Текст книги "Мне не жаль...(СИ)"

Автор книги: Luchien.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Сейчас Александр был особенно благодарен матушке за то, что проявила твёрдость и заставила Натали выйти замуж. Но отдельная благодарность предназначалась Орлову, который с самого начала проявил благородство, согласившись принять любые последствия их связи. Что ж, теперь у Александра мог появиться повод заехать в их дом и лично поздравить чету Орловых.

Раздражённо покосившись на недоеденный завтрак, Александр еле слышно вздохнул и поднял глаза на придворных, которые давно обсуждали другую сплетню. Подозвав одного из камергеров, замерших за его спиной, цесаревич распорядился пригласить Орлова в его кабинет, а сам с трудом заставил себя закончить завтрак. Все сомнения, что терзали его, не давая обратиться к графу напрямую, просить о встрече с Натали, отступили. И графа Александр встречал широкой улыбкой, приветливо поздоровался и повернулся к окну, сцепляя руки за спиной, – разделить свою радость с единственным человеком, который был посвящён абсолютно во всё, хотелось неимоверно.

Но слова вдруг пропали, застряли в горле, и некоторое время цесаревич молчал, собираясь с мыслями. Потом обернулся и светло улыбнулся, как старому другу.

– Весь дворец гудит, граф, – начал Александр, разглядывая загорелое лицо и представляя, каково это – провести два месяца на берегу моря рядом с Натали?.. – На вас, наверняка, обрушились поздравления, и я хотел бы к ним присоединиться… – Он опустил глаза, вздохнул и снова поднял голову, встречаясь с твёрдым взглядом. – Но не могу.

– Быть может, потому что поздравления должны предназначаться не мне? – тихо спросил Дмитрий. Александр невольно смутился, подошёл к столу, рассеянно пробегая по нему взглядом.

– Скажите, – протянул он, наконец, – вы не жалеете о том, что женились?

– Нет, – быстро ответил Орлов и даже качнул головой в подтверждение.

– Понимаю. – Александр оставил попытки разобрать бумаги на столе и прямо посмотрел на графа. – Что ж… признаться, мне тяжело подобрать слова, которым следовало бы прозвучать. Но я…

– Я знаю, что вы рады, – позволил себе перебить граф, но цесаревич, будучи в замешательстве, даже не заметил этой бестактности. – Вы рады, потому что женщина, которую вы любите, носит вашего ребёнка. И поделиться этой радостью вам не с кем.

– Вы правы, – кивнул Александр, чувствуя, как рассеивается напряжение. Подойдя к графину, он наполнил два бокала янтарной жидкостью и протянул один из них Дмитрию. – У меня нет друзей во дворце, у меня вообще нет друзей. Но я рад, что есть человек, на которого я могу положиться, который доказал свою преданность и умение хранить тайны.

– Я тоже рад служить вам, ваше высочество, – проговорил Орлов, принимая бокал. – Но смею вас заверить, что женитьба на Натали не была вызвана меркантильными соображениями.

– Я знаю, – улыбнулся Александр. – Но от своих слов не отказываюсь: Натали уже выделено содержание, и никто не сможет обнаружить связь с моей семьёй, если решит полюбопытствовать о происхождении этих денег. А когда родится ребёнок, он, или она, получит два имения в Тверской губернии, достаточно обширные, чтобы либо составить приличное придание, либо – хороший капитал. Не возражайте! – Александр поднял руку, видя, что Дмитрий открыл рот. – Не возражайте, – мягче продолжил он. – Это не плата за то, что вы дали своё имя Натали. Это – моя единственная возможность дать ей хоть что-то, кроме своей любви.

Несколько мгновений Орлов молча смотрел на него, впиваясь подушечкой большого пальца в резные грани бокала. И вдруг резко запрокинул в себя коньяк, отсалютовав пустым хрусталём.

– За здоровье Натали!

– За здоровье Натали! – воодушевлённо поддержал Александр, осушив свой бокал. – Я думаю, вы понимаете, что мне необходимо увидеть её. Никоим образом не хочу бросать даже малейшую тень на вашу семью и ваш брак, но…

– Я понимаю, – сухо откликнулся Дмитрий. – Но сейчас Натали нездорова, вчера нас посещал доктор и…

– Что-то случилось? – встревожено перебил Александр. – Я немедленно распоряжусь, чтобы вас навестил Вилье!

