Текст книги "Мне не жаль...(СИ)"

Автор книги: Luchien.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

В доме было тихо и пусто: родители гостили в имении Мишеля и планировали вернуться через месяц. Стоило Натали переступить порог, как показалось, будто столб, давивший на плечи, ослаб, и стало легче дышать. Она чувствовала себя совершенно разбитой и словно постаревшей на десять лет. Медленно, с трудом, Натали поднялась в свои комнаты и попросила принести чай. Буквально рухнув на кровать, прикрыла глаза, надеясь, что бешеная пульсация в висках утихнет хотя бы на миг, а сердце перестанет стучать, как заполошное. Впервые за последние несколько часов мысли потянулись к Александру, и в груди заныло, отчаянно и тоскливо. Его письмо, то, что передала Мария, Натали так и не прочитала. Оно лежало в саквояже, вместе с остальными письмами. Сейчас этот саквояж как раз заносили в спальню, и даже не открывая глаз, Натали чувствовала, что они здесь. Они словно светились, вставая перед внутренним взором, но смогла бы она теперь прочитать последние строки, что адресовал ей Саша перед отъездом? Теперь, когда принцесса тоже прочла письмо? Было в этом нечто постыдное, гадкое даже. Глубоко вздохнув, Натали крепче зажмурилась, и, когда принесли чай, уже спала.

К вечеру, к немалому её удивлению, княжна проснулась совершенно отдохнувшей. Не было причин куда-то спешить, что-то делать, впервые за последний год она была предоставлена сама себе, и это чувство свободы радовало. Даже разговор с принцессой уже не воспринимался чем-то страшным, напротив, она была рада, что правда наконец всплыла. Как преступник, который в конце концов начинает желать, чтобы его поймали, Натали почувствовала, как разорвалась последняя ниточка, связывающая с прежней жизнью, и теперь между ней и Александром действительно ничего не стояло. А это уже пугало… Как быстро он забудет её, если не сможет видеть при дворе? Как быстро охладеет и перестанет приезжать? И сможет ли вообще приезжать, когда она станет женой Орлова?

Натали слабо представляла себе, как сможет продолжаться их связь с цесаревичем после её замужества. Сколько придётся выдержать Дмитрию, сколько выслушать?.. Ведь едва ли можно будет скрыть тот факт, что цесаревич подозрительно часто гостит у своего адъютанта. А сама Натали? Сможет она спокойно изменять мужу, пусть даже являющемуся таковым лишь на словах? Насколько их всех троих хватит на поддержание ширмы? И от кого теперь нужна эта ширма?

Мысли о том, что теперь у неё есть все причины и вовсе отказаться от брака с графом, Натали даже не рассматривала. На поверхности лежало чувство глубокой благодарности к Дмитрию, восхищение его благородством и дружеское тепло, что он дарил в трудные минуты. Но где-то глубже, гораздо глубже, в самом укромном уголке души жила эгоистичная мысль о том, что они могли бы стать ближе друг к другу. Если бы в её жизни никогда не было Александра… Натали с ужасом поняла, что начинает представлять то время, когда цесаревич остынет к ней. Когда всё, что ей останется – воспоминания, тоскливые и поблекшие.

Непрочитанное письмо так и манило к себе, но Натали решилась взять его в руки только на следующий день. С замиранием сердца держала она в руках конверт, представляя, что чувствовала Мария, когда увидела его. И с первых же строк слёзы полились из глаз, капая на бумагу, – каждая строчка, каждое слово дышали его любовью, его тоской по ней, его надеждой на встречу… Каково было читать это принцессе? Каково было знать, что всё это её муж писал её самой близкой подруге? Буря, которая обошла стороной вчера, сегодня захлестнула, закрутила ураганом, разрывая душу на части глубочайшим, болезненным чувством вины. Натали рыдала, обхватив себя руками, не обращая внимания на листки, рассыпавшиеся по ковру вокруг дивана. Мария была права, во всём права – она – мерзкая, подлая змея, которая пригрелась на доверчивой душе, играя на её чувствах, совершенно с ними не считаясь. Какое право она имела возвращаться? Какое право имела чувствовать себя счастливой, когда её счастье причинило столько горя светлому, невинному человеку? Это было не просто чувство вины, это было полное и безоговорочное осознание бездны, дна которого она, наконец, достигла.

