совершенно не хочется сейчас умирать!