– Спасибо, – кивнул Орлов. – Тогда, быть может, он скажет, когда можно навестить её, и мы заедем по пути в полк или…

– Я полностью полагаюсь на вас, – улыбнулся цесаревич. Он просто не мог заставить себя перестать улыбаться. – Тогда я попрошу вас о последней малости – к вечеру передам вам несколько строк для неё.

– Конечно, ваше высочество. – Орлов кивнул и вопросительно посмотрел на него, и Александр, спохватившись, махнул рукой, давая понять, что на данный момент аудиенция окончена. Всё оказалось даже проще, чем он мог представить. Отчего он решил, что что-то изменится после Италии?

Внутри перемешалось слишком много чувств, чтобы Дмитрий мог дать им объяснение. Он устал переживать при виде счастливого соперника, может, с этим было связано полнейшее равнодушие, с которым граф выслушивал признания цесаревича? А может, дело было в том, что тревога за Натали перевешивала всё, и единственная мысль, которой он жил сейчас – лишь бы у неё всё было хорошо. Лишь бы она была счастлива. Конечно же, визит Александра принесёт ей счастье, и если это та жертва, на которую надо пойти, то он с лёгкостью устроит их встречу. Что же сказала принцесса Натали, чем был вызван её нервический припадок? Судя по тому, как доволен цесаревич, с ним Мария подробностями визита не делилась. Или здоровье Натали пошатнулось вовсе не из-за встречи? В любом случае, до вечера он ничего узнать не мог, как не мог и надеяться на то, что Натали разоткровенничается с ним и расскажет, что произошло.

Так и вышло: Натали замкнулась в себе и последующие три дня упрямо отмалчивалась, односложно отвечая на расспросы, слишком задумчивая, чтобы любая попытка расшевелить не оборачивалась крахом. Но больше напугало Дмитрия, когда на известие о скорой встрече с Александром она разразилась слезами, даже не взглянув поначалу на его письмо. Надежда шевельнулась было, расправила крылья, но быстро утихла при виде потухшего взгляда любимой и её полной отрешённости от мира. Благо, что о визите Вилье стало известно при дворе, и в ближайшее время никто не ждал Орловых на приём или бал, хотя приглашения присылали постоянно, с припиской: Если вы будете в добром здравии.

Прошла неделя, прежде чем конь Александра въехал во двор Орловых, а сам цесаревич спешился и небрежно бросил поводья слуге, обратив нетерпеливый взгляд наверх. Показалось, или в одном из окон мелькнуло бледное лицо? Дмитрий, на правах радушного хозяина, провёл высокого гостя в дом и распорядился накрыть в гостиной, одни из дверей которой выходили на крытую галерею, опоясывавшую крыло.

С серого, изжелта больного неба срывалось что-то, отдалённо напоминающее снег. Сухие, колкие крупинки с печальным стуком сыпались в стёкла, а поднявшийся ветер гнул деревья в парке за домом. Натали, укутавшись в шаль цвета опавшей листвы, неспешно шла вдоль ряда высоких окон, сегодня чувствуя себя как никогда усталой и разбитой. О приезде цесаревича ей не доложили, и графиня направлялась к облюбованному месту – диванчику, стоявшему прямо в конце галереи, утопавшему в густой зелени пышных фикусов в кадках. Когда совсем похолодает, их уберут в зимний сад, а сейчас они маслянисто поблескивали листьями, приглашая разделить своё одиночество.

Невесомо вздохнув, Натали опустилась на диван и обратила свой взгляд в окно, глядя, как по стылой земле перекатывается позёмка. Движение в конце коридора поначалу не привлекло внимания – мало ли, кто из слуг решил сократить путь или поинтересоваться, не нужно ли что хозяйке. Но, чем ближе, тем тревожнее становилось на душе. В конце концов игнорировать нежданного посетителя стало совершенно невозможно, и Натали обернулась, резко впиваясь пальцами в обивку – в полумраке тускло блеснули знакомые эполеты. Она открыла рот, дабы произнести хоть слово, но сердце так больно забилось, что даже дышать стало тяжело. Только и оставалось, что наблюдать за тем, как он становится ближе, как блестят его глаза, как на губах расцветает улыбка. Едва найдя в себе силы, Натали поднялась и протянула руки, переплетая их пальцы, ныряя в его объятия, обнимая, дыша им и не в силах надышаться.