Ни свет, ни двор, ни положение в обществе – ничто не было так важно, как потеря уважения и любви Марии, которую Натали по-настоящему любила. «Если бы любила, не предала бы», – сурово возражал внутренний голос, и княжна соглашалась с ним безоговорочно. Сейчас она наиболее явственно чувствовала своё одиночество, и желание услышать слова поддержки, утешения от того, кто был виноват не меньше, стало почти невыносимым. Как же ей сейчас не хватало Александра! Видеть его, слышать, говорить, да просто сидеть рядом, держа за руку – большего и не надо. Один только взгляд, одно только слово, одно лишь напоминание о том, что он по-прежнему любит её, вселило бы уверенность, придало бы сил… Но цесаревич был далеко, и Натали осталась совершенно одна перед лицом своих страхов, вины и самобичевания.

– Наталья Александровна. – На пороге гостиной, в которой Натали просидела почти весь день, появилась одна из служанок. – К вам граф Орлов. Сказать, что вы нездоровы?

– Нет-нет! – живо откликнулась Натали, спешно вытирая слёзы и поднимаясь. – Пусть войдёт.

Как графу удавалось оказываться рядом в самый подобающий час? Это для Натали всегда оставалось загадкой. Но одно было известно точно – она была рада его видеть.

– Натали. – Дмитрий выглядел как всегда безупречно, в чёрном мундире с красными с золотом эполетами, с начищенными до блеска пуговицами и изящно подкрученными усами. Он окинул её взглядом сразу всю, от макушки до подола платья, с тревогой отмечая лихорадочный блеск глаз и пятна, пылающие на щёках. – Вы больны? Быть может, я не вовремя?

– Нет, что вы, – искренне улыбнулась Натали, приглашая присесть и сама опускаясь на диван. – Просто вчера случилось нечто, побудившее меня покинуть дворец.

– Нечто серьёзное, я полагаю? – осторожно спросил Дмитрий, старательно не замечая рассыпанных по ковру листков, исписанных знакомым почерком.

– Да. – Натали вскинула подбородок и звенящим голосом сказала: – Принцессе всё известно, и теперь я боле не являюсь её фрейлиной.

Орлов вздрогнул. Значит, это конец? Есть ли смысл прикрывать связь, о которой известно всем заинтересованным лицам?

– Что ж, – протянул он, глядя в окно, за которым располагался сад. – В таком случае, наша свадьба потеряла всякий смысл, не так ли?

– Вы так считаете? – тихо спросила Натали. Граф резко обернулся, обжёг взглядом.

– А вы?

– Я пойму, если вы захотите разорвать помолвку. – Натали отвела глаза и принялась нервно теребить платок, лежавший на коленях.

– А если нет? – севшим голосом проговорил Орлов.

– Я не вижу причин отказываться от своего слова. – Княжна посмотрела на графа с лёгким вызовом в глазах. На миг Дмитрию показалось, что у него закружилась голова, и он крепко впился в своё колено, чтобы не пошатнуться. Он не ослышался? Она действительно решила выйти за него замуж, невзирая ни на что?

– Значит, – несмело улыбнулся он, – мы по-прежнему жених и невеста?

– Да, – кивнула Натали, улыбнувшись в ответ. – И уверена, что на правах жениха вы останетесь выпить чаю? И, быть может, расскажете что-нибудь интересное из жизни Красного села?

– Вы, вероятно, хотели бы услышать о ком-то конкретном. – Улыбка Дмитрия потускнела.

– Я буду рада любым новостям, – заверила его Натали. Но радость уже померкла, а реальность вновь напомнила о себе, резко поставив на место. Орлов подавил тяжёлый вздох и с нарочитым энтузиазмом принялся рассказывать о том, чем и как занимается Александр на сборах.

========== Глава шестнадцатая ==========

Петербург опустел – весь двор отбыл в Царское Село. Поначалу Натали была рада этому, ведь на приглашения, что приходили в первые дни, она неизменно отвечала отказом, не желая никого видеть. А обижать старых друзей и знакомых и прослыть затворницей не хотелось. Теперь же у неё появилась причина остаться в столице, сославшись на подготовку к свадьбе.