Александр тоже молчал, не находя слов. Просто гладил по спине, зарываясь носом в волосы, прикрыв глаза, наслаждаясь каждым мгновением и не забывая о том, что скоро вновь придёт пора расстаться. А Натали зажмурилась так крепко, что перед глазами полыхнуло багряно-красным, стиснула зубы, лишь бы не разрыдаться. Её сердце, её душа, её мир сейчас были здесь, перед ней, обнимая её. И, судя по прерывистому дыханию и тому, как гулко и стремительно колотилось чужое сердце, Александр полностью разделял её чувства.

Наконец он нехотя отодвинул Натали от себя, беря её лицо в ладони, осторожно целуя. И только спустя минуту, оторвавшись от её губ, хрипло прошептал:

– Я слышал новость, что сделала меня счастливейшим из людей.

– Саша, я…

– Не говори ничего. Просто знай, что я рядом, даже если ты меня не видишь. Всегда рядом.

Он снова поцеловал её, и Натали малодушно позволила себе насладиться последними крупицами счастья перед тем, как всё закончится. Она зарывалась в его волосы руками, притягивая к себе, не желая отпускать ни на секунду, целуя так жадно, словно надеялась нацеловаться впрок. Надышаться, набраться счастьем, чтобы потом по крохам доставать из шкатулки воспоминаний и пытаться поймать отголоски прошлого.

– Ты получила мои письма?

Натали сама не поняла, когда они успели сесть на диван, и теперь её голова покоилась на его плече.

– Да, они прекрасны. – Реальность начала напоминать о себе, выдёргивая из сладкой сказки.

– А ты? Ты писала мне?

«Каждый день!» – хотелось крикнуть, но она не могла. Решение, принятое за неё, лишало права говорить правду. Натали медленно выпрямилась и заговорила, глядя прямо перед собой:

– Я должна сказать тебе одну вещь. Не думаю, что тебе будет приятно её услышать, поэтому…

– Ты пугаешь меня. – Александр коснулся её плеча, но Натали сбросила его руку, дёрнулась, поднимаясь.

– Это не твой ребёнок, Саша, – ровно, медленно произнесла она, не сводя глаз с окна. – Я вышла замуж, это ребёнок мужа. Не твой.

Некоторое время за её спиной было тихо, или это кровь шумела в ушах так сильно, что заглушала все звуки? Наконец раздался шорох – Александр поднялся, встал за её спиной и тихо сказал:

– Ты лжёшь. И я догадываюсь, почему. Это из-за Мари? – Его ладони легли на её плечи, разворачивая, заставляя поднять на него мокрое от слёз лицо. – Это она, – вздохнул он. – Наташа, глупая моя, храбрая моя, – он порывисто прижал её к себе, шепча: – Ты правда решила, что я поверю? Что смогу поверить в то, что ты забыла меня так быстро? Что не увижу, как ты выдираешь из себя эти слова, обливаясь кровью?

– Саша, я… – голос почти не слушался Натали, она почти была готова уступить, к тому же, она сделала всё, что от неё просила принцесса. Лгать дальше не имело смысла. И не было сил.

– Почему ты решилась на этот обман? – Александр крепко обнимал её, не давая поднять глаза. И отчего-то говорить так, прижавшись к его груди, слушая заполошный стук сердца, было проще.

– Сколько, ты думаешь, это сможет продолжаться? И сколько боли мы ещё причиним принцессе?

«И графу», – мысленно добавила она про себя.

– Я не знаю, как жить без тебя, как жить рядом с тобой, но без тебя. Но я научусь. Со временем покину Петербург, останусь воспоминанием.

– Ты никогда не останешься лишь воспоминанием, – прошептал Александр дрожащим голосом. – Ты навсегда поселилась в моём сердце, заняла часть его. Навсегда.