Время, что Натали провела одна, казалось бы невыносимым, если бы не частые визиты Дмитрия. Он не просто привозил письма от Александра, письма, что вдыхали в неё жизнь. Он заставлял её смеяться, развлекал остроумными историями из полковой жизни, теми, что можно поведать дамам, а иногда осторожно касался будущего медового месяца. Натали вспоминала о времени, проведённом в Италии, рассказывала о любимых местах, которые им обязательно стоит посетить. А он слушал её, любовался тем, как вспыхивают неземным светом глаза, когда Натали пускается в воспоминания. Дмитрий словно воочию видел всё, что пыталась передать словами княжна, слышал шум моря и чувствовал аромат ярких цветов, гроздьями спускавшихся с балконов. Бродил с ней по узким улочкам, слушая торопливую местную речь, и любовался закатом.

– Не верится, что когда-нибудь я смогу это всё увидеть, – признался он в один из вечеров.

– Обязательно увидите! – воскликнула Натали. – Я непременно покажу вам всё, что знаю!

– С таким гидом я готов исходить всю Италию пешком!

– Пешком не обязательно, – смутилась под его взглядом княжна.

В последнее время граф всё меньше походил на друга, всё больше становясь влюблённым. И эта перемена пугала Натали, ведь сердце её без устали билось ради встречи с Александром, который должен был вернуться уже меньше, чем через месяц. Но напомнить Дмитрию о давнем обещании попросту не поворачивался язык. Ведь, если случилось так, что он всё же проникся к ней чувствами, разве слова смогут их остановить?

Но, как бы ни весело и приятно было проводить часы с Орловым, его визиты были редки. Всё остальное время занимали мысли о цесаревиче, мечты о кратком хотя бы свидании, надежды и страхи, связанные с замужеством. Иногда Натали начинала слышать его голос на улице, и подбегала к окну с гулко колотящимся сердцем, чтобы через мгновение опустить голову и вернуться в кресло. Родители вернулись к началу июля, и были немало обрадованы тому факту, что Натали ушла в отставку.

– Правильно, – серьёзно кивнул князь. – Негоже тебе уже по балам разъезжать да прислуживать. Пора и честь знать. Вскоре только о муже и детях забота будет, а свет… А свет твой теперь в муже будет заключаться.

Натали кивала задумчиво, не споря и не соглашаясь. Время шло, а слова Марии всё ещё обжигали стыдом. Приближалось время исповеди перед венчанием, а Натали всё не могла найти слов, не знала, сможет ли поведать правду, сможет ли утаить её. В ночь накануне она почти не спала, проведя её в молитвах, но к причастию шла в смятении, и, опустившись перед батюшкой на колени, поначалу молчала, собираясь с духом. Но, когда начала говорить, остановиться уже не могла. Слова полились потоком, выливаясь вместе со слезами. Все грехи, все обиды, что когда-либо она причинила близким, – Натали рассказала всё, без утайки. И замолчала, обессиленная, ожидая приговора.

– А теперь как, дочь моя? – спросил батюшка, глядя на неё сверху вниз. – Раскаиваешься ли в содеянном?

– Раскаиваюсь, – искренне ответила Натали.

– И жизнь твоя далее будет следовать законам божиим? Будешь мужу верна и послушна?

– Я… я не знаю… – Княжна крепко зажмурилась, стыдясь поднять глаза.

– Что ж. – Батюшка вздохнул. – Господь прощает всех, кто кается искренне, и грехи твои тебе я не могу не отпустить. Но не могу тебя не осуждать, ведь после венчания твой грех станет смертным. Прелюбодеяние простым «каюсь» не отмолить.

Натали покидала церковь в смешанных чувствах. Хоть и отпустил её грехи батюшка, а они всё ещё висели тяжким грузом, а последние слова его ещё сильнее придавили к земле. Она ведь не просто замуж выйдет – перед Богом единственным супругом станет Дмитрий. А Александр? Почему чистое, светлое, что есть в душе, звучит так страшно в глазах Неба? Почему, ведь сама она не считает грехом любовь к единственному в её жизни мужчине. Не считает грехом и то, что отдалась ему, ведь не было в её жизни никого более, и не будет уже. И разве это их вина, что невозможно признать любовь ни перед людьми, ни перед Богом?