– Неужели мы действительно прощаемся? – Натали вдруг встрепенулась, подняла испуганные глаза. Александр грустно улыбнулся и осторожно поцеловал её в лоб.

– Разве мы можем попрощаться навсегда, Натали? – На миг он стал тем цесаревичем, что когда-то был лишь другом в её глазах. Знакомые нотки проскользнули в голосе, обдав холодом и пониманием – это действительно происходит – они расстаются навсегда. Конечно, они будут видеться на приёмах и балах, но никогда больше не смогут держать друг друга в объятиях, стоять, как сейчас, дыша прерывисто, давясь слезами.

– Ты сильнее меня, гораздо сильнее, – заговорил Александр, спустя несколько минут. – Я не могу заставить себя просто разжать руки, чтобы отпустить тебя. А ты готова уйти, лишь бы другим было счастье…

– Я была счастлива более, чем достаточно. – Натали вновь подняла на него глаза, улыбнулась. – Ты дал мне столько счастья, что воспоминаний о нём хватит на всю оставшуюся жизнь. Каждое мгновение, проведённое рядом с тобой – такое чистое, яркое счастье… Теперь я знаю, что так действительно бывает. Что такая любовь – настоящая, живая. И я ни о чём не жалею. Но за каждое счастье надо платить.

– Несправедливо, – выдохнул Александр, вновь прижимая её к себе, мягко покачивая в кольце рук. – Я мог бы быть твоим мужем, и сейчас ты носила бы моего первенца. И больше никаких условностей и условий, только ты и я. Мечты… А настоящее – вот оно – мы должны расстаться, потому что так надо. Кому-то, кто придумал эти правила задолго до нашего появления. Надо расстаться невзирая на то, что мы любим друг друга. Что столько уже пережили, а теперь…

– Поцелуй меня, – прошептала Натали, и он тут же исполнил эту просьбу, сначала нежно, ласково, но с каждым движением губ углубляя поцелуй, делая его жарким, жадным.

Они тянулись друг к другу с отчаянием обречённых, понимая и не понимая одновременно, что этот поцелуй – последний. Касались друг друга в последний раз, неистово целуя веки, скулы, вновь возвращаясь к губам, чтобы утонуть в сладости чужих губ, напиться чужим дыханием, отогреться чужим теплом…

Александр прислонился лбом к её лбу, тяжело дыша, не открывая глаза. Зашептал прерывисто:

– Я должен идти… Прямо сейчас, потому что иначе буду умолять тебя изменить своё решение… Невозможно – отпустить тебя…

– Подожди, не уходи. – Натали открыла глаза, провела носом по его носу. – Подожди меня, я сейчас.

Она отступила, выныривая из его объятий, подняла шаль, упавшую на пол, и поспешно скользнула в первую попавшуюся дверь. Александр тяжело вздохнул, заложил руки за спину и подошёл к окну. Мог ли он думать, направляясь сюда одним из самых счастливых людей в стране, что вернётся во дворец с зияющей дырой вместо сердца? Пока было сложно представить, но боль от потери уже расправляла крылья, готовясь захватить душу, едва отзвучит последнее «Прощай».

Натали вернулась, держа в руках письма, перевязанные широкой красной лентой. Протянула, ловя его взгляд.

– Это – мои письма. Если они ещё нужны тебе…

Не давая закончить, Александр бережно взял их и, прежде чем спрятать, поцеловал ленту. Попытался улыбнуться, но вместо улыбки получилась жалкая гримаса. Натали подняла руку, коснулась кончиками пальцев его губ и тут же резко отпрянула, покачала головой.

– Я люблю тебя. Позволю сказать это в последний раз. Я люблю тебя.

– Наташа!.. – выдохнул с мучительным стоном он, делая шаг, обнимая отчаянно. – Люблю тебя, так люблю… Сердце моё, жизнь моя, любимая…

Натали застыла в его руках, подалась было всем телом, и вдруг оттолкнула, громко всхлипнув.

– Уходи. Умоляю тебя, уходи скорее!

Она прижала ладонь ко рту, заглушая рвущееся из груди рыдание, пока его силуэт расплывался в дымке слёз, размазывался в сумеречном полумраке, пока он отступал, не в силах повернуться спиной, не сводя с неё глаз, запоминая такой: настоящей, открытой, разделяющей ту же боль, что сейчас рвала его душу. Наконец звякнули шпоры, сверкнули тускло эполеты, тихо прикрылась дверь – Натали осталась одна. Впиваясь обеими ладонями в губы, она согнулась пополам и медленно опустилась на колени, задыхаясь.

========== Глава двадцать вторая ==========

Александр влетел в гостиную, миновал Дмитрия, поднявшегося навстречу, и скрылся в коридоре.

– Не надо меня провожать, граф! – крикнул цесаревич, стоило Орлову выйти следом. Тот растерянно замер, наблюдая, как Александр сбегает по ступеням и, не глядя на склонившихся в поклоне слуг, отрывисто приказывает подать коня, рваными движениями накидывая крылатку на плечи.

Александр бежал отсюда прочь, быстрее, пока ещё были силы и решимость, пока разум принимал желание Натали расстаться, а сердце не вступило в противоречие с разумом. Он хотел покинуть дом, не оборачиваясь, потому что боялся, что голос изменит и взгляд выдаст отчаяние, как предавали сейчас руки, мелко подрагивая. Прикусив щёку, Александр стремительно вышел из дома, вскочил на коня и с трудом удержался, чтобы не обернуться, прекрасно зная, что Натали не увидит ни в одном из окон. Её письма жгли сквозь рубашку, но он точно знал, что не найдёт в себе силы открыть хотя бы одно. Не сейчас. Может, позже, когда утихнет боль и станет легче дышать. Умом он понимал, что решение, тяжесть которого взвалила на себя Натали, правильное. И что лучше расстаться так, сохранив нежную память о счастье, чем дождаться, когда чувства охладеют, а связь станет тяготить. Александр понимал, принимал, смирялся, но легче от этого не становилось. Он столько ждал встречи, надеялся, мечтал, а теперь… Больше никогда не иметь возможности коснуться её, поцеловать, сказать о своих чувствах. Снова запереть глубоко внутри то, что делает его настоящим, живым.

Конь цесаревича нёсся по улице, распугивая прохожих и заставляя кареты испуганно разъезжаться. За ним едва поспевали двое адъютантов, надеясь, что его высочество вернётся во дворец и уж там следить за его безопасностью будет кто-то другой. Но Александр свернул прямо к Неве, миновав Зимний, и резко осадил коня у Троицкого моста. Там, на другой стороне Малой Невы темнела Петропавловская крепость. Острый шпиль подпирал свинцовое небо; там, за толстыми стенами, ожидали своей участи узники, и Александр невольно почувствовал себя одним из них. Обернулся, глядя на громаду дворца за спиной – те же стены, та же безысходность. Ледяной ветер обжигал лицо, острой снежной крупой впиваясь в кожу. Срывал слёзы, едва они появлялись на глазах, и уносил к реке, к крепости, к несвободе… Адъютанты успели здорово замёрзнуть, не решаясь заговорить с цесаревичем, когда над крепостью сверкнуло, вычерчивая абрис шпиля, а следом прогремел гром. Цесаревич вздрогнул, словно опомнился, приходя в себя, развернул коня и направился во дворец. Короткая слабость, которую он мог себе позволить, закончилась, и пришло время вновь быть тем, кем все хотели его видеть: мужем, сыном, наследником.

Натали не знала, откуда у неё взялись силы, какой внутренний сосуд открылся, разливая в душе ледяное спокойствие. Только что она чувствовала, что рассыпается на крохотные кусочки и больше никогда не сможет подняться. Но вот где-то вдалеке прогрохотал гром, словно напоминание о том, что жизнь продолжается. Слёзы закончились резко, только горло всё ещё перехватывало болезненным спазмом, не давая вздохнуть полной грудью. Натали осторожно поднялась, опираясь на диван, и несколько раз глубоко вздохнула. Распрямила плечи, вздёрнула подбородок и уверенным, хоть и медленным, шагом направилась в гостиную.