С каждым днём, приближавшим венчание, Натали становилась задумчивее, всё больше уходя в себя. Внутри боролись ангел, встрепенувшийся после исповеди, и демон, шептавший, что она во всём права. Правильно ли считать брак простой ширмой, если весь мир будет полагать иначе? Можно ли продолжать связь с Александром, когда она станет настоящей изменой? «Но ведь Александр давно уже изменяет своей жене. С тобой», – шептал внутренний голос, при звуках которого Натали становилось страшно, ведь он повторял её мысли. Чем она хуже любимого? Отчего должна отвергнуть его, если он, презрев законы людские и божии, бросился в омут их любви с головой, увлекая за собой?

До венчания оставалось четыре дня, Мишель с Лизой обещались прибыть послезавтра, князь с княгиней отбыли к друзьям, в Петергоф, и собирались вернуться только к обеду завтрашнего дня. Натали бледной тенью бродила по дому, не замечая ничего и никого вокруг. Всё больше склонялась она к мысли, что между ней и цесаревичем всё должно быть кончено, и как можно скорее. Ибо нет ничего честного в том, чтобы обманывать мужа. Пусть даже он и не является таковым по факту. Следовало написать Александру, проститься и просить прощения, а после – уехать и не возвращаться в Петербург. Никогда. Отчего-то Натали была уверена – Дмитрий поддержит её решение. Она готова была запереться в дальнем поместье, следить за хозяйством, быть может, заняться благотворительностью. И забыть о том, что было здесь, во дворце, как о сне, который больше не повторится. Решимость зрела в ней, крепла, пока не превратилась в почти неколебимую уверенность.

За окном было светло, – белые ночи позволили забыть на время о темноте и звёздах, – но Натали, по привычке скорее, зажгла свечу и обмакнула перо в чернила. С кончика сорвалась капля, расплываясь кляксой по бумаге, словно предупреждение о том, чего делать не стоит. Княжна задумчиво смотрела на то, как она расползается, прикусив губу, и вдруг резко скомкала лист, отбросив в сторону. Слова не шли в голову, а вся решимость таяла, стоило вспомнить ярко-синие глаза, смотрящие с нежностью и любовью. Как просто всё звучит на словах, и как же сложно претворить слова в действия!

В дверь тихо постучали, и Натали обернулась, ожидая увидеть служанку, и застыла, не веря своим глазам. В её спальне стоял Александр. Прислонившись спиной к двери, он просто смотрел на неё, озарённую серым, почти призрачным светом, родную, любимую. Каждый день без Натали сделался пыткой, а после того, как она покинула дворец, сердце Александра вновь растревожила ревность. Он не писал ей об этом, но думал, думал постоянно, понимая, что всё это – горячечный бред, не боле. И вот теперь, видя её так близко, не находил слов, а только и мог, что любоваться.

– Саша?.. – недоверчиво прошептала Натали, медленно поднимаясь. – Ты – не сон? Здесь? Откуда?

И, не дождавшись ответа, бросилась к нему через комнату, падая в крепкие объятия, шепча что-то бессвязно и счастливо. Он обнял её крепко, так крепко, как только мог, а слова, что были заготовлены, так и застряли в горле, свернувшись комом. Просто держать её в своих руках, долгожданную; дышать ею и не надышаться впрок; слышать сбивчивый голос, обжигающий шею. Александр закрыл глаза, стараясь продлить это мгновение хрупкого, почти нереального счастья, пока Натали лихорадочно целовала его, смазанными, торопливыми поцелуями касаясь лица, шеи, а он всё стоял, не шевелясь, впитывая её радость, что заполняла истосковавшуюся душу.

– Саша, – Натали слегка отстранилась, заглядывая в его глаза, – поверить не могу, что ты здесь.

– Я тоже, – хрипло произнёс он, и, наконец, улыбнулся. – До сих пор не верю, что стою сейчас перед тобой.