Здесь ярко пылал камин, и Натали только сейчас поняла, как замерзла в галерее. Она протянула озябшие руки к огню, чувствуя, как пробирается от кончиков пальцев тепло – сейчас думать о таком – простом, приземлённом, было проще всего. Не допускать мыслей об Александре, вообще никаких. Не позволять себе думать о нём как можно дольше, пока перестанет при одном только упоминании его имени перехватывать сердце.

– Натали, всё в порядке? – Дмитрий появился в гостиной минуту назад, и всё это время смотрел, как она пытается согреться, продолжая держать у огня уже начавшие розоветь от жара руки.

– Да, – спокойно ответила Натали и, наконец, отошла от камина. – Вы провожали цесаревича?

– Нет. Он уехал, не простившись. Я… – Он осторожно посмотрел на неё, пытаясь по отсутствующему выражению лица понять, о чём можно спросить. – Я не знаю, мне показалось, он был чем-то расстроен, и я не посмел…

– Мы расстались. – Это прозвучало так сухо и ровно, что, не наблюдай Дмитрий, в каком состоянии была жена последние дни, он бы поверил, что ей абсолютно всё равно.

– Вы?..

– Расстались, Господи, обязательно надо повторять?! – воскликнула Натали, и боль, тщательно скрываемая, на миг прорвалась сквозь безупречный фасад холодной сдержанности. – Простите. – Она быстро взяла себя в руки и даже улыбнулась. – Я не должна была повышать на вас голос, просто сейчас не лучший момент для душевных разговоров. Но я вскоре возьму себя в руки, вот увидите. – Натали смешалась, резко отвернулась, поднеся руку к губам. Вздохнула несколько раз, с отчаянием понимая, что камин перед глазами расплывается и дрожит. – Вот увидите, – прошептала она, – всё будет хорошо. Совсем скоро.

– Натали!.. – Дмитрий подошёл к ней, протянул руку, почти коснувшись, надеясь обнять её, успокоить, но она повела плечом, отступая на шаг, по-прежнему на глядя в его сторону.

– Не надо, прошу вас. Не сейчас. – При мысли о том, что он коснётся её так же, как касался Александр совсем недавно, так, как он никогда больше её не коснётся, хотелось кричать. Скрипнув зубами, Натали вздохнула прерывисто, смахнула быстрым движением слёзы и спросила: – У нас много приглашений? Я бы хотела навестить друзей в ближайшее время. Сможете ли вы составить мне компанию? Думаю, первое время нам бы следовало появляться вдвоём, но посещать не больше двух домов за вечер. Вы согласны?

– Я, признаться, не думал об этом. – Дмитрий и впрямь совершенно не думал о том, как лучше вести себя, куда ездить и кого посещать. Все его мысли по возвращении в столицу были заняты лишь её самочувствием и взаимодействием с императорской семьёй. Теперь же Натали, видимо, горела желанием погрузиться в светскую жизнь Петербурга, пока есть возможность и позволяет состояние. Впрочем, никто не считал предосудительным, когда дама посещала балы и приёмы, пока её положение не становилось слишком очевидным.

Дмитрий понимал желание жены не просто развеяться – погрузиться в круговорот развлечений с такой силой, чтобы забыть обо всём. Он почти физически ощущал её боль, видел её, затаившуюся, в глубине зелёных глаз, в скорбных складках, собиравшихся у губ, когда она полагала, что никто не наблюдает за ней. Пожалуй, никогда ещё Натали не была для него такой яркой, манящей и недоступной, сделавшись тем более далёкой, чем больше проходило времени со дня расставания с цесаревичем. Дни летели за днями, прошёл октябрь, и ноябрь медленно принялся одевать Неву в ледяное убранство.

Натали стояла перед высоким зеркалом, расправляя широкое кружево, из которого поднимались покатые плечи. На шее переливался розовый жемчуг, повторяясь в заколках, что держали причёску и пышные перья в локонах. Подтянув высокие перчатки, Натали сделала пируэт, глядя, как взметнулись юбки. Корсет привычно подчеркнул талию, всё ещё тонкую и стройную, но совсем скоро, через месяц уже, от него придётся отказаться. Приложив руки к животу, Натали зажмурилась на короткий миг, но тут же распахнула глаза и улыбнулась отражению. Нет, она не будет думать ни о чём, кроме бала. Кроме возможности встретить друзей, обсудить новости из дворца и закружиться в вихре танцев.