– Не представляю даже, как ты смог оказаться в моём доме? И что прислуга? Кто-то наверняка видел тебя, и…

– Я обязательно обо всём тебе расскажу. – В глазах Александра зажглись яркие, лукавые огоньки. Он склонился к ней и выдохнул в полуоткрытые губы: – Позже…

С каждым шагом, приближавшим к кровати, одежда летела на пол, оставляя след всепоглощающей страсти, по которому легко можно было бы найти любовников, реши хоть кто-то в доме заглянуть в девичью спальню княжны Репниной. Но дом спал, и только соловьи за окном выводили трели. Часы над камином пробили полночь, после два, и только к четырём ударам обессиленные, со счастливыми улыбками, Александр и Натали смогли заговорить, до этого ограничиваясь лишь короткими междометиями и многозначительным молчанием, когда одного взгляда достаточно, чтобы понять, о чём думает другой.

– Теперь ты поведаешь мне о том, как проник в дом незамеченным? – Натали, положив ладони под голову, смотрела на Александра, в то время как он, облокотившись о подушку, неспешно водил кончиками пальцев по изгибу её талии, к лопаткам и обратно.

– Один из моих адъютантов два дня назад добился симпатии у одной из твоих служанок, – лениво улыбаясь, проговорил он. – И сегодня она оставила для него чёрную дверь открытой.

– Опять один из адъютантов? – невольно нахмурилась Натали.

– У меня мало людей, которым я могу по-настоящему доверять, – вздохнул Александр, опустив ладонь на её бедро и слегка сжав. – Во сколько встают слуги в твоём доме?

– Обычно ближе к шести, – задумчиво проговорила княжна. – Но я точно не знаю.

– Значит, у нас осталось совсем мало времени.

– Ты уже был во дворце?

– Нет. – Цесаревич нахмурился и откинулся на подушки. – Разговор с Мари будет нелёгким, из тех, что хочется по возможности отстрочить.

– Но он всё же состоится. – Натали уютно устроилась на его плече, слушая стук сердца. – Она во всём права.

– Права. – Он вздохнул. – Но я не хотел бы сейчас об этом.

– Хорошо. – Они никогда не обсуждали Марию больше, чем того требовали обстоятельства, и сейчас Натали совершенно не хотелось представлять, как будет просить прощения мужчина, который держит её в своих объятиях.

– Когда вы уезжаете? – Александр нашёл её ладонь и поднёс к губам, поочерёдно целуя пальцы.

– Через день после свадьбы. И вернёмся к сентябрю, не раньше. – Произносить это вслух уже было не страшно. Если им суждено проводить в разлуке почти всё время, пора привыкать.

– Я буду писать тебе каждый день. Я знаю, что отправлять письма будет некуда. Но когда ты вернёшься, они будут ждать тебя. А ты, – Натали подняла на него глаза, – будешь писать мне обо всём? При встрече мы обменяемся письмами, будто и не расставались.

– Буду. – Она улыбнулась и потянулась за поцелуем.

Через час спальня опустела, лишь смятая постель да запах любимого напоминали о том, что он ей не приснился. Счастливо обняв подушку, Натали улыбнулась и зарылась носом в кружево. Но в следующую минуту распахнула глаза и резко села, – в груди кольнуло, остро, больно. Отчего-то показалось, что это была последняя их встреча. И мысли, что тревожили до неё, вернулись, нахлынули, упрекая, стыдя, напоминая о том, что она уже почти стала женой другого… Натали нахмурилась. Нет. Она не станет сейчас думать об этом, теряя крохи счастья, что ещё теплились в душе.

От страха к безразличию, от страдания к равнодушию – настроение у Натали колебалось, словно маятник часов, тем сильнее, чем ближе становился день свадьбы. Но поутру перед венчанием её вдруг охватило спокойствие и полная уверенность в том, что всё будет хорошо. Так или иначе, но всё разрешится само собой – с этой мыслью она проснулась, с ней же завтракала и одевалась, отстраненно наблюдая, как затягивают шнуровку корсета, расправляют кружева на лифе и рукавах и прикрепляют венок из живых белоснежных роз к сложной причёске.

– Наташенька! – Княгиня и Лиза вошли в комнату, словно знали, когда закончатся последние приготовления. – Ты – чудо!

– Наташа! – Лиза, не скрывала своего восхищения, обходя Натали по кругу. – Ты такая воздушная! Словно нимфа!

– Спасибо. – Натали улыбнулась, но в душе не чувствовала ничего. И эта пустота пугала. Перед первым венчанием был целый водоворот эмоций: сомнения, любовь, страх, злость… А сейчас была лишь пустота и покорность судьбе, но ведь это было неправильно! Неверно, невероятно, непостижимо. Это ведь её свадьба, и другой не будет! Так что же с ней не так, если она не может радоваться или хотя бы ненавидеть самый яркий день в её жизни?

Натали рассеянно отвечала на поздравления, позволяла надеть фату и застегнуть пуговички на перчатках. Спускалась в холл и принимала поцелуи от брата и отца. Садилась в карету и невидящим взглядом провожала улицы, проплывавшие за окном: они выбрали небольшую церковь для венчания, ведь двора в Петербурге не было, а значит, на свадьбе будут лишь самые близкие.

У лестницы, ведущей к дверям церкви, толпились вездесущие нищие, но пока они не спешили просить милостыню, лишь выкрикивали поздравления и пожелания долгой, счастливой жизни. Натали, ничего не видя перед собой, вошла в полумрак, вдохнула густой аромат ладана и воска и вдруг словно прозрела. Лик Христа перед аналоем взирал с нежной, трепетной любовью, а Богоматерь справа от него улыбалась кроткой, понимающей улыбкой. Отчего Натали решила, что жизнь её заканчивается, если, быть может, наоборот, всё только начинается, надо только позволить себе шагнуть в эту новую жизнь без оглядки на прошлое?

Дмитрий уже стоял рядом с батюшкой и обернулся, стоило ей войти. Белоснежный мундир, золото, отражавшее свет свечей, и мягкий, почти неземной свет его глаз – Натали не сводила с него взгляда, медленно идя вперёд, не чувствуя локоть отца под своей ладонью. И князь, уловив настроение дочери, не сказал ни слова, оставляя невесту у аналоя. Дмитрий не мог найти слов, чтобы описать то сказочное видение, что стояло перед ним. С трудом разлепив пересохшие губы, он прошептал:

– Вы прекрасны.

Натали, внезапно оробев, улыбнулась и встала рядом, обращаясь к священнику, принимая венчальные свечи и склоняя голову под благословением.

Треск свечей, молитва, читаемая размеренно, неторопливо, аналой, вокруг которого водили молодых, кольца на руках – всё это зарождало в душах новобрачных особое, ни на что не похожее чувство единения, того, что никогда уже не разрушить. Натали слушала слова батюшки, хора, и не сдерживала слёз, сама не зная, по чём плачет. Не было на душе ни скорби, ни сомнений, только чистота и свет, что лились из глаз, взиравших с икон, проникая в сердце. А Дмитрий просто ощущал, как она проникает в его душу, занимая там место, что никому никогда не занять. И когда им протянули венцы для поцелуя, и когда прозвучало: «Беру тебя…», сердце у обоих непроизвольно и одновременно ухнуло вниз и застучало с удвоенной силой. Разве можно солгать перед Богом, целуя лик его и клянясь в вечном послушании, верности, смирении? Служба подошла к концу, и Натали замерла, забыв, как дышать. Они стали мужем и женой, на пальце матово переливалось кольцо, и только сейчас она смогла посмотреть на своего… Мужа? Неужели теперь она мужняя жена, и никого, кроме него, для неё существовать не должно. И так и будет. Ведь будет же?

Дмитрий улыбнулся так тепло и счастливо, что Натали не смогла не ответить на его улыбку, вкладывая его руку в свою, принимая поздравления близких. А после, под звон колоколов, они вышли на улицу, под лёгкий, тёплый летний дождь, и остановились на пороге.

– Дождь на венчание – к счастливой жизни! – важно заявила опрятная старушка, стоявшая на паперти. Остальные тут же её поддержали, а Дмитрий, накрыв своей рукой ладонь Натали, лежавшую на сгибе его локтя, слегка сжал её. Княжна, хотя теперь уже графиня, подняла глаза на супруга и словно утонула в них, глубоких, серых, смотрящих с такой огромной, всепоглощающей любовью, что впору было в ней утонуть.