Порой ей хотелось всё бросить и уехать из столицы. В любое поместье, хоть своё, хоть Дмитрия. Жить там затворницей, в покое, вдали от блеска и шума. И только одно пугало, заставляя снова и снова искать развлечений в гостиных: тишина и мысли, что неминуемо проснутся, стоит ей остаться одной. Мысли, что будут сжирать её изнутри, подтачивая хрупкое душевное равновесие. Сожаления, тоска, боль – Натали боялась этого, малодушно надеясь, что с рождением ребёнка так или иначе станет легче. И тогда она сможет думать о том, что потеряла, без сожалений. Сможет достать его письма, сможет позволить себе вспомнить каждое слово. Сможет говорить о нём без дрожи в голосе. А пока… Уверенно кивнув своему отражению, Натали подобрала меховой палантин и вышла из спальни, встретив мужа у лестницы.

Сегодня Дмитрий предпочёл форме угольно-чёрный фрак, а в изящной булавке для галстука и запонках сияли жемчужины в тон тем, что украшали шею Натали. С мягкой улыбкой он наблюдал за тем, как она приближается, склоняя голову и отвечая улыбкой.

– Что ж, сегодня нас ждут у Бестужевых, а после – приём у княгини Черкесской, я слышал, они привезли троих индусов из последней поездки в Азию.

– Индусов? Откуда? – Натали повернулась к графу спиной, подставляя плечи, на которые он накинул переливчатый атлас, отделанный сизым мехом чернобурки.

– Кажется, из индийских колоний англичан, – ответил Дмитрий, слегка задевая кончиками пальцев её шею. С сожалением отступив, он поспешил натянуть перчатки, позволяя слуге надеть на него крылатку.

Они стали ближе, насколько вообще применимо было это понятие в этих сложных, запутанных отношениях. Каждый вечер на виду у всех, каждый день порознь. «Самая красивая пара в этом сезоне» – с лёгкой руки княгини Воронцовой это звание закрепилось за Орловыми, а острый ум графини вкупе с обходительностью графа делали их желанными гостями любой гостиной. Дмитрий, по всеобщему признанию женской половины высшего общества, был «до умиления влюблён» в свою жену, что расценивалось, как нечто забавное и трогательное. Натали же, знавшая всех и вся, но до замужества почти не водившая тесных знакомств вне дворца, оставалась фигурой в чём-то загадочной, хотя и окружённой романтическим ореолом – как же, покинуть службу при принцессе ради того, чтобы выйти замуж, да ещё и за того, кто, хоть и обладает значительным состоянием, но имеет титул ниже. Конечно же, за этим стояла какая-то история, дознаться до которой ставили себе целью все столичные сплетницы, но пока что всё выходило так, будто княжна и впрямь вышла за Орлова, следуя велению сердца.

– Слишком гладко всё выглядит, – скучающе протянула княгиня Черкесская, наблюдая за тем, как чета Орловых обходит зал, здороваясь с гостями. – Она не выглядит счастливой.

– Будто вы много знаете счастливых пар, – усмехнулась графиня Вронская, провожая взглядом статного офицера из императорского полка.

– Может, и не много, – пожала плечами княгиня. – Но разочарование жизнью в женских глазах я, представьте себе, читаю с лёгкостью.

– С вашим воображением вам бы писать романы! Уверена, они будут иметь успех!

Большой зал был полон гостей. Бесшумно сновали слуги с подносами, заставленными напитками и лёгкими закусками. Наверху, на открытой галерее, музыканты настраивали инструменты. Шуршали юбки, звенели бокалы, то тут, то там раздавался смех – вечер был в самом разгаре, сегодня здесь собрался весь Петербург. Поэтому, когда объявили о приезде Александра Николаевича и Марии Александровны, княгиня Черкесская зарделась от удовольствия, в то время, как Натали побледнела, едва не выронив бокал.