– Чего же вы стоите! – весело воскликнула Лиза. – Этот дождь может и до вечера продлиться!

Орлов, хитро улыбнувшись, вдруг шагнул из-под навеса и потянул за собой невесту. Весело смеясь, они сбежали по ступеням к карете, которая уже была распахнута. Помогая Натали забраться внутрь, Дмитрий не мог отказать себе в чувстве глубокого удовлетворения при мысли о том, что сегодня он, и только он может полноправно занять место рядом. По крыше забарабанил дождь, словно только и ждал, когда молодожёны окажутся внутри, и теперь до них слабо долетали весёлые крики гостей, рассаживавшихся по каретам и коляскам. А Натали и Дмитрий, отдышавшись, переглянулись и вдруг застыли, поглощённые общей неловкостью. Что теперь?

Медленно, не сводя с неё, взгляда, Дмитрий нашёл её руку и поднёс к губам. Натали вспыхнула, задохнувшись от чувств, названия которым сама не могла дать. А он с трудом сдерживал себя, чтобы не обнять, не притянуть к себе, касаясь, наконец, желанных губ. Но смог лишь вновь поцеловать пальцы, затянутые в перчатку, и низким, хрипловатым голосом произнести:

– Ну вот вы и графиня Орлова.

– Звучит непривычно, – в тон ему ответила Натали, покачнувшись навстречу, когда карета тронулась. Они замолчали, не сводя друг с друга глаз, и воздух меж ними сделался густым и тяжёлым, будто перед грозой. Карета вновь слегка качнулась, словно подталкивая их друг к другу, и Дмитрий, не в силах боле ждать, потянулся к ней, осторожно, почти невесомо целуя. Натали вздрогнула, застыла, не отвечая, но и не спеша оттолкнуть, пропуская через себя тепло, льющееся из его губ, проникающее внутрь, побежавшее по спине. Она медленно закрыла глаза и слабо вздохнула, пошевелилась, и Дмитрий, сам испугавшись своего порыва, тут же отпрянул, стараясь выровнять дыхание. Но сердце, бившееся в горле, не желало успокаивать свой бег. Во взгляде Натали плескалось смятение, и вот она отвернулась к окну, позволив, однако, держать её за руку. Оставшийся путь до дома прошёл в молчании, только пальцы слегка подрагивали в его ладони, на которую он так и не надел перчатку, выйдя из церкви. Дмитрию хотелось заговорить. Хотелось поведать о том, что сжигает, мучает его, но он не смел, боясь напугать своим напором. Боясь, что она отвернётся от него окончательно, разрушив даже дружбу, что успела зародиться за эти месяцы. Разве не обещал он исполнить любое её желание? Разве не говорил, что их брак будет тем, чего хочет она, и ничем больше? Теперь все те слова жгли клеймом, запрещая, останавливая, предостерегая…

Сделав круг по двору, карета остановилась, и Дмитрий первый оказался снаружи, обходя карету по кругу и дожидаясь, пока слуга открывает дверцу. Дождь перестал, и где-то высоко над их головами раскинулась яркая радуга. Натали вложила ледяную ладошку в его, горячую, и кольца на миг соприкоснулись с тихим звоном. На ступенях вновь выстроились слуги, и теперь Дмитрий останавливался у каждого, представляя супругу. Внутри уже вовсю шла подготовка к вечернему балу – гости должны были прибыть через час.

– Я оставлю вас на время, – тихо сказала Натали, всё ещё не в силах посмотреть ему в глаза. – Мне надо сменить наряд.

– Конечно. – Дмитрий кивнул, с явной неохотой отпуская её от себя. – Я буду внизу, встречать первых гостей.