Это была их первая встреча. Слишком рано, ещё по живому, по ранам, что не успели даже начать затягиваться. Натали показалось, что время застыло, звуки утихли и даже свет стал слабее. Только в ушах что-то протяжно звенело. А в следующую секунду он встретился с ней взглядом, застыл на короткий миг, грустная улыбка скользнула по губам, и вот цесаревич уже отвернулся, здороваясь с канцлером.

Натали знала, что будет тяжело, но не подозревала даже, что настолько. Словно кто-то со всей силы ударил в живот, выбил весь воздух из лёгких, выбросил, как рыбу, на берег, заставив беспомощно открывать рот в надежде вздохнуть снова. Он был рядом, совсем близко, родной, из её снов, из её прошлого. И Натали тянуло к нему, словно магнитом, и взгляд то и дело выхватывал его в толпе, пока не наткнулся на другой, взволнованный, – принцессы.

– Боюсь, нам надо подойти и выразить своё почтение. – Дмитрий возник из-за спины, подставляя локоть и уверенно подводя Натали к Александру и Марии.

– Ваше высочество. – Натали присела в неглубоком реверансе, протягивая руку для поцелуя. – Не ожидали вас встретить сегодня.

– Это была моя идея, – сказала Мария, скользя лихорадочным взглядом от мужа к Натали и обратно. Но оба они упорно отводили глаза, смотря куда угодно, только не друг на друга. Александр мазнул губами по её руке и тут же отпустил, пробормотав:

– Не самая удачная.

– Я рада видеть тебя в добром здравии, – вновь заговорила Мария, нервно улыбнувшись. – Говорят, ты была нездорова.

– Спасибо, теперь всё в порядке. После вашего визита мне стало гораздо лучше. – Натали вложила в улыбку как можно больше сердечности и вновь присела. – С вашего позволения.

Дмитрий кивнул, уводя Натали как можно дальше, пока она вцепилась в его руку, даже не заметив этого. Сердце рвалось обратно, к нему. Просто стоять рядом, слушать голос, быть может, обменяться парой ничего не значащих фраз. Чувствовать его, дышать им. Жить им.

– Быть может, вы хотите домой? – тихо спросил Дмитрий. Натали встрепенулась.

– Так скоро? Что подумает княгиня?

– Что вам стало нехорошо. А может, – он склонился к её уху, пронзая глазами княгиню Черкесскую, – что муж-самодур увёз вас домой, изнывая от ревности.

Натали невольно улыбнулась, покачала головой.

– Вы действительно желаете себе подобной славы?

– А вы действительно сможете провести здесь всю ночь? – Дмитрий почувствовал, что начинает раздражаться. Что за склонность к причинению боли самой себе? Натали приподняла бровь и холодно улыбнулась:

– Вы во мне сомневаетесь, граф?

Она должна была это пережить. Чтобы доказать самой себе, что сможет. Чтобы сделать крохотный шажок к новой жизни. И она старалась, хотя чувствовала его взгляд на себе. Он прожигал сквозь платье, горел на коже, проникая к сердцу. Подойти бы ближе, коснуться руки, хотя бы мимолётно… Ради чего она лишила их этой малости? Ради того, чтобы сейчас со спокойным равнодушием смотреть в глаза принцессе? Стоило ли оно того? Они больше не принадлежали друг другу, но тянулись, невольно, раз за разом оказываясь рядом.

– Это невыносимо, – прошелестело прямо над ухом. Натали вздрогнула, но Александра уже не было рядом – он успел отойти на несколько шагов и теперь непринуждённо разговаривал с отставным генералом. По телу пробежала дрожь, обдала знакомой, тёплой волной, сворачиваясь внизу живота. Натали прикрыла глаза, коротко выдохнула и тут же их распахнула, находя взглядом мужа. Нет, она не станет заново через всё это проходить. Снова обманывать, скрываться, потому что вновь выплыть из этих чувств не сможет. Ещё одно слово, один жест – и она станет молить о том, чтобы они снова были вместе…

– Прошу вас, мне нужно домой, – прошептала Натали, когда Дмитрий подошёл. – Вы можете остаться, а я вернусь.