Пока с неё снимали венчальное платье и облачали в другое, глубокого винного цвета, с декольте, что теперь дозволено носить как замужней женщине, Натали невидящим взглядом смотрела прямо перед собой. Перед глазами всё ещё стояло лицо Дмитрия, а губы горели после короткого, но, казалось, обжёгшего душу поцелуя. Она не могла сказать, что он был ей неприятен. Но и признать, что ей понравилось, Натали не могла. Никто не смог бы заменить для неё Александра, никто и никогда, в этом она была совершенно уверена. И даже невинный поцелуй от того, кто теперь является ей мужем, казался предательством по отношению к любимому. И в то же время, после венчания разве могла она отказать, если Дмитрий захочет истребовать супружеский долг? Вероятно, нет, не смогла бы. Но, случись так, Натали не знала, кого бы возненавидела больше: его или себя?..

Гораздо позже, сидя за столом и соприкасаясь пышным рукавом с его мундиром, она весело улыбалась, поднимая бокал за счастливый брак и множество детей. А позже, открывая бал мазуркой, порхала лёгкой, невесомой бабочкой, позволив себе купаться в восхищении графа. И только позже, когда гости, утомлённые, начали разбредаться по комнатам, занимая друг друга беседой, реальность вновь нагнала, выдёргивая в настоящую жизнь, к другим чувствам, другому мужчине.

Букеты, стоявшие вдоль стен в холле, пестрели многообразием красок, но два из них бросились в глаза, стоило подойти ближе. Натали достаточно времени провела во дворце, чтобы знать, – цветы подобной красоты и качества могут расти только в дворцовых оранжереях. Белоснежные розы, тонкие иголки пальмовых ветвей, крохотные пушистые шарики гипсофилы – весь букет казался нежным и воздушным. В отличие от второго, выделявшегося ярким, вызывающим даже цветом редких орхидей, окружённых маслянистыми, тёмно-зелёными листьями.

– Откуда эти букеты? – остановила Натали одного из слуг, нёсших поднос с шампанским.

– Не знаю, мадам, позволите уточнить?

– Я знаю! – рядом с графиней оказалась невысокая экономка. – Это из дворца привезли, с утра самого.

– А откуда знаешь, что из дворца?

– Так не первый год здесь служу, форму императорских лакеев знаю.

Отпустив женщину, Натали задумчиво разглядывала цветы, когда к ней подошёл Дмитрий.

– Я потерял вас. – Отчего теперь от низкого, почти вибрирующего тембра его голоса по шее пробегал неуловимый холодок? Натали обернулась и улыбнулась.

– Мы не будем находиться вместе постоянно. Надо привыкнуть к моему отсутствию.

– Но впереди у нас ещё несколько недель вместе. – Его взгляд скользнул к губам, опускаясь ниже, лаская плечи.

– Вы правы. – Натали нервно повела плечом, вынуждая вновь смотреть в её глаза. – И мне, думаю, пора оставить гостей. Не знаю, правда, как нам быть в эту ночь…

– Не знаете? – на миг душа озарилась надеждой, безумной и невероятной. Но тут же погасла, стоило графине произнести:

– Слуги узнают, если мы не будем ночевать вместе.

– В таком случае, – глубоко вздохнув, промолвил Дмитрий, – я лягу на диване в вашей гостиной.

– Вы как всегда умеете всё предусмотреть. – Натали с облегчением улыбнулась. – Тогда я найду матушку и Лизу, ведь обычаи переодевания невесты никто не отменял. Когда они спустятся, думаю, вы сможете подняться.

Дмитрий не ответил. Только молча поднёс её руку к губам, а после проводил долгим взглядом, стараясь не обращать внимания на внутренний голос, отчаянно кричавший о том, что он – точно полнейший дурак.

========== Глава семнадцатая ==========

Небо снова затянуло, и мелкий дождь тихо стучал в окно. Разожжённый камин разгонял сырость, но Натали предпочла не закрывать окно – этот контраст между жаром и прохладой перекликался с тем, что сейчас творилось в душе. Она давно не мечтала о первой брачной ночи, ведь та уже случилась год назад. В другом доме. С другим мужчиной. С Сашей. И сейчас Натали мечтала, что он вот-вот откроет дверь и окажется на пороге спальни. Как её муж, не таясь. Этим мечтам, конечно же, никогда не суждено было сбыться, но теперь даже просто мечтать стало сложнее, словно внутри кто-то воздвиг барьер, отсекая то, чего в её жизни больше быть не должно…